Клейн Жерар
Непокорное время
Жерар Клейн
Непокорное время
Моим родителям, бросившим
меня в Реку Времени
Там, где господствует эго,
должна властвовать совесть.
Д-р Лагаш
1
Громадный черный прямоугольник, казалось, излучал мрачный, почти невидимый свет - Служба времени Альтаира готовила отправку третьей за год экспедиции. Ветераны помнили времена, когда экспедиции снаряжались значительно реже. Надумай они сопоставить факты, их непременно обеспокоили бы участившиеся путешествия во времени. Но здесь не принято было задавать лишних вопросов и они не задумывались над тем, что не относилось к их непосредственной работе. На Альтаире каждый занимался только своим делом.
Инженеры Службы времени обеспечивали настройку мультитензоров пространства Горовица с точностью до шестнадцатого знака после запятой. Начинали работу машины. Затем инженеры приступали к тонкой настройке вручную, и успех зависел только от их умения. А оно граничило с искусством. Никто не думал об опасности, хотя риск был необычайно велик из-за невероятного количества энергии, которого требовало успешное завершение операции. Нельзя безнаказанно манипулировать силами, способными нарушить стабильное равновесие времени и пространства. В большинстве своем жители Альтаира-2, единственной обитаемой планеты в системе, считали, что последствия ошибки сведутся всего лишь к потере коммандос и тем самым к гибели семи человек. О вероятности такого исхода старались не вспоминать смерть для них была редким и неприятным событием. К тому же подготовка каждого члена коммандос темпоральных исследований и воздействий обходилась чрезвычайно дорого.
Федерация объединяла около шести тысяч миров. Но альтаирцы не ведали истины. В тайну были посвящены только Арх, члены его совета и инженеры Службы времени. Они знали, что в лучшем случае ошибка приведет к нарушению будущего Альтаира-2, а это чревато катастрофой для всей Федерации. В худшем случае - катаклизм уничтожит часть Галактики, и разрушительная волна покатится до границ Вселенной. Но инженеры Службы времени не совершали ошибок. Они не допускали даже малейшей их возможности, а потому не предпринимали мер для ликвидации гипотетических последствий. Этим занимались другие. На Альтаире-2 все обязанности были строго определены.
Инженеры Службы времени имели дело с тончайшими структурами Вселенной. Объяснить на словах характер воздействия, какое оказывают искривители на пространство Горовица, невозможно. И, разговаривая с непосвященными, инженеры прибегали к аналогии. "Представьте себе, - говорили они, Вселенную в виде воздушного шарика. Мы находимся в некой точке на его внутренней поверхности. Приложив значительную энергию в определенном направлении, мы можем локально деформировать шарик и проткнуть в нем крохотное отверстие, которое позволяет выбраться наружу. Если деформация недостаточна, вы рискуете застрять в стенке шарика, и вас оттуда не извлечь никакими силами. При избыточной деформации в шарике может возникнуть постоянное отверстие. В этом случае шарик либо медленно опадет, либо лопнет".
В этот момент объяснявший обычно делал паузу и внимательно оглядывал слушателей. Гиды редко обманывались в своих ожиданиях - туристы из центральных миров при этих словах неизменно теряли всю свою самоуверенность. Они глядели на черный прямоугольник, дверь в Абсолютное Вневременье, как на омерзительную гадину. Они не знали, какой конец страшнее - мгновенный ли взрыв, который перемелет Вселенную в пыль элементарных частиц, или медленный распад Вселенной, из которой, как из проколотого иголкой шарика, потихоньку утекают в никуда пространство, материя, время. Выбор оказывался невелик - лопнувший мыльный пузырь или опавший детский шарик. Одна только мысль об этом не сулила приятного. Но, уверенные в своем могуществе, которое они отождествляли с могуществом человечества, жившего в освоенной части Галактики и уже посылавшего свои корабли к иным звездным скоплениям, они предпочитали закрывать глаза на то, что кажущаяся незыблемой Вселенная, их обитель, обладает устойчивостью и прочностью мыльного пузыря или воздушного шарика. Подобные сравнения унижали их. Им не нравилось также, что в распоряжении инженеров Службы времени имеются чудовищные силы. Но они понимали - это вызвано необходимостью. Для утверждения своего могущества правители Федерации должны были подчинить себе время, и, подчиняя его, они все отчетливей сознавали, сколь хрупок его носитель - Вселенная. Постоянная опасность была непременным спутником Федерации.
Глядя на посетителей, инженеры Службы времени только усмехались. Для них опасность была отвлеченным понятием в отличие от конкретного понятия искривителей, абстрактную идею которых человек усваивал долгие века, хотя ему помогали совершеннейшие компьютеры. Инженеры знали, что черный прямоугольник служит дверью. По эту сторону двери простирался континуум с мириадами галактик, состоящих из мириадов звезд, которые в свою очередь состояли из мириадов частиц. По ту сторону двери лежало ничто.
Непостижимое ничто. Никакой информации о природе Абсолютного Вневременья не существовало. Дверь открывалась в первозданный хаос, в отрицание пространства, которое предшествовало первому мгновению существования Вселенной, первому сверхатому, взрыв которого привел к ее появлению. Вот почему эта дверь позволяла попасть в любое место, в любой миг истории Вселенной. Но имелись определенные условия, которые суживали возможности перемещения во времени и пространстве. Однако границы были достаточно емкими, чтобы вместить значительно больший промежуток времени, чем вся история человечества.
Поэтому коммандос темпоральных исследований и воздействий ныряли через эту дверь в ничто, в Абсолютное Вневременье, и оказывались в иных мирах либо в прошлом, либо в будущем.
Дабы воздействовать на время. Дабы изменить прошлое или будущее. Дабы обеспечить Федерации могущество, которое непрестанно подтачивалось временем, и исключить малейшую вероятность ее гибели.
Семь человек коммандос вошли в зал. Увешанные снаряжением комбинезоны делали людей неразличимыми. Детекторы, оружие, инструменты, которые они несли на себе, позволяли им выжить практически в любых условиях - и в сердце звезды, и в пустоте, разделяющей галактики. Их не пугал ни один противник. Им ничего не стоило уничтожить целый мир, выстоять против космического флота. Генераторы ордзи-излучения позволяли им видеть сквозь толщи гор. Генераторы поля давали возможность летать над планетой на любой высоте с почти неограниченной скоростью. Симбиотические комплексы обеспечивали им питание и дыхание на любом исходном сырье. Их могущество можно было сравнить с могуществом мифологических богов.
