Кинг сел на один из стульев и проверил, все ли на месте. Он заметил, что волоски, которые он аккуратно пристроил на бритве, отсутствовали. «Сволочи! – подумал он. – Какого черта я должен подвергаться риску подцепить их заразу?!» Но ничего не сказал вслух, просто отметил про себя, что бритву надо в будущем запирать.
   – Привет, – поздоровался Текс. – Ты занят?
   «Занят» было еще одним паролем. Это слово означало: «Готов ли ты взять посылку?»
   Кинг улыбнулся, утвердительно кивнул, и Текс осторожно передал ему ронсоновскую зажигалку.
   – Спасибо, – сказал Кинг. – Хочешь сегодня мой суп?
   – Верное дело, – ответил Текс и ушел.
   Кинг лениво рассматривал зажигалку. Как и говорил майор, она была почти новой. Непоцарапанной. Срабатывала каждый раз. И очень чистая. Он раскрутил винт, удерживающий камень, и проверил его. Это был дешевый местный камень, почти сносившийся, поэтому он открыл ящик для сигар на полке, нашел коробку с ронсоновскими камнями и вставил новый в зажигалку. Кинг нажал на рычажок, и зажигалка сработала. Он осторожно отрегулировал фитиль и остался доволен результатом. Зажигалка не была подделкой, и наверняка за нее можно будет получить восемьсот-девятьсот долларов.
   Со своего места он видел молодого человека и малайца... Они по-прежнему оживленно болтали.
   – Макс, – позвал он тихо.
   Макс поспешил к нему.
   – Да?
   – Видишь вон того парня? – спросил Кинг, кивая на окно.
   – Какого? Малайца?
   – Нет. Другого. Приведи его ко мне, ладно?
   Макс выскочил из окна и пересек дорожку.
   – Эй, англичанин! – грубо окликнул он молодого человека. – Кинг хочет видеть тебя. – И ткнул большим пальцем в сторону хижины. – Сейчас же.
   Молодой человек уставился на Макса широко раскрытыми глазами, потом проследил за направлением его большого пальца, указывающего на хижину американцев.
   – Меня? – спросил он недоверчиво, переведя взгляд на Макса.
   – Да, тебя, – нетерпеливо ответил Макс.
   – Зачем?
   – Откуда мне знать, черт побери?
   Молодой человек нахмурился, глядя на Макса. Лицо его напряглось. Подумав секунду, он повернулся к Сулиману, малайцу.
   – Нанти-лах, – произнес он.
   – Бик, туан, – ответил Сулиман, приготовившись ждать. Потом добавил по-малайски:
   – Будь начеку, туан. И иди с Богом.
   – Я не боюсь, мой друг, но спасибо тебе за заботу, – сказал человек, улыбаясь. Он встал и последовал за Максом в хижину.
   – Вы хотели меня видеть? – спросил он, подходя к Кингу.
   – Привет, – откликнулся Кинг, улыбаясь. Он заметил настороженные глаза молодого человека. Это доставило ему удовольствие, потому что такое выражение глаз было редкостью. – Садитесь. – Кивком головы он отпустил Макса. Остальные, не дожидаясь указаний, отошли в сторону, чтобы дать Кингу возможность поговорить наедине.
   – Давайте, садитесь, – радушно предложил Кинг.
   – Благодарю.
   – Хотите сигарету?
   Глаза молодого человека расширились, когда он увидел, что ему предлагают «Куа». Поколебавшись, взял. Его удивление возросло, когда Кинг щелкнул ронсоновской зажигалкой, но он попытался скрыть его и глубоко затянулся сигаретой.
   – Вот хорошо. Очень хорошо, – сказал он, наслаждаясь. – Благодарю.
   – Как вас зовут?
   – Марлоу. Питер Марлоу. – Потом иронически добавил :
   – А вас?
   Кинг рассмеялся. «Хорошо, – подумал он, – у парня есть чувство юмора, и он не из тех, кто лижет задницу». Отметив это про себя, Кинг спросил:
   – Вы англичанин?
   – Да.
