Страница:
Прошка присвистнул.
— Вот это номер! Браво, Варька! За тебя! — Он поднял на вилке внушительный кусок холодца и целиком запихнул его в рот. — Шитай, мы жагнали жлодея в угол.
— Не плюй в колодец, пока не перепрыгнешь. Мы всего лишь получили мотив и возможность — весьма призрачную, надо сказать. Люба призналась, что рассказала Глыбе о встрече с Мефодием, но не помнит, называла ли она ему Лёнича. И даже склоняется к тому, что не называла. По крайней мере, сегодня она вспомнила его фамилию только по подсказке.
— Да и мотив не ахти, — кисло сказал Леша. — Как я понял, с момента конфликта прошло полгода.
— И что с того? — удивился Прошка. — Недоброжелатель, посвященный в опасную тайну, подобен бомбе замедленного действия. Мефодий в любую минуту мог разоблачить прелюбодея. Глыба, поди, все эти полгода дрожал от страха, как бы Мефодий не избавил его и от второй жены.
— А чего ж тогда набрасывался?
— Ну ты даешь, Леша! А если бы тебя вот так застукали? Диво еще, что Мефодий оттуда на своих ногах ушел. Сгоряча да с перепугу Глыба его и не так мог отделать. А Мефодий-то был злопамятен. Обиды годами лелеял. Когда Глыба немного остыл, наверняка об этом вспомнил. И понял, что влип.
— Почему же он ждал целых полгода?
— Хм, во-первых, созревал. По-твоему, это так просто — решиться на душегубство? А во-вторых, можно подумать, он каждый день с Мефодием виделся! Где им встречаться-то было? На работу Мефодий носу не казал, в гости его не звали — боялись, что загостится.
Я слушала Прошку и одновременно заваривала чай. Обладатели маленьких кухонь пользуются лишь одним, зато весомым преимуществом: почти всю домашнюю работу можно делать, не вставая с места. Я повернулась в кресле, достала с полки заварку и чашки, потом сняла чайник с плиты, плеснула кипятку в заварочный чайник и вылила воду в банку на подоконнике. Руки исполняли привычный ритуал, в котором участие головы не требовалось, а голова между тем работала. Прошкины доводы звучали достаточно убедительно, но меня беспокоила одна маленькая нестыковочка. В нарисованной картинке не хватало одной детали.
— Все это хорошо, — сказала я, разливая чай. — Но мне хотелось бы получить ответ на один вопрос. Допустим, Глыба знал, что Мефодий живет у Лёнича. Допустим, он рассчитывал, что Лёнич расскажет Мефодию о приглашении на новоселье и Мефодий увяжется за ним. Непонятно одно: как сам Глыба рассчитывал получить приглашение? Ведь Генрих, зная о нашей вражде, избегал Безуглова. По чистой случайности Глыба и Мищенко оказались в кабинете Архангельского, когда Генрих позвонил. Какова была вероятность, что это произойдет?
— Ерунда! — отмахнулся Прошка. — Как бы ни мала была вероятность события, оно становится достоверным после того, как произошло. Глыба получил приглашение в четверг. Ему оставалось больше суток, чтобы задумать и подготовить убийство.
— Но тогда он должен был рассчитывать, что Генрих позовет Лёнича, — заметил Леша, — а ни с тем, ни с другим Глыба практически не общается. Особенно с Лёничем. Знал ли он вообще, что они с Генрихом работают в одном институте?
— Я даже не уверена, что он помнил о его существовании, — добавила я.
— Возможно, Архангельский напомнил ему, — предположил Марк. — Мищенко с Безугловым сидели у него в кабинете. Позвонил Генрих, пригласил всю троицу. Надо полагать, некоторое время после звонка они обсуждали предстоящее сборище, гадали, кого там увидят. Архангельский назвал Великовича как весьма вероятного гостя, а Глыба вспомнил, что это фамилия человека, у которого, по словам его любовницы, живет Мефодий.
— Звоним Архангельскому? — спросил Прошка.
— Попозже. Скорее всего, он еще на работе.
— Позвоним на работу. Времени-то в обрез! А нам еще нужно выбить из Глыбы признание.
— По-твоему, Архангельскому доставит удовольствие поболтать об убийстве, когда вокруг снуют сотрудники?
— Надо так формулировать вопросы, чтобы ему осталось только отвечать «да» и «нет». И потом не факт, что он на работе.
— Ладно, можно попробовать. Иди, Варвара, поговори со своим дружком.
В последнее слово Марк вложил столько яду, что его с избытком хватило бы на потраву всех крыс и тараканов в нашем микрорайоне. Я окатила его надменным взглядом, неспешно отхлебнула чай и потянулась за домашним печеньем из старушкиных даров.
— У нее теперь новый дружок, ты забыл? — подключился к травле Прошка. — Старому ей теперь звонить не с руки.
— Естественно. Я же приличная девушка, хотя и якшаюсь с порочным типом, к которому дамы сердца ходят стройными шеренгами.
— Что за намеки?
— Нет? Я не права? Интересно, как тогда тебе удается развлекать стольких девиц за те редкие минуты, что ты проводишь вне объятий Морфея, старушек и не за едой? Калерия Львовна как-то пыталась перечислить мне имена твоих пассий, так мне пришлось остановить ее, чтобы не умереть у телефона от голода и жажды.
— Скажи уж — от зависти. К моему щедрому нежному сердцу. Я, в отличие от некоторых, не кручу романы из корыстных побуждений.
— Послушайте, вам самим еще не опротивели эти дурацкие подначки? — устало поинтересовался Марк. — Прошка, ты, кажется, настаивал на срочном звонке Архангельскому. Или препирательства с Варварой — дело гораздо более неотложное?
Прошка нехотя слез с табуретки и скрылся в моей спальне. Я использовала краткую передышку, чтобы налить себе вторую чашку чаю, но не успела отпить и двух глотков, как блаженство кончилось.
— Сержа на работе нет, — объявил Прошка, вновь заполняя собой последний свободный пятачок кухонного пространства. — Домашний телефон не отвечает. Я позвонил в контору второй раз и попросил Глыбу, но мне сказали, что он болен. Едем к нему?
— Только без меня! Я сыта Безугловым на всю оставшуюся жизнь.
— Ага, струсила?! — восторжествовал Прошка.
У меня хватает недостатков, но жить они мне в общем-то не мешают. Все, за исключением одного. Меня ничего не стоит взять «на слабо». Сколько раз я из-за него вляпывалась, сосчитать невозможно. Но так ничему и не научилась. Вот и сейчас проклятый механизм завода сработал безотказно.
— Еще чего! Струсила! Нечего валить с больной головы на здоровую. Ладно, поехали.
— Куда поехали-то? — остудил нас Леша. — Адреса никто не знает.
