Страница:
Елена Колина
Личное дело Кати К.
Суббота
Экзистенциальный кризис в семье
Если у человека экзистенциальный кризис, или кризис среднего возраста, или творческий кризис, или же он является трудным подростком, то ему ни в коем случае нельзя заклеивать окна…
Нет, не так…
Если человек вышел замуж в беспомощном состоянии и в марлевой повязке, то еще неизвестно, что ждет его в этом браке.
…Опять не так… Если человек вышел замуж за главного врача больницы, где с 20.08.05 по 27.08.05 находился на лечении с диагнозом «неврит лицевого нерва»… – вот теперь все правильно.
Что может быть прекраснее, чем пара «пациентка и врач»?.. Врач-невропатолог.
Кстати, по поводу диагноза – с диагнозом я не согласна. Считаю, это типичный случай гипердиагностики: у меня было вовсе не поражение периферических нервов, а обычная простуда. Просто левая половина рта не улыбалась, левый глаз не моргал, левая бровь не поднималась, в общем, вся левая половина лица полностью замерла. И это, конечно, мешало мне смеяться и полноценно выражать другие эмоции. Но мой человеческий организм устроен таким образом, что если что-то одно отказывает, то другое начинает работать с удвоенной силой. Поэтому, когда 21.08.05 около одиннадцати утра я увидела, что в палату в сопровождении свиты врачей входит невысокий человек со строгим лицом, я нисколько не растерялась и, как могла, выразила ему свою приязнь действующей половиной лица: улыбнулась правой половиной рта, приподняла правую бровь и изо всех сил моргнула правым глазом.
– Что это она у вас так гримасничает? – брюзгливо спросил моего лечащего врача человек со строгим лицом. По его начальственному тону я догадалась, что это главный врач, и несколько раз моргнула, желая показать, что у меня все хорошо и получаемым лечением я довольна. И еще, привстав, приветственно помахала правой рукой из-под одеяла.
Главврач без видимого интереса немного почитал мою историю болезни. Там было написано: «Екатерина К., неврит лицевого нерва, клиническая картина, назначения…» – и все это вместо того, чтобы написать правду: «Катя К. открыла в машине все окна на скорости 120 км в час, думала, что в жару сквозняк не страшен, оказалось, нет».
– Не расстраивайтесь так, – с дежурным сочувствием сказал мне главврач, – будем надеяться, что со временем у вас все восстановится.
– А я и не расстраиваюсь, – ответила я. – У Луи Пастера, например, работало только одно полушарие мозга, и ничего, изобрел пастеризацию всего одним полушарием… Знаете Луи Пастера?
Главврач удивился и дополнительно проверил мои рефлексы. Он все стучал и стучал по мне черным резиновым молоточком, и я тоже удивлялась – зачем, видно же, что я совершенно нормальная, просто много знаю. Так началась Димина любовь ко мне. Любовь всегда начинается с удивления.
Наши с Димой любовные отношения развивались как классические отношения «врач – пациентка», то есть были основаны на моем восхищении и полной зависимости от его назначений. И еще на благодарности за то, что он поверил в меня и разрешил размотать повязку на два дня раньше, а затем наблюдал меня амбулаторно, то есть у меня дома: витамины группы В, дибазол 0,05 подкожно 1 мл, а также лечебная гимнастика и массаж.
И в связи со всем этим у меня даже развился некоторый комплекс неполноценности – вроде он Гудвин, великий и ужасный, а я так, ерунда, пациент с перекошенной улыбкой.
Но теперь мы больше не врач и пациент, а муж и жена. Оказалось, что я не ерунда, а наоборот – в нашем доме все на мне: любовь, здоровое питание и психологический климат.
Хочу сразу же признаться – я вышла замуж по расчету. Ведь это мое личное дело, как выходить замуж, по расчету или по другим причинам. Мой расчет такой – я собиралась жить счастливо. Кроме того, всегда хорошо иметь дома невропатолога. Вот это мой расчет, а что, неправильно?
Подозреваю, что Дима тоже женился на мне по расчету – чтобы иметь у себя дома своего личного пациента, беззащитного перед его назначениями.
Все было хорошо, и мы были очень счастливы. Я понимала, что все это устроила я, особенно здоровое питание, и мой комплекс неполноценности уже потихоньку начал переходить в манию величия, но вот тут-то обнаружились некоторые сложности.
Пожаловаться на эти некоторые сложности мне некому – все мои подруги, как одна, скажут: «А я тебя предупреждала, что будет очень трудно…» Они ничуть не злорадные, просто человеческая природа такова – каждому в душе приятно сознавать, что он прав, а я дура.
Мои подруги скажут: «Вы с Димой такие разные…» Это правда, мы разные: Дима – невысокий, черноглазый-чернобровый с чуть седоватыми волосами, спортивный, а я тоже невысокая, неопределенно светлого цвета, довольно далека от спорта. Зато у меня есть лишние килограммы, а у Димы нет.
Мои подруги скажут, что у нас с Димой разные интересы. И это действительно так: он все свободное время играет в теннис, а я люблю валяться – валяться на траве и смотреть, как плывут облака, или валяться на диване у окна и смотреть, как идет снег.
Еще они скажут, что у нас с Димой очень разные характеры, и это тоже правда. Я больше всего на свете люблю неожиданные радости, а за те месяцы, что мы живем вместе, он еще ни разу не пришел домой и не предложил: давай поедем на выходные в Париж или на дачу!
Что-то еще… Ах да, самое главное! Конечно же, мои подруги скажут: что хорошего можно ждать от этого брака, когда у каждого свой ребенок!
Да, свой, а что?.. У меня свой Котик, чудный, очень тихий ребенок шести лет, а у Димы шестнадцатилетняя девица Киса. Очевидно, существуют какие-то необыкновенно щедрые душевно женщины, способные полюбить чужого подростка с первого взгляда, но это не я. Что же касается нашей Кисы, то… есть люди, которых легко любить, и это НЕ Киса.
Котик похож на сонного медвежонка, а Киса похожа на модель или на девушку «Космо». У Котика и Кисы тоже разные характеры и разные вкусы, особенно насчет меня.
Нет, не так…
Если человек вышел замуж в беспомощном состоянии и в марлевой повязке, то еще неизвестно, что ждет его в этом браке.
…Опять не так… Если человек вышел замуж за главного врача больницы, где с 20.08.05 по 27.08.05 находился на лечении с диагнозом «неврит лицевого нерва»… – вот теперь все правильно.
