Колина Елена. Про меня

   – Сказали издателю, что он разбогатеет на вашей книге, дали ему день на раздумье, а иначе к конкурентам? – с невинным видом предположила Катька.
   – Нет, не так. Но по сути верно – я всегда получаю, что хочу. На мне написано – успешная, знаменитая, богатая, любимая, а на тебе… – Элла по очереди взглянула на меня и на Катьку, – на тебе еще ничего не написано, у тебя еще есть шанс. А на вас – вы уж не обижайтесь, но на вас уже все написано. Совсем не то, что на мне.
   Конечно, Элла не такая, как Катька. Им даже кофе пить вместе ни к чему, они совершенно друг другу не подходят. Элла ходит грудью вперед, как танк, сидит с прямой спиной. А Катька изгибается, вьется, валяется со мной на диване с мандаринами. Я хотела ответить Элле как-нибудь остроумно и зло, например: «На Катьке не написано: „богатая, знаменитая, наглая“. Но не смогла – магия успеха, Лицо из Телевизора.
   – Девочки, не ссорьтесь, – поймав мой сердитый взгляд, попросила Катька. Это фраза из старого советского кино.
   – Никто не ссорится, я просто с вами общаюсь. – Элла повернулась к Катьке: – Вы кто по профессии? Актриса?.. Я вас не знаю.
   А если бы Элле сказали: «Вы писатель? Я вас не знаю»?..
   Она бы вскинула голову и презрительно ухмыльнулась. Сказала бы: «Это ваши проблемы». А Катька смешалась, покраснела, сжалась до размера мандариновой корки. Если бы могла, она выбросила бы себя вместе с мандариновыми корками в помойное ведро.
   – …Как вас зовут, Катя? Катя, не стесняйтесь так, я самый обычный человек, – сказала Элла, – такая стеснительность, как вообще с таким характером можно было пойти в актрисы?!
   А именно и можно – Катька способна на странные отчаянные поступки, вот и пошла в актрисы. Один раз она бросилась спасать девушку от компании подростков. Боится новых людей, умных разговоров, боится самых обычных ситуаций и не боится того, чего боятся все! Все прохожие аккуратно пьяную компанию обходили, как будто идут с закрытыми глазами, а Катька! Повела себя как спаситель в кино, бегала вокруг, хватала за руки и вдруг закричала «стреляю!». Как будто ей себя не жалко, как будто она собой не очень дорожит… Подростки испугались, что на них напал одуванчик.
   – Не стесняйтесь так, просто скажите, как вы думаете, почему именно Я, почему у МЕНЯ такой успех? Почему у меня все, а у других ничего?
   Ясно почему. Она сама сказала – всегда хочет победить. Что ей Катька, но она и тут хочет победить.
   – Вот вы, – Элла кивнула Катьке, – вы как хотите? Вы КАК хотите?
   – Как я хочу? – удивилась Катька. – Ну… я думаю, как было бы хорошо, если бы…
   – Вот именно. Как было бы хорошо, если бы… но этого никогда не будет… – продолжила Элла. – Вы неправильно хотите. А я умею правильно хотеть.
   Элла напряглась и, сощурившись, уставилась на вазочку с конфетами.
   – Я ВИЖУ то, что я хочу. Визуализирую свое желание.
   Она гипнотизирует вазочку. Как фокусник в цирке. Что она сейчас хочет? Чтобы вазочка с конфетами превратилась в кролика?
   – Мой успех зависит только от моей целеустремленности и веры. Я сознательно совершаю поступки, способные реализовать мои желания. Меня никто не может подчинить своей воле, я делаю только то, что я хочу.
   Элла вкратце рассказала нам свою теорию успеха.
   Она знает много психологических и эзотерических терминов.
   По-моему, все эти умные слова как кружева, которые нашивают на платье, а само платье скроено очень просто.
