– И что ты понял насчет своего объемного живота? – спросил Свами Гималайский.
   – Я понял, что хорошего человека должно быть много, – сказал Маззи. – Кроме того, я понял, что мне нравится быть… упитанным. Я люблю в одиночку занимать половину лифта, чтобы всякие уроды не запихивали меня в самый угол. И я люблю сидеть за рулем моего большого джипа и чувствовать, что я точно вписался в форму огромного водительского кресла.
   – Видишь, Звездный Гость, – сказал Гималайский. – Ты не сможешь ничего исправить в своей жизни, пока не перестанешь жаловаться и не примешь свою жизнь такой, какая она есть.
   – Но подождите, Свами, – удивился Джордж, другой ученик, работавший садовником в ашраме. – Мне вы говорили совсем другое!
   – И что же я сказал тебе, Джордж? – Свами Гималайский хитро улыбнулся, предвкушая прекрасный шанс блеснуть своей мудростью.
   – Вы сказали, что я могу стать счастливым лишь в том случае, если кардинально изменю свою жизнь! – сказал Джордж.
   – Я просто использовал другие слова, – сказал Свами Гималайский. – Джордж, расскажи нам, какой была твоя жизнь.
   – Я был студентом, учился на экономиста, – начал Джордж. – К пятому курсу я уже ненавидел все эти цифры и бухгалтерские отчеты. Я стал прогуливать лекции, каждый вечер напивался, нюхал кокаин, чтобы хоть ненадолго вынырнуть из этого кошмара. Я пытался убедить себя в том, что еще чуть-чуть – и у меня будет высшее образование, хорошая специальность, безбедное будущее. Но вы открыли мне глаза, Свами. Вы сказали мне, что я никогда не буду счастлив, если не брошу всю ту жизнь, что была у меня раньше. Вы сказали мне, что я должен заняться чем-то, что мне действительно нравится, иначе я рано или поздно умру от какой-нибудь болезни, вызванной постоянным стрессом. И поскольку мне было некуда идти, я пришел к вам и стал садовником в ашраме.
   – Это был твой выбор, Джордж, – кивнул Свами Гималайский. – Ты жил в этом кошмаре, потому что это была не твоя жизнь. Кто-то когда-то сказал тебе, что ты должен учиться на экономиста, чтобы стать счастливым. И ты учился, хотя как ты сам сказал, ненавидел цифры. Ты не принимал себя таким, какой ты есть. Ты хотел быть кем-то другим, и это чуть не свело тебя в могилу. Я дал тебе тот же совет, что и Маззи, и Звездному Гостю. Ты уникален, и тебе ни к чему пытаться сделать из себя что-то такое, чем ты не можешь быть. Нет ничего плохого, чтобы быть садовником, если здесь ты чувствуешь себя на своем месте. Но в твоем случае, Джордж, я не думаю, что быть садовником в ашраме – твое призвание. Для тебя это просто передышка. Возможность прийти в себя, осознать возможность свободного выбора и понять, кем ты хочешь быть на самом деле. Я могу лишь помочь тебе осознать. Я не могу дать тебе готового рецепта, завершенного плана, по которому ты должен строить свою жизнь. Ты должен сам найти свой план, свой путь. Я лишь могу помочь тебе открыть глаза. И то же самое я сделал для Маззи. И попробую сделать это для Звездного Гостя. Но чуть позже. А сейчас давайте продолжим созерцание камней.
В кабинете Свами Гималайского
   Два часа Квазиморда честно смотрел на разбросанные по поляне камни, время от времени прерываясь на чашку горячего чая. Как ни странно, созерцание камней действительно его успокаивало. Нет, проблемы никуда не исчезли, но, созерцая поляну, Квазиморда чувствовал, будто бы он наблюдал свысока за жизнью целого маленького мира. У этого мира была своя история, география и перспективы развития. И даже возможный конец света – если бы когда-нибудь предприятие Гималайского «накрылось медным тазом», ашрам бы просто сравняли с землей, а сад камней превратился бы из мистического проводника в иные миры в обыкновенную свалку строительного мусора.
