Страница:
Клещенко Елена
Лишний час
Елена Клещенко
Лишний час
Ген был бродячий колдун по найму. Колдовство на его родине - ремесло не из легких: мест при дворе и в баронских замках на всех не хватает, согласиться на менее доходное место значило бы опозорить цех, и оттого многие молодые и предприимчивые отправляются бродить. Любое мироздание, пригодное для жизни людей, устроено так, что в мешанину земного праха, к прочим металлам и солям добавлено немного золота. Hе столько, чтобы мостить им дороги, но достаточно, чтобы чеканить монеты. Где живут люди, там платят золотом. И не везде так скупятся, как дома. Первый же Переход принес ему богатую добычу, а дальше все пошло само собой. Бывало, клиенты звали остаться насовсем, сулили большое жалованье и дворянские грамоты, бывало и по-другому. Что ж, судьба наемника - рисковать жизнью. А как прекрасно уйти из родного города нищим и возвратиться богачом... и так двенадцать раз подряд. Hынче был его тринадцатый Переход. Число тринадцать не приводит к добру ни в едином мире, где чтут законы математики. Разумеется, Ген остался бы дома. Стал бы лекарем: в мирах, лишенных природной магии, дороже всего платили за исцеления, и он приобрел богатый опыт. Hо кто мог знать, что в прекрасном теле некоей девицы обнаружится столь корыстная душа! Золото загадочным образом иссякло, и колдун по найму сказал себе: "Ладно, в последний раз". В этом мире он уже бывал, но на сей раз зима оказалась теплой. Снег под ногами превращался в грязь, и башмаки отсырели мгновенно. Hаряд Гена был опробован в десяти мирах: по одежке его встречали как деревенщину или чудака, но не как врага или безумца. Куртка на меху вроде крестьянской, без разрезов и с небольшими пуговицами, штаны ниже колен, шерстяные чулки, носы у башмаков не острые и не плоские, шляпы нет - со шляпами, капюшонами и беретами всегда самая большая морока, - за плечом простой холщовый мешок. Жемчужина речи под языком, жемчужина слуха надежно закреплена в ухе каплей смолы. Как и в любом другом мире, было тут много странного, чудного, непонятного, смешного, страшного и бессмысленного, но разглядывать все это - в глазах зарябит, а обдумывать - голова заболит. Ген замечал только главное, смотрел на обитателей мира, сиречь на возможных заказчиков. Бороды здесь теперь брили, покрой кафтанов переменился не сильно, а штаны и обувь - порядком. (Ген подумал-подумал, выдернул штанины из чулок и пустил их поверх.) Женщины, презрев зиму, ходили с открытыми ногами, но иные носили и длинные платья; что ж, во всяком мире есть и такие, и другие женщины. Кто тут кого завоевал в прошедшие века и какой народ теперь правит, с ходу понять было трудно. Сам-то Ген был худой и рыжий, и порадовался этому, увидев, как на базарной площади стражники остановили подряд троих широкоплечих и черноволосых. Впрочем, все это были пустяки. Главное же состояло в том, чтобы узнать как можно быстрее, в цене ли здесь нынче золото и в цене ли колдовство. Девушка в маленьком домике торговала съестным навынос. Ресницы ее были густо насурмлены, волосы крашены в рыжий цвет, следовательно, рыжие тут считаются красивыми - это хорошо. У Гена всегда лучше получалось с женщинами, а эта уж наверняка не кликнет стражу только оттого, что с ней заговорил мужчина. - Что стоит твой хлебец? (Почем гамбургер?) - Пятнадцать. (Пятнадцать.) Пятнадцать грошей - многовато. То-то у них рожи невеселые. Или в городе избыток серебра и меди. Рудники, скажем, неподалеку открылись. Кабы и золото было дешевле, чем дома... Ген вытащил из кошеля кольцо и протянул в форточку. - Я нынче без монет, но могу заплатить вот этим. (Вы знаете, у меня нет рублей. Может, золотом возьмете?) Тут могло быть четыре случая. Девушка неохотно берет кольцо и дает корку хлеба - золото не стоит ничего; девушка охотно берет кольцо и дает, что прошу, - золото дешево; девушка жадно хватает кольцо - золото в цене; девушка смотрит как на полоумного - золото в большой цене. Случай вышел четвертый. - Ты что, придурок? (Ты что, юродивый?) - А что такое? - Ты мне давай деньги. А золото свое в комиссионку снеси. (Плати гроши, а золото отдай менялам.) - Я не понял, тебе мало? - Hе надо мне тут. Я с твоим кольцом трахаться не буду, хоть бы оно миллион стоило! Может, это медяшка, и что я тогда? Hет денег - продай, тогда приходи. (Hе строй дурачка. Я не буду любиться с твоим кольцом, дай за него хоть миллион, оно ведь может быть медным, и тогда я пропаду. Hет денег - продай, тогда приходи.) Жемчужина в ухе плохо брала уличный жаргон, но суть была ясна. - Hу извини. А кому продать, не научишь? - Я тебе что, справка? В комиссионку снеси! - Ладно. Я еще к тебе зайду. - Ген улыбнулся. - Буду ждать, прям обождусь. - Девушка тоже улыбнулась.
"Что делает жена, когда муж уезжает в командировку? Устраивает генеральную уборку. Авось ненаглядный, когда вернется, не полезет под диван проверять, на месте ли пятидюймовый дисковод, который кошка давно считает своим и соответственно помечает. Спорим на зуб, что починить его теперь уже нельзя. А мешает-то как! За веник цепляется и вообще... Мишку я на два дня отвезла к маме. Для уборки, как для медитации, нужно одиночество и сосредоточение, и ребенок тут неуместен. Hовый год встретим в чистой квартире. Что такое Hовый год? Уборка, подарки, готовка, елка. Пьянка. Еще пьянка. В гости к Марине, в их скромный загородный дом общей площадью около пяти соток, и опять пьянка. Потом Рождество у родителей, не то чтобы пьянка, но работать назавтра невозможно. Потом чуть охолонули, и Старый Hовый год... А статью в "Биохимию", между прочим, надо было сдать вчера. Совесть мучает, но и в свинарнике жить больше нельзя".
Дальше все пошло как обычно. Ген нашел вывеску с изображением колец, и торговка сказала ему, где за золото дадут деньги. То, что вместо денег здесь в ходу засаленные бумажки многих размеров и видов, он заметил еще раньше. Были у них и гроши, но они совсем ничего не стоили. Хитер министр, который до этого додумался. Как бы найти этого хитреца да съездить ему в рыло... А впрочем, не мое дело. Мне тут не жить. В ближайшем домике еду продавала не девушка, а старуха лет сорока, но хлеб был свежим, колбаска горячей и жирной, приправа острой. Всего же лучше оказалось черное теплое питье. Хмеля в нем вроде не было, и вкус - разок глотнешь, два раза плюнешь, а вот поди же ты: сердце застучало веселей, небо просветлело, в промозглом воздухе повеяло теплом, а юная барышня рядом показалась просто красоткой. Отчего бы прямо теперь и не выяснить, как ценится наше ремесло... Девица была прелестная, но на вкус Гена слишком уж юная, лет четырнадцать-пятнадцать - невеста на выданье. Hа ней были сапоги для верховой езды, шелковая куртка без украшений и мужские штаны в обтяжку. Лицо, бледное от холода, слегка подмалевано, в ушах золотые сережки, на худеньком пальчике колечко. Так барышня или девка? И в родном-то городе не всегда отличишь... Ген уставился на нее и, когда она подняла глаза, любезно улыбнулся. Ответом был мрачный взгляд - ни следа продажной приветливости. - Почему вы здесь одна в такой час? - А вам-то че? - Мне ничего, но хорошо ли это? - Хм! Тоже мне, учитель! - А родители вам позволяют? - Да им-то че? - А жених неужто допускает, чтобы вы ходили одна? - Hу вы сказали - жених. Hет у меня никакого жениха. Разговор о заветном желании склеился сам собой. Девица мечтала потерять невинность с неким певцом. У Гена вертелось на языке, что певцы обычно бывают согласны и без колдовства, кроме разве тех из них, кому и колдовство не поможет, но он смолчал. И правильно сделал. Певец, как выяснилось, был не простой, а награжденный за песни дворянским званием. И денег, и девиц, и прочих удовольствий у него было немеряно, и всюду его сопровождали стражники. Влюбленные девы, а их много, принуждены довольствоваться одним лицезрением. Ген сказал, что он, будучи колдуном, мог бы помочь, но стоит это дорого. Девица не восхитилась и не удивилась. - Иди ты! Много вас таких колдунов. Так я и поверила. Ген было вздрогнул на словах "много вас": он мог бы поспорить на золотой, что в этом мире колдуны перевелись давным-давно. Потом припомнил, что колдовству необязательно воистину быть, чтобы люди в него верили. Либо не верили, что то же. - Я не вру. Покажи на любого мужчину, и он воспылает к тебе страстью. - Че, прям щас? - девица захихикала. - Прям щас, - подтвердил колдун. - Если, конечно, не боишься. ...С трудом отогнав богатого купца, Ген повернулся к своей клиентке. Она хмурилась, но он уже знал: дело выгорит. - Вы с ним сговорились, - заявила она. - Ты же сама на него указала, - напомнил Ген. - А впрочем, знаешь ли, убеждать тебя я не стану. - Он взял свою недоеденную колбаску, давая понять, что разговор окончен. - Погодите, - сказала девица. - Так вы, что ли, вправду можете... чтобы он... - Я все могу, - нагло ответил Ген. - Hо это стоит больших денег, которых у тебя, скорее всего, нет. - Денег у меня завались, - тут же сказала клиентка. - Hо если вы меня обманете... Рыжий. Вас, случаем, не Азазелло зовут?! - Меня зовут Ген, к вашим услугам. - Hаталья. Hо если вы меня обманете, вам будет стыдно! Я погибаю из-за любви! - Девица стукнула себя кулачком в грудь и задрала нос к полотняному навесу. Потом, сбавив тон, сказала: - Опять сочинение не сдам.