Что может быть прекраснее, чем пара «пациентка и врач»?.. Врач-невропатолог.
Кстати, по поводу диагноза – с диагнозом я не согласна. Считаю, это типичный случай гипердиагностики: у меня было вовсе не поражение периферических нервов, а обычная простуда. Просто левая половина рта не улыбалась, левый глаз не моргал, левая бровь не поднималась, в общем, вся левая половина лица полностью замерла. И это, конечно, мешало мне смеяться и полноценно выражать другие эмоции. Но мой человеческий организм устроен таким образом, что если что-то одно отказывает, то другое начинает работать с удвоенной силой. Поэтому, когда 21.08.05 около одиннадцати утра я увидела, что в палату в сопровождении свиты врачей входит невысокий человек со строгим лицом, я нисколько не растерялась и, как могла, выразила ему свою приязнь действующей половиной лица: улыбнулась правой половиной рта, приподняла правую бровь и изо всех сил моргнула правым глазом.
– Что это она у вас так гримасничает? – брюзгливо спросил моего лечащего врача человек со строгим лицом. По его начальственному тону я догадалась, что это главный врач, и несколько раз моргнула, желая показать, что у меня все хорошо и получаемым лечением я довольна. И еще, привстав, приветственно помахала правой рукой из-под одеяла.
Главврач без видимого интереса немного почитал мою историю болезни. Там было написано: «Екатерина К., неврит лицевого нерва, клиническая картина, назначения…» – и все это вместо того, чтобы написать правду: «Катя К. открыла в машине все окна на скорости 120 км в час, думала, что в жару сквозняк не страшен, оказалось, нет».
– Не расстраивайтесь так, – с дежурным сочувствием сказал мне главврач, – будем надеяться, что со временем у вас все восстановится.
– А я и не расстраиваюсь, – ответила я. – У Луи Пастера, например, работало только одно полушарие мозга, и ничего, изобрел пастеризацию всего одним полушарием… Знаете Луи Пастера?
Главврач удивился и дополнительно проверил мои рефлексы. Он все стучал и стучал по мне черным резиновым молоточком, и я тоже удивлялась – зачем, видно же, что я совершенно нормальная, просто много знаю. Так началась Димина любовь ко мне. Любовь всегда начинается с удивления.
Наши с Димой любовные отношения развивались как классические отношения «врач – пациентка», то есть были основаны на моем восхищении и полной зависимости от его назначений. И еще на благодарности за то, что он поверил в меня и разрешил размотать повязку на два дня раньше, а затем наблюдал меня амбулаторно, то есть у меня дома: витамины группы В, дибазол 0,05 подкожно 1 мл, а также лечебная гимнастика и массаж.
И в связи со всем этим у меня даже развился некоторый комплекс неполноценности – вроде он Гудвин, великий и ужасный, а я так, ерунда, пациент с перекошенной улыбкой.
Но теперь мы больше не врач и пациент, а муж и жена. Оказалось, что я не ерунда, а наоборот – в нашем доме все на мне: любовь, здоровое питание и психологический климат.
Хочу сразу же признаться – я вышла замуж по расчету. Ведь это мое личное дело, как выходить замуж, по расчету или по другим причинам. Мой расчет такой – я собиралась жить счастливо. Кроме того, всегда хорошо иметь дома невропатолога. Вот это мой расчет, а что, неправильно?
Подозреваю, что Дима тоже женился на мне по расчету – чтобы иметь у себя дома своего личного пациента, беззащитного перед его назначениями.
Все было хорошо, и мы были очень счастливы. Я понимала, что все это устроила я, особенно здоровое питание, и мой комплекс неполноценности уже потихоньку начал переходить в манию величия, но вот тут-то обнаружились некоторые сложности.
Пожаловаться на эти некоторые сложности мне некому – все мои подруги, как одна, скажут: «А я тебя предупреждала, что будет очень трудно…» Они ничуть не злорадные, просто человеческая природа такова – каждому в душе приятно сознавать, что он прав, а я дура.
Мои подруги скажут: «Вы с Димой такие разные…» Это правда, мы разные: Дима – невысокий, черноглазый-чернобровый с чуть седоватыми волосами, спортивный, а я тоже невысокая, неопределенно светлого цвета, довольно далека от спорта. Зато у меня есть лишние килограммы, а у Димы нет.
Мои подруги скажут, что у нас с Димой разные интересы. И это действительно так: он все свободное время играет в теннис, а я люблю валяться – валяться на траве и смотреть, как плывут облака, или валяться на диване у окна и смотреть, как идет снег.
Еще они скажут, что у нас с Димой очень разные характеры, и это тоже правда. Я больше всего на свете люблю неожиданные радости, а за те месяцы, что мы живем вместе, он еще ни разу не пришел домой и не предложил: давай поедем на выходные в Париж или на дачу!
Что-то еще… Ах да, самое главное! Конечно же, мои подруги скажут: что хорошего можно ждать от этого брака, когда у каждого свой ребенок!
Да, свой, а что?.. У меня свой Котик, чудный, очень тихий ребенок шести лет, а у Димы шестнадцатилетняя девица Киса. Очевидно, существуют какие-то необыкновенно щедрые душевно женщины, способные полюбить чужого подростка с первого взгляда, но это не я. Что же касается нашей Кисы, то… есть люди, которых легко любить, и это НЕ Киса.
Котик похож на сонного медвежонка, а Киса похожа на модель или на девушку «Космо». У Котика и Кисы тоже разные характеры и разные вкусы, особенно насчет меня.
Воскресенье
Очень холодно
На завтрак гренки с сыром, булочки с шоколадным маслом и яичница, а также овсяная каша на воде без соли и масла. Дима, Киса и Котик не будут есть овсяную кашу на воде без соли и масла, но она обязательно должна быть на столе – нам без этого нельзя, потому что я – консультант по здоровому питанию. Автор бестселлеров «Здоровое питание для ленивых» и «Здоровое питание для хитрых». Жуткие тиражи, честное слово, больше, чем даже у детективов! Так что овсяная каша на воде без соли и масла по рецепту из моих книг – это профессиональное, она всегда стоит у нас на столе как муляж и свидетельство моих профессиональных успехов.
Я разложила по тарелкам яичницу и вслух обратилась сама к себе:
– Катя, как тебе не стыдно? Как ты можешь кормить свою семью гренками, булочками с шоколадным маслом и яичницей, если ты консультант по здоровому питанию?..
– Если ты консультант по питанию, – сказал Дима, входя на кухню.
