Страница:
Михаил Климман
Затерявшийся в кольце бульваров
ГЛАВА 1
«Ну как я еще должен это понимать – «салонная живопись»? – злился Андрей. – Что может быть салоннее Семирадского? А ему опять не то…»
Этот новый клиент хотя и платил неплохо и покупал немало, но уже сидел в печенках. Ну, нельзя же, в самом деле, выбирать только по вкусу, не сообразуясь ни с темой, ни со временем, ни с местом? То есть можно, конечно, каждый человек имеет право покупать то, что ему заблагорассудится, но для антикварного дилера такой клиент – мука.
Прямо перед их машиной еле тащился большой армейский грузовик с брезентовым верхом. В тех местах, где клапан был небрежно прикреплен, виднелись заполнявшие весь кузов связки дров.
– Да обгони ты его наконец… – попросил Дорин у Сереги.
– Никак не возможно… Встречное движение слишком интенсивное, – ответил Печорин, поблескивая очками.
Такую «литературную» фамилию носил шофер Дорина, которого он недавно взял на работу. Слишком много разнообразных мелких обязанностей накапливалось у Андрея за день, обязанностей, которые вполне мог выполнить любой мало-мальски обученный человек. Да и голову, а зачастую и руки, во время поездок по городу желательно было иметь свободными. Сергей, кроме того, что был отличным водителем, обладал еще одним несомненным достоинством – понимал, когда и где можно говорить, а когда лучше помолчать.
Андрей набрал номер жены:
– Лен, скажи мне, салонная живопись – это что-то манерное, красивенькое и немного сладковатое?
– Вообще-то, – засмеялась Андреевская, – название «салонная живопись» идет от Салонов – выставок в «Салоне» Лувра в восемнадцатом – первой половине девятнадцатого века. Но по смыслу ты прав, сейчас, подожди, я словарь открываю, воспользуюсь первоисточником. Вот: «Искусство девятнадцатого – двадцатого века, приспосабливающее к обывательским вкусам академической доктрины…» А зачем тебе? Никак Маленький не уймется?
– Он, поганец… Теперь ему Семирадский не салон… Куда слаще-то?
– Ну, это не предел, – хмыкнула Лена. – А он сам что говорит? Как определяет то, что ему нужно?
– Я бы сказал, – Дорин почесал кончик носа, – «апофатически». Знаешь, есть такое в богословии понятие – определение через отрицание. Про Бога нельзя сказать ничего точно, поэтому все с частицей «не» – несотворенный, нерожденный, не имеющий предела, ну и так далее…
– Ничего себе… – Лена даже растерялась, – откуда такие познания? Ты, может, в какую-нибудь секту ходишь?
– Хожу. Называется «еленопоклонники». Я в ней сразу и адепт, и жрец, и страж на воротах.
– А зачем страж-то?
– Чтобы никто больше не присоединялся.
– Дурак ты.
– Это есть немного… – согласился Андрей. – Так я возвращаюсь к нашим баранам. Маленький говорит, что не должно быть на картинах купцов, священников, солдат и крестьян… И еще – чтоб никакой этнографии… Ну это мой термин, он проще выражается, чтоб «ни татар, ни евреев, ни хохлов в шароварах…».
– Так при чем здесь «салон»? – прервала его Андреевская. – Пейзажи, вообще, принимаются или только жанр?
– Не… Пейзажи не рассматриваются… Даже клевер…
– Так может, он просто хочет картинки с жизнью русских дворян?
– А ведь ты права… – Дорин задумался. – Но не только русских… Разрешены и западные художники. Неужели мы поняли наконец, чего он хочет? Я сейчас ему позвоню, а потом тебя наберу…
Сергей попытался обойти грузовик, воспользовавшись просветом между машинами на встречной полосе, но просвет оказался слишком коротким. За ними уже тянулся огромный хвост машин. Возглавлял его красный «Мицубиси».
– Алексей Севастьянович, – Дорин с трубкой возле уха уставился в борт впереди идущего грузовика, – можно, я попробую сформулировать ваш заказ, а вы согласитесь или нет с моими словами…
– Попробуйте… – голос Маленького был нелюбезным.
– Картинки из жизни высшего сословия… – Андрей замолчал, с тоской ожидая ответа.
– Ну, я же и говорю – «салонная живопись», – рассердился Маленький. – У вас все? – И бросил трубку.
Вообще-то фамилия его была, конечно, не Маленький, а Домашнев, но за исключительно малый рост, где-то метра полтора, его все звали уменьшительно-ласкательно. Гришка Брайловский, который всегда знал все и про всех, утверждал, что Домашнев зарабатывает в день (тут он, скорее всего, ошибался, наверное, все-таки в месяц) по тысяче долларов на каждый сантиметр своего роста. Из них тысяч пятьдесят он тратил на антиквариат, а такой клиент на дороге не валяется – приходилось терпеть… Тем более что заказ на «салонную» живопись пришел лично к Дорину, хотя Маленький знал всю антикварную тусовку Москвы.
– Долго нам еще вот так тащиться? – спросил Дорин у шофера.
– Да еще километра два, – Серега поправил очки, – подъем кончится, там пошире будет…
Они ехали из загородного дома Домашнева и не имели права опоздать в магазин к Андрею, потому что через сорок минут туда должен был подойти какой-то деятель, знакомый родственников знакомых, у которого была коллекция фарфора, и он собирался ее продать. Причем, судя по тому, как он описал предметы по телефону, это действительно была коллекция фарфора, а не пара чашек из кузнецовского сервиза.
– Ты опять оказалась права. – Дорин набрал жену. – Кое-кто из моих знакомых говорит, что невозможно жить с женщиной, которая всегда права.
– И ты согласен?
– И да, и нет. С женщиной, я полагаю, невозможно, но с тобой даже очень здорово.
– Получается, что я не женщина? Тогда мы с Сонечкой решили на тебя обидеться…
– Ты больше, чем женщина. Это только незначительная часть тебя. И нечего на меня наговаривать дочери.
– Я вот все думаю, ты такой стал льстец, надо тебе прозвище какое-то придумать за это. Ну, например, Пломбир Шоколадович.
Андрей не успел ответить, потому что идущему сзади «Мицубиси», похоже, надоело ждать. Он не дотерпел до более широкой дороги и пошел на обгон. Проскочив доринскую «Ауди», он еще прибавил газку и успел бы… Но грузовик неожиданно вильнул влево и задел красную машину, а ту выбросило через нейтральную полосу. Водитель встречного «КамАЗ», уходя от лобового удара, вывернул в сторону и слетел в кювет. «Мицубиси» от удара по касательной о задние колеса огромной машины кинуло обратно, и он вылетел на свою сторону прямо перед носом доринской машины.
