Клещенко Елена. Прекрасная Дева Орков (Леди Назгул)

   Дальнейшее касается одного Нарендила Рыжего. Его очередь была за полночь, в самую темную пору. Луна едва прибывала, и августовские звезды светили ярче нее. Нарендил с луком через плечо прохаживался вокруг лагеря. Можжевеловый дым ел глаза. Нарендил прислушивался к ночным звукам: дыхание коней, пощелкивание и трески угольев, далекое журчание ручья в камнях... Ночью ожила орочья деревушка. В каждой землянке горело по костру: то ли они еду варили, то ли пытались согреться. Тяжелый зловонный дым расползался по склону, но лишь изредка дотягивался до высоко расположенного лагеря. Зато звуки были слышны отменно: визгливые крики, плач, торжествующий рев победителя в драке... Потом грянули песню в несколько голосов, заухал барабан, и звуки его преследовали Нарендила даже в шатре, когда его сменили. Зачем им барабан, думал он, неужели они танцуют? Почему-то эта глупая мысль не давала ему покоя. Он не мог уснуть - на грани забытья лепились из темноты хохочущие рожи орок. Все они были безобразны, каждая по-своему, и черты их расплывались, искажались, становясь еще уродливее, пока не теряли последних примет разумного существа, - и это было так мучительно страшно, что Нарендил, вздрогнув, сбрасывал пелену кошмара и видел темный купол шатра, слышал дыхание товарищей, легкие шаги часового и упрямый барабан. Затем все повторялось вновь. Самым ужасным было то, что орки в его сне говорили на Квэниа, на высоком наречии. Он забыл фразу, повторенную несколько раз, помнил лишь слово "аурэ". Когда он снова открыл глаза, сквозь полог пробивался розовый свет. Нарендил подумал, что ему сегодня больше не спать, и осторожно, чтобы никого не разбудить, выбрался наружу. Его встретило ясное горное утро. Свет и ледяной ветер текли в долину, будто ледяная вода здешних речек. Дым, застигнутый врасплох, тянулся клочьями по земле и пропадал. За восточными хребтами вставала заря цвета раскаленного железа, яркая подстать холоду. Проклятая деревня уснула, барабан наконец молчал. Утро было прекрасно, и Нарендил решил спуститься к воде, сполоснуть лицо, чтобы прогнать последние тени дурной ночи. Он помахал часовому - это был Элендар - и, прихватив котелок, направился вниз по склону. Он не рассчитывал встретить орков, ведь солнце уже всходило, слепящее солнце, которого они боятся больше всего. Но все-таки, огибая скалу перед ручьем, он замедлил шаг. И не зря. На берегу кто-то был, одинокая маленькая фигурка, на корточках хлопочущая над чем-то. Нарендил плотнее завернулся в плащ и прижался к скале. Их разделяло не более двадцати шагов, и солнце светило ему прямо в затылок, делая его почти невидимым и позволяя в то же время внимательно рассмотреть неизвестное существо. Оно было маленькое, тощее и быстрое в движениях. Конечно, орк. Ох нет орка! Он поспешно отвернулся. Орка сняла свои одежды, полагая, что никто ее не видит. Ишь, сверкает своей красой на лигу вокруг, - другие орки попрятались, некому на нее любоваться... Но почему она-то не скрылась от солнца? И что она здесь делает? Собирается мыться? Не может этого быть. Они никогда не моются. Тем паче в горном ручье, ранним утром, когда и одетого дрожь пробирает... А может, она колдует? Говорят, есть в Искаженной Арде многое, о чем лучше совсем не знать. Но Нарендилу не всегда удавалось вовремя вспомнить эту мудрость. Даже орки порой внушали ему интерес, побеждающий отвращение. Конечно, подглядывать за женщиной - занятие для лиходея, говорил он себе. Но ведь она не эльф и даже не человек. И я не с дурными помыслами. И потом, для нее самой эльф не равный ей, а так, вроде