Боже, это просто чудо! У нас телепатическая связь!.. Как все истинно любящие, мы настроены на одну волну, как это прекрасно…
– Если ты консультант, – повторил Дима, и в его голосе явственно прозвучала едкая детсадовская интонация: «Если ты такая умная, Катечка…» – если ты все знаешь про здоровое питание, почему же тогда…
Дальше последовал список претензий, не злобный, а просто печальный – бу-бу-бу… Почему я не могу приучить его и детей есть овсянку на воде без соли и масла, почему на обед никогда не бывает хоть какого-нибудь свекольного салата, а на ужин всегда мясо с картошкой или с макаронами…
– А ведь в твоих книгах такие замечательные рецепты здорового питания… – мечтательно произнес Дима и принялся за яичницу.
…Хм… Может ли инструктор по дрессировке собак пройти по бревну на четвереньках с палкой в зубах? Ах, не может? А других учит. Тогда какие ко мне могут быть претензии?.. Теоретические знания – это одно, а практическое применение – это совсем другое.
Но дело не в яичнице и не в овсянке. Мне хочется, чтобы все завтракали вместе, и чтобы все было красиво, и чтобы все любили друг друга и рассказывали, кому что приснилось, и обменивались планами на день, и…
А у Димы по утрам всегда ЛИЦО. И еще он по утрам всегда вздыхает, очень громко, я бы сказала, настойчиво вздыхает. И я каждое утро пугаюсь, что у него за время ночного отдыха случилось что-то непоправимое.
– Что с тобой? – Я вилась вокруг Димы, как щенок. – Что, что, что?
– Устал… – вздохнул он.
– Ты же только что проснулся… – намекнула я.
– Ну и что? – непонимающе сказал Дима и вздохнул еще громче.
Отношения до брака – это восторги любви, дибазол 0,05 подкожно 1 мл, прощальный массаж лицевого нерва, и до свидания. А семейная жизнь совсем иное – это не до свидания под столом собрание, а наоборот, радости и горести пополам. Тем более Дима – главный врач большой больницы и не только лечит и руководит, а еще строит новый больничный корпус. Собирается оснастить его самым современным оборудованием, особенно он мечтает о ЯМР. Ядерно-магнитный резонансный томограф с сосудистой программой – вот это что. Стоит три миллиона долларов, ни у кого такого нет, а Диме уже почти что обещали в одном Фонде, нельзя говорить, в каком именно, – во Всемирном фонде исследований мозга.
– Может быть, у тебя неприятности? – деловито спросила я.
– Да нет… а впрочем, скорее да…
– Какие? Какие неприятности? Скажи, скажи скорее, какие неприятности!..
Дима некоторое время подумал и сказал:
– Я точно не знаю.
КАК человек может не знать, какие у него неприятности?!
Дима еще немного подумал и сказал:
– А что, если министерство не утвердит проект?
Я удивилась, ведь как раз вчера стало известно, что проект УЖЕ утвержден.
– Нет, ну а если все-таки… – настаивал Дима.
Я налила ему кофе и спросила:
– А может быть, тебе приснился плохой сон? И поэтому ты такой грустный?
– Я не грустный, я нормальный, – ответил Дима.
Он нормальный?! А кто же тогда ненормальный, я?..
– Ну, или возьмем, к примеру, мою машину… Вчера какой-то стук был. Наверняка она скоро сломается, – с надеждой сказал Дима и оглянулся вокруг в поисках еще чего-нибудь печального. Я услужливо подсунула ему дневник Котика с двойкой за писание палочек, и тогда он удовлетворенно вздохнул:
– Ну, вот видишь, я же говорил…
Вот так. Еще неизвестно, кто здесь пациент, а кто невропатолог, или даже психоневролог… или даже, не побоюсь этого слова, психиатр.
Никогда не думала, что невысокие симпатичные черноволосые и чернобровые главврачи бывают такими трудными в простом человеческом общении. Но что поделаешь, все люди очень разные. Вот я, например, чрезвычайно легкий, приятный человек.
– Доброе утро, папочка и Котик, всем тоже привет! – из коридора крикнула Киса.
Все – это я. Это мне тоже привет.
– Ой, Киса, что это с тобой? – испугалась я.
Когда я смотрю на Кису, у меня не возникает ощущения, что это ребенок-девочка. Киса высокая-тоненькая-длинноногая, с маленьким надменным личиком. Непонятно, откуда у Димы взялась такая Киса-модель, сам Дима в смысле роста и длины ног не представляет собой ничего особенного.
Губы у Кисы накрашены черным, а щеки белым.
– Киса, ты очень красивая, вылитая Смерть из мультфильма… – восторженно протянул Котик. – Можно я тоже буду готом?
Готы – это молодежное течение, они увлекаются готикой, ходят в черной висячей одежде и многозначительно разговаривают о мрачном – таинственных привидениях, кладбищах, скелетах и других готических ужасах. На самом деле Киса ничуть не интересуется привидениями и скелетами, просто она специально меня раздражает.
– Как тебе мои губы? – поинтересовалась у меня Киса.
– По-моему, черные губы выглядят мрачновато, – осторожно заметила я, – тебе больше идет, когда ты не гот, а панк.
Киса поочередно изобразила на лице презрительное удивление и безразличие и медленно потянулась за чашкой тонкой лапкой с длинными, накрашенными черным ногтями.
– ВЫ ничего в этом не понимаете…
– А почему ты вдруг со мной на «вы»? – машинально спросила я.
– А как же мне обращаться к взрослым посторонним людям? – фальшиво удивилась Киса.
Дима беспомощно взглянул на меня и мгновенно сделал вид, словно он давно уже отошел в мир иной и оттуда печально взирает на эту нашу суету.
Не буду обращать внимания. Во-первых, Киса – подросток. Может быть, ее черные губы и белые щеки – это бунт против окружающей действительности, например меня. Во-вторых, я обязана любить дочь своего мужа, тем более она может скоро выйти замуж или уехать учиться за границу.
Я бы ни за что не вышла замуж за Диму против ее воли, правда! Не потому, что я такой уж ангел, а просто… я же не мазохистка, зачем мне ненавидящий меня подросток с черными губами? Но ведь Киса совсем не была против, наоборот!..
«Я разрешаю вам пожениться», – важно сказала Киса, и мы быстро поженились и переехали в эту квартиру. Может быть, принимать такие внезапно кардинальные решения немного странно для взрослых людей, но мы с Димой так радовались, что мы все нашлись и понравились друг другу – и он, и я, и Киса, и Котик. Мы хотели, ЧТОБЫ СРАЗУ ЖЕ БЫЛА СЕМЬЯ.
