Страница:
– Зачем, зачем вы это сделали? Ради чего? – прошептал он в ее мягкие, как пух, волосы, – что меня теперь ждет?
После того, что магичка сделала с ним, в ее теле осталось слишком мало жизни. И теперь она могла умереть, отдавая свою энергию совершенно незнакомому эльфу – и не потому, что «пообещала его светлости». В жизни этой женщины всегда было чересчур много чужих страданий, которые она, не колеблясь, взваливала на свои узкие плечи. Эльфы так не поступали. Никогда. И всегда были одиноки, купаясь, как звезды, в собственном свете.
Хаэлли подумал о том, что окончательно перестал понимать людей. А спустя несколько минут в комнату ворвался «его светлость», обнял за талию женщину, помогая ей подняться, и повел прочь, даже не взглянув на исцеленную собственность.
– Я хочу вина, – пробормотала магичка словно в полусне, – много вина, Лерий. И поесть. Пожалуй, я останусь у тебя на ночь, мне нужно, чтобы рядом кто-то был… после того, что я увидела. За что это с ним сделали, за что?
***
То были самые странные дни в жизни Хаэлли. Его никто не трогал. С ним не разговаривали. Он мог беспрепятственно бродить по территории замка, который, как выяснилось, был возведен на остатках эльфийской цитадели, когда-то разрушенной авашири. Наверное, он мог бы даже взять и уйти, но почему-то не делал этого. Несколько раз Хаэлли издалека видел Лерия, который всегда был в компании то торговцев, то, если судить по одежде, таких же нобелей, как и он сам.
Эльф смотрел и слушал. Над людскими землями плыло лето, знойное, душное, словно явившееся из далеких пустынь. Сюда не доносились запахи родного леса, и от этого было тяжело, как будто от сердца отрезали кусок и выбросили прочь. Порой Хаэлли ловил взгляды горничной, беспокойные и любопытные одновременно, и от этих странных взглядов ему тоже становилось не по себе. Эльфы были ему понятны, авашири – нет. Он оказался в центре пустоты, все равно что слепой среди глухих.
Хаэлли частенько задавался одним и тем же вопросом: почему он до сих пор не ушел из этого замка. И раз за разом он не мог дать самому себе хоть сколь-нибудь вразумительный ответ: странное и недоброе предчувствие заставляло ждать. А между тем его кормили, поили и одевали, пока что ничего не требуя взамен, и это было мучительно для эльфа, который привык думать об авашири не иначе как о грязи под ногами.
Но когда, наконец, «его светлость» соизволил пригласить своего пленника на светскую беседу, Хаэлли внутренне сжался. Он попросту не знал, как себя вести дальше.
Лерий сидел за роскошным письменным столом и перебирал бумаги. Убранство кабинета оказалось под стать столу, хотя, на взгляд Хаэлли, это показное богатство было столь же тяжеловесным, как и поступь его светлости. Эльф задержался на пороге, дожидаясь, пока хозяин соизволит его заметить, а затем, когда Лерий оторвался от бумаг и коротко кивнул в знак приветствия, неслышно прошел внутрь и остановился посреди комнаты.
– Я вижу, ты поправился, – быстро сказал авашири, – посему буду краток. Я спас твою жизнь, остроухий, и по вашим обычаям могу владеть и распоряжаться тобой как рабом. Молчи, я прекрасно понимаю, что ты скорее удавишься, и будешь абсолютно прав. Тем не менее, у меня есть к тебе предложение. Уж не знаю, за каким охром тебя занесло в Веранту, но мне на это плевать. Раз ты здесь, значит, тебе это было очень нужно, и, подозреваю, ты не прочь здесь задержаться. Мне, в свою очередь, нужен умелый и молчаливый человек для некоторых… гм… услуг. Я закажу тебе фальшивые документы, ты будешь совершенно открыто жить здесь, в Шварцштейне и делать то, ради чего сюда явился. В обмен на это ты будешь время от времени выполнять мои поручения. Обдумай как следует, прежде чем ответить.
Хаэлли качнул головой.
– Здесь нечего думать, авашири. У нас не может быть ничего общего. Если хочешь, то можешь меня убить, я не дорожу своей жизнью так, как вы.
Лерий приподнял широкие, черные как смоль, брови.
– А почему? Почему ты не хочешь заключить взаимовыгодную, на мой взгляд, сделку?
– Я уже сказал, – Хаэлли снизошел до короткого, учтивого поклона.
– Любопытно, м-да.
Человек положил на стол большие, сильные руки, и уставился на Хаэлли так, словно видел впервые.
– Что же ты тогда будешь делать, а? Кстати, как тебя зовут? Ариасу ты не изволил представиться.
– Я выполню то, зачем пришел в эти земли, а потом вернусь… – и Хаэлли запнулся.
Стрела. Эльфийская стрела, угодившая ему в легкое. Кто-то ведь пустил ее, кто-то из своих?!!
Лерий усмехнулся, затем неторопливо поднял руки, сложил ладони домиком.
– Куда же ты вернешься, мой прекрасный эльф? Если то, что о тебе сказал мой приятель Ариас, правда, то тебе возвращаться некуда. Те, кто хотел твоей смерти, пока что не преуспели, и, как мне кажется, им это известно. Нетрудно нанять мага, который скажет – мол, жив еще тот эльф. И как ты теперь намерен поступить?
Чтобы выиграть время, Хаэлли принялся разглядывать лепнину на потолке, такую же роскошную и бесвкусную, как и все в этом кабинете. Вот она, истинная суть людей: больше позолоты, и плевать, как все это выглядит в итоге.
– Молчишь, – тихо сказал его светлость, – почему ты не хочешь поработать на меня? Что тебе мешает? Хваленое эльфийское чувство превосходства?
– Вы… другие, – нерешительно пробормотал эльф.
– Другие? И чем же это мы другие? Те, кто пустили тебе в грудь стрелу из кустов, чем они лучше нас?
– Они не упивались моей болью так, как это делал ваш приятель, – не выдержал Хаэлли, – они хотели просто убить меня, быстро и без особых мучений. Народ света никогда не будет заниматься тем, чем занимаетесь вы…
– И поэтому мы все – не более чем дерьмо у вас под ногами? – вкрадчиво уточнил Лерий, – что ж, я понял. Гордый эльф скорей издохнет, чем будет служить человеку. Так?
Хаэлли молча кивнул.
Лерий откинулся на спинку стула, поглаживая холеную, клинышком, бородку.
– Тогда отправляйся на все четыре стороны, гордый эльф, – вдруг сказал он, – я не буду более тебя задерживать.
– Что? – Хаэлли не поверил собственным ушам.
– Ты достаточно хорошо знаешь людей, – насмешливо продолжил Лерий, – Ариас преподнес тебе интересный во всех отношениях урок. Что ж, так тому и быть. Только было бы неплохо, если бы ты временами вспоминал ту женщину, которая тебя вылечила. Тебе не кажется, что она была немного другой?