Серега, каким-то чутьем предвидя происходящее, начал тормозить загодя и только чуть коснулся бампером кузова красной машины. Андрей выскочил и побежал к покореженному «Мицубиси». Водительская дверца открылась легко. За рулем, прижатая подушкой безопасности, сидела симпатичная брюнетка лет тридцати. По подбородку ее стекала струйка крови.
– За ним надо… – женщина говорила с трудом. – Я в порядке…
– За кем? – не понял Дорин.
– За грузовиком, – она попыталась улыбнуться, – он ведь, вы видели, специально меня задел.
Дорин удивленно повернулся к ней…
Этот новый клиент хотя и платил неплохо и покупал немало, но уже сидел в печенках. Ну, нельзя же, в самом деле, выбирать только по вкусу, не сообразуясь ни с темой, ни со временем, ни с местом? То есть можно, конечно, каждый человек имеет право покупать то, что ему заблагорассудится, но для антикварного дилера такой клиент – мука.
Прямо перед их машиной еле тащился большой армейский грузовик с брезентовым верхом. В тех местах, где клапан был небрежно прикреплен, виднелись заполнявшие весь кузов связки дров.
– Да обгони ты его наконец… – попросил Дорин у Сереги.
– Никак не возможно… Встречное движение слишком интенсивное, – ответил Печорин, поблескивая очками.
Такую «литературную» фамилию носил шофер Дорина, которого он недавно взял на работу. Слишком много разнообразных мелких обязанностей накапливалось у Андрея за день, обязанностей, которые вполне мог выполнить любой мало-мальски обученный человек. Да и голову, а зачастую и руки, во время поездок по городу желательно было иметь свободными. Сергей, кроме того, что был отличным водителем, обладал еще одним несомненным достоинством – понимал, когда и где можно говорить, а когда лучше помолчать.
Андрей набрал номер жены:
– Лен, скажи мне, салонная живопись – это что-то манерное, красивенькое и немного сладковатое?
– Вообще-то, – засмеялась Андреевская, – название «салонная живопись» идет от Салонов – выставок в «Салоне» Лувра в восемнадцатом – первой половине девятнадцатого века. Но по смыслу ты прав, сейчас, подожди, я словарь открываю, воспользуюсь первоисточником. Вот: «Искусство девятнадцатого – двадцатого века, приспосабливающее к обывательским вкусам академической доктрины…» А зачем тебе? Никак Маленький не уймется?
– Он, поганец… Теперь ему Семирадский не салон… Куда слаще-то?
– Ну, это не предел, – хмыкнула Лена. – А он сам что говорит? Как определяет то, что ему нужно?
– Я бы сказал, – Дорин почесал кончик носа, – «апофатически». Знаешь, есть такое в богословии понятие – определение через отрицание. Про Бога нельзя сказать ничего точно, поэтому все с частицей «не» – несотворенный, нерожденный, не имеющий предела, ну и так далее…
– Ничего себе… – Лена даже растерялась, – откуда такие познания? Ты, может, в какую-нибудь секту ходишь?
– Хожу. Называется «еленопоклонники». Я в ней сразу и адепт, и жрец, и страж на воротах.
– А зачем страж-то?
– Чтобы никто больше не присоединялся.
– Дурак ты.
– Это есть немного… – согласился Андрей. – Так я возвращаюсь к нашим баранам. Маленький говорит, что не должно быть на картинах купцов, священников, солдат и крестьян… И еще – чтоб никакой этнографии… Ну это мой термин, он проще выражается, чтоб «ни татар, ни евреев, ни хохлов в шароварах…».
– Так при чем здесь «салон»? – прервала его Андреевская. – Пейзажи, вообще, принимаются или только жанр?
– Не… Пейзажи не рассматриваются… Даже клевер…
– Так может, он просто хочет картинки с жизнью русских дворян?
– А ведь ты права… – Дорин задумался. – Но не только русских… Разрешены и западные художники. Неужели мы поняли наконец, чего он хочет? Я сейчас ему позвоню, а потом тебя наберу…
Сергей попытался обойти грузовик, воспользовавшись просветом между машинами на встречной полосе, но просвет оказался слишком коротким. За ними уже тянулся огромный хвост машин. Возглавлял его красный «Мицубиси».
– Алексей Севастьянович, – Дорин с трубкой возле уха уставился в борт впереди идущего грузовика, – можно, я попробую сформулировать ваш заказ, а вы согласитесь или нет с моими словами…
– Попробуйте… – голос Маленького был нелюбезным.
– Картинки из жизни высшего сословия… – Андрей замолчал, с тоской ожидая ответа.
– Ну, я же и говорю – «салонная живопись», – рассердился Маленький. – У вас все? – И бросил трубку.
Вообще-то фамилия его была, конечно, не Маленький, а Домашнев, но за исключительно малый рост, где-то метра полтора, его все звали уменьшительно-ласкательно. Гришка Брайловский, который всегда знал все и про всех, утверждал, что Домашнев зарабатывает в день (тут он, скорее всего, ошибался, наверное, все-таки в месяц) по тысяче долларов на каждый сантиметр своего роста. Из них тысяч пятьдесят он тратил на антиквариат, а такой клиент на дороге не валяется – приходилось терпеть… Тем более что заказ на «салонную» живопись пришел лично к Дорину, хотя Маленький знал всю антикварную тусовку Москвы.
– Долго нам еще вот так тащиться? – спросил Дорин у шофера.
– Да еще километра два, – Серега поправил очки, – подъем кончится, там пошире будет…
Они ехали из загородного дома Домашнева и не имели права опоздать в магазин к Андрею, потому что через сорок минут туда должен был подойти какой-то деятель, знакомый родственников знакомых, у которого была коллекция фарфора, и он собирался ее продать. Причем, судя по тому, как он описал предметы по телефону, это действительно была коллекция фарфора, а не пара чашек из кузнецовского сервиза.
– Ты опять оказалась права. – Дорин набрал жену. – Кое-кто из моих знакомых говорит, что невозможно жить с женщиной, которая всегда права.
– И ты согласен?
– И да, и нет. С женщиной, я полагаю, невозможно, но с тобой даже очень здорово.
– Получается, что я не женщина? Тогда мы с Сонечкой решили на тебя обидеться…
– Ты больше, чем женщина. Это только незначительная часть тебя. И нечего на меня наговаривать дочери.
