КРЕСТЬЯНСКИЕ УЧАСТКИ. Основой хозяйства для крестьянина служил земельный участок, им обрабатываемый. Излагая юридические отношения крестьян XVI в. к землевладельцам, я говорил, что крестьянин, договариваясь с землевладельцем, брал у него какую-либо долю выти и обжи, редко полную выть или обжу, еще реже больше того. Для изучения крестьянского хозяйства необходимо точнее определить размеры крестьянских земельных участков. Они были очень разнообразны, изменяясь по месту и времени, по качеству почвы, по рабочей силе крестьянских дворов и по другим условиям, трудно уловимым для отдаленного наблюдателя. Проследить это разнообразие на всем пространстве Московского государства XVI в. - в настоящую минуту дело невозможное по состоянию научной разработки памятников, относящихся к этому предмету. Ряд ученых-исследователей внес и вносит в научный оборот массу архивных документов, дающих обильный материал для изучения распределения пахотной земли по крестьянским рукам, иначе говоря, для полного обзора подворных крестьянских наделов в разных областях Московского государства XVI и XVII вв. Но все это пока еще трудно объединить, свести к цельным выводам, и во всем этом обширном материале еще многого недостает для такого полного обзора. Остается ограничиться отдельными указаниями памятников, наибольшими и наименьшими величинами и гадательно выведенными средними. Встречаем подворные наделы и в 24, даже в 47 десятин, и в 3 десятины; даже у одного и того же владельца. Троицкого Сергиева монастыря, в одной вотчине крестьяне пользовались сейчас указанным огромным наделом в 47 десятин, в другом довольствовались всего 4/2 десятинами в трех полях. К концу XVI в. заметна наклонность к сокращению наделов. В Тверском уезде, по описям первой половины века, господствовали довольно крупные наделы, десятин в 12 или около того, и, между прочим, в волости Кушалине средний размер подворного участка доходил до 8/2 десятин, а по писцовой книге 1580 г., там не приходилось и 4 десятин на двор. Вообще средней величиной запашки крестьянского двора в XVI в. признается 5 - 10 десятин, а к концу века даже 3 - 4/2 десятины и несколько более для южных степных уездов. Но при тогдашней подвижности и крайне неравномерном распределении крестьянского труда средние величины не дают точного представления о действительности. По подробным описям некоторых имений в селе с десятками деревень и починков не находим двух поселков с одинаковыми подворными участками: в одной деревне на двор отведено 7 десятин, а рядом в другой - 36 или даже 52/2 десятины. Вообще от изучения поземельных документов XVI в. остается впечатление, что обычные крестьянские участки были менее значительны, чем можно было бы ожидать. Если бы можно было эти подворные участки рассчитать на ревизские души, помня, что душевой состав тогдашнего крестьянского двора был значительно сложнее современного, может быть, оказалось бы, что под руками тогдашнего русского крестьянина было не больше, если не меньше, пахотной земли, чем сколько отведено его отдаленному потомку по Положению 19 февраля 1861 г.