Хаэлли замер, а дурное предчувствие уже разливалось в душе бушующим морем. Она была немного другой. Была…
– Что с ней?
Кажется, Лерий ждал именно этого вопроса. Он улыбнулся своей кривоватой, недоброй улыбкой.
– Она умерла той же ночью, эльф. Она потратила слишком много сил, вытаскивая тебя с того света.
– Я ее не просил, – огрызнулся Хаэлли, сам не понимая, отчего так разозлился.
– Конечно, не просил. Не нужно себя винить и считать обязанным, эльф. Только вот я знал ее много лет, эту женщину, и поверь – она бы сделала то же самое, найдя тебя на дороге, валяющимся в грязи. Ты ведь эльф. Неужели ты этого не понял и не почувствовал?
– Зачем ты мне все это говоришь? – слова упорно застревали где-то в горле, – зачем?!!
– Люди бывают разные, – ухмыльнулся Лерий, – и некоторые из них могут быть куда лучше вас, эльфов. Я просто хочу, чтобы ты знал это. Все, иди.
Эльф повернулся. Миенель-Далли! Так, значит, та магичка умерла из-за него. А какой-то эльф пустил ему в грудь стрелу, промахнувшись лишь немного. Она умерла из-за того, что отдала все силы на исцеление совершенно незнакомого… и даже не человека, эльфа. И кто-то подло, предательски хотел его убить.
– Я остаюсь, – медленно сказал он, оборачиваясь к Лерию, – я оплачу свой долг. Но мне бы хотелось получить назад свои вещи… Те, что остались у Ариаса.
– Это просто, – человек умиротворенно положил подбородок на сцепленные пальцы рук, – я скажу тебе, где то место. Ты сам пойдешь и возьмешь все, что тебе принадлежит.
Глава 3. «Счастливый» день
После того, что магичка сделала с ним, в ее теле осталось слишком мало жизни. И теперь она могла умереть, отдавая свою энергию совершенно незнакомому эльфу – и не потому, что «пообещала его светлости». В жизни этой женщины всегда было чересчур много чужих страданий, которые она, не колеблясь, взваливала на свои узкие плечи. Эльфы так не поступали. Никогда. И всегда были одиноки, купаясь, как звезды, в собственном свете.
Хаэлли подумал о том, что окончательно перестал понимать людей. А спустя несколько минут в комнату ворвался «его светлость», обнял за талию женщину, помогая ей подняться, и повел прочь, даже не взглянув на исцеленную собственность.
– Я хочу вина, – пробормотала магичка словно в полусне, – много вина, Лерий. И поесть. Пожалуй, я останусь у тебя на ночь, мне нужно, чтобы рядом кто-то был… после того, что я увидела. За что это с ним сделали, за что?
***
То были самые странные дни в жизни Хаэлли. Его никто не трогал. С ним не разговаривали. Он мог беспрепятственно бродить по территории замка, который, как выяснилось, был возведен на остатках эльфийской цитадели, когда-то разрушенной авашири. Наверное, он мог бы даже взять и уйти, но почему-то не делал этого. Несколько раз Хаэлли издалека видел Лерия, который всегда был в компании то торговцев, то, если судить по одежде, таких же нобелей, как и он сам.
Эльф смотрел и слушал. Над людскими землями плыло лето, знойное, душное, словно явившееся из далеких пустынь. Сюда не доносились запахи родного леса, и от этого было тяжело, как будто от сердца отрезали кусок и выбросили прочь. Порой Хаэлли ловил взгляды горничной, беспокойные и любопытные одновременно, и от этих странных взглядов ему тоже становилось не по себе. Эльфы были ему понятны, авашири – нет. Он оказался в центре пустоты, все равно что слепой среди глухих.
Хаэлли частенько задавался одним и тем же вопросом: почему он до сих пор не ушел из этого замка. И раз за разом он не мог дать самому себе хоть сколь-нибудь вразумительный ответ: странное и недоброе предчувствие заставляло ждать. А между тем его кормили, поили и одевали, пока что ничего не требуя взамен, и это было мучительно для эльфа, который привык думать об авашири не иначе как о грязи под ногами.
Но когда, наконец, «его светлость» соизволил пригласить своего пленника на светскую беседу, Хаэлли внутренне сжался. Он попросту не знал, как себя вести дальше.
Лерий сидел за роскошным письменным столом и перебирал бумаги. Убранство кабинета оказалось под стать столу, хотя, на взгляд Хаэлли, это показное богатство было столь же тяжеловесным, как и поступь его светлости. Эльф задержался на пороге, дожидаясь, пока хозяин соизволит его заметить, а затем, когда Лерий оторвался от бумаг и коротко кивнул в знак приветствия, неслышно прошел внутрь и остановился посреди комнаты.
– Я вижу, ты поправился, – быстро сказал авашири, – посему буду краток. Я спас твою жизнь, остроухий, и по вашим обычаям могу владеть и распоряжаться тобой как рабом. Молчи, я прекрасно понимаю, что ты скорее удавишься, и будешь абсолютно прав. Тем не менее, у меня есть к тебе предложение. Уж не знаю, за каким охром тебя занесло в Веранту, но мне на это плевать. Раз ты здесь, значит, тебе это было очень нужно, и, подозреваю, ты не прочь здесь задержаться. Мне, в свою очередь, нужен умелый и молчаливый человек для некоторых… гм… услуг. Я закажу тебе фальшивые документы, ты будешь совершенно открыто жить здесь, в Шварцштейне и делать то, ради чего сюда явился. В обмен на это ты будешь время от времени выполнять мои поручения. Обдумай как следует, прежде чем ответить.
Хаэлли качнул головой.
– Здесь нечего думать, авашири. У нас не может быть ничего общего. Если хочешь, то можешь меня убить, я не дорожу своей жизнью так, как вы.
Лерий приподнял широкие, черные как смоль, брови.
– А почему? Почему ты не хочешь заключить взаимовыгодную, на мой взгляд, сделку?
– Я уже сказал, – Хаэлли снизошел до короткого, учтивого поклона.
– Любопытно, м-да.
Человек положил на стол большие, сильные руки, и уставился на Хаэлли так, словно видел впервые.
– Что же ты тогда будешь делать, а? Кстати, как тебя зовут? Ариасу ты не изволил представиться.
– Я выполню то, зачем пришел в эти земли, а потом вернусь… – и Хаэлли запнулся.
Стрела. Эльфийская стрела, угодившая ему в легкое. Кто-то ведь пустил ее, кто-то из своих?!!
Лерий усмехнулся, затем неторопливо поднял руки, сложил ладони домиком.