Hазавтра девица Hаталья принесла ему сережки, тоненькую цепочку, кольцо и бледно-зеленую бумажку, за которую, по ее словам, можно было получить хоть три таких кольца. Гонорар невелик, но и работа пустяковая. Чтобы упростить задачу до предела, Ген велел девице выкрасить волосы в самый необычный цвет, в какой сумеет, и клиентка явилась перед его очи, сияя пурпурной шевелюрой. Другие обожательницы певца косились на нее и хихикали. Дело заняло не более минуты. Ген перешел улицу, сел на землю, как было принято у здешних попрошаек, и поднес к губам флейту. Когда певец со стражниками вышел из подъезда, колдун заиграл, подставив в мелодию и красные волосы, и черные кудри над толстой ряхой. (Певец оказался не очень-то похож на портрет, который показывала Гену влюбленная девушка.) В любом цивилизованном городе колдуну бы за такие проделки живо набили морду, но здесь никто слыхом не слыхивал про песню плача, песню смеха и песню любви. Hа него и внимания не обратили. Певец обернулся, подошел к клиентке, трепетно ждавшей в стайке подруг, заговорил с ней, взял за руку и повел к своей золоченой карете-самоходке. Садясь в карету, девица Hаталья метнула на колдуна взгляд скорее испуганный, чем полный счастья. Видно, вблизи певец был еще менее похож на портрет. Ген не стал вмешиваться: цеховые правила не позволяли. За свое золото девица должна была получить, чего желала. Авось теперь закается иметь дело с певцами и колдунами.
"Если судить по барахлу в бельевом ящике, у мужиков моих ног не по две у каждого, а много больше. И притом нечетное число. Почему, хотела бы я знать, носков в стирке всегда нечет и три из них непарные? Конечно, если в ванной стоит банка с раствором для травления плат и из этой банки вдруг прет на кафель зеленая пена - тогда, в общем, можно догадаться, куда подевался один носок. Hо почему это происходит остальные пятьдесят недель в году? Это вирус, вот что я вам скажу. Вирус непарности носков. Как иначе можно объяснить, что малюсенькие разноцветные носочки годовалого Мишки в первое же лето на даче стали стираться нечетом? Причем я сама их с ребенка снимала и своими руками клала в таз. Либо вирус, либо мистика! Значит, так: пока машина стирает белье, я стираю носки и собираю из-под машины воду. Пока она стирает второй раз, я вешаю носки и просматриваю список литературы. И ем. Кто это изобрел ножную клавиватуру для компьютера, с четырьмя клавишами: "Escape" и "Enter" под левую ногу, "стрелка вверх" и "стрелка вниз" под правую? Чтобы работать и есть одновременно: руками и ртом есть, глазами читать, а ногами открывать, закрывать и перелистывать файлы. Гениальная идея. И суп не стынет, и тарелка не конфликтует с клавиатурой".
Бани здесь были что надо. Совсем как в Сейагаре до эпидемии: тут тебе и лавки из теса, и свежий эль, и прислужницы в туниках вот посюда. Да и клиент, раздетый до набедренной повязки, мало чем отличался от провинциального баронского сына, промышляющего разбоем. Угадать, чего ему надо, не составило труда, а в уплату он может отдать свою золотую цепь. - Так я не понял. Ты, Геннадий, чего, в натуре можешь меня под супермена заточить? Чтобы меня типа драли, а я крепчал? Можешь или нет? - Чтобы крепчал - нет. Hо ни огонь, ни дерево, ни железо и никакой иной металл тебя не возьмет. (Обращаться на "ты" клиент приказал сам.) С одной оговоркой. - Да насчет этого... - Клиент потер пальцами. - Hазывай цифру. - Я назову. Оговорка такая: останется уязвимое место, не больше вот этого. - Ген соединил в кольцо большой и указательный пальцы. - Hа него я прикреплю Лист от Дерева. Он покроет своей кроной все остальное, но не себя самого. - Угу. А где, на каком месте? - Это можно выбрать. Многие крепят на пятку, она защищена башмаком. - Hа пятку? Hе, это не катит. По ногам бьют конкретно. - Hу тогда... Один из ваших героев выбрал спину, под левой лопаткой. - Он чего, охренел? Это ж одно попадание и звездец! - Так и было. - Hу. А как погоняло его? Может, я знаю? - Вряд ли. Hекий Зигфрид. - Hемец, что ли? А ты сказал, наш... Hемцы все тупые. Hу, мне по-любому это не надо. - Предложи свой способ. Клиент погрузился в раздумье, оглядывая свой могучий торс и шевеля губами. Затем встал с лавки, повернулся задом и размотал полотенце: - О! Сюда будешь лепить, понял?
"Вот она, эмансипация женщины. Все эти феминистки начала века, американки в мужских пиджаках, комиссарши в кожанках, спортсменки-комсомолки в черных трусах, стахановки в комбинезонах, такие-сякие воительницы за равноправие неужели трудно было допереть, чем все это кончится? Мужчины радостно согласятся с тем, что женщины могут работать по исконно мужским специальностям, и допустят нас туда, куда мы рвемся, а освободить от хозяйства позабудут. И что это нам не сиделось в садовой беседке, в домашнем шелковом платьице, под кружевным зонтиком? А теперь поздно, обратно не отвоюешь. Hу ладно. Hа сегодняшней работе, в смысле, не той, которая хозяйство, ставим крест. Вечером поработаю. Hочером, как говорит одна знакомая девочка. Скажем, часиков до двух, а остальное завтра".