— Можете наградить меня за предусмотрительность денежной премией, — разрешил Прошка. — Я узнал.
— А вдруг болезнь — это отговорка и Безуглова нет дома? Надо сначала позвонить, — сказал Марк.
— Нетушки! — энергично возразил Прошка. — Мы должны захватить его врасплох, иначе он как-нибудь выкрутится. Поехали без предупреждения.
Мы наспех убрали со стола, оделись и снова выбрались из теплой уютной квартирки в промозглую ноябрьскую хмарь. С неба сыпалось невесть что, по дороге к машине я оступилась и черпнула ботинком воды из лужи, у «Запорожца» вдруг забарахлило зажигание — в общем, настроение у меня испортилось окончательно, а предстоящий визит к Безуглову не оставлял надежд на перемены к лучшему.
— Нужно выманить Глыбу из дому, — заговорила я, заставив тронуться с места норовистого ишака на колесах. — Аг… Люба жаловалась, что у него жена домоседка.
Прошка с Лешей не заметили моей оговорки, но от Марка ничто не укроется. Он покосился на меня, быстро отвел взгляд и сделал каменное лицо. «Черт, Варвара! Ты сама становишься треплом не хуже Агнюшки!» — выругалась я мысленно и замкнулась в угрюмом молчании. Прошка с Лешей всю дорогу спорили о целесообразности нашего следственного мероприятия. Леша придерживался мнения, что для дожатия Глыбы у нас недостаточно улик, Прошка же уповал на быстроту и натиск.
— Тут главное — внезапность! — разглагольствовал он. — Если нажимать на Глыбу постепенно, мало-помалу, он, может, и выдержит наш напор, а если вломить сразу — расколется, никуда не денется…
— Ладно, теоретик, — сказал Марк, когда мы въехали в арку длинного панельного дома. — Сейчас посмотрим, чего стоят твои теории. Сходи приведи сюда Безуглова.
— Почему я? Ну почему всегда я?
— Потому что у тебя приятная, располагающая к себе внешность, — буркнула я. — Глыба будет просто счастлив с тобой прогуляться.
— Попрошу без намеков! Нет, один я не пойду. А если Глыба упрется? Одному мне с ним не справиться.
— Кто-то что-то говорил о трусости…
— Ладно, идем вместе. — Марк выбрался из машины и подождал, пока Леша и Прошка вылезут следом. — А ты, Варька, оставайся, — добавил он, увидев, что я открываю дверцу со своей стороны. — Он действительно может взбрыкнуть, если увидит тебя.
Отсутствовали они минут десять. Во мне уже зародилась робкая надежда, что Глыба избавил меня от лицезрения своей особы, отказавшись покинуть помещение, но именно в эту минуту впереди появилась процессия во главе с нашим главным подозреваемым.
— Ворона? — проскрипел Глыба, поравнявшись с моим окошком. — Какая встреча! Хотя я должен был догадаться… Куда же стая без вожака?
— Глыба, тебе уже четвертый десяток. Неужели за три десятилетия нельзя было понять, что твой юмор доступен лишь узкому, избранному кругу? Я бы сказала, предельно узкому.
Напускное добродушие Безуглова как корова языком слизнула. Он резко повернулся к Марку:
— Знаешь, Марк, я пошел с вами, потому что ты сказал, будто у вас ко мне серьезный конфиденциальный разговор. Если ты думаешь, что я намерен слушать это карканье…
— Выслушать нас — в твоих интересах, Глеб, — твердо сказал Марк. — Завтра нас, вероятно, вызовут в милицию. Если ты не хочешь, чтобы наши показания стали для тебя неприятным сюрпризом, садись в машину и потерпи полчаса. Варвара, пересядь назад. — Я перелезла на заднее сиденье, следом за мной туда же втиснулись Леша с Прошкой, а Марк сел на водительское место и похлопал рукой по соседнему креслу. — Не тяни, Глеб, мы торопимся.
— Да плевать я на это хотел! — взорвался Глыба. — Не знаю, о каких показаниях вы там сговорились, меня вам на пушку не взять. Мне тоже есть о чем порассказать следователю.
— Ладно, только не говори потом, что мы действовали исподтишка. — Марк открыл дверцу со своей стороны и опустил ногу на тротуар. — Давай, Варька, садись на место. Разговора не получилось.
Глыба, рассчитывавший на более энергичные уговоры, несколько подрастерял решимость.
— Ладно, раз уж вы меня вытащили, валяйте! Выкладывайте, что там у вас. — И он сел рядом с Марком.
В эту минуту я осознала, что мы сейчас выдадим Агнюшку. Ведь Глыба, в отличие от остальных, прекрасно знает имя собственной любовницы.
— Марк, можно мне? — закричала я в отчаянии.
Марк повернулся, одарил меня скептическим взглядом и веско произнес:
— Не стоит. — Он выдержал паузу. — Я справлюсь лучше.
У меня отлегло от сердца. Конечно, Марк раньше меня сообразил, как сохранить инкогнито моей осведомительницы.
— Глеб, помнишь, вчера ты произнес такую фразу: «Мои мотивы давно быльем поросли». У нас к тебе вопрос: что ты имел в виду?
— Ты ее спроси. — Глыба ткнул большим пальцем через плечо в мою сторону. — Она тебе все объяснит.
— Извини, но мне хотелось бы услышать твой собственный ответ.
— Да ради бога! Ни для кого не секрет, что из-за Мефодия от меня ушла первая жена. Только этот анекдот с бородой. Восемь лет — многовато, чтобы вынашивать планы мести. Я не граф Монте-Кристо, и до первой жены мне давно нет дела.
— А до второй?
Глыба резко выпрямился и проглотил язык. Молчание затянулось.
— Сегодня мы встретили в крематории приятеля Мефодия, — снова заговорил Марк. — Нашего однокурсника, с которым Мефодий виделся буквально за два дня до смерти. По случаю встречи они зашли в пивбар, и Мефодий долго жаловался приятелю на жизнь, на безденежье, на невозможность работать без компьютера, на Архангельского, который избавился от него обманом, и на многое другое. В частности, он упомянул один неприятный эпизод, который произошел вскоре после того, как Мефодий переехал к Архангельскому. Мне продолжать?
— Вот сволочь! — выплюнул Глыба сквозь зубы. — А еще блеял, будто никогда никому не проболтается!
— Его уже нет, Глеб, — напомнил Марк.
— И что теперь? Петь ему дифирамбы?! Эта скотина как будто задалась целью изгадить мне личную жизнь. Сначала вламывался без стука к нам с женой — чуть не довел ее до инфаркта… Лучше бы я его тогда прикончил!.. Нет, каков подлец! «Честное слово, я никому не скажу!» Сукин сын!