– Куда же ты вернешься, мой прекрасный эльф? Если то, что о тебе сказал мой приятель Ариас, правда, то тебе возвращаться некуда. Те, кто хотел твоей смерти, пока что не преуспели, и, как мне кажется, им это известно. Нетрудно нанять мага, который скажет – мол, жив еще тот эльф. И как ты теперь намерен поступить?
Чтобы выиграть время, Хаэлли принялся разглядывать лепнину на потолке, такую же роскошную и бесвкусную, как и все в этом кабинете. Вот она, истинная суть людей: больше позолоты, и плевать, как все это выглядит в итоге.
– Молчишь, – тихо сказал его светлость, – почему ты не хочешь поработать на меня? Что тебе мешает? Хваленое эльфийское чувство превосходства?
– Вы… другие, – нерешительно пробормотал эльф.
– Другие? И чем же это мы другие? Те, кто пустили тебе в грудь стрелу из кустов, чем они лучше нас?
– Они не упивались моей болью так, как это делал ваш приятель, – не выдержал Хаэлли, – они хотели просто убить меня, быстро и без особых мучений. Народ света никогда не будет заниматься тем, чем занимаетесь вы…
– И поэтому мы все – не более чем дерьмо у вас под ногами? – вкрадчиво уточнил Лерий, – что ж, я понял. Гордый эльф скорей издохнет, чем будет служить человеку. Так?
Хаэлли молча кивнул.
Лерий откинулся на спинку стула, поглаживая холеную, клинышком, бородку.
– Тогда отправляйся на все четыре стороны, гордый эльф, – вдруг сказал он, – я не буду более тебя задерживать.
– Что? – Хаэлли не поверил собственным ушам.
– Ты достаточно хорошо знаешь людей, – насмешливо продолжил Лерий, – Ариас преподнес тебе интересный во всех отношениях урок. Что ж, так тому и быть. Только было бы неплохо, если бы ты временами вспоминал ту женщину, которая тебя вылечила. Тебе не кажется, что она была немного другой?
Хаэлли замер, а дурное предчувствие уже разливалось в душе бушующим морем. Она была немного другой. Была…
– Что с ней?
Кажется, Лерий ждал именно этого вопроса. Он улыбнулся своей кривоватой, недоброй улыбкой.
– Она умерла той же ночью, эльф. Она потратила слишком много сил, вытаскивая тебя с того света.
– Я ее не просил, – огрызнулся Хаэлли, сам не понимая, отчего так разозлился.
– Конечно, не просил. Не нужно себя винить и считать обязанным, эльф. Только вот я знал ее много лет, эту женщину, и поверь – она бы сделала то же самое, найдя тебя на дороге, валяющимся в грязи. Ты ведь эльф. Неужели ты этого не понял и не почувствовал?
– Зачем ты мне все это говоришь? – слова упорно застревали где-то в горле, – зачем?!!
– Люди бывают разные, – ухмыльнулся Лерий, – и некоторые из них могут быть куда лучше вас, эльфов. Я просто хочу, чтобы ты знал это. Все, иди.
Эльф повернулся. Миенель-Далли! Так, значит, та магичка умерла из-за него. А какой-то эльф пустил ему в грудь стрелу, промахнувшись лишь немного. Она умерла из-за того, что отдала все силы на исцеление совершенно незнакомого… и даже не человека, эльфа. И кто-то подло, предательски хотел его убить.
– Я остаюсь, – медленно сказал он, оборачиваясь к Лерию, – я оплачу свой долг. Но мне бы хотелось получить назад свои вещи… Те, что остались у Ариаса.
– Это просто, – человек умиротворенно положил подбородок на сцепленные пальцы рук, – я скажу тебе, где то место. Ты сам пойдешь и возьмешь все, что тебе принадлежит.
Глава 3. «Счастливый» день
До Тальи я добралась за три дня. Пешком, стараясь выгадать каждый медный грошик из поистине королевского подарка Вилены. Ночуя в придорожных кустах, подскакивая от каждого шороха и стараясь не уходить далеко от главного тракта: я тешила себя надеждой, что в людных местах разбойники шалят не так отчаянно, как на диких лесных дорогах. К тому же, тракт охранялся. Не слишком добросовестно, конечно, но то тут, то там солнце отражалось в сверкающих кирасах королевских гвардейцев.
Утром четвертого дня в облаке так и не осевшей за ночь пыли показались смотровые башни Тальи. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что вокруг городка есть еще и ров, полный ярко-изумрудной воды. Мост, окованный железными полосами, был радушно опущен, по нему скрипели телеги землепашцев, гулко ступали волы, лошади звонко цокали подковами. Перед тем, как нырнуть в арку ворот, приезжие на несколько мгновений задерживались у будки из потемневшего дерева. Тот, кто еще не добрался до таинственной будки, торопливо рылся в кошельках и карманах. Вот вам и Талья! Нищенствующих туда, похоже, попросту не пускали. Значит, богатенький и тихий городок…
Я зажмурилась. И представила себе, как старый маг берет меня в ученицы, как я тружусь день за днем, создавая уникальные и доселе никем не виданные талисманы, изобретая новые узоры и совмещая в них магические линии, считавшиеся совершенно несовместимыми. Маги начинают съезжаться в Талью только для того, чтобы приобрести мои творения. А потом, потом… Потом слухи о чудесной вышивальщице достигают Вагау, и вот тогда… О, тогда они пожалеют, жестоко пожалеют о том, что выгнали меня из дома. Может быть, к этому времени еще будет жив Мырька, а Вилена по-прежнему будет работать на кухне. Когда прислуга соберется вечерком, Мырька скажет – мол, вон какая миледи, а Виленка поддакнет – а я всегда знала, что из нее будет толк, не то, что из леди Марии…
Интересно, а как выглядит хозяин лавки? Я вытащила из кармана визитную карточку, которую мне оставила добрая фея Минерва и, наверное, в сотый раз за прошедшие три дня прочитала: Улли Валески, «Счастливый день», лавка магических эликсиров, талисманов и прочей утвари.
Наверняка он похож на сестру. Милый такой старикан в потертой бархатной мантии, темно-синей, расшитой золотыми звездами. Может быть, у него длинная седая борода? Или наоборот, бороду он бреет, но отпустил фантастической длины усищи? Ох, Ирбис, Ирбис, ты просто невозможная выдумщица. Ну какой маг в наши дни носит балахоны? Или, еще того хуже, длинную бороду? То было давно, а сейчас все как-то очень просто и обыденно, почти неинтересно. Магия – ремесло, быть магом – вовсе не так уж и почетно, как кажется непосвященным. С магов и спрос больше, чем с простых людей и, как мне кажется, это правильно: если тебе подвластны силы большие, чем прочим, значит и за поступки свои ты будешь судим куда строже.
