Страница:
Поэтому группа уже много часов провела в засаде, терпеливо снося и надоедливое комарье, и пронзительный, несмотря на лето, ветерок-утренник. Не намного лучше стало и после рассвета – вовсю жгло солнце, быстро опустели наполненные с вечера фляги.
Стеклянно звенел раскаленный воздух, казалось, не будет конца этому жаркому дню, наполненному монотонным стрекотанием кузнечиков. Но вот Ильяш поднял руку: «Внимание!» Из хутора к лесу направилась девушка, погоняя перед собой корову. В руках у нее был узел.
Она остановилась в нескольких шагах от засады – на чекистов повеяло парным запахом от коровы – и, приложив руку ко рту, крикнула в зеленую чащу:
– Ганю! Ганю!
Это был пароль. Шевельнулись ветки, и между кустами появился здоровенный детина с немецким автоматом на груди. Настороженно оглядевшись во все стороны, он взял узел с провизией, что-то сказал девушке – слова заглушил порыв ветра – и двинулся обратно.
Сначала Ильяш решил было взять его живым. Но для этого Коханюку и Михаилу Козлишину надо было выйти на просеку и этим обнаружить себя. Правда, бандит мог принять их за своих или по крайней мере за сельских хлопцев, что значительно облегчило бы дело.
Но верзила оказался не из доверчивых. Испуганно забегали маленькие глазки на заросшем лице, а в сторону чекистов развернулся ствол «шмайсера». Однако перед засадой был отработан и такой вариант. Опередив бандеровца, негромко треснул пистолетный выстрел, и он свалился навзничь, ломая густой лесной подрост. А невдалеке затрещали сухие сучья под чьими-то ногами.
Убитый оказался Калиной – командиром личной охраны Далекого. Сам же его шеф в это время сломя голову мчался по лесу – полуодетый, теряя оружие, сумку и другое снаряжение.
Он бежал, тяжело дыша, проваливаясь длинными ногами в ямы и муравейники, не чувствуя боли от веток, хлеставших по лицу. Сзади уже не слышно было погони, но Янишевскому все казалось, что в затылок смотрит леденящий зрачок автоматного дула.
В тот день ему удалось уйти, но именно тогда он окончательно убедился, что уже не найдет покоя и безопасности в самом глухом лесу и на самом далеком хуторе и что поимка его – лишь вопрос времени. Это подтверждали и панические грипсы – шифрованные донесения от подчиненных. К примеру, член возглавляемого Янишевским провода Роман жаловался: «Выкурили меня из одного гнезда, а через неделю из другого. Я уже, избегая всякого зла, перебрался в такое место, что, казалось, невозможно даже додуматься. Однако и туда наехало каких-то лесорубов, которые лазят целыми днями по всему терену, так что удержаться невозможно. Я уже абсолютно потерял спокойное место…»
Ему вторил Павло-Микола: «…блокируют переправы, и нет возможности доставить продовольствие и все необходимое…»
Да, Янишевскому еще удалось на какое-то время продержаться на свободе. Но первую часть своего задания все три чекистские группы могли считать выполненной: деятельность бандитов в этом обширном районе была надежно скована. К окончательной развязке приближалось и все дело Далекого.
Давалась борьба нелегко. У невидимого фронта не было тыла и флангов. Смерть могла в любую минуту прогреметь предательской очередью в спину, взвиться огненным клубом гранатного взрыва или выпрыгнуть из-под ног немецкой «шпринг-миной» – этого добра вдоволь оставалось в лесах и спустя годы после войны.
Но чекисты готовили себя к этой опасной работе и действовали как профессионалы, мгновенно реагировавшие на любую неожиданность и предусматривавшие любую из возможных ситуаций.
Чаще всего приходилось опасаться нападения сзади, особенно ночью. На этот случай замыкающие держали автоматы стволом назад, не снимая пальца со спускового крючка. Шагая друг за другом по росистой траве, обязательно волокли за собой ветку, чтобы уничтожить следы. Приходилось и вырезать специальные деревянные подставки к сапогам в форме кабаньих копыт – это не раз сбивало бандитов с толку. Целые дни и ночи просиживали в засадах, неделями были оторваны от остального мира. Что касается нехватки продовольствия, ночлегов на голой земле под открытым небом, многокилометровых переходов в зной и в холод, под проливными дождями, то на это никто не обращал внимания. Все три группы постоянно оставались туго сжатой пружиной, готовой распрямиться и ударить при первой же возможности.
Так было и в ту лунную ночь, когда четверо бойцов шли дорогой вдоль опушки, чтобы не оставлять следов на траве. Залитый призрачно-голубым светом простор поляны как бы подчеркивал зловещую черноту леса. И время – глухая предрассветная пора, и место – затаившись за деревьями, бандиты получили бы значительное преимущество – как нельзя более подходили для засады.
Едва Ильяш успел подумать об этом, как именно оттуда рванулась пестрая россыпь трассирующих пуль, а звуки ночного леса заглушила трескучая пулеметная очередь. Бандиты не жалели патронов, на их стороне были внезапность нападения и выгодная позиция. И все-таки победителями в короткой и яростной схватке вышли не они.
Едва раздались первые выстрелы, группа залегла в придорожном кювете, еще раньше примеченном натренированным взглядом командира. Кювет был неглубоким – так, скорее обычная выемка. Но и этого оказалось достаточно, чтобы укрыться от огня, а затем, вжимаясь в землю, рассредоточиться и умело, рассчитанно ударить по вспышкам, трепетавшим в угольно-черной темени.
Бандиты ушли, даже не попытавшись забрать с собой два трупа. Один из них удалось опознать. В перестрелке был убит телохранитель Далекого Скорый.
Вскоре группа Ильяша захватила в селе Друхов Сосновского района известных бандеровских вожаков Индуса и Хмеля, а группа Распутина – двух связных. Всего за это время все три группы обезвредили около двадцати оуновцев и окончательно лишили покоя Далекого, который после стычки на хуторе Ведмедевка вынужден был отправиться в соседнюю Житомирскую область. Но спустя некоторое время был выкурен оттуда и вернулся в Ведмедевский лес, который и стал его последним прибежищем.
Лесной массив был окружен в ночь на 23 августа. Чекисты уже более или менее точно знали, где находится схрон, и спешили, чтобы действовать наверняка. Операцию решено было начать с утра.