— Слушай, если не можешь изъясняться нормально, лучше помолчи. Человек мертв, и мы только сегодня с ним прощались.
— О мертвых — только хорошее или ничего? Тогда Мефодий заслуживает вечного молчания. Вот уж кто за всю свою жизнь никому не принес добра. Даже умереть не мог, не причиняя окружающим вреда.
— Ну, вред окружающим причинил, скорее, убийца, — подал голос Леша.
— Да, — поддержал его Марк. — И сейчас самое время поговорить о мотивах. Ты прав, Глеб, таить смертельную обиду восемь лет способны немногие. А полгода? Да еще если обидчик угрожает новому браку?
— Вы с ума сошли! — взревел Глыба. — Говорю вам, этот вонючий слизняк обещал молчать. Я и думать забыл о том эпизоде!
— Но две недели назад тебе о нем напомнили, правда? — вкрадчиво спросил Прошка. — Мефодий рассказал своему приятелю и о недавней встрече с твоей подругой. Она ведь призналась тебе, как подвела Сержа Архангельского, давшего вам приют?
— Ну и что? — Глыба повернулся назад, чтобы испепелить Прошку взглядом. — Почему ее оплошность должна была толкнуть меня на убийство? Я не настолько пекусь о душевном покое Архангельского.
— Мы тебя в этом и не подозреваем, — успокоил его Марк.
— А в чем подозреваете?
— В том, что вчера ты скрыл свою осведомленность относительно последнего адреса Мефодия. Он ведь сказал твоей даме, что живет у Великовича.
— Ничего я не скрывал! Она мне этого не говорила! А если и говорила, я не обратил внимания. Я и помнить не помнил до пятницы, кто такой Великович. На курсе училось четыреста человек! Я что, по-вашему, каждый день листаю выпускной альбом? И вообще, прекратите на меня наседать! Я не убивал Мефодия! Я не приглашал его к Генриху на новоселье, не подливал ему в стакан яда, не избавлялся от его трупа и не просил остальных помалкивать! Понятно? И моя личная жизнь — это мое дело. Не смейте совать в нее нос!
— Не ори, жена услышит, — буркнула я из своего угла.
Глыба мгновенно заткнулся.
— Значит, до пятницы ты не вспоминал о Великовиче? — продолжал Марк как ни в чем не бывало. — А в четверг, когда Генрих позвонил Архангельскому и пригласил вас в гости, никто о Лёниче не упоминал? Может быть, вы гадали, кто еще попал в число приглашенных, и кто-нибудь — например, Архангельский — назвал его фамилию? Не спеши с ответом, Глеб, подумай. Конечно, мы могли бы спросить об этом самого Архангельского или Мищенко…
— Вот и спросите! Я ничего такого не помню. Вы исчерпали свои вопросы? Тогда я, пожалуй, пойду. Меня жена с ребенком ждут. — Глыба выскочил из машины и уже собрался хлопнуть дверцей, но в последнюю секунду удержал руку, наклонился и попросил почти по-человечески:
— Будьте так добры, не трепитесь о моей связи направо и налево. Мне только разборок с женой не хватало!
— Тогда расскажи обо всем в милиции сам, если тебя вызовут, — посоветовал Марк. — Остальных нам просвещать незачем.
Глыба отвернулся, сунул руки в карманы и, не простившись, зашагал к своему подъезду. Я пересела на свое место и с третьей попытки завела машину.
— Ну и чего мы добились? Где обещанное признание, Прошка? Или ты уже переменил свое мнение насчет личности убийцы?
— М-да-а, — уныло протянул Прошка. — Ничего-то у нас не вышло! Если бы Глыба как-то снял с себя подозрения, был бы хоть какой-то прок. А так — от чего ушли, к тому и вернулись. Мотив у него был, возможность — весьма вероятно, а улик никаких.
— А как вам показалось его поведение? — поинтересовался Марк. — Похоже на поведение убийцы?
— Можно подумать, мы с убийцами каждый день общаемся, — проворчал Прошка.
— Не похоже, — решила я. — Он злился вполне искренне. Никакой наигранности я не заметила.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Марк.
— А я с самого начала предполагал, что это не Глыба, — сообщил Леша. — Зачем ему было лазить в квартиру Лёнича? Какие улики мог хранить Мефодий? Ведь не фотографировал же он любовников! Я уж не говорю о визите в мою квартиру…
— В общем, только напрасно время потеряли, — вздохнув, подвел итог Прошка. — Лучше бы Генриха дождались, может быть, Гусь спьяну уже во всем ему сознался.
— Ну, какой-то прок от этой поездки все же есть, — заметила я. — Теперь Глыба не будет так уж рваться на Петровку с разоблачениями.
Глава 15
— Вот это номер! Браво, Варька! За тебя! — Он поднял на вилке внушительный кусок холодца и целиком запихнул его в рот. — Шитай, мы жагнали жлодея в угол.
— Не плюй в колодец, пока не перепрыгнешь. Мы всего лишь получили мотив и возможность — весьма призрачную, надо сказать. Люба призналась, что рассказала Глыбе о встрече с Мефодием, но не помнит, называла ли она ему Лёнича. И даже склоняется к тому, что не называла. По крайней мере, сегодня она вспомнила его фамилию только по подсказке.
— Да и мотив не ахти, — кисло сказал Леша. — Как я понял, с момента конфликта прошло полгода.
— И что с того? — удивился Прошка. — Недоброжелатель, посвященный в опасную тайну, подобен бомбе замедленного действия. Мефодий в любую минуту мог разоблачить прелюбодея. Глыба, поди, все эти полгода дрожал от страха, как бы Мефодий не избавил его и от второй жены.
— А чего ж тогда набрасывался?
— Ну ты даешь, Леша! А если бы тебя вот так застукали? Диво еще, что Мефодий оттуда на своих ногах ушел. Сгоряча да с перепугу Глыба его и не так мог отделать. А Мефодий-то был злопамятен. Обиды годами лелеял. Когда Глыба немного остыл, наверняка об этом вспомнил. И понял, что влип.
— Почему же он ждал целых полгода?
— Хм, во-первых, созревал. По-твоему, это так просто — решиться на душегубство? А во-вторых, можно подумать, он каждый день с Мефодием виделся! Где им встречаться-то было? На работу Мефодий носу не казал, в гости его не звали — боялись, что загостится.
Я слушала Прошку и одновременно заваривала чай. Обладатели маленьких кухонь пользуются лишь одним, зато весомым преимуществом: почти всю домашнюю работу можно делать, не вставая с места. Я повернулась в кресле, достала с полки заварку и чашки, потом сняла чайник с плиты, плеснула кипятку в заварочный чайник и вылила воду в банку на подоконнике. Руки исполняли привычный ритуал, в котором участие головы не требовалось, а голова между тем работала. Прошкины доводы звучали достаточно убедительно, но меня беспокоила одна маленькая нестыковочка. В нарисованной картинке не хватало одной детали.
— Все это хорошо, — сказала я, разливая чай. — Но мне хотелось бы получить ответ на один вопрос. Допустим, Глыба знал, что Мефодий живет у Лёнича. Допустим, он рассчитывал, что Лёнич расскажет Мефодию о приглашении на новоселье и Мефодий увяжется за ним. Непонятно одно: как сам Глыба рассчитывал получить приглашение? Ведь Генрих, зная о нашей вражде, избегал Безуглова. По чистой случайности Глыба и Мищенко оказались в кабинете Архангельского, когда Генрих позвонил. Какова была вероятность, что это произойдет?
— Ерунда! — отмахнулся Прошка. — Как бы ни мала была вероятность события, оно становится достоверным после того, как произошло. Глыба получил приглашение в четверг. Ему оставалось больше суток, чтобы задумать и подготовить убийство.
— Но тогда он должен был рассчитывать, что Генрих позовет Лёнича, — заметил Леша, — а ни с тем, ни с другим Глыба практически не общается. Особенно с Лёничем. Знал ли он вообще, что они с Генрихом работают в одном институте?
— Я даже не уверена, что он помнил о его существовании, — добавила я.
— Возможно, Архангельский напомнил ему, — предположил Марк. — Мищенко с Безугловым сидели у него в кабинете. Позвонил Генрих, пригласил всю троицу. Надо полагать, некоторое время после звонка они обсуждали предстоящее сборище, гадали, кого там увидят. Архангельский назвал Великовича как весьма вероятного гостя, а Глыба вспомнил, что это фамилия человека, у которого, по словам его любовницы, живет Мефодий.
— Звоним Архангельскому? — спросил Прошка.
— Попозже. Скорее всего, он еще на работе.
— Позвоним на работу. Времени-то в обрез! А нам еще нужно выбить из Глыбы признание.
— По-твоему, Архангельскому доставит удовольствие поболтать об убийстве, когда вокруг снуют сотрудники?
— Надо так формулировать вопросы, чтобы ему осталось только отвечать «да» и «нет». И потом не факт, что он на работе.
— Ладно, можно попробовать. Иди, Варвара, поговори со своим дружком.
В последнее слово Марк вложил столько яду, что его с избытком хватило бы на потраву всех крыс и тараканов в нашем микрорайоне. Я окатила его надменным взглядом, неспешно отхлебнула чай и потянулась за домашним печеньем из старушкиных даров.
— У нее теперь новый дружок, ты забыл? — подключился к травле Прошка. — Старому ей теперь звонить не с руки.
— Естественно. Я же приличная девушка, хотя и якшаюсь с порочным типом, к которому дамы сердца ходят стройными шеренгами.
— Что за намеки?
— Нет? Я не права? Интересно, как тогда тебе удается развлекать стольких девиц за те редкие минуты, что ты проводишь вне объятий Морфея, старушек и не за едой? Калерия Львовна как-то пыталась перечислить мне имена твоих пассий, так мне пришлось остановить ее, чтобы не умереть у телефона от голода и жажды.
— Скажи уж — от зависти. К моему щедрому нежному сердцу. Я, в отличие от некоторых, не кручу романы из корыстных побуждений.
— Послушайте, вам самим еще не опротивели эти дурацкие подначки? — устало поинтересовался Марк. — Прошка, ты, кажется, настаивал на срочном звонке Архангельскому. Или препирательства с Варварой — дело гораздо более неотложное?
Прошка нехотя слез с табуретки и скрылся в моей спальне. Я использовала краткую передышку, чтобы налить себе вторую чашку чаю, но не успела отпить и двух глотков, как блаженство кончилось.
— Сержа на работе нет, — объявил Прошка, вновь заполняя собой последний свободный пятачок кухонного пространства. — Домашний телефон не отвечает. Я позвонил в контору второй раз и попросил Глыбу, но мне сказали, что он болен. Едем к нему?
— Только без меня! Я сыта Безугловым на всю оставшуюся жизнь.
— Ага, струсила?! — восторжествовал Прошка.
У меня хватает недостатков, но жить они мне в общем-то не мешают. Все, за исключением одного. Меня ничего не стоит взять «на слабо». Сколько раз я из-за него вляпывалась, сосчитать невозможно. Но так ничему и не научилась. Вот и сейчас проклятый механизм завода сработал безотказно.
— Еще чего! Струсила! Нечего валить с больной головы на здоровую. Ладно, поехали.
— Куда поехали-то? — остудил нас Леша. — Адреса никто не знает.
— Можете наградить меня за предусмотрительность денежной премией, — разрешил Прошка. — Я узнал.
— А вдруг болезнь — это отговорка и Безуглова нет дома? Надо сначала позвонить, — сказал Марк.
— Нетушки! — энергично возразил Прошка. — Мы должны захватить его врасплох, иначе он как-нибудь выкрутится. Поехали без предупреждения.
Мы наспех убрали со стола, оделись и снова выбрались из теплой уютной квартирки в промозглую ноябрьскую хмарь. С неба сыпалось невесть что, по дороге к машине я оступилась и черпнула ботинком воды из лужи, у «Запорожца» вдруг забарахлило зажигание — в общем, настроение у меня испортилось окончательно, а предстоящий визит к Безуглову не оставлял надежд на перемены к лучшему.
— Нужно выманить Глыбу из дому, — заговорила я, заставив тронуться с места норовистого ишака на колесах. — Аг… Люба жаловалась, что у него жена домоседка.
Прошка с Лешей не заметили моей оговорки, но от Марка ничто не укроется. Он покосился на меня, быстро отвел взгляд и сделал каменное лицо. «Черт, Варвара! Ты сама становишься треплом не хуже Агнюшки!» — выругалась я мысленно и замкнулась в угрюмом молчании. Прошка с Лешей всю дорогу спорили о целесообразности нашего следственного мероприятия. Леша придерживался мнения, что для дожатия Глыбы у нас недостаточно улик, Прошка же уповал на быстроту и натиск.
— Тут главное — внезапность! — разглагольствовал он. — Если нажимать на Глыбу постепенно, мало-помалу, он, может, и выдержит наш напор, а если вломить сразу — расколется, никуда не денется…
— Ладно, теоретик, — сказал Марк, когда мы въехали в арку длинного панельного дома. — Сейчас посмотрим, чего стоят твои теории. Сходи приведи сюда Безуглова.
— Почему я? Ну почему всегда я?
— Потому что у тебя приятная, располагающая к себе внешность, — буркнула я. — Глыба будет просто счастлив с тобой прогуляться.
— Попрошу без намеков! Нет, один я не пойду. А если Глыба упрется? Одному мне с ним не справиться.
— Кто-то что-то говорил о трусости…
— Ладно, идем вместе. — Марк выбрался из машины и подождал, пока Леша и Прошка вылезут следом. — А ты, Варька, оставайся, — добавил он, увидев, что я открываю дверцу со своей стороны. — Он действительно может взбрыкнуть, если увидит тебя.
Отсутствовали они минут десять. Во мне уже зародилась робкая надежда, что Глыба избавил меня от лицезрения своей особы, отказавшись покинуть помещение, но именно в эту минуту впереди появилась процессия во главе с нашим главным подозреваемым.
— Ворона? — проскрипел Глыба, поравнявшись с моим окошком. — Какая встреча! Хотя я должен был догадаться… Куда же стая без вожака?
— Глыба, тебе уже четвертый десяток. Неужели за три десятилетия нельзя было понять, что твой юмор доступен лишь узкому, избранному кругу? Я бы сказала, предельно узкому.
Напускное добродушие Безуглова как корова языком слизнула. Он резко повернулся к Марку:
— Знаешь, Марк, я пошел с вами, потому что ты сказал, будто у вас ко мне серьезный конфиденциальный разговор. Если ты думаешь, что я намерен слушать это карканье…
— Выслушать нас — в твоих интересах, Глеб, — твердо сказал Марк. — Завтра нас, вероятно, вызовут в милицию. Если ты не хочешь, чтобы наши показания стали для тебя неприятным сюрпризом, садись в машину и потерпи полчаса. Варвара, пересядь назад. — Я перелезла на заднее сиденье, следом за мной туда же втиснулись Леша с Прошкой, а Марк сел на водительское место и похлопал рукой по соседнему креслу. — Не тяни, Глеб, мы торопимся.
— Да плевать я на это хотел! — взорвался Глыба. — Не знаю, о каких показаниях вы там сговорились, меня вам на пушку не взять. Мне тоже есть о чем порассказать следователю.
— Ладно, только не говори потом, что мы действовали исподтишка. — Марк открыл дверцу со своей стороны и опустил ногу на тротуар. — Давай, Варька, садись на место. Разговора не получилось.
Глыба, рассчитывавший на более энергичные уговоры, несколько подрастерял решимость.
— Ладно, раз уж вы меня вытащили, валяйте! Выкладывайте, что там у вас. — И он сел рядом с Марком.
В эту минуту я осознала, что мы сейчас выдадим Агнюшку. Ведь Глыба, в отличие от остальных, прекрасно знает имя собственной любовницы.
— Марк, можно мне? — закричала я в отчаянии.
Марк повернулся, одарил меня скептическим взглядом и веско произнес:
— Не стоит. — Он выдержал паузу. — Я справлюсь лучше.
У меня отлегло от сердца. Конечно, Марк раньше меня сообразил, как сохранить инкогнито моей осведомительницы.
— Глеб, помнишь, вчера ты произнес такую фразу: «Мои мотивы давно быльем поросли». У нас к тебе вопрос: что ты имел в виду?
— Ты ее спроси. — Глыба ткнул большим пальцем через плечо в мою сторону. — Она тебе все объяснит.
— Извини, но мне хотелось бы услышать твой собственный ответ.
— Да ради бога! Ни для кого не секрет, что из-за Мефодия от меня ушла первая жена. Только этот анекдот с бородой. Восемь лет — многовато, чтобы вынашивать планы мести. Я не граф Монте-Кристо, и до первой жены мне давно нет дела.
— А до второй?
Глыба резко выпрямился и проглотил язык. Молчание затянулось.
— Сегодня мы встретили в крематории приятеля Мефодия, — снова заговорил Марк. — Нашего однокурсника, с которым Мефодий виделся буквально за два дня до смерти. По случаю встречи они зашли в пивбар, и Мефодий долго жаловался приятелю на жизнь, на безденежье, на невозможность работать без компьютера, на Архангельского, который избавился от него обманом, и на многое другое. В частности, он упомянул один неприятный эпизод, который произошел вскоре после того, как Мефодий переехал к Архангельскому. Мне продолжать?
— Вот сволочь! — выплюнул Глыба сквозь зубы. — А еще блеял, будто никогда никому не проболтается!
— Его уже нет, Глеб, — напомнил Марк.
— И что теперь? Петь ему дифирамбы?! Эта скотина как будто задалась целью изгадить мне личную жизнь. Сначала вламывался без стука к нам с женой — чуть не довел ее до инфаркта… Лучше бы я его тогда прикончил!.. Нет, каков подлец! «Честное слово, я никому не скажу!» Сукин сын!
— Слушай, если не можешь изъясняться нормально, лучше помолчи. Человек мертв, и мы только сегодня с ним прощались.
— О мертвых — только хорошее или ничего? Тогда Мефодий заслуживает вечного молчания. Вот уж кто за всю свою жизнь никому не принес добра. Даже умереть не мог, не причиняя окружающим вреда.
— Ну, вред окружающим причинил, скорее, убийца, — подал голос Леша.
— Да, — поддержал его Марк. — И сейчас самое время поговорить о мотивах. Ты прав, Глеб, таить смертельную обиду восемь лет способны немногие. А полгода? Да еще если обидчик угрожает новому браку?
— Вы с ума сошли! — взревел Глыба. — Говорю вам, этот вонючий слизняк обещал молчать. Я и думать забыл о том эпизоде!
— Но две недели назад тебе о нем напомнили, правда? — вкрадчиво спросил Прошка. — Мефодий рассказал своему приятелю и о недавней встрече с твоей подругой. Она ведь призналась тебе, как подвела Сержа Архангельского, давшего вам приют?
— Ну и что? — Глыба повернулся назад, чтобы испепелить Прошку взглядом. — Почему ее оплошность должна была толкнуть меня на убийство? Я не настолько пекусь о душевном покое Архангельского.
— Мы тебя в этом и не подозреваем, — успокоил его Марк.
— А в чем подозреваете?
— В том, что вчера ты скрыл свою осведомленность относительно последнего адреса Мефодия. Он ведь сказал твоей даме, что живет у Великовича.
— Ничего я не скрывал! Она мне этого не говорила! А если и говорила, я не обратил внимания. Я и помнить не помнил до пятницы, кто такой Великович. На курсе училось четыреста человек! Я что, по-вашему, каждый день листаю выпускной альбом? И вообще, прекратите на меня наседать! Я не убивал Мефодия! Я не приглашал его к Генриху на новоселье, не подливал ему в стакан яда, не избавлялся от его трупа и не просил остальных помалкивать! Понятно? И моя личная жизнь — это мое дело. Не смейте совать в нее нос!