   Платье Эллы без кружев такое: если чего-нибудь хочешь, нужно точно сформулировать желание, а затем сформулировать заказ. Если хочешь машину, нужно указать марку, год выпуска, цвет, цену. Хочешь новую работу – нужно указать должность, зарплату, рабочий график. Хочешь любовь – нужно точно указать, что хочешь именно взаимной любви и…
   – И характеристики мужчины – год выпуска, объем двигателя, – подсказал Санечка.
   Элла не улыбнулась.
   – Нужно точно указать внешность, род занятий, характер. Нужно настроить подсознание, войти в контакт с Высшими Силами. Тогда Высшие Силы занимаются вашим желанием.
   – Не забудьте указать номер заказа, – озабоченно сказал Санечка, – ну, а если ваш заказ спутали с чужим и выдали вам вместо красивого богатого мужчины пылесос улучшенной модели? Если не получается?
   – Значит, вы плохо хотели, – совершенно серьезно отозвалась Элла.
   Элла прямо завораживала меня как колдунья! Если она добилась такого невероятного успеха, значит, она не может быть просто ДУРА, значит, это все работает?..
   Элла вещала, Катька смотрела на меня с таким страдальческим видом, будто ее мутит.
   – Я провожу по телевизору интерактивный тренинг «Программирование успеха». Смотрите по каналу «Россия» в семнадцать ноль-ноль. Вы, милочка, мой клиент.
   – Не Милочка, а Людочка, – сказала я. Это фраза из старого советского кино. Но Катька не улыбнулась.
   – Но послушайте, Элла, это ужасная гадость! – резко сказала Катька, – как будто мир – это каталог товаров. Можно захотеть все, выписать себе, что хочешь, пылесос, новую машину, любовь, только не забыть описать товар! Но почему высшие силы должны нам это дать? Почему вы уверены, что высшие силы о нас ЗНАЮТ? Да вы и не верите ни в какие высшие силы, вы просто хотите отщипнуть себе кусочек, все равно где! Это нечестно!
   Санечка удивленно улыбнулся. Не то чтобы у нас часто бывают скандалы с его гостями. Катька никогда еще не устраивала приветственный скандал самой большой в стране знаменитости после президента. Она никогда не участвует в интеллектуальных разговорах, стесняется выглядеть «умной». Она вообще не любит разговаривать с чужими, у нее при чужих всегда напряженное и виноватое выражение лица. Но сейчас ее что-то сильно тронуло.
   Наверное, утруждать собой высшие силы показалось ей наглостью. Катька даже у бога стесняется чего-нибудь просить, считает, что у бога и без нее много забот, что все хотят у бога что-нибудь взять. Если бы можно было что-то богу ДАТЬ, она бы дала.
   – Думать, что высшие силы о нас знают, – нехорошо, – твердо сказала Катька.
   Что сделал бы любой нормальный человек на месте Эллы? Извинился, сказал бы – простите, что задел ваши чувства, а теперь мне пора домой.
   Что сделала Элла? Да ничего. Усмехнулась зубастым ртом, поправила желтые, как у куклы, волосы. Подумаешь, Катька, никому не известная актриса, неудачница.
   На прощание Элла сказала Санечке «увидимся», а мне и Катьке ничего не сказала. Посмотрела на Катьку чуть брезгливо и удивленно, как на обезьяну в зоопарке, – надо же, совсем как человек, но не человек.

Моя главная жизнь

   Сегодня Вика чувствует себя одинокой.
   – А у меня с утра болит… рука. Я упала на диван, – грустно сказала Вика, на ее лице выражение «учись переносить удары судьбы достойно, как я».
   Откуда она упала на диван, с потолка?
   – Знаешь что? Звони этому человеку, пусть отвезет меня в эту красивую клинику на Невском, заодно в Пассаж зайду… Звони! Скажи, что я сломала руку.
   – Не верю, – сказала я.
   Все знают фразу Станиславского «не верю!», многие слышали слова «сквозное действие» и «сверхзадача» – это «система Станиславского». Но обычные люди, не режиссеры и актеры, по-настоящему не знают, что это такое.