– Я вот все думаю, ты такой стал льстец, надо тебе прозвище какое-то придумать за это. Ну, например, Пломбир Шоколадович.
Андрей не успел ответить, потому что идущему сзади «Мицубиси», похоже, надоело ждать. Он не дотерпел до более широкой дороги и пошел на обгон. Проскочив доринскую «Ауди», он еще прибавил газку и успел бы… Но грузовик неожиданно вильнул влево и задел красную машину, а ту выбросило через нейтральную полосу. Водитель встречного «КамАЗ», уходя от лобового удара, вывернул в сторону и слетел в кювет. «Мицубиси» от удара по касательной о задние колеса огромной машины кинуло обратно, и он вылетел на свою сторону прямо перед носом доринской машины.
Серега, каким-то чутьем предвидя происходящее, начал тормозить загодя и только чуть коснулся бампером кузова красной машины. Андрей выскочил и побежал к покореженному «Мицубиси». Водительская дверца открылась легко. За рулем, прижатая подушкой безопасности, сидела симпатичная брюнетка лет тридцати. По подбородку ее стекала струйка крови.
– За ним надо… – женщина говорила с трудом. – Я в порядке…
– За кем? – не понял Дорин.
– За грузовиком, – она попыталась улыбнуться, – он ведь, вы видели, специально меня задел.
Дорин удивленно повернулся к ней…
ГЛАВА 2
– Ладно, раз он уехал, – женщина протянула Андрею руку, – помогите мне выбраться, пожалуйста.
– С чего вы взяли, что он вас специально протаранил?
Нога у нее была прижата какой-то большой пластмассовой штуковиной, Дорин не очень разбирался в устройстве «Мицубиси». Но штуковина эта явно мешала женщине выбраться.
– Сергей, – позвал Андрей. – Иди помогай.
– Можно мне за вас ухватиться? – брюнетка протянула вторую руку и вынуждена была почти обнять Дорина за шею.
– Нога не сломана? – Андрей почти инстинктивно потянул ее наружу, но сразу остановился. – Мы этой штукой, которая вам ногу прижимает, навредить можем, лучше дождаться спасателей.
Но женщина уже выбралась на проезжую часть и тут же, охнув, присела, схватившись за ногу.
– Наверное, все-таки перелом. – Она обеими руками вцепилась в куртку Андрея, чтобы не упасть. – Извините…
Дорин помог ей подняться, усадил на сиденье «Мицубиси», вокруг которой собиралась толпа – водители остановившихся машин и просто зеваки. Движение в сторону Москвы по узкому шоссе было перекрыто окончательно. Андрей посмотрел на часы, потом на тоненькую полоску асфальта до обочины, оставленную ему красной машиной.
– Можно попробовать, – услышал он голос Сереги над ухом. – Узковато, конечно, но есть шанс просочиться.
– Я очень спешу. – Дорин повернулся к женщине. – Вот вам визитка, если понадобятся мои показания. Вас, может быть, подвезти куда-нибудь? Или дать телефон позвонить?
– Хорошая мысль – позвонить, – женщина посмотрела на визитку. – Спасибо, Андрей. Я уж тут останусь. – Она провела рукой по приборной доске. – Как же я его брошу одного?
Андрей протянул ей телефонную трубку.
– Нет-нет, спасибо, у меня есть. Только где он? – Она беспомощно оглянулась по сторонам. – Ах, вот… Вы не дадите мне сумочку с заднего сиденья?
Дверцы в «Мицубиси» было только две, поэтому, чтобы не тревожить пострадавшую, пришлось обойти машину, открыть салон с другой стороны, чтобы дотянуться до заднего сиденья. Печорин, не дожидаясь хозяина, постоянно поглядывая в зеркала, медленно проползал мимо «Мицубиси», и ясно было, что это у него получится. Вдалеке послышались звуки сирены то ли «скорой», то ли пожарной. Андрей кивком попрощался с брюнеткой и пошел к своей машине.
– А меня зовут Эллери, – донеслось до него.
Он повернулся на мгновение и ободряюще улыбнулся. Наверное, странное имя женщины просто не дошло до его сознания.
– Ты тоже считаешь, что армейская машина намеренно атаковала «Мицубиси»? – спросил Дорин, когда они выбрались на широкое место.
В зеркале заднего обзора было видно, как следующая машина – зеленая «девятка» пробирается по узкой полосе шоссе.
– Не факт… – отозвался Печорин, – там же за рулем, скорее всего, солдат. А это значит, наезженно километров максимум пятьсот—семьсот на легковушке, да еще не по Москве. А если еще и позволили себе вчера – в общем, пиши пропало…
– Сам служил? – У Андрея остался какой-то неприятный привкус от всей этой истории: еще бы, человек чуть не погиб на глазах – и он пытался как-то отогнать эти мысли, отвлечься.
– Не-а… По зрению не прошел. – Серега хитро улыбнулся. – Но знаю хорошо, что солдата на дороге надо бояться и объезжать его стороной.
– И кого еще?
– Еще? – шофер задумался. – Список будет не короткий: военных, женщин, иногородних, включая Подмосковье. А также людей на старых машинах – на «победах» всяких или «москвичах» допотопных. И еще «новых русских». – Он поправил очки. – Да, совсем забыл – еще тех, кто в беретках и в шляпах. Теперь, пожалуй, все.
– Любопытный список, – удивленно протянул Дорин. – Ну, женщин и военных – понятно. С областными и иногородними тоже все ясно. И «новые русские» вопросов не вызывают. Но чем провинились перед тобой беретки, шляпы и «москвичи» старых моделей?
– Так они все, которых я перечислил, по своим правилам ездят. Каждый – по своим. Вот, глядика, – он протянул руку, показывая что-то впереди. – Прямо как по заказу.
Раздался звон разбитого стекла. Старенький «жигуль-копейка», еще с черными номерами, который вез какие-то длинные трубки, торчащие у него слева из пассажирского салона почти на метр, не смог увернуться от «восьмерки», которая решила из крайнего левого ряда резко повернуть направо, и насадил ее как жучка на булавку. Когда «Ауди», резко, но аккуратно сдав вправо, объезжала место аварии, Дорин заметил, что из восьмерки выбирается женщина с сиреневыми волосами, а из «копейки», озадаченно почесывая себе макушку, пенсионер в беретке.
– А, – заорал Серега, – что я говорил. Слушайтесь дядю Сережу, он плохого не скажет.
Дорин, улыбнувшись, повернулся назад, провожая взглядом начинающуюся разборку, и увидел на сиденье несколько старых книг. Они торчали из лопнувшего разноцветного целлофанового пакета, перетянутого желтым скотчем.