— Не ори, жена услышит, — буркнула я из своего угла.
Глыба мгновенно заткнулся.
— Значит, до пятницы ты не вспоминал о Великовиче? — продолжал Марк как ни в чем не бывало. — А в четверг, когда Генрих позвонил Архангельскому и пригласил вас в гости, никто о Лёниче не упоминал? Может быть, вы гадали, кто еще попал в число приглашенных, и кто-нибудь — например, Архангельский — назвал его фамилию? Не спеши с ответом, Глеб, подумай. Конечно, мы могли бы спросить об этом самого Архангельского или Мищенко…
— Вот и спросите! Я ничего такого не помню. Вы исчерпали свои вопросы? Тогда я, пожалуй, пойду. Меня жена с ребенком ждут. — Глыба выскочил из машины и уже собрался хлопнуть дверцей, но в последнюю секунду удержал руку, наклонился и попросил почти по-человечески:
— Будьте так добры, не трепитесь о моей связи направо и налево. Мне только разборок с женой не хватало!
— Тогда расскажи обо всем в милиции сам, если тебя вызовут, — посоветовал Марк. — Остальных нам просвещать незачем.
Глыба отвернулся, сунул руки в карманы и, не простившись, зашагал к своему подъезду. Я пересела на свое место и с третьей попытки завела машину.
— Ну и чего мы добились? Где обещанное признание, Прошка? Или ты уже переменил свое мнение насчет личности убийцы?
— М-да-а, — уныло протянул Прошка. — Ничего-то у нас не вышло! Если бы Глыба как-то снял с себя подозрения, был бы хоть какой-то прок. А так — от чего ушли, к тому и вернулись. Мотив у него был, возможность — весьма вероятно, а улик никаких.
— А как вам показалось его поведение? — поинтересовался Марк. — Похоже на поведение убийцы?
— Можно подумать, мы с убийцами каждый день общаемся, — проворчал Прошка.
— Не похоже, — решила я. — Он злился вполне искренне. Никакой наигранности я не заметила.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Марк.
— А я с самого начала предполагал, что это не Глыба, — сообщил Леша. — Зачем ему было лазить в квартиру Лёнича? Какие улики мог хранить Мефодий? Ведь не фотографировал же он любовников! Я уж не говорю о визите в мою квартиру…
— В общем, только напрасно время потеряли, — вздохнув, подвел итог Прошка. — Лучше бы Генриха дождались, может быть, Гусь спьяну уже во всем ему сознался.
— Ну, какой-то прок от этой поездки все же есть, — заметила я. — Теперь Глыба не будет так уж рваться на Петровку с разоблачениями.
Глава 15
Дома нас встретил встревоженный Генрих.
— Что-нибудь случилось? — спросил он, показавшись в дверях кухни, когда мы заполонили прихожую.
— Да нет вроде, — успокоил его Марк, вешая куртку. — Так, ездили проверить одну гипотезу. Варвара, ты рассказывала Генриху о встрече с безугловской пассией?
— Когда? В машине, пока мы транспортировали рыдающего Мищенко? Так Гусь всю дорогу выступал соло. И потом не могла же я разглашать тайны следствия при подозреваемом, пусть и пьяном в дым? Как он, кстати, Генрих?
— Уснул. Не знаю, в каком состоянии проснется. Надо бы позвонить ему завтра утром.
— Завтра нам самим небо с овчинку покажется, причем без всякого похмелья. Так что Мищенко придется сражаться со своей депрессией самостоятельно. Пошли в гостиную, обсудим положение.
— А не заморить ли сначала червячка? — с плохо скрытым воодушевлением предложил Прошка.
Марк фыркнул:
— Тот, что обитает в твоем желудке, зовется боа-констриктором, его ничем не проймешь.
— Plenus venter not studet libenter, — изрек Леша.
— Все, хватит о жратве. Вы и голодные-то сообразительностью не блещете. Прения закрыты, идем в гостиную.
Прошка уныло поплелся в указанном направлении, всем своим видом выражая вселенскую скорбь. У остальных вид тоже был далеко не счастливый, правда, по иной причине. Расположившись в креслах и на диване, мы рассказали Генриху о своих подозрениях по поводу Глыбы и о неудачной попытке выбить из подозреваемого признание.
— Глыба не скрывает злобы, которую вызывает у него Мефодий. Более того, он даже не стал отрицать, что его подружка, рассказывая о нечаянной встрече с покойным, возможно, и называла фамилию Лёнича, — подытожил Марк. — Но он категорически утверждает, что не помнит этого и вообще до пятницы не представлял себе, кто такой Великович. Ну и естественно, с пеной у рта настаивает на своей невиновности. Как это ни печально, у нас с Варварой сложилось впечатление, что он не врет.
— А я думаю — вполне может врать, — не согласился Прошка. — Помните его дурацкие студенческие розыгрыши? Керосин, налитый в бутылку из-под подсолнечного масла, когда у Чернова был жуткий насморк, натертые мылом полы в комнате Суханова и Пивоварова, шоколадные конфеты с ликеро-пургеновой начинкой? Атропин в портвейне — шутка как раз в его вкусе.
— Ну все-таки столько лет прошло, — неуверенно сказал Генрих. — Наверное, он с тех пор поумнел.
— Горбатого могила исправит.
— А мне кажется подозрительным Мищенко, — высказал свое мнение Леша. — С чего бы ему убиваться по Мефодию, который ничего хорошего ему не сделал?
Генрих вздохнул, потер лоб и неохотно выдавил из себя:
— Вообще-то Мищенко действительно за что-то себя казнит. Он несколько раз заговаривал о своей вине. Но у меня сложилось впечатление, что Игорек считает смерть Мефодия самоубийством. Как вы понимаете, он выражал свои мысли не очень внятно, поэтому не берусь утверждать наверняка.
— Леша, а не ты ли говорил, что не веришь в виновность Глыбы, потому что ему незачем было забираться в квартиру к Лёничу и тем более к тебе, — напомнила я. — А зачем, по-твоему, туда полез бы Мищенко? Если он и отравил Мефодия, то неожиданно для себя. Гусь не рассчитывал встретить его у Генриха, атропин же носил с собой, потому что подумывал о самоубийстве, — такова была наша версия? Как впихнуть в нее исчезновение ключей и загадочного воришку, который ничего не украл?
— Не знаю, — признался Леша. — Но ведь мы пока не впихнули воришку ни в одну версию…
— Как это не впихнули! — Марк хищно подался вперед. — Мы решили, что шарить по квартирам мог Архангельский — в поисках улик, которые указывают на него как на убийцу.
— Да, но у Архангельского нет мотива, — напомнил Леша. — Если, конечно, не принимать всерьез Прошкины выдумки.