   Кинг никогда раньше не встречал Питера Марлоу, но в этом не было ничего необычного, ведь десять тысяч лиц были так похожи друг на друга. Он молча рассматривал Марлоу, и в ответ его изучали холодные голубые глаза.
   – «Куа» – лучшие сигареты здесь, – сказал наконец Кинг. – Конечно, их нельзя сравнить с «Кэмел». Американская марка. Лучшая в мире. У вас они когда-нибудь были?
   – Да, – ответил Марлоу, – но на мой вкус они слегка суховаты. Моя марка – это «Голд Флейк». – Потом вежливо добавил:
   – Как я полагаю, это дело вкуса.
   Снова наступило молчание. Питер Марлоу ждал, пока Кинг скажет, зачем он хотел его видеть. Марлоу подумал, что ему нравится Кинг, несмотря на его репутацию. Питеру нравились искры юмора, блестевшие в глазах Кинга.
   – Вы очень хорошо говорите по-малайски, – сказал Кинг, кивая в сторону терпеливо ожидающего малайца.
   – Думаю, не очень плохо.
   Кинг подавил раздражение, вызванное неизменной английской привычкой принижать свои достоинства.
   – Вы выучили его здесь? – терпеливо допытывался Кинг.
   – Нет. На Яве. – Марлоу нерешительно огляделся по сторонам. – У вас тут подходящее местечко.
   – Люблю жить с удобствами. Как вам этот стул?
   – Хороший. – В глазах мелькнуло удивление.
   – Стоил мне восемьдесят баксов, – гордо объяснил Кинг. – Год назад.
   Марлоу пристально посмотрел на Кинга, пытаясь понять, не шутит ли он, называя ему такую цену, но лицо Кинга выражало только довольство и очевидную гордость. «Странно, – подумал он, – говорить подобные вещи незнакомому человеку».
   – Он очень удобен, – подтвердил он, скрывая смущение.
   – Я собираюсь завтракать. Хотите составить мне компанию?
   – У меня только что был... завтрак... – осторожно ответил Марлоу.
   – Вероятно, вы можете съесть еще что-нибудь, например, яйцо.
   После этого Питер Марлоу не мог больше скрывать свое удивление и широко открыл глаза. Кинг улыбнулся и решил, что стоило пригласить его поесть, чтобы увидеть подобную реакцию. Он опустился на колени перед своей черной коробкой и осторожно отпер ее.
   Ошеломленный Марлоу уставился на содержимое коробки. Полдюжины яиц, пакеты с кофейными зернами. Стеклянные банки с очень вкусными восточными сладостями. Бананы. По крайней мере фунт яванского табака. Десять или одиннадцать пачек «Куа». Стеклянная банка, полная риса. Другая банка с бобами. Масло. Много лакомств, завернутых в банановые листья. Он уже несколько лет не видел такого изобилия.
   Кинг вынул масло, два яйца и запер коробку. Когда он оглянулся на Питера Марлоу, увидел, что глаза его снова стали настороженными, а лицо спокойным.
   – Как вам подать яйцо? Поджарить?
   – Мне кажется, будет нечестным, если я приму предложение. – Питеру было трудно говорить. – Я имею в виду, что вы не предлагаете яйца просто так.
   Кинг улыбнулся. Это была добрая улыбка, и Питеру стало легче.
   – Не думайте об этом. Отнесите это на счет «руки помощи из-за океана» – ленд-лиза.
   Вспышка раздражения промелькнула на лице англичанина, мускулы его челюсти затвердели.
   – В чем дело? – резко спросил Кинг.
   – Ничего, – помолчав, ответил Марлоу. Он посмотрел на яйцо. Ему не полагалось яйца в течение шести дней. – Если вы считаете, что я не введу вас в расход, я хотел бы яичницу.
   – Будет сделано, – сказал Кинг. Он понимал, что где-то допустил ошибку, потому что раздражение гостя было неподдельным. «Непонятные люди эти иностранцы, – думал он. – Никогда не знаешь, как они отреагируют». Он поставил электроплитку на стол и включил вилку в розетку.
   – Здорово, а? – сказал он весело.
   – Да.
   – Это Макс собрал ее для меня, – сказал Кинг, кивая в сторону выхода.
