— Значит, по-вашему, машина-предсказатель нужна не для того, чтобы строить будущее, а для того, чтобы законсервировать настоящее?
— В том-то все и дело… — торопливо вмешалась Вада. — В этом весь Кацуми-сэнсэй. Кажется, говорить больше не о чем…
— Нельзя же рассуждать так узколобо, — сказал я, сдерживая закипающую злость. — Не думаете же вы, что это будущее с подводными колониями единственно возможное? Нет идеи опаснее, чем возведение предсказания в абсолют, я постоянно, до горечи во рту твердил вам это. Ведь это же фашизм. Все равно что предоставить божественную власть политиканам. Почему вы не попробовали предсказать будущее при условии разоблачения тайны?
— Мы пробовали, разумеется… — ровным голосом сказал Ерики. — В результате получилось, что вас убьют, сэнсэй.
— Кто?
— Наемный убийца, который ждет снаружи.
33
34
ИНТЕРЛЮДИЯ
ПИТОМНИК ПОДВОДНЫХ ЛЮДЕЙ
На экране железная дверь, на которой белой масляной краской намалевана цифра «3».
Появляется молодой человек в белом халате и останавливается перед объективом, щурясь от яркого света.
— Сначала камера выращивания. Мы покажем вам вашего ребенка, сэнсэй… (К молодому человеку.)У вас все готово?
— Так точно… Здесь, в третьей камере…
— Нет-нет, ничего объяснять не нужно. Покажите сэнсэю его сына.
(Молодой человек кивает и открывает дверь. Обстановка почти такая же, как в камере выращивания для свиней. Молодой человек поднимается по железному трапу и исчезает.)
— Если пройти по этому коридору дальше направо, то выходишь к заднему фасаду здания, где вы вчера были, сэнсэй… Помните? К бассейну, в котором обучали собаку… Длинный подземный переход, из конца в конец пешком больше тридцати минут, мы сейчас подумываем, не провести ли там узкоколейку.
(Молодой человек возвращается со стеклянным сосудом в руках.)
— Прирос?
— Да, превосходно.
(Стеклянный сосуд крупным планом. Зародыш, похожий на головастика. Прозрачное сердце колышется, как горячий воздух. В темном студне фейерверком раскинулись кровеносные сосуды.)
— Это ваш сын, сэнсэй… Как он вам понравился?… Бодрый парнишка, не правда ли?… А теперь, если не возражаете, пойдемте дальше. (Экран гаснет.)Подождем немного, пока они там все подготовят. Так вот, наш питомник подводных людей делится на три сектора: сектор выращивания, сектор воспитания и сектор обучения. Сектор выращивания мы осматривать не будем, он ничем не отличается от камер для животных. Что же касается сектора воспитания и сектора обучения, то разница между ними возрастная. В первом содержатся дети от рождения и до пяти лет, во втором — свыше шести. Таких у нас пока очень мало, это уроженцы тех времен, когда дело находилось еще в стадии эксперимента. Один ребенок восьми лет, восемь семи с половиной, двадцать четыре — семи и, наконец, сто восемьдесят один — шести лет. Пятилетних детей у нас уже сорок тысяч, четырехлетних и младше ежегодно получается от девяноста до ста тысяч. Поэтому работа в секторе обучения уже с будущего года тоже начнется с настоящим размахом. Сейчас в разных пунктах на океанском дне ведется скоростное строительство отделений этого сектора. Их будет больше двадцати, и каждое сможет принять от трех до десяти тысяч детей…
(«Простите, мы заставили вас ждать», - прервал голос. Экран освещается. Внутренность гигантского бассейна. Бесчисленные ряды длинных полок, разделенных на крошечные отсеки. И в каждом, отсеке плавает подводный младенец.)
— Это камера сосунков. Они поступают сюда из родильной камеры по пять сотен, а то и по тысяче ежедневно. В идеале их нужно было бы выдерживать здесь до «отнятия от груди»… пять месяцев… но для этого потребовались бы бассейны на сто двадцать тысяч мест. Это практически невозможно. Поэтому мы держим здесь всех до двух месяцев и для эксперимента по триста младенцев каждого последующего месяца. Остальные в двухмесячном возрасте передаются в филиалы сектора воспитания при управлениях будущих подводных колоний. Работников у нас постоянно не хватает, и это служит источником известного беспокойства, но, как это ни странно, смертность здесь чрезвычайно низкая. В этом бассейне тринадцать тысяч младенцев, а всего таких бассейнов пять. Есть еще образцовый бассейн для детей от трех до пяти месяцев и отделы воспитания и обучения для питомцев этого бассейна. Это вы потом увидите, а сейчас посмотрите, как младенец получает молоко…
(Объектив приближается к одному из отсеков. Это коробка из прозрачного пластика. В ней, опустив голову и подняв зад, спит подводный младенец, крошечное существо, покрытое белыми морщинами. Видно, как работают его жабры. В потолке коробки имеются выступы, от них к большой трубе, проходящей поверх полки, тянутся тонкие шланги. Внизу проходит еще одна труба, от нее к каждой коробке идет ответвление).
— Через верхнюю трубу подается молоко, нижняя отсасывает нечистоты…
(Подплывает техник в акваланге, кивает нам и легонько стучит в стенку коробки. Младенец просыпается, медленно переворачивается на спину и, часто-часто работая жабрами, приникает ртом к одному из выступов на потолке. Лицо у него совершенно такое же, как у любого сосущего младенца, но странно видеть, как при каждом глотке из жаберных щелей выбивается молоко. Постепенно внутренность коробки заволакивается белым туманом. Теперь понятно, что нижняя труба служит для смены воды.)