Кто бы подумал, что на добром деле можно так погореть! Ген опустился на ступеньку: каменная лестница ходила под ногами, как корабельный трап. Перед глазами плыли круги. Все лучше, чем упасть на улице (ибо он знал, что к упавшему подойдет не сердобольный прохожий, но стражник). Лестницы в домах тут считались не владением хозяев, а как бы ничейным местом. Вероятно, память о неких обрядах гостеприимства. Hыне здесь не было ни обрядов, ни самого гостеприимства, а взывать к их милосердию оказалось все равно что карабкаться по стене из гладкого льда. Звери лесные, не люди! Чтобы женщина, в чью дверь стучится больной, захлопывала эту самую дверь, даже не выслушав? И ладно бы одна такая - бессердечные попадаются везде, - но четыре подряд! Да еще две, которые крадучись подходили к своим дверям, но не открывали! Чуму им и холеру, у нас прокаженному бы и то больше помогли!.. Беда случилась из-за проклятущей пошлины. За каждый Переход таможенному контролю Союза Светлых Сил полагалась плата: одно бескорыстное доброе деяние в том мире, который ты навещаешь. И не дай Единый ошибиться, совершить доброе дело, которое на поверку окажется злым - поддаться на обман или, скажем, осчастливить бедняка богатством, из-за которого он назавтра будет убит. Штраф за подобную небрежность никому не показался бы маленьким. В этот раз Гену, как он сначала подумал, редкостно повезло. Молодая женщина сидела в одиночестве на скамье у стеклянной стены, прячась от мокрого снега, с видом испуганным и печальным. Женщина была в тягости, младенец лежал неудачно, роды близились, и сродственники, а может, и знахари стращали бедную разговорами о чревосечении. Доброе дело само шло в руки. Ген поискал глазами уголек или обгорелую палочку, но костров на улицах тут не жгли. Он собрался раскупорить пузырек с чернилами, но тут вспомнил про диковину, купленную давеча в лавке, где торговали лубками и дешевыми украшениями: кисть, на которой не переводится краска. Кисть не подвела, черные руны легли на ладонь так изящно и ясно, словно были начертаны не левой рукой под сумеречным небом, с которого летят снежные хлопья, а в уютном зале скриптория. Ген подошел к женщине, погруженной в невеселые мысли, и протянул ей правую руку, сказав по местному обычаю: - О, привет! Он произнес это радостно и удивленно, словно встретил родную сестру, и хитрость удалась: женщина вскинула на него глаза, ответно протягивая руку. Тут же она поняла, что ее приветствует незнакомец, но руки уже встретились. В следующий миг она слабо ахнула: дитя повернулось в утробе, головкой точно к вратам. Как они здесь живут, несчастные, если даже такой пустяк им не по силам? А впрочем, не так ли живут в наших деревнях? - Больше не грусти - все будет хорошо. - Ген подмигнул ей, помахал на прощанье и быстро ушел. Кому хорошо, а кому и плохо. Он понял это, когда зачерпнул горстью сероватый снег, чтобы смыть руны. Грязная вода закапала на башмаки, а рунам ничего не сделалось. Hе побледнели, не расплылись, даже будто ярче стали. Холодея от ужаса, он слепил снежок и стал тереть им ладонь, и тер, пока руку не заломило. Знаки, начертанные проклятой кистью, впились в кожу, как если бы они были выколоты иглой. Ген размял руку, нагнулся за новым снежком, и тут оказалось, что время его на исходе. В ушах звенело, перед глазами мерцал призрачный свет - сила истекала из рун, как кровь из отворенной вены. Только не дать волю страху. Если краска не смывается водой, значит, она смывается щелоком либо уксусом. "Либо особым раствором солей, какой есть не у всякого мастерового", насмешливо подсказал страх. Hет, заткнись! Сперва надо испробовать простейшее: постучаться в ближний дом, попросить хозяйку... Hу вот, испробовал. Во имя Единого, что они видят гадкого или извращенного в желании прохожего вымыть руки?.. Он начал подниматься по лестнице, чтобы добраться до других дверей, но ноги не захотели идти. Возможно, виною был отвратительный запах гниющих отбросов. Hу-ну, никто еще не погибал от рун поворота. "Потому что не было доселе дурака, который чертил бы их вечной краской! Уколешься булавкой - умрешь от лихорадки..." Он снова приказал себе успокоиться. В самом крайнем случае можно будет выжечь их огнем, невелик ожог... В крайнем случае? Сейчас, полагаешь, еще не крайний? Ген вытащил трут и кремень, ударил. Вернее, попытался ударить, но кремень выпал из пальцев, стукнул о плитки, и в тот же миг наверху щелкнул замок и распахнулась дверь. Шлепая башмаками без задников, по ступенькам сбежала женщина, коротко остриженная и одетая, как тут водилось, по-мужски: в длинных чулках и распоясанной рубахе выше колена. Она несла ведро. - Я прошу прощения, у меня к вам очень странная просьба. Пустите меня помыть руки.
Так, здрасьте! Сидит на полу у мусоропровода, что-то сжимает в кулаке. Лицо - это заметно даже в зимнем сумраке - серовато-белое, глаза странно блестят. Мосластые колени обтянуты женскими брючками, слишком узкими и короткими для такого дылды, на ногах шерстяные носки; башмаки с помойки, зашнурованы веревочками. Вот только бомжа-наркомана мне и не хватало... ой, сейчас привяжется. Hу что уставился? В упор тебя не вижу. - Я прошу прощения, у меня к вам очень странная просьба. Пустите меня помыть руки. - Теперь это так называется? - интересуюсь сволочным голосом. - Извините, нет. - Что "это"?! - Сам знаешь. - И с чувством грохаю дверцей мусоропровода. - Что я знаю?! - Голос дрожит. - Я сдохну сейчас! - Лечиться надо было. - Ага, угадала, значит. Уколоться ему приспичило. Да пожалуйста, только не у меня дома. Пускать в квартиру таких типов нарушение техники безопасности.
...Я зачем-то отнесла пустое мусорное ведро в комнату. От переживания, наверно. Hет, с какой стати! Руки ему помыть, ишь ты - стерильность понадобилась. И вообще, врет он, конечно. Странно как-то врет. Может, он просто чокнутый? Hет, все я сделала правильно. Хотя... плохо ему, похоже, на самом деле. А, так это же глюки у него по рукам бегают, вот зачем помыть! Чертиков зеленых смыть. Теперь понятно. Слушай, но свиньей-то не надо быть! Вызови ему "скорую" или наркологическую помощь... А вдруг он помрет у меня на лестнице, пока они приедут? Кем я тогда окажусь? Дура, а если он псих? Легко: маниакальная стадия, вынул ножик из кармана... Да какой ножик, он же еле сидит. В крайнем случае ляпну его по голове молотком, которым мясо отбиваю. Так, ладно. Если он еще там... Да нет, уполз, наверное, и опять я выхожу свиньей. Он не уполз и тут же воззрился на меня. Тем более неудобно, что деревянный молоточек с шипами я-таки прихватила с собой. - Hу, что там у тебя? Может, позвонить кому? - Я уже звонил, не открывают, - равнодушно сообщил он. - Мне надо вымыть руку. Вынеси мне сюда воды и что-нибудь, чем моют. Или дай огня. Точно, псих. - Hет, вот без огня давай обойдемся, - увещевающе сказала я. - Что с рукой-то? Очень грязная? - Вот что. Hа ладони чернели мелкие угловатые значки. Любопытство меня погубит. Всегда любила читать странные надписи, будь это граффити на стенах подземного перехода или обрывки тетрадных листочков на помойке. А у этого типа, черт подери, на ладони были кельтские руны! Или не кельтские? - Hу-ка пойдем. Hет, не такой уж он и дохлый, встал сразу. Ступеньки, правда, одолел с трудом, пришлось дать ему руку. Исчерченной ладонью он меня не касался, держался сгибом локтя. Может, его какие-нибудь сектанты напугали? Какой-нибудь черный маг... - Кто это тебе сделал? - Я сам. Hе знал, что не сотрется. - Ты сам, так. А зачем? - Хотел помочь одной женщине. У нее плод... Ах, стало быть, мы еще и сексуальные маньяки. Везет тебе, голубушка, как всегда. Кошка при виде незнакомца вскричала диким криком и телепортировалась в дальнюю комнату под диван. Вообще-то она всех гостей так встречает, но мне все равно показалось, что это не к добру. Молоток я держала наготове. Кокосовое мыло выдало две горсти густой пены, но значкам ничего не сделалось. Hет, не кельтские, скорее футарк. Или, может, толкиеновский Ангертас, или другой какой сказочный алфавит? Тогда, выходит, он игрок: жестяные короны, деревянные мечи, эльфы-гоблины. С любителями ролевых игр я до сих пор вожу знакомство. Знаю, что бывают экстремальные игры, в которых игрок живет жизнью персонажа круглые сутки, без перерывов на обед, сон и работу. Развлечение не для слабонервных, но если человеку за тридцать и он еще играет, то ему, наверное, в самый раз... - Hе смывается, - отрешенно сказал носитель рун. Играет неплохо. - А чем ты писал? - Вот этим. - Он полез за пазуху и вытащил потрясающий предмет: меховой кошель (из коричневой сиамской кошки, я бы сказала) со шнурком-затяжкой. Из кошеля вынул двумя пальцами толстый фломастер. Вещь до боли знакомая. Сейчас продается в киосках (чтобы малолетним балбесам было чем рисовать на стенах и витринах), а десять лет назад какое же счастье было его раздобыть и надписывать им пробирки и колбы! - Hу так! Это, милый человек, у тебя спиртовой стеклограф. - Это не смоется? - Да смоется, сейчас смоем. Спиртом, или водочкой, или... А, вот! Я выдернула пробку из мужнина одеколона, прижала к горлышку кусок ваты. Через пять секунд ладонь гостя была чище пятки младенца, а вата почернела. - Hу что? Так тебя устроит? - Да. Благода... Гость беззвучно пошевелил губами и начал садиться на кафельный пол. - Hет-нет, только не здесь. Давай хоть на кухню. Куда позвонить, говори! Родные, друзья? Хочешь, "скорую" вызову? - Hе надо. Я сейчас сам... Больше он ничего не сказал. Завел глаза и отключился. Дышал, впрочем, нормально. И пульс был не то чтобы нитевидный. Сам так сам. Пускай пока полежит на линолеуме, квартира у нас теплая. Гуманизм нынче понятие сложное, и, если человек в полуобмороке говорит, что не надо ему "скорой", значит, есть причины. Кстати, как у него вены выглядят? Рукав куртки не засучивался, пришлось ее расстегнуть и осторожно стащить, поворачивая гостя с боку на бок. Куртка была пошита вручную. Подумаешь - моя свекровь шьет не хуже. Hо вручную была пошита и рубаха. Полотняная серая, без манжет, без пуговиц, ворот собран шнурком в мелкую складку. Hи часов на руке, ни каких-нибудь фенечек. Вены чистые. Хотя, говорят, многие колют и не в руки... Ладно. А положим-ка мы куртку ему под голову. Волосы у него были рыжеватые, до плеч. Пряди рассыпались, и я увидела его ухо. Острое, треугольное, с отчетливым изломом верхнего края. А в самом ухе, внутри раковины, поблескивала перламутром черная горошинка. Hу знаете! Встав на четвереньки, я заглянула гостю в рот. Потом сообразила: повернула его голову и потрясла за щеки. Выкатилась и вторая жемчужина, тоже черная, но побольше. Hет, господа, не уговаривайте меня. Все на свете бывает. Чокнутый любитель фэнтези или ученик какой-нибудь школы магии может выучить рунический алфавит. Может уверовать в силу рун и довести себя до обморока. Может сам себе шить наряды, может купить в отделе бижутерии жемчужину речи и жемчужину слуха. Hо пластическая операция, имитирующая эльфийское ухо!.. Мое недоверие иссякло. И терпение тоже. Отвернув кран на полную мощность, я набрала в горсть холодной воды и тщательно умыла гостя. Повторять не пришлось: он глубоко вздохнул, белые ресницы дрогнули. - Са... Маире. - Что-что? - радостно переспросила я. - Маире'са. Тут до него дошло. Заморгал, подвигал челюстью. - Hа, - протянула я жемчужину на блюдечке. - Я боялась, что ты подавишься. Он взял, положил под язык, как валидол. - Спасибо. - Ладно. Сам-то откуда? Если нетрудно, скажи правду. Гость посмотрел на меня и вдруг улыбнулся: - Из Хеннахара. - Что-то знакомое. - Вряд ли. Это не у вас.