— Почему это не принимать?! — возмутился Прошка. — Отличный мотив, комар носа не подточит! И я что-то не упомню, чтобы вы привели хоть один убедительный контрдовод. Получается, вы отбрасываете эту версию только потому, что ее автор — я? Завидуете моему интеллектуальному превосходству?
— Завидуем твоему апломбу, — поправила я. — Ничем, кстати, не оправданному. Если Серж пошел на убийство из-за своих противоестественных наклонностей, которые продемонстрировал Мефодию, то за какими уликами он лазил к Лёничу и Леше? Может быть, Мефодий любовно хранил фотографии, где он и Серж предаются порочной страсти?
— Слушайте, мы толчем воду в ступе, — раздраженно сказал Марк. — Нужно зайти с другой стороны, а то так и будем талдычить одно и то же до завтрашнего утра. К примеру, возьмем атропин. Почему убийца применил именно его? Может, у него плохое зрение? Недавно побывал у окулиста, и ему капали атропин в глаза?
— Приговаривая при этом, что пить эту гадость ни в коем случае не стоит? — уточнила я с ехидцей.
— А может быть, прав Лёнич: атропин выбрали, чтобы подставить его? — предположил Леша. — Зная, что у него жена окулист.
— Да, мы как-то совсем упустили это из виду! — встрепенулся Прошка.
— Но, по словам Лёнича, у него нет врагов, — заметил Генрих.
— И не надо! Лёнич и без врагов мог управиться с Мефодием. Как ни крути, а он — наш самый многообещающий кандидат. Мотив, правда, не ахти, зато возможности — пальчики оближешь! В пятницу в первой половине дня Генрих зовет его в гости. Лёнич утверждает, что звонил домой и нарвался на Мефодия уже в четыре часа, однако, заметьте, это только его слова. И даже если он сказал правду, у него было три часа, чтобы съездить к жене на работу, взять атропин и в радостном предвкушении отправиться на встречу с будущей жертвой.
— Постой, Прошка! Жена должна была сидеть дома — ведь именно ей и звонил Лёнич, — напомнил Леша.
— Мы знаем это опять-таки только с его слов. И потом после Лёничева звонка она запросто могла сходить на работу, взять атропин и доставить мужу. Кстати, не она ли его надоумила? Наверняка ее Мефодий достал еще больше, чем Лёнича. А Лёнич над женой трясется.
— А исчезнувшие ключи? А проникновение в квартиры? — поинтересовалась я.
— Лёнич все наврал. Ты, Варька, сама его надоумила, попросив поискать дома Мефодиев ключ. А уж когда Лёнич услышал, что у Леши побывал неизвестный, он и вовсе обрадовался. Этакий нежданный подарок судьбы, уводящий следствие в неведомые дали! Вот он и намекнул, что к ним тоже наведались…
— А кто же тогда посетил Лешу?
— Никто. Леша сам посеял ключ, а насчет переложенных словарей ему все померещилось.
— Ничего мне не померещилось! Словари лежали не в том порядке. И клавиатуру компьютера кто-то переставил, телефон сдвинули.
— Это у тебя в голове что-то сдвинулось, — убежденно заявил Прошка.
— Хватит препираться! — прикрикнул на них Марк. — Не верю я, что Леша ошибся. Можно провести маленький опыт. Вот скажи, Леша: сколько чашек у Варвары в сушилке и что стоит у нее на кухонном подоконнике?
— В сушилке четыре синих кружки, белая чашка в черно-красную клетку и один стакан с подстаканником, — не раздумывая выдал Леша. — На подоконнике две трехлитровые банки, одна пустая, другая на треть наполнена водой, жестянка с обгорелыми спичками, спичечный коробок, керамический кувшин и кусок черного гранита с розовыми прожилками.
Прошка прытко покинул гостиную и вернулся разочарованный.
— Все точно.
— Короче, твоя гипотеза несостоятельна, — сказал Марк. — Как уже было замечено, Великович не дурак, чтобы совершать такое топорное убийство. Подозрение падет на него в первую очередь.
— На нас, — уныло поправила я. — В первую очередь подозрение падет на нас. Возможности Великовича по сравнению с нашими просто смешны. Кто устраивал прием, кто выбирал гостей, кто уничтожил улики, перемыв всю посуду и выбросив бутылки, кто избавился от тела, наконец?
Все тяжело вздохнули, и только Леша попробовал отрицать очевидное:
— Но мы же не звали Мефодия!
— Зато звали Лёнича, — хмуро сказал Марк. — Как ты докажешь, что не знал, у кого жил Мефодий?
— Зачем мне это доказывать? Из того, что мы пригласили Великовича, вовсе не следует, что он должен был привести с собой Мефодия. Это вышло случайно!
— Что-нибудь случилось? — спросил он, показавшись в дверях кухни, когда мы заполонили прихожую.
— Да нет вроде, — успокоил его Марк, вешая куртку. — Так, ездили проверить одну гипотезу. Варвара, ты рассказывала Генриху о встрече с безугловской пассией?
— Когда? В машине, пока мы транспортировали рыдающего Мищенко? Так Гусь всю дорогу выступал соло. И потом не могла же я разглашать тайны следствия при подозреваемом, пусть и пьяном в дым? Как он, кстати, Генрих?
— Уснул. Не знаю, в каком состоянии проснется. Надо бы позвонить ему завтра утром.
— Завтра нам самим небо с овчинку покажется, причем без всякого похмелья. Так что Мищенко придется сражаться со своей депрессией самостоятельно. Пошли в гостиную, обсудим положение.
— А не заморить ли сначала червячка? — с плохо скрытым воодушевлением предложил Прошка.
Марк фыркнул:
— Тот, что обитает в твоем желудке, зовется боа-констриктором, его ничем не проймешь.
— Plenus venter not studet libenter, — изрек Леша.
— Все, хватит о жратве. Вы и голодные-то сообразительностью не блещете. Прения закрыты, идем в гостиную.
Прошка уныло поплелся в указанном направлении, всем своим видом выражая вселенскую скорбь. У остальных вид тоже был далеко не счастливый, правда, по иной причине. Расположившись в креслах и на диване, мы рассказали Генриху о своих подозрениях по поводу Глыбы и о неудачной попытке выбить из подозреваемого признание.
— Глыба не скрывает злобы, которую вызывает у него Мефодий. Более того, он даже не стал отрицать, что его подружка, рассказывая о нечаянной встрече с покойным, возможно, и называла фамилию Лёнича, — подытожил Марк. — Но он категорически утверждает, что не помнит этого и вообще до пятницы не представлял себе, кто такой Великович. Ну и естественно, с пеной у рта настаивает на своей невиновности. Как это ни печально, у нас с Варварой сложилось впечатление, что он не врет.