– Что это?
Серега открыл рот, чтобы ответить, но вдруг зазвонил телефон. Андрей одной рукой прижал к уху трубку, второй дотянулся до нескольких книг, взял, положил на колени и открыл обложку первой.
– Дорин, – услышал он голос жены, – тебе никто не говорил, что ты – свинья?
– Что случилось?
Андрей даже поднял голову от девятого тома голиковской «Истории Петра Великого».
– Что у ТЕБЯ случилось? – Лена почти кричала. – Ты прерываешь разговор в неподходящий момент, потом я слышу скрип тормозов, звук удара, и все – тишина. Что я должна думать?
– Прости меня. – Дорин совершенно искренне расстроился. – Правда, прости, это не у нас авария была, это перед нами… А у нас – ничего, ни царапины.
– Это правда? – переспросила Лена.
– Правда. Вот Серега может подтвердить.
Печорин важно кивнул.
– А те, кто столкнулся, все живы?
– Да, только одна женщина ногу повредила.
– Ну, слава богу, – голос жены дрожал от слез, – никогда больше, я тебя очень прошу, так не делай.
– Обещаю. И еще раз прости меня.
Дорин отключил телефон и обернулся к Сереге:
– Ты мне хоть бы подсказал, а то Лена действительно там переживает, а я как идиот.
Печорин вздохнул, развел руками, дескать, виноват.
– Так откуда книги?
Андрей открыл вторую – Голиков, том третий, затем двенадцатый, второй. Пятой книгой оказался том четвертый часть вторая «Исторического описания российской коммерции» Михаила Чулкова.
– Из грузовика…
– Так там же дрова были, – Дорин поднял голову от шестой книги.
Это был сорок восьмой том «Свода законов Российской империи». За ним последовали еще два.
– Дрова тоже есть, – Серега покосился на хозяина, – я их в багажничек сложил, для шашлыков пригодятся. Но они только в первом ряду лежали. Грузовик как тряхнуло при столкновении, дрова посыпались, а за ними вот эта пачка, целлофан от удара лопнул. Их там, похоже, полный кузов, ну я и подумал, что это по вашей части, подобрал. Не надо было?
– С чего вы взяли, что он вас специально протаранил?
Нога у нее была прижата какой-то большой пластмассовой штуковиной, Дорин не очень разбирался в устройстве «Мицубиси». Но штуковина эта явно мешала женщине выбраться.
– Сергей, – позвал Андрей. – Иди помогай.
– Можно мне за вас ухватиться? – брюнетка протянула вторую руку и вынуждена была почти обнять Дорина за шею.
– Нога не сломана? – Андрей почти инстинктивно потянул ее наружу, но сразу остановился. – Мы этой штукой, которая вам ногу прижимает, навредить можем, лучше дождаться спасателей.
Но женщина уже выбралась на проезжую часть и тут же, охнув, присела, схватившись за ногу.
– Наверное, все-таки перелом. – Она обеими руками вцепилась в куртку Андрея, чтобы не упасть. – Извините…
Дорин помог ей подняться, усадил на сиденье «Мицубиси», вокруг которой собиралась толпа – водители остановившихся машин и просто зеваки. Движение в сторону Москвы по узкому шоссе было перекрыто окончательно. Андрей посмотрел на часы, потом на тоненькую полоску асфальта до обочины, оставленную ему красной машиной.
– Можно попробовать, – услышал он голос Сереги над ухом. – Узковато, конечно, но есть шанс просочиться.
– Я очень спешу. – Дорин повернулся к женщине. – Вот вам визитка, если понадобятся мои показания. Вас, может быть, подвезти куда-нибудь? Или дать телефон позвонить?
– Хорошая мысль – позвонить, – женщина посмотрела на визитку. – Спасибо, Андрей. Я уж тут останусь. – Она провела рукой по приборной доске. – Как же я его брошу одного?
Андрей протянул ей телефонную трубку.
– Нет-нет, спасибо, у меня есть. Только где он? – Она беспомощно оглянулась по сторонам. – Ах, вот… Вы не дадите мне сумочку с заднего сиденья?
Дверцы в «Мицубиси» было только две, поэтому, чтобы не тревожить пострадавшую, пришлось обойти машину, открыть салон с другой стороны, чтобы дотянуться до заднего сиденья. Печорин, не дожидаясь хозяина, постоянно поглядывая в зеркала, медленно проползал мимо «Мицубиси», и ясно было, что это у него получится. Вдалеке послышались звуки сирены то ли «скорой», то ли пожарной. Андрей кивком попрощался с брюнеткой и пошел к своей машине.
– А меня зовут Эллери, – донеслось до него.
Он повернулся на мгновение и ободряюще улыбнулся. Наверное, странное имя женщины просто не дошло до его сознания.
– Ты тоже считаешь, что армейская машина намеренно атаковала «Мицубиси»? – спросил Дорин, когда они выбрались на широкое место.
В зеркале заднего обзора было видно, как следующая машина – зеленая «девятка» пробирается по узкой полосе шоссе.
– Не факт… – отозвался Печорин, – там же за рулем, скорее всего, солдат. А это значит, наезженно километров максимум пятьсот—семьсот на легковушке, да еще не по Москве. А если еще и позволили себе вчера – в общем, пиши пропало…
– Сам служил? – У Андрея остался какой-то неприятный привкус от всей этой истории: еще бы, человек чуть не погиб на глазах – и он пытался как-то отогнать эти мысли, отвлечься.
– Не-а… По зрению не прошел. – Серега хитро улыбнулся. – Но знаю хорошо, что солдата на дороге надо бояться и объезжать его стороной.
– И кого еще?
– Еще? – шофер задумался. – Список будет не короткий: военных, женщин, иногородних, включая Подмосковье. А также людей на старых машинах – на «победах» всяких или «москвичах» допотопных. И еще «новых русских». – Он поправил очки. – Да, совсем забыл – еще тех, кто в беретках и в шляпах. Теперь, пожалуй, все.
– Любопытный список, – удивленно протянул Дорин. – Ну, женщин и военных – понятно. С областными и иногородними тоже все ясно. И «новые русские» вопросов не вызывают. Но чем провинились перед тобой беретки, шляпы и «москвичи» старых моделей?
– Так они все, которых я перечислил, по своим правилам ездят. Каждый – по своим. Вот, глядика, – он протянул руку, показывая что-то впереди. – Прямо как по заказу.