Задумавшись, я как-то незаметно очутилась у самых ворот, а там и у будки с маленьким оконцем на уровне груди. Оттуда на меня с подозрением воззрился рыжий и усатый, как таракан, гвардеец. Недобро и выжидающе уставился – а меня вдруг прошиб ледяной пот. За спиной зашикали, мол, парень, плати пошлину и отваливай, все торопятся.
– Сколько? – язык с трудом ворочался во рту, хотя, казалось, для этого не было совершенно никаких причин. Мелькнуло, конечно, опасение, что моих сбережений не хватит на то, чтобы войти в Талью, и это, охр возьми, будет совсем уж глупо: дойти до города и остаться у ворот…
Гвардеец каркнул в ответ, и я с облегчением отсчитала ему медяки.
– Эй, погоди-ка, – вдруг сказал он, таращась на меня из будки, – парень, ты тут в первый раз?
– Да, – кивнула я, – а что?
– Пройди, подожди за воротами, – он ухмыльнулся, провел грязными пальцами по встопорщенным усам, – у нас обязательный учет тех, кто в первый раз в городе.
Я пожала плечами. Хорошо. Учет так учет. Мне-то что? Я здесь собираюсь задержаться надолго и, между прочим, стать выдающейся вышивальщицей.
– Обязательно дождись! – прикрикнул вдогонку гвардеец. Меня уже нетерпеливо подталкивали в спину, желающих попасть в Талью было немало. Я вынырнула из прохладной тени на залитую жарким светом площадку, огляделась. Хм. Подожди за воротами. С какой стороны?
– Оружие на землю, – прозвучал за спиной резкий голос.
А в позвоночник у основания шеи так и впилось что-то острое, холодное. Вот те раз! Вот вам и Талья!
– Оружие на землю! Живо, ну?!!
Я беспомощно завертела головой: да-да, сюда, похоже, согнали весь гарнизон. Сверкали на солнце начищенные кирасы, холодно блестела сталь. К горлу подкатил тошнотворный комок, голова закружилась. И это все – ради меня? Что, охр возьми, происходит?!!
– П-погодите, – выдавила я, – я… не…
– Ор-ружие! – гаркнули в третий раз.
В шею – уже ощутимо – ткнули острием, и я почувствовала как за ворот по спине потекла горячая капля. Нет, все это не может происходить со мной. Или я сошла с ума? Или… может, дурацкий розыгрыш?
Но то, что мне уже пустили кровь, было вполне реальным, не шуточным. Тупой животный страх захлестнул сознание, перед глазами мутилось; казалось, что сверкающие кирасы вот-вот сомкнутся вокруг и сожгут меня дотла. Трясущимися пальцами я кое-как отстегнула ножны, и они тяжело ударились о мостовую.
– Руки за спину, – последовала размеренная, четкая команда.
Вокруг собиралась толпа зевак: те, кто несколько минут назад подталкивал в спину, теперь злорадно глазели на меня и показывали пальцами, потом откуда-то вынырнула молодая женщина в богатом шелковом кафтане. Жарко сверкнули медно-рыжие косы до пояса, рот скривился в беззвучном крике. Она метнулась ко мне, ловко нырнула под руку пытавшегося ее удержать гвардейца. Ее кулаки с силой толкнули меня в грудь, я пошатнулась – но кто ж даст свалиться? Сзади меня уже крепко держали и добросовестно вязали руки.
– Это он, он! – выкрикнула она, – убийца!
Я. Убийца. Охр.
К мельтешению в глазах добавился нездоровый шум в ушах. Кирасы, обратившись в десяток жалящих солнц, сжимали кольцо, мне стало нечем дышать. Рыжую оттаскивали от меня, она все норовила добраться до моего лица белыми скрюченными пальцами, и все вопила, вопила… Под конец ее куда-то уволокли, но вопли я слышала еще долго.
Хватая ртом вязкий воздух, я в последний раз огляделась. Нет, нет. Это чья-то идиотская шутка. Поймаю – убью к охру. Но руки… уже связаны, а меч подбирают и уносят прочь.
– Прочь, – повторила я вслух.
Одна из кирас с устрашающей быстротой придвинулась. Хак! И, согнувшись пополам, я поняла, что теперь уже точно не могу дышать.
– В казематы его, – донеслось откуда-то издалека, – оповестите его светлость, что мы взяли убийцу Валески.
– Я… не… – прохрипела я, с трудом разгибаясь, – я не убивала!
– Заткнись, ублюдок, – посоветовали мне снисходительно, – виселица тебе уже готова.
***
Это не я. Это просто не могу быть я. С разбитыми губами, заплывшим глазом и болью во всем теле. Веки поднимаются с трудом, мир вокруг видится сквозь мутные щелки – да и видеть там, в общем-то, нечего. Темная конура, в которой смердит так, что и дышать не хочется. Холод. Боль. Крошечное оконце, забранное решеткой, сквозь которое проникает трепещущий и ржавый свет факела. Каждый вдох дается с режущей болью, наверное, пару ребер точно сломали. По-моему, они даже не разобрались, что схватили девицу. Отлупили от души да швырнули в этот вонючий каменный мешок, мол, жди-пожди, виселица готова…
Лежа на боку, я пыталась привести в порядок мысли, которые разбегались как овцы при виде волков. Что произошло-то? Я пришла в Талью, и во мне сразу же признали человека, убившего брата Минервы. Но ведь это невозможно, потому что я три дня брела по тракту, а до этого ехала на поезде в Изброн. Охровщина какая-то творится. Кому могло понадобиться так меня подставлять? У Валески были могущественные враги? А может быть, даже маги, которым оказалось под силу провернуть такой трюк с ложной личиной? Н-да. Но ведь не могли они, никогда меня не видев, использовать мой облик?!!
Голова раскалывалась от острой, пульсирующей в висках боли. Здорово они меня. Страшно даже представить, что было бы, определи доблестные гвардейцы мою принадлежность к прекрасному полу. Одно дело отлупить щуплого паренька, и совсем другое – позабавиться с девчонкой. Но что же теперь делать?
Лежа в темноте, очень легко представить себе виселицу. Огромную, обитую снизу черной тканью, с неряшливой петлей, переброшенной через перекладину. Она разрастается, этакое деревянное и бездушное чудовище, она дышит страхом, она может проглотить остатки здравого рассудка. Хайо, я не хочу умирать. Я не готова, ведь все только-только начинается. Почему удача отвернулась от меня? И кто подстроил эту ловушку?
Внезапно мне пришло в голову, что если я честно расскажу, кто такая и зачем пришла в Талью… Может быть, тогда они сообразят, что не все так просто, и что кто-то воспользовался моей внешностью? Кто-то из тех, с кем мне доводилось встречаться раньше?!! Мысль показалась мне настолько хорошей, что я, кряхтя, поднялась, встала сперва на четвереньки, а затем, держась за осклизлые стены, выпрямилась в полный рост. По ребрам вновь прокатилась волна боли, я закашлялась, мысленно пожелав всяческих благ тому добряку, который лупил меня сапогами. С трудом переставляя ноги и шипя на каждом шагу, я добралась до ржавой двери и приникла к оконцу, жадно вдыхая затхлый, но хотя бы не такой вонючий воздух.