   Квазиморда не знал, какие чувства вызывал сад камней у других учеников, но сам «Звездный Гость» чувствовал себя той самой свалкой. Каждый человек является тем, кем он себя ощущает. Часто в присутствии Свами Гималайского Квазиморде удавалось ощутить себя большим и сильным, уверенным в себе и способным расшвыривать врагов со своего пути одним лишь усилием мысли. Но затем Квазиморда покидал ашрам и возвращался в мир. И все это куда-то улетучивалось, он становился тем, чем и был всегда, – среднестатистическим куском дерьма. Возможно, немного более вонючим, чем большинство его собратьев.
   И сейчас Квазиморда подумал, что, наверно, куда приятнее быть садовником или привратником в ашраме, чем популярным ди-джеем с искалеченной жизнью. И он решил попросить Свами Гималайского найти для него какое-нибудь местечко в ашраме. Даже если бы Квазиморде пришлось всю оставшуюся жизнь драить сортир в ашраме, он был бы более счастливым, чем если бы вернулся назад. По крайней мере, так он подумал в момент созерцания сада камней.
   Когда церемония завершилась, ученики разбрелись по ашраму. Одни отправились на кухню, чтобы погреться новой порцией чая, другие выстроились в очередь к тому самому сортиру, драить который так стремился Квазиморда. А Квазиморда и Свами Гималайский зашли в дом.
   Дом Гималайского стоял в центре земельного участка, занятого ашрамом. Он представлял собой стандартный двухэтажный особняк из красного кирпича, без претензии на роскошь. Ну, пластиковые окна и два-три изящных балкончика не в счет.
   Свами Гималайский провел горбуна через гостиную в кабинет и оставил своего гостя в одиночестве со словами:
   – Ты располагайся, а мне позвонить надо. Один мой друг сейчас очень нуждается в совете.
   Квазиморда даже на секунду задумался, почему Гималайский оставил его в кабинете, а позвонить вышел в гостиную – разумнее было бы сделать наоборот. Но сообразил, что Свами Гималайский никогда не поступал «как разумнее», никогда не противоречил Вселенской гармонии своей неуклюжей «разумностью». Видимо, и сейчас у Свами были причины…
   Наш герой не стал додумывать свою мысль. Вместо этого он начал осматривать кабинет Свами Гималайского. Первое, что бросилось ему в глаза, – новый диск Эсмеральды, лежавший на столе. Горбун буквально бросился к столу, чтобы рассмотреть диск, – насколько он знал, в магазинах этот альбом пока не появился. Откуда же он у Гималайского?
   Это было подарочное издание в суперобложке. Диск был обернут в целлофан, значит, его пока что не слушали и даже не открывали коробку. Возможно, кто-то из учеников решил преподнести Свами подарок. И возможно, Гималайский пока что даже не видел этого диска. В таком случае, спрашивать, откуда он взялся, было бы бесполезно… И кроме того, Квазиморда не хотел выдавать свою тайну даже Гималайскому.
   Поэтому, оставив диск на прежнем месте, горбун продолжил осмотр кабинета. Компьютерный стол, журнальный столик и тумбочка у окна были просто завалены потрепанными эзотерическими книжками и всевозможными распечатками из инета. Подобрав одну такую распечатку, Квазиморда прочел заголовок: «Канал MTV объявил главной модной тенденцией сезона учение Карлоса Кастанеды!» Под заголовком помещался краткий текст о новой стилистике канала MTV. «…рекламные заставки с изображением орла, пожирающего человеческие души в форме телевизоров; ви-джеи, сгорающие в огне изнутри (применение нового 3-D спецэффекта); и очередная звездная фабрика, укомплектованная по принципу партии воинов во главе с нагвалем, коим вызвался стать известный музыкальный продюсер Александр К…»
   Квазиморда вернул распечатку на журнальный столик и какое-то время тихо смеялся.