На рассвете послышались голоса, доносившиеся из-под земли. Через минуту открылся замаскированный люк, и из отверстия высунулась чья-то рука.
После короткой перестрелки все было кончено. В бункере обнаружили убитого бандита и личные вещи Далекого. Сам он ушел через запасной лаз. Но недалеко и ненадолго.
Что было дальше, читателю уже известно – вплоть до того испуганного крика, который чекисты услышали с болота:
– Не стреляйте! Передайте начальству: я – Далекий.
Когда-то он учил своих подчиненных не сдаваться, отстреливаться до конца, оставляя только один патрон – для себя. До него доходили советские газеты с обращениями раскаявшихся бывших оуновцев, был радиоприемник, по которому он слушал призывы к тем, кто еще укрывался по схронам, сдать оружие. И Далекий приказывал мучительными способами убивать каждого, кто мог явиться с повинной, беспощадно уничтожать их семьи. Эти чудовищные зверства преследовали одну мысль: до смерти запугать рядовых оуновцев, связать их кровавой круговой порукой, пресечь мысли даже о малейшем неповиновении проводникам.
А вот у самого Янишевского соблюсти собственные же требования не хватило духу. Он сдался, лелея надежду, что властям, возможно, не все известно и удастся выторговать жизнь.
Три года вели ровенские чекисты следствие по делу Далекого. Тысячи документов, скрупулезно проверенных, проанализированных, аккуратно подшитых, бесстрастно и неопровержимо свидетельствовали о безграничной глубине человеческого падения. В них отражена еще одна грань предательства своего народа.
Вот как сказал об этом сам Янишевский: «Препятствуя Красной Армии в ее борьбе против немцев, участники оуновского подполья являлись предателями украинского народа и своей деятельностью помогали только немцам».
Но, как выяснилось, не только немцам. Еще до того, как в поверженном Берлине был подписан Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, оуновские атаманы уже поглядывали в сторону США и Англии. Они уповали на военный конфликт между союзниками по антигитлеровской коалиции. Так появилась директива Далекого подчиненным ему боевикам: «Нам нужно делать все, чтобы ослабить Советский Союз, и в случае, если советские и англоамериканские войска выступят друг против друга, то ОУН-УПА организует вооруженное восстание в советском тылу».
Чекисты обнаружили еще одну директиву подобного рода. Предписывая бандитам ориентироваться на скорое начало третьей мировой войны, она предлагала усилить диверсионную работу и террор. В случае боевых действий – срывать мобилизацию и т. п.
Лист за листом подписывая многие тома материалов следствия, Янишевский поймет тщетность своих надежд на снисхождение. И животный ужас мелькнет в глазах его, когда в обвинительном заключении он увидит одну из многих цифр, подводящих итог его деятельности на Ровенщине, – две с половиной тысячи террористических актов против мирного населения. Бандита испугала не сама цифра, а сознание того, что ему не хватило бы и ста жизней, чтобы оплатить этот страшный счет.
Дело Янишевского случалось в Ровно. Обвиняемый полностью признал себя виновным по всем предъявленным ему обвинениям. Вина его была подтверждена также вещественными доказательствами и показаниями свидетелей.
На суде Янишевский сделал такое признание:
– Мы сами, оуновцы, не в силах подорвать Советскую власть, для этой цели мы ожидали войны Англии и Америки против Советского Союза. Эта война дала бы нам возможность взять власть в свои руки. Во время войны мы рассчитывали создать большую сеть диверсионных групп на советской территории…
Не вышло. Ставка далеких оказалась битой.
Владимир Кобысь, Александр Ляховский
Николай Терешко
Стеклянно звенел раскаленный воздух, казалось, не будет конца этому жаркому дню, наполненному монотонным стрекотанием кузнечиков. Но вот Ильяш поднял руку: «Внимание!» Из хутора к лесу направилась девушка, погоняя перед собой корову. В руках у нее был узел.
Она остановилась в нескольких шагах от засады – на чекистов повеяло парным запахом от коровы – и, приложив руку ко рту, крикнула в зеленую чащу:
– Ганю! Ганю!
Это был пароль. Шевельнулись ветки, и между кустами появился здоровенный детина с немецким автоматом на груди. Настороженно оглядевшись во все стороны, он взял узел с провизией, что-то сказал девушке – слова заглушил порыв ветра – и двинулся обратно.
Сначала Ильяш решил было взять его живым. Но для этого Коханюку и Михаилу Козлишину надо было выйти на просеку и этим обнаружить себя. Правда, бандит мог принять их за своих или по крайней мере за сельских хлопцев, что значительно облегчило бы дело.
Но верзила оказался не из доверчивых. Испуганно забегали маленькие глазки на заросшем лице, а в сторону чекистов развернулся ствол «шмайсера». Однако перед засадой был отработан и такой вариант. Опередив бандеровца, негромко треснул пистолетный выстрел, и он свалился навзничь, ломая густой лесной подрост. А невдалеке затрещали сухие сучья под чьими-то ногами.
Убитый оказался Калиной – командиром личной охраны Далекого. Сам же его шеф в это время сломя голову мчался по лесу – полуодетый, теряя оружие, сумку и другое снаряжение.
Он бежал, тяжело дыша, проваливаясь длинными ногами в ямы и муравейники, не чувствуя боли от веток, хлеставших по лицу. Сзади уже не слышно было погони, но Янишевскому все казалось, что в затылок смотрит леденящий зрачок автоматного дула.
В тот день ему удалось уйти, но именно тогда он окончательно убедился, что уже не найдет покоя и безопасности в самом глухом лесу и на самом далеком хуторе и что поимка его – лишь вопрос времени. Это подтверждали и панические грипсы – шифрованные донесения от подчиненных. К примеру, член возглавляемого Янишевским провода Роман жаловался: «Выкурили меня из одного гнезда, а через неделю из другого. Я уже, избегая всякого зла, перебрался в такое место, что, казалось, невозможно даже додуматься. Однако и туда наехало каких-то лесорубов, которые лазят целыми днями по всему терену, так что удержаться невозможно. Я уже абсолютно потерял спокойное место…»
Ему вторил Павло-Микола: «…блокируют переправы, и нет возможности доставить продовольствие и все необходимое…»
Да, Янишевскому еще удалось на какое-то время продержаться на свободе. Но первую часть своего задания все три чекистские группы могли считать выполненной: деятельность бандитов в этом обширном районе была надежно скована. К окончательной развязке приближалось и все дело Далекого.