Как и следовало предположить, окошко выходило в узкий коридор. Я сумела разглядеть только горящий и чадящий факел на противоположной стене.
– Эй! – вместо крика получился хрип. Я откашлялась, постояла несколько минут, прислонившись лбом к влажной шершавой решетке. – Э-эй, кто-нибудь!
За дверью что-то забряцало, звякнуло – и в область видимости неторопливо, словно золотая рыбка в аквариуме, вплыл доблестный страж. Седоватый мужчина с желчным и морщинистым лицом, непрестанно двигающий губами, как будто что-то пережевывал.
– Тебе чего?
Я вцепилась пальцами в решетку.
– Послушайте, милейший, мне нужно поговорить с кем-нибудь… например, с начальником гарнизона… или с кем-нибудь еще повыше.
Моя речь, кажется, не впечатлила солдата: он хмуро покачал головой и преспокойно удалился.
– Эй! – прокаркала я, – да вы тут все с ума… посходили! Я никогда – слышите – никогда не была здесь раньше! Хайо, да я этого… Валески… в глаза не видела! Мне его сестра дала адрес, потому что меня выгнали из клана магов холода! Я думала наняться к нему на работу, я шла в Талью три дня… И вот, пришла…
Не удержавшись, я всхлипнула и уткнулась лбом в прутья решетки. Кто меня услышит? Кто сжалится? Никто.
– Пожалуйста, – прошептала я, – позовите начальника гарнизона. Хайо покарает вас, если вы отправите на виселицу ни в чем не повинную девицу из хорошей семьи…
– Так ты что, девка? – наконец отреагировал гвардеец, – вот те раз. Охровщина какая-то, а на вид – вылитый парень. Девицы в штанах не бегают. Ты, часом, не оборотень какой?
Я не стала уточнять, что в интернате все боевые маги – даже женщины – ходят исключительно в штанах. В королевстве Веранту женщинам не принято переодеваться в мужчин.
– Да при чем тут оборотень?!! Хайо, я же говорю, что я из клана магов холода, меня выгнали…
– Кто ж такую держать будет, – глубокомысленно заметил он, – так что, у тебя есть, что сказать старшому?
– Да. Да! – простонала я, – Хайо да благословит тебя, добрый человек, мне очень, очень надо поговорить с кем-то…
Мужчина стоял, раздумывая. Затем, смерив меня холодным взглядом, покачал головой.
– Позвать-то я могу, только толку? Все равно на рассвете вздернут.
– Да не убивала я никого! – взорвалась я и тут же зашипела сквозь зубы. Орать в моем состоянии – это чистой воды самоубийство.
– Хорошо, – не переставая что-то жевать, «добрый человек» кивнул, – я доложу начальнику гарнизона, что ты имеешь что-то сказать. А ты правда из клана магов? Из настоящего клана?
– Моя семья живет в Изброне, – мрачно заверила я сквозь решетку, – семья Валле. Можете так и передать вашему начальнику. Наша фамилия занесена в большую книгу кланов как одна из старейших фамилий Вагау.
Вряд ли он все понял из моей тирады, но мне было плевать. Главное, что он куда-то ушел, громко топая тяжелыми сапогами. Примерно через час я была готова запрыгать от радости: в замке заскрежетал ключ, и на пороге моей темницы появился субъект в нарядном обмундировании. Знакомый уже гвардеец нес за ним стул и факел. Последний отправился в ржавую подставку, ввинченную в стену.
***
…На закате очередь перед воротами Тальи изрядно поредела. Топталась компания молчаливых гномов-путейцев, одетых в кожаные шишковатые робы, делающие их похожими на диковинных ящеров с длинными бородами. За ними пристроился старик с осликом на поводу. Две огромные сумки, перекинутые через спину маленького ушастого создания, были набиты глиняной посудой. И старик, и ослик задумчиво глазели на малиновый шар солнца. Последними подтянулись два путешественника в запылившихся плащах и одинаковых широкополых шляпах. Оба были высоки, но если неестественная худоба первого так и бросалась в глаза, то второй шириной плеч превосходил даже гномов. Путешественники эти молча стояли чуть в стороне от старика с осликом, тощий время от времени поправлял поля шляпы, словно очень хотел остаться неузнанным. Черная, начавшая отрастать борода скрывала и щеки, и подбородок. Здоровяк поднял ворот плаща до самых глаз и зашнуровал его, скрыв всю нижнюю часть лица.
Они стояли тихо, наблюдая за гномами, и тощий изредка что-то говорил товарищу. Последний предпочитал отмалчиваться, да и вообще стоял совершенно неподвижно.
Потом, когда и гномы, и старичок с товаром исчезли за воротами, тощий негромко скомандовал:
– Идем, Роф, – и решительно двинулся вперед, подавая пример.
Здоровяк несколько раз шевельнул плечами, как будто разминаясь, и неторопливо двинулся следом за ним.
У будки оба остановились. Тощий выудил из кошелька на поясе полновесный серебряный форинт и аккуратно положил его в оловянную миску сразу за грубо вырезанным оконцем. Оттуда монета почти мгновенно перекочевала в руку гвардейца. Еще бы! Медяков в миске было полным-полно, а вот форинт был первым за день, и не только за день, а вообще за целую седьмицу.
– Кто такие будете? – скорее ради порядка поинтересовался гвардеец, любуясь блестящей монеткой, – зачем в Талью идете?
– Мы путешественники, – глухо ответил тощий. Здоровяк безмолвствовал, возвышаясь за его спиной как гора, – хотим посмотреть город. Ведь это не запрещено? У нас достаточно денег.
– Вижу, что достаточно. Ну, идите, идите, господа хорошие. Вряд ли вас Талья чем удивит…
– Может, посоветуешь, любезный, где остановиться на ночлег? – мягко поинтересовался мужчина.
– Если только поесть и поспать, то «Орочья лапа», а если девок хотите, то «Алая хризантема», – отчеканил, как по заученному, гвардеец, – и это, господа… Лица в Талье прятать не принято. Этот твой дружок задрапировался по самые глаза, с чего бы?
Тощий оглянулся на своего молчаливого друга, затем наклонился к самому окошку и свистящим шепотом пояснил:
– Он воевал с Орикартом… Ну, понимаешь ли, зеленые ему сильно лицо порезали, когда он в плен попал.
– А-а-а, – уважительно протянул гвардеец, – ну, проходите, проходите. «Орочья лапа» – хорошее место.