   «Да, MTV по Кастанеде – это круто, – подумал он. – Мало нам джедаев с их „силой“ из „Звездных войн“, списанных Джорджем Лукасом с учения дона Хуана».
   Свами Гималайский, видимо, заболтался по телефону, поэтому Квазиморда от нечего делать подошёл к окну, выглянул на улицу, посмотрел на сад, лениво опустил взгляд на тумбочку у окна и стал рассматривать лежавшую на ней гору бумаг. Его внимание привлекла книга, перевёрнутая обложкой вниз. Она была потрепанной, из нее торчало множество закладок с надписями – значит, Свами Гималайский очень внимательно читал и перечитывал сие произведение. Взяв книгу в руки и перевернув ее, Квазиморда прочитал название: «Приключения Джона Дебри. Полная версия». Над названием на обложке помещался рисунок, выполненный в стиле мультяшных клипов группы «Gorillaz» – несуразный чувак с удивленной физиономией и приоткрытым ртом висел на крючке подъемного крана невысоко над землей. Его фигуру ярко освещали два больших прожектора, а снизу на него восторженно пялились очевидцы этого события.
   И в самом верху обложки мелким шрифтом было выведено имя автора: «Александр Клыгин». Квазиморда никогда раньше не читал Клыгина. Он открыл книгу на одной из закладок Свами Гималайского – той, где было написано «Идеальная структура организации». Как ни странно, страница была исчеркана карандашом – Квазиморда и не знал, что Гималайский так внимательно читает книги и даже подчеркивает понравившиеся фразы.
   «А чего ты хочешь – у нас же иерархия! – прочитал Квазиморда, следя за карандашной чертой. – Но поскольку верховное начальство любит стебаться надо всеми правилами, у нас абсолютно дурацкие пароли, совершенно нелогичная система допусков и лишенные здравого смысла критерии, по которым мы получаем повышения. Хотя, как сказал сэр Эльдорадо, самой устойчивой системой является такая, в которой ни один из ее членов не понимает, как она функционирует. Потому что, если принцип функционирования системы не понимают даже люди, состоящие в ней, то уж точно этот принцип не поймет ни один чужеродный хакер, согласен?»
   Квазиморда помотал головой и открыл книгу на другой закладке, ближе к концу, с надписью «Музыка Вселенной» – музыка интересовала Квазиморду как профессионала.
   «Известно, что мир составлен бесконечным потоком волн, – прочитал горбун. – Человеческие органы чувств воспринимают лишь узкий спектр этих волн и преображают их в звук, свет и т.д. и т.п. А есть еще огромное количество волн, которые люди вообще не воспринимают. Но если свет – волна и звук – волна, то можно увидеть музыку. Или еще лучше – услышать свет! И Дебри услышал свет. Музыка исходила отовсюду – от Солнца, от неба, даже от небоскребов. И от него самого. Весь мир вокруг, вся плотная материя на самом деле оказалась всего лишь музыкой».
   – Интересно, – пробормотал Квазиморда, захлопнув книгу. – Если весь мир – музыка, на что похож я? Аккорд на порванных струнах? Или звук покореженного тромбона? А, знаю, на спецэффект из фильма, имитирующий звук перданувшего Лесли Нильсена.
   Перевернув книгу обложкой вниз, Квазиморда положил ее обратно на тумбочку. На обратной стороне обложки помещалась фотография автора. Непонятное существо на фотографии было надежно скрыто под дизайнерской паранджой от Андрея Бартенева. У Квазиморды вообще мелькнуло подозрение, что на фотографии этой вовсе не сам Клыгин, а просто манекен в парандже.
Как Гималайский расширял сознание Квазиморды
   – А, Звездный Гость, ты здесь! – в кабинет вошел Свами Гималайский. – Извини, я задержался, даже думал, что ты уже ушел.