Но самым эффективным инструментом были их нервная система, знания, тренированность. Даже оказавшись наг и гол в самых неблагоприятных условиях, член коммандос имел больше шансов остаться в живых, чем любой другой житель Галактики. Тайна этого крылась во врожденных особенностях каждого, подмеченных выборщиками, и в длительном самосовершенствовании.
Они мгновенно оценивали любую ситуацию, отражали любую угрозу. Во всяком случае, ту, с которой они сами или их предшественники сталкивались в своих путешествиях. Их концепция мира исключала возможность поражения. Даже поодиночке они были практически неуязвимы. А их было семеро.
Эта семерка не раз боролась со временем и его ловушками и стала единым целым. И сейчас она снова готовилась переступить порог в прошлое неизвестного мира ради процветания Федерации, ради того, чтобы ничто не могло угрожать ее могуществу даже в далеком завтра.
В семерку входили координатор Йоргенсен, Арне Кносос, Марио, Ливиус, Шан д'Арг, Эрин и Нанский. Номинально руководил семеркой Йоргенсен, но на практике она не нуждалась в командире. Она работала сама по себе, как хорошо отлаженный механизм.
Ни один из членов семерки не отличался узкой специализацией. В коммандос темпоральных исследований и воздействий каждый мог с равным успехом заменить другого. Когда начинались первые путешествия во времени, коммандос составлялись из различных специалистов, но результаты оказались плачевными, а часто и катастрофическими. Любой узкий специалист беспомощен вне рамок своих знаний и возможностей.
Мало кто завидовал их статусу специалистов широкого профиля. Какими обширными и разнообразными ни были их знания, они не позволяли им соперничать со специалистами в конкретной области. Их способности, взятые в отдельности, были посредственными, но в комплексе поражали своей уникальностью. Редкий человек мог по достоинству оценить многогранность их черт и знаний. В глазах большинства людей, гордых своей узкой специализацией, члены коммандос выглядели монстрами. А члены коммандос умели подавлять в себе неприязнь ко всем тем, кто с оговоркой принимал их право быть полноправными создателями цивилизации, чье будущее они защищали. Они ни с кем не делились своим богатым опытом; их замкнутые лица с поджатыми губами редко меняли свое выражение, и никто не знал, какие чувства их обуревают. Их стихией были самые невероятные и неожиданные ситуации.
Семерка решительно направилась к черному прямоугольнику. Инженеры Службы времени удалили из зала всех посторонних. Проследовав по сложному лабиринту, начертанному на полу, семеро людей ступили на прямоугольник, и их окутали голубые сполохи пламени.
По периметру черного прямоугольника вспыхнула оранжевая полоса. Семерка отправлялась в прошлое планеты, которую ее члены никогда не видели и названия которой не слышали до вчерашнего вечера, когда их ознакомили с порученной им миссией. Существовало строгое правило: никого и ни о чем заранее не предупреждать. Они должны были быть всегда готовы отправиться в путь. И всегда могли отказаться от выполнения данной миссии. Они не знали, кто принимает решение об их посылке в тот или иной мир, в ту или иную эпоху, но это их не волновало. Они получали точные инструкции и беспрекословно выполняли их.
Чернота прямоугольника вспучилась и непроглядным туманом потекла вверх по ногам. Тьма постепенно поглотила их и тут же обернулась белой вспышкой столь пронзительной яркости, что могла ослепить любого наблюдателя, не успевшего закрыть глаза.
Свет быстро пошел на убыль - черный прямоугольник и стоявшие на нем люди исчезли. Дверь Вселенной захлопнулась - семерка отправилась на планету Игона в созвездии Сфинкса, ход истории которой им надлежало изменить.
Накануне старта Йоргенсен отдыхал в студии своего приятеля Арана на планете Игор-2. Он с интересом наблюдал, как художник работает над новой скульптурой. В прозрачном блоке вещества колебались цветные объемные формы, похожие на бледный сигаретный дымок, тающий в недвижном воздухе, или на разводы от упавшей в чистую воду капли чернил. Аран создавал невероятные пространственные комбинации в сероватых тонах. Его произведения украшали красивейшие здания Федерации.
- Мне нравится твоя профессия, - не раз повторял Йоргенсен. - Глядя на тебя, хочется заняться тем же. Твои творения надолго переживут тебя. Ты счастливый человек. Удивительно, как твое произведение меняется при каждом прикосновении пальцев.
Скульптор поднял голову и усмехнулся.
- Я придаю форму дыму, а ты - времени. Что важнее? Я живу в мечтах, а ты в действии. Что лучше?
Йоргенсен не ответил. Он не отрывал взгляда от творения друга. Абстрактные контуры будили в душе тревогу, тревогу сменяло умиротворение, какая-то едва ощутимая радость. Он чувствовал, что скульптуры Арана оказывают на него какое-то необъяснимое действие. Ему хотелось понять его природу. Йоргенсен посмотрел на свои руки. Сильные, костистые, ловкие, они не способны были ни на что подобное. Они умели владеть оружием, но не могли очертить изящный контур. Йоргенсен часто ловил себя на мысли, что любит наблюдать за работой Арана потому, что в глубине души хочет делать то же самое.
Йоргенсен был высоким, худощавым человеком. Наголо выбритый череп подчеркивал худобу его немного скуластого, сурового лица с очень светлыми глазами. Горькие складки в уголках тонкогубого рта говорили о давней усталости. Он не находил удовлетворения ни в себе самом, ни в мире, где он жил. Он любил свою странную профессию за то, что она помогала ему бежать от самого себя. Он часто задавал вопросы, и с изрядной долей скептицизма сам же отвечал на них, завидуя спокойной уверенности Арана.
- Меня постоянно мучает один вопрос, - наконец решился Йоргенсен, - не слишком ли односторонне мы действуем. На некоторых планетах получают развитие какие-то цивилизации. Кто-то решает, что на определенной стадии они могут стать опасными для Федерации. Тогда на сцену вступаем мы. Наше вмешательство меняет ход их истории. Мы, конечно, стараемся остаться незамеченными. Но миры, которые мы покидаем, уже никогда не достигнут расцвета, а потому никогда не станут соперниками Федерации. Нет, я не формирую время. Я стерилизую его. Я его ограничиваю. Я его ампутирую, обрубаю его живые ветви.
- Стоит ли терзаться? - мягко возразил Аран. - И я в своих произведениях нередко устраняю некоторые возможности, хотя и сожалею о потерях. Но они нарушили бы равновесие и в конце концов красоту целого. Федерация контролирует время по праву сильного. Она поддерживает порядок во всей Галактике. И предупреждает войны. Разве ради этого не стоит приостановить развитие одной-двух неведомых цивилизаций?
- Не знаю, - неуверенно буркнул Йоргенсен. Он привык быть со скульптором предельно откровенным. В другом месте он, возможно, на это и не решился бы, чтобы не вызвать подозрений у агентов Арха. Он наклонился к окну, которое опоясывало мастерскую. Местность снаружи поражала дикостью и буйством природы. Но только несведущего. На самом деле она была плодом ухищрений мастера-садовника. У горизонта небо подпирали высокие горы, по склонам которых сползал фиолетово-красный лес; его сменяла бескрайняя саванна, зелень оттеняла голубизну трех рек. Кое-где возвышались разрозненные купы деревьев. Само жилище Арана окружали цветущие луга. То здесь, то там легкими прыжками проносились и исчезали вдали быстроногие антилопы. Невидимое красное солнце заливало розовым светом небо, окрашивало пурпуром вершины гор. Весь этот пейзаж навевал удивительное чувство покоя, хотя на самом деле был чужд планете.
Здесь даже горы были другими.
- Меня многое беспокоит, - вновь заговорил Йоргенсен. - Я столько успел повидать. Самые разные миры. Я прощупал их прошлое и предугадал будущее. И все ради того, чтобы уничтожить. Каждый из миров менялся или стремился к перемене. Лишь Федерация с незапамятных времен остается неизменной и недвижной, как стоячее болото. Почему?
- Тебе известно изречение Арха: "Федерация - проявление зрелой уравновешенной цивилизации. Она достаточно могущественна, чтобы предотвратить всякий кризис, старение и смерть, которые для любой эфемерной цивилизации гибельны. Она стабильна - и в этом ее сила".
- Мне это известно. Однако прав ли Арх? Не защищает ли он свою собственную власть? Все меняется в этом мире - от твоих творений до звезд. Лишь Федерация застыла в своей неизменности. И эту ее стабильность создаем мы, солдаты времени, бросая к ее ногам освежеванные туши юных миров.
Пальцы Арана легко скользили по его детищу, и каждое прикосновение меняло форму цветных струек дыма внутри. Жесты скульптора исключали случайность. Аран вдруг выпрямился.
- Хочешь знать мое мнение? - резко спросил он. - Думаю, поведение Федерации пагубно. Убежден, она допускает ошибку, контролируя время. Возможно, она тем самым предотвратила свою старость, но одновременно она и убила в себе жизнь. Мы не имеем права ради собственного процветания искажать будущее других миров. Другие миры имеют полное право жить и развиваться. Знаешь ли ты, что моему искусству уже сотни лет и оно неизменным прошло через века? Думаешь, я не устал повторять одно и то же? Думаешь, я не в силах создать нечто новое? Я ведь творец, а не просто специалист, каких плодит наша Галактика для любого рода деятельности. Даже для искусства. А как хочется уйти от этого неизменно повторяющегося совершенства. Что из того, что в Федерацию входят тысячи обитаемых миров? Все равно в ней пахнет затхлостью. Иногда, глядя на это небо, я чувствую, что попал в тюремную камеру. А затем заставляю себя улыбнуться и вновь берусь за работу, заново обретаю счастье от занятий своим делом.
Послышался мелодичный звон.
- Слушаю, - откликнулся Аран.
- Мне нужен Йоргенсен, - отрубил мужской металлический голос.
- Слушаю, - отозвался Йоргенсен. Он знал, кому принадлежит этот голос. Знал, что последует дальше. Радость охватила его, мышцы рук непроизвольно напряглись.
- Вам поручена новая миссия, - сообщил голос. - Завтра вы отправляетесь на планету Игона для проведения коррекции ее истории. Возвращайтесь на Альтаир.
- Буду вечером.
- Прекрасно. До свидания.
Йоргенсен повернулся к Арану.
- Игона. Никогда не слышал о такой планете. Коррекция истории. Любимый эвфемизм.
- А вот и ответ, - сказал Аран. - Федерация не терпит конкуренции. Ее право - право сильнейшего.
- Я могу отказаться, но не откажусь. В этих миссиях смысл моего существования. Как смысл твоего - в твоих скульптурах.
Внизу появился ребенок - дочка Арана. Она играла с красным мячом, современным чудом техники. Сложные механизмы позволяли мячу кружить вокруг ребенка и ускользать от него в момент, когда, казалось, игрушка уже в руках. Сложность игры можно было регулировать. Изредка мяч допускал ошибку и позволял приблизиться к себе. Девчушка заливисто смеялась и пинала мяч ногой. Он откатывался и возвращался.
Игру изобрели несколько веков назад, но интерес к ней не остывал.
Накануне старта Арне Кносос занимался рыбной ловлей на Гидре. Его страстью было море. Он знал подводную флору и фауну сотен планет лучше, чем их рыбоводы. Глиссер скользил по волнам. Арне сам разработал и построил его с помощью роботов. В конструкции было множество хитрых решений. Он мог мгновенно выдвинуть две тончайшие мачты с прозрачным парусом - из древних книг он узнал, что человеческие цивилизации тысячелетиями использовали ветер в качестве движущей силы. Потом секреты такого плавания канули в Лету. Арне Кносос заново изобрел паруса и наслаждался, один на один меряясь силами с ветром и морем. Случалось, отключив двигатель, он сутками носился по волнам, отдавшись прихоти течений и ветров. Его концепция времени во многом зависела от общения с морем.
Между путешествиями во времени Кносос чаще всего жил на Гидре, одной из редких планет Федерации, полностью покрытой океаном. В морских безднах скрывалось несколько городов, жившие на доходы от туризма и разведения редких водорослей. Но Кносос избегал появляться там, разве только когда иссякали запасы пищи. Кносос любил одиночество.
Он с удовольствием погружался в океанские бездны, исследовал морское дно, осматривал коралловые рифы, наблюдал за стаями разноцветных рыб и иногда охотился на морских гигантов. Но никогда не превращал он охоту в бессмысленную бойню. Каждый его трофей был добыт в честном бою. Однажды в глубоководной расщелине он выиграл схватку с гигантским кольчатым червем и с тех пор, несмотря на странности своего образа жизни, пользовался на Гидре особым авторитетом.
Сегодня на корме его глиссера красовалось название почти всеми забытого произведения - "Одиссея". Он плыл в пелене густого тумана. Детекторы прощупывали туман и воду, чтобы исключить столкновение с судном из морских глубин. Арне предавался мечтам.
Резкий звук вернул его к действительности.
- Кносос, - раздался безликий женский голос.
- Да, - отозвался он.
- Завтра вы отправляетесь на Игону. Срочно возвращайтесь на Альтаир.
- Хорошо.
Он нажал клавишу на щитке управления. Парус сложился, телескопические мачты бесшумно скрылись в корпусе суденышка. Глиссер ринулся вперед, едва касаясь воды.
Марио в равной степени увлекался музыкой, математикой и женщинами, а поэтому часто путешествовал. Накануне старта на Игону ему удалось примирить все три свои страсти в районе Проциона. На планете Энгеран-3 проходил фестиваль синтетической оперы. Там-то он и повстречал Ору, пленительную певицу-блондинку. Сам Марио был черняв и коренаст. Пронзительный взгляд и высокий покатый лоб не делали его красавцем, но в обаянии ему нельзя было отказать. Он знал это и умело пользовался своим даром.
В коммандос он попал случайно. Марио родился на одном из центральных миров во влиятельной семье, близкой к семье Арха, и карьера его с самого рождения казалась предрешенной. Но нравы правителей Федерации пришлись ему не по вкусу. Некоторое время он без особых целей скитался по Галактике, участвуя время от времени в математических турнирах, коллекционируя интрижки и развивая музыкальный вкус. Но даже это безделье утомило его. У него не было специальности, да он и не хотел ее приобретать. Немалое состояние оберегало его от любых невзгод, кроме скуки, которая к тридцати годам буквально задушила его. Ему предложили несколько почетных должностей, но он отказался от них. Однажды случай свел его с Йоргенсеном, и они сдружились. Два года спустя Йоргенсен предложил ему место в коммандос. Не желая расставаться со свободой и мало веря в то, что ненавистная ему Федерация нуждается в защите, он долго колебался. Но все же последовал за Йоргенсеном. Новая роль пришлась ему по вкусу - здесь опасность имела свой конкретный смысл.
Возвратившись в номер, он сразу заметил озабоченное лицо Оры. Она без улыбки ожидала его, прислонившись к мраморной колонне. Марио сразу понял, что это значит. Он обнял ее и спросил, не успев поцеловать:
- Миссия?
Она молча кивнула. Он взлохматил копну ее золотистых волос, не чувствуя никаких сожалений. Его вновь охватило знакомое чувство триумфа. Он уже был далеко от Оры.
- Игона, - сказала она. - Я даже не знаю, где это. И в атласе ничего не сказано. Какой-нибудь мирок на окраине Галактики?
- Уж не какой-нибудь, - возразил он, - коли требуется наше вмешательство.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он чувствовал жар ее прильнувшего к нему тела.
- Ты вернешься?
- Конечно, - в его голосе не было большой уверенности.
И откуда ей было взяться? Никто и ничто не могло надолго захватить Марио, кроме темпоральных коммандос.
Накануне старта Ливиус бродил по предместьям Шенграна в поисках собутыльников, драки или любого другого скандального дела. По натуре своей Ливиус был авантюристом. Вкус к опасности и насилию привел его в темпоральные коммандос. Его не волновали высокие принципы. Он жил согласно собственным инстинктам. Ливиус родился на одном из бедных и перенаселенных миров и, наверное, занялся бы пиратством или иными темными делишками, не предложи ему выборщики иную долю. Он покинул родную планету раз и навсегда и свободное время проводил в больших городах старых миров, не заботясь о своей репутации. Он знал, что профессия защитит его от агентов Арха и нередко злоупотреблял этим. О его схватках с полицией ходили легенды. Когда он бывал в хорошем расположении духа, ему хватало разбить десяток роботов, чтобы внести, как он говорил, оживление в свою скучную жизнь. Он не связывал себя семейными узами, выбирал друзей на один день и не сожалел о расставании с ними. Когда этот высокий, сутулый и угловатый человек с лицом, покрытым шрамами, которые он отказывался удалить с помощью биопластических операций, появлялся в тавернах, в них тут же поднимался радостный шум. Он любил успех, но презирал льстецов. Себя он считал одиноким волком и терзался лишь в те моменты, когда снисходил до жалости.
В тот вечер его грызла скука. Ливиус хотел было угнать корабль с астродрома, обманув роботов-охранников, и ради острых ощущений промчаться на нем вместе с приятелями вблизи солнца. Но как-то вдруг эта затея показалась ему детской забавой. Он ощущал зуд в руках. Близился кризис. В такие дни его томило неосознанное желание либо принять участие в необычном путешествии в другую галактику, либо вернуться на родную планету. Тогда даже нежные руки шенгранских женщин не могли вывести его из глубокой тоски, а психологов к себе он никогда не подпускал. Это его состояние однажды ощутили на себе агенты Арха: он убил одного из них, но скандал замяли. Агентов Арха не любили, да и заменить их было легче, чем членов коммандос.
Из кармана донесся резкий звук. Ливиус достал передатчик.
- Ливиус? - спросил робот.
- Он самый.
- Вы можете принять участие в миссии или отказаться от нее, - сообщил робот, четко выговаривая слова. - В случае согласия завтра отправляетесь на Игону.
- Кто командир? - хриплым голосом осведомился Ливиус.
- Координатором назначен Йоргенсен.
- Согласен.
Лицо Ливиуса просветлело.
- Да будет благословенно имя Арчимбольдо Урцайта, - тихо пробормотал он.
- Простите? - поинтересовался робот.
- Ничего. Я отблагодарил некоего Арчимбольдо Урцайта.
- Мне не известен ни один живой человек, носящий это имя, - проговорил робот. - Но пять веков назад существовала историческая личность с таким именем. Доктор Арчимбольдо Урцайт разработал математический принцип и провел первые практические опыты по путешествиям во времени.
Роботы не упускали случая щегольнуть своими знаниями, и это бесило Ливиуса. Он весьма сожалел, что кибернетики сочли необходимым снабдить роботов небольшой долей разума.
Непокорное время
Моим родителям, бросившим
меня в Реку Времени
Там, где господствует эго,
должна властвовать совесть.
Д-р Лагаш
1
Громадный черный прямоугольник, казалось, излучал мрачный, почти невидимый свет - Служба времени Альтаира готовила отправку третьей за год экспедиции. Ветераны помнили времена, когда экспедиции снаряжались значительно реже. Надумай они сопоставить факты, их непременно обеспокоили бы участившиеся путешествия во времени. Но здесь не принято было задавать лишних вопросов и они не задумывались над тем, что не относилось к их непосредственной работе. На Альтаире каждый занимался только своим делом.
Инженеры Службы времени обеспечивали настройку мультитензоров пространства Горовица с точностью до шестнадцатого знака после запятой. Начинали работу машины. Затем инженеры приступали к тонкой настройке вручную, и успех зависел только от их умения. А оно граничило с искусством. Никто не думал об опасности, хотя риск был необычайно велик из-за невероятного количества энергии, которого требовало успешное завершение операции. Нельзя безнаказанно манипулировать силами, способными нарушить стабильное равновесие времени и пространства. В большинстве своем жители Альтаира-2, единственной обитаемой планеты в системе, считали, что последствия ошибки сведутся всего лишь к потере коммандос и тем самым к гибели семи человек. О вероятности такого исхода старались не вспоминать смерть для них была редким и неприятным событием. К тому же подготовка каждого члена коммандос темпоральных исследований и воздействий обходилась чрезвычайно дорого.
Федерация объединяла около шести тысяч миров. Но альтаирцы не ведали истины. В тайну были посвящены только Арх, члены его совета и инженеры Службы времени. Они знали, что в лучшем случае ошибка приведет к нарушению будущего Альтаира-2, а это чревато катастрофой для всей Федерации. В худшем случае - катаклизм уничтожит часть Галактики, и разрушительная волна покатится до границ Вселенной. Но инженеры Службы времени не совершали ошибок. Они не допускали даже малейшей их возможности, а потому не предпринимали мер для ликвидации гипотетических последствий. Этим занимались другие. На Альтаире-2 все обязанности были строго определены.
Инженеры Службы времени имели дело с тончайшими структурами Вселенной. Объяснить на словах характер воздействия, какое оказывают искривители на пространство Горовица, невозможно. И, разговаривая с непосвященными, инженеры прибегали к аналогии. "Представьте себе, - говорили они, Вселенную в виде воздушного шарика. Мы находимся в некой точке на его внутренней поверхности. Приложив значительную энергию в определенном направлении, мы можем локально деформировать шарик и проткнуть в нем крохотное отверстие, которое позволяет выбраться наружу. Если деформация недостаточна, вы рискуете застрять в стенке шарика, и вас оттуда не извлечь никакими силами. При избыточной деформации в шарике может возникнуть постоянное отверстие. В этом случае шарик либо медленно опадет, либо лопнет".
В этот момент объяснявший обычно делал паузу и внимательно оглядывал слушателей. Гиды редко обманывались в своих ожиданиях - туристы из центральных миров при этих словах неизменно теряли всю свою самоуверенность. Они глядели на черный прямоугольник, дверь в Абсолютное Вневременье, как на омерзительную гадину. Они не знали, какой конец страшнее - мгновенный ли взрыв, который перемелет Вселенную в пыль элементарных частиц, или медленный распад Вселенной, из которой, как из проколотого иголкой шарика, потихоньку утекают в никуда пространство, материя, время. Выбор оказывался невелик - лопнувший мыльный пузырь или опавший детский шарик. Одна только мысль об этом не сулила приятного. Но, уверенные в своем могуществе, которое они отождествляли с могуществом человечества, жившего в освоенной части Галактики и уже посылавшего свои корабли к иным звездным скоплениям, они предпочитали закрывать глаза на то, что кажущаяся незыблемой Вселенная, их обитель, обладает устойчивостью и прочностью мыльного пузыря или воздушного шарика. Подобные сравнения унижали их. Им не нравилось также, что в распоряжении инженеров Службы времени имеются чудовищные силы. Но они понимали - это вызвано необходимостью. Для утверждения своего могущества правители Федерации должны были подчинить себе время, и, подчиняя его, они все отчетливей сознавали, сколь хрупок его носитель - Вселенная. Постоянная опасность была непременным спутником Федерации.
Глядя на посетителей, инженеры Службы времени только усмехались. Для них опасность была отвлеченным понятием в отличие от конкретного понятия искривителей, абстрактную идею которых человек усваивал долгие века, хотя ему помогали совершеннейшие компьютеры. Инженеры знали, что черный прямоугольник служит дверью. По эту сторону двери простирался континуум с мириадами галактик, состоящих из мириадов звезд, которые в свою очередь состояли из мириадов частиц. По ту сторону двери лежало ничто.
Непостижимое ничто. Никакой информации о природе Абсолютного Вневременья не существовало. Дверь открывалась в первозданный хаос, в отрицание пространства, которое предшествовало первому мгновению существования Вселенной, первому сверхатому, взрыв которого привел к ее появлению. Вот почему эта дверь позволяла попасть в любое место, в любой миг истории Вселенной. Но имелись определенные условия, которые суживали возможности перемещения во времени и пространстве. Однако границы были достаточно емкими, чтобы вместить значительно больший промежуток времени, чем вся история человечества.
Поэтому коммандос темпоральных исследований и воздействий ныряли через эту дверь в ничто, в Абсолютное Вневременье, и оказывались в иных мирах либо в прошлом, либо в будущем.
Дабы воздействовать на время. Дабы изменить прошлое или будущее. Дабы обеспечить Федерации могущество, которое непрестанно подтачивалось временем, и исключить малейшую вероятность ее гибели.
Семь человек коммандос вошли в зал. Увешанные снаряжением комбинезоны делали людей неразличимыми. Детекторы, оружие, инструменты, которые они несли на себе, позволяли им выжить практически в любых условиях - и в сердце звезды, и в пустоте, разделяющей галактики. Их не пугал ни один противник. Им ничего не стоило уничтожить целый мир, выстоять против космического флота. Генераторы ордзи-излучения позволяли им видеть сквозь толщи гор. Генераторы поля давали возможность летать над планетой на любой высоте с почти неограниченной скоростью. Симбиотические комплексы обеспечивали им питание и дыхание на любом исходном сырье. Их могущество можно было сравнить с могуществом мифологических богов.
Но самым эффективным инструментом были их нервная система, знания, тренированность. Даже оказавшись наг и гол в самых неблагоприятных условиях, член коммандос имел больше шансов остаться в живых, чем любой другой житель Галактики. Тайна этого крылась во врожденных особенностях каждого, подмеченных выборщиками, и в длительном самосовершенствовании.
Они мгновенно оценивали любую ситуацию, отражали любую угрозу. Во всяком случае, ту, с которой они сами или их предшественники сталкивались в своих путешествиях. Их концепция мира исключала возможность поражения. Даже поодиночке они были практически неуязвимы. А их было семеро.
Эта семерка не раз боролась со временем и его ловушками и стала единым целым. И сейчас она снова готовилась переступить порог в прошлое неизвестного мира ради процветания Федерации, ради того, чтобы ничто не могло угрожать ее могуществу даже в далеком завтра.
В семерку входили координатор Йоргенсен, Арне Кносос, Марио, Ливиус, Шан д'Арг, Эрин и Нанский. Номинально руководил семеркой Йоргенсен, но на практике она не нуждалась в командире. Она работала сама по себе, как хорошо отлаженный механизм.
Ни один из членов семерки не отличался узкой специализацией. В коммандос темпоральных исследований и воздействий каждый мог с равным успехом заменить другого. Когда начинались первые путешествия во времени, коммандос составлялись из различных специалистов, но результаты оказались плачевными, а часто и катастрофическими. Любой узкий специалист беспомощен вне рамок своих знаний и возможностей.
Мало кто завидовал их статусу специалистов широкого профиля. Какими обширными и разнообразными ни были их знания, они не позволяли им соперничать со специалистами в конкретной области. Их способности, взятые в отдельности, были посредственными, но в комплексе поражали своей уникальностью. Редкий человек мог по достоинству оценить многогранность их черт и знаний. В глазах большинства людей, гордых своей узкой специализацией, члены коммандос выглядели монстрами. А члены коммандос умели подавлять в себе неприязнь ко всем тем, кто с оговоркой принимал их право быть полноправными создателями цивилизации, чье будущее они защищали. Они ни с кем не делились своим богатым опытом; их замкнутые лица с поджатыми губами редко меняли свое выражение, и никто не знал, какие чувства их обуревают. Их стихией были самые невероятные и неожиданные ситуации.
Семерка решительно направилась к черному прямоугольнику. Инженеры Службы времени удалили из зала всех посторонних. Проследовав по сложному лабиринту, начертанному на полу, семеро людей ступили на прямоугольник, и их окутали голубые сполохи пламени.
По периметру черного прямоугольника вспыхнула оранжевая полоса. Семерка отправлялась в прошлое планеты, которую ее члены никогда не видели и названия которой не слышали до вчерашнего вечера, когда их ознакомили с порученной им миссией. Существовало строгое правило: никого и ни о чем заранее не предупреждать. Они должны были быть всегда готовы отправиться в путь. И всегда могли отказаться от выполнения данной миссии. Они не знали, кто принимает решение об их посылке в тот или иной мир, в ту или иную эпоху, но это их не волновало. Они получали точные инструкции и беспрекословно выполняли их.
Чернота прямоугольника вспучилась и непроглядным туманом потекла вверх по ногам. Тьма постепенно поглотила их и тут же обернулась белой вспышкой столь пронзительной яркости, что могла ослепить любого наблюдателя, не успевшего закрыть глаза.
Свет быстро пошел на убыль - черный прямоугольник и стоявшие на нем люди исчезли. Дверь Вселенной захлопнулась - семерка отправилась на планету Игона в созвездии Сфинкса, ход истории которой им надлежало изменить.
Накануне старта Йоргенсен отдыхал в студии своего приятеля Арана на планете Игор-2. Он с интересом наблюдал, как художник работает над новой скульптурой. В прозрачном блоке вещества колебались цветные объемные формы, похожие на бледный сигаретный дымок, тающий в недвижном воздухе, или на разводы от упавшей в чистую воду капли чернил. Аран создавал невероятные пространственные комбинации в сероватых тонах. Его произведения украшали красивейшие здания Федерации.
- Мне нравится твоя профессия, - не раз повторял Йоргенсен. - Глядя на тебя, хочется заняться тем же. Твои творения надолго переживут тебя. Ты счастливый человек. Удивительно, как твое произведение меняется при каждом прикосновении пальцев.
Скульптор поднял голову и усмехнулся.
- Я придаю форму дыму, а ты - времени. Что важнее? Я живу в мечтах, а ты в действии. Что лучше?
Йоргенсен не ответил. Он не отрывал взгляда от творения друга. Абстрактные контуры будили в душе тревогу, тревогу сменяло умиротворение, какая-то едва ощутимая радость. Он чувствовал, что скульптуры Арана оказывают на него какое-то необъяснимое действие. Ему хотелось понять его природу. Йоргенсен посмотрел на свои руки. Сильные, костистые, ловкие, они не способны были ни на что подобное. Они умели владеть оружием, но не могли очертить изящный контур. Йоргенсен часто ловил себя на мысли, что любит наблюдать за работой Арана потому, что в глубине души хочет делать то же самое.
Йоргенсен был высоким, худощавым человеком. Наголо выбритый череп подчеркивал худобу его немного скуластого, сурового лица с очень светлыми глазами. Горькие складки в уголках тонкогубого рта говорили о давней усталости. Он не находил удовлетворения ни в себе самом, ни в мире, где он жил. Он любил свою странную профессию за то, что она помогала ему бежать от самого себя. Он часто задавал вопросы, и с изрядной долей скептицизма сам же отвечал на них, завидуя спокойной уверенности Арана.
- Меня постоянно мучает один вопрос, - наконец решился Йоргенсен, - не слишком ли односторонне мы действуем. На некоторых планетах получают развитие какие-то цивилизации. Кто-то решает, что на определенной стадии они могут стать опасными для Федерации. Тогда на сцену вступаем мы. Наше вмешательство меняет ход их истории. Мы, конечно, стараемся остаться незамеченными. Но миры, которые мы покидаем, уже никогда не достигнут расцвета, а потому никогда не станут соперниками Федерации. Нет, я не формирую время. Я стерилизую его. Я его ограничиваю. Я его ампутирую, обрубаю его живые ветви.
- Стоит ли терзаться? - мягко возразил Аран. - И я в своих произведениях нередко устраняю некоторые возможности, хотя и сожалею о потерях. Но они нарушили бы равновесие и в конце концов красоту целого. Федерация контролирует время по праву сильного. Она поддерживает порядок во всей Галактике. И предупреждает войны. Разве ради этого не стоит приостановить развитие одной-двух неведомых цивилизаций?
- Не знаю, - неуверенно буркнул Йоргенсен. Он привык быть со скульптором предельно откровенным. В другом месте он, возможно, на это и не решился бы, чтобы не вызвать подозрений у агентов Арха. Он наклонился к окну, которое опоясывало мастерскую. Местность снаружи поражала дикостью и буйством природы. Но только несведущего. На самом деле она была плодом ухищрений мастера-садовника. У горизонта небо подпирали высокие горы, по склонам которых сползал фиолетово-красный лес; его сменяла бескрайняя саванна, зелень оттеняла голубизну трех рек. Кое-где возвышались разрозненные купы деревьев. Само жилище Арана окружали цветущие луга. То здесь, то там легкими прыжками проносились и исчезали вдали быстроногие антилопы. Невидимое красное солнце заливало розовым светом небо, окрашивало пурпуром вершины гор. Весь этот пейзаж навевал удивительное чувство покоя, хотя на самом деле был чужд планете.
Здесь даже горы были другими.
- Меня многое беспокоит, - вновь заговорил Йоргенсен. - Я столько успел повидать. Самые разные миры. Я прощупал их прошлое и предугадал будущее. И все ради того, чтобы уничтожить. Каждый из миров менялся или стремился к перемене. Лишь Федерация с незапамятных времен остается неизменной и недвижной, как стоячее болото. Почему?
- Тебе известно изречение Арха: "Федерация - проявление зрелой уравновешенной цивилизации. Она достаточно могущественна, чтобы предотвратить всякий кризис, старение и смерть, которые для любой эфемерной цивилизации гибельны. Она стабильна - и в этом ее сила".
- Мне это известно. Однако прав ли Арх? Не защищает ли он свою собственную власть? Все меняется в этом мире - от твоих творений до звезд. Лишь Федерация застыла в своей неизменности. И эту ее стабильность создаем мы, солдаты времени, бросая к ее ногам освежеванные туши юных миров.
Пальцы Арана легко скользили по его детищу, и каждое прикосновение меняло форму цветных струек дыма внутри. Жесты скульптора исключали случайность. Аран вдруг выпрямился.
- Хочешь знать мое мнение? - резко спросил он. - Думаю, поведение Федерации пагубно. Убежден, она допускает ошибку, контролируя время. Возможно, она тем самым предотвратила свою старость, но одновременно она и убила в себе жизнь. Мы не имеем права ради собственного процветания искажать будущее других миров. Другие миры имеют полное право жить и развиваться. Знаешь ли ты, что моему искусству уже сотни лет и оно неизменным прошло через века? Думаешь, я не устал повторять одно и то же? Думаешь, я не в силах создать нечто новое? Я ведь творец, а не просто специалист, каких плодит наша Галактика для любого рода деятельности. Даже для искусства. А как хочется уйти от этого неизменно повторяющегося совершенства. Что из того, что в Федерацию входят тысячи обитаемых миров? Все равно в ней пахнет затхлостью. Иногда, глядя на это небо, я чувствую, что попал в тюремную камеру. А затем заставляю себя улыбнуться и вновь берусь за работу, заново обретаю счастье от занятий своим делом.
Послышался мелодичный звон.
- Слушаю, - откликнулся Аран.
- Мне нужен Йоргенсен, - отрубил мужской металлический голос.
- Слушаю, - отозвался Йоргенсен. Он знал, кому принадлежит этот голос. Знал, что последует дальше. Радость охватила его, мышцы рук непроизвольно напряглись.
- Вам поручена новая миссия, - сообщил голос. - Завтра вы отправляетесь на планету Игона для проведения коррекции ее истории. Возвращайтесь на Альтаир.
- Буду вечером.
- Прекрасно. До свидания.
Йоргенсен повернулся к Арану.
- Игона. Никогда не слышал о такой планете. Коррекция истории. Любимый эвфемизм.
- А вот и ответ, - сказал Аран. - Федерация не терпит конкуренции. Ее право - право сильнейшего.
- Я могу отказаться, но не откажусь. В этих миссиях смысл моего существования. Как смысл твоего - в твоих скульптурах.
Внизу появился ребенок - дочка Арана. Она играла с красным мячом, современным чудом техники. Сложные механизмы позволяли мячу кружить вокруг ребенка и ускользать от него в момент, когда, казалось, игрушка уже в руках. Сложность игры можно было регулировать. Изредка мяч допускал ошибку и позволял приблизиться к себе. Девчушка заливисто смеялась и пинала мяч ногой. Он откатывался и возвращался.
Игру изобрели несколько веков назад, но интерес к ней не остывал.
Накануне старта Арне Кносос занимался рыбной ловлей на Гидре. Его страстью было море. Он знал подводную флору и фауну сотен планет лучше, чем их рыбоводы. Глиссер скользил по волнам. Арне сам разработал и построил его с помощью роботов. В конструкции было множество хитрых решений. Он мог мгновенно выдвинуть две тончайшие мачты с прозрачным парусом - из древних книг он узнал, что человеческие цивилизации тысячелетиями использовали ветер в качестве движущей силы. Потом секреты такого плавания канули в Лету. Арне Кносос заново изобрел паруса и наслаждался, один на один меряясь силами с ветром и морем. Случалось, отключив двигатель, он сутками носился по волнам, отдавшись прихоти течений и ветров. Его концепция времени во многом зависела от общения с морем.
Между путешествиями во времени Кносос чаще всего жил на Гидре, одной из редких планет Федерации, полностью покрытой океаном. В морских безднах скрывалось несколько городов, жившие на доходы от туризма и разведения редких водорослей. Но Кносос избегал появляться там, разве только когда иссякали запасы пищи. Кносос любил одиночество.
Он с удовольствием погружался в океанские бездны, исследовал морское дно, осматривал коралловые рифы, наблюдал за стаями разноцветных рыб и иногда охотился на морских гигантов. Но никогда не превращал он охоту в бессмысленную бойню. Каждый его трофей был добыт в честном бою. Однажды в глубоководной расщелине он выиграл схватку с гигантским кольчатым червем и с тех пор, несмотря на странности своего образа жизни, пользовался на Гидре особым авторитетом.