И у нас стала семья. Теперь-то я понимаю, почему Дима так стремительно на мне женился – он боялся, что Киса передумает и заберет свое разрешение обратно.
Сначала Киса не отходила от меня ни на шаг, примеряла мои вещи, красилась моей косметикой и бесконечно водила ко мне своих подружек и их мам консультироваться по поводу овсянки без соли. А потом что-то случилось. Я не знаю, ЧТО произошло, честное слово, я ничем ее не обижала!..
И теперь Киса ведет себя ужасно: назло мне меняет имидж с панка на гота, томно роняет необидные задумчивые гадости, затем откровенничает и пугает меня мрачными настроениями, затем вдруг неестественно оживляется и, наконец, выпаливает обидные гадости – в общем, демонстрирует, какая она сложная натура и самая одинокая в мире Киса.
Я поймала Кисин взгляд – она сидела напротив меня с надменным лицом и мешала мне жить, любить и веселиться. Дима делал вид, что он не с нами, – ему всегда кажется, что если он закроет глаза руками, то мир его не заметит. Но я не такая – я не собираюсь не замечать Кису. Кончилось мое педагогическое терпение! Пусть только Дима уйдет, я ей все покажу! А пока не буду обращать внимания, а буду как ни в чем не бывало продолжать счастливый семейный завтрак.
– Знаешь что? Мне очень срочно нужно кое-что тебе сообщить, – обратилась я к Диме. – У нас дикий нечеловеческий холод! Давай поставим стеклопакеты.
– Стеклопакеты? Ни за что, – ответил Дима. – Шестнадцать градусов – это не холодно.
Я не возразила, только бросилась в прихожую, принесла детскую мутоновую ушанку, завязала уши, задрожала и защелкала зубами – вот видишь, как холодно!
– Не дрожи, – примирительно сказал Дима. – Я ненавижу стеклопакеты! Лучше я заклею окна.
– Мы не в средневековье, чтобы запихивать в окна газету и капроновые чулки! – рассердилась я. – Посмотри, разве у людей из окон торчат капроновые чулки?
Я подошла к окну с целью злобно пересчитать соседские стеклопакеты.
Наш дом – модерн начала века. Самый красивый дом на Петроградской стороне, в Питере, в России, в мире, во Вселенной. Из окна виден внутренний двор и вход в следующий проходной двор. В нашем доме таких проходных дворов семнадцать.
У подъездов на цепях качаются старинные фонари, они блокаду выдержали, на них снег падает так красиво или дождь – Питер…
…Вообще-то Дима прав – больнично-белые пластиковые нашлепки стеклопакетов на бедных старых стенах похожи на забинтованные раны. Некрасиво, безвкусно, фу!..
Пришлось снять ушанку и перестать щелкать зубами.
– Хорошо, я согласна с газетой и капроновыми чулками, – сказала я. – Купить тебе колготки для заклейки окон?
Колготки я куплю черные, прозрачные, 40 ден, с поддерживающим эффектом. Несколько пар 70 ден, на мороз. В трудные минуты можно будет вытаскивать колготки из окон.
– Когда ты заклеишь окна, когда, когда, когда? – спросила я. – Завтра? Лучше сегодня! Давай вечером, а?..
…Еще куплю несколько пар цвета загара, к юбке, – тогда, может быть, получится протянуть до весны.
– Не волнуйся, заклею, – обнадеживающе произнес Дима. – Заклейка окон у меня в плане на май.
Я уже достаточно его знаю, чтобы понять – он говорит совершенно серьезно. Диме всегда кажется, что все на свете может еще немного подождать. Его пациентам повезло, что он невропатолог, а не хирург, а то бы он их всех разрезал летом, а зашил к Новому году. Но заклейка окон не может так долго ждать, ведь в мае уже тепло и мне не понадобятся колготки…
Я вышла в прихожую проводить Диму. Когда мы только поженились, я почему-то думала, что в выходные мы все вместе будем ходить в Эрмитаж, в филармонию, ездить за город собирать листья или лепить снежную бабу, но не тут-то было – по субботам и воскресеньям Дима часто работает и всегда играет в теннис.
– Да… так о чем ты хотел со мной поговорить? – вспомнила я.
– Я?.. – рассеянно переспросил Дима. – Я хотел тебя спросить, может, нам лучше расстаться?
– Что?.. Что? – прошептала я. – Ты… я…
– Все плохо… Ты очень скоро меня разлюбишь, – с печальным удовольствием произнес Дима, взял теннисную сумку и ракетку и начал продвигаться к выходу, – мы с Кисой портим тебе жизнь…
– Нет! Нет! Что ты! Я ни в коем случае не разлюблю!.. – уверяла я. – Вы не портите, а наоборот, очень-очень украшаете, особенно Киса…
Дима пощупал мне пульс.
– Что-то частит… нет ли у тебя вегетативной дисфункции?.. – озабоченно сказал он, вздохнул на прощание и ушел играть в теннис.
Ну почему, почему, почему?! Ну, противная Кисища, берегись!
Киса сидела у себя, уткнувшись в учебник истории, а под учебник у нее была подложена книжка – думаю, что-нибудь вроде «Техники орального секса для школьников среднего и старшего возраста». На столе валялись сочинения, которые я писала для Кисы, – одно про Раскольникова, другое по «Мертвым душам».
Я не стала говорить Кисе: «Я так хочу стать тебе матерью». Какая может быть мать, если она выше меня в два раза. И в четыре раза худее.
Я не стала говорить Кисе: «Я хочу стать тебе другом». Мы уже два месяца были друзьями, а друзья так не поступают, чтобы без всякого объяснения причин перестать дружить.
Я не стала говорить Кисе, что она дорога мне как Димина дочь и тому подобную ерунду. Это заведомая неправда, – ни один человек не может быть мне дорог, как чей-то родственник или знакомый.
Я не стала говорить Кисе разные жалкие слова типа: «Мы с тобой должны его пожалеть и не расстраивать», – потому что она меня просто не услышит.
– Киса, ты хочешь, чтобы мы расстались? – без предисловий спросила я.
– Мы все расстались? И мы с Котиком тоже? – уточнила Киса.
– Ну, с Котиком ты сможешь продолжать отдельные отношения… Ты хочешь, чтобы мы с Димой расстались? – четко сформулировала я. Ни за что не скажу «с твоим папой», и никакая это не ревность с моей стороны, а просто не скажу, и все тут.