   ПОВИННОСТИ. Еще труднее взвесить тяжесть повинностей, лежавших на тяглом крестьянском участке. Главное затруднение состоит в их сложности: участок нес на себе государево тягло деньгами, натурой и трудом, потом платил владельцу оброк денежный и хлебный и разные мелкие дополнительные поборы яйцами, курами, сырами, овчинами и т.п. и, наконец, делал господское изделье. Уставная грамота Соловецкого монастыря крестьянам одного из его сел объясняет, из каких работ состояло это изделье: крестьяне пахали и засевали монастырскую пашню, чинили монастырский двор и гумно, ставили новые хоромы вместо обветшалых, возили дрова и лучину на монастырский двор, ставили подводы, чтобы везти монастырский хлеб в Вологду, а оттуда привозить соль. Если хлебный оброк еще можно кое-как, с некоторой степенью точности, переложить на наши деньги, то эти издельные повинности и дополнительные поборы натурой не поддаются даже приблизительному учету. Затруднение увеличивают еще старинные окладные единицы - обжи и выти, изменчивые и не везде одинаковые по размерам, притом совсем для нас непривычные, мешающие нам живо понять тяжесть даже точно высчитанного по ним поземельного обложения, и потому приходится перелагать их на дворы или десятины, что не всегда удается. Ограничусь немногими данными, которые делают такое переложение возможным. Но здесь я опять сделаю небольшую методологическую остановку. Я приведу вам несколько цифр о поземельных повинностях крестьян, укажу, сколько они платили своим землевладельцам. Но вы спросите: что это много или мало? Наиболее понятная нам мерка давно минувших жизненных положений - сравнение с настоящим. С чем же мы будем сравнивать поземельные платежи XVI в.? С современными арендными ценами, прежде всего подумаете вы. Едва ли. Современная аренда - акт чисто гражданского права. Но крестьянин XVI в., снимая тяглый участок у землевладельца или у сельского общества, путем этой частной гражданской сделки вступал в известные обязательства перед государством, принимал на себя всю тяжесть государева тягла, казенных повинностей, падавших на тяглую землю. Позднее, когда вольные хлебопашцы на чужой земле стали крепостными, государево тягло преобразилось в подушную подать, а арендные условия крестьян с землевладельцами заменились обязательным помещичьим оброком и барщиной. Еще позднее, с отменой крепостного права, крепостные оброк и барщина были заменены выкупными и дополнительными к ним платежами. Таково преемство исторических фактов. Оно указывает, что соизмеримые величины в нашем изучении - это повинности крестьян XVI в. в пользу землевладельцев и выкупные платежи крестьян, вышедших из крепостной зависимости. Такая историческая перспектива поможет нам яснее разглядеть немногие явления, которые вскрывают хозяйственное положение крестьян в XVI в. Наша задача получает такую постановку: в какой мере накануне закрепощения крестьянский труд был обременен в пользу частного землевладения сравнительно с тягостями, какие оставляло оно на крестьянах, при освобождении, приступавших к выкупу своих наделов? Начну с простейших отношений. В 1580-х годах некоторые села Нижегородского уезда платили владельцу всего оброка по 9 четвертей ржи и овса с выти: по переводе этого оброка на хлебные цены начала 1880-х годов, когда еще не были облегчены выкупные платежи, придется около 2/2 рублей на десятину - немного более среднего выкупного платежа с десятины по той губернии (1 рубль 88 копеек). Потом одно сельцо в Дмитровском уезде платило (1592 г.) Троицкому Сергиеву монастырю с выти середней земли по 1 рублю, т. е. по 3 рубля с десятины на наши деньги, а в других селах того же монастыря и там же одни выти платили денежный оброк по 27 рублей с выти худой земли и мелких сборов по 4 рубля 50 копеек, всего по 2 рубля 10 копеек с десятины, другие вместо денежного оброка пахали монастырской пашни по 2 десятины в каждое поле с выти, т. е. вполне отрабатывали по две круговые десятины, пахали, бороновали, удобряли, убирали озимую, яровую и паровую десятину. Отсюда видим, что денежный платеж с дмитровской десятины был даже несколько ниже выкупного платежа по Московской губернии (2 рубля 50 копеек) и что отработка круговой десятины, заменявшая оброк (13 рублей 50 копеек), в конце XVI в. была вдвое или втрое дешевле, чем в 1880-х годах, когда в центральных губерниях она обходилась от 25 до 40 рублей. Значит, земледельческий труд ценился гораздо дешевле, чем три века спустя. Приведу еще пример из северного Заволжья. В 1567 г. один служилый человек отказал Кириллову монастырю свое село Воскресенское в Белозерском уезде с 47 деревнями и починками и со 144 крестьянскими дворами в них. Из