Раздался звон разбитого стекла. Старенький «жигуль-копейка», еще с черными номерами, который вез какие-то длинные трубки, торчащие у него слева из пассажирского салона почти на метр, не смог увернуться от «восьмерки», которая решила из крайнего левого ряда резко повернуть направо, и насадил ее как жучка на булавку. Когда «Ауди», резко, но аккуратно сдав вправо, объезжала место аварии, Дорин заметил, что из восьмерки выбирается женщина с сиреневыми волосами, а из «копейки», озадаченно почесывая себе макушку, пенсионер в беретке.
– А, – заорал Серега, – что я говорил. Слушайтесь дядю Сережу, он плохого не скажет.
Дорин, улыбнувшись, повернулся назад, провожая взглядом начинающуюся разборку, и увидел на сиденье несколько старых книг. Они торчали из лопнувшего разноцветного целлофанового пакета, перетянутого желтым скотчем.
– Что это?
Серега открыл рот, чтобы ответить, но вдруг зазвонил телефон. Андрей одной рукой прижал к уху трубку, второй дотянулся до нескольких книг, взял, положил на колени и открыл обложку первой.
– Дорин, – услышал он голос жены, – тебе никто не говорил, что ты – свинья?
– Что случилось?
Андрей даже поднял голову от девятого тома голиковской «Истории Петра Великого».
– Что у ТЕБЯ случилось? – Лена почти кричала. – Ты прерываешь разговор в неподходящий момент, потом я слышу скрип тормозов, звук удара, и все – тишина. Что я должна думать?
– Прости меня. – Дорин совершенно искренне расстроился. – Правда, прости, это не у нас авария была, это перед нами… А у нас – ничего, ни царапины.
– Это правда? – переспросила Лена.
– Правда. Вот Серега может подтвердить.
Печорин важно кивнул.
– А те, кто столкнулся, все живы?
– Да, только одна женщина ногу повредила.
– Ну, слава богу, – голос жены дрожал от слез, – никогда больше, я тебя очень прошу, так не делай.
– Обещаю. И еще раз прости меня.
Дорин отключил телефон и обернулся к Сереге:
– Ты мне хоть бы подсказал, а то Лена действительно там переживает, а я как идиот.
Печорин вздохнул, развел руками, дескать, виноват.
– Так откуда книги?
Андрей открыл вторую – Голиков, том третий, затем двенадцатый, второй. Пятой книгой оказался том четвертый часть вторая «Исторического описания российской коммерции» Михаила Чулкова.
– Из грузовика…
– Так там же дрова были, – Дорин поднял голову от шестой книги.
Это был сорок восьмой том «Свода законов Российской империи». За ним последовали еще два.
– Дрова тоже есть, – Серега покосился на хозяина, – я их в багажничек сложил, для шашлыков пригодятся. Но они только в первом ряду лежали. Грузовик как тряхнуло при столкновении, дрова посыпались, а за ними вот эта пачка, целлофан от удара лопнул. Их там, похоже, полный кузов, ну я и подумал, что это по вашей части, подобрал. Не надо было?
ГЛАВА 3
Прошло больше двух недель. Поиски грузовика и хозяина книг почти ничего не дали. По номеру, который запомнил Печорин, было довольно быстро установлено, что машина принадлежит воинской части, базирующейся под Москвой, но по всем документам в тот день грузовик из гаража не выезжал, а стоял на ремонте. Десять томов из трех русских многотомников конца восемнадцатого – начала девятнадцатого веков без толку валялись у Дорина в магазине.
За эти дни азарт по поводу антикварных книг прошел. Конечно, было бы очень приятно купить три такие редкие и величественные собрания, но никто не доказал, что в грузовике лежали именно комплекты, а не отдельные тома. И тем более не факт, что эти собрания были бы проданы ему, Дорину. Конечно, было очень интересно, что там еще было в машине. По словам Печорина, получалось, что книг там было немало.
В итоге Андрей запретил себе думать на эту тему и справедливо рассудил, что если лежащих у него книг кому-то не хватает до полного комплекта, то этот «кто-то» пусть и беспокоится. Найти Дорина было несложно, тем более что он обратился с расспросами о возможном происхождении подобного странного подбора ко многим опытным книжникам.
Расспросы дали несколько неожиданный результат только позавчера. Один из стариков, желчный и вечно всем недовольный Глеб Аверьянович Фишерович, к которому Андрей и не собирался обращаться из-за склочности его характера, вдруг позвонил сам и сказал, что в Подмосковье жил один коллекционер с довольно странной темой собирания – многотомники. Его интересовали только собрания не менее пяти корешков и только до середины девятнадцатого века. Такая необычная страсть вызывала у всего антикварного сообщества сочувственную улыбку, человек этот обижался и постепенно перестал со всеми общаться. Было это давно, лет двадцать назад, и сегодня он, Глеб Аверьянович, уже не знает, ни что стало с «коллекцией» (надо было слышать интонацию, с которой прозвучало это слово), ни с ее хозяином.
На вопрос Дорина, нельзя ли все-таки попытаться найти какие-нибудь концы, хотя бы выяснить адрес этого странного собирателя, желчный господин Фишерович пообещал подумать, у кого может быть такая информация. А в ответ попросил у Андрея разрешение поставить к нему в магазин сотню экземпляров его (Фишеровича) мемуаров, которые он издал за свой счет немалым тиражом.
Дорин согласился, и сегодня утром должна была состояться торжественная передача пяти пачек «Записок старого собирателя» по накладной в магазин Андрея, поэтому опаздывать было нельзя.
Андрей в одиночестве доедал свой завтрак – Лена отсыпалась за бессонную ночь. У Сонечки резались зубы, переносила она это крайне болезненно и почему-то возмущалась болью и неудобствами больше всего по ночам. Вера Васильевна и Лена, поочередно сменяя друг друга, дежурили уже вторую ночь, спали урывками, и Дорин по утрам обслуживал себя сам. Впрочем, ему было не привыкать – почти пятнадцатилетняя холостяцкая жизнь приучила его в быту довольствоваться малым.
Он оделся, послал через дверь воздушные поцелуи жене и дочери и помахал рукой «Доценту». Так они с Леной между собой стали звать Веру Васильевну, узнав, что няня их дочери – кандидат наук и автор весьма оригинальной медицинской и педагогической системы.
Охранник в подъезде заговорщицки посмотрел на Дорина и подобострастно поздоровался. Серега как-то странно глянул на хозяина и вывел машину за ворота. На улице было жарковато, Дорин хотел включить кондиционер, но открыл окно – хотелось подышать свежим, все еще весенним воздухом. На ближайшем перекрестке водитель синей «Тойоты», толстый очкастый мужик в фланелевой рубашке, посмотрел на их машину, потом перевел глаза на Дорина, заулыбался и кивнул понимающе.
Андрей недоуменно оглянулся, пытаясь понять, кому адресованы все эти знаки внимания, но не успел разобраться, потому что светофор сменился и «Тойота» ушла на правый поворот.
На следующем перекрестке история практически повторилась. Только теперь это был «Фольксваген», а за рулем его была миловидная девушка, судя по ее виду и машины – жена не безумно богатого «нового русского». Она рассеяно глазела по сторонам, дожидаясь зеленого сигнала, но когда взгляд ее добрался до лица Андрея, появилось осмысленное выражение, и она понимающе улыбнулась. Затем высунула длиннющий язык и, хихикнув, лизнула кончик своего носа.
Дали зеленый, машины рванулись вперед, а Дорин с опаской покосился на своего водителя, ожидая и от него какого-то подвоха. Две мысли копошились в его голове: во-первых, он почему-то догадался, чем занималась жена «нового русского», до того как стала законной женой. Во-вторых, Андрею начинало казаться, что он сходит с ума. Ничем другим объяснить повышенное внимание к собственной персоне он не мог. Хотя почему его личное, частное сумасшествие ведет к подмигиваниям и заигрываниям других людей, было не ясно.
До магазина добрались, в общем, благополучно, если не считать того, что незнакомый гаишник отдал Андрею честь. Но после длинного языка владелицы «Фольксвагена» Дорину такие пустяки были уже нипочем, и он, стараясь не смотреть по сторонам, вошел в свой магазин.
Следующим загадочным эпизодом сегодняшнего утра оказалось общение с охранной службой. Когда Андрей произнес нужный пароль, на том конце телефонного провода послышался мужской голос и вместо положенного «Принято» или «Снято» прозвучало хмыканье, и этот голос довольно произнес: «Мы тут вами гордимся, Андрей Сергеевич…»
Аккуратно положив на место телефонную трубку, Дорин отправился к зеркалу с тайным намерением посмотреть, не выросли ли у него уши, как у слона, или не открылся ли во лбу третий глаз. Но все было нормально, за исключением пары волосков на левой щеке, пропущенных при утреннем бритье. «Надо бы бороду отрастить», – в который раз подумал Дорин.
Звякнул колокольчик над дверью, и Андрей вышел в торговый зал уверенный, что это – Фишерович. Но на пороге стояла Марина, продавщица, которая работала у Дорина уже больше полугода. Полная, невысокого роста, она тем не менее была существом очень живым и подвижным. Хорошая память и азартное отношение к самому факту торговли делали ее незаменимым человеком в магазине.
– Добрый день, Андрей Сергеевич. – Толстушка отнесла в подсобку сумку и тут же принялась стирать пыль и поправлять предметы на полках. – Что это вы сегодня так рано? Не спится или с Леной поссорились?
Дорин недоверчиво покосился на нее. Нет, вроде Марина не подмигивает и не показывает язык, ведет себя, как всегда.
– Привет. Фишерович должен прийти, принести свои книги.
– Книги? – Марина даже перестала протирать фарфоровую фигурку. – Неужели решил с чем-нибудь расстаться?
– Да нет, мемуары написал старый зануда.
– Так мы что, будем теперь торговать «новьем»? – Толстушка опять принялась за работу.
– Ну, понимаешь, не могу я старику отказать, тем более что он, хоть и зануда, иногда может быть полезен.
Сзади раздалось покашливание, и, повернувшись, Андрей увидел у входа улыбающегося Фишеровича. Улыбались одинаково все, кто его видел с самого утра, кроме Марины. Во всяком случае, поздоровался он так:
– Здравствуй, проказник. Пойдемте разгружать такси…
Дорин, которого никто никогда не называл «проказником», хотел было вцепиться в старика, чтобы разобраться наконец в том, что происходит, но решил сначала помочь разгрузить машину. Он взял по две пачки в каждую руку и понес их в магазин. Глеб Аверьянович шел позади с пятой, последней, мелко и как-то гнусно прихихикивая. Андрей бросил свою ношу на прилавок, резко повернулся к старику:
– Так, давайте выкладывайте.
– Что? – деланно изумился тот.
– Что, скажите мне бога ради, случилось? Почему сегодня все грязно подмигивают и гнусно улыбаются?
– А вы не знаете? – Фишерович быстрыми движениями вскрыл пачку, достал один экземпляр своего труда, открыл его и с удовольствием погрузился в чтение.
– Нет, – еле сдерживаясь, ответил Дорин.
Марина, бросив свои дела, удивленно смотрела на мужчин.
– Вчера вечером по телевизору в программе «Ночные радости», – в голосе Глеба Аверьяновича слышалось ликование, – показали, как вы в одном из этих веселых клубов лихо отплясываете со стриптизершей, тоже, кстати, в голом виде…
– Она в голом виде? – ошарашенно спросил Дорин.
– Оба… Оба… – радостно сообщил Фишерович.
– А… А почему вы решили, что это я? – в голосе Андрея еще теплилась надежда. – Похож был на меня?
– Зачем? – удивился мучитель. – Диктор сказал: «Посмотрите, как веселится один из известнейших московских антикваров Андрей Дорин». Нет, извините, он сказал не «веселится», а «зажигает». Да-да, «зажигает». Кстати, а когда это вы стали одним из «известнейших московских антикваров»?
За эти дни азарт по поводу антикварных книг прошел. Конечно, было бы очень приятно купить три такие редкие и величественные собрания, но никто не доказал, что в грузовике лежали именно комплекты, а не отдельные тома. И тем более не факт, что эти собрания были бы проданы ему, Дорину. Конечно, было очень интересно, что там еще было в машине. По словам Печорина, получалось, что книг там было немало.
В итоге Андрей запретил себе думать на эту тему и справедливо рассудил, что если лежащих у него книг кому-то не хватает до полного комплекта, то этот «кто-то» пусть и беспокоится. Найти Дорина было несложно, тем более что он обратился с расспросами о возможном происхождении подобного странного подбора ко многим опытным книжникам.
Расспросы дали несколько неожиданный результат только позавчера. Один из стариков, желчный и вечно всем недовольный Глеб Аверьянович Фишерович, к которому Андрей и не собирался обращаться из-за склочности его характера, вдруг позвонил сам и сказал, что в Подмосковье жил один коллекционер с довольно странной темой собирания – многотомники. Его интересовали только собрания не менее пяти корешков и только до середины девятнадцатого века. Такая необычная страсть вызывала у всего антикварного сообщества сочувственную улыбку, человек этот обижался и постепенно перестал со всеми общаться. Было это давно, лет двадцать назад, и сегодня он, Глеб Аверьянович, уже не знает, ни что стало с «коллекцией» (надо было слышать интонацию, с которой прозвучало это слово), ни с ее хозяином.
На вопрос Дорина, нельзя ли все-таки попытаться найти какие-нибудь концы, хотя бы выяснить адрес этого странного собирателя, желчный господин Фишерович пообещал подумать, у кого может быть такая информация. А в ответ попросил у Андрея разрешение поставить к нему в магазин сотню экземпляров его (Фишеровича) мемуаров, которые он издал за свой счет немалым тиражом.
Дорин согласился, и сегодня утром должна была состояться торжественная передача пяти пачек «Записок старого собирателя» по накладной в магазин Андрея, поэтому опаздывать было нельзя.
Андрей в одиночестве доедал свой завтрак – Лена отсыпалась за бессонную ночь. У Сонечки резались зубы, переносила она это крайне болезненно и почему-то возмущалась болью и неудобствами больше всего по ночам. Вера Васильевна и Лена, поочередно сменяя друг друга, дежурили уже вторую ночь, спали урывками, и Дорин по утрам обслуживал себя сам. Впрочем, ему было не привыкать – почти пятнадцатилетняя холостяцкая жизнь приучила его в быту довольствоваться малым.
Он оделся, послал через дверь воздушные поцелуи жене и дочери и помахал рукой «Доценту». Так они с Леной между собой стали звать Веру Васильевну, узнав, что няня их дочери – кандидат наук и автор весьма оригинальной медицинской и педагогической системы.
Охранник в подъезде заговорщицки посмотрел на Дорина и подобострастно поздоровался. Серега как-то странно глянул на хозяина и вывел машину за ворота. На улице было жарковато, Дорин хотел включить кондиционер, но открыл окно – хотелось подышать свежим, все еще весенним воздухом. На ближайшем перекрестке водитель синей «Тойоты», толстый очкастый мужик в фланелевой рубашке, посмотрел на их машину, потом перевел глаза на Дорина, заулыбался и кивнул понимающе.
Андрей недоуменно оглянулся, пытаясь понять, кому адресованы все эти знаки внимания, но не успел разобраться, потому что светофор сменился и «Тойота» ушла на правый поворот.
На следующем перекрестке история практически повторилась. Только теперь это был «Фольксваген», а за рулем его была миловидная девушка, судя по ее виду и машины – жена не безумно богатого «нового русского». Она рассеяно глазела по сторонам, дожидаясь зеленого сигнала, но когда взгляд ее добрался до лица Андрея, появилось осмысленное выражение, и она понимающе улыбнулась. Затем высунула длиннющий язык и, хихикнув, лизнула кончик своего носа.
Дали зеленый, машины рванулись вперед, а Дорин с опаской покосился на своего водителя, ожидая и от него какого-то подвоха. Две мысли копошились в его голове: во-первых, он почему-то догадался, чем занималась жена «нового русского», до того как стала законной женой. Во-вторых, Андрею начинало казаться, что он сходит с ума. Ничем другим объяснить повышенное внимание к собственной персоне он не мог. Хотя почему его личное, частное сумасшествие ведет к подмигиваниям и заигрываниям других людей, было не ясно.
До магазина добрались, в общем, благополучно, если не считать того, что незнакомый гаишник отдал Андрею честь. Но после длинного языка владелицы «Фольксвагена» Дорину такие пустяки были уже нипочем, и он, стараясь не смотреть по сторонам, вошел в свой магазин.
Следующим загадочным эпизодом сегодняшнего утра оказалось общение с охранной службой. Когда Андрей произнес нужный пароль, на том конце телефонного провода послышался мужской голос и вместо положенного «Принято» или «Снято» прозвучало хмыканье, и этот голос довольно произнес: «Мы тут вами гордимся, Андрей Сергеевич…»
Аккуратно положив на место телефонную трубку, Дорин отправился к зеркалу с тайным намерением посмотреть, не выросли ли у него уши, как у слона, или не открылся ли во лбу третий глаз. Но все было нормально, за исключением пары волосков на левой щеке, пропущенных при утреннем бритье. «Надо бы бороду отрастить», – в который раз подумал Дорин.
Звякнул колокольчик над дверью, и Андрей вышел в торговый зал уверенный, что это – Фишерович. Но на пороге стояла Марина, продавщица, которая работала у Дорина уже больше полугода. Полная, невысокого роста, она тем не менее была существом очень живым и подвижным. Хорошая память и азартное отношение к самому факту торговли делали ее незаменимым человеком в магазине.
– Добрый день, Андрей Сергеевич. – Толстушка отнесла в подсобку сумку и тут же принялась стирать пыль и поправлять предметы на полках. – Что это вы сегодня так рано? Не спится или с Леной поссорились?
Дорин недоверчиво покосился на нее. Нет, вроде Марина не подмигивает и не показывает язык, ведет себя, как всегда.
– Привет. Фишерович должен прийти, принести свои книги.
– Книги? – Марина даже перестала протирать фарфоровую фигурку. – Неужели решил с чем-нибудь расстаться?
– Да нет, мемуары написал старый зануда.
– Так мы что, будем теперь торговать «новьем»? – Толстушка опять принялась за работу.
– Ну, понимаешь, не могу я старику отказать, тем более что он, хоть и зануда, иногда может быть полезен.
Сзади раздалось покашливание, и, повернувшись, Андрей увидел у входа улыбающегося Фишеровича. Улыбались одинаково все, кто его видел с самого утра, кроме Марины. Во всяком случае, поздоровался он так:
– Здравствуй, проказник. Пойдемте разгружать такси…
Дорин, которого никто никогда не называл «проказником», хотел было вцепиться в старика, чтобы разобраться наконец в том, что происходит, но решил сначала помочь разгрузить машину. Он взял по две пачки в каждую руку и понес их в магазин. Глеб Аверьянович шел позади с пятой, последней, мелко и как-то гнусно прихихикивая. Андрей бросил свою ношу на прилавок, резко повернулся к старику:
– Так, давайте выкладывайте.
– Что? – деланно изумился тот.
– Что, скажите мне бога ради, случилось? Почему сегодня все грязно подмигивают и гнусно улыбаются?