   Вот, к примеру, Вика произносит слова своей роли: «болит рука». Можно просто произнести эти слова – испуганно, капризно или сварливо. Но – чего на самом деле хочет Вика? Ее цель на протяжении всей пьесы – быть в центре внимания, это и есть сквозное действие. Больная рука может быть и притворство, и правда. Когда ей одиноко, она может и руку сломать по велению подсознания.
   Во время репетиции Санечка обычно не отвечает на звонки, но сейчас ответил.
   – Вика сломала руку.
   – Кому? – рассеянно спросил Санечка.
   – Упала на диван, – объяснила я, – хочет в красивую клинику на Невском.
   – У меня репетиция! Пусть идет к черту! Или нет, спроси, минут десять она может подождать? Нет, не спрашивай! Я уже лечу! – крикнул Санечка мне, а актерам «продолжайте репетицию без меня, шаг в сторону – убью!..»
   Не прошло и десяти минут, как Санечка стоял на пороге.
   …Клиника похожа на пятизвездочный отель, мы в таком были летом, – мраморные колонны, цветы в огромных вазах, фонтан с ангелами.
   – Что вас беспокоит? – спросил врач, ощупывая Викину руку.
   – Меня беспокоит этот человек, – Вика кивнула на Санечку, – я бы к вам не приехала, но он прожужжал мне все уши, что у меня открытый перелом со смещением.
   Никакого перелома нет.
   В кабинете врача Санечке попало за то, что он не может отличить сломанную руку от целой, подлинные страдания от мнимых. За то, что он бросил все по первому зову, и за то, что недостаточно резво примчался.
   – А если бы это был открытый перелом?! – шипела Вика. – У тебя что, совсем нет воображения?! Тоже мне, режиссер… Нет, ну а если бы?..
   В этой сцене у Вики главная роль, у Санечки роль без слов, он только вздыхает и виновато поглядывает на врача. Он статист, бессловесная овечка.
   Но и овечка борется за себя как может и при случае может отомстить.
   – Ты креветка, – мимоходом бросил мне Санечка. Я тут же прилегла на кушетку, распустилась, опала и отупела лицом.
   – Теперь схвати себя за нос и кричи «хи-хи-хи», – велел Санечка.
   Я высунула язык, схватила себя за нос и заверещала «хи-хи-хи» с серьезным лицом, как будто выполняю важное поручение – тут главное соблюдать серьезность, это же работа, а не розыгрыш или глупая шутка.
   – Этот человек тебя погубит, – привычно отметила Вика, – немедленно прекрати быть креветкой!
   – Объяснись врачу в любви, – прошептал мне Санечка.
   Объясниться в любви? Я люблю его, этого доктора! Я люблю его с детства, я любила его всю юность, моя любовь так велика, что мне не стыдно, что моя любовь безответная. Он женат, и я все не могла решиться сказать ему о своей любви и вот, наконец, решилась. Почему? Потому что… пусть он хотя бы знает, что я его люблю.
   Я подошла к врачу и тихо сказала: «Мне ничего от вас не нужно, я просто хочу, чтобы вы знали – я люблю вас…»
   Врач растерянно кивнул, начал озираться вокруг. Наверное, хочет прибегнуть к помощи персонала, ищет тревожную кнопку. Но мы уже сами гуськом двинулись к выходу.
   – Брекс! – сказала я, и Санечка, не оборачиваясь, высоко подпрыгнул в дверях, успев в прыжке сделать доктору извиняющуюся гримасу и виновато развести руками.
   – Режисс-сер! – прошипела Вика, и мы покинули кабинет.
   Викино главное ругательство – режиссер. Вот так, со свистом, выражающим максимальное презрение, – режисс-сер. Вика любит театр, для нее, как и для меня, во всем, что связано с театром, есть тайна, притяжение, трепет. Если бы Санечка был ученым, она бы шипела – уч-ченый, если бы Санечка был слесарем, шипела бы слес-сарь.
   Санечка режиссер. Режиссер – это не просто поставить спектакль, это определенный тип личности. Режиссер всегда немного фюрер, он главный, умный, знает, как надо, умеет принимать решения и выстроить интригу. Люди с другим набором личностных качеств, мягкие, не умеющие управлять, в эту профессию не идут. Санечка примчался по первому зову потому, что репетиция не шла. Если бы репетиция была хорошая, то он вообще не ответил бы на звонок.
   Санечка немного фюрер, Вика много фюрер… Как два фюрера могут общаться? Поссориться и не разговаривать всю жизнь, как Станиславский и Немирович-Данченко? У них в одном театре у каждого была своя труппа, свои авторы, свои администраторы. Есть знаменитый театральный рассказ: после многих лет ссоры их уговорили помириться. Примирение было обставлено очень торжественно, на глазах у всех они должны были выйти на сцену, пойти друг навстречу другу и пожать друг другу руки. И что получилось? Они вышли с разных сторон сцены, но Станиславский пришел к центру сцены быстрее, а Немирович-Данченко замешкался, и по дороге споткнулся и упал – упал прямо к ногам Станиславского. Станиславский усмехнулся и сказал: «Ну что вы, не надо уж так-то»… Не надо так униженно просить прощения, припадать к ногам. После этого они не разговаривали до конца жизни.
   А у нас иначе – один фюрер капитулировал с размаха, как подкошенный упал к ногам другого и не поднялся. Вика тиранит Санечку, рычит, кусается, царапается, Санечка послушно подставляет шею для укуса, руку для царапин, бросается к ней по первому зову, слушается беспрекословно. А ведь Вика Санечке всего-то «ТЕЩЩА», никто.
   Но знаете что? Все это театр. Игра.
   Вика очень хитро запрещает Санечке только то, чего он сам не хочет. Например, не разрешает ему оставлять его подруг ночевать: «Сколько, по-твоему, женщин должна насчитать девочка в твоей постели за эти годы, двадцать, тридцать? Я сказала „нет“, значит „нет“!» Санечка слушается, – он сам не хочет, чтобы они у нас ночевали! Вика хочет тиранить Санечку, а Санечка хочет, чтобы Вика им руководила, чтобы его жизнь была разделена на две части – работа и мы, и чтобы эти части подчинялись разным законам. Зачем Санечке это нужно, я не знаю. Мужчину нельзя понять до конца.
   На самом деле у Санечки и Вики любовь. Любовь, страсть, близость. Конечно, духовная любовь, страсть, близость. Они жить друг без друга не могут.
   Между прочим, в нормальной семье положено, что отец и бабушка ребенка любят друг друга, потому что их объединяет ребенок.
   …Вика цепко схватила Санечку под руку:
   – Так, внимание. Сейчас мы едем покупать тебе матрас «Волшебные сны». Я видела рекламу. Интересно, какие они, волшебные сны?.. Хочу купить сразу три, тебе, мне и ребенку. Как это не сейчас?! Нет, либо сейчас, с тобой, либо я вообще отказываюсь покупать матрас! Ну и что, что репетиция?..
   Иногда Санечкина улыбка означает «да», иногда «нет, но все-таки да», иногда «ни за что!». Вика понимает все его улыбки.
   – Нет, вы подумайте! У человека репетиция, актеры ждут, а он хочет ехать покупать матрас! Удивительно, что у тебя нет никакой ответственности! Я же сказала – сегодня никакого матраса! Ты уйдешь, наконец, на репетицию или так и будешь мне надоедать?!

Моя другая жизнь

   Что мне задано:
   по литературе – комедии дель арте, влияние театра импровизации на развитие западноевропейского драматического театра, принципы комедии дель арте в создании комедийных телесериалов – интересно!
   по музыке – «Хорошо темперированый клавир» и прочитать Браудо «Об изучении клавирных сочинений Баха в музыкальной школе» – люблю Баха больше всех на свете!
   по истории искусств – Станиславский «Работа актера над собой»
   по математике – сколько будет два плюс два.
   Вообще в лицее ничего особенного. Есть кое-что, смешное – дружба с Эликом.
   После уроков его ждет машина. У него с собой всегда записная книжка. Он смотрит в нее, ставит закорючку и отрывает листок. У него там что, план? Куда ему дальше идти? У него день расписан по минутам. У него теннис, музыка, Эрмитаж, домашние учителя. В лицее у нас у каждого индивидуальные занятия, а у него еще и дома учителя! До ночи учат его спряжениям!
   Он рассказывает мне какие-то глупенькие мелочи своей глупенькой малышовой жизни – как он играет в теннис, что играет, что смотрел в театре, что слушал в филармонии. Ему нельзя гулять, только заниматься и повышать культурный уровень.
   Он странный – ни с кем не разговаривает, кроме меня. Не хочет, не умеет. Не знает, как люди разговаривают. У него нет навыка общения. Он что, вообще никогда ни с кем не дружил?
   Где он вообще был до лицея? Жил в филармонии?
   Раз в неделю, по вторникам, он провожает меня от лицея до дома, до памятника Екатерине. А за ним по Невскому едет машина, разворачивается у Екатерининского сада и ждет его. Пока мы стоим у памятника Екатерине. Ему можно постоять 10 минут.
   У нас есть одаренные, которым интересна только математика, или биология, или литература. Но им ИНТЕРЕСНО. А его как будто запрограммировали на это на все. Как будто завели ключиком. Он какой-то игрушечный! У него даже ни одного прыщика нет, как у всех мальчишек, нежное гладкое личико. Может быть, родители не разрешили ему половое созревание?
 
   Почему он выбрал меня?
   Я его спросила:
   – Почему ты выбрал меня?
   – Нужно с кем-то дружить, – сказал Элик.
   ЭТО он называет дружбой? Десять минут у памятника Екатерины по вторникам?
   – Но почему я?
   – У нас с тобой много общего.
   Он не сказал, что, ему уже нужно было идти – десять минут истекли. Но мне и не интересно. Что у меня может быть общего с куколкой?!
   Я дружу с ним снисходительно, как человек с куколкой. Это гуманитарная помощь. Мне его жалко. И мне не жалко десяти минут у памятника Екатерины по вторникам, если для кого-то это ДРУЖБА.
   Я знаю – все, что человек делает, он делает для себя. И гуманитарную помощь оказывает для себя. Так что должна быть какая-то причина – почему я приручаю его как дикую птичку.
   Наверное, я хочу чувствовать себя доброй.
   Он ничего не рассказывает про родителей. Обходит тему своего прошлого стороной, как разведчик в тылу врага. Я не удивлюсь, если он когда-нибудь признается: «Мой папа король», – его так странно воспитывают, как будто все обычные, а он принц. Тайный принц.

Моя главная жизнь

   Сентябрь идет к концу, а у Санечки никакого романа. У нас уютная жизнь, как будто мы нормальная семья с Катькой. Мы идем в гости втроем, как нормальная семья. Катька счастлива, как будто сегодня Новый год.
   Санечка собирается и разговаривает по телефону с Эллой.
   Элла все врет про высшие силы. Она и сама обделывает свои делишки. Звонит Санечке каждый день – уговаривает взять пьесу. Это и есть ее стратегия успеха, долбить как дятел в одно место.
   – Я бы с радостью, но, видите ли, у меня – театр, – говорит Санечка, пока Катька завязывает ему галстук, – да, у вас драма. Но не совсем в том смысле, в каком это обычно имеется в виду в театре. Я думаю ставить Чехова, «Три сестры» – это драма.
   – Да, опять Чехов, опять «в Москву, в Москву…» – улыбается Санечка, – кому сейчас нужен Чехов? Это ненормально опять ставить Чехова?
   Катька немного придушила его галстуком – как ты разговариваешь с таким знаменитым человеком?! Мы с Катькой хорошо знаем его улыбки, эта улыбка – очень вежливая издевка..
   – Да, вы правы, я главный режиссер государственного театра. Да, у меня обычный театр. Совершенно верно, суперзвезд у нас нет, просто хорошая труппа. Да, у вас коммерческая пьеса. – Санечка посмотрел на телефон, как на продавца на рынке, который изо всех сил убеждает, что его черешня лучше, чем у соседа, вежливо, внимательно, думая о другом. Включил громкую связь и пошел в прихожую, он всегда забывает, в каком кармане оставил ключи от машины.
   – Ваши зрители – это люди, которым есть куда пойти кроме театра: в рестораны, казино. А если они хотят чего-то престижного, они лучше пойдут в оперу, а не в драматический театр. А для простых зрителей нужны коммерческие пьесы. Так хватит уже ставить Чехова, поставьте мегапопулярного автора! Вы должны рассуждать здраво! Александр, вы же практичный человек! У вас проблемы. У вас падают сборы. У вас проб-ле-мы.
   Санечка вернулся, улыбнулся улыбкой «у кого же нет проблем» и выключил громкую связь.
   Элла еще что-то сказала.
   – Элла, мне больше нечего вам сказать, – резко сказал Санечка, – всего хорошего. – И швырнул телефон на стол.
   Санечка никогда не швыряет телефон, никогда не обижается.
   Что? Что она ему сказала?

Моя другая жизнь

   Элла сказала: «У вас проблемы», а Санечка улыбнулся улыбкой «у кого же нет проблем».
   На тот момент проблем у него было две. Одна, по-моему, ерунда, а другая очень сильно меня напугала. Откуда я знаю? Подслушала его разговор с Катькой. Они ночью разговаривали на кухне, а я стояла в коридоре.
   Остается, конечно, вопрос – почему я вообще подслушивала? Ну… просто хотела быть в курсе.
   Санечка сказал:
   – Эта наглая самодовольная коза попала в больную точку. Я всегда считал, что делаю самое важное дело – зрительский театр. Зрительский, а не элитарный! Где этот так называемый элитарный зритель? Говорят, он есть, но его никто не видел! Мой театр – для среднего зрителя, для людей, которые ходят в театр один-два раза в год. Мой зритель должен получить в театре не чужое «я», а настоящий театр. Он хочет испытать эмоции. И моя идея абсолютно, стопроцентно верная – зрительный зал у меня всегда полон. БЫЛ полон. А сейчас сборы упали, почему?.. Знаешь, что самое неприятное? Она права насчет коммерческих пьес и ее суперпопулярного имени…Кстати, ее пьеса ужасна, пьесы просто нет.
   Катька сказала: можно переписать… если ты считаешь, что для театра это хорошо. У тебя же чутье.
   Санечка сказал: ты думаешь?.. Ну не знаю… Она, конечно, самодовольная дура, она даже не заметит, что мы берем только ее имя. Зритель на нее пойдет, а на Чехова – не знаю.
   Катька сказала:
   – Думаешь, зритель идет по улице, видит афишу – спектакль по пьесе знаменитой писательницы. И думает – ага, у меня дома сто ее книжек, можно и спектакль посмотреть, приятно провести время. А вот, кстати, и Чехов, «Три сестры».
   Санечка сказал:
   – Ну, приблизительно.
   Санечка сказал:
   – Все-таки поставим Чехова. Есть один интересный молодой режиссер, он еще не ставил классику, но вообще ставит очень необычно.
   А потом Санечка сказал… Я испугалась до дрожи в коленках, ведь я всегда видела Санечку уверенным, веселым, сильным.
   В общем, Санечка сказал Катьке, что он не состоялся. Что быть не очень известным главным режиссером… Что он не сказал свое слово в искусстве, как Товстоногов, Эфрос, Додин. О Малом драматическом театре давно уже говорят «Додинский театр», а о его театре говорят просто «театр», и не важно, кто там главный режиссер. И если он завтра уйдет, театр останется прежним.
   Я не знаю, что отвечала Катька, ничего не было слышно. Только Катькино тихое бормотание, а слов не разобрать.
   Как она его утешала? Сказала, что в историю театра входят единицы?
   Что он получал призы на международных театральных фестивалях, один раз получил Золотой софит и один раз Золотую маску?
   Что сейчас он ставит немного, но актеры считают, что для театра это лучше?
   Потому что если главный режиссер много ставит сам, то он приглашает на должность очередных режиссеров не талантливых, а просто. Из ревности к чужому успеху. А Санечка приглашает интересных режиссеров. Он не относится к чужому успеху болезненно, считает, что чужой успех на сцене его театра это и его успех.
   Что он состоялся!
   Или Катька просто говорила, что она его любит, что он самый лучший?..
   На следующее утро я придирчиво всматривалась в Санечку, есть ли в его лице страдание и нервное расстройство, но и он, и Катька были веселы как птички.
   – А как она тебе внешне? – спросила Катька. – Как кто? Писатель Ч?
   – Похожа на старый лисий воротник, – сказал Санечка, – у моей мамы такой был, хищная мордочка, острые когти, клочковатый мех. Жутко страшный, она его нарочно забыла в химчистке.
   И они засмеялись. Все ночное прошло без следа?

Моя главная жизнь

   Вечером Катька снова у нас – сделала в пароварке диетические котлеты. Санечка пришел из театра, попробовал котлеты, сказал – очень вкусно, пойдемте в «Кидо».
   «Кидо» – суши-бар в нашем доме.
   «Калифорния» мне, «Филадельфия» Катьке, «фудоки» Санечке, «идзуми маки» Элле.
   Откуда взялась Элла в платье с декольте? Позвонила Санечке, спросила, где он, и пришла! Преследует его как начинающая артистка, чтобы попросить роль.
   – Зверь идет, – предупредила я.
   – Какой зверь? Я не люблю животных, – всполошилась Элла, – позовите официанта, пусть прогонит…
   Вика подошла к нам. В зале шумно, приглушенный гул голосов, музыка. Сейчас будет что-то ужасное – обычный скандал. Хороший большой скандал, как Вика любит, с криками, угрозами расстаться навсегда и хлопаньем дверьми. Мы не дома, но это Вику не остановит, она будет кричать шепотом.
   – У вас го-ости?! А я, а меня не позвали?! Вы думаете, что я эгоистка, а это вы эгоисты! Едите суши все вместе, а я одна, как перст, и тоже люблю суши!.. Значит, вы со мной так! – страшным шепотом начала Вика, прихватив ролл с Катькиной тарелки. – Как деньги, так Вика, дай! Как суши, так без меня!
   Дело не в суши. Вика уже три дня не кричала.
   Помните, у Толстого: старая графиня подчиняется только своим ощущениям? Когда ей нужно поплакать, она вспоминает умершего графа, когда нужно посердиться, она к кому-нибудь придирается. А Вике нужно покричать.
   Санечке, конечно, хорошо! Мы с Катькой ерзаем и беспокойно поглядываем то на Эллу, то на Вику, нам стыдно перед знаменитой писательницей, а он улыбается своей кривой улыбкой, сидит спокойно, как будто смотрит удачную сцену в спектакле, причем не своем, а чужом. Санечка независимый человек, ему не бывает неловко, ему бывает скучно или смешно.
   – Не заказывай мне ничего, я ничего не хочу, – сказала Вика, подвинув к себе Санечкину тарелку.
   Съела ролл, потянулась за следующим.
   – А если я вам так надоела, если я вам не нужна, – прошипела Вика и потянулась за следующим роллом, – то уж будьте так добры, тогда и содержите себя сами! И не приходите ко мне за деньгами – не дам! Содержанцы!..
   «Викон, дай мне на кофточку!» – передразнила Вика.
   Катька хрюкнула от смеха, Санечка улыбнулся, Элла с интересом перевела взгляд с Вики на Санечку, и дальше скандал развивался так:
   Вика, тихим едким голоском, Санечке – ты улыбаешься как махровый эгоист! Где твоя элементарная благодарность?! Мне! С этой минуты ты будешь сам себя содержать!