Давалась борьба нелегко. У невидимого фронта не было тыла и флангов. Смерть могла в любую минуту прогреметь предательской очередью в спину, взвиться огненным клубом гранатного взрыва или выпрыгнуть из-под ног немецкой «шпринг-миной» – этого добра вдоволь оставалось в лесах и спустя годы после войны.
Но чекисты готовили себя к этой опасной работе и действовали как профессионалы, мгновенно реагировавшие на любую неожиданность и предусматривавшие любую из возможных ситуаций.
Чаще всего приходилось опасаться нападения сзади, особенно ночью. На этот случай замыкающие держали автоматы стволом назад, не снимая пальца со спускового крючка. Шагая друг за другом по росистой траве, обязательно волокли за собой ветку, чтобы уничтожить следы. Приходилось и вырезать специальные деревянные подставки к сапогам в форме кабаньих копыт – это не раз сбивало бандитов с толку. Целые дни и ночи просиживали в засадах, неделями были оторваны от остального мира. Что касается нехватки продовольствия, ночлегов на голой земле под открытым небом, многокилометровых переходов в зной и в холод, под проливными дождями, то на это никто не обращал внимания. Все три группы постоянно оставались туго сжатой пружиной, готовой распрямиться и ударить при первой же возможности.
Так было и в ту лунную ночь, когда четверо бойцов шли дорогой вдоль опушки, чтобы не оставлять следов на траве. Залитый призрачно-голубым светом простор поляны как бы подчеркивал зловещую черноту леса. И время – глухая предрассветная пора, и место – затаившись за деревьями, бандиты получили бы значительное преимущество – как нельзя более подходили для засады.
Едва Ильяш успел подумать об этом, как именно оттуда рванулась пестрая россыпь трассирующих пуль, а звуки ночного леса заглушила трескучая пулеметная очередь. Бандиты не жалели патронов, на их стороне были внезапность нападения и выгодная позиция. И все-таки победителями в короткой и яростной схватке вышли не они.
Едва раздались первые выстрелы, группа залегла в придорожном кювете, еще раньше примеченном натренированным взглядом командира. Кювет был неглубоким – так, скорее обычная выемка. Но и этого оказалось достаточно, чтобы укрыться от огня, а затем, вжимаясь в землю, рассредоточиться и умело, рассчитанно ударить по вспышкам, трепетавшим в угольно-черной темени.
Бандиты ушли, даже не попытавшись забрать с собой два трупа. Один из них удалось опознать. В перестрелке был убит телохранитель Далекого Скорый.
Вскоре группа Ильяша захватила в селе Друхов Сосновского района известных бандеровских вожаков Индуса и Хмеля, а группа Распутина – двух связных. Всего за это время все три группы обезвредили около двадцати оуновцев и окончательно лишили покоя Далекого, который после стычки на хуторе Ведмедевка вынужден был отправиться в соседнюю Житомирскую область. Но спустя некоторое время был выкурен оттуда и вернулся в Ведмедевский лес, который и стал его последним прибежищем.
Лесной массив был окружен в ночь на 23 августа. Чекисты уже более или менее точно знали, где находится схрон, и спешили, чтобы действовать наверняка. Операцию решено было начать с утра.
На рассвете послышались голоса, доносившиеся из-под земли. Через минуту открылся замаскированный люк, и из отверстия высунулась чья-то рука.
После короткой перестрелки все было кончено. В бункере обнаружили убитого бандита и личные вещи Далекого. Сам он ушел через запасной лаз. Но недалеко и ненадолго.
Что было дальше, читателю уже известно – вплоть до того испуганного крика, который чекисты услышали с болота:
– Не стреляйте! Передайте начальству: я – Далекий.
Когда-то он учил своих подчиненных не сдаваться, отстреливаться до конца, оставляя только один патрон – для себя. До него доходили советские газеты с обращениями раскаявшихся бывших оуновцев, был радиоприемник, по которому он слушал призывы к тем, кто еще укрывался по схронам, сдать оружие. И Далекий приказывал мучительными способами убивать каждого, кто мог явиться с повинной, беспощадно уничтожать их семьи. Эти чудовищные зверства преследовали одну мысль: до смерти запугать рядовых оуновцев, связать их кровавой круговой порукой, пресечь мысли даже о малейшем неповиновении проводникам.
А вот у самого Янишевского соблюсти собственные же требования не хватило духу. Он сдался, лелея надежду, что властям, возможно, не все известно и удастся выторговать жизнь.
Три года вели ровенские чекисты следствие по делу Далекого. Тысячи документов, скрупулезно проверенных, проанализированных, аккуратно подшитых, бесстрастно и неопровержимо свидетельствовали о безграничной глубине человеческого падения. В них отражена еще одна грань предательства своего народа.
Вот как сказал об этом сам Янишевский: «Препятствуя Красной Армии в ее борьбе против немцев, участники оуновского подполья являлись предателями украинского народа и своей деятельностью помогали только немцам».
Но, как выяснилось, не только немцам. Еще до того, как в поверженном Берлине был подписан Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, оуновские атаманы уже поглядывали в сторону США и Англии. Они уповали на военный конфликт между союзниками по антигитлеровской коалиции. Так появилась директива Далекого подчиненным ему боевикам: «Нам нужно делать все, чтобы ослабить Советский Союз, и в случае, если советские и англоамериканские войска выступят друг против друга, то ОУН-УПА организует вооруженное восстание в советском тылу».
Чекисты обнаружили еще одну директиву подобного рода. Предписывая бандитам ориентироваться на скорое начало третьей мировой войны, она предлагала усилить диверсионную работу и террор. В случае боевых действий – срывать мобилизацию и т. п.
Лист за листом подписывая многие тома материалов следствия, Янишевский поймет тщетность своих надежд на снисхождение. И животный ужас мелькнет в глазах его, когда в обвинительном заключении он увидит одну из многих цифр, подводящих итог его деятельности на Ровенщине, – две с половиной тысячи террористических актов против мирного населения. Бандита испугала не сама цифра, а сознание того, что ему не хватило бы и ста жизней, чтобы оплатить этот страшный счет.
