Страница:
– Поверить не могу, что это я лежу в постели с тобой, – проговорила она. – Может, я вижу сон? Неужели я действительно оказалась так далеко от дома?
– Нет, это не сон. Но теперь ты дома. – Люк потихоньку стянул с нее простыню до талии и положил большую руку на ее грудь. Золотой перстень, теплый от его тела, легко вдавился в нежную округлость.
– Мой дядя Кирилл тебя не одобрит. Он не любит англичан.
– Твой дядя Кирилл не выходит за меня замуж. И потом, несомненно, он одобрит меня от всей души, когда узнает, как хорошо я о тебе забочусь. – Он медленно поглаживал ее грудь, обводя пальцем ее контуры, отчего жемчужно-белая кожа разгоралась розовым заревом. – Может, у меня и нет дворца, миледи, но от голода и непогоды ты будешь защищена. И еще я займусь тем, чтобы у тебя не было времени обращать внимание на наше жалкое жилище.
– Саутгейт-Холл никто не назовет жалким, – усмехнулась Тася. – Но я была бы счастлива жить в любом доме, лишь бы ты был рядом со мной.
– А больше тебе ничего не требуется?
– Ну-у… – Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц и призналась:
– Я бы хотела иметь несколько красивых платьев.
– Сколько хочешь. – Он рассмеялся. – Полные комнаты платьев, драгоценностей. – Ему наконец удалось совсем стянуть с нее простыню, и он залюбовался ее стройными белыми ногами. – Туфли из кожи страуса, шелковые чулки, жемчужные нити на талию и веер из павлиньих перьев, чтобы висел на запястье.
– И все? – спросила она, умирая со смеху при мысли о крикливом наряде, который он описал.
– И белые орхидеи, приколотые к волосам, – дополнил он, на секунду задумавшись, этот волшебный образ.
– В таком наряде я буду похожа на циркового клоуна!
– Но лично я предпочитаю видеть тебя вот такой…, не прикрытой ни единым лоскутком.
– Я тоже предпочитаю это. – Тася перекатилась на него, изумив их обоих своей дерзостью. – С тобой очень приятно делить постель, – сообщила она, ставя оба локтя ему на грудь, и, помолчав, смущенно заметила:
– Я не ждала, что мне это так понравится.
Рука Люка прошлась по плавному изгибу ее бедер.
– А чего ты ждала? – с усмешкой осведомился он.
– Я думала, что это будет для мужчины приятнее, чем для женщины. И уж наверняка я не ждала, что ты будешь трогать меня так, как ты трогал, и… – Она перевела глаза на его грудь, и краска яркой волной залила ее лицо. – Еще я не думала, что при этом будет столько…, движения.
– Движения, – мягко повторил Люк. – Ты имеешь в виду, когда я нахожусь в тебе? – Она чуть кивнула и почувствовала, как расширилась и напряглась его грудь от еле сдерживаемого смеха. – Неужели тебе никто ничего не объяснял?
– После моего обручения мама сообщила мне, что мужчина и женщина «соединяются», но она не упоминала о том, что случается потом… Знаешь, все это движение и…
– Оргазм? – серьезно подсказал он, когда она, растерявшись, смолкла, не находя слов.
Тася залилась алым румянцем и кивнула.
– Что ж, можно попробовать не двигаться так энергично, – задумчиво произнес он.
– Нет!
Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Значит, ты довольна тем, как мы все это делали до сих пор?
– О да, – с тихой серьезностью ответила она и опять покраснела, когда он засмеялся, обрадовавшись ее ответу.
Перекатившись на нее, Люк поймал ее локтями и опустился на нее всем весом.
– Я тоже. – Он захватил ее рот долгим поцелуем. – Больше, чем когда-либо в своей жизни.
Тася обвила руками его шею, чувствуя, как ускоряется бег ее крови.
– Я не хочу и не буду никогда ни с кем другим делить постель, – сказала она, когда Люк поднял голову. – Когда я была обручена с Михаилом, я только и думала о том, как бы избежать его прикосновений.
Выражение лица Люка изменилось, стало задумчивым и нежным.
– Ты боялась?
Она расстроенно взглянула на него, вспоминая, как это было.
– Когда я его видела, у меня в желудке появлялся какой-то ком. Большую часть времени Михаил казался равнодушным ко мне, как и вообще к женщинам. Но иногда…, он смотрел на меня в упор своими странными желтыми глазами и задавал вопросы, на которые у меня не было ответов. Он говорил, что я напоминаю ему оранжерейный цветок, что я ничего не знаю о жизни и мужчинах. Однажды он сказал, что ему доставит удовольствие поэкспериментировать со мной.
Я довольно хорошо представляла себе Михаила, чтобы прийти в ужас от этих слов. – Она замолчала при виде гнева, появившегося на лице Люка. – Мне не надо говорить о нем?
– Нет-нет, – успокаивал он ее, покрывая поцелуями лоб и переносицу, пока не исчезли морщинки между бровями. – Я хочу разделить с тобой все твои воспоминания, даже плохие.
Тася протянула тонкую руку к его лицу и погладила по худой щеке.
– Иногда ты меня удивляешь. Ты такой добрый и понимающий… А потом я вспоминаю, каким ты был с Нэн Питфилд.
– Беременной горничной? – Люк горько усмехнулся. – Да, временами я веду себя как осел. Тогда ты не колеблясь сказала мне об этом. У большинства людей не хватает духа так поступить. Когда ты пришла ко мне в библиотеку и стала ругать меня за Нэн, я готов был тебя придушить.
Тася улыбнулась, вспоминая его ярость:
– Я думала, ты так и сделаешь.
Он уткнулся в ее ладонь, целуя в самую середину.
– Но когда я увидел, как храбро ты бросаешь мне вызов, почувствовал, как бьется твое сердце у меня под рукой, то захотел тебя невыносимо.
– Неужели? – Она удивленно засмеялась. – Я и не догадывалась.
– А потом я задумался над твоими словами и понял, что ты была права, хоть мне было досадно в этом признаться. – Его голос зазвучал иронически. – Нелегко держать в узде свои порочные наклонности. Иногда мне надо, чтобы кто-то указывал на них…, когда я поступаю как упрямый болван.
– Это я могу, – участливо кивнула Тася.
– Ну и хорошо. – Он повернулся, крепче притягивая ее к себе. – Наверное, у нас будут и другие споры. Я иногда бываю надменным и непробиваемо тупым, так что тебе придется меня ругать. Наверняка у нас будут ссоры, но никогда не сомневайся в том, что я тебя люблю.
Их идиллическое пребывание вдвоем вдали от всех подошло к концу, и им надо было подумать о возвращении в Саутгейт-Холл.