– Нет. Не хочу. Кто будет мне сочинения писать и английский делать? – также четко сформулировала в ответ Киса.
Может быть, это было непедагогично, но я сказала Кисе правду: ее папа, а мой муж Дима – невропатолог. Главный врач большой больницы. Очень сложный, тонко организованный человек, который так погружается в свои переживания, словно ныряет на глубину многих тысяч метров. Очень расстраивается из-за… из-за всего. А тут Киса постоянно что-то такое демонстрирует. И ему кажется, что Киса несчастна, и я несчастна, и только маленький Котик ничего не замечает, но когда вырастет, непременно заметит и тоже будет несчастен. И теперь Дима боится – вдруг у нас ничего не получится. Но если человек боится, у него и в самом деле не получается – это закон, и ничего тут не поделаешь. И я не собираюсь сидеть и смотреть, как у нас ничего не получается.
Так что Киса должна прямо сейчас решить, что ей больше нравится – быстро и решительно довести нас до развода или…
– Или что? – обеспокоенно спросила Киса.
– Что-что… жить всем вместе, вот что, – проворчала я.
Я знаю, что не нравлюсь Кисе, зато ей нравятся:
а) Котик,
б) наша новая квартира,
в) написанные мною сочинения, особенно про Раскольникова.
Да, и еще Киса обожает консультироваться со мной по здоровому питанию.
Киса изобразила напряженную работу мысли.
– Так что я должна для тебя сделать? – насмешливо спросила она. – Быть хорошей девочкой?
– Ха-ха-ха, ничего подобного, – ответила я. – Ты можешь быть любой девочкой, какой хочешь. Можешь меня не любить и даже ненавидеть. За Котика, сочинения и консультации по питанию ты всего лишь должна соблюдать некоторые правила.
Киса еще немного покривлялась, и мы договорились.
Я уже собиралась уйти, но тут Киса сдвинула локтем учебник истории, и мой взгляд упал на книгу, которая лежала под ним. И эта книга была вовсе не «Техника орального секса». И не «Война и мир», не «Преступление и наказание» и даже не «Декамерон», а мой личный, замусоленный, зачитанный до дыр, изданный сто лет назад «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». Карлсон в полосатой пижаме летел под зонтиком по немножко рваной голубой обложке.
– У Котика стащила? Я тоже так люблю Карлсона! – растроганно улыбнулась я. – Знаешь, я в детстве ужасно завидовала Малышу. Считала, несправедливо, что Карлсон прилетал именно к нему…
– Ничего, и к тебе еще прилетит, – ответила Киса, – какие твои годы…
Ох! Маленькая дрянь с черными губами, вот кто эта Киса! Только расслабишься, она тебя раз-раз – схватит и укусит.
– Лучше я пойду к себе, – грустно сказала я.
– Да-да, иди. Я хочу выщипать брови. Найди пинцет и напиши мне памятку, как себя вести, – бросила Киса мне вслед. – А то вдруг вы из-за меня разведетесь? И следующая папина жена окажется еще хуже тебя…
– Почему еще хуже, почему?! – обиделась я. – Некрасиво так говорить… Она будет лучше! У Димы такой хороший вкус…
Я разложила по тарелкам яичницу и вслух обратилась сама к себе:
– Катя, как тебе не стыдно? Как ты можешь кормить свою семью гренками, булочками с шоколадным маслом и яичницей, если ты консультант по здоровому питанию?..
– Если ты консультант по питанию, – сказал Дима, входя на кухню.
Боже, это просто чудо! У нас телепатическая связь!.. Как все истинно любящие, мы настроены на одну волну, как это прекрасно…
– Если ты консультант, – повторил Дима, и в его голосе явственно прозвучала едкая детсадовская интонация: «Если ты такая умная, Катечка…» – если ты все знаешь про здоровое питание, почему же тогда…
Дальше последовал список претензий, не злобный, а просто печальный – бу-бу-бу… Почему я не могу приучить его и детей есть овсянку на воде без соли и масла, почему на обед никогда не бывает хоть какого-нибудь свекольного салата, а на ужин всегда мясо с картошкой или с макаронами…
– А ведь в твоих книгах такие замечательные рецепты здорового питания… – мечтательно произнес Дима и принялся за яичницу.
…Хм… Может ли инструктор по дрессировке собак пройти по бревну на четвереньках с палкой в зубах? Ах, не может? А других учит. Тогда какие ко мне могут быть претензии?.. Теоретические знания – это одно, а практическое применение – это совсем другое.
Но дело не в яичнице и не в овсянке. Мне хочется, чтобы все завтракали вместе, и чтобы все было красиво, и чтобы все любили друг друга и рассказывали, кому что приснилось, и обменивались планами на день, и…
А у Димы по утрам всегда ЛИЦО. И еще он по утрам всегда вздыхает, очень громко, я бы сказала, настойчиво вздыхает. И я каждое утро пугаюсь, что у него за время ночного отдыха случилось что-то непоправимое.
– Что с тобой? – Я вилась вокруг Димы, как щенок. – Что, что, что?
– Устал… – вздохнул он.
– Ты же только что проснулся… – намекнула я.
– Ну и что? – непонимающе сказал Дима и вздохнул еще громче.
Отношения до брака – это восторги любви, дибазол 0,05 подкожно 1 мл, прощальный массаж лицевого нерва, и до свидания. А семейная жизнь совсем иное – это не до свидания под столом собрание, а наоборот, радости и горести пополам. Тем более Дима – главный врач большой больницы и не только лечит и руководит, а еще строит новый больничный корпус. Собирается оснастить его самым современным оборудованием, особенно он мечтает о ЯМР. Ядерно-магнитный резонансный томограф с сосудистой программой – вот это что. Стоит три миллиона долларов, ни у кого такого нет, а Диме уже почти что обещали в одном Фонде, нельзя говорить, в каком именно, – во Всемирном фонде исследований мозга.
– Может быть, у тебя неприятности? – деловито спросила я.
– Да нет… а впрочем, скорее да…
– Какие? Какие неприятности? Скажи, скажи скорее, какие неприятности!..
Дима некоторое время подумал и сказал:
– Я точно не знаю.
КАК человек может не знать, какие у него неприятности?!
Дима еще немного подумал и сказал:
– А что, если министерство не утвердит проект?
Я удивилась, ведь как раз вчера стало известно, что проект УЖЕ утвержден.
– Нет, ну а если все-таки… – настаивал Дима.
Я налила ему кофе и спросила:
– А может быть, тебе приснился плохой сон? И поэтому ты такой грустный?
– Я не грустный, я нормальный, – ответил Дима.
Он нормальный?! А кто же тогда ненормальный, я?..
– Ну, или возьмем, к примеру, мою машину… Вчера какой-то стук был. Наверняка она скоро сломается, – с надеждой сказал Дима и оглянулся вокруг в поисках еще чего-нибудь печального. Я услужливо подсунула ему дневник Котика с двойкой за писание палочек, и тогда он удовлетворенно вздохнул:
– Ну, вот видишь, я же говорил…
Вот так. Еще неизвестно, кто здесь пациент, а кто невропатолог, или даже психоневролог… или даже, не побоюсь этого слова, психиатр.
Никогда не думала, что невысокие симпатичные черноволосые и чернобровые главврачи бывают такими трудными в простом человеческом общении. Но что поделаешь, все люди очень разные. Вот я, например, чрезвычайно легкий, приятный человек.
– Доброе утро, папочка и Котик, всем тоже привет! – из коридора крикнула Киса.
Все – это я. Это мне тоже привет.
– Ой, Киса, что это с тобой? – испугалась я.
Когда я смотрю на Кису, у меня не возникает ощущения, что это ребенок-девочка. Киса высокая-тоненькая-длинноногая, с маленьким надменным личиком. Непонятно, откуда у Димы взялась такая Киса-модель, сам Дима в смысле роста и длины ног не представляет собой ничего особенного.
Губы у Кисы накрашены черным, а щеки белым.
– Киса, ты очень красивая, вылитая Смерть из мультфильма… – восторженно протянул Котик. – Можно я тоже буду готом?
Готы – это молодежное течение, они увлекаются готикой, ходят в черной висячей одежде и многозначительно разговаривают о мрачном – таинственных привидениях, кладбищах, скелетах и других готических ужасах. На самом деле Киса ничуть не интересуется привидениями и скелетами, просто она специально меня раздражает.
– Как тебе мои губы? – поинтересовалась у меня Киса.
– По-моему, черные губы выглядят мрачновато, – осторожно заметила я, – тебе больше идет, когда ты не гот, а панк.
Киса поочередно изобразила на лице презрительное удивление и безразличие и медленно потянулась за чашкой тонкой лапкой с длинными, накрашенными черным ногтями.
– ВЫ ничего в этом не понимаете…
– А почему ты вдруг со мной на «вы»? – машинально спросила я.
– А как же мне обращаться к взрослым посторонним людям? – фальшиво удивилась Киса.
Дима беспомощно взглянул на меня и мгновенно сделал вид, словно он давно уже отошел в мир иной и оттуда печально взирает на эту нашу суету.
Не буду обращать внимания. Во-первых, Киса – подросток. Может быть, ее черные губы и белые щеки – это бунт против окружающей действительности, например меня. Во-вторых, я обязана любить дочь своего мужа, тем более она может скоро выйти замуж или уехать учиться за границу.
Я бы ни за что не вышла замуж за Диму против ее воли, правда! Не потому, что я такой уж ангел, а просто… я же не мазохистка, зачем мне ненавидящий меня подросток с черными губами? Но ведь Киса совсем не была против, наоборот!..
«Я разрешаю вам пожениться», – важно сказала Киса, и мы быстро поженились и переехали в эту квартиру. Может быть, принимать такие внезапно кардинальные решения немного странно для взрослых людей, но мы с Димой так радовались, что мы все нашлись и понравились друг другу – и он, и я, и Киса, и Котик. Мы хотели, ЧТОБЫ СРАЗУ ЖЕ БЫЛА СЕМЬЯ.
И у нас стала семья. Теперь-то я понимаю, почему Дима так стремительно на мне женился – он боялся, что Киса передумает и заберет свое разрешение обратно.
Сначала Киса не отходила от меня ни на шаг, примеряла мои вещи, красилась моей косметикой и бесконечно водила ко мне своих подружек и их мам консультироваться по поводу овсянки без соли. А потом что-то случилось. Я не знаю, ЧТО произошло, честное слово, я ничем ее не обижала!..
И теперь Киса ведет себя ужасно: назло мне меняет имидж с панка на гота, томно роняет необидные задумчивые гадости, затем откровенничает и пугает меня мрачными настроениями, затем вдруг неестественно оживляется и, наконец, выпаливает обидные гадости – в общем, демонстрирует, какая она сложная натура и самая одинокая в мире Киса.
Я поймала Кисин взгляд – она сидела напротив меня с надменным лицом и мешала мне жить, любить и веселиться. Дима делал вид, что он не с нами, – ему всегда кажется, что если он закроет глаза руками, то мир его не заметит. Но я не такая – я не собираюсь не замечать Кису. Кончилось мое педагогическое терпение! Пусть только Дима уйдет, я ей все покажу! А пока не буду обращать внимания, а буду как ни в чем не бывало продолжать счастливый семейный завтрак.
– Знаешь что? Мне очень срочно нужно кое-что тебе сообщить, – обратилась я к Диме. – У нас дикий нечеловеческий холод! Давай поставим стеклопакеты.
– Стеклопакеты? Ни за что, – ответил Дима. – Шестнадцать градусов – это не холодно.
Я не возразила, только бросилась в прихожую, принесла детскую мутоновую ушанку, завязала уши, задрожала и защелкала зубами – вот видишь, как холодно!
– Не дрожи, – примирительно сказал Дима. – Я ненавижу стеклопакеты! Лучше я заклею окна.
– Мы не в средневековье, чтобы запихивать в окна газету и капроновые чулки! – рассердилась я. – Посмотри, разве у людей из окон торчат капроновые чулки?
Я подошла к окну с целью злобно пересчитать соседские стеклопакеты.
Наш дом – модерн начала века. Самый красивый дом на Петроградской стороне, в Питере, в России, в мире, во Вселенной. Из окна виден внутренний двор и вход в следующий проходной двор. В нашем доме таких проходных дворов семнадцать.
У подъездов на цепях качаются старинные фонари, они блокаду выдержали, на них снег падает так красиво или дождь – Питер…
…Вообще-то Дима прав – больнично-белые пластиковые нашлепки стеклопакетов на бедных старых стенах похожи на забинтованные раны. Некрасиво, безвкусно, фу!..
Пришлось снять ушанку и перестать щелкать зубами.
– Хорошо, я согласна с газетой и капроновыми чулками, – сказала я. – Купить тебе колготки для заклейки окон?