Дело Янишевского случалось в Ровно. Обвиняемый полностью признал себя виновным по всем предъявленным ему обвинениям. Вина его была подтверждена также вещественными доказательствами и показаниями свидетелей.
На суде Янишевский сделал такое признание:
– Мы сами, оуновцы, не в силах подорвать Советскую власть, для этой цели мы ожидали войны Англии и Америки против Советского Союза. Эта война дала бы нам возможность взять власть в свои руки. Во время войны мы рассчитывали создать большую сеть диверсионных групп на советской территории…
Не вышло. Ставка далеких оказалась битой.
Владимир Кобысь, Александр Ляховский
ТАЙНА СУССКОЙ ДАЧИ
Декабрьский день угасал, готовясь перейти в длинный зимний вечер, когда в Озерцах появилась старенькая полуторка. Дорога была не из легких, машина еле ползла, и крестьянам, которые, услышав гул мотора, вышли на подворье или ткнулись носами в слегка заиндевелые оконные стекла, было хорошо видно: в кузове на скамье у кабины сидят вооруженные солдаты.
Провожали их разными взглядами: кто заинтересованным, кто равнодушным, а кто злым и тревожным.
– Наверняка лесовиков ищут, – переговариваясь, строили догадки соседи.
– Пожалуй, так оно и есть. Но куда едут?..
Не останавливаясь в Озерцах, машина двинулась в направлении соседнего села. За деревенской околицей из кузова спрыгнули люди в белых маскхалатах, окольными тропинками пробрались к недалекому лугу и спрятались в копнах сена.
Чтобы замаскироваться, хватило считанных минут. А тогда потянулись часы надоедливого ожидания, когда не смеешь ни шевельнуться, ни словом с товарищем перемолвиться – лежи и слушай тишину, нарушаемую лишь ветром да ударами твоего собственного сердца.
Но все рано или поздно кончается. Когда неподвижность стала, казалось, невыносимой, а надежда на успех – совсем-совсем маленькой, к копнам приблизилась едва различимая в подсвеченной снегом ночной темени фигура высокого мужчины. Ничего не подозревая, шел он уверенно, не прячась. Тем более неожиданной была для него команда, прозвучавшая от той самой копны, к которой он устремился:
– Стой! Кто идет?
Незнакомец, дернув с плеча автомат, бросился к другой копне, но тут же споткнулся о требовательный возглас оттуда:
– Руки вверх! Бросай оружие!
Спасения не было. Распорола ночную тишь короткая автоматная очередь, и все стихло.
А как непросто все начиналось…
На календаре – последние месяцы 1950 года. Как-то утром начальник управления Министерства госбезопасности УССР по Ровенской области полковник Н. А. Решетов вызвал к себе майора 3. И. Гончарука. Речь зашла о референте службы безопасности районного провода ОУН Соколе.
– Это не сокол, а настоящий коршун, – говорил Николай Антонович. – Пора уже подрезать ему крылья. Думаю, лучше всего будет вам самому, Захар Иванович, выехать в Заречное и на месте разобраться, как целесообразнее действовать. Там подберете толковых товарищей. Завтра же можете и выехать. Дело не терпит проволочки.
Коршуном назвал полковник референта СБ не ради красного словца. Даже среди эсбистов Сокол выделялся своей жестокостью и хитростью. Действовал он зачастую на стыке Заречненского, Владимирецкого и тогдашнего Рафаловского районов Ровенской, Любешовского и Камень-Каширского – Волынской областей. Прекрасно знал местность, в селах и на хуторах имел своих людей, которые, если не за совесть, то за страх были ему глазами и ушами. Вот и пришлось майору Гончаруку выехать в самый отдаленный уголок области.
В Заречном Захар Иванович создал небольшую оперативную группу, в состав которой вошли старший лейтенант Сильченко и молодые способные оперативники Иванов, Сибуров и Нечеткий.
– Мы должны знать каждый шаг Сокола, – наставлял своих новых товарищей командир опергруппы. – Если понадеемся лишь на себя, не видать нам референта. Главная надежда – на помощь партийно-советского актива, комсомольцев, просто честных людей.
Вскоре чекистам стало известно, что чаще всего Сокол прячется в селах Кухотская Воля и Озерцы, а также на близлежащих хуторах. Чекистам тогда здорово помог молодой парень по имени Николай, который жил со старенькой матерью на одном из таких хуторов. Это он как-то на рассвете заметил у копны на заснеженном лугу знакомого хуторского дядьку. Залег в снегу, а когда хуторянин ушел, заинтересовался копной. В сене обнаружил корзину с порядочным запасом провизии. Сало, лук, масло, несколько буханок хлеба и бутылок с самодельными пробками…
Догадаться, кому предназначался гостинец, было нетрудно. Оставалось обдумать, как бы преждевременно не вспугнуть, но и не прозевать того, кто за ним придет. Тогда-то у майора 3. И. Гончарука и созрел план операции.
– Воспользуемся сеном и мы, – сказал он членам опергруппы. – Если постелить его на дно кузова машины, можно незаметно доехать до хутора. Солдаты же пусть сидят себе открыто…
Как чекисты осуществили этот замысел, читатель уже знает. Возвратясь из Заречного в Ровно, Захар Иванович доложил начальнику управления:
– Сокола больше не существует.
Но если бы один лишь Сокол терроризировал население… В начале пятидесятых годов на Ровенщине многие оуновские боевики нашли свой конец. Немало тех, кого бандеровцы заманили обманом или угрозами, вышли с повинной. Но в схронах националистического подполья еще оставались те, кто не понял всей глубины своего падения или за время пребывания в бандах натворил такого, что уже не мог рассчитывать на милосердие…
Летом 1954 года в областное управление КГБ стали поступать сообщения о том, что в Костопольском, Деражненском и Клеванском районах участились случаи ограбления граждан. Неизвестный, вооруженный пистолетом, а иногда и автоматом, останавливал путников, отбирал деньги, часы, другие ценные вещи. Иногда его видели с какой-то женщиной.