– Мы никак не можем побыть здесь еще денек? – мечтательно поинтересовалась Тася, когда они прогуливались по лугу.
Люк покачал головой:
– Хотелось бы мне, чтобы у нас была такая возможность, но мы и так здесь слишком задержались. У меня ведь есть обязанности… В том числе организация нашей свадьбы.
Что касается меня, перед Богом мы уже муж и жена. Но я хотел бы стать женатым еще и перед лицом закона.
Тася нахмурилась:
– Я собираюсь замуж, а моя семья этого не знает. Им теперь известно, что я жива, но они понятия не имел, где я.
Хотелось бы мне каким-то образом успокоить их, сообщить, что я жива и здорова.
– Нет, это облегчит Николаю Ангеловскому его поиски.
– Я вовсе не спрашивала у тебя разрешения, – вспыхнула Тася, раздосадованная его отказом. – Я сказала это просто так.
– Что ж, выкинь эту мысль из головы, – коротко произнес он. – Я не собираюсь провести остаток жизни, ожидая появления Ангеловского у себя на пороге… И пока я не придумаю чего-то лучшего, ты будешь держать в секрете, кто ты, и не будешь общаться со своей семьей.
Тася вырвала у него руку.
– Не стоит тебе разговаривать со мной как со своей служанкой. Или в Англии мужья именно так говорят со своими женами?
– Я всего лишь беспокоюсь о твоей безопасности, – мягко ответил Люк. Все его высокомерие сразу же исчезло.
Вид у него стал кроткий-кроткий, как у ягненка, но Тася не поддалась на обман. Он может сколько угодно стараться скрыть свои властные наклонности, но только лишь они поженятся, она станет принадлежать ему по закону…, как лошадь. И тогда управляться с ним будет нелегко. Впрочем, она была готова принять этот вызов.
Первым делом по возвращении в Саутгейт-Холл Тася и Люк решили сообщить Эмме, что они женятся, но Эмма мгновенно догадалась обо всем сама, едва увидев их вместе, стоящих бок о бок.
Тася надеялась, что Эмма будет довольна этой новостью…
Даже, по правде говоря, была совершенно уверена, что Эмма обрадуется, но неистовый восторг девочки превзошел все ожидания Таси. С радостными криками Эмма металась по большому холлу, тиская с любовью всех, кто попадался ей на пути. Самсона тоже захватило это безумное счастье, и он, бегая по пятам за Эммой, разразился басистым лаем.
– Я знала, что вы вернетесь! – кричала Эмма, чуть не сбивая Тасю с ног. – Я знала, что вы ответите папе «да»! Он был у меня утром того дня, когда вы оба уехали, сказал мне, что вы выйдете за него замуж, хотя сами еще этого не знаете.
– Так и сказал? – Тася испепелила Люка укоризненным взглядом, ее темные брови сурово сошлись над светлыми глазами.
Люк притворился, что не замечает этого безмолвного упрека, и сосредоточил собственный гнев на Самсоне. Пес восторженно катался по полу, пачкая шерстью обюссонский ковер.
– Почему каждый раз, возвращаясь в свой дом, я застаю это проклятое животное?
– Самсон – не животное, он – член семьи, – обороняясь, возразила Эмма и, не утерпев, радостно добавила:
– И мисс Биллингз теперь тоже! Нам придется искать новую гувернантку? Но никто мне так не понравится.
– Да, надо будет поискать новую. Мисс Биллингз не сможет быть одновременно и леди Стоукхерст, и твоей гувернанткой. – Он посмотрел на Тасю, как бы прикидывая, сколько хлопот она сможет вынести. – Она через неделю упадет в изнеможении.
Хотя в его словах не было никакого намека, Тася залилась краской, припомнив, какой усталой почувствовала себя после двух любовных ночей с ним. Люк улыбнулся, словно догадавшись, о чем она подумала.
– Теперь, мисс Биллингз, раз вы больше у меня не на службе, следует сказать миссис Наггз, чтобы она показала вам, в какой из комнат для гостей вы будете жить.
– Моя старая комната вполне меня устраивает, – пробормотала Тася.
– Моей невесте она не подходит.
– Но я не хочу…
– Эмма, – прервал ее Люк, – выбери комнату для мисс Биллингз и скажи Сеймуру, чтобы он перенес туда ее вещи.
И сообщи домоправительнице, чтобы вечером накрыли стол на три прибора. Отныне мисс Биллингз будет есть с нами.
– Да, папа! – И Эмма, сопровождаемая Самсоном, выбежала из холла.
Оставшись наедине с Люком, Тася, насупившись, взглянула на него.
– Надеюсь, ты не собираешься навестить меня сегодня ночью, – тихо сказала она, прекрасно понимая, что именно это он и намеревается сделать.
Глаза его весело блеснули, по лицу расплылась улыбка.
– Я говорил тебе, что не люблю спать в одиночестве.
– Никогда не слышала о таком непристойном поведении! – Она увернулась, когда он обнял ее и попытался прижать к себе. – Милорд! Кто-нибудь из слуг увидит.
– Даже если мы будем спать в разных постелях, все равно слуги будут считать, что мы спим вместе. Так что мы можем спокойно наслаждаться нашей любовью. Если мы не будем вести себя нагло, о нас никто не скажет и не подумает ничего плохого.
– Я сама так подумаю. – Искренне возмущенная, Тася выпрямилась и натянуто проговорила:
– Я…, я не стану заниматься блудом с тобой под одной крышей с твоей невинной дочерью! Величайшим лицемерием с моей стороны было бы после этого давать ей моральные наставления.
– Лошадь уже увели, Тася. Поздно теперь закрывать дверь конюшни.
– Пусть. Но дверь моей спальни будет закрыта. – Голос ее звучал строю и решительно. – До тех пор, пока мы не поженимся.
Когда Люк понял, что она не изменит своего решения, лицо его стало каменным. Они обменялись яростными взглядами. Затем Люк круто повернулся и зашагал прочь.
– Куда ты направился? – осведомилась Тася, побаиваясь, что он передумает и ничего не будет.
– Устраивать свадьбу, – проговорил он сдавленно. – И как можно скорее.
Глава 7
– Нет, это не сон. Но теперь ты дома. – Люк потихоньку стянул с нее простыню до талии и положил большую руку на ее грудь. Золотой перстень, теплый от его тела, легко вдавился в нежную округлость.
– Мой дядя Кирилл тебя не одобрит. Он не любит англичан.