Они пошли дальше, два изнуренных дорогой путника. Время от времени тощий замедлял шаг, осматриваясь по сторонам и как будто припоминая нечто важное; его товарищ тяжело и безмолвно топал следом.
Улицы Тальи стремительно пустели. Сгущались сумерки. Тени домов, деревьев исчезали, растворяясь в сизой дымке, и где-то неподалеку надрывно выла собака. Дневной зной сменился душноватой прохладой, пыль, взбитая тысячами ног, висела в воздухе, скрипела на зубах.
– Как славно, что я раздобыл плащи, – задумчиво пробормотал себе под нос тощий, – Роф, он-то ведет себя умницей, но видок у него еще тот. Да, Роф, дружище?
Ответом ему послужило урчание, куда более подходящее для большого пса, чем для человека.
– Ну, ничего. Еще побудешь у меня, и отпущу тебя к хозяину. Домой хочешь, а, Роф?
Верзила промолчал.
Тем временем они достигли места, где широкая улица разделялась на две. Первое ответвление по-прежнему вело к базарной площади Тальи, а второе, закладывая петлю и, огибая неуклюжий дом полукруглой формы, исчезало в потемках. Туда-то и свернули путешественники. Собачий вой, казалось, преследовал их по пятам. Еще некоторое время они продвигались вперед по узкой и темной улочке; верхние этажи домов выдавались вперед, закрывая темное небо, где-то неподалеку пищал младенец. Потом тощий остановился перед двухэтажным, тщательно беленым домом, над дверью которого была прибита вывеска «Счастливый день. Магические эликсиры, талисманы и прочая утварь». Он вздрогнул, увидев на дверном молотке черную ленту, бросил осторожный взгляд на Рофа – но тот, похоже, в упор не замечал знака беды. Затем тощий взял молоток и несколько раз постучал; его встревоженный взгляд прилип к траурной ленте, щека нервно подергивалась.
– Кто там? – прозвучал из-за двери хриплый женский голос.
– Это я, Шерхем, – негромко отозвался тощий.
Глухо вскрикнув, женщина торопливо загремела замком; не с первого раза попав ключом в замочную скважину, она распахнула дверь навстречу гостю и бросилась ему на шею.
Утром четвертого дня в облаке так и не осевшей за ночь пыли показались смотровые башни Тальи. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что вокруг городка есть еще и ров, полный ярко-изумрудной воды. Мост, окованный железными полосами, был радушно опущен, по нему скрипели телеги землепашцев, гулко ступали волы, лошади звонко цокали подковами. Перед тем, как нырнуть в арку ворот, приезжие на несколько мгновений задерживались у будки из потемневшего дерева. Тот, кто еще не добрался до таинственной будки, торопливо рылся в кошельках и карманах. Вот вам и Талья! Нищенствующих туда, похоже, попросту не пускали. Значит, богатенький и тихий городок…
Я зажмурилась. И представила себе, как старый маг берет меня в ученицы, как я тружусь день за днем, создавая уникальные и доселе никем не виданные талисманы, изобретая новые узоры и совмещая в них магические линии, считавшиеся совершенно несовместимыми. Маги начинают съезжаться в Талью только для того, чтобы приобрести мои творения. А потом, потом… Потом слухи о чудесной вышивальщице достигают Вагау, и вот тогда… О, тогда они пожалеют, жестоко пожалеют о том, что выгнали меня из дома. Может быть, к этому времени еще будет жив Мырька, а Вилена по-прежнему будет работать на кухне. Когда прислуга соберется вечерком, Мырька скажет – мол, вон какая миледи, а Виленка поддакнет – а я всегда знала, что из нее будет толк, не то, что из леди Марии…
Интересно, а как выглядит хозяин лавки? Я вытащила из кармана визитную карточку, которую мне оставила добрая фея Минерва и, наверное, в сотый раз за прошедшие три дня прочитала: Улли Валески, «Счастливый день», лавка магических эликсиров, талисманов и прочей утвари.
Наверняка он похож на сестру. Милый такой старикан в потертой бархатной мантии, темно-синей, расшитой золотыми звездами. Может быть, у него длинная седая борода? Или наоборот, бороду он бреет, но отпустил фантастической длины усищи? Ох, Ирбис, Ирбис, ты просто невозможная выдумщица. Ну какой маг в наши дни носит балахоны? Или, еще того хуже, длинную бороду? То было давно, а сейчас все как-то очень просто и обыденно, почти неинтересно. Магия – ремесло, быть магом – вовсе не так уж и почетно, как кажется непосвященным. С магов и спрос больше, чем с простых людей и, как мне кажется, это правильно: если тебе подвластны силы большие, чем прочим, значит и за поступки свои ты будешь судим куда строже.
Задумавшись, я как-то незаметно очутилась у самых ворот, а там и у будки с маленьким оконцем на уровне груди. Оттуда на меня с подозрением воззрился рыжий и усатый, как таракан, гвардеец. Недобро и выжидающе уставился – а меня вдруг прошиб ледяной пот. За спиной зашикали, мол, парень, плати пошлину и отваливай, все торопятся.
– Сколько? – язык с трудом ворочался во рту, хотя, казалось, для этого не было совершенно никаких причин. Мелькнуло, конечно, опасение, что моих сбережений не хватит на то, чтобы войти в Талью, и это, охр возьми, будет совсем уж глупо: дойти до города и остаться у ворот…
Гвардеец каркнул в ответ, и я с облегчением отсчитала ему медяки.
– Эй, погоди-ка, – вдруг сказал он, таращась на меня из будки, – парень, ты тут в первый раз?
– Да, – кивнула я, – а что?
– Пройди, подожди за воротами, – он ухмыльнулся, провел грязными пальцами по встопорщенным усам, – у нас обязательный учет тех, кто в первый раз в городе.
Я пожала плечами. Хорошо. Учет так учет. Мне-то что? Я здесь собираюсь задержаться надолго и, между прочим, стать выдающейся вышивальщицей.
– Обязательно дождись! – прикрикнул вдогонку гвардеец. Меня уже нетерпеливо подталкивали в спину, желающих попасть в Талью было немало. Я вынырнула из прохладной тени на залитую жарким светом площадку, огляделась. Хм. Подожди за воротами. С какой стороны?
– Оружие на землю, – прозвучал за спиной резкий голос.
А в позвоночник у основания шеи так и впилось что-то острое, холодное. Вот те раз! Вот вам и Талья!
– Оружие на землю! Живо, ну?!!
Я беспомощно завертела головой: да-да, сюда, похоже, согнали весь гарнизон. Сверкали на солнце начищенные кирасы, холодно блестела сталь. К горлу подкатил тошнотворный комок, голова закружилась. И это все – ради меня? Что, охр возьми, происходит?!!
– П-погодите, – выдавила я, – я… не…
– Ор-ружие! – гаркнули в третий раз.
В шею – уже ощутимо – ткнули острием, и я почувствовала как за ворот по спине потекла горячая капля. Нет, все это не может происходить со мной. Или я сошла с ума? Или… может, дурацкий розыгрыш?
Но то, что мне уже пустили кровь, было вполне реальным, не шуточным. Тупой животный страх захлестнул сознание, перед глазами мутилось; казалось, что сверкающие кирасы вот-вот сомкнутся вокруг и сожгут меня дотла. Трясущимися пальцами я кое-как отстегнула ножны, и они тяжело ударились о мостовую.
– Руки за спину, – последовала размеренная, четкая команда.
Вокруг собиралась толпа зевак: те, кто несколько минут назад подталкивал в спину, теперь злорадно глазели на меня и показывали пальцами, потом откуда-то вынырнула молодая женщина в богатом шелковом кафтане. Жарко сверкнули медно-рыжие косы до пояса, рот скривился в беззвучном крике. Она метнулась ко мне, ловко нырнула под руку пытавшегося ее удержать гвардейца. Ее кулаки с силой толкнули меня в грудь, я пошатнулась – но кто ж даст свалиться? Сзади меня уже крепко держали и добросовестно вязали руки.
– Это он, он! – выкрикнула она, – убийца!
Я. Убийца. Охр.
К мельтешению в глазах добавился нездоровый шум в ушах. Кирасы, обратившись в десяток жалящих солнц, сжимали кольцо, мне стало нечем дышать. Рыжую оттаскивали от меня, она все норовила добраться до моего лица белыми скрюченными пальцами, и все вопила, вопила… Под конец ее куда-то уволокли, но вопли я слышала еще долго.
Хватая ртом вязкий воздух, я в последний раз огляделась. Нет, нет. Это чья-то идиотская шутка. Поймаю – убью к охру. Но руки… уже связаны, а меч подбирают и уносят прочь.
– Прочь, – повторила я вслух.
Одна из кирас с устрашающей быстротой придвинулась. Хак! И, согнувшись пополам, я поняла, что теперь уже точно не могу дышать.
– В казематы его, – донеслось откуда-то издалека, – оповестите его светлость, что мы взяли убийцу Валески.
– Я… не… – прохрипела я, с трудом разгибаясь, – я не убивала!
– Заткнись, ублюдок, – посоветовали мне снисходительно, – виселица тебе уже готова.
***
Это не я. Это просто не могу быть я. С разбитыми губами, заплывшим глазом и болью во всем теле. Веки поднимаются с трудом, мир вокруг видится сквозь мутные щелки – да и видеть там, в общем-то, нечего. Темная конура, в которой смердит так, что и дышать не хочется. Холод. Боль. Крошечное оконце, забранное решеткой, сквозь которое проникает трепещущий и ржавый свет факела. Каждый вдох дается с режущей болью, наверное, пару ребер точно сломали. По-моему, они даже не разобрались, что схватили девицу. Отлупили от души да швырнули в этот вонючий каменный мешок, мол, жди-пожди, виселица готова…
Лежа на боку, я пыталась привести в порядок мысли, которые разбегались как овцы при виде волков. Что произошло-то? Я пришла в Талью, и во мне сразу же признали человека, убившего брата Минервы. Но ведь это невозможно, потому что я три дня брела по тракту, а до этого ехала на поезде в Изброн. Охровщина какая-то творится. Кому могло понадобиться так меня подставлять? У Валески были могущественные враги? А может быть, даже маги, которым оказалось под силу провернуть такой трюк с ложной личиной? Н-да. Но ведь не могли они, никогда меня не видев, использовать мой облик?!!
Голова раскалывалась от острой, пульсирующей в висках боли. Здорово они меня. Страшно даже представить, что было бы, определи доблестные гвардейцы мою принадлежность к прекрасному полу. Одно дело отлупить щуплого паренька, и совсем другое – позабавиться с девчонкой. Но что же теперь делать?
Лежа в темноте, очень легко представить себе виселицу. Огромную, обитую снизу черной тканью, с неряшливой петлей, переброшенной через перекладину. Она разрастается, этакое деревянное и бездушное чудовище, она дышит страхом, она может проглотить остатки здравого рассудка. Хайо, я не хочу умирать. Я не готова, ведь все только-только начинается. Почему удача отвернулась от меня? И кто подстроил эту ловушку?
Внезапно мне пришло в голову, что если я честно расскажу, кто такая и зачем пришла в Талью… Может быть, тогда они сообразят, что не все так просто, и что кто-то воспользовался моей внешностью? Кто-то из тех, с кем мне доводилось встречаться раньше?!! Мысль показалась мне настолько хорошей, что я, кряхтя, поднялась, встала сперва на четвереньки, а затем, держась за осклизлые стены, выпрямилась в полный рост. По ребрам вновь прокатилась волна боли, я закашлялась, мысленно пожелав всяческих благ тому добряку, который лупил меня сапогами. С трудом переставляя ноги и шипя на каждом шагу, я добралась до ржавой двери и приникла к оконцу, жадно вдыхая затхлый, но хотя бы не такой вонючий воздух.
Как и следовало предположить, окошко выходило в узкий коридор. Я сумела разглядеть только горящий и чадящий факел на противоположной стене.
– Эй! – вместо крика получился хрип. Я откашлялась, постояла несколько минут, прислонившись лбом к влажной шершавой решетке. – Э-эй, кто-нибудь!
За дверью что-то забряцало, звякнуло – и в область видимости неторопливо, словно золотая рыбка в аквариуме, вплыл доблестный страж. Седоватый мужчина с желчным и морщинистым лицом, непрестанно двигающий губами, как будто что-то пережевывал.
– Тебе чего?
Я вцепилась пальцами в решетку.
– Послушайте, милейший, мне нужно поговорить с кем-нибудь… например, с начальником гарнизона… или с кем-нибудь еще повыше.
Моя речь, кажется, не впечатлила солдата: он хмуро покачал головой и преспокойно удалился.
– Эй! – прокаркала я, – да вы тут все с ума… посходили! Я никогда – слышите – никогда не была здесь раньше! Хайо, да я этого… Валески… в глаза не видела! Мне его сестра дала адрес, потому что меня выгнали из клана магов холода! Я думала наняться к нему на работу, я шла в Талью три дня… И вот, пришла…
Не удержавшись, я всхлипнула и уткнулась лбом в прутья решетки. Кто меня услышит? Кто сжалится? Никто.
– Пожалуйста, – прошептала я, – позовите начальника гарнизона. Хайо покарает вас, если вы отправите на виселицу ни в чем не повинную девицу из хорошей семьи…
– Так ты что, девка? – наконец отреагировал гвардеец, – вот те раз. Охровщина какая-то, а на вид – вылитый парень. Девицы в штанах не бегают. Ты, часом, не оборотень какой?