В управлении поначалу считали, что это «промышляет» обыкновенный уголовный преступник. Однако после сопоставления и тщательного анализа получаемых данных чекисты пришли к выводу: действует не кто иной, как главарь к тому времени уже разгромленной националистической банды Хвылевой, а его подруга – тоже бандеровка по кличке Ольга.
– Хвылевого непременно следует взять живым, – предупредил на очередном совещании начальник областного управления КГБ полковник П. Е. Арнаутенко. – На его счету более десяти бандпроявлений, иначе говоря – преступлений. Ликвидировать – только в крайнем случае.
Ту же мысль высказал подполковник Н. И. Агапов. Тот прямо спросил командира только что созданной опергруппы майора Гончарука:
– Сколько вам нужно времени, чтобы взять Хвылевого?
– Месяц, – ответил, подумав, Захар Иванович.
Бандит был из породы особо опасных, и это, да еще приказ взять его живым вынудили майора Гончарука с повышенной тщательностью подбирать людей в опергруппу и старательно, во всех подробностях продумать план будущей операции.
В состав группы вошли опытные, закаленные в боях чекисты, в том числе сотрудник облуправления КГБ капитан Б. Е. Стекляр, начальник Деражненского райотдела КГБ лейтенант А. С. Ивасенко, сотрудник этого же райотдела капитан А. Н. Бусыгин. Да и сам командир группы был не из новичков в чекистской работе. За плечами майора 3. И. Гончарука оставались трудные годы и опыт борьбы с вражеской агентурой на дальневосточной и западной границах, в освобожденной от фашистской оккупации Чехословакии, а на Волыни и Ровенщине – с националистическим подпольем. Даже в областном управлении мало кто знал, что за свой ратный труд Захар Иванович был удостоен ордена Красного Знамени, двух орденов Отечественной войны, четырех орденов Красной Звезды и многих медалей, а также высшей награды Чехословацкой Республики – ордена Белого Льва. Но зато все знали, что это способный организатор, тонкий тактик. Не случайно именно Гончаруку доверили oпeрацию по обезвреживанию закоренелого головореза Хвылевого.
Заметая следы, бандиты, как правило, искали приюта в селах и на хуторах, разбросанных на значительной территории, отдаленных друг от друга на десятки километров. У громилы дорога одна, у чекистов – сотни. Когда-то они пересекутся?
И все же – Захар Иванович хорошо знал – лесовик непременно будет вертеться вокруг своего главного логова, где бы оно ни было – в лесу, на островке среди болот или в подвале какого-нибудь родственника. Значит, и Хвылевой в одних местах должен появляться чаще, чем в других.
Такими местами оказались села Жильжа, Бечаль, Дюксин и хутора вокруг них.
Члены оперативной группы подробно изучили все наиболее вероятные пути передвижения бывшего атамана. В ночь на 29 июля 1954 года Захар Иванович дал команду:
– Выступаем!
Три небольшие чекистские группы, одну из которых возглавил сам 3. И. Гончарук, две другие – А. С. Ивасенко и Б. Е. Стекляр, сделали засады в загодя установленных местах. Снова – длительное ожидание.
Было без четверти шесть, когда старший лейтенант Ивасенко заметил метрах в семидесяти неизвестного мужчину. Летняя ночь коротка, солнце уже успело приподняться над горизонтом, и чекистам было хорошо видно каждое движение незнакомца, непроторенной тропкой идущего из леса к хутору. Вот он присел на корточки, минуту-другую во что-то всматривался и, не заметив ничего подозрительного, уже смелее двинулся дальше. Но едва поровнялся с зарослями ольшаника, как сзади на него навалились и скрутили руки.
– Ну что же, Хвылевой, приглашай в гости. Показывай-ка свою «резиденцию».
В густом смешанном лесу между селами Суск и Жильжа, известном среди местного населения как Сусская дача, под старой-престарой сосной находился просторный схрон, оборудованный со всем возможным в таких условиях комфортом, с запасным ходом, которым бандиту так и не довелось воспользоваться.
Много тайн знало это логово. Именно здесь Хвылевой вынашивал планы своих «акций»; здесь зализывал раны, сюда сносил награбленное. Кроме большого запаса разного добра, чекисты, как писал потом 3. И. Гончарук в докладной, изъяли в схроне семь стволов огнестрельного оружия.
Тайна Сусской дачи перестала быть тайной. После этого обезвредить Ольгу уже не представляло большого труда. Теперь майор 3. И. Гончарук вместе с Б. Е. Стекляром, А. С. Ивасенко, А. Н. Бусыгиным и другими чекистами приступил к разработке и осуществлению операции по ликвидации бандгруппы оуновского главаря Дмитpa, или Черного, действовавшего на территории соседних районов Ровенской и Волынской областей. Когда покончили с Дмитром, Черноморцем, Кириллом, Красько и еще несколькими бандитами разного калибра, появилась возможность вплотную заняться Борисом, чья теперь уже несуществующая банда в свое время орудовала в окрестностях Степани, Деражного и Костополя.
– Единственный человек, который еще поддерживает с Борисом связь, – это некая Галя, хуторская дивчина, – сказал товарищам 3. И. Гончарук. – Попробуем действовать через нее.
А Гале чекисты растолковали:
– Постарайтесь убедить его, что ему лучше сдаться. Повинную голову, как говорится, и меч не сечет.
Девушка согласилась стать посредницей в переговорах. Но Борис сперва не поверил чекистам. Потом, не без влияния Гали, согласился на встречу, но выдвинул требование: пусть вместе с девушкой к нему придет лишь один человек, в противном случае и говорить не о чем.
Захар Иванович, посоветовавшись с руководством управления, решил: нужно принять условие. А идти на встречу должен он сам.
…Была тихая, лунная сентябрьская ночь, когда в Стыденьском лесу, что в Костопольском районе, появились две чекистские оперативные группы. Одну из них возглавлял Б. Е. Стекляр, другую, в которой находился и заместитель начальника облуправления КГБ подполковник Л. Я. Сененко, – А. С. Ивасенко. Первая группа разместилась метрах в четырехстах севернее, вторая – южнее места встречи Гончарука с Борисом.
Риск был очевидным: если б оуновец замыслил худое, никто не успел бы придти Захару Ивановичу на помощь. Задача опергрупп состояла в том, чтобы на случай провокации не дать Борису возможности улизнуть.
В условленное время Галя дала майору знак: пора.