Колготки я куплю черные, прозрачные, 40 ден, с поддерживающим эффектом. Несколько пар 70 ден, на мороз. В трудные минуты можно будет вытаскивать колготки из окон.
– Когда ты заклеишь окна, когда, когда, когда? – спросила я. – Завтра? Лучше сегодня! Давай вечером, а?..
…Еще куплю несколько пар цвета загара, к юбке, – тогда, может быть, получится протянуть до весны.
– Не волнуйся, заклею, – обнадеживающе произнес Дима. – Заклейка окон у меня в плане на май.
Я уже достаточно его знаю, чтобы понять – он говорит совершенно серьезно. Диме всегда кажется, что все на свете может еще немного подождать. Его пациентам повезло, что он невропатолог, а не хирург, а то бы он их всех разрезал летом, а зашил к Новому году. Но заклейка окон не может так долго ждать, ведь в мае уже тепло и мне не понадобятся колготки…
Я вышла в прихожую проводить Диму. Когда мы только поженились, я почему-то думала, что в выходные мы все вместе будем ходить в Эрмитаж, в филармонию, ездить за город собирать листья или лепить снежную бабу, но не тут-то было – по субботам и воскресеньям Дима часто работает и всегда играет в теннис.
– Да… так о чем ты хотел со мной поговорить? – вспомнила я.
– Я?.. – рассеянно переспросил Дима. – Я хотел тебя спросить, может, нам лучше расстаться?
– Что?.. Что? – прошептала я. – Ты… я…
– Все плохо… Ты очень скоро меня разлюбишь, – с печальным удовольствием произнес Дима, взял теннисную сумку и ракетку и начал продвигаться к выходу, – мы с Кисой портим тебе жизнь…
– Нет! Нет! Что ты! Я ни в коем случае не разлюблю!.. – уверяла я. – Вы не портите, а наоборот, очень-очень украшаете, особенно Киса…
Дима пощупал мне пульс.
– Что-то частит… нет ли у тебя вегетативной дисфункции?.. – озабоченно сказал он, вздохнул на прощание и ушел играть в теннис.
Ну почему, почему, почему?! Ну, противная Кисища, берегись!
Киса сидела у себя, уткнувшись в учебник истории, а под учебник у нее была подложена книжка – думаю, что-нибудь вроде «Техники орального секса для школьников среднего и старшего возраста». На столе валялись сочинения, которые я писала для Кисы, – одно про Раскольникова, другое по «Мертвым душам».
Я не стала говорить Кисе: «Я так хочу стать тебе матерью». Какая может быть мать, если она выше меня в два раза. И в четыре раза худее.
Я не стала говорить Кисе: «Я хочу стать тебе другом». Мы уже два месяца были друзьями, а друзья так не поступают, чтобы без всякого объяснения причин перестать дружить.
Я не стала говорить Кисе, что она дорога мне как Димина дочь и тому подобную ерунду. Это заведомая неправда, – ни один человек не может быть мне дорог, как чей-то родственник или знакомый.
Я не стала говорить Кисе разные жалкие слова типа: «Мы с тобой должны его пожалеть и не расстраивать», – потому что она меня просто не услышит.
– Киса, ты хочешь, чтобы мы расстались? – без предисловий спросила я.
– Мы все расстались? И мы с Котиком тоже? – уточнила Киса.
– Ну, с Котиком ты сможешь продолжать отдельные отношения… Ты хочешь, чтобы мы с Димой расстались? – четко сформулировала я. Ни за что не скажу «с твоим папой», и никакая это не ревность с моей стороны, а просто не скажу, и все тут.
– Нет. Не хочу. Кто будет мне сочинения писать и английский делать? – также четко сформулировала в ответ Киса.
Может быть, это было непедагогично, но я сказала Кисе правду: ее папа, а мой муж Дима – невропатолог. Главный врач большой больницы. Очень сложный, тонко организованный человек, который так погружается в свои переживания, словно ныряет на глубину многих тысяч метров. Очень расстраивается из-за… из-за всего. А тут Киса постоянно что-то такое демонстрирует. И ему кажется, что Киса несчастна, и я несчастна, и только маленький Котик ничего не замечает, но когда вырастет, непременно заметит и тоже будет несчастен. И теперь Дима боится – вдруг у нас ничего не получится. Но если человек боится, у него и в самом деле не получается – это закон, и ничего тут не поделаешь. И я не собираюсь сидеть и смотреть, как у нас ничего не получается.
Так что Киса должна прямо сейчас решить, что ей больше нравится – быстро и решительно довести нас до развода или…
– Или что? – обеспокоенно спросила Киса.
– Что-что… жить всем вместе, вот что, – проворчала я.
Я знаю, что не нравлюсь Кисе, зато ей нравятся:
а) Котик,
б) наша новая квартира,
в) написанные мною сочинения, особенно про Раскольникова.
Да, и еще Киса обожает консультироваться со мной по здоровому питанию.
Киса изобразила напряженную работу мысли.
– Так что я должна для тебя сделать? – насмешливо спросила она. – Быть хорошей девочкой?
– Ха-ха-ха, ничего подобного, – ответила я. – Ты можешь быть любой девочкой, какой хочешь. Можешь меня не любить и даже ненавидеть. За Котика, сочинения и консультации по питанию ты всего лишь должна соблюдать некоторые правила.
Киса еще немного покривлялась, и мы договорились.
Я уже собиралась уйти, но тут Киса сдвинула локтем учебник истории, и мой взгляд упал на книгу, которая лежала под ним. И эта книга была вовсе не «Техника орального секса». И не «Война и мир», не «Преступление и наказание» и даже не «Декамерон», а мой личный, замусоленный, зачитанный до дыр, изданный сто лет назад «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». Карлсон в полосатой пижаме летел под зонтиком по немножко рваной голубой обложке.
– У Котика стащила? Я тоже так люблю Карлсона! – растроганно улыбнулась я. – Знаешь, я в детстве ужасно завидовала Малышу. Считала, несправедливо, что Карлсон прилетал именно к нему…
– Ничего, и к тебе еще прилетит, – ответила Киса, – какие твои годы…
Ох! Маленькая дрянь с черными губами, вот кто эта Киса! Только расслабишься, она тебя раз-раз – схватит и укусит.
– Лучше я пойду к себе, – грустно сказала я.
– Да-да, иди. Я хочу выщипать брови. Найди пинцет и напиши мне памятку, как себя вести, – бросила Киса мне вслед. – А то вдруг вы из-за меня разведетесь? И следующая папина жена окажется еще хуже тебя…
– Почему еще хуже, почему?! – обиделась я. – Некрасиво так говорить… Она будет лучше! У Димы такой хороший вкус…
Понедельник
Потрясающе!