— Самой трудной проблемой было не питание, а температура. Мы ожидали, конечно, что с развитием жабр последуют изменения в железах с внешней секрецией, в структуре кожи, в процессах накопления подкожного жира, но мы ничего не знали конкретно. Вдобавок мы совершенно измучились с проблемой физической и физиологической сопротивляемости кожного покрова. Со взрослыми дело обстоит просто: какой-нибудь костюм из синтетики, и все в порядке, ведь вода плохо проводит тепло… Кстати, этот вопрос у нас решен успешно… Главное было в том, какую температуру поддерживать в период молочного кормления. Как вам известно, теплокровные животные не зависят от температуры среды, их тело имеет постоянную температуру, и благодаря этому они могут тратить большие количества энергии. Подводные люди, как оказалось, обладают повышенной приспособляемостью, они способны понижать свою температуру в соответствии с температурой воды, и если бы мы дали им эту возможность, они превратились бы в вялых, ни к чему не пригодных существ, почти лишенных энергии. С другой стороны, нельзя их приучать и к температуре в тридцать пять градусов, потому что это нарушило бы нормальное развитие кожного покрова и отложение подкожного жира. Это была настоящая дилемма. Но мы разрешили ее. Видите эту верхнюю трубу?… Она двойная, по ней течет не только молоко, но и морская вода, охлажденная до шести градусов по Цельсию. Обычно к детям обращены соски, подающие молоко, но трижды в сутки, утром, днем и вечером, поворотом рычага в кабине управления труба поворачивается, и из сосков на младенцев устремляется холодная вода, по восемь секунд с десятисекундными интервалами. Массаж холодной водой под давлением. Результаты превзошли все ожидания. Жаль, что нельзя показать вам этого, но как малыши барахтаются, когда принимают душ!.. (Смеется, машет рукой.)Однако довольно, пойдемте дальше. Времени у нас не так много, поэтому перейдем сразу к последней группе, к пятилетним детям.
(Экран гаснет и снова загорается. Бассейн размером в классную комнату начальной школы. Человек тридцать детей, мальчики и девочки, с резиновыми ластами на ногах свободно плавают во всех направлениях. Это обыкновенные японские ребятишки, но у них странно раскрытые немигающие глаза, длинные волосы, клубящиеся, как водоросли, жаберные щели у горла и слишком узкие грудные клетки. Слышится неумолчный шум, похожий на скрип ржавого металла. С потолка свисает целый лес металлических труб. На поверхности воды плавают куски дерева. В стенах сложной формы выступы с отверстиями. Видимо, это устройства для игр.)
— Слышите шум? Они скрипят зубами. Скрип зубами — это речь подводных людей. Голосовые связки отмерли, да под водой они и ни к чему. Подводные люди пользуются азбукой Морзе, язык у них японский, так что переводить не трудно. Преимущество такой речи в том, что разговаривать можно при помощи какого-нибудь предмета. Можно разговаривать по секрету, прикасаясь друг к другу пальцами, можно говорить во время еды с набитым ртом, постукивая ногой по полу. Создана очень простая азбука из букв, представляющих сочетания горизонтальных и вертикальных линий. В настоящее время уже восемнадцать человек наших сотрудников, все из бывших телеграфистов, свободно владеют речью подводных людей, работает также электронная переводная машина, и мы имеем возможность давать нашим питомцам достаточно хорошее образование. Смотрите, все насторожились. Должно быть, пришел приказ из кабины связи.
(Некоторое время все дети неподвижно смотрят в одну сторону. Затем, обгоняя друг друга, бросаются к люку слева. Объектив следует за ними. Появляются две женщины в аквалангах. Одна стоит у большого ящика, другая постукивает двумя дощечками. Видимо, она что-то объясняет. Дети выстраиваются перед ними. Женщины извлекают из ящика и раздают им по очереди какие-то черные предметы величиной с большую книгу. Один из детей, получив черный предмет, немедленно откусывает от него.)
— Ужин.
(Женщина с дощечками бьет жующего ребенка. Тот, скрипнув зубами, бросается наутек.)
— Наказание за плохое поведение. У нас воспитывают строго. Есть можно только в своей комнате.
— Этот ребенок… Он что, засмеялся?
— Гм… Способы выражения чувств у них несколько другие. Во всяком случае, в том смысле, как мы это понимаем, он не смеялся. Вместе с легкими у них отмерла и диафрагма, так что смеяться они не могут. Интересно также, что они не плачут. В числе других желез у них исчезли и слезные, и они не могут плакать, если бы даже захотели.
— Но, может быть, они плачут как-нибудь иначе, без слез?
— Если верить Джеймсу, человек плачет не потому, что ему грустно, наоборот, ему грустно потому, что он плачет. Возможно, не имея слезных желез, они не знают грусти.
(Перед объективом проплывает девочка. Она удивленно оглядывается. Маленькое острое лицо, огромные блестящие глаза. Пронзительно скрипнув, она переворачивается и уплывает прочь…)
— Какая жестокость!
— Что вы сказали?
— Это же трагедия…
(Господин Ямамото смеется.)
— Нет, так нельзя. Вы навязываете им свое сочувствие на основе предвзятых аналогий. Лучше перейдем дальше… К образцовому отделу обучения для шестилетних и старше…
(С экрана).
— Разрешите сделать небольшой перерыв?…
— Да, верно. Это далековато. Им придется перевозить телекамеру на субмарине. А пока включите свет, пожалуйста…
ГИПОТЕЗА О КОНЦЕ ЧЕТВЕРТОГО ЛЕДНИКОВОГО ПЕРИОДА
— Я ведь простой чиновник, так что я коротко, в двух словах… Вы уже слыхали кое-что об этом, Кацуми-сэнсэй, вам сегодня утром звонили по телефону. Это советское предложение о сотрудничестве в исследованиях насчет активизации вулканической гряды на дне Тихого океана. Если говорить по правде, мы с помощью Ерики-сан уже давно провели эти исследования. Конечно, Советский Союз тоже имеет все эти данные, но здесь уже вопрос политики…
— В том-то все и дело… — торопливо вмешалась Вада. — В этом весь Кацуми-сэнсэй. Кажется, говорить больше не о чем…
— Нельзя же рассуждать так узколобо, — сказал я, сдерживая закипающую злость. — Не думаете же вы, что это будущее с подводными колониями единственно возможное? Нет идеи опаснее, чем возведение предсказания в абсолют, я постоянно, до горечи во рту твердил вам это. Ведь это же фашизм. Все равно что предоставить божественную власть политиканам. Почему вы не попробовали предсказать будущее при условии разоблачения тайны?
— Мы пробовали, разумеется… — ровным голосом сказал Ерики. — В результате получилось, что вас убьют, сэнсэй.
— Кто?
— Наемный убийца, который ждет снаружи.
33
…И поэтому меня убьют? Какая-то нелепость! Убить, чтобы не дать предсказанию осуществиться, — это еще понятно. Но убить специально для того, чтобы осуществилось предсказание об убийстве? Конечно, это просто предлог, чтобы расправиться со мной.
— Неверно, — прозвучал в динамике голос моего второго предсказания, и я вдруг почувствовал, будто моя одежда сделалась прозрачной.
— Что неверно?
— То, что ты сейчас думаешь.
Все взгляды обратились на меня. Голос машины продолжал:
— Ты ошибаешься. Это предсказание не удовлетворило Ерики-кун и его товарищей. Они принялись ломать голову над тем, как тебя спасти. И они обратились ко мне за советом.
— Второе предсказание вашего будущего, сэнсэй, — поспешно вставил Ерики. — Никто так не заботится о судьбе человека, как он сам. Вдобавок ваше второе предсказание знает вас лучше, чем вы…
— Совершенно правильно… Все, что было потом, сделано по моему плану. Я же являюсь отражением твоего разума, твоей неосознанной волей.
— И эти убийства… эти ловушки…
— Да. Никто не несет за них ответственность. Ты делал это для себя.
— Не верю. — Почему-то я поглядел на Ерики.
Ерики опустил глаза и поднес пальцы к вискам.
— Почему же? План был вполне логичный, — спокойно возразил голос. У меня было такое ощущение, будто чья-то рука ощупывает мои внутренности. Подумай сам. Все отвечало одной задаче: что нужно сделать, чтобы ты, узнав будущее, не разгласил тайну организации. Первое убийство преследовало две очевидные цели. Во-первых, ты сам оказался под подозрением и уже не мог апеллировать к общественности, что бы ни случилось. Во-вторых, тебе намекнули на существование торговли зародышами и тем самым подготовили тебя к восприятию дальнейшего…
— Но разве не странно, что именно в тот день я впервые додумался до предсказания индивидуального будущего? И этого заведующего финансовым отделом мы встретили совершенно случайно.
— Ты ошибаешься. Намек на эту идею тебе дала машина. Идея же была подготовлена заранее. Если бы ты сам не заметил намека, Ерики-кун подсказал бы тебе. Что же касается заведующего, то тебя навел на него опять же Ерики-кун. Ревнивец довел несчастную женщину до того, что она сболтнула лишнее. Она проболталась, заведующий узнал. По правилам организации необходимо было заставить обоих молчать. Обещанием объяснить насчет больницы Ерики кун выманил мужчину в условленное место и привел туда тебя. Остальное ты знаешь. Ерики-кун убил его, а я пригрозил тебе по телефону. Женщина же послушно покончила самоубийством, приняв яд, который передал ей Соба-кун.
— Как это жестоко!
— Да, пожалуй…
— Убийство не может быть разумным, в каких бы благородных целях оно ни совершалось…
— Подобными банальностями вопроса об убийстве не решишь. Убийство является злом не потому, что отнимает у человека его бренную плоть, а потому, что отнимает будущее. Мы часто говорим: жизнь бесценна. По сути, под жизнью мы понимаем будущее. Возьмем тебя. Не ты ли намеревался уничтожить своего ребенка?
— Это совсем другое дело…
— Почему же другое? Тебе претило будущее ребенка, и ты относился к его жизни совершенно равнодушно. В поворотные эпохи, когда будущее не определено… когда для спасения одного будущего приходится жертвовать другим будущим… в такие эпохи убийства неизбежны. Разве это не так? Что бы ты сделал, если бы та женщина не умерла? Ты бы исследовал ее машиной-предсказателем и, узнав о подводных людях, поднял бы шум на весь мир.
— Естественно.
— Сказано откровенно. Да, именно так бы ты и сделал. Благодаря тебе общественное мнение возмутилось бы, разъяренная толпа обрушилась бы на питомники подводных людей, и будущее было бы растоптано…
— Откуда тебе это известно?
— Это рассказала машина, которую ты создал.
— Пусть так. Все равно у будущего, которое еще даже не началось, нет права судить настоящее.
— Не право, а воля.
— Волн тем более не может быть.
— И это говоришь ты? Ты, который сам разбудил спящее будущее? Видимо, ты и сам не понимаешь, что сделал. Когда собака кусает хозяина, виноват хозяин. И говоря по правде, тебе нечего было бы возразить, если бы вместо той женщины расправились с тобой…
— Да, было и такое мнение, — сказал Ерики.
— Но мы не теряли надежды до последней минуты. Мы решили сделать все возможное. И это благодаря тому, что Ерики-кун сам вызвался на опасную роль убийцы…
— Я только… — пробормотал Ерики.
— Да, скажи спасибо Ерики… Скажи ему спасибо, что тебя не убили из-за угла… и ты имеешь теперь возможность, хотя бы временную, заглянуть в будущее… И между прочим, наш сын… Да, ты еще не знаешь, у нас мальчик. Это не моя идея, эту идею подала мне Вада-кун…
Я взглянул на Ваду, но она не отвела глаз. Она была бледна, словно потеряла много крови, и глаза ее были острые, как у птицы. Вдруг я вспомнил наш вчерашний разговор, когда она сказала, что будет судить меня. Нет, она не чувствовала себя виноватой. Наоборот, она обвиняла меня. Что толку пугать оборотня грозными взглядами? Моя ярость утонула в смятении.
— Благодаря ей ты связан теперь с будущим… Это наш общий подарок тебе, творцу машины-предсказателя. Ты понимаешь? Потому что ты чист перед будущим. Это действительно очень важно… Ведь преступление перед будущим в отличие от преступления перед настоящим и прошлым является существенным и решающим.
— По-твоему, я должен быть благодарен за то, что из моего сына сделали урода-раба? У меня слов не хватает…
— Подожди. Ты опять ничего не понял. Я объясню тебе позже… Как бы то ни было, после того, как мы с Ерики ударили по рукам, тебе, наконец, показали лабораторию господина Ямамото. Ты, возможно, считал все эти события разрозненными, случайными, но на самом дело они были нанизаны на единый стержень. Все было продумано заранее. И цель была достигнута. Тебе дали заглянуть в будущее, но обязали ничего не разглашать. Остальное зависело от тебя самого. Мы ждали, не сводя с тебя глаз. Решишься ли ты войти в будущее или отступишь?…
— И что же?
— Что ты спрашиваешь? Речь идет о тебе самом… Несмотря на все наши усилия, ты остался прежним. Ты впутал в это дело жену и поставил себя в положение, которое вынуждало тебя открыть ей все. Одним словом, результат оказался тот же, что и при первом предсказании. Правда, ты пришел к этому результату несколько окольным путем. Если бы я не остановил тебя, ты бы неизбежно разгласил тайну, не правда ли?… И вот тебя пригласили сюда, чтобы принять последнее меры.
— Господин Ямамото сказал вчера, что убивать вовсе не обязательно. Что есть и другие меры.