Молча двинулись в неизвестность. Через несколько минут вышли на поляну, остановились.
«Место выбрал удобное, – подумал чекист. – Сам прячется, а нас видит хорошо».
Галя поднесла руку ко рту, трижды негромко крикнула голосом какой-то лесной птахи. С противоположной стороны донесся такой же тихий тройной свист.
Девушка повторила сигнал. В кустах зашелестело, и на поляну вышел среднего роста коренастый мужчина. Молча протянул Захару Ивановичу автомат.
Это была одна из операций чекиста 3. И. Гончарука, которая обошлась без единого выстрела.
Провожали их разными взглядами: кто заинтересованным, кто равнодушным, а кто злым и тревожным.
– Наверняка лесовиков ищут, – переговариваясь, строили догадки соседи.
– Пожалуй, так оно и есть. Но куда едут?..
Не останавливаясь в Озерцах, машина двинулась в направлении соседнего села. За деревенской околицей из кузова спрыгнули люди в белых маскхалатах, окольными тропинками пробрались к недалекому лугу и спрятались в копнах сена.
Чтобы замаскироваться, хватило считанных минут. А тогда потянулись часы надоедливого ожидания, когда не смеешь ни шевельнуться, ни словом с товарищем перемолвиться – лежи и слушай тишину, нарушаемую лишь ветром да ударами твоего собственного сердца.
Но все рано или поздно кончается. Когда неподвижность стала, казалось, невыносимой, а надежда на успех – совсем-совсем маленькой, к копнам приблизилась едва различимая в подсвеченной снегом ночной темени фигура высокого мужчины. Ничего не подозревая, шел он уверенно, не прячась. Тем более неожиданной была для него команда, прозвучавшая от той самой копны, к которой он устремился:
– Стой! Кто идет?
Незнакомец, дернув с плеча автомат, бросился к другой копне, но тут же споткнулся о требовательный возглас оттуда:
– Руки вверх! Бросай оружие!
Спасения не было. Распорола ночную тишь короткая автоматная очередь, и все стихло.
А как непросто все начиналось…
На календаре – последние месяцы 1950 года. Как-то утром начальник управления Министерства госбезопасности УССР по Ровенской области полковник Н. А. Решетов вызвал к себе майора 3. И. Гончарука. Речь зашла о референте службы безопасности районного провода ОУН Соколе.
– Это не сокол, а настоящий коршун, – говорил Николай Антонович. – Пора уже подрезать ему крылья. Думаю, лучше всего будет вам самому, Захар Иванович, выехать в Заречное и на месте разобраться, как целесообразнее действовать. Там подберете толковых товарищей. Завтра же можете и выехать. Дело не терпит проволочки.
Коршуном назвал полковник референта СБ не ради красного словца. Даже среди эсбистов Сокол выделялся своей жестокостью и хитростью. Действовал он зачастую на стыке Заречненского, Владимирецкого и тогдашнего Рафаловского районов Ровенской, Любешовского и Камень-Каширского – Волынской областей. Прекрасно знал местность, в селах и на хуторах имел своих людей, которые, если не за совесть, то за страх были ему глазами и ушами. Вот и пришлось майору Гончаруку выехать в самый отдаленный уголок области.
В Заречном Захар Иванович создал небольшую оперативную группу, в состав которой вошли старший лейтенант Сильченко и молодые способные оперативники Иванов, Сибуров и Нечеткий.
– Мы должны знать каждый шаг Сокола, – наставлял своих новых товарищей командир опергруппы. – Если понадеемся лишь на себя, не видать нам референта. Главная надежда – на помощь партийно-советского актива, комсомольцев, просто честных людей.
Вскоре чекистам стало известно, что чаще всего Сокол прячется в селах Кухотская Воля и Озерцы, а также на близлежащих хуторах. Чекистам тогда здорово помог молодой парень по имени Николай, который жил со старенькой матерью на одном из таких хуторов. Это он как-то на рассвете заметил у копны на заснеженном лугу знакомого хуторского дядьку. Залег в снегу, а когда хуторянин ушел, заинтересовался копной. В сене обнаружил корзину с порядочным запасом провизии. Сало, лук, масло, несколько буханок хлеба и бутылок с самодельными пробками…
Догадаться, кому предназначался гостинец, было нетрудно. Оставалось обдумать, как бы преждевременно не вспугнуть, но и не прозевать того, кто за ним придет. Тогда-то у майора 3. И. Гончарука и созрел план операции.
– Воспользуемся сеном и мы, – сказал он членам опергруппы. – Если постелить его на дно кузова машины, можно незаметно доехать до хутора. Солдаты же пусть сидят себе открыто…
Как чекисты осуществили этот замысел, читатель уже знает. Возвратясь из Заречного в Ровно, Захар Иванович доложил начальнику управления:
– Сокола больше не существует.
Но если бы один лишь Сокол терроризировал население… В начале пятидесятых годов на Ровенщине многие оуновские боевики нашли свой конец. Немало тех, кого бандеровцы заманили обманом или угрозами, вышли с повинной. Но в схронах националистического подполья еще оставались те, кто не понял всей глубины своего падения или за время пребывания в бандах натворил такого, что уже не мог рассчитывать на милосердие…
Летом 1954 года в областное управление КГБ стали поступать сообщения о том, что в Костопольском, Деражненском и Клеванском районах участились случаи ограбления граждан. Неизвестный, вооруженный пистолетом, а иногда и автоматом, останавливал путников, отбирал деньги, часы, другие ценные вещи. Иногда его видели с какой-то женщиной.
В управлении поначалу считали, что это «промышляет» обыкновенный уголовный преступник. Однако после сопоставления и тщательного анализа получаемых данных чекисты пришли к выводу: действует не кто иной, как главарь к тому времени уже разгромленной националистической банды Хвылевой, а его подруга – тоже бандеровка по кличке Ольга.
– Хвылевого непременно следует взять живым, – предупредил на очередном совещании начальник областного управления КГБ полковник П. Е. Арнаутенко. – На его счету более десяти бандпроявлений, иначе говоря – преступлений. Ликвидировать – только в крайнем случае.
Ту же мысль высказал подполковник Н. И. Агапов. Тот прямо спросил командира только что созданной опергруппы майора Гончарука:
– Сколько вам нужно времени, чтобы взять Хвылевого?