сохранившейся подробной описи видим, как разнообразны были здесь подворные участки: были дворы и с 22, и с 2, даже с 1/2 десятинами, т. е. с участками втрое-вчетверо меньше среднего душевого надела по Новгородской губернии. В среднем приходилось на двор по 7 десятин в трех полях. Вотчинные повинности состояли из оброка денежного и хлебного, из праздничных денег и из белок по пяти штук с выти. Переложив все это на современные деньги, кроме белок, оценить которых не могу, найдем, что на десятину падало платежей 1 рубль 69 копеек, немного более выкупного платежа по Новгородской губернии (1 рубль 26 копеек). Приведенные случаи не возбуждают недоумений. Но встречаем данные, способные озадачить изучающего. В селе Кушалине, принадлежавшем к тверским дворцовым землям великого князя Симеона Бекбулатовича, кратковременного правителя земщины во времена опричнины, по книге 1580 г., падало всех денежных и хлебных сборов по 5 рублей 34 копейки на десятину сумма, более чем втрое превышающая выкупной платеж с десятины бывших помещичьих крестьян по Тверской губернии. При этом пашни приходилось без малого по 4 десятины на двор; если этот средний подворный участок разложить на души по среднему душевому составу двора, выведенному по Тверской губернии из данных Х ревизии 1858 г. (2,6 души), то на душу придется не более 1/2 десятин, почти втрое менее среднего душевого надела в той губернии по Положению 19 февраля, а ведь состав крестьянского двора в XVI в., наверное, был значительнее, чем в XIX в. В тех же дворцовых землях были села, где на двор приходилось меньше 3 десятин, т. е. не больше одной десятины на душу. Наконец, встречаем порядные, в которых крестьяне поряжались платить денежный оброк, в 4 - 12 раз превышавший выкупные платежи. Такую высоту оброка можно объяснить только какими-нибудь особенно доходными угодьями или другими выгодами участков, не указанными в контрактах. При отрывочности дошедших до нас данных трудно различить случаи нормальные и исключительные. Впрочем, есть указания, склоняющие скорее к мысли о господстве высоких норм оброка. Француз капитан Маржерет, служивший царям Борису и Лжедимитрию 1, в своем сочинении о России изображал положение дел в Московском государстве конца XVI и начала XVII в. Он имел в виду, кажется, дворцовые и черные земли, когда писал, что с крестьян отдаленных от столицы местностей вместо сборов натурой собирают деньги по весьма высоким окладам: если верить ему, выть в 7 - 8 десятин платила столько, что по расчету на наши деньги приходилось платежей по 11 - 22 рубля на десятину. Здесь разумелись и оброки, и казенные подати, которых к концу XVI в. насчитывают до 1 1/2 рублей с десятины и даже больше. В эпоху освобождения крестьян выкупные платежи с подушной податью, государственным общественным сбором и с мирскими повинностями едва ли где достигали и минимального размера платежей по Маржерету. В XVI в. нередко крестьянин обязывался давать за землю вместо оброка долю урожая, пятый, четвертый или третий сноп. Из остатка он должен был выделить семена для посева, обновлять свой живой и мертвый инвентарь, платить казенные подати и кормить себя с семьей. Трудно уяснить себе, как он изворачивался со своими нуждами, особенно при господстве незначительных наделов. Тяжесть повинностей и недостаток средств отнимали у крестьянина охоту и возможность расширять свой скудный окладной участок; но он искал подспорья в ускользавших от тяглового обложения угодьях и промыслах, какие доставляло обилие вод, леса и перелога. Этим можно объяснить признаки некоторой зажиточности, тогда заметные даже в малоземельных хозяйствах. Не лишен интереса небольшой неизданный документ, лежащий, правда, за пределами изучаемого периода, но бросающий ретроспективный свет на конец XVI в., - это составленная в 1630 г. опись "крестьянских животов", скота, ульев, пчел, хлеба в клетях и высеянной ржи в одном селе Троицкого Сергиева монастыря в Муромском уезде. В селе 14 крестьянских дворов, в которых жило 37 человек мужского пола. Они засеяли ржи до 21 десятины; следовательно, всей пашни у них было около 62 десятин в трех полях, по 4,4 десятины на двор и по 1,7 десятины на душу - прямо нищенский надел; 38 лет назад село пахало почти втрое больше. Однако даже в малоземельном дворе, засевавшем 1/2 - 1 1/2 десятины озимого поля, находим 3 - 4 улья пчел, 2 - 3 лошади с жеребятами, 1 - 3 коровы с подтелками, 3 - 6 овец, 3 - 4 свиньи, в клетях 6 - 10 четвертей всякого хлеба. Только два двора вели крупную запашку в 12 и 15 десятин в трех полях; у них было 2 и 5 ульев, 4 и 10 лошадей, по 3 коровы с подтелками, 5 и 9 овец, 5 и 6 свиней и в клетях 30 и 4 четверти всякого хлеба.
   ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Сводя изложенные черты, можно так представить хозяйственное положение крестьянина XVI в.: это был в большинстве малоземельный и малоусидчивый хлебопашец, весьма задолженный, в хозяйстве которого все, и двор, и инвентарь, и участок, было наемное или заемное, который обстраивался и работал с помощью чужого капитала, платя за него личным трудом, и который под гнетом повинностей склонен был сокращать, а не расширять свою дорого оплачиваемую запашку. В следующий час мы увидим, какое положение создалось к началу XVII в. для крестьянства из всех условий его быта.
   ЛЕКЦИЯ XXXVII
   МНЕНИЕ О ПРИКРЕПЛЕНИИ КРЕСТЬЯН В КОНЦЕ XVI в. ЗАКОН 1597 г. О БЕГЛЫХ КРЕСТЬЯНАХ И ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ УКАЗ ОБ ОБЩЕМ ПРИКРЕПЛЕНИИ КРЕСТЬЯН. ПОРЯДНЫЕ КОНЦА XVI И НАЧАЛА XVII вв. ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ УСЛОВИЯ, ПОДГОТОВЛЯВШИЕ КРЕПОСТНУЮ НЕВОЛЮ КРЕСТЬЯН. ПОЗЕМЕЛЬНОЕ ПРИКРЕПЛЕНИЕ ЧЕРНЫХ И ДВОРЦОВЫХ КРЕСТЬЯН. РОСТ ССУДЫ И УСИЛЕНИЕ ЛИЧНОЙ ЗАВИСИМОСТИ КРЕСТЬЯН ВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ. КРЕСТЬЯНСКИЕ СВОЗЫ И ПОБЕГИ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ ПРОТИВ НИХ. ПОЛОЖЕНИЕ ВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО
   КРЕСТЬЯНСТВА В НАЧАЛЕ XVII в. ВЫВОДЫ.
   МНЕНИЕ О ПРИКРЕПЛЕНИИ КРЕСТЬЯН. Обращаемся к изучению одного из самых важных и самых трудных вопросов в нашей историографии - к вопросу о том, когда и как возникла крепостная неволя крестьян. Излагая последствия поместной системы, я сказал, что она подготовила коренную перемену в судьбе крестьянства. Эту перемену обыкновенно изображают такими чертами. До конца XVI в. крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшимися правом свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому. Но от этих переходов происходили большие неудобства как для общественного порядка, так и для государственного хозяйства и особенно для хозяйства мелких служилых землевладельцев, у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян, оставляя их без рабочих рук, следовательно, без средств исправно отбывать государственную службу. Вследствие этих затруднений правительство царя Федора издало указ, отменивший право крестьянского выхода, лишивший крестьян возможности покидать раз занятые ими земли. Все печальные последствия крепостного права, обнаружившиеся позднее, вышли из этого прикрепления крестьян к земле. Так как первый указ, отменявший крестьянское право выхода, был издан, когда государством правил именем царя Федора шурин его Борис Годунов, то на этого правителя падает вся ответственность за эти последствия: он - первый виновник крепостного права, крепостник-учредитель. В таком взгляде на происхождение крепостного права можно различить два главных положения: 1) в конце XVI столетия правительство одною общей законодательной мерой изменило юридическое положение крестьян, отняв у них право выхода, прикрепив их к земле, и 2) вследствие этого прикрепления крестьяне попали в неволю к землевладельцам.