   – Ну что вы, как можно? – ответил Квазиморда. – А я тут книжечкой вашей заинтересовался. Вы не возражаете, что я ее полистал?
   – А, нет конечно, – ответил Свами Гималайский. – Что за книжка-то? О, Клыгин. Интересный человек. Я не удивлен, что из всех книг в моем кабинете тебя заинтересовала именно эта – у тебя много общего с ее автором.
   – Да не может быть, – отмахнулся Квазиморда. – Мне такого никогда не написать.
   – А ты видел там автограф? – спросил Гималайский. – Погляди-погляди. Видишь, какие люди у меня в ашраме бывают?
   Квазиморда снова открыл книгу. На форзаце действительно была надпись, сделанная таким неразборчивым почерком, будто бы автор писал левой рукой после страшного похмелья. Квазиморда с трудом разобрал текст надписи:
   «Свами Гималайскому, настоящему мастеру от саньясина, застрявшего на бесконечном пути в ловушках ультимативного вызова».
   Под текстом помещалась самая неразборчивая размашистая подпись из всех, когда-либо виденных Квазимордой.
   – М-да, непонятно, – пробормотал Квазиморда.
   – Это лишь сначала, – улыбнулся Свами Гималайский. – Если хочешь, возьми почитать, у меня в компьютере электронный вариант есть.
   – Да нет, спасибо, – Квазиморда вернул книгу на место. – Я у вас о другом спросить хотел.
   – О твоей несчастной любви? – спросил Гималайский.
   – Нет, не об этом, – вздохнул Квазиморда. – Вам в ашрам дворник случайно не нужен? Потому что я… я хотел бы остаться здесь у вас и никогда не покидать ваш уютный мир.
   Свами Гималайский удивленно улыбнулся.
   – Неожиданно, – пробормотал он. – Хотя понять тебя можно. После сегодняшних откровений Джорджа ты решил последовать его примеру, хотя в твоем случае все не так уж плохо. Вместо того, чтобы сделать то, что я тебе советовал, ты решил сдаться и пойти по легкому пути. Для тебя уход в ашрам равноценен тому, чем для Джорджа был уход в алкоголизм и наркоманию.
   – Свами, я вам денег дам, только позвольте мне остаться здесь! – умолял Квазиморда. – У меня миллион в банке и квартира. Ее продать можно по хорошей цене, я вам все отдам, только позвольте мне остаться в ашраме! Я могу что угодно делать, могу сортир драить, могу налоговую инспекцию пугать своим видом. Могу даже жить в будке с надписью «Злая собака». Но позвольте мне остаться здесь и больше никогда не выходить в мир! У вас здесь так спокойно! Здесь моя душа отдыхает. Разрешите мне остаться у вас.
   Свами Гималайский тяжело вздохнул и опустился в кресло.
   – Присядь, Звездный Гость, – сказал Свами. – Присядь, я тебе кое-что объясню.
   Квазиморда присел на свободный от бумажного завала край диванчика.
   – Я попробую убедить тебя, что в мире тебе будет лучше, чем здесь, – снова вздохнул Свами Гималайский.
   – Трудная задача, – усмехнулся Квазиморда.
   – Знаю, – кивнул Гималайский. – Но у тебя не самый тяжелый случай. Понимаешь ли, Звездный Гость, для Джорджа, Мордреда, Гюльчатай и других моих учеников, не выходящих за пределы ашрама, внешний мир попросту опасен. Джордж чуть не погубил себя наркотиками, Мордред чуть не стал мелким бандитом, а Гюльчатай просто некуда больше пойти. Так вот, им опасно покидать ашрам. Ты же принципиально отличаешься от них. Знаешь, чем?
   – Не представляю, – честно ответил Квазиморда.
   – Они не опасны для мира, мир опасен для них, – повторил Свами Гималайский. – У тебя же ситуация прямо противоположная – мир не опасен для тебя, ты опасен для мира.
   Квазиморда рассмеялся.