— Да, есть. Обычно пользуются менее заметными способами. Как-никак компания ежедневно приобретает восемьсот зародышей. Не говоря уже о врачах и посредниках, о скупке зародышей ежедневно узнают восемьсот матерей. В год это составляет двести девяносто тысяч человек. Ты, наверное, думаешь: хороша тайна! Но интересно, что тайна все-таки сохраняется. Для того чтобы погасить праздное любопытство, матерям внушают, что зародыши скупаются с преступными целями и что они, матери, становятся соучастницами преступления. Страх, за который женщина получает семь тысяч иен, заставляет ее держать язык за зубами. Без платы было бы, конечно, сложнее… Вот ты думаешь: зачем платить по семь тысяч за зародышей, если их все равно выбрасывают в канализацию. Но для подводных колоний эти три миллиарда в год — капля в море. Семь тысяч иен за целую человеческую жизнь — это же так дешево. Между прочим, психологи, исходя из нынешних цен на продукты и предметы ширпотреба, подсчитали, что человеческая душа стоит как раз семь тысяч иен. Интересно, правда?… Нет, семь тысяч иен, которые получила твоя жена, имеют, конечно, совсем другой смысл. Это была просто демонстрация. Стоимость души тоже не всегда одинакова. Как бы то ни было, когда имеешь дело с большим числом людей, прорывы неизбежны. Пока это происходит среди тех, кто сознает себя участником преступления, это не страшно. Индивидуальное заболевание, вроде болезни желудка. В какой-то мере это даже на руку компании, потому что количество поступающих зародышей увеличивается. Но совсем другое дело, когда тайна просачивается наружу. Слухи превращаются в неиндивидуализированное общественное мнение, они свирепствуют, как грипп. Естественно, приходится принимать меры… Иногда приходится наказывать очень строго: например, когда проваливается посредник, как это было с той женщиной. Со всеми так нельзя, слишком хлопотно. То есть убить не трудно, но много возни с трупом. Поэтому обыкновенно прибегают к таким способам, которые не оставляют следа. Например, усиливают чувство страха, а если это не помогает, искусственно вызывают психическое расстройство… Но не может же быть, чтобы ты предпочел смерти сумасшествие.
— О себе ты бы не рассуждал так легко…
— Не говори глупости… Твоя смерть — это моя смерть. Впрочем, не будем сентиментальными. Если бы у тебя достало сил рассуждать хладнокровно, ты бы сам пришел к такому решению… Это куда лучше, чем влачить существование человеческого обломка. Вдобавок компания любезно согласилась выплатить твоей семье страховую премию…
— Страховую премию? Какая доброта!.. Но если твоя воля — это и моя воля, то выходит, что моя смерть будет своего рода самоубийством. А разве самоубийцам полагаются страховые премии?
— Об этом не беспокойся. Твоя смерть будет выглядеть как несчастный случай. Ты погибнешь, коснувшись проводов высокого напряжения…
— Неверно, — прозвучал в динамике голос моего второго предсказания, и я вдруг почувствовал, будто моя одежда сделалась прозрачной.
— Что неверно?
— То, что ты сейчас думаешь.
Все взгляды обратились на меня. Голос машины продолжал:
— Ты ошибаешься. Это предсказание не удовлетворило Ерики-кун и его товарищей. Они принялись ломать голову над тем, как тебя спасти. И они обратились ко мне за советом.
— Второе предсказание вашего будущего, сэнсэй, — поспешно вставил Ерики. — Никто так не заботится о судьбе человека, как он сам. Вдобавок ваше второе предсказание знает вас лучше, чем вы…
— Совершенно правильно… Все, что было потом, сделано по моему плану. Я же являюсь отражением твоего разума, твоей неосознанной волей.
— И эти убийства… эти ловушки…
— Да. Никто не несет за них ответственность. Ты делал это для себя.
— Не верю. — Почему-то я поглядел на Ерики.
Ерики опустил глаза и поднес пальцы к вискам.
— Почему же? План был вполне логичный, — спокойно возразил голос. У меня было такое ощущение, будто чья-то рука ощупывает мои внутренности. Подумай сам. Все отвечало одной задаче: что нужно сделать, чтобы ты, узнав будущее, не разгласил тайну организации. Первое убийство преследовало две очевидные цели. Во-первых, ты сам оказался под подозрением и уже не мог апеллировать к общественности, что бы ни случилось. Во-вторых, тебе намекнули на существование торговли зародышами и тем самым подготовили тебя к восприятию дальнейшего…
— Но разве не странно, что именно в тот день я впервые додумался до предсказания индивидуального будущего? И этого заведующего финансовым отделом мы встретили совершенно случайно.
— Ты ошибаешься. Намек на эту идею тебе дала машина. Идея же была подготовлена заранее. Если бы ты сам не заметил намека, Ерики-кун подсказал бы тебе. Что же касается заведующего, то тебя навел на него опять же Ерики-кун. Ревнивец довел несчастную женщину до того, что она сболтнула лишнее. Она проболталась, заведующий узнал. По правилам организации необходимо было заставить обоих молчать. Обещанием объяснить насчет больницы Ерики кун выманил мужчину в условленное место и привел туда тебя. Остальное ты знаешь. Ерики-кун убил его, а я пригрозил тебе по телефону. Женщина же послушно покончила самоубийством, приняв яд, который передал ей Соба-кун.
— Как это жестоко!
— Да, пожалуй…
— Убийство не может быть разумным, в каких бы благородных целях оно ни совершалось…
— Подобными банальностями вопроса об убийстве не решишь. Убийство является злом не потому, что отнимает у человека его бренную плоть, а потому, что отнимает будущее. Мы часто говорим: жизнь бесценна. По сути, под жизнью мы понимаем будущее. Возьмем тебя. Не ты ли намеревался уничтожить своего ребенка?
— Это совсем другое дело…
— Почему же другое? Тебе претило будущее ребенка, и ты относился к его жизни совершенно равнодушно. В поворотные эпохи, когда будущее не определено… когда для спасения одного будущего приходится жертвовать другим будущим… в такие эпохи убийства неизбежны. Разве это не так? Что бы ты сделал, если бы та женщина не умерла? Ты бы исследовал ее машиной-предсказателем и, узнав о подводных людях, поднял бы шум на весь мир.
— Естественно.
— Сказано откровенно. Да, именно так бы ты и сделал. Благодаря тебе общественное мнение возмутилось бы, разъяренная толпа обрушилась бы на питомники подводных людей, и будущее было бы растоптано…
— Откуда тебе это известно?
— Это рассказала машина, которую ты создал.
— Пусть так. Все равно у будущего, которое еще даже не началось, нет права судить настоящее.
— Не право, а воля.
— Волн тем более не может быть.
— И это говоришь ты? Ты, который сам разбудил спящее будущее? Видимо, ты и сам не понимаешь, что сделал. Когда собака кусает хозяина, виноват хозяин. И говоря по правде, тебе нечего было бы возразить, если бы вместо той женщины расправились с тобой…
— Да, было и такое мнение, — сказал Ерики.
— Но мы не теряли надежды до последней минуты. Мы решили сделать все возможное. И это благодаря тому, что Ерики-кун сам вызвался на опасную роль убийцы…
— Я только… — пробормотал Ерики.
— Да, скажи спасибо Ерики… Скажи ему спасибо, что тебя не убили из-за угла… и ты имеешь теперь возможность, хотя бы временную, заглянуть в будущее… И между прочим, наш сын… Да, ты еще не знаешь, у нас мальчик. Это не моя идея, эту идею подала мне Вада-кун…
Я взглянул на Ваду, но она не отвела глаз. Она была бледна, словно потеряла много крови, и глаза ее были острые, как у птицы. Вдруг я вспомнил наш вчерашний разговор, когда она сказала, что будет судить меня. Нет, она не чувствовала себя виноватой. Наоборот, она обвиняла меня. Что толку пугать оборотня грозными взглядами? Моя ярость утонула в смятении.
— Благодаря ей ты связан теперь с будущим… Это наш общий подарок тебе, творцу машины-предсказателя. Ты понимаешь? Потому что ты чист перед будущим. Это действительно очень важно… Ведь преступление перед будущим в отличие от преступления перед настоящим и прошлым является существенным и решающим.
— По-твоему, я должен быть благодарен за то, что из моего сына сделали урода-раба? У меня слов не хватает…
— Подожди. Ты опять ничего не понял. Я объясню тебе позже… Как бы то ни было, после того, как мы с Ерики ударили по рукам, тебе, наконец, показали лабораторию господина Ямамото. Ты, возможно, считал все эти события разрозненными, случайными, но на самом дело они были нанизаны на единый стержень. Все было продумано заранее. И цель была достигнута. Тебе дали заглянуть в будущее, но обязали ничего не разглашать. Остальное зависело от тебя самого. Мы ждали, не сводя с тебя глаз. Решишься ли ты войти в будущее или отступишь?…
— И что же?
— Что ты спрашиваешь? Речь идет о тебе самом… Несмотря на все наши усилия, ты остался прежним. Ты впутал в это дело жену и поставил себя в положение, которое вынуждало тебя открыть ей все. Одним словом, результат оказался тот же, что и при первом предсказании. Правда, ты пришел к этому результату несколько окольным путем. Если бы я не остановил тебя, ты бы неизбежно разгласил тайну, не правда ли?… И вот тебя пригласили сюда, чтобы принять последнее меры.
— Господин Ямамото сказал вчера, что убивать вовсе не обязательно. Что есть и другие меры.
— Да, есть. Обычно пользуются менее заметными способами. Как-никак компания ежедневно приобретает восемьсот зародышей. Не говоря уже о врачах и посредниках, о скупке зародышей ежедневно узнают восемьсот матерей. В год это составляет двести девяносто тысяч человек. Ты, наверное, думаешь: хороша тайна! Но интересно, что тайна все-таки сохраняется. Для того чтобы погасить праздное любопытство, матерям внушают, что зародыши скупаются с преступными целями и что они, матери, становятся соучастницами преступления. Страх, за который женщина получает семь тысяч иен, заставляет ее держать язык за зубами. Без платы было бы, конечно, сложнее… Вот ты думаешь: зачем платить по семь тысяч за зародышей, если их все равно выбрасывают в канализацию. Но для подводных колоний эти три миллиарда в год — капля в море. Семь тысяч иен за целую человеческую жизнь — это же так дешево. Между прочим, психологи, исходя из нынешних цен на продукты и предметы ширпотреба, подсчитали, что человеческая душа стоит как раз семь тысяч иен. Интересно, правда?… Нет, семь тысяч иен, которые получила твоя жена, имеют, конечно, совсем другой смысл. Это была просто демонстрация. Стоимость души тоже не всегда одинакова. Как бы то ни было, когда имеешь дело с большим числом людей, прорывы неизбежны. Пока это происходит среди тех, кто сознает себя участником преступления, это не страшно. Индивидуальное заболевание, вроде болезни желудка. В какой-то мере это даже на руку компании, потому что количество поступающих зародышей увеличивается. Но совсем другое дело, когда тайна просачивается наружу. Слухи превращаются в неиндивидуализированное общественное мнение, они свирепствуют, как грипп. Естественно, приходится принимать меры… Иногда приходится наказывать очень строго: например, когда проваливается посредник, как это было с той женщиной. Со всеми так нельзя, слишком хлопотно. То есть убить не трудно, но много возни с трупом. Поэтому обыкновенно прибегают к таким способам, которые не оставляют следа. Например, усиливают чувство страха, а если это не помогает, искусственно вызывают психическое расстройство… Но не может же быть, чтобы ты предпочел смерти сумасшествие.
— О себе ты бы не рассуждал так легко…
— Не говори глупости… Твоя смерть — это моя смерть. Впрочем, не будем сентиментальными. Если бы у тебя достало сил рассуждать хладнокровно, ты бы сам пришел к такому решению… Это куда лучше, чем влачить существование человеческого обломка. Вдобавок компания любезно согласилась выплатить твоей семье страховую премию…
— Страховую премию? Какая доброта!.. Но если твоя воля — это и моя воля, то выходит, что моя смерть будет своего рода самоубийством. А разве самоубийцам полагаются страховые премии?
— Об этом не беспокойся. Твоя смерть будет выглядеть как несчастный случай. Ты погибнешь, коснувшись проводов высокого напряжения…
34
Сколько прошло времени? Не знаю. За окнами стало совсем темно. Никто не шелохнулся, и я сижу, словно во сне, мертвой хваткой вцепившись в свое время. Мне кажется, что если это молчание будет длиться вечно, следующее мгновение не наступит никогда.
Думал ли я о чем-нибудь? Кажется, думал, но все о каких-то пустяках. Кто выгладил брюки для Ерики — его хозяйка или Вада?… Куда я засунул счета за телевизор?… Я увяз в этой путанице мыслей и не мог пошевелиться. Видимо, наши эмоции воздействуют на нервную систему гораздо сильнее, чем мысль. Я ждал момента, чтобы бежать. Все мускулы были напряжены, как у кошки, готовой к прыжку. Нет, сравнение с кошкой — не просто слова. Ибо в памяти моей, словно утверждая непрерывность повседневного бытия и протестуя против сумасшедшего разрыва этой непрерывности, всплыла залитая солнцем веранда, уставленная цветами. Пока существует эта веранда, я не умру, ни за что не умру.
Вдруг, скрипнув стулом, поднялся Соба.
— Ну что же, пора?…
— Убивать? — Я тоже вскочил, опрокинув стул.
— Нет, что вы… — испуганно произнес Ерики.
— У нас еще два часа, — быстро заговорила Вада. — Мы должны показать вам по телевизору питомник подводных людей, а затем, если пожелаете, вам покажут будущее колоний на морском дне…
— Он обязательно пожелает, — сказал голос из недр машины. — Такова программа, недаром смерть отложена до девяти часов. Логика не убедила его, он еще не понимает. И он еще намерен сопротивляться…
— Значит, можно начинать? — сказал Соба и протянул руку к пульту за спиной Томоясу.
Томоясу отстранился от него.
— Если разрешите, сначала стакан воды… — проговорил он, стесненно поглядев на Ваду.
— Может быть, фруктового сока?
— Да, пожалуйста. Горло совершенно пересохло… Простите, что я вас беспокою…
— Ничего, пожалуйста. Мне все равно нужно сойти вниз и передать Кимуре, чтобы они уходили, не дожидаясь нас…
Высоко подняв голову, она скользящей походкой направилась к выходу. Я остановил ее.
— Значит, Кимура и его сотрудники тоже связаны с этой организацией?
— Нет, они ничего не знают… — ответил вместо нее Ерики.
В ту же секунду, изо всех сил оттолкнувшись ногами от пола, я прыгнул к двери. Рассказать все Кимуре и просить о помощи, иного выхода нет. Вся эта банда сошла с ума… Но не успел я коснуться дверной ручки, как дверь распахнулась и на пороге, как бы для того, чтобы подхватить меня, если я поскользнусь и упаду, возник тот самый молодой человек, специалист по убийствам из-за угла. Он стоял, растерянно улыбаясь, подняв длинные руки, словно не зная, что с ними делать.
— Вы все-таки хотите… К чему это, сэнсэй?…
Я бросился на него, целя левым плечом ему в грудь, рассчитывая сбить его с ног и проскользнуть справа. Но я в чем-то промахнулся. Я ощутил сильный толчок в левую сторону живота, перевернулся, и в следующий момент меня швырнуло к противоположной стене. Я лежал в странной, противоестественной позе. Нижняя часть тела словно оторвалась и провалилась куда-то. Затем способность к нормальному пространственному восприятию вернулась ко мне, и я почувствовал, как из-под сердца вспучивается острая боль.
Ерики и Томоясу подняли меня и, поддерживая с обеих сторон, водворили на прежнее место. «Пот…» — тихо сказала Вада, кладя мне на ладонь сложенный носовой платок. Господин Ямамото качал головой и горестно вздыхал. Я оглянулся на специалиста по убийствам. Он стоял на прежнем месте в прежней позе, смущенно приоткрыв рот.
— Вы сами так велели, сэнсэй… Предупредили: если, мол, я сделаю так, то ты не теряйся… Я тогда подумал, что это шутка, но не мог же я…
— Ладно. Ступай и жди, — сказала машина.
Кажется, он не отличал голоса машины от моего. Нисколько не удивившись, он кивнул и вышел, шаркая подошвами брезентовых туфель.
— Начинайте без меня, — сказала Вада и тоже вышла.
— Ты говоришь и поступаешь в точности, как предсказано, — укоризненно сказала машина, четко выговаривая каждое слово.
Ерики погасил свет, и Соба включил телевизор.
Внезапно, словно темнота освободила меня, я закричал. Горло у меня пересохло, и голос был как чужой.
— Зачем… Зачем все это нужно? Если хотите убить, то почему не убиваете?
Ерики обернулся в сиреневом свете, падавшем с экрана.
— Нам ведь все равно, сэнсэй… — робко сказал он. — Если вы отказываетесь смотреть…
Я замолчал… корчась от боли в животе.
Думал ли я о чем-нибудь? Кажется, думал, но все о каких-то пустяках. Кто выгладил брюки для Ерики — его хозяйка или Вада?… Куда я засунул счета за телевизор?… Я увяз в этой путанице мыслей и не мог пошевелиться. Видимо, наши эмоции воздействуют на нервную систему гораздо сильнее, чем мысль. Я ждал момента, чтобы бежать. Все мускулы были напряжены, как у кошки, готовой к прыжку. Нет, сравнение с кошкой — не просто слова. Ибо в памяти моей, словно утверждая непрерывность повседневного бытия и протестуя против сумасшедшего разрыва этой непрерывности, всплыла залитая солнцем веранда, уставленная цветами. Пока существует эта веранда, я не умру, ни за что не умру.
Вдруг, скрипнув стулом, поднялся Соба.
— Ну что же, пора?…
— Убивать? — Я тоже вскочил, опрокинув стул.
— Нет, что вы… — испуганно произнес Ерики.
— У нас еще два часа, — быстро заговорила Вада. — Мы должны показать вам по телевизору питомник подводных людей, а затем, если пожелаете, вам покажут будущее колоний на морском дне…
— Он обязательно пожелает, — сказал голос из недр машины. — Такова программа, недаром смерть отложена до девяти часов. Логика не убедила его, он еще не понимает. И он еще намерен сопротивляться…
— Значит, можно начинать? — сказал Соба и протянул руку к пульту за спиной Томоясу.
Томоясу отстранился от него.
— Если разрешите, сначала стакан воды… — проговорил он, стесненно поглядев на Ваду.
— Может быть, фруктового сока?
— Да, пожалуйста. Горло совершенно пересохло… Простите, что я вас беспокою…
— Ничего, пожалуйста. Мне все равно нужно сойти вниз и передать Кимуре, чтобы они уходили, не дожидаясь нас…
Высоко подняв голову, она скользящей походкой направилась к выходу. Я остановил ее.
— Значит, Кимура и его сотрудники тоже связаны с этой организацией?
— Нет, они ничего не знают… — ответил вместо нее Ерики.
В ту же секунду, изо всех сил оттолкнувшись ногами от пола, я прыгнул к двери. Рассказать все Кимуре и просить о помощи, иного выхода нет. Вся эта банда сошла с ума… Но не успел я коснуться дверной ручки, как дверь распахнулась и на пороге, как бы для того, чтобы подхватить меня, если я поскользнусь и упаду, возник тот самый молодой человек, специалист по убийствам из-за угла. Он стоял, растерянно улыбаясь, подняв длинные руки, словно не зная, что с ними делать.
— Вы все-таки хотите… К чему это, сэнсэй?…
Я бросился на него, целя левым плечом ему в грудь, рассчитывая сбить его с ног и проскользнуть справа. Но я в чем-то промахнулся. Я ощутил сильный толчок в левую сторону живота, перевернулся, и в следующий момент меня швырнуло к противоположной стене. Я лежал в странной, противоестественной позе. Нижняя часть тела словно оторвалась и провалилась куда-то. Затем способность к нормальному пространственному восприятию вернулась ко мне, и я почувствовал, как из-под сердца вспучивается острая боль.
Ерики и Томоясу подняли меня и, поддерживая с обеих сторон, водворили на прежнее место. «Пот…» — тихо сказала Вада, кладя мне на ладонь сложенный носовой платок. Господин Ямамото качал головой и горестно вздыхал. Я оглянулся на специалиста по убийствам. Он стоял на прежнем месте в прежней позе, смущенно приоткрыв рот.
— Вы сами так велели, сэнсэй… Предупредили: если, мол, я сделаю так, то ты не теряйся… Я тогда подумал, что это шутка, но не мог же я…
— Ладно. Ступай и жди, — сказала машина.
Кажется, он не отличал голоса машины от моего. Нисколько не удивившись, он кивнул и вышел, шаркая подошвами брезентовых туфель.
— Начинайте без меня, — сказала Вада и тоже вышла.
— Ты говоришь и поступаешь в точности, как предсказано, — укоризненно сказала машина, четко выговаривая каждое слово.
Ерики погасил свет, и Соба включил телевизор.
Внезапно, словно темнота освободила меня, я закричал. Горло у меня пересохло, и голос был как чужой.
— Зачем… Зачем все это нужно? Если хотите убить, то почему не убиваете?
Ерики обернулся в сиреневом свете, падавшем с экрана.
— Нам ведь все равно, сэнсэй… — робко сказал он. — Если вы отказываетесь смотреть…
Я замолчал… корчась от боли в животе.
ИНТЕРЛЮДИЯ
ПИТОМНИК ПОДВОДНЫХ ЛЮДЕЙ
Комментирует господин Ямамото
На экране железная дверь, на которой белой масляной краской намалевана цифра «3».
Появляется молодой человек в белом халате и останавливается перед объективом, щурясь от яркого света.
— Сначала камера выращивания. Мы покажем вам вашего ребенка, сэнсэй… (К молодому человеку.)У вас все готово?
— Так точно… Здесь, в третьей камере…
— Нет-нет, ничего объяснять не нужно. Покажите сэнсэю его сына.
(Молодой человек кивает и открывает дверь. Обстановка почти такая же, как в камере выращивания для свиней. Молодой человек поднимается по железному трапу и исчезает.)
— Если пройти по этому коридору дальше направо, то выходишь к заднему фасаду здания, где вы вчера были, сэнсэй… Помните? К бассейну, в котором обучали собаку… Длинный подземный переход, из конца в конец пешком больше тридцати минут, мы сейчас подумываем, не провести ли там узкоколейку.
(Молодой человек возвращается со стеклянным сосудом в руках.)
— Прирос?
— Да, превосходно.
(Стеклянный сосуд крупным планом. Зародыш, похожий на головастика. Прозрачное сердце колышется, как горячий воздух. В темном студне фейерверком раскинулись кровеносные сосуды.)
— Это ваш сын, сэнсэй… Как он вам понравился?… Бодрый парнишка, не правда ли?… А теперь, если не возражаете, пойдемте дальше. (Экран гаснет.)Подождем немного, пока они там все подготовят. Так вот, наш питомник подводных людей делится на три сектора: сектор выращивания, сектор воспитания и сектор обучения. Сектор выращивания мы осматривать не будем, он ничем не отличается от камер для животных. Что же касается сектора воспитания и сектора обучения, то разница между ними возрастная. В первом содержатся дети от рождения и до пяти лет, во втором — свыше шести. Таких у нас пока очень мало, это уроженцы тех времен, когда дело находилось еще в стадии эксперимента. Один ребенок восьми лет, восемь семи с половиной, двадцать четыре — семи и, наконец, сто восемьдесят один — шести лет. Пятилетних детей у нас уже сорок тысяч, четырехлетних и младше ежегодно получается от девяноста до ста тысяч. Поэтому работа в секторе обучения уже с будущего года тоже начнется с настоящим размахом. Сейчас в разных пунктах на океанском дне ведется скоростное строительство отделений этого сектора. Их будет больше двадцати, и каждое сможет принять от трех до десяти тысяч детей…
(«Простите, мы заставили вас ждать», - прервал голос. Экран освещается. Внутренность гигантского бассейна. Бесчисленные ряды длинных полок, разделенных на крошечные отсеки. И в каждом, отсеке плавает подводный младенец.)
— Это камера сосунков. Они поступают сюда из родильной камеры по пять сотен, а то и по тысяче ежедневно. В идеале их нужно было бы выдерживать здесь до «отнятия от груди»… пять месяцев… но для этого потребовались бы бассейны на сто двадцать тысяч мест. Это практически невозможно. Поэтому мы держим здесь всех до двух месяцев и для эксперимента по триста младенцев каждого последующего месяца. Остальные в двухмесячном возрасте передаются в филиалы сектора воспитания при управлениях будущих подводных колоний. Работников у нас постоянно не хватает, и это служит источником известного беспокойства, но, как это ни странно, смертность здесь чрезвычайно низкая. В этом бассейне тринадцать тысяч младенцев, а всего таких бассейнов пять. Есть еще образцовый бассейн для детей от трех до пяти месяцев и отделы воспитания и обучения для питомцев этого бассейна. Это вы потом увидите, а сейчас посмотрите, как младенец получает молоко…
(Объектив приближается к одному из отсеков. Это коробка из прозрачного пластика. В ней, опустив голову и подняв зад, спит подводный младенец, крошечное существо, покрытое белыми морщинами. Видно, как работают его жабры. В потолке коробки имеются выступы, от них к большой трубе, проходящей поверх полки, тянутся тонкие шланги. Внизу проходит еще одна труба, от нее к каждой коробке идет ответвление).
— Через верхнюю трубу подается молоко, нижняя отсасывает нечистоты…
(Подплывает техник в акваланге, кивает нам и легонько стучит в стенку коробки. Младенец просыпается, медленно переворачивается на спину и, часто-часто работая жабрами, приникает ртом к одному из выступов на потолке. Лицо у него совершенно такое же, как у любого сосущего младенца, но странно видеть, как при каждом глотке из жаберных щелей выбивается молоко. Постепенно внутренность коробки заволакивается белым туманом. Теперь понятно, что нижняя труба служит для смены воды.)
— Самой трудной проблемой было не питание, а температура. Мы ожидали, конечно, что с развитием жабр последуют изменения в железах с внешней секрецией, в структуре кожи, в процессах накопления подкожного жира, но мы ничего не знали конкретно. Вдобавок мы совершенно измучились с проблемой физической и физиологической сопротивляемости кожного покрова. Со взрослыми дело обстоит просто: какой-нибудь костюм из синтетики, и все в порядке, ведь вода плохо проводит тепло… Кстати, этот вопрос у нас решен успешно… Главное было в том, какую температуру поддерживать в период молочного кормления. Как вам известно, теплокровные животные не зависят от температуры среды, их тело имеет постоянную температуру, и благодаря этому они могут тратить большие количества энергии. Подводные люди, как оказалось, обладают повышенной приспособляемостью, они способны понижать свою температуру в соответствии с температурой воды, и если бы мы дали им эту возможность, они превратились бы в вялых, ни к чему не пригодных существ, почти лишенных энергии. С другой стороны, нельзя их приучать и к температуре в тридцать пять градусов, потому что это нарушило бы нормальное развитие кожного покрова и отложение подкожного жира. Это была настоящая дилемма. Но мы разрешили ее. Видите эту верхнюю трубу?… Она двойная, по ней течет не только молоко, но и морская вода, охлажденная до шести градусов по Цельсию. Обычно к детям обращены соски, подающие молоко, но трижды в сутки, утром, днем и вечером, поворотом рычага в кабине управления труба поворачивается, и из сосков на младенцев устремляется холодная вода, по восемь секунд с десятисекундными интервалами. Массаж холодной водой под давлением. Результаты превзошли все ожидания. Жаль, что нельзя показать вам этого, но как малыши барахтаются, когда принимают душ!.. (Смеется, машет рукой.)Однако довольно, пойдемте дальше. Времени у нас не так много, поэтому перейдем сразу к последней группе, к пятилетним детям.
(Экран гаснет и снова загорается. Бассейн размером в классную комнату начальной школы. Человек тридцать детей, мальчики и девочки, с резиновыми ластами на ногах свободно плавают во всех направлениях. Это обыкновенные японские ребятишки, но у них странно раскрытые немигающие глаза, длинные волосы, клубящиеся, как водоросли, жаберные щели у горла и слишком узкие грудные клетки. Слышится неумолчный шум, похожий на скрип ржавого металла. С потолка свисает целый лес металлических труб. На поверхности воды плавают куски дерева. В стенах сложной формы выступы с отверстиями. Видимо, это устройства для игр.)
— Слышите шум? Они скрипят зубами. Скрип зубами — это речь подводных людей. Голосовые связки отмерли, да под водой они и ни к чему. Подводные люди пользуются азбукой Морзе, язык у них японский, так что переводить не трудно. Преимущество такой речи в том, что разговаривать можно при помощи какого-нибудь предмета. Можно разговаривать по секрету, прикасаясь друг к другу пальцами, можно говорить во время еды с набитым ртом, постукивая ногой по полу. Создана очень простая азбука из букв, представляющих сочетания горизонтальных и вертикальных линий. В настоящее время уже восемнадцать человек наших сотрудников, все из бывших телеграфистов, свободно владеют речью подводных людей, работает также электронная переводная машина, и мы имеем возможность давать нашим питомцам достаточно хорошее образование. Смотрите, все насторожились. Должно быть, пришел приказ из кабины связи.
(Некоторое время все дети неподвижно смотрят в одну сторону. Затем, обгоняя друг друга, бросаются к люку слева. Объектив следует за ними. Появляются две женщины в аквалангах. Одна стоит у большого ящика, другая постукивает двумя дощечками. Видимо, она что-то объясняет. Дети выстраиваются перед ними. Женщины извлекают из ящика и раздают им по очереди какие-то черные предметы величиной с большую книгу. Один из детей, получив черный предмет, немедленно откусывает от него.)
— Ужин.
(Женщина с дощечками бьет жующего ребенка. Тот, скрипнув зубами, бросается наутек.)
— Наказание за плохое поведение. У нас воспитывают строго. Есть можно только в своей комнате.
— Этот ребенок… Он что, засмеялся?
— Гм… Способы выражения чувств у них несколько другие. Во всяком случае, в том смысле, как мы это понимаем, он не смеялся. Вместе с легкими у них отмерла и диафрагма, так что смеяться они не могут. Интересно также, что они не плачут. В числе других желез у них исчезли и слезные, и они не могут плакать, если бы даже захотели.
— Но, может быть, они плачут как-нибудь иначе, без слез?
— Если верить Джеймсу, человек плачет не потому, что ему грустно, наоборот, ему грустно потому, что он плачет. Возможно, не имея слезных желез, они не знают грусти.
(Перед объективом проплывает девочка. Она удивленно оглядывается. Маленькое острое лицо, огромные блестящие глаза. Пронзительно скрипнув, она переворачивается и уплывает прочь…)
— Какая жестокость!
— Что вы сказали?
— Это же трагедия…
(Господин Ямамото смеется.)
— Нет, так нельзя. Вы навязываете им свое сочувствие на основе предвзятых аналогий. Лучше перейдем дальше… К образцовому отделу обучения для шестилетних и старше…
(С экрана).
— Разрешите сделать небольшой перерыв?…
— Да, верно. Это далековато. Им придется перевозить телекамеру на субмарине. А пока включите свет, пожалуйста…
ГИПОТЕЗА О КОНЦЕ ЧЕТВЕРТОГО ЛЕДНИКОВОГО ПЕРИОДА
Сообщение делает во время перерыва господин Томоясу
— Я ведь простой чиновник, так что я коротко, в двух словах… Вы уже слыхали кое-что об этом, Кацуми-сэнсэй, вам сегодня утром звонили по телефону. Это советское предложение о сотрудничестве в исследованиях насчет активизации вулканической гряды на дне Тихого океана. Если говорить по правде, мы с помощью Ерики-сан уже давно провели эти исследования. Конечно, Советский Союз тоже имеет все эти данные, но здесь уже вопрос политики…