кэлвар. Да она и не узнает, что я на нее смотрел... Знал Нарендил, что эти оправдания лукавы. Но желание выведать секреты орочьего колдовства победило укоры совести. Он снова выглянул из-за скалы. Орка была очень худа, и мала ростом - повыше полуросликов, а эльфа пониже на локоть. Мелкие орки не так безобразны, как крупные, - в пещерах им не приходится сгибаться в три погибели и опираться на руки, и у них не бывает горбов и длинных медвежьих лап. Однако изящества и красоты ей весьма недоставало, так что и не сразу можно было распознать в ней женщину. И волосы ее были коротко обрезаны, черными клочковатыми космами, будто она надела гномью меховую шапку. На груди у нее мелькало что-то белое, непонятный амулет на короткой цепочке. Сидя, как сказано, на корточках, она что-то делала со своими одежками. Потом встала (Нарендил зажмурился от смущения, но тут же открыл глаза). Сделала два быстрых шага к воде. Заколебалась на мгновение - и прыгнула в бочажок, где вчера лежали котлы. Со звонким шипением, подобным змеиному, орка присела в воде, окунувшись с головой. Безумная тварь, подумал Нарендил, холод убьет ее... Но она уже выскочила на берег - одним лягушачьим прыжком. (Эльф у скалы прикрыл рот ладонью, чтобы смехом не спугнуть ее). Орка подскакивала и притоптывала, шумно переводя дух и вздрагивая так, что брызги летели с мокрой головы. Теперь он видел ее странное лицо - темные щели глаз, черные брови, взведенные вверх, к вискам, как ветви у письмен Даэрона, и белые оскаленнные зубы. Он подумал, что теперь она оденется, чуть обсохнет, - но нет, только обтерлась ладонями и опять присела у своего тряпья. Развязала какие-то узлы. Что-то зачерпнула в горсть и втерла в кожу, и снова зачерпнула. Серый порошок, летящий крупинками по ветру. Скоро вся она стала серая, как камень. Странные чары наводят орки. Что это может означать?... Додумать он не успел - орка снова прыгнула в воду и заплескалась, отмываясь, и снова вылетела на берег как ошпаренная. На вид она нисколько не изменилась. Да зачем же она все это проделывала, вражья дочь?! Орка тем временем полоскала свою одежду, и Нарендилу показалось, что по воде плывет та же серая пыль. Да полно, чары ли это? Может, в деревне поветрие, и таким путем они избавляются от заразы? Тогда почему она одна остальные не знают? Или не хотят?.. Мокрые мохнатые штаны она сразу же натянула на себя. Эльф содрогнулся, подумав о сырой холодной шкуре, но орка повеселела, даже скалиться перестала. Губы ее шептали что-то - не то заклятия, не то проклятия. Надев куртку и застегнув грубые пряжки, она принялась собирать то, что разложила на берегу. Нарендил понял, что сейчас она уйдет, и орочья тайна останется неразгаданной. Нет, этого допустить нельзя. Надо попытаться заговорить с ней, а там уж как выйдет - если своей охотой не расскажет, поймаю, а убежит - так убежит... Нарендил вышел из-за скалы и тихонько звякнул котелком. Орка, не издав ни звука, стремительно метнулась в сторону, и тут же упала - должно быть, ногу свело. Упала неловко, вперед, и безжалостно замолотила руками по онемевшему бедру, злобно всхлипывая и шипя, как вода, пролитая в очаг. Звериная гримаса, в которой смешались боль и бешенство, делала орку похожей на рысь в ловушке, недоставало только прижатых ушей, и когда Нарендил подумал об этом, ему померещилось превращение - полосатая шерсть на лице, когтистые лапы вместо судорожно сжатых кулаков... Самое зловещее из наваждений Сумеречья предстало перед ним воочию, и, как ни стыдно признаться, его охватил страх. Но тут она умолкла, застыла без движения, точно увидела что-то, затем спокойно уселась прямо на землю и принялась гладить и растирать ногу, не сводя с Нарендила подозрительных глаз. - Прости, что причинил тебе беспокойство, - сказал Нарендил на Всеобщем языке, стараясь говорить как можно более внятно и не трогаясь с места. - Я только хотел набрать воды. Могу ли я тебе помочь? - Поганый эльф, - сказала орка. Слова Всеобщего языка она выговаривала со странным акцентом. И тон был странен, как будто она не обругала его, а просто поздоровалась, или сама для себя отметила его появление. Теперь он наконец-то узнал ее: это была та самая, вчерашняя, которую он окунул в ручей. Тот же голос, похожий на крик чайки, то же сердитое лицо под шапкой волос. - Ты меня не бойся, - сказал он. - Я тебя не боюсь, - злобно ответила орка, уставившись в сторону. Короткий вздернутый нос и длинный подбородок, выдвинутый вперед, придавали ей надменный вид. - Ты грязный вонючий эльф. Чего это я буду тебя бояться? - А кого ты боишься? - Я?! Я никого не боюсь! - она резко повернулась к нему, оскалившись и прижав верхнюю губу к носу. - Я - воин, а вы все - навоз! - Ты - воин? - с улыбкой спросил Нарендил. - А разве женщине пристало быть воином? - Говори дальше, эльфийская падаль, - угрожающе-спокойно сказала орка, - и этот камень войдет тебе в рот. Вот злющая тварь, - подумал Нарендил. Но я и в самом деле никогда не видел их женщин на поле битвы. Почему она обиделась? - Я чем-то обидел тебя? - Уходи отсюда, - был ответ, - или получишь камнем. Но Нарендил решил не отступать. - Может быть, ты затаила гнев за вчерашнее? - осторожно спросил он и сделал маленький шаг вперед. - Я и вправду обошелся с тобой грубо, но ты ведь попала в меня камнем, плечо до сих пор болит. Орка ухмыльнулась и кивнула. - Да! Я попала в тебя камнем два раза. Теперь будешь знать мою силу. Нарендил не выдержал и расхохотался. Поистине, наглость орка не знает предела! Ей напоминают, как ее окунули в воду, а она хвалится своей силой! Камень он сумел поймать - плоский кусок гранита величиной с ладонь. Орка тут же вскочила и впилась глазами в его руку, готовая прянуть в сторону. Нарендил взглянул на нее и небрежно уронил камешек. - За что ты так сердишься на меня, маленькая орка? - спросил он. - Разве я враг тебе? - Все враги мне, - коротко ответила орка и добавила: - Длинный тупой эльф. Такого он не ожидал даже от орка. - Ты думаешь, что у Четырех Племен нет других дел, кроме как враждовать с тобой? - спросил он язвительно. - Да, у вас есть другие дела, - в тон ему отвечала орка, - у тупых дел всегда много. Тогда-то я и могу сделать что нужно и убежать. Нарендил помолчал, сраженный этим объяснением. Потом сказал: - А все-таки я тебе не враг. Мне нет надобности причинять тебе зло. Чудно говорить такие слова орку, но ведь это правда - мы всего лишь разведчики... - Могу поклясться... - Эльфийские клятвы - навоз. Эльфы клянутся и врут. - А орки не врут?! - Клятвопреступником Нарендила еще никто не называл. И много ли эльфов тебя обмануло, ты... - Меня не обманешь. Я хитрая. А орки тоже, конечно, врут. Ты этого не знал, тупой эльф? И не шагай больше ко мне, а то... узнаешь, что будет. Все-таки она была слишком смешна в своей надменности, чтобы долго на нее сердиться. - Скажи лучше прямо, что ты меня боишься, - посоветовал Нарендил, наклоняясь и глядя в глаза сердитому созданию. - Скажи правду: боишься, что подойду к тебе? Я не буду... - Я?! Я тебя?! - орка задохнулась от возмущения, застучала кулаком по земле. - Я не боюсь поганых эльфов. Подходи себе, все равно не поймаешь! - А я и не буду тебя ловить, - сам того не заметив, Нарендил уже разговаривал с ней как со своенравным ребенком, а