– Твой дядя Кирилл не выходит за меня замуж. И потом, несомненно, он одобрит меня от всей души, когда узнает, как хорошо я о тебе забочусь. – Он медленно поглаживал ее грудь, обводя пальцем ее контуры, отчего жемчужно-белая кожа разгоралась розовым заревом. – Может, у меня и нет дворца, миледи, но от голода и непогоды ты будешь защищена. И еще я займусь тем, чтобы у тебя не было времени обращать внимание на наше жалкое жилище.
– Саутгейт-Холл никто не назовет жалким, – усмехнулась Тася. – Но я была бы счастлива жить в любом доме, лишь бы ты был рядом со мной.
– А больше тебе ничего не требуется?
– Ну-у… – Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц и призналась:
– Я бы хотела иметь несколько красивых платьев.
– Сколько хочешь. – Он рассмеялся. – Полные комнаты платьев, драгоценностей. – Ему наконец удалось совсем стянуть с нее простыню, и он залюбовался ее стройными белыми ногами. – Туфли из кожи страуса, шелковые чулки, жемчужные нити на талию и веер из павлиньих перьев, чтобы висел на запястье.
– И все? – спросила она, умирая со смеху при мысли о крикливом наряде, который он описал.
– И белые орхидеи, приколотые к волосам, – дополнил он, на секунду задумавшись, этот волшебный образ.
– В таком наряде я буду похожа на циркового клоуна!
– Но лично я предпочитаю видеть тебя вот такой…, не прикрытой ни единым лоскутком.
– Я тоже предпочитаю это. – Тася перекатилась на него, изумив их обоих своей дерзостью. – С тобой очень приятно делить постель, – сообщила она, ставя оба локтя ему на грудь, и, помолчав, смущенно заметила:
– Я не ждала, что мне это так понравится.
Рука Люка прошлась по плавному изгибу ее бедер.
– А чего ты ждала? – с усмешкой осведомился он.
– Я думала, что это будет для мужчины приятнее, чем для женщины. И уж наверняка я не ждала, что ты будешь трогать меня так, как ты трогал, и… – Она перевела глаза на его грудь, и краска яркой волной залила ее лицо. – Еще я не думала, что при этом будет столько…, движения.
– Движения, – мягко повторил Люк. – Ты имеешь в виду, когда я нахожусь в тебе? – Она чуть кивнула и почувствовала, как расширилась и напряглась его грудь от еле сдерживаемого смеха. – Неужели тебе никто ничего не объяснял?
– После моего обручения мама сообщила мне, что мужчина и женщина «соединяются», но она не упоминала о том, что случается потом… Знаешь, все это движение и…
– Оргазм? – серьезно подсказал он, когда она, растерявшись, смолкла, не находя слов.
Тася залилась алым румянцем и кивнула.
– Что ж, можно попробовать не двигаться так энергично, – задумчиво произнес он.
– Нет!
Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Значит, ты довольна тем, как мы все это делали до сих пор?
– О да, – с тихой серьезностью ответила она и опять покраснела, когда он засмеялся, обрадовавшись ее ответу.
Перекатившись на нее, Люк поймал ее локтями и опустился на нее всем весом.
– Я тоже. – Он захватил ее рот долгим поцелуем. – Больше, чем когда-либо в своей жизни.
Тася обвила руками его шею, чувствуя, как ускоряется бег ее крови.
– Я не хочу и не буду никогда ни с кем другим делить постель, – сказала она, когда Люк поднял голову. – Когда я была обручена с Михаилом, я только и думала о том, как бы избежать его прикосновений.
Выражение лица Люка изменилось, стало задумчивым и нежным.
– Ты боялась?
Она расстроенно взглянула на него, вспоминая, как это было.
– Когда я его видела, у меня в желудке появлялся какой-то ком. Большую часть времени Михаил казался равнодушным ко мне, как и вообще к женщинам. Но иногда…, он смотрел на меня в упор своими странными желтыми глазами и задавал вопросы, на которые у меня не было ответов. Он говорил, что я напоминаю ему оранжерейный цветок, что я ничего не знаю о жизни и мужчинах. Однажды он сказал, что ему доставит удовольствие поэкспериментировать со мной.
Я довольно хорошо представляла себе Михаила, чтобы прийти в ужас от этих слов. – Она замолчала при виде гнева, появившегося на лице Люка. – Мне не надо говорить о нем?
– Нет-нет, – успокаивал он ее, покрывая поцелуями лоб и переносицу, пока не исчезли морщинки между бровями. – Я хочу разделить с тобой все твои воспоминания, даже плохие.
Тася протянула тонкую руку к его лицу и погладила по худой щеке.
– Иногда ты меня удивляешь. Ты такой добрый и понимающий… А потом я вспоминаю, каким ты был с Нэн Питфилд.
– Беременной горничной? – Люк горько усмехнулся. – Да, временами я веду себя как осел. Тогда ты не колеблясь сказала мне об этом. У большинства людей не хватает духа так поступить. Когда ты пришла ко мне в библиотеку и стала ругать меня за Нэн, я готов был тебя придушить.
Тася улыбнулась, вспоминая его ярость:
– Я думала, ты так и сделаешь.
Он уткнулся в ее ладонь, целуя в самую середину.
– Но когда я увидел, как храбро ты бросаешь мне вызов, почувствовал, как бьется твое сердце у меня под рукой, то захотел тебя невыносимо.
– Неужели? – Она удивленно засмеялась. – Я и не догадывалась.
– А потом я задумался над твоими словами и понял, что ты была права, хоть мне было досадно в этом признаться. – Его голос зазвучал иронически. – Нелегко держать в узде свои порочные наклонности. Иногда мне надо, чтобы кто-то указывал на них…, когда я поступаю как упрямый болван.
– Это я могу, – участливо кивнула Тася.
– Ну и хорошо. – Он повернулся, крепче притягивая ее к себе. – Наверное, у нас будут и другие споры. Я иногда бываю надменным и непробиваемо тупым, так что тебе придется меня ругать. Наверняка у нас будут ссоры, но никогда не сомневайся в том, что я тебя люблю.
***
Их идиллическое пребывание вдвоем вдали от всех подошло к концу, и им надо было подумать о возвращении в Саутгейт-Холл.
– Мы никак не можем побыть здесь еще денек? – мечтательно поинтересовалась Тася, когда они прогуливались по лугу.
Люк покачал головой:
– Хотелось бы мне, чтобы у нас была такая возможность, но мы и так здесь слишком задержались. У меня ведь есть обязанности… В том числе организация нашей свадьбы.
Что касается меня, перед Богом мы уже муж и жена. Но я хотел бы стать женатым еще и перед лицом закона.
Тася нахмурилась:
– Я собираюсь замуж, а моя семья этого не знает. Им теперь известно, что я жива, но они понятия не имел, где я.
Хотелось бы мне каким-то образом успокоить их, сообщить, что я жива и здорова.
– Нет, это облегчит Николаю Ангеловскому его поиски.
– Я вовсе не спрашивала у тебя разрешения, – вспыхнула Тася, раздосадованная его отказом. – Я сказала это просто так.
– Что ж, выкинь эту мысль из головы, – коротко произнес он. – Я не собираюсь провести остаток жизни, ожидая появления Ангеловского у себя на пороге… И пока я не придумаю чего-то лучшего, ты будешь держать в секрете, кто ты, и не будешь общаться со своей семьей.
Тася вырвала у него руку.
– Не стоит тебе разговаривать со мной как со своей служанкой. Или в Англии мужья именно так говорят со своими женами?
– Я всего лишь беспокоюсь о твоей безопасности, – мягко ответил Люк. Все его высокомерие сразу же исчезло.
Вид у него стал кроткий-кроткий, как у ягненка, но Тася не поддалась на обман. Он может сколько угодно стараться скрыть свои властные наклонности, но только лишь они поженятся, она станет принадлежать ему по закону…, как лошадь. И тогда управляться с ним будет нелегко. Впрочем, она была готова принять этот вызов.
Первым делом по возвращении в Саутгейт-Холл Тася и Люк решили сообщить Эмме, что они женятся, но Эмма мгновенно догадалась обо всем сама, едва увидев их вместе, стоящих бок о бок.
Тася надеялась, что Эмма будет довольна этой новостью…
Даже, по правде говоря, была совершенно уверена, что Эмма обрадуется, но неистовый восторг девочки превзошел все ожидания Таси. С радостными криками Эмма металась по большому холлу, тиская с любовью всех, кто попадался ей на пути. Самсона тоже захватило это безумное счастье, и он, бегая по пятам за Эммой, разразился басистым лаем.
– Я знала, что вы вернетесь! – кричала Эмма, чуть не сбивая Тасю с ног. – Я знала, что вы ответите папе «да»! Он был у меня утром того дня, когда вы оба уехали, сказал мне, что вы выйдете за него замуж, хотя сами еще этого не знаете.
– Так и сказал? – Тася испепелила Люка укоризненным взглядом, ее темные брови сурово сошлись над светлыми глазами.
Люк притворился, что не замечает этого безмолвного упрека, и сосредоточил собственный гнев на Самсоне. Пес восторженно катался по полу, пачкая шерстью обюссонский ковер.
– Почему каждый раз, возвращаясь в свой дом, я застаю это проклятое животное?
– Самсон – не животное, он – член семьи, – обороняясь, возразила Эмма и, не утерпев, радостно добавила:
– И мисс Биллингз теперь тоже! Нам придется искать новую гувернантку? Но никто мне так не понравится.
– Да, надо будет поискать новую. Мисс Биллингз не сможет быть одновременно и леди Стоукхерст, и твоей гувернанткой. – Он посмотрел на Тасю, как бы прикидывая, сколько хлопот она сможет вынести. – Она через неделю упадет в изнеможении.
Хотя в его словах не было никакого намека, Тася залилась краской, припомнив, какой усталой почувствовала себя после двух любовных ночей с ним. Люк улыбнулся, словно догадавшись, о чем она подумала.
– Теперь, мисс Биллингз, раз вы больше у меня не на службе, следует сказать миссис Наггз, чтобы она показала вам, в какой из комнат для гостей вы будете жить.
– Моя старая комната вполне меня устраивает, – пробормотала Тася.
– Моей невесте она не подходит.
– Но я не хочу…
– Эмма, – прервал ее Люк, – выбери комнату для мисс Биллингз и скажи Сеймуру, чтобы он перенес туда ее вещи.
И сообщи домоправительнице, чтобы вечером накрыли стол на три прибора. Отныне мисс Биллингз будет есть с нами.
– Да, папа! – И Эмма, сопровождаемая Самсоном, выбежала из холла.
Оставшись наедине с Люком, Тася, насупившись, взглянула на него.
– Надеюсь, ты не собираешься навестить меня сегодня ночью, – тихо сказала она, прекрасно понимая, что именно это он и намеревается сделать.
Глаза его весело блеснули, по лицу расплылась улыбка.
– Я говорил тебе, что не люблю спать в одиночестве.
– Никогда не слышала о таком непристойном поведении! – Она увернулась, когда он обнял ее и попытался прижать к себе. – Милорд! Кто-нибудь из слуг увидит.
– Даже если мы будем спать в разных постелях, все равно слуги будут считать, что мы спим вместе. Так что мы можем спокойно наслаждаться нашей любовью. Если мы не будем вести себя нагло, о нас никто не скажет и не подумает ничего плохого.
– Я сама так подумаю. – Искренне возмущенная, Тася выпрямилась и натянуто проговорила:
– Я…, я не стану заниматься блудом с тобой под одной крышей с твоей невинной дочерью! Величайшим лицемерием с моей стороны было бы после этого давать ей моральные наставления.
– Лошадь уже увели, Тася. Поздно теперь закрывать дверь конюшни.
– Пусть. Но дверь моей спальни будет закрыта. – Голос ее звучал строю и решительно. – До тех пор, пока мы не поженимся.
Когда Люк понял, что она не изменит своего решения, лицо его стало каменным. Они обменялись яростными взглядами. Затем Люк круто повернулся и зашагал прочь.
– Куда ты направился? – осведомилась Тася, побаиваясь, что он передумает и ничего не будет.
– Устраивать свадьбу, – проговорил он сдавленно. – И как можно скорее.
Глава 7
В последующие дни Тася почти не видела Люка. Все время, не занятое сном, он проводил в хлопотах по организации тихой свадьбы, которая должна была состояться в домашней часовне Стоукхерстов. К вечеру он возвращался в Саутгейт-Холл и рассказывал Тасе о том, что успел сделать. Она никогда не знала заранее, в каком он окажется настроении, потому что Люк бывал с ней то нежным, то сердитым. Иногда он обнимал ее так, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, ласково обольщая нежными словами. Но с равной вероятностью мог с силой прижать ее к стене и обращаться с ней как едва сошедший на берег матрос с первой попавшейся уличной потаскушкой.
– Сегодня я приду к тебе в спальню, – резко заявил он после одного особенно жаркого случая, когда он загнал ее в угол и минут пять целовал не отрываясь.
– Я запру дверь.
– Я выломаю ее.
Он втиснул колено между ее бедер, грубо вминая в ее тело складки юбок. Прильнув к ее губам, он глубоко просунул язык в ее рот, и она забилась в его руках, изнывая от нарастающего наслаждения. Его дыхание жаркими волнами ласкало ее щеки.
– Тася, – простонал он, найдя губами нежную ямку под ухом, – я хочу тебя. Хочу до боли.
Схватив ее за кисть, он потянул ее пальцы между их телами вниз и приложил к взбугрившейся плоти. Тася потеряла счет томительно-знойным минутам, когда, изнемогая, стояла, отдаваясь его поцелуям, ощущая ладонью трепет его плоти.
– Мы должны остановиться, – задыхаясь, сказала она. – Это нехорошо. Ты ведешь себя нечестно.
– Сегодня, – настаивал он, грубо хватая за пуговицы платье, застегнутое до самого горла.
Тася вырвалась от него, но не смогла двинуться с места – ноги ее не держали, колени подгибались.
– Ты не придешь ко мне в комнату, – упрямо повторила она. – Никогда не прощу тебе, если ты посмеешь это сделать.
Неудовлетворенная страсть Люка придала его голосу свирепость.
– Черт побери! Какая разница – сегодня или двумя днями позже?
– Только та, что мы будем женаты.
– Ты охотно делила со мной постель до этого.
– Тогда все было иначе. Я думала, что никогда не увижу тебя. Теперь же я собираюсь стать членом твоей семьи, частью твоего дома и не хочу терять уважение слуг и твоей дочери, ведя себя как потаскушка.
Она говорила тихо, но твердо, не оставляя сомнений в том, что не изменит своего решения.
Тем не менее Люк попытался еще раз. После недолгого молчания, наступившего за ее словами, он перешел от сердитых требований к хитроумным уговорам:
– Любимая, тебя все здесь уважают и обожают. Особенно я. Ты мне нужна. Я не могу сдержаться, так хочу обнять тебя. Все, чего я добиваюсь, – это сделать тебя счастливой, всегда заботиться о тебе…
Тася с подозрением смотрела, как он потихоньку подходит все ближе и ближе к ней. Вдруг он рванулся вперед, пытаясь схватить ее. Она ловко увернулась и отбежала в сторону.
– Проклятие! – Его свирепый голос, эхом раскатившийся по холлу, звучал в ее ушах, когда она удирала.
– И не вздумай идти за мной, – поспешно бросила она через плечо, поклявшись не только закрыть дверь на замок, но и подпереть ее стулом.
На следующее утро он увидел ее за завтраком. Когда он вошел, Тася отвела глаза от изумительного вида на парк, открывавшегося через стрельчатые окна, и одарила Люка застенчивой улыбкой. Она не встала со своего места за круглым дубовым столом, даже когда он приблизился к ней. Люк махнул рукой, отсылая прочь служанку, убиравшую ненужную посуду.
– Доброе утро, – произнес он, глядя на поднятое к нему девичье лицо. Перед Тасей снова был аристократ, полностью владеющий собой, его глубоко скрытую страсть не выдавало ни одно движение непроницаемого лица. – Можно мне присоединиться к тебе? – И прежде чем она успела ответить, он отодвинул стул от стола и уселся рядом. – Через несколько минут я должен уехать в Лондон, но сначала хочу задать тебе два вопроса.
Она ответила таким же деловым тоном:
– Хорошо, милорд.
– Одобришь ли ты, если я приглашу Эшборнов быть свидетелями на нашей церемонии?
Тася кивнула:
– Мне это будет очень приятно.
– Отлично. Второе, что я хотел бы знать… – Люк поколебался, потом, положив руку ей на колено, разгладил складку на юбке. Вдумчивые синие глаза встретились с ее прозрачным взглядом.
– Так в чем дело? – мягко поторопила его Тася.
– Я хотел поговорить насчет свадебного кольца. Я подумал…, подойдет ли тебе что-то вроде этого? – Он раскрыл ладонь.
Глаза Таси широко открылись при виде тяжелого золотого обруча, лежавшего у него на ладони. Она протянула руку и осторожно взяла кольцо, чтобы лучше рассмотреть резной узор из роз и листьев на сверкающей поверхности. Золото, казалось, вобрало в себя тепло его кожи.
– Это фамильное, – объяснил он. – Уже много поколений его никто не надевал. – Люк наблюдал, как бережно она повертела кольцо в тонких пальцах, вглядываясь в особенности рисунка, деликатно касаясь вырезанных лепестков. – Для англичан, – продолжал он, – роза – символ тайны. Много лет назад роза, висевшая над столом, означала, что все сказанное за ним должно оставаться в секрете.
Внезапно перед Тасей промелькнула картина: мужчина и женщина на постели, длинные пальцы женщины вытянуты, кольцо скользит по ее пальцу… У мужчины темные волосы, борода…, и синие глаза. Видение исчезло, но Тася поняла, кто были эти любовники. Она с улыбкой посмотрела на Люка:
– Твой предок Уильям подарил его своей любовнице.
Так ведь?
Улыбка смягчила суровую линию его губ.
– Рассказывают, что он полюбил ее с первой встречи и не переставал любить до самой смерти. – Он окинул ее ласкающим взглядом. – Я пойму, если ты предпочтешь что-то другое, может быть, с драгоценным камнем. Это кольцо старомодное…
– Нет, я хочу это. – Тася сжала кольцо в ладони. – Оно прекрасно.
– Я надеялся, что ты так и решишь. – Люк склонился над ней, опершись рукой на спинку ее стула. – Прости меня за вчерашний вечер. Мне нелегко, когда ты совсем рядом, а я не могу быть с тобой в одной постели.
Тася опустила ресницы.
– Мне тоже это нелегко далось. – В порыве жаркого притяжения она придвинулась к нему и приглашающе приоткрыла губы. После их вчерашней стычки она плохо спала.
Одна, во мраке спальни, она жаждала его горячих поцелуев, близости его тела.
Люк улыбнулся и отклонил голову за секунду до того, как губы их соприкоснулись.
– Нет, маленькая негодница, ты только дразнишься, соблазняя меня. – Он встал и, забрав у нее кольцо, угрожающе помахал им. – Но когда я надену его тебе на палец, я буду обладать тобой, когда захочу… И к черту всякую благопристойность!
Тася и Эмма тихо беседовали в комнате, которую Эмма выбрала для Таси. Это была одна из самых красивых комнат в Саутгейт-Холле. Здесь стояла необыкновенная кровать в виде саней, закрытая занавесками из шелковой парчи персикового цвета с толстыми золотыми кистями. Эмма растянулась на ковре. Из тарелки с украденным на кухне печеньем она попеременно то угощала Самсона, то угощалась сама.
Пес, развалясь около нее, после каждой проглоченной сладости шумно облизывался.
Тася сидела в кресле с корзинкой для шитья и чинила порванную манжету мужской рубашки. Она не могла удержаться от смеха, глядя на перепачканные сахарной пудрой мордочки Эммы и Самсона.
– Эмма, надо ли закармливать Самсона сладким? – спросила она. – Не уверена, что это хорошо для него…, да и для тебя тоже.
– Я ничего не могу поделать с тем, что хочу есть. Чем выше я становлюсь, тем больше появляется места, которое надо заполнить, – вздохнула Эмма и села по-турецки. – Я никак не перестану расти. Надеюсь, что иностранец, за которого мне суждено выйти замуж, будет высоким. Ужасно было бы все время смотреть сверху вниз на собственного мужа.
– Какого бы ни был он роста, он будет таким, как тебе надо, – отозвалась Тася.
Эмма продолжала листать дамский журнал, изучая последние требования моды для осенних платьев.
– Крик моды в этом году – бронзовый цвет, – объявила она, протягивая журнал Тасе, чтобы та посмотрела. – Мисс Биллингз, вам нужно платье для улицы в точности такое, как здесь: с оборкой по подолу и бантиками на запястьях. И бронзовые ботиночки в тон.
– Не уверена, что бронзовый цвет мне пойдет.
– Пойдет, пойдет, – серьезно уверяла Эмма. – Кроме того, любой цвет будет приятнее черного и серого, которые вы носите.
Тася рассмеялась.
– Я очень люблю розовый, – мечтательно проговорила она. – Такого бледного оттенка, что он кажется почти белым. И ничего нет красивее розового жемчуга.
Это замечание вызвало торопливый шелест страниц.
– Я видела в конце…, вечернее платье, которое будет замечательно смотреться именно в таком цвете… – Внезапно Эмма остановилась и уставилась на Тасю широко открытыми глазами.
– В чем дело? – спросила Тася.
– Я сейчас подумала… Как мне теперь вас называть? Вы ведь больше не будете мисс Биллингз. А звать вас «мачеха» просто ужасно. И вам не столько лет, чтобы звать вас мамой… К тому же, мне кажется, это будет не совсем правильно…, так вас называть…
Тася отложила шитье, понимая суть беспокойства девочки.
– Нет, – ласково сказала она. – Мэри остается твоей матерью и будет ею всегда, хоть она и на небесах. Твой отец никогда ее не забудет, и ты тоже. Я буду новой женой твоего отца, но не заменю ее. У нее свое место в вашей жизни, у меня будет свое.
Успокоенная этими словами, Эмма кивнула. Она подошла и уселась рядом с креслом Таси, натянув юбку на подтянутые к подбородку колени. Сверкающие синие глаза, так похожие на глаза ее отца, внимательно смотрели на Тасю.
– Временами, когда я бываю одна, я думаю, что мама посматривает на меня из-за облака. Как вы думаете, это возможно, чтобы близкие люди наблюдали за нами с небес?
– Думаю, да, – отозвалась Тася со всей серьезностью. – Если на небесах царит совершенный покой, они, несомненно, могут это делать. Думаю, твоя мама не была бы спокойна, если бы не могла узнать, что с тобой все в порядке.
– По-моему, она теперь знает, что вы будете с папой и со мной. Мне кажется, мисс Биллингз, ее это обрадует.
Возможно, это она помогла вам найти нас. Она не хотела, чтобы папа был одиноким. – Эмма помедлила, потому что Тася отвернулась. – Мисс Биллингз! Я вас рассердила?
Тася снова повернулась к ней с дрожащей улыбкой на губах.
– Нет, твои слова вызвали у меня слезы, – проговорила она, утирая их рукавом. Наклонившись к Эмме, она поцеловала ее в рыженькую макушку. – Мне надо кое-что тебе сказать, Эмма. Мое настоящее имя не мисс Биллингз.
Эмма ответила ей задумчивым взглядом.
– Я знаю. Вас зовут Тася.
– Как ты узнала? – удивилась Тася.
– Позавчера после ужина я услышала, что папа назвал вас так. Я как раз выходила из комнаты. Я не удивилась, потому что всегда считала, что вы не такая, как все гувернантки. Теперь вы можете рассказать мне правду… Кто вы на самом деле?
Тася печально улыбнулась, глядя в лицо девочки. Синие глаза Эммы светились любопытством.
– Мое настоящее имя Анастасия Каптерева, – призналась она. – Я родом из России. Мне пришлось покинуть свой дом и приехать в Англию из-за того, что я попала в беду.
– Вы сделали что-то нехорошее? – недоверчиво спросила Эмма.
– Я не знаю, – последовал тихий ответ Таси. – Тебе может показаться странным, но я почти ничего об этом не помню. Мне не хочется рассказывать тебе все подробности.
Единственное, что я могу сказать, – это было самое ужасное время в моей жизни… Но твой отец убежден, что я должна забыть о прошлом и смотреть только вперед, в будущее…
Худенькая рука Эммы с длинными пальцами скользнула, в ее руку.
– Могу я чем-то помочь вам?
– Ты уже помогла. – Тася ласково сжала детскую ладошку. – Вы с отцом приняли меня в свою семью. Это самое замечательное, что когда-либо со мной случалось.
Эмма улыбнулась в ответ:
– Я все еще не знаю, как вас называть.
– Может быть, белль-мер? – предложила Тася. – Так звучит слово "мачехам по-французски.
– Белль означает «красивая», а мер – «мать». Так ведь? – с довольным видом переспросила Эмма. – Да, это подходит идеально.
– Как жалко, что нет времени сшить настоящее подвенечное платье, – жалобно повторяла Алисия, помогая Тасе закончить свадебный туалет. – У тебя должно быть новое собственное платье, а не мое старое. – Они переделали привезенное Алисией ее летнее платье цвета слоновой кости, которое прекрасно подошло Тасе. – И по меньшей мере ему следовало быть белым.
– В данном случае это как раз сомнительно, – отозвалась Тася. – Самым подходящим, пожалуй, было бы крабное платье. Скорее даже алое.
– Я этого и слышать не хочу. – Алисия старательно прикрепляла Тасе белые розы к толстым косам, заколотым на затылке. – И не чувствуй себя виноватой, дорогая, если ты забылась с Люком. Так поступило бы большинство женщин, окажись они с ним наедине более пяти минут. Он неотразимый мужчина… Разумеется, если вы не замужем за Чарльзом. – Алисия притворилась, что не замечает вспыхнувших щек Таси, и продолжала шутливо болтать:
– Странно, что, когда я познакомилась с Люком, он мне совсем не понравился.
– Неужели? – изумилась Тася.
– Сегодня я приду к тебе в спальню, – резко заявил он после одного особенно жаркого случая, когда он загнал ее в угол и минут пять целовал не отрываясь.
– Я запру дверь.
– Я выломаю ее.
Он втиснул колено между ее бедер, грубо вминая в ее тело складки юбок. Прильнув к ее губам, он глубоко просунул язык в ее рот, и она забилась в его руках, изнывая от нарастающего наслаждения. Его дыхание жаркими волнами ласкало ее щеки.
– Тася, – простонал он, найдя губами нежную ямку под ухом, – я хочу тебя. Хочу до боли.
Схватив ее за кисть, он потянул ее пальцы между их телами вниз и приложил к взбугрившейся плоти. Тася потеряла счет томительно-знойным минутам, когда, изнемогая, стояла, отдаваясь его поцелуям, ощущая ладонью трепет его плоти.
– Мы должны остановиться, – задыхаясь, сказала она. – Это нехорошо. Ты ведешь себя нечестно.
– Сегодня, – настаивал он, грубо хватая за пуговицы платье, застегнутое до самого горла.
Тася вырвалась от него, но не смогла двинуться с места – ноги ее не держали, колени подгибались.
– Ты не придешь ко мне в комнату, – упрямо повторила она. – Никогда не прощу тебе, если ты посмеешь это сделать.
Неудовлетворенная страсть Люка придала его голосу свирепость.
– Черт побери! Какая разница – сегодня или двумя днями позже?
– Только та, что мы будем женаты.
– Ты охотно делила со мной постель до этого.
– Тогда все было иначе. Я думала, что никогда не увижу тебя. Теперь же я собираюсь стать членом твоей семьи, частью твоего дома и не хочу терять уважение слуг и твоей дочери, ведя себя как потаскушка.
Она говорила тихо, но твердо, не оставляя сомнений в том, что не изменит своего решения.
Тем не менее Люк попытался еще раз. После недолгого молчания, наступившего за ее словами, он перешел от сердитых требований к хитроумным уговорам:
– Любимая, тебя все здесь уважают и обожают. Особенно я. Ты мне нужна. Я не могу сдержаться, так хочу обнять тебя. Все, чего я добиваюсь, – это сделать тебя счастливой, всегда заботиться о тебе…
Тася с подозрением смотрела, как он потихоньку подходит все ближе и ближе к ней. Вдруг он рванулся вперед, пытаясь схватить ее. Она ловко увернулась и отбежала в сторону.
– Проклятие! – Его свирепый голос, эхом раскатившийся по холлу, звучал в ее ушах, когда она удирала.
– И не вздумай идти за мной, – поспешно бросила она через плечо, поклявшись не только закрыть дверь на замок, но и подпереть ее стулом.
***
На следующее утро он увидел ее за завтраком. Когда он вошел, Тася отвела глаза от изумительного вида на парк, открывавшегося через стрельчатые окна, и одарила Люка застенчивой улыбкой. Она не встала со своего места за круглым дубовым столом, даже когда он приблизился к ней. Люк махнул рукой, отсылая прочь служанку, убиравшую ненужную посуду.
– Доброе утро, – произнес он, глядя на поднятое к нему девичье лицо. Перед Тасей снова был аристократ, полностью владеющий собой, его глубоко скрытую страсть не выдавало ни одно движение непроницаемого лица. – Можно мне присоединиться к тебе? – И прежде чем она успела ответить, он отодвинул стул от стола и уселся рядом. – Через несколько минут я должен уехать в Лондон, но сначала хочу задать тебе два вопроса.
Она ответила таким же деловым тоном:
– Хорошо, милорд.
– Одобришь ли ты, если я приглашу Эшборнов быть свидетелями на нашей церемонии?
Тася кивнула:
– Мне это будет очень приятно.
– Отлично. Второе, что я хотел бы знать… – Люк поколебался, потом, положив руку ей на колено, разгладил складку на юбке. Вдумчивые синие глаза встретились с ее прозрачным взглядом.
– Так в чем дело? – мягко поторопила его Тася.
– Я хотел поговорить насчет свадебного кольца. Я подумал…, подойдет ли тебе что-то вроде этого? – Он раскрыл ладонь.
Глаза Таси широко открылись при виде тяжелого золотого обруча, лежавшего у него на ладони. Она протянула руку и осторожно взяла кольцо, чтобы лучше рассмотреть резной узор из роз и листьев на сверкающей поверхности. Золото, казалось, вобрало в себя тепло его кожи.
– Это фамильное, – объяснил он. – Уже много поколений его никто не надевал. – Люк наблюдал, как бережно она повертела кольцо в тонких пальцах, вглядываясь в особенности рисунка, деликатно касаясь вырезанных лепестков. – Для англичан, – продолжал он, – роза – символ тайны. Много лет назад роза, висевшая над столом, означала, что все сказанное за ним должно оставаться в секрете.
Внезапно перед Тасей промелькнула картина: мужчина и женщина на постели, длинные пальцы женщины вытянуты, кольцо скользит по ее пальцу… У мужчины темные волосы, борода…, и синие глаза. Видение исчезло, но Тася поняла, кто были эти любовники. Она с улыбкой посмотрела на Люка:
– Твой предок Уильям подарил его своей любовнице.
Так ведь?
Улыбка смягчила суровую линию его губ.
– Рассказывают, что он полюбил ее с первой встречи и не переставал любить до самой смерти. – Он окинул ее ласкающим взглядом. – Я пойму, если ты предпочтешь что-то другое, может быть, с драгоценным камнем. Это кольцо старомодное…
– Нет, я хочу это. – Тася сжала кольцо в ладони. – Оно прекрасно.
– Я надеялся, что ты так и решишь. – Люк склонился над ней, опершись рукой на спинку ее стула. – Прости меня за вчерашний вечер. Мне нелегко, когда ты совсем рядом, а я не могу быть с тобой в одной постели.
Тася опустила ресницы.
– Мне тоже это нелегко далось. – В порыве жаркого притяжения она придвинулась к нему и приглашающе приоткрыла губы. После их вчерашней стычки она плохо спала.
Одна, во мраке спальни, она жаждала его горячих поцелуев, близости его тела.
Люк улыбнулся и отклонил голову за секунду до того, как губы их соприкоснулись.
– Нет, маленькая негодница, ты только дразнишься, соблазняя меня. – Он встал и, забрав у нее кольцо, угрожающе помахал им. – Но когда я надену его тебе на палец, я буду обладать тобой, когда захочу… И к черту всякую благопристойность!
***
Тася и Эмма тихо беседовали в комнате, которую Эмма выбрала для Таси. Это была одна из самых красивых комнат в Саутгейт-Холле. Здесь стояла необыкновенная кровать в виде саней, закрытая занавесками из шелковой парчи персикового цвета с толстыми золотыми кистями. Эмма растянулась на ковре. Из тарелки с украденным на кухне печеньем она попеременно то угощала Самсона, то угощалась сама.