— А я думаю — вполне может врать, — не согласился Прошка. — Помните его дурацкие студенческие розыгрыши? Керосин, налитый в бутылку из-под подсолнечного масла, когда у Чернова был жуткий насморк, натертые мылом полы в комнате Суханова и Пивоварова, шоколадные конфеты с ликеро-пургеновой начинкой? Атропин в портвейне — шутка как раз в его вкусе.
— Ну все-таки столько лет прошло, — неуверенно сказал Генрих. — Наверное, он с тех пор поумнел.
— Горбатого могила исправит.
— А мне кажется подозрительным Мищенко, — высказал свое мнение Леша. — С чего бы ему убиваться по Мефодию, который ничего хорошего ему не сделал?
Генрих вздохнул, потер лоб и неохотно выдавил из себя:
— Вообще-то Мищенко действительно за что-то себя казнит. Он несколько раз заговаривал о своей вине. Но у меня сложилось впечатление, что Игорек считает смерть Мефодия самоубийством. Как вы понимаете, он выражал свои мысли не очень внятно, поэтому не берусь утверждать наверняка.
— Леша, а не ты ли говорил, что не веришь в виновность Глыбы, потому что ему незачем было забираться в квартиру к Лёничу и тем более к тебе, — напомнила я. — А зачем, по-твоему, туда полез бы Мищенко? Если он и отравил Мефодия, то неожиданно для себя. Гусь не рассчитывал встретить его у Генриха, атропин же носил с собой, потому что подумывал о самоубийстве, — такова была наша версия? Как впихнуть в нее исчезновение ключей и загадочного воришку, который ничего не украл?
— Не знаю, — признался Леша. — Но ведь мы пока не впихнули воришку ни в одну версию…
— Как это не впихнули! — Марк хищно подался вперед. — Мы решили, что шарить по квартирам мог Архангельский — в поисках улик, которые указывают на него как на убийцу.
— Да, но у Архангельского нет мотива, — напомнил Леша. — Если, конечно, не принимать всерьез Прошкины выдумки.
— Почему это не принимать?! — возмутился Прошка. — Отличный мотив, комар носа не подточит! И я что-то не упомню, чтобы вы привели хоть один убедительный контрдовод. Получается, вы отбрасываете эту версию только потому, что ее автор — я? Завидуете моему интеллектуальному превосходству?
— Завидуем твоему апломбу, — поправила я. — Ничем, кстати, не оправданному. Если Серж пошел на убийство из-за своих противоестественных наклонностей, которые продемонстрировал Мефодию, то за какими уликами он лазил к Лёничу и Леше? Может быть, Мефодий любовно хранил фотографии, где он и Серж предаются порочной страсти?
— Слушайте, мы толчем воду в ступе, — раздраженно сказал Марк. — Нужно зайти с другой стороны, а то так и будем талдычить одно и то же до завтрашнего утра. К примеру, возьмем атропин. Почему убийца применил именно его? Может, у него плохое зрение? Недавно побывал у окулиста, и ему капали атропин в глаза?
— Приговаривая при этом, что пить эту гадость ни в коем случае не стоит? — уточнила я с ехидцей.
— А может быть, прав Лёнич: атропин выбрали, чтобы подставить его? — предположил Леша. — Зная, что у него жена окулист.
— Да, мы как-то совсем упустили это из виду! — встрепенулся Прошка.
— Но, по словам Лёнича, у него нет врагов, — заметил Генрих.
— И не надо! Лёнич и без врагов мог управиться с Мефодием. Как ни крути, а он — наш самый многообещающий кандидат. Мотив, правда, не ахти, зато возможности — пальчики оближешь! В пятницу в первой половине дня Генрих зовет его в гости. Лёнич утверждает, что звонил домой и нарвался на Мефодия уже в четыре часа, однако, заметьте, это только его слова. И даже если он сказал правду, у него было три часа, чтобы съездить к жене на работу, взять атропин и в радостном предвкушении отправиться на встречу с будущей жертвой.
— Постой, Прошка! Жена должна была сидеть дома — ведь именно ей и звонил Лёнич, — напомнил Леша.
— Мы знаем это опять-таки только с его слов. И потом после Лёничева звонка она запросто могла сходить на работу, взять атропин и доставить мужу. Кстати, не она ли его надоумила? Наверняка ее Мефодий достал еще больше, чем Лёнича. А Лёнич над женой трясется.
— А исчезнувшие ключи? А проникновение в квартиры? — поинтересовалась я.
— Лёнич все наврал. Ты, Варька, сама его надоумила, попросив поискать дома Мефодиев ключ. А уж когда Лёнич услышал, что у Леши побывал неизвестный, он и вовсе обрадовался. Этакий нежданный подарок судьбы, уводящий следствие в неведомые дали! Вот он и намекнул, что к ним тоже наведались…
— А кто же тогда посетил Лешу?
— Никто. Леша сам посеял ключ, а насчет переложенных словарей ему все померещилось.
— Ничего мне не померещилось! Словари лежали не в том порядке. И клавиатуру компьютера кто-то переставил, телефон сдвинули.
— Это у тебя в голове что-то сдвинулось, — убежденно заявил Прошка.
— Хватит препираться! — прикрикнул на них Марк. — Не верю я, что Леша ошибся. Можно провести маленький опыт. Вот скажи, Леша: сколько чашек у Варвары в сушилке и что стоит у нее на кухонном подоконнике?
— В сушилке четыре синих кружки, белая чашка в черно-красную клетку и один стакан с подстаканником, — не раздумывая выдал Леша. — На подоконнике две трехлитровые банки, одна пустая, другая на треть наполнена водой, жестянка с обгорелыми спичками, спичечный коробок, керамический кувшин и кусок черного гранита с розовыми прожилками.
Прошка прытко покинул гостиную и вернулся разочарованный.
— Все точно.
— Короче, твоя гипотеза несостоятельна, — сказал Марк. — Как уже было замечено, Великович не дурак, чтобы совершать такое топорное убийство. Подозрение падет на него в первую очередь.
— На нас, — уныло поправила я. — В первую очередь подозрение падет на нас. Возможности Великовича по сравнению с нашими просто смешны. Кто устраивал прием, кто выбирал гостей, кто уничтожил улики, перемыв всю посуду и выбросив бутылки, кто избавился от тела, наконец?
Все тяжело вздохнули, и только Леша попробовал отрицать очевидное:
— Но мы же не звали Мефодия!
— Зато звали Лёнича, — хмуро сказал Марк. — Как ты докажешь, что не знал, у кого жил Мефодий?
— Зачем мне это доказывать? Из того, что мы пригласили Великовича, вовсе не следует, что он должен был привести с собой Мефодия. Это вышло случайно!