Я попросила Кису и Котика не звать меня к телефону и скрылась в спальне. Это мое личное дело, чем я занимаюсь у себя в комнате. Хочу – валяюсь на диване, хочу – изучаю разные новые виды печенья.
Я хотела спокойно провести время без них, с чашкой чая и шоколадным печеньем. Раньше оно называлось «Суворовское», продавалось на Садовой в кулинарии «Метрополя». Там сначала слой теста, потом слой шоколада, а теперь слой шоколада стал поменьше, и это неправильно.
Что-то я отвлеклась… Консультант по питанию должен знать вредные продукты в лицо, поэтому у нас дома всегда большой запас разного печенья, сушек, галет. Пряники тоже есть.
У меня было плохое настроение, а все знают, что для консультанта по питанию уныние – самый страшный грех. Вот я и хотела спокойно проверить вредные шоколадные продукты и почитать книгу «Трудный подросток».
…Я лежала на диване и думала, что могла бы совершить на этом диване что-нибудь очень хорошее для всех, например для своего издательства… Написать книгу «Здоровое питание для застенчивых», за которую уже давно получила аванс. Застенчивые – это те, кто стесняется признаться, что любит конфеты, и печенье, и булочки. Особенно любит конфеты трюфель, шоколадное печенье и маковые булочки…
А я вру редактору, что у меня творческий кризис и я пока не знаю, как правильно питаться застенчивым людям. Вместо того чтобы выполнять свои обязательства по полученному авансу, часами изучаю «Трудного подростка». И уже предложила издательству взамен «Здорового питания для застенчивых» написать книгу «Трудный консультант по питанию». Но издательству почему-то такая книга не нужна.
Хорошо издательству требовать «Здоровое питание для застенчивых»! Издательство не знает, что жизнь так нелегка, особенно женская, особенно моя. Не знает, что у меня самый настоящий экзистенциальный кризис, кризис ценностей существования… А что? Все признаки налицо, к примеру:
сомнения, правильно ли я живу.
У меня есть такие мучительные сомнения. Удачно ли я вышла замуж?
Теперь вся моя жизнь полна досадных мелочей. Мне постоянно приходится обо всем думать. Я постоянно волнуюсь, любит ли меня Дима. Иногда волнуюсь, не разлюбила ли я. То Дима не так на меня посмотрел, то у меня обеда нет, то Котик – двоечник по писанию палочек, то на мне вместо шелковой ночной рубашки старая футболка, то никто меня не слушается. Изредка мне кажется, что я должна была быть лучше, а каждый день, что от меня и так требуется слишком много.
Экзистенциальное одиночество.
Это у меня тоже есть. Я очень часто думаю, что меня никто не понимает. А однажды я даже подумала – может быть, я тоже никого не понимаю?
Проблема профессиональной реализации.
Конечно, у меня есть такая проблема – достаточно ли я реализовалась как консультант по питанию и как обмануть издательство. Самые радикальные варианты – уехала в кругосветное путешествие или ненадолго впала в летаргический сон.
А теперь еще с Кисой проблемы…
И вот, вместо того чтобы беззаботным облаком клубиться по дивану и писать «Здоровое питание для застенчивых», я переживаю так сильно, словно это концептуально важные вещи, а не «все пройдет». А ведь я консультант по питанию, автор бестселлеров, меня нужно беречь.
Я хотела спокойно провести время без них, с чашкой чая и шоколадным печеньем. Раньше оно называлось «Суворовское», продавалось на Садовой в кулинарии «Метрополя». Там сначала слой теста, потом слой шоколада, а теперь слой шоколада стал поменьше, и это неправильно.
Что-то я отвлеклась… Консультант по питанию должен знать вредные продукты в лицо, поэтому у нас дома всегда большой запас разного печенья, сушек, галет. Пряники тоже есть.
У меня было плохое настроение, а все знают, что для консультанта по питанию уныние – самый страшный грех. Вот я и хотела спокойно проверить вредные шоколадные продукты и почитать книгу «Трудный подросток».
…Я лежала на диване и думала, что могла бы совершить на этом диване что-нибудь очень хорошее для всех, например для своего издательства… Написать книгу «Здоровое питание для застенчивых», за которую уже давно получила аванс. Застенчивые – это те, кто стесняется признаться, что любит конфеты, и печенье, и булочки. Особенно любит конфеты трюфель, шоколадное печенье и маковые булочки…
А я вру редактору, что у меня творческий кризис и я пока не знаю, как правильно питаться застенчивым людям. Вместо того чтобы выполнять свои обязательства по полученному авансу, часами изучаю «Трудного подростка». И уже предложила издательству взамен «Здорового питания для застенчивых» написать книгу «Трудный консультант по питанию». Но издательству почему-то такая книга не нужна.
Хорошо издательству требовать «Здоровое питание для застенчивых»! Издательство не знает, что жизнь так нелегка, особенно женская, особенно моя. Не знает, что у меня самый настоящий экзистенциальный кризис, кризис ценностей существования… А что? Все признаки налицо, к примеру:
сомнения, правильно ли я живу.
У меня есть такие мучительные сомнения. Удачно ли я вышла замуж?
Теперь вся моя жизнь полна досадных мелочей. Мне постоянно приходится обо всем думать. Я постоянно волнуюсь, любит ли меня Дима. Иногда волнуюсь, не разлюбила ли я. То Дима не так на меня посмотрел, то у меня обеда нет, то Котик – двоечник по писанию палочек, то на мне вместо шелковой ночной рубашки старая футболка, то никто меня не слушается. Изредка мне кажется, что я должна была быть лучше, а каждый день, что от меня и так требуется слишком много.
Экзистенциальное одиночество.
Это у меня тоже есть. Я очень часто думаю, что меня никто не понимает. А однажды я даже подумала – может быть, я тоже никого не понимаю?
Проблема профессиональной реализации.
Конечно, у меня есть такая проблема – достаточно ли я реализовалась как консультант по питанию и как обмануть издательство. Самые радикальные варианты – уехала в кругосветное путешествие или ненадолго впала в летаргический сон.
А теперь еще с Кисой проблемы…
И вот, вместо того чтобы беззаботным облаком клубиться по дивану и писать «Здоровое питание для застенчивых», я переживаю так сильно, словно это концептуально важные вещи, а не «все пройдет». А ведь я консультант по питанию, автор бестселлеров, меня нужно беречь.