   Питер взглянул туда. Чувствуя, что на него смотрят. Макс поднял голову.
   – Тебе что-нибудь нужно?
   – Нет, – ответил Кинг. – Просто рассказываю ему, как ты сделал спираль для плитки.
   – А! Она работает нормально?
   – Конечно.
   Питер встал и, высунувшись из окна, крикнул по-малайски:
   – Я прошу тебя не ждать, увидимся завтра, Сулиман.
   – Очень хорошо, туан, да будет мир с тобой.
   – И с тобой тоже. – Питер улыбнулся и снова сел, а Сулиман ушел.
   Кинг аккуратно разбил яйца и выпустил их содержимое в нагретое масло. Желток был яркого цвета, окружающее его желе брызгалось, потрескивало, и начало схватываться, и сразу же шипенье заполнило всю хижину. Эти звуки захватили умы, захватили сердца и вызвали выделение желудочного сока. Но никто ничего не сказал и ничего не сделал. Не считая Текса. Он заставил себя встать и уйти из хижины.
   Многие, проходя по тропинке мимо, чувствовали этот аромат, и это вызывало новые приступы ненависти к Кингу. Запах потянулся вниз, по склону холма, и достиг хижины военной полиции. Грей и Мастерс сразу поняли, откуда он тянется.
   Испытывая тошноту, Грей встал и пошел к двери. Он собирался обойти лагерь, чтобы не чувствовать этого запаха. Потом передумал и вернулся.
   – Пошли, сержант, – сказал он. – Нанесем визит американцам. Сейчас самое время проверить то, что рассказывал Селларс.
   – Хорошо, – сказал Мастерс, почти сломленный запахом.
   – Чертов ублюдок мог бы по крайней мере готовить до завтрака, а не после, когда до обеда еще пять часов.
   – Американцы сегодня во второй смене. Они еще не ели.
   В американской хижине ее обитатели продолжали заниматься своими делами. Дино постарался заснуть, Курт продолжил шить, возобновилась игра в покер, а Миллер и Байрон Джонс III возобновили свою нескончаемую партию в шахматы. Но шипение яичницы разрушило душевное спокойствие, отчего Курт вогнал иголку себе в палец и грязно выругался, Дино утратил охоту спать, а Байрон Джонс III потрясенно наблюдал, как Миллер забрал его королеву паршивой пешкой.
   – Господи, – сказал Байрон Джонс Щ, не обращаясь ни к кому, поперхнувшись. – Хотел бы я, чтобы пошел дождь.
   Никто не ответил. Потому что никто ничего не слышал, кроме шипения и потрескивания.
   Кинг был тоже сосредоточен. Он наблюдал за сковородой. Он гордился, что лучше него никто не может пожарить яичницу. По его мнению, яичница должна готовиться профессионалом, и быстро, хотя и не слишком.
   Кинг оторвался от стряпни и улыбнулся Марлоу, но глаза последнего были прикованы к яйцам.
   – Бог мой, – сказал он тихо, и это прозвучало, как молитва, а не как богохульство. – Так замечательно пахнет.
   Кинг был доволен.
   – Подождите, пока я кончу. И тогда поймете, что это самая растреклятая яичница, из всех, которые вы вообще когда-либо видели. – Он осторожно поперчил яйца, потом добавил соли. – Вам нравится готовить? – спросил он.
   – Да, – ответил Питер Марлоу. Его собственный голос звучал совершенно незнакомо для него самого. – Для своей группы большую часть готовки делаю я.
   – Как вам хочется, чтобы вас звали? Пит? Питер?
   Питер Марлоу скрыл свое удивление. Только проверенные и верные друзья зовут тебя по имени, как еще можно тогда отличить друзей от просто знакомых? Он взглянул на Кинга, но увидел дружелюбное выражение его лица и, вопреки самому себе, сказал:
   – Питер.
   – Откуда вы родом? Где ваш дом?
   «Вопросы, вопросы, – подумал Питер Марлоу. – Потом он захочет знать, женат ли я или сколько у меня на счету в банке». Любопытство подсказывало ему принять вызов Кинга, и он чуть ли не ругал самого себя за проявленный интерес. На него умиротворяюще действовало великолепие шипящей яичницы.