   ЗАКОН 1597 г. В изложенном изображении дела не все ясно и точно. Выходит прежде всего, как будто одновременно одним и тем же актом установлено было и поземельное прикрепление крестьян, и крепостное право. Но это два состояния различного характера и происхождения, во многих отношениях даже исключающие одно другое. В истории несвободных состояний под поземельным прикреплением крестьян разумеют государственную меру, привязывающую крестьян к земле независимо от их личного отношения к землевладельцу или, точнее, подчиняющую это отношение поземельному прикреплению; под крепостным правом разумеют право человека на личность другого, основанное первоначально, при самом его зарождении, на частном юридическом акте, на крепости, независимо от отношения крепостного к земле, - право, отдававшее крепостного человека, по выражению нашего Свода законов, "в частную власть и обладание" господина. Значит, изложенное нами мнение соединяет в один момент акты столь несходные, как поземельное прикрепление и личная крепость. Это во-первых. Далее, не только не сохранилось общего указа, отменявшего крестьянский выход, но в уцелевших актах нет и намека на то, чтобы такой указ был когда-либо издан. Первым актом, в котором видят указания на прикрепление крестьян к земле как на общую меру, считают указ 24 ноября 1597 г. Но этот указ содержанием своим не оправдывает сказания об общем прикреплении крестьян в конце XVI в. Из этого акта узнаем только, что если крестьянин убежал от землевладельца не раньше 5 лет до 1 сентября (тогдашнего нового года) 1597 г. и землевладелец вчинит иск о нем, то по суду и по сыску такого крестьянина должно возвратить назад, к прежнему землевладельцу, "где кто жил", с семьей и имуществом, "с женой и с детьми и со всеми животы". Если же крестьянин убежал раньше 5 лет, а землевладелец тогда же, до 1 сентября 1592 г., не вчинил о нем иска, такого крестьянина не возвращать и исков и челобитий об его сыске не принимать. Больше ничего не говорится в царском указе и боярском приговоре 24 ноября. Указ, очевидно, говорит только о беглых крестьянах, которые покидали своих землевладельцев "не в срок и без отказу", т. е. не в юрьев день и без законной явки со стороны крестьянина об уходе, соединенной с обоюдным расчетом крестьянина и землевладельца. Этим указом устанавливалась для иска и возврата беглых временная давность, так сказать обратная, простиравшаяся только назад, но не ставившая постоянного срока на будущее время. Такая мера, как выяснил смысл указа Сперанский, принята была с целью прекратить затруднения и беспорядки, возникавшие в судопроизводстве вследствие множества и запоздалости исков о беглых крестьянах. Указ не вносил ничего нового в право, а только регулировал судопроизводство о беглых крестьянах. И раньше, даже в XV в., удельные княжеские правительства принимали меры против крестьян, которые покидали землевладельцев без расплаты с ними. Однако из указа 24 ноября вывели заключение, что за 5 лет до его издания, в 1592 г., должно было последовать общее законоположение, лишавшее крестьян права выхода и прикреплявшее их к земле. Уже Погодин, а вслед за ним и Беляев основательно возражали, что указ 24 ноября не дает права предполагать такое общее распоряжение за 5 лет до 1597 г.; только Погодин не совсем точно видел в этом указе 24 ноября установление пятилетней давности для исков о беглых крестьянах и на будущее время. Впрочем, и Беляев думал, что если не в 1592 г., то не раньше 1590 г. должно было состояться общее распоряжение, отменявшее крестьянский выход, потому что от 1590 г. сохранился акт, в котором за крестьянами еще признавалось право выхода, и можно надеяться, что со временем такой указ будет найден в архивах. Можно с уверенностью сказать, что никогда не найдется ни того, ни другого указа, ни 1590, ни 1592 г., потому что ни тот, ни другой указ не был издан. Некоторые высказывали даже мысль, что указ 24 ноября 1597 г. и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно: без предварительного запрещения правительство признало незаконными все крестьянские переходы, совершившиеся в последние 5 лет до издания этого указа, и дозволило покинувших свои участки крестьян возвращать на них как беглецов. Погодин, не признавая прикрепления крестьян при царе Федоре по особому общему закону, думал, что крепостное право установилось несколько позднее, постепенно, как-то само собой, не юридически, помимо права, ходом самой жизни. Разберемся в явлениях, какие встречаем в поземельных актах XVI и начала XVII в., чтобы видеть, что, собственно, случилось с крестьянами в то время.