– А вы не знаете? – Фишерович быстрыми движениями вскрыл пачку, достал один экземпляр своего труда, открыл его и с удовольствием погрузился в чтение.
– Нет, – еле сдерживаясь, ответил Дорин.
Марина, бросив свои дела, удивленно смотрела на мужчин.
– Вчера вечером по телевизору в программе «Ночные радости», – в голосе Глеба Аверьяновича слышалось ликование, – показали, как вы в одном из этих веселых клубов лихо отплясываете со стриптизершей, тоже, кстати, в голом виде…
– Она в голом виде? – ошарашенно спросил Дорин.
– Оба… Оба… – радостно сообщил Фишерович.
– А… А почему вы решили, что это я? – в голосе Андрея еще теплилась надежда. – Похож был на меня?
– Зачем? – удивился мучитель. – Диктор сказал: «Посмотрите, как веселится один из известнейших московских антикваров Андрей Дорин». Нет, извините, он сказал не «веселится», а «зажигает». Да-да, «зажигает». Кстати, а когда это вы стали одним из «известнейших московских антикваров»?
ГЛАВА 4
Андрей за весь день так и не обратил внимание на то, что Лена ни разу не позвонила. Последние несколько месяцев она уже начала выходить из дому не только для того, чтобы погулять с Сонечкой, но и по делам. Валера вел ее магазин, в общем, пристойно, но поскольку ничего не понимал в материале и был просто дипломированным торговцем, то занимался только продажами. Полки постепенно пустели.
Дорин, как мог, пополнял товарный запас, но ему тоже не хватало знаний и опыта. Он перенес часть книг (в которых он разбирался лучше Лены) из своей лавочки в большую галерею жены и тщательно следил за тем, чтобы шкаф был наполнен качественным и хорошо смотрящимся товаром. Но этот шкаф был каплей в трех огромных торговых залах Лениного магазина. Салон требовал настоящего хозяина, а не «дипломированного менеджера», и Андреевская, понимая это, старалась распределить свое время между дочерью и любимым делом, пытаясь наладить все так, чтобы никто не страдал.
Но где бы она ни была – в галерее, дома или на выезде, два-три раза в день супруги обязательно перезванивались. Причем Лена, прекрасно понимая, что время антикварного дилера может быть до отказа наполнено суетой, не обижалась, когда Дорин не звонил, а набирала его сама и терпеливо перезванивала, если он был занят.
И сегодня у Андрея был именно такой день. Глеб Аверьянович принес телефон Романа Антоновича, владельца библиотеки многотомников, и потребовал, чтобы Дорин позвонил в его присутствии. Если телефон действующий и библиотека на месте, старый зануда хотел получить десять процентов от продажи. Именно так, не от покупки, что было бы естественно, а от продажи. На вопрос Андрея, почему вдруг такая перемена в правилах игры, Фишерович объяснил, что понимает, как Дорин опустит хозяев библиотеки (по сведениям Глеба Аверьяновича, сам Роман Антонович умер, и коллекцией ныне распоряжаются вдова и дочь). С другой стороны, он, Фишерович, понимает, как в нынешнее время, когда в моде ив спросе не «настоящие книги», а золотые корешки, он, Андрей, засадит клиенту такое великолепное собрание. Вот поэтому…
Дорин в ответ рассказал анекдот про старого еврея, который поймал золотую рыбку, и она обещала ему, как и положено, исполнить три его желания за ее свободу. Тогда еврей сказал: «Особняк в Барвихе трехэтажный на двадцать комнат, пентхаус пятнадцатикомнатный в новом доме в пределах Садового кольца, счет на миллиард долларов в швейцарском банке – это раз…»
Фишерович посмеялся своим гнусным смешком, но в ответ сказал, что там, в коллекции Романа, есть предметы, от которых и он бы не отказался сегодня, и условие свое оставляет прежним. Тогда Дорин вежливо попросил его выйти вон и постараться позабыть дорогу в магазин. Пачки с пресловутыми «Рассказами старого собирателя» Андрей обещал честно сложить у дверей своего магазина и даже не бросать в лужу.
Дорин, как мог, пополнял товарный запас, но ему тоже не хватало знаний и опыта. Он перенес часть книг (в которых он разбирался лучше Лены) из своей лавочки в большую галерею жены и тщательно следил за тем, чтобы шкаф был наполнен качественным и хорошо смотрящимся товаром. Но этот шкаф был каплей в трех огромных торговых залах Лениного магазина. Салон требовал настоящего хозяина, а не «дипломированного менеджера», и Андреевская, понимая это, старалась распределить свое время между дочерью и любимым делом, пытаясь наладить все так, чтобы никто не страдал.
Но где бы она ни была – в галерее, дома или на выезде, два-три раза в день супруги обязательно перезванивались. Причем Лена, прекрасно понимая, что время антикварного дилера может быть до отказа наполнено суетой, не обижалась, когда Дорин не звонил, а набирала его сама и терпеливо перезванивала, если он был занят.
И сегодня у Андрея был именно такой день. Глеб Аверьянович принес телефон Романа Антоновича, владельца библиотеки многотомников, и потребовал, чтобы Дорин позвонил в его присутствии. Если телефон действующий и библиотека на месте, старый зануда хотел получить десять процентов от продажи. Именно так, не от покупки, что было бы естественно, а от продажи. На вопрос Андрея, почему вдруг такая перемена в правилах игры, Фишерович объяснил, что понимает, как Дорин опустит хозяев библиотеки (по сведениям Глеба Аверьяновича, сам Роман Антонович умер, и коллекцией ныне распоряжаются вдова и дочь). С другой стороны, он, Фишерович, понимает, как в нынешнее время, когда в моде ив спросе не «настоящие книги», а золотые корешки, он, Андрей, засадит клиенту такое великолепное собрание. Вот поэтому…
Дорин в ответ рассказал анекдот про старого еврея, который поймал золотую рыбку, и она обещала ему, как и положено, исполнить три его желания за ее свободу. Тогда еврей сказал: «Особняк в Барвихе трехэтажный на двадцать комнат, пентхаус пятнадцатикомнатный в новом доме в пределах Садового кольца, счет на миллиард долларов в швейцарском банке – это раз…»
Фишерович посмеялся своим гнусным смешком, но в ответ сказал, что там, в коллекции Романа, есть предметы, от которых и он бы не отказался сегодня, и условие свое оставляет прежним. Тогда Дорин вежливо попросил его выйти вон и постараться позабыть дорогу в магазин. Пачки с пресловутыми «Рассказами старого собирателя» Андрей обещал честно сложить у дверей своего магазина и даже не бросать в лужу.