   – Свами, вы что, серьезно? – спросил он. – Да чем же я могу быть опасен для мира?
   – Ты вспомни, как ты в метро обычно ездишь, – сказал Гималайский.
   – А, это, – пробормотал Квазиморда. – Ну…
   – Есть и нечто большее, – прервал его Гималайский. – Я постоянно слушаю твое воскресное шоу, и могу точно сказать, что человек, делающий такие программы, реально опасен для мира.
   – И чем же? – удивился Квазиморда. – Мои программы – это же дурь несусветная. Все строго ограничено форматом. У меня с трудом получается протащить в эфир хоть что-то приличное, не навязшее на зубах. И то меня назначили редактором шоу лишь два года назад, когда стало ясно, что у меня высокие рейтинги. А что до того было – подумать страшно.
   – Вот именно, – кивнул Гималайский. – Ты ставишь в своей программе неформатную музыку. Многим это нравится, но кого-то и бесит. Поэтому ты опасен для мира. Но сейчас ведь нет цензуры, так что тебя дожимают психической атакой. И даже с психическими атаками ты прекрасно справлялся до сих пор. Твое достижение даже не в том, что ты пару раз сумел прогнать в прайм-тайм новые трэки Майка Олдфилда или Джесси Кука. Твое величайшее достижение в том, что ты даешь людям надежду. Да-да, не смейся, все эти твои выверты типа «Эй, уроды, звоните мне, я все равно уродливей вас всех вместе взятых» дают людям реальную надежду. Я люблю слушать, как ты говоришь с людьми, как ты заставляешь их поверить в свои силы. Вот почемуты опасен для мира.
   Квазиморда на пару минут задумался.
   – Да, – пробормотал он. – Интересно вы все повернули. Я и не ожидал, что можно взглянуть на мою жизнь с такой точки зрения.
   – В этом и состоит искусство мастера дзэн, – благостно улыбнулся Свами Гималайский. – Нужно научиться смотреть на жизнь с разных точек зрения. И тогда в один восхитительный момент можно осознать, что весь мир – всего лишь наша точка зрения, не более того. Попробуй это ощутить. Я думаю, у тебя получится. Не сразу, но получится.
   – Спасибо, что объяснили, Свами, – кивнул Квазиморда. – Знаете, я не ожидал, но вы действительно меня убедили, что мне есть ради чего жить. По крайней мере, почти убедили.
   – Значит, у тебя пропало желание драить сортиры в ашраме? – спросил Свами Гималайский. – И даже пропало желание отдать мне все свои деньги и квартиру?
   – Пропало, – кивнул Квазиморда. – Это было… как наваждение.
   – Ну вот, а нас, белых магов, обвиняют в том, что мы отбираем у людей последние деньги и жилплощадь, – вздохнул Гималайский. – Попробуем-ка мы с тобой развенчать этот миф, а? Ведь мы, белые маги, просто даем людям надежду, вселяем в них веру в свои силы. Что делать, если ученики в порыве благодарности готовы отдать нам все, что имеют в обмен на то, что им даем мы?
   – Полагаю, глупо отказываться от щедрых даров, – улыбнулся Квазиморда. – Даритель может обидеться.
   – Угу, – кивнул Гималайский. – А если не обидеть дарителя, прокуратура может обидеться и дело пришить о мошенничестве. Ну, ладно, хватит об этом. Раз уж ты решил жить дальше, давай побеседуем о твоих проблемах. Ну, и что у тебя за несчастная любовь?
   – Ой, Свами, а может, не надо? – испуганно спросил Квазиморда. – Мне бы не хотелось.
   – Другого шанса нам с тобой может не представиться, – улыбнулся Свами Гималайский. – Мир меняется каждую секунду, так где гарантия, что мы с тобой снова встретимся? Нет уж, дорогой мой Звездный Гость, давай рассказывай. Итак, как я понял, в твоей жизни есть девушка. Верно?