   ПОРЯДНЫЕ XVI - XVII вв. До нас дошло значительное количество порядных записей, в которых крестьяне уговариваются с землевладельцами, садясь на их земли. Эти порядные идут с половины XVI в. до половины XVII в. и даже далее. Если вы, читая эти записи, забудете сказание о прикреплении крестьян при царе Федоре, то записи и не напомнят вам об этом. Крестьяне в начале XVII в. договариваются с землевладельцами совершенно так же, как они договаривались во второй половине XVI в. Крестьянин обязывался в случае ухода заплатить землевладельцу пожилое за пользование двором, возвратить ссуду и вознаградить землевладельца за льготу, которой пользовался. Возможность для крестьянина уйти от землевладельца предполагается в порядных сама собою, как право крестьянина. Предположение, что в конце XVI в. крестьяне были лишены этого права и прикреплены к земле, делает непонятным целый ряд порядных, составленных по узаконенной форме. Так, один монастырь, переводя в 1599 г. своих крестьян из одного имения в другое, заключает с ними новый договор, рядится с ними как с вольными съемщиками. Другой акт того же года рассказывает, что монастырь долго искал одного своего крестьянина, убежавшего без расплаты, наконец, отыскавши его в вотчине одного служилого человека, потребовал назад. Вдова землевладельца выдала беглеца. Во время Русской Правды крестьянин за такой побег был бы обращен в полного холопа. Теперь, после предполагаемого прикрепления, монастырь не только не наказывает беглеца, но заключает с ним новый договор и даже дает ему на обзаведение новую ссуду и льготу. Такие же явления замечаем и в царствование Михаила. По договору, заключенному в 1630 г., один крестьянин сел на землю Тихвинского монастыря со льготой и подмогой, освобожден был на год от казенных податей и вотчинного оброка, взял у монастыря на обзаведение 10 рублей (более ста рублей на наши деньги) и 10 четвертей разного хлеба. В порядной встречаем условие: "Если, - говорит крестьянин, - я не буду жить за монастырем на своем участке по своему приговору или если стану где на стороне рядиться в крестьяне, монастырю взять на мне за денежную и за хлебную подмогу и за льготу 30 рублей, по сей порядной записи", - и только. Порядная и не предполагает мысли о незаконности ухода крестьянина с участка, снятого им у монастыря; крестьянин обязуется только заплатить неустойку, чтобы вознаградить землевладельца за сделанные им расходы. Итак, по порядным грамотам незаметно общего прикрепления крестьян к земле и в первой половине XVII в., по крайней мере в царствование Михаила. С другой стороны, некоторые крестьяне являются прикрепленными к земле, лишенными права выхода уже задолго до предполагаемого указа об общем поземельном прикреплении крестьян. В 1552 г. дана была черным крестьянам Важского уезда царская грамота, которая предоставляла сельским обществам того уезда право возвращать своих "старых", т. е. давних, тяглецов, вышедших на монастырские земли, бессрочно и беспошлинно и сажать их на покинутые участки, хотя тут же дается им право призывать на свои пустоши крестьян со стороны. Это распоряжение касалось черных, государственных крестьян. Но и все тяглые крестьяне являются тогда же как бы прикрепленными к земле или тяглу. В 1560-х годах богатым солеварам Строгановым отданы были обширные пустые земли по Каме и Чусовой с правом населять их новоприходцами, призывая последних со всех сторон. Строгановы не могли только принимать к себе крестьян "тяглых и письменных", т. е. посаженных на тягло и записанных в податные поземельные книги: таких поселенцев Строгановы обязаны были выдавать назад по требованию местных начальств с семьями и со всем имуществом. Итак, предположение об указе, отменившем крестьянский выход и прикрепившем крестьян к земле в конце XVI в., не оправдывается ни с той, ни с другой стороны, ни предшествующими, ни последующими явлениями.
   УСЛОВИЯ, ПОДГОТОВЛЯВШИЕ НЕВОЛЮ КРЕСТЬЯН. Чтобы понять, в чем дело, надобно прежде всего остановиться на вопросе: было ли что отменять законодателю XVI в.? Внимательно изучая поземельные договоры того времени, встречаем указания на крестьянский "отказ", на свободный и законно совершенный переход крестьянина от одного землевладельца к другому; но легко заметить и то, что такие случаи были чрезвычайно редки. Порядные записи, в которых такой переход указывается прямо или подразумевается, исключительные явления: такие договоры совершались теми немногими крестьянами, которые могли расплатиться с землевладельцами или которые впервые садились на крестьянское тягло из вольных людей.