Я не стала уточнять, что в интернате все боевые маги – даже женщины – ходят исключительно в штанах. В королевстве Веранту женщинам не принято переодеваться в мужчин.
– Да при чем тут оборотень?!! Хайо, я же говорю, что я из клана магов холода, меня выгнали…
– Кто ж такую держать будет, – глубокомысленно заметил он, – так что, у тебя есть, что сказать старшому?
– Да. Да! – простонала я, – Хайо да благословит тебя, добрый человек, мне очень, очень надо поговорить с кем-то…
Мужчина стоял, раздумывая. Затем, смерив меня холодным взглядом, покачал головой.
– Позвать-то я могу, только толку? Все равно на рассвете вздернут.
– Да не убивала я никого! – взорвалась я и тут же зашипела сквозь зубы. Орать в моем состоянии – это чистой воды самоубийство.
– Хорошо, – не переставая что-то жевать, «добрый человек» кивнул, – я доложу начальнику гарнизона, что ты имеешь что-то сказать. А ты правда из клана магов? Из настоящего клана?
– Моя семья живет в Изброне, – мрачно заверила я сквозь решетку, – семья Валле. Можете так и передать вашему начальнику. Наша фамилия занесена в большую книгу кланов как одна из старейших фамилий Вагау.
Вряд ли он все понял из моей тирады, но мне было плевать. Главное, что он куда-то ушел, громко топая тяжелыми сапогами. Примерно через час я была готова запрыгать от радости: в замке заскрежетал ключ, и на пороге моей темницы появился субъект в нарядном обмундировании. Знакомый уже гвардеец нес за ним стул и факел. Последний отправился в ржавую подставку, ввинченную в стену.
***
…На закате очередь перед воротами Тальи изрядно поредела. Топталась компания молчаливых гномов-путейцев, одетых в кожаные шишковатые робы, делающие их похожими на диковинных ящеров с длинными бородами. За ними пристроился старик с осликом на поводу. Две огромные сумки, перекинутые через спину маленького ушастого создания, были набиты глиняной посудой. И старик, и ослик задумчиво глазели на малиновый шар солнца. Последними подтянулись два путешественника в запылившихся плащах и одинаковых широкополых шляпах. Оба были высоки, но если неестественная худоба первого так и бросалась в глаза, то второй шириной плеч превосходил даже гномов. Путешественники эти молча стояли чуть в стороне от старика с осликом, тощий время от времени поправлял поля шляпы, словно очень хотел остаться неузнанным. Черная, начавшая отрастать борода скрывала и щеки, и подбородок. Здоровяк поднял ворот плаща до самых глаз и зашнуровал его, скрыв всю нижнюю часть лица.
Они стояли тихо, наблюдая за гномами, и тощий изредка что-то говорил товарищу. Последний предпочитал отмалчиваться, да и вообще стоял совершенно неподвижно.
Потом, когда и гномы, и старичок с товаром исчезли за воротами, тощий негромко скомандовал:
– Идем, Роф, – и решительно двинулся вперед, подавая пример.
Здоровяк несколько раз шевельнул плечами, как будто разминаясь, и неторопливо двинулся следом за ним.
У будки оба остановились. Тощий выудил из кошелька на поясе полновесный серебряный форинт и аккуратно положил его в оловянную миску сразу за грубо вырезанным оконцем. Оттуда монета почти мгновенно перекочевала в руку гвардейца. Еще бы! Медяков в миске было полным-полно, а вот форинт был первым за день, и не только за день, а вообще за целую седьмицу.
– Кто такие будете? – скорее ради порядка поинтересовался гвардеец, любуясь блестящей монеткой, – зачем в Талью идете?
– Мы путешественники, – глухо ответил тощий. Здоровяк безмолвствовал, возвышаясь за его спиной как гора, – хотим посмотреть город. Ведь это не запрещено? У нас достаточно денег.
– Вижу, что достаточно. Ну, идите, идите, господа хорошие. Вряд ли вас Талья чем удивит…
– Может, посоветуешь, любезный, где остановиться на ночлег? – мягко поинтересовался мужчина.
– Если только поесть и поспать, то «Орочья лапа», а если девок хотите, то «Алая хризантема», – отчеканил, как по заученному, гвардеец, – и это, господа… Лица в Талье прятать не принято. Этот твой дружок задрапировался по самые глаза, с чего бы?
Тощий оглянулся на своего молчаливого друга, затем наклонился к самому окошку и свистящим шепотом пояснил:
– Он воевал с Орикартом… Ну, понимаешь ли, зеленые ему сильно лицо порезали, когда он в плен попал.
– А-а-а, – уважительно протянул гвардеец, – ну, проходите, проходите. «Орочья лапа» – хорошее место.
Они пошли дальше, два изнуренных дорогой путника. Время от времени тощий замедлял шаг, осматриваясь по сторонам и как будто припоминая нечто важное; его товарищ тяжело и безмолвно топал следом.
Улицы Тальи стремительно пустели. Сгущались сумерки. Тени домов, деревьев исчезали, растворяясь в сизой дымке, и где-то неподалеку надрывно выла собака. Дневной зной сменился душноватой прохладой, пыль, взбитая тысячами ног, висела в воздухе, скрипела на зубах.
– Как славно, что я раздобыл плащи, – задумчиво пробормотал себе под нос тощий, – Роф, он-то ведет себя умницей, но видок у него еще тот. Да, Роф, дружище?
Ответом ему послужило урчание, куда более подходящее для большого пса, чем для человека.
– Ну, ничего. Еще побудешь у меня, и отпущу тебя к хозяину. Домой хочешь, а, Роф?
Верзила промолчал.
Тем временем они достигли места, где широкая улица разделялась на две. Первое ответвление по-прежнему вело к базарной площади Тальи, а второе, закладывая петлю и, огибая неуклюжий дом полукруглой формы, исчезало в потемках. Туда-то и свернули путешественники. Собачий вой, казалось, преследовал их по пятам. Еще некоторое время они продвигались вперед по узкой и темной улочке; верхние этажи домов выдавались вперед, закрывая темное небо, где-то неподалеку пищал младенец. Потом тощий остановился перед двухэтажным, тщательно беленым домом, над дверью которого была прибита вывеска «Счастливый день. Магические эликсиры, талисманы и прочая утварь». Он вздрогнул, увидев на дверном молотке черную ленту, бросил осторожный взгляд на Рофа – но тот, похоже, в упор не замечал знака беды. Затем тощий взял молоток и несколько раз постучал; его встревоженный взгляд прилип к траурной ленте, щека нервно подергивалась.
– Кто там? – прозвучал из-за двери хриплый женский голос.
– Это я, Шерхем, – негромко отозвался тощий.
Глухо вскрикнув, женщина торопливо загремела замком; не с первого раза попав ключом в замочную скважину, она распахнула дверь навстречу гостю и бросилась ему на шею.