   – Верно, – Квазиморда опустил глаза.
   – В каких вы с ней отношениях? – спросил Гималайский.
   – Ну… – протянул Квазиморда. – В двух словах: она и не знает, что я существую.
   – Понятно, – кивнул Гималайский. – Она что, тебя не замечает или что?
   – Нет, это как в лучших песнях Джокера, – вздохнул Квазиморда. – Она гламурная принцесса, красивая и богатая. Даже если бы я подошел к ней, она посмотрела бы на меня, как на пустое место.
   – Гламурная принцесса? – переспросил Гималайский, встав с дивана и подходя к столу, где лежал диск Эсмеральды. – Надо же. А я-то подумал, что у тебя действительно есть проблема.
   – А что, вы хотите сказать, что проблемы нет? – удивился Квазиморда. – Неужели вы не знаете этих гламурных принцесс, Свами?
   – Почему же не знаю, – улыбнулся Гималайский, вновь повернувшись к Квазиморде. – Так, когда я основал ашрам? Да, все верно, почти семь лет назад. Так вот, за эти семь лет ко мне чуть ли не каждый месяц прибегала очередная гламурная принцесса, желавшая поплакаться мне в жилетку и пожаловаться на жизнь. Можешь мне поверить, Звездный Гость, – у любой из них проблем куда больше, чем у тебя. Всем им хуже, чем тебе, как бы плохо тебе ни было.
   – Да не может быть! – воскликнул Квазиморда. – Свами, но это противоречит всякой логике! Они… она красива, богата, всё время болтается по светским вечеринкам, ездит на гастроли и все такое. Ее все любят, все ей восхищаются…
   – Девяносто процентов «гламурных принцесс» жаловались мне на то, что все окружающие мужчины либо принимают их за шлюх, либо просто боятся к ним подойти, – усмехнулся Свами Гималайский. – Я так понял, что ты из второй категории.
   – Ну, это издержки профессии… – начал Квазиморда, но Гималайский прервал его:
   – У большинства этих красавиц нет никакой личной жизни. Либо они живут с олигархами-бизнесменами – и рано или поздно становятся мужененавистницами, после чего бегут в мой ашрам, чтобы я их утешил. Либо такая красавица живет одна, шарахается от каждой мужской особи и страдает от одиночества. Результат тот же – она неизбежно придет в ашрам Свами Гималайского.
   – Разве в ашраме часто бывают известные люди? – удивился Квазиморда. – Я ни одного не видел.
   – Ну так они ж все закомплексованные, – вздохнул Гималайский. – Требуют встреч исключительно наедине. Платят за аудиенцию хорошие деньги. Поэтому Мордред пропускает их через черный ход. И кроме того, они ж все ведут ночной образ жизни. Пока что ни один и ни одна не приезжали раньше одиннадцати вечера. Как ты понимаешь, из-за их частых визитов я почти не сплю. И если бы одни красивые девушки приезжали! Всем я нужен – и мужикам тоже. Певцы, актеры, телеведущие. У меня двадцать пять постоянных VIP-клиентов – им я обязан моей бессонницей. И время от времени с ними приезжают их друзья, подруги, родственники, коллеги. Неудивительно, что с таким графиком работы я не выхожу из ашрама. Зачем мне выходить, если весь мир приходит ко мне? Как бы это перефразировать… «если Гималайский не идет к горе, то гора идет к Гималайскому». Или нет, лучше так: «Если Гималайский не идет к звезде, то звезда идет к Гималайскому». Да, так будет точнее.
   – Обалдеть! – воскликнул Квазиморда.
   – А что ты удивляешься, Звездный Гость? – спросил Гималайский. – Для многих людей, слушавших твои шоу, ты – тоже звезда и гламурный урод. Так что ничего странного, если гламурный урод воссоединится с гламурной принцессой.
   – Свами, вы – бог! – воскликнул Квазиморда, восхищенно глядя на Гималайского. – Когда вы говорите, кажется, будто все действительно так просто.