   – Портчестер, – ответил он. – Это маленькая деревушка на южном побережье. В Хемпшире.
   – Вы женаты, Питер?
   – А вы?
   – Нет. – Кинг продолжил бы, но яичница была готова. Он снял сковородку с плитки и кивнул Марлоу. – Тарелка сзади вас, – сказал он. Потом, очень гордый, добавил:
   – Взгляните сюда!
   Это была лучшая яичница из тех, которые когда-либо видел Марлоу, поэтому он сделал Кингу самый большой комплимент, который мог позволить себе англичанин.
   – Неплохо, – бесстрастно сказал он. – Я считаю, что совсем неплохо, – и взглянул на Кинга, сохраняя такое же безразличие на лице, как и в голосе, и тем самым подчеркивая похвалу.
   – О чем, черт возьми, вы говорите, сукин вы сын? – яростно воскликнул Кинг. – Это самая лучшая яичница, которую вы когда-либо видели в своей жизни!
   Питер Марлоу был потрясен. В хижине повисла мертвая тишина. Она была взорвана неожиданным свистом. Дино и Миллер мгновенно вскочили и бросились к Кингу, а Макс встал у порога. Миллер и Дино задвинули кровать Кинга в угол, сняли коврики и засунули их под матрас. Потом они пододвинули другие кровати ближе к кровати Кинга так, что теперь, как и каждый пленный в Чанги, Кинг получил пространство размером четыре на шесть футов. В дверном проеме стоял лейтенант Грей. За ним нервно шагал сержант Мастерс.
   Американцы уставились на Грея, и, замешкавшись на минуту, что позволило им прийти в себя, все встали. После такой же оскорбительной паузы Грей небрежно отдал честь и сказал:
   – Вольно.
   Питер Марлоу был единственным, кто не шевельнулся и продолжал сидеть.
   – Встаньте, – прошипел Кинг, – он накажет вас на всю катушку. Встаньте! – По своему богатому опыту он понял, что Грей находится во взвинченном состоянии. В кои-то веки Грей не сверлил Кинга взглядом. Глаза лейтенанта целиком сосредоточились на Питере Марлоу, и даже Кинг вздрогнул.
   Не торопясь, Грей прошелся по хижине, до тех пор, пока не дошел до Питера Марлоу. Оторвав от него взгляд, он в течение нескольких долгих секунд пристально смотрел на яичницу. Потом взглянул на Кинга и снова на Марлоу.
   – Вы ведь далеко от дома, не так ли, Марлоу?
   Марлоу вынул свою коробочку с табаком и положил щепотку табака на кусочек листа. Он свернул самокрутку и поднес ее к губам. Долгая пауза подействовала на Грея как пощечина.
   – О, старина, не знаю, – мягко ответил Марлоу. – Разве вы не считаете, что англичанин всегда дома, где бы он ни был?
   – Где ваша повязка?
   – На поясе.
   – Считается, что она должна быть на рукаве. Таков приказ.
   – Это японские приказы. Мне они не нравятся, – возразил Марлоу.
   – Это также и лагерные приказы, – ответил Грей.
   Их голоса были совершенно спокойными. Американцам казалось, что они лишь слегка раздражены, но Грей понял, как обстоят дела. Понял это и Питер Марлоу. Это было объявлением войны между ними. Марлоу ненавидел японцев, а Грей, по его мнению, являлся их представителем, потому что Грей претворял в жизнь лагерные приказы, которые также были и японскими приказами. Безжалостно. Между ними существовала и более глубокая ненависть, врожденная классовая ненависть. Питер Марлоу знал, что Грей презирает его за происхождение и произношение, которые были предметом зависти Грея, но которые для него недостижимы.
   – Наденьте ее! – Грей имел право приказать сделать это.
   Марлоу пожал плечами, вытащил повязку и прицепил ее около левого локтя. На повязке было обозначено его звание. Капитан Королевских военно-воздушных сил.
   Глаза Кинга расширились. Господи, он же офицер, подумал Кинг, а я хотел было попросить его...