Пес, развалясь около нее, после каждой проглоченной сладости шумно облизывался.
Тася сидела в кресле с корзинкой для шитья и чинила порванную манжету мужской рубашки. Она не могла удержаться от смеха, глядя на перепачканные сахарной пудрой мордочки Эммы и Самсона.
– Эмма, надо ли закармливать Самсона сладким? – спросила она. – Не уверена, что это хорошо для него…, да и для тебя тоже.
– Я ничего не могу поделать с тем, что хочу есть. Чем выше я становлюсь, тем больше появляется места, которое надо заполнить, – вздохнула Эмма и села по-турецки. – Я никак не перестану расти. Надеюсь, что иностранец, за которого мне суждено выйти замуж, будет высоким. Ужасно было бы все время смотреть сверху вниз на собственного мужа.
– Какого бы ни был он роста, он будет таким, как тебе надо, – отозвалась Тася.
Эмма продолжала листать дамский журнал, изучая последние требования моды для осенних платьев.
– Крик моды в этом году – бронзовый цвет, – объявила она, протягивая журнал Тасе, чтобы та посмотрела. – Мисс Биллингз, вам нужно платье для улицы в точности такое, как здесь: с оборкой по подолу и бантиками на запястьях. И бронзовые ботиночки в тон.
– Не уверена, что бронзовый цвет мне пойдет.
– Пойдет, пойдет, – серьезно уверяла Эмма. – Кроме того, любой цвет будет приятнее черного и серого, которые вы носите.
Тася рассмеялась.
– Я очень люблю розовый, – мечтательно проговорила она. – Такого бледного оттенка, что он кажется почти белым. И ничего нет красивее розового жемчуга.
Это замечание вызвало торопливый шелест страниц.
– Я видела в конце…, вечернее платье, которое будет замечательно смотреться именно в таком цвете… – Внезапно Эмма остановилась и уставилась на Тасю широко открытыми глазами.
– В чем дело? – спросила Тася.
– Я сейчас подумала… Как мне теперь вас называть? Вы ведь больше не будете мисс Биллингз. А звать вас «мачеха» просто ужасно. И вам не столько лет, чтобы звать вас мамой… К тому же, мне кажется, это будет не совсем правильно…, так вас называть…
Тася отложила шитье, понимая суть беспокойства девочки.
– Нет, – ласково сказала она. – Мэри остается твоей матерью и будет ею всегда, хоть она и на небесах. Твой отец никогда ее не забудет, и ты тоже. Я буду новой женой твоего отца, но не заменю ее. У нее свое место в вашей жизни, у меня будет свое.
Успокоенная этими словами, Эмма кивнула. Она подошла и уселась рядом с креслом Таси, натянув юбку на подтянутые к подбородку колени. Сверкающие синие глаза, так похожие на глаза ее отца, внимательно смотрели на Тасю.
– Временами, когда я бываю одна, я думаю, что мама посматривает на меня из-за облака. Как вы думаете, это возможно, чтобы близкие люди наблюдали за нами с небес?
– Думаю, да, – отозвалась Тася со всей серьезностью. – Если на небесах царит совершенный покой, они, несомненно, могут это делать. Думаю, твоя мама не была бы спокойна, если бы не могла узнать, что с тобой все в порядке.
– По-моему, она теперь знает, что вы будете с папой и со мной. Мне кажется, мисс Биллингз, ее это обрадует.
Возможно, это она помогла вам найти нас. Она не хотела, чтобы папа был одиноким. – Эмма помедлила, потому что Тася отвернулась. – Мисс Биллингз! Я вас рассердила?
Тася снова повернулась к ней с дрожащей улыбкой на губах.
– Нет, твои слова вызвали у меня слезы, – проговорила она, утирая их рукавом. Наклонившись к Эмме, она поцеловала ее в рыженькую макушку. – Мне надо кое-что тебе сказать, Эмма. Мое настоящее имя не мисс Биллингз.
Эмма ответила ей задумчивым взглядом.
– Я знаю. Вас зовут Тася.
– Как ты узнала? – удивилась Тася.
– Позавчера после ужина я услышала, что папа назвал вас так. Я как раз выходила из комнаты. Я не удивилась, потому что всегда считала, что вы не такая, как все гувернантки. Теперь вы можете рассказать мне правду… Кто вы на самом деле?
Тася печально улыбнулась, глядя в лицо девочки. Синие глаза Эммы светились любопытством.
– Мое настоящее имя Анастасия Каптерева, – призналась она. – Я родом из России. Мне пришлось покинуть свой дом и приехать в Англию из-за того, что я попала в беду.
– Вы сделали что-то нехорошее? – недоверчиво спросила Эмма.
– Я не знаю, – последовал тихий ответ Таси. – Тебе может показаться странным, но я почти ничего об этом не помню. Мне не хочется рассказывать тебе все подробности.
Единственное, что я могу сказать, – это было самое ужасное время в моей жизни… Но твой отец убежден, что я должна забыть о прошлом и смотреть только вперед, в будущее…
Худенькая рука Эммы с длинными пальцами скользнула, в ее руку.
– Могу я чем-то помочь вам?
– Ты уже помогла. – Тася ласково сжала детскую ладошку. – Вы с отцом приняли меня в свою семью. Это самое замечательное, что когда-либо со мной случалось.
Эмма улыбнулась в ответ:
– Я все еще не знаю, как вас называть.
– Может быть, белль-мер? – предложила Тася. – Так звучит слово "мачехам по-французски.
– Белль означает «красивая», а мер – «мать». Так ведь? – с довольным видом переспросила Эмма. – Да, это подходит идеально.
***
– Как жалко, что нет времени сшить настоящее подвенечное платье, – жалобно повторяла Алисия, помогая Тасе закончить свадебный туалет. – У тебя должно быть новое собственное платье, а не мое старое. – Они переделали привезенное Алисией ее летнее платье цвета слоновой кости, которое прекрасно подошло Тасе. – И по меньшей мере ему следовало быть белым.
– В данном случае это как раз сомнительно, – отозвалась Тася. – Самым подходящим, пожалуй, было бы крабное платье. Скорее даже алое.
– Я этого и слышать не хочу. – Алисия старательно прикрепляла Тасе белые розы к толстым косам, заколотым на затылке. – И не чувствуй себя виноватой, дорогая, если ты забылась с Люком. Так поступило бы большинство женщин, окажись они с ним наедине более пяти минут. Он неотразимый мужчина… Разумеется, если вы не замужем за Чарльзом. – Алисия притворилась, что не замечает вспыхнувших щек Таси, и продолжала шутливо болтать:
– Странно, что, когда я познакомилась с Люком, он мне совсем не понравился.
– Неужели? – изумилась Тася.