Сегодня на корме его глиссера красовалось название почти всеми забытого произведения - "Одиссея". Он плыл в пелене густого тумана. Детекторы прощупывали туман и воду, чтобы исключить столкновение с судном из морских глубин. Арне предавался мечтам.
Резкий звук вернул его к действительности.
- Кносос, - раздался безликий женский голос.
- Да, - отозвался он.
- Завтра вы отправляетесь на Игону. Срочно возвращайтесь на Альтаир.
- Хорошо.
Он нажал клавишу на щитке управления. Парус сложился, телескопические мачты бесшумно скрылись в корпусе суденышка. Глиссер ринулся вперед, едва касаясь воды.
Марио в равной степени увлекался музыкой, математикой и женщинами, а поэтому часто путешествовал. Накануне старта на Игону ему удалось примирить все три свои страсти в районе Проциона. На планете Энгеран-3 проходил фестиваль синтетической оперы. Там-то он и повстречал Ору, пленительную певицу-блондинку. Сам Марио был черняв и коренаст. Пронзительный взгляд и высокий покатый лоб не делали его красавцем, но в обаянии ему нельзя было отказать. Он знал это и умело пользовался своим даром.
В коммандос он попал случайно. Марио родился на одном из центральных миров во влиятельной семье, близкой к семье Арха, и карьера его с самого рождения казалась предрешенной. Но нравы правителей Федерации пришлись ему не по вкусу. Некоторое время он без особых целей скитался по Галактике, участвуя время от времени в математических турнирах, коллекционируя интрижки и развивая музыкальный вкус. Но даже это безделье утомило его. У него не было специальности, да он и не хотел ее приобретать. Немалое состояние оберегало его от любых невзгод, кроме скуки, которая к тридцати годам буквально задушила его. Ему предложили несколько почетных должностей, но он отказался от них. Однажды случай свел его с Йоргенсеном, и они сдружились. Два года спустя Йоргенсен предложил ему место в коммандос. Не желая расставаться со свободой и мало веря в то, что ненавистная ему Федерация нуждается в защите, он долго колебался. Но все же последовал за Йоргенсеном. Новая роль пришлась ему по вкусу - здесь опасность имела свой конкретный смысл.
Возвратившись в номер, он сразу заметил озабоченное лицо Оры. Она без улыбки ожидала его, прислонившись к мраморной колонне. Марио сразу понял, что это значит. Он обнял ее и спросил, не успев поцеловать:
- Миссия?
Она молча кивнула. Он взлохматил копну ее золотистых волос, не чувствуя никаких сожалений. Его вновь охватило знакомое чувство триумфа. Он уже был далеко от Оры.
- Игона, - сказала она. - Я даже не знаю, где это. И в атласе ничего не сказано. Какой-нибудь мирок на окраине Галактики?
- Уж не какой-нибудь, - возразил он, - коли требуется наше вмешательство.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он чувствовал жар ее прильнувшего к нему тела.
- Ты вернешься?
- Конечно, - в его голосе не было большой уверенности.
И откуда ей было взяться? Никто и ничто не могло надолго захватить Марио, кроме темпоральных коммандос.
Накануне старта Ливиус бродил по предместьям Шенграна в поисках собутыльников, драки или любого другого скандального дела. По натуре своей Ливиус был авантюристом. Вкус к опасности и насилию привел его в темпоральные коммандос. Его не волновали высокие принципы. Он жил согласно собственным инстинктам. Ливиус родился на одном из бедных и перенаселенных миров и, наверное, занялся бы пиратством или иными темными делишками, не предложи ему выборщики иную долю. Он покинул родную планету раз и навсегда и свободное время проводил в больших городах старых миров, не заботясь о своей репутации. Он знал, что профессия защитит его от агентов Арха и нередко злоупотреблял этим. О его схватках с полицией ходили легенды. Когда он бывал в хорошем расположении духа, ему хватало разбить десяток роботов, чтобы внести, как он говорил, оживление в свою скучную жизнь. Он не связывал себя семейными узами, выбирал друзей на один день и не сожалел о расставании с ними. Когда этот высокий, сутулый и угловатый человек с лицом, покрытым шрамами, которые он отказывался удалить с помощью биопластических операций, появлялся в тавернах, в них тут же поднимался радостный шум. Он любил успех, но презирал льстецов. Себя он считал одиноким волком и терзался лишь в те моменты, когда снисходил до жалости.
В тот вечер его грызла скука. Ливиус хотел было угнать корабль с астродрома, обманув роботов-охранников, и ради острых ощущений промчаться на нем вместе с приятелями вблизи солнца. Но как-то вдруг эта затея показалась ему детской забавой. Он ощущал зуд в руках. Близился кризис. В такие дни его томило неосознанное желание либо принять участие в необычном путешествии в другую галактику, либо вернуться на родную планету. Тогда даже нежные руки шенгранских женщин не могли вывести его из глубокой тоски, а психологов к себе он никогда не подпускал. Это его состояние однажды ощутили на себе агенты Арха: он убил одного из них, но скандал замяли. Агентов Арха не любили, да и заменить их было легче, чем членов коммандос.
Из кармана донесся резкий звук. Ливиус достал передатчик.
- Ливиус? - спросил робот.
- Он самый.
- Вы можете принять участие в миссии или отказаться от нее, - сообщил робот, четко выговаривая слова. - В случае согласия завтра отправляетесь на Игону.
- Кто командир? - хриплым голосом осведомился Ливиус.
- Координатором назначен Йоргенсен.
- Согласен.
Лицо Ливиуса просветлело.
- Да будет благословенно имя Арчимбольдо Урцайта, - тихо пробормотал он.
- Простите? - поинтересовался робот.
- Ничего. Я отблагодарил некоего Арчимбольдо Урцайта.
- Мне не известен ни один живой человек, носящий это имя, - проговорил робот. - Но пять веков назад существовала историческая личность с таким именем. Доктор Арчимбольдо Урцайт разработал математический принцип и провел первые практические опыты по путешествиям во времени.
Роботы не упускали случая щегольнуть своими знаниями, и это бесило Ливиуса. Он весьма сожалел, что кибернетики сочли необходимым снабдить роботов небольшой долей разума.