   – Очень жаль прерывать ваш завтрак, – говорил Грей. – Но, кажется, кто-то что-то потерял.
   – Что-то потерял? – Господи, чуть было не закричал Кинг. Ронсон! О, мой Бог, кричал его страх. Избавься от этой чертовой зажигалки.
   – В чем дело, капрал? – спросил Грей, заметив пот, выступивший на лице Кинга.
   – Здесь жарко, не так ли? – вяло произнес Кинг. Он чувствовал, как его накрахмаленная рубашка набухает от пота. Он понимал, что против него фабрикуют дело. И что Грей играет с ним. Про себя он быстро прикинул, не рискнуть ли сбежать, но между ним и окном находился Марлоу, и Грей мог легко поймать его, а бегство означало признание вины.
   Он видел Грея, говорящего что-то, и понял, что балансирует между жизнью и смертью.
   – Что вы сказали, сэр? – и слово «сэр» не прозвучало оскорбительно, потому что Кинг смотрел на Грея с недоумением.
   – Я сказал, что полковник Селларс сообщил о краже золотого перстня! – злобно повторил Грей.
   На мгновение Кинг почувствовал облегчение. Дело вовсе не в Ронсоне! Паника из-за ничего! Просто этот чертов перстень Селларса. Он продал его три недели назад по просьбе Селларса и получил мизерную прибыль. Итак, значит, Селларс сообщил о краже? Лживый сукин сын.
   – Вот это да, – усмехнувшись, сказал он, – вот это здорово, крепко. Украден. Можете ли вы себе это представить!
   – Да, я могу, – резко сказал Грей. – А вы?
   Кинг промолчал, но ему хотелось улыбаться. Дело не в зажигалке. Он спасен!
   – Вы знаете полковника Селларса? – осведомился Грей.
   – Немного, сэр. Я играл с ним в бридж, раз или два. – Сейчас Кинг был совершенно спокоен.
   – Он когда-нибудь показывал вам перстень? – неутомимо наступал Грей.
   Кинг основательно покопался в памяти. Полковник Селларс показывал ему перстень дважды. Один раз, когда просил Кинга продать перстень для него, второй раз, когда он ходил оценивать перстень.
   – О, нет, сэр, – невинно сказал он. Кинг знал, что он в безопасности. Свидетелей не было.
   – Вы уверены, что никогда не видели его? – сказал Грей.
   – О, да, сэр.
   Грею внезапно стало плохо от этой игры в кошки-мышки, и его затошнило от голода из-за яичницы. Он бы сделал все что угодно, все что угодно, хотя бы за половину яичницы.
   – Не найдется ли у вас огонька. Грей, старина? – сказал Питер Марлоу. Он не захватил с собой своей кустарной зажигалки. А ему хотелось закурить. Очень хотелось. Его нелюбовь к Грею иссушила ему губы.
   – Нет. «Надо иметь свою зажигалку», – сердито подумал Грей, собираясь уходить. И тут он услышал, как Питер Марлоу говорит Кингу:
   – Могу ли я воспользоваться вашей ронсоновской зажигалкой?
   Грей медленно повернулся. Марлоу улыбался Кингу.
   Казалось, что эти слова повисли в воздухе. Потом раскатились по всем углам хижины.
   Потрясенный Кинг стал искать спички, чтобы потянуть время.
   – Она в вашем левом кармане, – сказал Марлоу.
   И в это мгновение Кинг жил, умер и родился снова.
   Люди в хижине не дышали. Потому что им предстояло увидеть, как из Кинга делают отбивную. Им предстояло увидеть, как Кинга поймают, схватят и уведут, что было самым невозможным из всех невозможных вещей. И тем не менее – вот Грей, рядом с ним Кинг и рядом человек, который подставил Кинга – и положил его как ягненка на жертвенник Грея. Кто-то из мужчин пришел в ужас, кто-то злорадствовал, некоторые были огорчены, а Дино со злостью подумал: «Господи, ведь завтра мой черед охранять ящик!»
   – Почему бы тебе не дать ему прикурить? – предложил Грей. Чувство голода прошло, и ему на смену пришло чувство воодушевления. Грей знал, что в списке не было ронсоновской зажигалки.