   – Естественно, друг мой, – кивнул Гималайский. – В жизни нет ничего трудного. Трудности создает ум, рациональное мышление. Выброси ум, выброси всю свою рациональность, шепчущую тебе, что ты – ни на что не способное ничтожество… И тогда исчезнут все твои проблемы. Ибо проблемы не в мире, проблемы у тебя в голове.
   – Свами, я понимаю вашу мысль, и сейчас я с вами полностью согласен, – сказал Квазиморда. – Но вся моя уверенность в себе улетучится, когда я взгляну в зеркало.
   – Тогда выброси зеркало, – сказал Гималайский.
   – Да, это хорошая идея, – кивнул Квазиморда. – Тогда я перестану видеть мое уродство. Но другие люди будут видеть его, независимо от зеркала.
   – А вот здесь ты попал в точку, – улыбнулся Гималайский. – Все окружающие нас люди – это наши зеркала. Поэтому не выбрасывай зеркало. Просто сделай так, чтобы изменилось отражение.
   – Вы предлагаете мне записаться на фитнес? – усмехнулся Квазиморда. – Чтобы попробовать как-то исправить мой горб?
   – Нет, зачем же на фитнес, – сказал Гималайский. – Я же не велел тебе менять свое тело. Я велел тебе изменить отражение в зеркале. Подумай об этом. Когда поймешь, в чем разница между этими двумя вещами… В общем, тогда и поймешь.
   – Пока не понял, – честно признался Квазиморда.
   – Ну ладно, – сказал Свами Гималайский. – Давай вернемся к твоей девушке. Я думаю, ты не хочешь назвать мне ее имя. Ведь вдруг окажется, что я ее знаю?
   Квазиморда взглянул на Гималайского глазами побитой собачки.
   – Знаете? – умоляюще пролепетал он.
   – А что, очень даже может быть, – рассмеялся Гималайский. – Так кто она, твоя загадочная принцесса? Может, мне просто вас познакомить?
   И тут в сознании Квазиморды все свелось воедино. Ну конечно, вот откуда диск на столе Гималайского! Возможно, она была здесь, и он ей что-то посоветовал! Возможно, она сидела в этом же самом кресле, где сейчас сидел Квазиморда, возможно, она тоже листала книгу этого манекена в парандже, как там его… Клыгина.
   Сердце Квазиморды забилось так, что чуть не выпрыгнуло из груди. У него закружилась голова, по шее и горбу прошла какая-то теплая волна, заставившая кровь стучать в затылке. Он вцепился в кресло, боясь потерять сознание и упасть. Вот он, его шанс! Впервые за пять лет… ну, может, не впервые. Он ведь был на ее концертах в качестве корреспондента радио «ЕПРСТ». Она даже как-то приходила на радиостанцию – Квазиморда тогда два часа просидел в мужском туалете, чтобы не попасться ей на глаза, а коллегам сказал, что отравился чебуреком с грибами, купленным у метро.
   Но сейчас… Сейчас была иная ситуация. Гималайский мог как-то подготовить ее к встрече, толкнуть одну из своих знаменитых речей о том, что уродов не бывает, все люди прекрасны, но глубоко в душе. Это был шанс познакомиться с ней…
   – Что молчишь? – спросил Свами Гималайский. – Язык проглотил?
   В сознание Квазиморды проникла новая мысль. Он понял, что даже если Гималайский знает Эсмеральду и может познакомить ее с Квазимордой… Одним словом, Квазиморда твердо решил отказаться. Он живо представил себе, как она войдет в этот кабинет, а он выйдет ей навстречу и улыбнется. Он представил себе, как увидит ужас в ее глазах – тот самый ужас, что он видел в глазах каждого человека в метро и на улицах… Он представил себе, как она испугается и выбежит из кабинета, спрячется где-нибудь в доме и будет долго плакать от страха и отвращения, вспоминая уродливого горбуна.