не как с хитрой и коварной дочерью тьмы. Впрочем, орка и вправду выглядела очень юной - не всякий с ходу угадает возраст птицы, зверя и орка, но эта была совсем девчонка, и только злость и самонадеянность делали ее старше. - Еще одежду об тебя запачкаешь. Ты же вся перемазана. (Орка быстро оглядела себя, но ничего не ответила). Скажи мне, орка, зачем ты натиралась этим порошком? - Ты следил за мной!.. - орка схватила камень. - Я не следил за тобой, а увидел нечаянно. Но я не понял, зачем. - Это и не твое дело, эльфийское отродье. - Отчего не мое? Я знаю о чарах не меньше любого орка. Но такое колдовство вижу в первый раз. Неожиданно орка рассмеялась. - Ха, правду я сказала, что ты тупой и грязный! Ты даже не знаешь, как очищаются! Вы, эльфы, так и ходите год за годом все в навозе! - Так, значит, ты мылась?! - Нарендил не смог скрыть удивления: орков он повидал, и в бою, и пленных, но скорее встретишь серую кошку королевы Берутиэль, чем орка, возжелавшего быть чистым. - Я очищалась, - важно сказала орка. - Зола из костра сжигает все, кроме тела. Вода уносит золу. Теперь у меня нет ни следов, ни запаха. Я сгорела в том костре. Остался только дым. А на дым никто не охотится. Пока орка говорила все это, она в упор и с торжеством смотрела на Нарендила. И он разглядел ее глаза - раскосые, затененные косматыми волосами, но большие и широко открытые, не щелочками, как ему сперва показалось. И не темные, а зеленые, - не эльфийской яркой зеленью, белесые, цвета лишайника на старом стволе или сосновой хвои, со зрачками крошечными, как черные звезды. Настоящие глаза Проклятой - не кэлвар, но нечто подобное кэлвар... Когда она сказала про запах, Нарендил вспомнил, что орки обладают звериным нюхом, вспомнил, как эти твари тянут носами, ожидая нападения или готовясь напасть. Значит, она отмывалась, чтобы ее не учуяли, только и всего. Но смывать запах в горном ручье, который леденит кровь и вертит камушки под ногами, - на это можно решиться в еще большей опасности... - А кто охотится на тебя? - спросил он. - Вонючий Магорх и его паршивые холопы, - орка снова оскалилась. - Магорх пришел из Мордора, и они его боятся. Он падаль. Зря вы не убили его на равнине... Ты хочешь убить его? Он убил много ваших, - в лице ее изобразилось особое равнодушие, какое у хитрых животных означает тайный умысел. - А многих мучил по-всякому... - Нет, я не убью его. - Э! Ты тоже падаль. Что и взять с поганого эльфа?! - Зачем ты этому... Магорху? Зачем он тебя ловит? Орка сплюнула в источник. - Сам догадайся, тупой эльф! - Он... хочет тебя съесть? - с запинкой выговорил Нарендил. Подобное лиходейство было вполне в духе орков, но она опять рассмеялась, хоть и не так весело. - Ну и дурак ты, эльф, - в подтверждение его дурости она звонко постучала камнем по камню. - А может, и не дурак. Магорх, он и сожрет потом... Но он меня не поймает! В жизнь свою вонючую он меня не поймает! - с такой яростью она это прошипела, что снова стала похожа на дикую рысь. - Этот кусок навоза не вылезет из своей вонючей ямы, пока в небе огонь. Он поганый трус. Положив левую руку на глаза и глядя сквозь пальцы, орка показала правой на восточный горизонт. Солнце уже вышло из-за вершин, тени вытянулись на уклоне, и воздух потеплел. - Я думал, что все орки боятся солнца, - медленно проговорил эльф, наблюдая, как она морщится от яркого света. - Почему ты не боишься? - А почему я должна бояться? - с вызовом спросила она. Ладонью вытерла слезы. - Пусть тупые боятся. Огонь, понятно, большой, и жара много, и глаза ест. Но он далеко и сюда не придет?! - Она ухмыльнулась и добавила что-то на своем наречии - будто две строчки из песенки. - Что ты сказала? Я не понял. - Эх ты, убогий эльф. У нас говорят... - задумалась, ища слова, ...говорят так: "Лучше большой пожар в пяти милях от тебя, чем маленький огонь под задом у тебя". Нарендил улыбнулся изречению неведомого оркского мудреца и снова спросил: - Где это ты так хорошо выучила Всеобщий язык? - На войне, конечно. Где еще можно выучиться Всеорчему языку? - Ты была на войне?! Орка насупилась. - Хватит тебе спрашивать, хитрый эльф. Кто много знает, того много бьют. Она подобрала с земли узелок с остатками золы и сунула за пазуху Нарендил опять заметил белый амулет и золотой блеск на нем, но так и не понял, что это. - Куда ты пойдешь теперь? - Я говорю тебе, кончай спрашивать! Спрячусь так, что тебе не найти! Наворую еды в деревне, пока навозники спят... - Зачем же тебе воровать? - удивился эльф. Орка уже уходила, но от такого вопроса остановилась и взглянула на Нарендила через плечо своими неразумными глазами. - Затем что жрать хочется, ты, каменная башка! Я без еды подохну! Понял? Значит, другие орки не дают ей пищи. Неужели и вправду все они ее враги? Орка меж тем сочла разговор оконченным и рысцой побежала восвояси. - Стой! - негромко крикнул он, но она даже не оглянулась и перешла на бег. - Да стой же! Мясо есть будешь? Тут она встала как вкопанная. Всем в отряде полагалось всегда брать с собой кинжал, фляжку и мешочек с запасом пищи. Мало ли что может случиться в этих диких краях; отойдешь всего на пол-лиги от своего шатра, а вернуться не сможешь. Нарендил достал кусок вяленого мяса и, протягивая орке, попытался подойти. Но она отпрыгнула. Глаза ее, однако, так и заблестели, а худое лицо еще больше осунулось от напряжения. - Возьми, - сказал Нарендил. - Это тебе. - Орка шагнула было к нему, но тут же отпрянула и спрятала руки за спину. Потом сердито сказала: - Хочешь, чтобы я взяла, - положи мясо на землю, а сам отойди! - Твоя воля, - без улыбки сказал Нарендил. Выбрав камешек почище, он положил на него кусок и отошел назад. Орка сперва будто не обратила внимания. Она, казалось, раздумывала, не уйти ли. И вдруг она в три прыжка подскочила к камню, схватила мясо, сунула его в рот и тут же во весь опор понеслась прочь, к восточному склону. Нарендил смотрел ей вслед. Орка улепетывала с невозможной быстротой, не бежала, а катилась, как жухлый лист, гонимый ветром. Падая с ног, она помогала себе руками, он отчетливо разглядел это - некоторое время скакала галопом на четвереньках, затем переходила на двуногий бег. Когда она скрылась среди скал, Нарендил зачерпнул воды в котелок и медленно пошел обратно. Мысли его были смутны. Он укорял себя за бесцельное любопытство: одно дело - выполнять свой долг разведчика, и совсем другое - неизвестно зачем интересоваться гнусной жизнью гнусных созданий. Но теперь он не чувствовал ночной тоски и отвращения. Что-то изменилось вокруг - то ли тепло и прибывающий свет были причиной, то ли звуки пробуждения в лагере, голоса, приветственное ржание коней, - черные чары рассеялись, и на душе у Нарендила стало легче. Правда, не сказать, чтобы спокойнее. Было так, будто он ждал ответа на вопрос или, может быть, исхода битвы.
   Жизнь в лагере текла обычным порядком, словно никакой орочьей деревушки в помине не было. Только Келион, очередной часовой, с луком и колчаном обходил лагерь. Расседланные кони спокойно паслись. Как видно, ночь в долине не повредила ни им, ни их хозяевам. Элендар снял чехол с легкой арфы и настраивал ее, Имлас поднимался по крутому, почти отвесному склону в поисках гномьего корня, Элуин возле подвешенного над огнем котла расстелил плащ и улегся навзничь - высоко над ним в синем небе сновали стрижи. Других птиц в долине не водилось, но до стрижиных гнезд никакой лиходей не доберется, и голоса их звенели в воздухе, как флейта Сулимо. Тингрил сидел у шатра, склонясь над картой. - Я встретил орку у источника, - сказал ему Нарендил. - Только что. - После восхода? - слегка удивился Тингрил. - И что ж они, за целую ночь еще не всю утварь унесли? - Нет, - с запинкой ответил Нарендил. - Я понял так, что ее изгнали из деревни. - А, обычная история. Когда злоба Проклятых не находит выхода, она обращается против них же. Вспомни старика. - Но это бессмысленно, - сказал Нарендил. Он все не мог понять, что его тревожит. - Они нарушают законы Арды... - Вот так открытие! Станут ли твари Моргота блюсти законы Арды? У них свои законы, и, благодарение Валар, не по ним ныне живет Арда. Ибо это законы гибели. - Так они уничтожат сами себя? - воскликнул Нарендил. - Прежде мне это не приходило в голову. Не мы, не Люди, а они сами... - О том, что будет, знает Намо Мандос, - отвечал предводитель, - но я не вижу другого исхода. Проклятые должны сгинуть, - мрачная тень прошла по его лицу, воспоминание о черных делах, и он добавил: - Рано или поздно... Временами неловко было беседовать с Тингрилом. Словно не просто усталость прошедшей войны и неминуемой разлуки угнетала его - словно и вправду из вечных сумерек Мандоса он глядел на собеседника, столь безрадостной была его мудрость. Нарендил забыл про орков и попытался развеять печаль предводителя, сказав первое, что пришло в голову: - Рано или поздно не слетел бы со скалы наш собиратель кореньев! - На узеньком карнизе локтях в пятидесяти от земли Имлас стоял на коленях и вовсю орудовал кинжалом. Мешок его лежал брошенный внизу в кустарнике, и стрижи подобно стрелам проносились у самой его головы. - Не могу понять, зачем такому удальцу гномий корень - если его сила и ловкость удвоятся, не будет ли вреда?! Нарендил достиг цели - Тингрил усмехнулся, и скорбь Мандоса исчезла из его глаз: - Пожалуй, ты прав, Нариндол. Заставим его до окончания похода отдать корень Элуину. Садись со мной, посмотрим, как будем возвращаться. До Западного тракта двадцать лиг по прямой... Достичь тракта и повернуть к месту сбора отрядов они не успели - изучение карты было прервано воплем Элуина: - Орки! Нападение! Эй, все сюда! У костра Элуин и подбежавший к нему Элендар боролись с кем-то, кто отчаянно вырывался. Келион уже стоял на высоком камне, со стрелой на тетиве. Имлас торопливо спускался, хватаясь за кусты. - Ах ты вражий сын! Берегись, он кусается! - Обнаглели, сауроновы твари! Все-таки приползли, посмели! - Больше никого нет! Он был один! - О Элберет! Это же девчонка! Вот и подвеска на шее... - Хороша девчонка, рычит как раненый тролль в ущелье! - Ты полегче, ногу ему не оторви! - Будет так биться, сам себе оторвет! - А-а, мордорский щенок! Руку... руку прокусил! Нарендил увидел ее - все ту же, давешнюю орку. Эльфы крепко держали ее на весу, за руки и за ноги. Она бешено дергалась и мотала головой, пытаясь дотянуться зубами до чьей-нибудь руки, и в самом деле издавала жуткие звуки, похожие на рычание. - Как ее схватили? - спросил Нарендил. Орка затихла, узнав его. Ответил Элуин: - Мясо она хотела украсть. Я резал коренья в похлебку, вдруг вижу крадется, как змея. И прямо к мешкам. Я схватил ее, тут подбежал Элендар... Но дралась она, как десять бешеных уруков! - Келион! - окликнул Тингрил часового. - Как случилось, что она прошла мимо тебя? Или ты воображаешь, что мы стоим лагерем в миле от Дворцовых Ворот? - Мимо меня никто не прошел бы, предводитель, - глаза Келиона сверкнули, но голоса он не повысил. - Не держать мне больше в руке меча, если тварь пришла из долины. - Так она спустилась с гор? - воскликнул Имлас. - Пожалуй, она не за мясом пришла, - медленно сказал Тингрил, разглядывая пленницу. - Ее могли послать те, кто скрывается в горах. - Нет, предводитель, - сказал Нарендил, - это и есть орка, с которой я говорил у источника - ее прогнали из деревни. А вчера я видел ее там же с другими орками. - Я узнаю ее, - усмехнулся предводитель. - Не ее ли слова я переводил тебе? - Да, предводитель, - Нарендил слегка смутился. - Вижу, что орки не вызывают у тебя отвращения. Утренняя беседа была столь же приятной, как вечерняя?.. Ну хорошо, верней всего, она не соглядатай. Будь она не из деревни, те забили бы ее еще вчера... Похоже, она и вправду просто-напросто воровала. Эльфы, обрадованные таким поворотом событий, просветлели лицами. Минувшая опасность и безвредный враг всегда становятся смешны. Да к тому же Элуин успел накануне поведать товарищам о сражении Нариндола с горластой оркой, и теперь все заулыбались, даже Элендар с окровавленными пальцами. Только Тингрил по-прежнему молча и пристально разглядывал пойманную орку. - Как же так, Нариндол? Ты нарочно искал ее общества? - Вы оба вчера погорячились и решили помириться? - Могу ли я узнать, чем прекрасная леди заслужила твое расположение красотой или учтивостью? - Вы напрасно смеетесь, - сказал Нарендил. - Она голодна. Ее преследуют другие орки, и ей нечего есть. Никто не нашел, что ответить на это. Исконная ненависть боролась в сердцах эльфов с жалостью к живому созданию, попавшему в беду. - Ее надо покормить, - продолжал Нарендил. - Не бойся, - сказал он ей на Всеобщем языке, и тут вспомнил, что не знает ее имени. - Ты не бойся. Тебя не накажут. - Я не боюсь, - ответила орка со всем достоинством, какое было возможно в ее положении. Келион засмеялся. - Эти твари всегда голодны, - заявил Элуин, не выпуская тощих запястий пленницы. - Не за тем мы тащили сюда еду, чтобы кормить орков. В другой раз ей захочется свежего мяса, так что же мне, ждать, пока она меня прирежет? - Поменьше болтай, - одернул его Тингрил. - Дешево ты стоишь, если она может тебя прирезать. Она не воин и не соглядатай, а безвредная и убогая тварь. Пусть Нариндол покормит ее, если ему так хочется, - и если раньше она не убежит. - Не убегай, - сказал Нарендил орке. - Тебя покормят, это приказ командира. Эльфы поставили орку на землю, и Нарендил взял ее за руку. Снова посыпались шутки: - Нариндол, а я и не знал, что твоя любовь к кэлвар объемлет и орков! - А ему нравятся гады - помнишь, в Итил Тонион он подманивал зеленых ящериц? - Ящерицы никому не делают зла, чего не скажешь об орках! - Ящерицы красивые! - А эта леди разве не хороша собой? - Красавица хоть куда! - Нариндол, угости свою подружку хлебом! Я одолжу тебе, у меня осталось... Отряд расхохотался. Всем было известно, что орк лучше помрет с голоду, чем будет есть эльфийский хлеб. Орка тоскливо озиралась, гадая, что ей сулит этот смех. Нарендил все еще держал ее за руку. Ему было немного досадно, но как-никак легче сносить насмешки, чем брезгливое удивление. И в самом деле, разве она не то же, что кэлвар? Может, и смешно, что я жалею ее, но ведь в этом нет ничего дурного... - Я могу дать ей похлебки? - спросил он Элуина. - Так и быть, можешь. Но не бери мясо для гостьи из большого мешка. Тингрил подошел ближе и тихо спросил: - Тебе жаль ее, сын Марвен? - Да, Тингрил. - Что ж, накорми ее. Но кто накормит ее завтра, когда мы уйдем? Не дождавшись ответа, Тингрил кивнул, будто сказал "сам видишь", и отвернулся.