– Месяц, – ответил, подумав, Захар Иванович.
Бандит был из породы особо опасных, и это, да еще приказ взять его живым вынудили майора Гончарука с повышенной тщательностью подбирать людей в опергруппу и старательно, во всех подробностях продумать план будущей операции.
В состав группы вошли опытные, закаленные в боях чекисты, в том числе сотрудник облуправления КГБ капитан Б. Е. Стекляр, начальник Деражненского райотдела КГБ лейтенант А. С. Ивасенко, сотрудник этого же райотдела капитан А. Н. Бусыгин. Да и сам командир группы был не из новичков в чекистской работе. За плечами майора 3. И. Гончарука оставались трудные годы и опыт борьбы с вражеской агентурой на дальневосточной и западной границах, в освобожденной от фашистской оккупации Чехословакии, а на Волыни и Ровенщине – с националистическим подпольем. Даже в областном управлении мало кто знал, что за свой ратный труд Захар Иванович был удостоен ордена Красного Знамени, двух орденов Отечественной войны, четырех орденов Красной Звезды и многих медалей, а также высшей награды Чехословацкой Республики – ордена Белого Льва. Но зато все знали, что это способный организатор, тонкий тактик. Не случайно именно Гончаруку доверили oпeрацию по обезвреживанию закоренелого головореза Хвылевого.
Заметая следы, бандиты, как правило, искали приюта в селах и на хуторах, разбросанных на значительной территории, отдаленных друг от друга на десятки километров. У громилы дорога одна, у чекистов – сотни. Когда-то они пересекутся?
И все же – Захар Иванович хорошо знал – лесовик непременно будет вертеться вокруг своего главного логова, где бы оно ни было – в лесу, на островке среди болот или в подвале какого-нибудь родственника. Значит, и Хвылевой в одних местах должен появляться чаще, чем в других.
Такими местами оказались села Жильжа, Бечаль, Дюксин и хутора вокруг них.
Члены оперативной группы подробно изучили все наиболее вероятные пути передвижения бывшего атамана. В ночь на 29 июля 1954 года Захар Иванович дал команду:
– Выступаем!
Три небольшие чекистские группы, одну из которых возглавил сам 3. И. Гончарук, две другие – А. С. Ивасенко и Б. Е. Стекляр, сделали засады в загодя установленных местах. Снова – длительное ожидание.
Было без четверти шесть, когда старший лейтенант Ивасенко заметил метрах в семидесяти неизвестного мужчину. Летняя ночь коротка, солнце уже успело приподняться над горизонтом, и чекистам было хорошо видно каждое движение незнакомца, непроторенной тропкой идущего из леса к хутору. Вот он присел на корточки, минуту-другую во что-то всматривался и, не заметив ничего подозрительного, уже смелее двинулся дальше. Но едва поровнялся с зарослями ольшаника, как сзади на него навалились и скрутили руки.
– Ну что же, Хвылевой, приглашай в гости. Показывай-ка свою «резиденцию».
В густом смешанном лесу между селами Суск и Жильжа, известном среди местного населения как Сусская дача, под старой-престарой сосной находился просторный схрон, оборудованный со всем возможным в таких условиях комфортом, с запасным ходом, которым бандиту так и не довелось воспользоваться.
Много тайн знало это логово. Именно здесь Хвылевой вынашивал планы своих «акций»; здесь зализывал раны, сюда сносил награбленное. Кроме большого запаса разного добра, чекисты, как писал потом 3. И. Гончарук в докладной, изъяли в схроне семь стволов огнестрельного оружия.
Тайна Сусской дачи перестала быть тайной. После этого обезвредить Ольгу уже не представляло большого труда. Теперь майор 3. И. Гончарук вместе с Б. Е. Стекляром, А. С. Ивасенко, А. Н. Бусыгиным и другими чекистами приступил к разработке и осуществлению операции по ликвидации бандгруппы оуновского главаря Дмитpa, или Черного, действовавшего на территории соседних районов Ровенской и Волынской областей. Когда покончили с Дмитром, Черноморцем, Кириллом, Красько и еще несколькими бандитами разного калибра, появилась возможность вплотную заняться Борисом, чья теперь уже несуществующая банда в свое время орудовала в окрестностях Степани, Деражного и Костополя.
– Единственный человек, который еще поддерживает с Борисом связь, – это некая Галя, хуторская дивчина, – сказал товарищам 3. И. Гончарук. – Попробуем действовать через нее.
А Гале чекисты растолковали:
– Постарайтесь убедить его, что ему лучше сдаться. Повинную голову, как говорится, и меч не сечет.
Девушка согласилась стать посредницей в переговорах. Но Борис сперва не поверил чекистам. Потом, не без влияния Гали, согласился на встречу, но выдвинул требование: пусть вместе с девушкой к нему придет лишь один человек, в противном случае и говорить не о чем.
Захар Иванович, посоветовавшись с руководством управления, решил: нужно принять условие. А идти на встречу должен он сам.
…Была тихая, лунная сентябрьская ночь, когда в Стыденьском лесу, что в Костопольском районе, появились две чекистские оперативные группы. Одну из них возглавлял Б. Е. Стекляр, другую, в которой находился и заместитель начальника облуправления КГБ подполковник Л. Я. Сененко, – А. С. Ивасенко. Первая группа разместилась метрах в четырехстах севернее, вторая – южнее места встречи Гончарука с Борисом.
Риск был очевидным: если б оуновец замыслил худое, никто не успел бы придти Захару Ивановичу на помощь. Задача опергрупп состояла в том, чтобы на случай провокации не дать Борису возможности улизнуть.
В условленное время Галя дала майору знак: пора.
Молча двинулись в неизвестность. Через несколько минут вышли на поляну, остановились.
«Место выбрал удобное, – подумал чекист. – Сам прячется, а нас видит хорошо».
Галя поднесла руку ко рту, трижды негромко крикнула голосом какой-то лесной птахи. С противоположной стороны донесся такой же тихий тройной свист.
Девушка повторила сигнал. В кустах зашелестело, и на поляну вышел среднего роста коренастый мужчина. Молча протянул Захару Ивановичу автомат.
Это была одна из операций чекиста 3. И. Гончарука, которая обошлась без единого выстрела.