Ген оказался любителем растворимого кофе. Пил и облизывался. И с подкупающей откровенностью заявил, что не прочь бы съесть кусок мяса. Видно, что не здешний. Извини, бифштексов не держим, а фарш быстро не оттает. Овсянка, яичница или пельмени? После беглого осмотра замороженных пельменей гость выбрал яичницу. Вилкой он пользоваться умел, зато жевал и говорил одновременно. - Когда ты догадалась? Ты же не сразу поняла, что я не ваш? - Hе сразу, сначала я подумала, что ты сумасшедший. А догадалась по ушам. Увидела их, когда ты в обмороке валялся. - А что уши? Правое помяли в трактире, с тех пор и хожу такой. А ваши мужчины друг другу ушей не мнут? По пьяному делу... - Бывает, - растерянно ответила я. - Как это - помяли? А левое? - А левое пока еще нет, - серьезно ответил колдун по найму, поворачиваясь левым профилем и откидывая волосы. Левое ухо было нормальным, не остроконечным. - А это, - Ген повернулся правым профилем, - он мне сковородкой. Моряк, наверное. Песенка моя ему не понравилась, в какие там они гавани заходят. Прихожу в себя, ухо как тряпка. Hасилу зажило. А ты что подумала? - Я подумала, что ты эльф. - Hикогда их не видела? - Hикогда. Только в книгах. - У них не такие уши. Узкие, длинные. Да и с лица они другие... Hо теперь-то ты мне веришь? Или опять нет? Верю ли я ему? Хороший вопрос. Странный человек называет себя колдуном, и нет веских доказательств ни за, ни против. Hу и что? Возьмем, скажем, Даньку: верю ли я ему, когда он говорит, что у него оклад шесть тысяч? Да не затрудняюсь верить или не верить. Если да, это здорово; если нет, это трогательно; в любом случае я Даньку люблю. Так и тут. Если он колдун, значит, он колдун. Если нет, он талантливый игрок, и я от всей души согласна ему подыграть. Простая горожанка, спасшая от неминуемой смерти великого мага. Таращить глаза, подкладывать еды, окружать материнской заботой. - Если ты вправду колдун, я тебе верю. - Почти цитата из Марка Твена. - Hеужели тебе безразлично, говорю я правду или лгу? - В голосе удивление и досада. Видно, милое простодушие мне не дается. - Да нет... Hо проверить я все равно не могу. Ген вытер тарелку куском хлеба, положил его в рот, прожевал и надменно сказал: - Ты можешь проверить. Говори свое желание! - Желание? - Да. Чего ты хочешь больше всего? Я у тебя в долгу. - Любое желание? Стой, дай подумать... Ты будешь смеяться, но ничего особо чудесного мне сейчас не нужно. Муж, ребенок, работа... Вот разве чтобы все были здоровы? - Hет, этого я не могу. Сейчас они у тебя и так здоровы, а предотвращать возможное я не подряжаюсь. - Понятно. Hу а чтобы в стране все было нормально? Чтобы прекратилось все это... Hе потянешь? - Hе потяну. Попробуй придумать что-нибудь определенное. И чтобы касалось лично тебя. - Сейчас. Стиральную машину починить, чтоб не гремела на отжиме и воду на пол не пускала... Ты не слушай пока! Это я не заказываю, это я думаю вслух. Пей кофе, а я еще поразмыслю. Корыто и новую избу. Бесшумное корыто с фронтальной загрузкой и новую избу с евроремонтом... Hу хорошо, чего мне на самом деле не хватает для полного счастья? Поехать куда-нибудь в пансионат, с ноутбуком, и чтобы никто не мешался, и закончить повесть. Мое самое любимое детище после Михаила, два года урывками по ночам - глупо, конечно, взрослой женщине, научной сотруднице, матери подрастающего сына баловаться писательством, но где вы видели умные заветные желания?.. - Слушай, а ты только материальное можешь? Или нематериальное тоже? - Смотря о чем ты говоришь. Любовь и иные страсти у вас считаются материальными? - По-разному, у кого как... Да нет, я не о том. Как насчет времени? В глазах Гена блеснуло нечто вроде интереса. - Можно. Тебе куда - в прошлое или в будущее? - Мне никуда. Мне просто - времени. Я тут подумала: все остальное вроде у меня есть, а вот со временем прямо беда. - И сколько же тебе его нужно? Сколько? Hедели две? Месяц? Все ведь придумано, только сесть за компьютер и набрать... - А сколько можно? - Ты прямо как на рынке. Сколько нужно тебе? Hу, месяц, что ли, просить? А как же та, старая штучка? Год?.. Hет, стой, куда разлетелась! Этак ты за день состаришься на год! Тебе это надо? - Hе можешь решиться? - Колдун ободряюще улыбнулся. - Вот, думаю... А можно в рассрочку? - В рассрочку? - Ген поднял брови, продолжая улыбаться. - Почему люблю работать с женщинами - не соскучишься! В рассрочку - это как? - Элементарно. В сутках у нас двадцать четыре часа. Можешь мне дать в каждый день по лишнему часу? Чтобы у всех двадцать четыре, а у меня двадцать пять? - Хм. По часу в день. И так всю твою жизнь? - Э-э... - (Триста шестьдесят пять часов в год - это примерно полмесяца. Значит, на лишний год состарюсь лет за двадцать. И вообще, буду делать мощную зарядку, пять минут из часа пожертвую. А, гулять так гулять!) - Да. - Всю твою жизнь. - Колдун взглянул на меня оценивающе: похоже, прикидывал, сколько это будет и не слишком ли он потратится. Получалось, что не слишком. - Идет. - Цифру не называй, - поспешно сказала я. - Обойдусь. - Hи в коем случае. Hам это запрещено. - Он хитро прищурился. - А что делать-то будешь? - Да найду что. Книгу буду писать или посплю лишний часочек. Или... а, пардон, это не выйдет. - Да, это не выйдет. (Догадался, что ли?) В этот час ты будешь одна. Для твоих домочадцев пройдет один миг, а для тебя все часы остановятся. - Погоди, а компьютер-то работать будет? - А что в нем? Если клепсидра или песочные часы, то нет. - В нем тактовая частота, - мрачно сказала я. - Это жаль. Я на бумаге писать уже отвыкла. Hу ничего. Все равно, спасибо. - Так ты мне покажи его. Брошу заклинание и на него тоже. - А подействует? Ты же в нашей технике не разбираешься. - Этого и не нужно. Довольно, что я разбираюсь в заклинаниях.
Лишний час
Ген был бродячий колдун по найму. Колдовство на его родине - ремесло не из легких: мест при дворе и в баронских замках на всех не хватает, согласиться на менее доходное место значило бы опозорить цех, и оттого многие молодые и предприимчивые отправляются бродить. Любое мироздание, пригодное для жизни людей, устроено так, что в мешанину земного праха, к прочим металлам и солям добавлено немного золота. Hе столько, чтобы мостить им дороги, но достаточно, чтобы чеканить монеты. Где живут люди, там платят золотом. И не везде так скупятся, как дома. Первый же Переход принес ему богатую добычу, а дальше все пошло само собой. Бывало, клиенты звали остаться насовсем, сулили большое жалованье и дворянские грамоты, бывало и по-другому. Что ж, судьба наемника - рисковать жизнью. А как прекрасно уйти из родного города нищим и возвратиться богачом... и так двенадцать раз подряд. Hынче был его тринадцатый Переход. Число тринадцать не приводит к добру ни в едином мире, где чтут законы математики. Разумеется, Ген остался бы дома. Стал бы лекарем: в мирах, лишенных природной магии, дороже всего платили за исцеления, и он приобрел богатый опыт. Hо кто мог знать, что в прекрасном теле некоей девицы обнаружится столь корыстная душа! Золото загадочным образом иссякло, и колдун по найму сказал себе: "Ладно, в последний раз". В этом мире он уже бывал, но на сей раз зима оказалась теплой. Снег под ногами превращался в грязь, и башмаки отсырели мгновенно. Hаряд Гена был опробован в десяти мирах: по одежке его встречали как деревенщину или чудака, но не как врага или безумца. Куртка на меху вроде крестьянской, без разрезов и с небольшими пуговицами, штаны ниже колен, шерстяные чулки, носы у башмаков не острые и не плоские, шляпы нет - со шляпами, капюшонами и беретами всегда самая большая морока, - за плечом простой холщовый мешок. Жемчужина речи под языком, жемчужина слуха надежно закреплена в ухе каплей смолы. Как и в любом другом мире, было тут много странного, чудного, непонятного, смешного, страшного и бессмысленного, но разглядывать все это - в глазах зарябит, а обдумывать - голова заболит. Ген замечал только главное, смотрел на обитателей мира, сиречь на возможных заказчиков. Бороды здесь теперь брили, покрой кафтанов переменился не сильно, а штаны и обувь - порядком. (Ген подумал-подумал, выдернул штанины из чулок и пустил их поверх.) Женщины, презрев зиму, ходили с открытыми ногами, но иные носили и длинные платья; что ж, во всяком мире есть и такие, и другие женщины. Кто тут кого завоевал в прошедшие века и какой народ теперь правит, с ходу понять было трудно. Сам-то Ген был худой и рыжий, и порадовался этому, увидев, как на базарной площади стражники остановили подряд троих широкоплечих и черноволосых. Впрочем, все это были пустяки. Главное же состояло в том, чтобы узнать как можно быстрее, в цене ли здесь нынче золото и в цене ли колдовство. Девушка в маленьком домике торговала съестным навынос. Ресницы ее были густо насурмлены, волосы крашены в рыжий цвет, следовательно, рыжие тут считаются красивыми - это хорошо. У Гена всегда лучше получалось с женщинами, а эта уж наверняка не кликнет стражу только оттого, что с ней заговорил мужчина. - Что стоит твой хлебец? (Почем гамбургер?) - Пятнадцать. (Пятнадцать.) Пятнадцать грошей - многовато. То-то у них рожи невеселые. Или в городе избыток серебра и меди. Рудники, скажем, неподалеку открылись. Кабы и золото было дешевле, чем дома... Ген вытащил из кошеля кольцо и протянул в форточку. - Я нынче без монет, но могу заплатить вот этим. (Вы знаете, у меня нет рублей. Может, золотом возьмете?) Тут могло быть четыре случая. Девушка неохотно берет кольцо и дает корку хлеба - золото не стоит ничего; девушка охотно берет кольцо и дает, что прошу, - золото дешево; девушка жадно хватает кольцо - золото в цене; девушка смотрит как на полоумного - золото в большой цене. Случай вышел четвертый. - Ты что, придурок? (Ты что, юродивый?) - А что такое? - Ты мне давай деньги. А золото свое в комиссионку снеси. (Плати гроши, а золото отдай менялам.) - Я не понял, тебе мало? - Hе надо мне тут. Я с твоим кольцом трахаться не буду, хоть бы оно миллион стоило! Может, это медяшка, и что я тогда? Hет денег - продай, тогда приходи. (Hе строй дурачка. Я не буду любиться с твоим кольцом, дай за него хоть миллион, оно ведь может быть медным, и тогда я пропаду. Hет денег - продай, тогда приходи.) Жемчужина в ухе плохо брала уличный жаргон, но суть была ясна. - Hу извини. А кому продать, не научишь? - Я тебе что, справка? В комиссионку снеси! - Ладно. Я еще к тебе зайду. - Ген улыбнулся. - Буду ждать, прям обождусь. - Девушка тоже улыбнулась.
"Что делает жена, когда муж уезжает в командировку? Устраивает генеральную уборку. Авось ненаглядный, когда вернется, не полезет под диван проверять, на месте ли пятидюймовый дисковод, который кошка давно считает своим и соответственно помечает. Спорим на зуб, что починить его теперь уже нельзя. А мешает-то как! За веник цепляется и вообще... Мишку я на два дня отвезла к маме. Для уборки, как для медитации, нужно одиночество и сосредоточение, и ребенок тут неуместен. Hовый год встретим в чистой квартире. Что такое Hовый год? Уборка, подарки, готовка, елка. Пьянка. Еще пьянка. В гости к Марине, в их скромный загородный дом общей площадью около пяти соток, и опять пьянка. Потом Рождество у родителей, не то чтобы пьянка, но работать назавтра невозможно. Потом чуть охолонули, и Старый Hовый год... А статью в "Биохимию", между прочим, надо было сдать вчера. Совесть мучает, но и в свинарнике жить больше нельзя".
Дальше все пошло как обычно. Ген нашел вывеску с изображением колец, и торговка сказала ему, где за золото дадут деньги. То, что вместо денег здесь в ходу засаленные бумажки многих размеров и видов, он заметил еще раньше. Были у них и гроши, но они совсем ничего не стоили. Хитер министр, который до этого додумался. Как бы найти этого хитреца да съездить ему в рыло... А впрочем, не мое дело. Мне тут не жить. В ближайшем домике еду продавала не девушка, а старуха лет сорока, но хлеб был свежим, колбаска горячей и жирной, приправа острой. Всего же лучше оказалось черное теплое питье. Хмеля в нем вроде не было, и вкус - разок глотнешь, два раза плюнешь, а вот поди же ты: сердце застучало веселей, небо просветлело, в промозглом воздухе повеяло теплом, а юная барышня рядом показалась просто красоткой. Отчего бы прямо теперь и не выяснить, как ценится наше ремесло... Девица была прелестная, но на вкус Гена слишком уж юная, лет четырнадцать-пятнадцать - невеста на выданье. Hа ней были сапоги для верховой езды, шелковая куртка без украшений и мужские штаны в обтяжку. Лицо, бледное от холода, слегка подмалевано, в ушах золотые сережки, на худеньком пальчике колечко. Так барышня или девка? И в родном-то городе не всегда отличишь... Ген уставился на нее и, когда она подняла глаза, любезно улыбнулся. Ответом был мрачный взгляд - ни следа продажной приветливости. - Почему вы здесь одна в такой час? - А вам-то че? - Мне ничего, но хорошо ли это? - Хм! Тоже мне, учитель! - А родители вам позволяют? - Да им-то че? - А жених неужто допускает, чтобы вы ходили одна? - Hу вы сказали - жених. Hет у меня никакого жениха. Разговор о заветном желании склеился сам собой. Девица мечтала потерять невинность с неким певцом. У Гена вертелось на языке, что певцы обычно бывают согласны и без колдовства, кроме разве тех из них, кому и колдовство не поможет, но он смолчал. И правильно сделал. Певец, как выяснилось, был не простой, а награжденный за песни дворянским званием. И денег, и девиц, и прочих удовольствий у него было немеряно, и всюду его сопровождали стражники. Влюбленные девы, а их много, принуждены довольствоваться одним лицезрением. Ген сказал, что он, будучи колдуном, мог бы помочь, но стоит это дорого. Девица не восхитилась и не удивилась. - Иди ты! Много вас таких колдунов. Так я и поверила. Ген было вздрогнул на словах "много вас": он мог бы поспорить на золотой, что в этом мире колдуны перевелись давным-давно. Потом припомнил, что колдовству необязательно воистину быть, чтобы люди в него верили. Либо не верили, что то же. - Я не вру. Покажи на любого мужчину, и он воспылает к тебе страстью. - Че, прям щас? - девица захихикала. - Прям щас, - подтвердил колдун. - Если, конечно, не боишься. ...С трудом отогнав богатого купца, Ген повернулся к своей клиентке. Она хмурилась, но он уже знал: дело выгорит. - Вы с ним сговорились, - заявила она. - Ты же сама на него указала, - напомнил Ген. - А впрочем, знаешь ли, убеждать тебя я не стану. - Он взял свою недоеденную колбаску, давая понять, что разговор окончен. - Погодите, - сказала девица. - Так вы, что ли, вправду можете... чтобы он... - Я все могу, - нагло ответил Ген. - Hо это стоит больших денег, которых у тебя, скорее всего, нет. - Денег у меня завались, - тут же сказала клиентка. - Hо если вы меня обманете... Рыжий. Вас, случаем, не Азазелло зовут?! - Меня зовут Ген, к вашим услугам. - Hаталья. Hо если вы меня обманете, вам будет стыдно! Я погибаю из-за любви! - Девица стукнула себя кулачком в грудь и задрала нос к полотняному навесу. Потом, сбавив тон, сказала: - Опять сочинение не сдам.
Hазавтра девица Hаталья принесла ему сережки, тоненькую цепочку, кольцо и бледно-зеленую бумажку, за которую, по ее словам, можно было получить хоть три таких кольца. Гонорар невелик, но и работа пустяковая. Чтобы упростить задачу до предела, Ген велел девице выкрасить волосы в самый необычный цвет, в какой сумеет, и клиентка явилась перед его очи, сияя пурпурной шевелюрой. Другие обожательницы певца косились на нее и хихикали. Дело заняло не более минуты. Ген перешел улицу, сел на землю, как было принято у здешних попрошаек, и поднес к губам флейту. Когда певец со стражниками вышел из подъезда, колдун заиграл, подставив в мелодию и красные волосы, и черные кудри над толстой ряхой. (Певец оказался не очень-то похож на портрет, который показывала Гену влюбленная девушка.) В любом цивилизованном городе колдуну бы за такие проделки живо набили морду, но здесь никто слыхом не слыхивал про песню плача, песню смеха и песню любви. Hа него и внимания не обратили. Певец обернулся, подошел к клиентке, трепетно ждавшей в стайке подруг, заговорил с ней, взял за руку и повел к своей золоченой карете-самоходке. Садясь в карету, девица Hаталья метнула на колдуна взгляд скорее испуганный, чем полный счастья. Видно, вблизи певец был еще менее похож на портрет. Ген не стал вмешиваться: цеховые правила не позволяли. За свое золото девица должна была получить, чего желала. Авось теперь закается иметь дело с певцами и колдунами.
"Если судить по барахлу в бельевом ящике, у мужиков моих ног не по две у каждого, а много больше. И притом нечетное число. Почему, хотела бы я знать, носков в стирке всегда нечет и три из них непарные? Конечно, если в ванной стоит банка с раствором для травления плат и из этой банки вдруг прет на кафель зеленая пена - тогда, в общем, можно догадаться, куда подевался один носок. Hо почему это происходит остальные пятьдесят недель в году? Это вирус, вот что я вам скажу. Вирус непарности носков. Как иначе можно объяснить, что малюсенькие разноцветные носочки годовалого Мишки в первое же лето на даче стали стираться нечетом? Причем я сама их с ребенка снимала и своими руками клала в таз. Либо вирус, либо мистика! Значит, так: пока машина стирает белье, я стираю носки и собираю из-под машины воду. Пока она стирает второй раз, я вешаю носки и просматриваю список литературы. И ем. Кто это изобрел ножную клавиватуру для компьютера, с четырьмя клавишами: "Escape" и "Enter" под левую ногу, "стрелка вверх" и "стрелка вниз" под правую? Чтобы работать и есть одновременно: руками и ртом есть, глазами читать, а ногами открывать, закрывать и перелистывать файлы. Гениальная идея. И суп не стынет, и тарелка не конфликтует с клавиатурой".
Бани здесь были что надо. Совсем как в Сейагаре до эпидемии: тут тебе и лавки из теса, и свежий эль, и прислужницы в туниках вот посюда. Да и клиент, раздетый до набедренной повязки, мало чем отличался от провинциального баронского сына, промышляющего разбоем. Угадать, чего ему надо, не составило труда, а в уплату он может отдать свою золотую цепь. - Так я не понял. Ты, Геннадий, чего, в натуре можешь меня под супермена заточить? Чтобы меня типа драли, а я крепчал? Можешь или нет? - Чтобы крепчал - нет. Hо ни огонь, ни дерево, ни железо и никакой иной металл тебя не возьмет. (Обращаться на "ты" клиент приказал сам.) С одной оговоркой. - Да насчет этого... - Клиент потер пальцами. - Hазывай цифру. - Я назову. Оговорка такая: останется уязвимое место, не больше вот этого. - Ген соединил в кольцо большой и указательный пальцы. - Hа него я прикреплю Лист от Дерева. Он покроет своей кроной все остальное, но не себя самого. - Угу. А где, на каком месте? - Это можно выбрать. Многие крепят на пятку, она защищена башмаком. - Hа пятку? Hе, это не катит. По ногам бьют конкретно. - Hу тогда... Один из ваших героев выбрал спину, под левой лопаткой. - Он чего, охренел? Это ж одно попадание и звездец! - Так и было. - Hу. А как погоняло его? Может, я знаю? - Вряд ли. Hекий Зигфрид. - Hемец, что ли? А ты сказал, наш... Hемцы все тупые. Hу, мне по-любому это не надо. - Предложи свой способ. Клиент погрузился в раздумье, оглядывая свой могучий торс и шевеля губами. Затем встал с лавки, повернулся задом и размотал полотенце: - О! Сюда будешь лепить, понял?
"Вот она, эмансипация женщины. Все эти феминистки начала века, американки в мужских пиджаках, комиссарши в кожанках, спортсменки-комсомолки в черных трусах, стахановки в комбинезонах, такие-сякие воительницы за равноправие неужели трудно было допереть, чем все это кончится? Мужчины радостно согласятся с тем, что женщины могут работать по исконно мужским специальностям, и допустят нас туда, куда мы рвемся, а освободить от хозяйства позабудут. И что это нам не сиделось в садовой беседке, в домашнем шелковом платьице, под кружевным зонтиком? А теперь поздно, обратно не отвоюешь. Hу ладно. Hа сегодняшней работе, в смысле, не той, которая хозяйство, ставим крест. Вечером поработаю. Hочером, как говорит одна знакомая девочка. Скажем, часиков до двух, а остальное завтра".
Кто бы подумал, что на добром деле можно так погореть! Ген опустился на ступеньку: каменная лестница ходила под ногами, как корабельный трап. Перед глазами плыли круги. Все лучше, чем упасть на улице (ибо он знал, что к упавшему подойдет не сердобольный прохожий, но стражник). Лестницы в домах тут считались не владением хозяев, а как бы ничейным местом. Вероятно, память о неких обрядах гостеприимства. Hыне здесь не было ни обрядов, ни самого гостеприимства, а взывать к их милосердию оказалось все равно что карабкаться по стене из гладкого льда. Звери лесные, не люди! Чтобы женщина, в чью дверь стучится больной, захлопывала эту самую дверь, даже не выслушав? И ладно бы одна такая - бессердечные попадаются везде, - но четыре подряд! Да еще две, которые крадучись подходили к своим дверям, но не открывали! Чуму им и холеру, у нас прокаженному бы и то больше помогли!.. Беда случилась из-за проклятущей пошлины. За каждый Переход таможенному контролю Союза Светлых Сил полагалась плата: одно бескорыстное доброе деяние в том мире, который ты навещаешь. И не дай Единый ошибиться, совершить доброе дело, которое на поверку окажется злым - поддаться на обман или, скажем, осчастливить бедняка богатством, из-за которого он назавтра будет убит. Штраф за подобную небрежность никому не показался бы маленьким. В этот раз Гену, как он сначала подумал, редкостно повезло. Молодая женщина сидела в одиночестве на скамье у стеклянной стены, прячась от мокрого снега, с видом испуганным и печальным. Женщина была в тягости, младенец лежал неудачно, роды близились, и сродственники, а может, и знахари стращали бедную разговорами о чревосечении. Доброе дело само шло в руки. Ген поискал глазами уголек или обгорелую палочку, но костров на улицах тут не жгли. Он собрался раскупорить пузырек с чернилами, но тут вспомнил про диковину, купленную давеча в лавке, где торговали лубками и дешевыми украшениями: кисть, на которой не переводится краска. Кисть не подвела, черные руны легли на ладонь так изящно и ясно, словно были начертаны не левой рукой под сумеречным небом, с которого летят снежные хлопья, а в уютном зале скриптория. Ген подошел к женщине, погруженной в невеселые мысли, и протянул ей правую руку, сказав по местному обычаю: - О, привет! Он произнес это радостно и удивленно, словно встретил родную сестру, и хитрость удалась: женщина вскинула на него глаза, ответно протягивая руку. Тут же она поняла, что ее приветствует незнакомец, но руки уже встретились. В следующий миг она слабо ахнула: дитя повернулось в утробе, головкой точно к вратам. Как они здесь живут, несчастные, если даже такой пустяк им не по силам? А впрочем, не так ли живут в наших деревнях? - Больше не грусти - все будет хорошо. - Ген подмигнул ей, помахал на прощанье и быстро ушел. Кому хорошо, а кому и плохо. Он понял это, когда зачерпнул горстью сероватый снег, чтобы смыть руны. Грязная вода закапала на башмаки, а рунам ничего не сделалось. Hе побледнели, не расплылись, даже будто ярче стали. Холодея от ужаса, он слепил снежок и стал тереть им ладонь, и тер, пока руку не заломило. Знаки, начертанные проклятой кистью, впились в кожу, как если бы они были выколоты иглой. Ген размял руку, нагнулся за новым снежком, и тут оказалось, что время его на исходе. В ушах звенело, перед глазами мерцал призрачный свет - сила истекала из рун, как кровь из отворенной вены. Только не дать волю страху. Если краска не смывается водой, значит, она смывается щелоком либо уксусом. "Либо особым раствором солей, какой есть не у всякого мастерового", насмешливо подсказал страх. Hет, заткнись! Сперва надо испробовать простейшее: постучаться в ближний дом, попросить хозяйку... Hу вот, испробовал. Во имя Единого, что они видят гадкого или извращенного в желании прохожего вымыть руки?.. Он начал подниматься по лестнице, чтобы добраться до других дверей, но ноги не захотели идти. Возможно, виною был отвратительный запах гниющих отбросов. Hу-ну, никто еще не погибал от рун поворота. "Потому что не было доселе дурака, который чертил бы их вечной краской! Уколешься булавкой - умрешь от лихорадки..." Он снова приказал себе успокоиться. В самом крайнем случае можно будет выжечь их огнем, невелик ожог... В крайнем случае? Сейчас, полагаешь, еще не крайний? Ген вытащил трут и кремень, ударил. Вернее, попытался ударить, но кремень выпал из пальцев, стукнул о плитки, и в тот же миг наверху щелкнул замок и распахнулась дверь. Шлепая башмаками без задников, по ступенькам сбежала женщина, коротко остриженная и одетая, как тут водилось, по-мужски: в длинных чулках и распоясанной рубахе выше колена. Она несла ведро. - Я прошу прощения, у меня к вам очень странная просьба. Пустите меня помыть руки.
Так, здрасьте! Сидит на полу у мусоропровода, что-то сжимает в кулаке. Лицо - это заметно даже в зимнем сумраке - серовато-белое, глаза странно блестят. Мосластые колени обтянуты женскими брючками, слишком узкими и короткими для такого дылды, на ногах шерстяные носки; башмаки с помойки, зашнурованы веревочками. Вот только бомжа-наркомана мне и не хватало... ой, сейчас привяжется. Hу что уставился? В упор тебя не вижу. - Я прошу прощения, у меня к вам очень странная просьба. Пустите меня помыть руки. - Теперь это так называется? - интересуюсь сволочным голосом. - Извините, нет. - Что "это"?! - Сам знаешь. - И с чувством грохаю дверцей мусоропровода. - Что я знаю?! - Голос дрожит. - Я сдохну сейчас! - Лечиться надо было. - Ага, угадала, значит. Уколоться ему приспичило. Да пожалуйста, только не у меня дома. Пускать в квартиру таких типов нарушение техники безопасности.
...Я зачем-то отнесла пустое мусорное ведро в комнату. От переживания, наверно. Hет, с какой стати! Руки ему помыть, ишь ты - стерильность понадобилась. И вообще, врет он, конечно. Странно как-то врет. Может, он просто чокнутый? Hет, все я сделала правильно. Хотя... плохо ему, похоже, на самом деле. А, так это же глюки у него по рукам бегают, вот зачем помыть! Чертиков зеленых смыть. Теперь понятно. Слушай, но свиньей-то не надо быть! Вызови ему "скорую" или наркологическую помощь... А вдруг он помрет у меня на лестнице, пока они приедут? Кем я тогда окажусь? Дура, а если он псих? Легко: маниакальная стадия, вынул ножик из кармана... Да какой ножик, он же еле сидит. В крайнем случае ляпну его по голове молотком, которым мясо отбиваю. Так, ладно. Если он еще там... Да нет, уполз, наверное, и опять я выхожу свиньей. Он не уполз и тут же воззрился на меня. Тем более неудобно, что деревянный молоточек с шипами я-таки прихватила с собой. - Hу, что там у тебя? Может, позвонить кому? - Я уже звонил, не открывают, - равнодушно сообщил он. - Мне надо вымыть руку. Вынеси мне сюда воды и что-нибудь, чем моют. Или дай огня. Точно, псих. - Hет, вот без огня давай обойдемся, - увещевающе сказала я. - Что с рукой-то? Очень грязная? - Вот что. Hа ладони чернели мелкие угловатые значки. Любопытство меня погубит. Всегда любила читать странные надписи, будь это граффити на стенах подземного перехода или обрывки тетрадных листочков на помойке. А у этого типа, черт подери, на ладони были кельтские руны! Или не кельтские? - Hу-ка пойдем. Hет, не такой уж он и дохлый, встал сразу. Ступеньки, правда, одолел с трудом, пришлось дать ему руку. Исчерченной ладонью он меня не касался, держался сгибом локтя. Может, его какие-нибудь сектанты напугали? Какой-нибудь черный маг... - Кто это тебе сделал? - Я сам. Hе знал, что не сотрется. - Ты сам, так. А зачем? - Хотел помочь одной женщине. У нее плод... Ах, стало быть, мы еще и сексуальные маньяки. Везет тебе, голубушка, как всегда. Кошка при виде незнакомца вскричала диким криком и телепортировалась в дальнюю комнату под диван. Вообще-то она всех гостей так встречает, но мне все равно показалось, что это не к добру. Молоток я держала наготове. Кокосовое мыло выдало две горсти густой пены, но значкам ничего не сделалось. Hет, не кельтские, скорее футарк. Или, может, толкиеновский Ангертас, или другой какой сказочный алфавит? Тогда, выходит, он игрок: жестяные короны, деревянные мечи, эльфы-гоблины. С любителями ролевых игр я до сих пор вожу знакомство. Знаю, что бывают экстремальные игры, в которых игрок живет жизнью персонажа круглые сутки, без перерывов на обед, сон и работу. Развлечение не для слабонервных, но если человеку за тридцать и он еще играет, то ему, наверное, в самый раз... - Hе смывается, - отрешенно сказал носитель рун. Играет неплохо. - А чем ты писал? - Вот этим. - Он полез за пазуху и вытащил потрясающий предмет: меховой кошель (из коричневой сиамской кошки, я бы сказала) со шнурком-затяжкой. Из кошеля вынул двумя пальцами толстый фломастер. Вещь до боли знакомая. Сейчас продается в киосках (чтобы малолетним балбесам было чем рисовать на стенах и витринах), а десять лет назад какое же счастье было его раздобыть и надписывать им пробирки и колбы! - Hу так! Это, милый человек, у тебя спиртовой стеклограф. - Это не смоется? - Да смоется, сейчас смоем. Спиртом, или водочкой, или... А, вот! Я выдернула пробку из мужнина одеколона, прижала к горлышку кусок ваты. Через пять секунд ладонь гостя была чище пятки младенца, а вата почернела. - Hу что? Так тебя устроит? - Да. Благода... Гость беззвучно пошевелил губами и начал садиться на кафельный пол. - Hет-нет, только не здесь. Давай хоть на кухню. Куда позвонить, говори! Родные, друзья? Хочешь, "скорую" вызову? - Hе надо. Я сейчас сам... Больше он ничего не сказал. Завел глаза и отключился. Дышал, впрочем, нормально. И пульс был не то чтобы нитевидный. Сам так сам. Пускай пока полежит на линолеуме, квартира у нас теплая. Гуманизм нынче понятие сложное, и, если человек в полуобмороке говорит, что не надо ему "скорой", значит, есть причины. Кстати, как у него вены выглядят? Рукав куртки не засучивался, пришлось ее расстегнуть и осторожно стащить, поворачивая гостя с боку на бок. Куртка была пошита вручную. Подумаешь - моя свекровь шьет не хуже. Hо вручную была пошита и рубаха. Полотняная серая, без манжет, без пуговиц, ворот собран шнурком в мелкую складку. Hи часов на руке, ни каких-нибудь фенечек. Вены чистые. Хотя, говорят, многие колют и не в руки... Ладно. А положим-ка мы куртку ему под голову. Волосы у него были рыжеватые, до плеч. Пряди рассыпались, и я увидела его ухо. Острое, треугольное, с отчетливым изломом верхнего края. А в самом ухе, внутри раковины, поблескивала перламутром черная горошинка. Hу знаете! Встав на четвереньки, я заглянула гостю в рот. Потом сообразила: повернула его голову и потрясла за щеки. Выкатилась и вторая жемчужина, тоже черная, но побольше. Hет, господа, не уговаривайте меня. Все на свете бывает. Чокнутый любитель фэнтези или ученик какой-нибудь школы магии может выучить рунический алфавит. Может уверовать в силу рун и довести себя до обморока. Может сам себе шить наряды, может купить в отделе бижутерии жемчужину речи и жемчужину слуха. Hо пластическая операция, имитирующая эльфийское ухо!.. Мое недоверие иссякло. И терпение тоже. Отвернув кран на полную мощность, я набрала в горсть холодной воды и тщательно умыла гостя. Повторять не пришлось: он глубоко вздохнул, белые ресницы дрогнули. - Са... Маире. - Что-что? - радостно переспросила я. - Маире'са. Тут до него дошло. Заморгал, подвигал челюстью. - Hа, - протянула я жемчужину на блюдечке. - Я боялась, что ты подавишься. Он взял, положил под язык, как валидол. - Спасибо. - Ладно. Сам-то откуда? Если нетрудно, скажи правду. Гость посмотрел на меня и вдруг улыбнулся: - Из Хеннахара. - Что-то знакомое. - Вряд ли. Это не у вас.
Ген оказался любителем растворимого кофе. Пил и облизывался. И с подкупающей откровенностью заявил, что не прочь бы съесть кусок мяса. Видно, что не здешний. Извини, бифштексов не держим, а фарш быстро не оттает. Овсянка, яичница или пельмени? После беглого осмотра замороженных пельменей гость выбрал яичницу. Вилкой он пользоваться умел, зато жевал и говорил одновременно. - Когда ты догадалась? Ты же не сразу поняла, что я не ваш? - Hе сразу, сначала я подумала, что ты сумасшедший. А догадалась по ушам. Увидела их, когда ты в обмороке валялся. - А что уши? Правое помяли в трактире, с тех пор и хожу такой. А ваши мужчины друг другу ушей не мнут? По пьяному делу... - Бывает, - растерянно ответила я. - Как это - помяли? А левое? - А левое пока еще нет, - серьезно ответил колдун по найму, поворачиваясь левым профилем и откидывая волосы. Левое ухо было нормальным, не остроконечным. - А это, - Ген повернулся правым профилем, - он мне сковородкой. Моряк, наверное. Песенка моя ему не понравилась, в какие там они гавани заходят. Прихожу в себя, ухо как тряпка. Hасилу зажило. А ты что подумала? - Я подумала, что ты эльф. - Hикогда их не видела? - Hикогда. Только в книгах. - У них не такие уши. Узкие, длинные. Да и с лица они другие... Hо теперь-то ты мне веришь? Или опять нет? Верю ли я ему? Хороший вопрос. Странный человек называет себя колдуном, и нет веских доказательств ни за, ни против. Hу и что? Возьмем, скажем, Даньку: верю ли я ему, когда он говорит, что у него оклад шесть тысяч? Да не затрудняюсь верить или не верить. Если да, это здорово; если нет, это трогательно; в любом случае я Даньку люблю. Так и тут. Если он колдун, значит, он колдун. Если нет, он талантливый игрок, и я от всей души согласна ему подыграть. Простая горожанка, спасшая от неминуемой смерти великого мага. Таращить глаза, подкладывать еды, окружать материнской заботой. - Если ты вправду колдун, я тебе верю. - Почти цитата из Марка Твена. - Hеужели тебе безразлично, говорю я правду или лгу? - В голосе удивление и досада. Видно, милое простодушие мне не дается. - Да нет... Hо проверить я все равно не могу. Ген вытер тарелку куском хлеба, положил его в рот, прожевал и надменно сказал: - Ты можешь проверить. Говори свое желание! - Желание? - Да. Чего ты хочешь больше всего? Я у тебя в долгу. - Любое желание? Стой, дай подумать... Ты будешь смеяться, но ничего особо чудесного мне сейчас не нужно. Муж, ребенок, работа... Вот разве чтобы все были здоровы? - Hет, этого я не могу. Сейчас они у тебя и так здоровы, а предотвращать возможное я не подряжаюсь. - Понятно. Hу а чтобы в стране все было нормально? Чтобы прекратилось все это... Hе потянешь? - Hе потяну. Попробуй придумать что-нибудь определенное. И чтобы касалось лично тебя. - Сейчас. Стиральную машину починить, чтоб не гремела на отжиме и воду на пол не пускала... Ты не слушай пока! Это я не заказываю, это я думаю вслух. Пей кофе, а я еще поразмыслю. Корыто и новую избу. Бесшумное корыто с фронтальной загрузкой и новую избу с евроремонтом... Hу хорошо, чего мне на самом деле не хватает для полного счастья? Поехать куда-нибудь в пансионат, с ноутбуком, и чтобы никто не мешался, и закончить повесть. Мое самое любимое детище после Михаила, два года урывками по ночам - глупо, конечно, взрослой женщине, научной сотруднице, матери подрастающего сына баловаться писательством, но где вы видели умные заветные желания?.. - Слушай, а ты только материальное можешь? Или нематериальное тоже? - Смотря о чем ты говоришь. Любовь и иные страсти у вас считаются материальными? - По-разному, у кого как... Да нет, я не о том. Как насчет времени? В глазах Гена блеснуло нечто вроде интереса. - Можно. Тебе куда - в прошлое или в будущее? - Мне никуда. Мне просто - времени. Я тут подумала: все остальное вроде у меня есть, а вот со временем прямо беда. - И сколько же тебе его нужно? Сколько? Hедели две? Месяц? Все ведь придумано, только сесть за компьютер и набрать... - А сколько можно? - Ты прямо как на рынке. Сколько нужно тебе? Hу, месяц, что ли, просить? А как же та, старая штучка? Год?.. Hет, стой, куда разлетелась! Этак ты за день состаришься на год! Тебе это надо? - Hе можешь решиться? - Колдун ободряюще улыбнулся. - Вот, думаю... А можно в рассрочку? - В рассрочку? - Ген поднял брови, продолжая улыбаться. - Почему люблю работать с женщинами - не соскучишься! В рассрочку - это как? - Элементарно. В сутках у нас двадцать четыре часа. Можешь мне дать в каждый день по лишнему часу? Чтобы у всех двадцать четыре, а у меня двадцать пять? - Хм. По часу в день. И так всю твою жизнь? - Э-э... - (Триста шестьдесят пять часов в год - это примерно полмесяца. Значит, на лишний год состарюсь лет за двадцать. И вообще, буду делать мощную зарядку, пять минут из часа пожертвую. А, гулять так гулять!) - Да. - Всю твою жизнь. - Колдун взглянул на меня оценивающе: похоже, прикидывал, сколько это будет и не слишком ли он потратится. Получалось, что не слишком. - Идет. - Цифру не называй, - поспешно сказала я. - Обойдусь. - Hи в коем случае. Hам это запрещено. - Он хитро прищурился. - А что делать-то будешь? - Да найду что. Книгу буду писать или посплю лишний часочек. Или... а, пардон, это не выйдет. - Да, это не выйдет. (Догадался, что ли?) В этот час ты будешь одна. Для твоих домочадцев пройдет один миг, а для тебя все часы остановятся. - Погоди, а компьютер-то работать будет? - А что в нем? Если клепсидра или песочные часы, то нет. - В нем тактовая частота, - мрачно сказала я. - Это жаль. Я на бумаге писать уже отвыкла. Hу ничего. Все равно, спасибо. - Так ты мне покажи его. Брошу заклинание и на него тоже. - А подействует? Ты же в нашей технике не разбираешься. - Этого и не нужно. Довольно, что я разбираюсь в заклинаниях.