   Кинг вынул зажигалку и дал Питеру прикурить. Пламя, на котором ему предстояло сгореть, было чистым и ровным.
   – Благодарю, – улыбнулся Питер Марлоу и только сейчас осознал чудовищность своего поступка.
   – Итак, – произнес Грей, забирая зажигалку. Слово прозвучало торжественно, окончательно и яростно.
   Кинг не ответил, потому что не могло быть ответа. Он просто ждал, и сейчас, когда он был приговорен, страха он не ощущал, только ругал себя за глупость. Человек, который погиб по своей собственной глупости, не имеет права называться человеком. И не имеет права называться королем, потому что сильнейший всегда верховодит, применяя не только силу, а пользуясь хитростью, силой и удачей одновременно.
   – Откуда у вас эта штука, капрал? – Вопрос Грея прозвучал ласково.
   Желудок Питера Марлоу вывернулся наизнанку, мысль его отчаянно работала, а потом он произнес:
   – Зажигалка моя. – Он понимал, что звучит неубедительно, поэтому быстро прибавил:
   – Мы играли в покер. Я проиграл ее. Как раз перед завтраком.
   Грей, Кинг и все остальные уставились на него в изумлении.
   – Вы что сделали? – переспросил Грей.
   – Проиграл ее, – повторил Марлоу. – Мы играли в покер. У меня был стрит[10]. Расскажите ему, – резко сказал он Кингу, отдавая ему инициативу.
   Кинг еще не пришел в себя, но реакция его не подвела. Рот открылся, и он сказал:
   – Мы играли в «стад»[11]. У меня был фул и...
   – Какой был расклад?
   – Двойка на тузах, – вмешался без колебаний Питер Марлоу.
   Что, черт возьми, означает «стад»? – спрашивал он сам себя.
   Кинг вздрогнул, несмотря на замечательную способность к самоконтролю. Он уже собирался сказать «короли или дамы» и знал, что Грей заметил эту дрожь.
   – Вы лжете, Марлоу!
   – Ну, Грей, старина, что за выражения? – Питер Марлоу тянул время. – «Что, черт возьми, означает „стад“?»
   – Это была трагедия, – сказал Питер Марлоу, наслаждаясь острыми ощущениями страшной опасности. – Я думал, что моя карта сильней. У меня был стрит. Вот почему я поставил зажигалку. Расскажите вы ему, – резко бросил он Кингу.
   – По каким правилам играют в «стад», Марлоу?
   Тишину разорвал гром, прогремевший на горизонте. Кинг открыл рот, но Грей остановил его.
   – Я спросил Марлоу, – угрожающе заявил он.
   Питер не знал, что говорить. Он взглянул на Кинга, и, хотя по его глазам ничего нельзя было понять, Кинг понял.
   – Давайте, – быстро проговорил Марлоу. – Давайте покажем ему.
   Кинг немедленно потянулся за картами и без колебания начал:
   – Она была у меня в прикупе... Грей в ярости обернулся.
   – Я просил, чтобы Марлоу рассказал мне. Еще одно твое слово, и я посажу тебя под арест.
   Кинг промолчал. Он только молился, чтобы этой зацепки оказалось достаточно.
   «Прикупная карта» – запечатлелось в глубинах памяти Марлоу. И он вспомнил. Сейчас он вспомнил правила и начал разыгрывать Грея.
   – Ну, – начал он обеспокоенно, – это похоже на любую другую игру в покер. Грей.
   – Объясните мне просто, как надо в него играть! – Грей решил, что он поймал их на лжи.
   Питер Марлоу посмотрел на него жестким взглядом. Яичница начала остывать.
   – Что вы пытаетесь доказать, Грей? Любому дураку известно, что четыре карты кладутся рубашкой вниз, а одна наоборот – та, что в прикупе.
   Вздох пронесся по хижине. Грей понял, что сейчас он уже ничего не может поделать. Его довод должен быть весомее доводов Марлоу, и он знал, что даже здесь, в Чанги, ему надо играть тоньше.
   – Ладно, – сказал он угрюмо, переводя взгляд с Кинга на Марлоу. – Любой дурак знает это. – И отдал зажигалку Кингу. – Прослежу, чтобы она была внесена в список.
   – Да, сэр. – Сейчас, когда все кончилось, Кинг позволил себе расслабиться.
   Грей в последний раз посмотрел на Питера Марлоу, – во взгляде его читались одновременно надежда и угроза.
   – Старые школьные друзья весьма гордились бы вами сегодня, – бросил он с презрением и пошел к выходу из хижины, сопровождаемый Мастерсом, шаркающим ногами.
   Марлоу посмотрел вслед Грею, а когда Грей выходил из хижины, обратился чуть громче, чем нужно, к Кингу, по-прежнему следя за Греем.
   – Могу я воспользоваться вашей зажигалкой, моя сигарета погасла? – Но Грей не сбился с шага и не оглянулся. Надежный парень, угрюмо подумал Марлоу, хорошие нервы – надежный товарищ, которого надо иметь рядом с собой в смертельном бою. И враг, которого надо ценить.
   Кинг присел. Питер Марлоу забрал зажигалку из его ослабевшей руки и прикурил. Кинг нащупал пачку «Куа», сунул сигарету в рот, не замечая ее. Марлоу нагнулся за зажигалкой и щелкнул ею. Кингу понадобилось много времени, чтобы сосредоточить свой взгляд на пламени, и тогда он увидел, что рука Марлоу трясется так же, как и его собственная. Он оглядел хижину, в которой люди застыли как статуи, не отрываясь глядя на него. Он почувствовал холодок от пота на плечах и влажность рубашки.
   Снаружи донеслось звяканье мисок. Дино встал и с надеждой посмотрел на улицу.
   – Завтрак, – радостно воскликнул он. Немая сцена кончилась, люди покидали хижину с посудой в руках. Остались только Питер Марлоу и Кинг.

Глава 3

   Оба сидели некоторое время, приходя в себя. Потом Марлоу сказал нетвердо:
   – Боже, нас почти поймали!
   – Ага, – согласился Кинг после паузы. Он непроизвольно содрогнулся вновь, потом вынул две десятидолларовые бумажки и положил их на стол.
   – Вот, – сказал он, – это за сегодня. Но с сегодняшнего дня вы на довольствии. Двадцать в неделю.
   – Что?
   – Я буду платить вам двадцать в неделю. – Кинг минуту подумал. – Думаю, что вы правы, – сказал он, приятно улыбаясь. – Это стоит большего. Пусть будет тридцать. – Потом бросил взгляд на нарукавную повязку и добавил:
   – Сэр.
   – Вы можете по-прежнему звать меня Питером, – сказал Марлоу раздраженно. – И запомните: я не хочу ваших денег. – Он встал и собрался уходить. – Благодарю за сигарету.
   – Эй, подождите-ка минутку, – сказал удивленный Кинг. – Какой черт в вас вселился?
   Питер Марлоу посмотрел на Кинга, и глаза его гневно вспыхнули.
   – За кого вы, черт возьми, принимаете меня? Заберите ваши деньги и засуньте их куда-нибудь.
   – Мои деньги чем-нибудь не хороши?
   – Нет. Только ваши манеры!
   – С какого времени манеры стали иметь что-то общее с деньгами?
   Марлоу резко развернулся, чтобы уйти. Кинг вскочил и встал между ним и выходом.
   – Минутку, – сказал он напряженно. – Мне кое-что надо узнать. Почему вы покрыли меня?
   – Ну, это очевидно, не так ли? Из-за меня вы влипли. Я не мог бросить вас. За кого вы меня принимаете?
   – Не знаю. И пытаюсь это выяснить.
   – Это была моя ошибка. Извините.
   – Вам не за что извиняться, – резко сказал Кинг. – Это была моя ошибка. Я повел себя глупо. Это к вам не имеет отношения.
   – Неважно. – Лицо Марлоу было таким же холодным, как и его глаза. – Но, должно быть, вы считаете меня полным дерьмом, если полагаете, что я позволил бы вас распять. И еще большим дерьмом, если думаете, что я хочу денег от вас за свою неосторожность. Я ни у кого их не беру!