Николай Терешко
ИМЯ ТВОЕ
Как-то мне пришлось побывать на квартире Смирнова. Перешагнув порог, я сразу же почувствовал ее уют и тишину. Здесь многое напоминает о ее хозяине: скромная мебель в комнате, которая служила для семьи гостиной и столовой, небольшая библиотечка. И еще – вешалка, которую вместе со своими друзьями-чекистами смастерил Анатолий.
Мария Ивановна бережно показывала мне сохранившиеся фотографии. Я никогда не встречался со Смирновым. Но чем больше всматривался в черты лица этого человека, слушая рассказы его жены, тем больше проникался огромным уважением к этому мужественному чекисту, горячо преданному своему делу.
Дома он практически не говорил о своей работе. Да и сама Мария Ивановна не решалась заводить разговор на эту тему. Много рассказывала мужу о своих учениках.
Узнав, что Смирнов сражался на фронтах Великой Отечественной войны, они втайне от Марии Ивановны пригласили его на урок мужества.
Правда, сначала он не соглашался. Но после все-таки Мария Ивановна узнала о переговорах за ее спиной и настойчиво попросила мужа:
– Знаю, не любитель ты выступать. Но ребятам интересно будет послушать.
В классе умолкли даже самые неугомонные мальчишки. Во время своего рассказа Смирнов ни единым словом так и не сказал о себе, а все о товарищах, с которыми воевал, с которыми каждый день смотрел смерти в глаза. Естественно, о смерти он старался не думать. Иначе – как же тогда воевать? И не только в годы войны, но итогда, когда перешел на работу в органы госбезопасности, когда приходилось принимать участие в ликвидации оуновских банд. Всегда проявлял мужество, стойкость, находчивость, смекалку разведчика. Именно об этих качествах мне так много рассказывали ветераны-чекисты Д. Т. Дмитренко, Б. Г. Нефедов и многие другие.
Минуло уже двадцать лет с тех пор, когда перестало биться сердце мужа, а Мария Ивановна никак не может заставить себя примириться с этим. Кажется ей, что вот откроется дверь, и Толя подойдет к ней и скажет:
– Ну, мать, корми. Очень проголодался. Если не успела приготовить, давай вместе.
Он, как и прежде, ничего не говорил, где был, но Мария Ивановна догадывалась: трудное задание пришлось ему выполнять. Иногда его друзья намекали:
– Не жалеет Анатолий себя.
И она, каждый раз провожая его в командировку, напоминала:
– Береги себя! Очень прошу тебя!
Она хорошо представляла себе, насколько коварны оуновцы, жестоко расправлявшиеся с мирным населением. Еще в первые по-военные годы, когда Мария Ивановна приехала в Теслугов (бывший Козинский район) в сельскую школу, то чуть было не поплатилась жизнью. Спас ее Анатолий Смирнов. Ничего не подозревая, вместе с подругой они на соседнем хуторе проводили перепись будущих первоклассников. Возвращаясь обратно, решили передохнуть на небольшой опушке. Как стало известно впоследствии, именно здесь бандиты собирались устроить засаду активисткам. Не дали им совершить задуманное чекисты во главе со Смирновым. Мария Ивановна даже не подозревала, что один из главарей банды жил неподалеку от ее квартиры. И только ждал подходящего момента, чтобы расправиться с молодой учительницей.
Анатолий предупредил девушку:
Мария Ивановна бережно показывала мне сохранившиеся фотографии. Я никогда не встречался со Смирновым. Но чем больше всматривался в черты лица этого человека, слушая рассказы его жены, тем больше проникался огромным уважением к этому мужественному чекисту, горячо преданному своему делу.
Дома он практически не говорил о своей работе. Да и сама Мария Ивановна не решалась заводить разговор на эту тему. Много рассказывала мужу о своих учениках.
Узнав, что Смирнов сражался на фронтах Великой Отечественной войны, они втайне от Марии Ивановны пригласили его на урок мужества.
Правда, сначала он не соглашался. Но после все-таки Мария Ивановна узнала о переговорах за ее спиной и настойчиво попросила мужа:
– Знаю, не любитель ты выступать. Но ребятам интересно будет послушать.
В классе умолкли даже самые неугомонные мальчишки. Во время своего рассказа Смирнов ни единым словом так и не сказал о себе, а все о товарищах, с которыми воевал, с которыми каждый день смотрел смерти в глаза. Естественно, о смерти он старался не думать. Иначе – как же тогда воевать? И не только в годы войны, но итогда, когда перешел на работу в органы госбезопасности, когда приходилось принимать участие в ликвидации оуновских банд. Всегда проявлял мужество, стойкость, находчивость, смекалку разведчика. Именно об этих качествах мне так много рассказывали ветераны-чекисты Д. Т. Дмитренко, Б. Г. Нефедов и многие другие.
Минуло уже двадцать лет с тех пор, когда перестало биться сердце мужа, а Мария Ивановна никак не может заставить себя примириться с этим. Кажется ей, что вот откроется дверь, и Толя подойдет к ней и скажет:
– Ну, мать, корми. Очень проголодался. Если не успела приготовить, давай вместе.
Он, как и прежде, ничего не говорил, где был, но Мария Ивановна догадывалась: трудное задание пришлось ему выполнять. Иногда его друзья намекали:
– Не жалеет Анатолий себя.
И она, каждый раз провожая его в командировку, напоминала:
– Береги себя! Очень прошу тебя!
Она хорошо представляла себе, насколько коварны оуновцы, жестоко расправлявшиеся с мирным населением. Еще в первые по-военные годы, когда Мария Ивановна приехала в Теслугов (бывший Козинский район) в сельскую школу, то чуть было не поплатилась жизнью. Спас ее Анатолий Смирнов. Ничего не подозревая, вместе с подругой они на соседнем хуторе проводили перепись будущих первоклассников. Возвращаясь обратно, решили передохнуть на небольшой опушке. Как стало известно впоследствии, именно здесь бандиты собирались устроить засаду активисткам. Не дали им совершить задуманное чекисты во главе со Смирновым. Мария Ивановна даже не подозревала, что один из главарей банды жил неподалеку от ее квартиры. И только ждал подходящего момента, чтобы расправиться с молодой учительницей.
Анатолий предупредил девушку: