– Выслушайте меня! – вскричал я. – Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?
   – Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.
   – Конечно, – настаивал я. – Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?
   – Играла же без настоящего аспида, – ухватился за соломинку Махмуд. Этот довод я разбил: – Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.
   – Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.
   – Решительно? Дайте мне добраться до павильона!
   – Может, там будет паркетный пол?
   – Все может быть, – ответил я подавленно. – Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.
   – Пожалуйста, дорогуша. Автор у нас талантливый, Белинда.
   – Чарли в порядке, вот только быстро уступает. Ну пожалуйста, Ники, мне хочется настоящих пуль.
   – Вот что, – объявил я. – Я пойду куплю жемчуг. А вы тут пока все обговорите.
   На обратном пути меня одолевали дурные предчувствия. Не слишком ли далеко я зашел? Жемчужины казались слишком вульгарными. Я решил отправиться сначала к себе в номер и посмотреть, что получится, если вынуть две-три самые крупные. Когда я шел по коридору, лифт с гуденьем опустился вниз. Оттуда вышел мистер Махмуд. Одними губами он произнес: «Она изумительна!» И его не стало.
   Чуть позже я поднялся к нему в номер. Там в одиночестве сидела Белинда, обрывала лепестки орхидей.
   – Похожи на конфетти, – сказала она. – По-моему, он о-очень ми-илый, ваш мистер Махмуд.
   Про себя я отметил ее среднеевропейский акцент. Получила свои пули?
   – Чарли, ты сделаешь так, чтобы я спасала город от Красного Флота. Настоящие снаряды.
   – Правильно, Белинда, милая. Ник мировой парень. Он белый человек, Белинда. За ним стоит многое. Был бы я девушкой, я бы по Нику с ума сходил. Но не забывай: талант-то у тебя. Никому не давай сковывать твой стиль. Перед тобой блистательное будущее. Ты, может, думаешь, что купаешься в деньгах? Детка, это крохи по сравнению с теми деньгами, что у тебя еще будут, если только ты не дашь испортить себе стиль.
   – Ты прав, Чарли. Это ведь искусство. Оно священно.
   Вечером я застал Махмуда одного.
   – Она изумительна, Чарлз! Но… послушайте…
   – Да?
   – Говорила ли она с вами о снарядах?
   – Она сказала, что это вы с ней говорили о снарядах.
   – Возможно, так оно и было. В приливе чувств. Тяжело, Чарли. Настоящие снаряды! Неприятностей не оберешься. Я не хочу, чтобы меня затаскали по судам.
   – А вам-то что за дело?
   – Мне дело до моих стремлений в области кино. Более того, Чарлз, мне не нравится ваш сценарий. Не сердитесь, старина. Сценарий великолепный, но мне он не нравится. Откровенно говоря, он слишком накладен.
   Он не смотрел мне в глаза. Я видел: ему стыдно, что его миллионы не так уж неисчерпаемы. Я рассудил, что если одной из сторон, заключивших контракт, не чуждо подобное тщеславие, то у другой стороны еще есть надежда. Тут я стал его подначивать: – А я-то думал, что вы владеете всеми сокровищами мира. Я думал, вы надежная фигура. Есть ведь поговорка «Богат как дьявол».
   Ему не хотелось откровенно признаться, что он не самый главный Дьявол. Он пробормотал что-то вроде «бюджет есть бюджет».
   – Могу сделать вам вестерн, – саркастически предложил я. – Разоритесь на живую лошадь?
   – Я уже разорился на живой капкан, дорогой Ритим.
   – Может, вы и правы. Ладно, пойду набросаю что-нибудь начерно.
   На другой день спозаранку я навестил Белинду.
   – Ну вот, красотка, наш сценарий погорел. Пишу тебе историческую вещичку из жизни провинциального городка. Ты носишь такую здоровенную шляпу, знаешь, из тех, что закрывают все лицо.
   – Чарли, не может быть! Я хочу, чтобы меня принесли в ковре, с тремя большими жемчужинами.
   – Жемчужины исключаются, цыпочка. Мы перешли на режим экономии. Представляешь, даже снарядов не стало. Остались только ты да лошадь.
   – Не пиши ни слова, Чарли. Подожди, пока я увижусь с Ники.
   После ленча раздался телефонный звонок: меня вызвали к мистеру Махмуду. У него сидела Белинда, разрумянившаяся и счастливая.
   – Настоящие снаряды, Чарли! – И наряды. Мы с Белиндой женимся. Правда, малютка?
   – Да, я получу настоящие снаряды.
   – И настоящие броненосцы, – вставил я. – Как вам нравится эта идея? Давайте я введу их в сценарий. Они пойдут вверх по Гудзону, изрыгая адский огонь! Мой подарок невесте.
   – Слышишь, что он предлагает, Ник? Ой, Чарли, ты умеешь писать сценарии! Настоящие броненосцы!
   – Боюсь, что Чарлз шутит, дорогая. Он любит шутить с адским огнем. А мы с тобой… поговорим лучше о нашей свадьбе.
   – Ладно, Ники. Полетим в Нью-Йорк. Зайдем в первую попавшуюся церквушку…
   – Я не ослышался? К первому попавшемуся судье?
   – Нет, голубок, в церквушку.
   – Это не для нас, голубка. Мы устроим тихую свадьбу, пусть нас обвенчает судья.
   – Что? За кого ты меня принимаешь? Кто я – твоя собственность? Рабыня? Кинозвезда я или нет?
   – Но ты ведь и хорошая женушка, голубка. Помни, ты простая девушка. Собачки… печеньица… Ее поклонники хотят, чтобы она стала идеальной женушкой, не так ли, Чарлз?
   – Да, Ники. Но я ведь еще не законтрактовалась на роль жены. Я не играю роль, пока на нее не подписан контракт. Моя мать готворит, что девушка не должна изображать жену, пока она еще не жена. Моя мама старомодна. Почему родители так старомодны?
   – Я тоже старомоден, моя радость, – сказал Ник. – Я не могу войти в первую попавшуюся церквушку. Я провалюсь сквозь землю. Давай, родная, пойдем к простому судье, а я уж как-нибудь увеличу смету. Может быть, достану тебе броненосец – другой.
   – Только не забудь, что ты обещал.
   – Гора с плеч! Какое счастье! – воскликнул он. – Настоящее счастье! Так не будем же медлить.
   – Линда, – шепнул я, пока он заказывал по телефону самолет. – Не забывай о своем престиже.
   Устрой себе хороший, долгий медовый месяц. По меньшей мере два месяца, голубка, иначе весь мир подумает, что твоим чарам чего-то недостает.
   – Ты прав, Чарли. Устрою.
   И вот они отправились в Юму. Несколько недель спустя получаю телеграмму: «Вернемся пятницу зпт приветом тчк Ник Линда». Вскоре другая: «Секрету зпт нельзя ли наметить другой сценарий вопросительный знак Вестерн зпт острова Южных морей зпт любые простые съемки на природе тчк Повторяю тире секрету тчк Ник».
   Поразмыслив, я набросал веселую пьеску из сельской жизни; примерно такие играла в старину Мейбл Норман. Я подумал, что Белинда навряд ли придет в восторг, но меня связывал контракт. Приказ есть приказ.
   Я поехал в аэропорт встречать молодоженов. Первой появилась Линда, ее тотчас же обступили репортеры. До меня долетали отдельные слова: "Муж… собачки… печеньица… "– Чарлз, – шепнул Махмуд. – На два слова. Вы наметили вчерне? Другой сценарий?
   – Да, он готов. А в чем дело? Скупитесь на настоящие броненосцы?
   – Чарлз, она требует, чтоб был настоящий Нью-Йорк.
   – Ну и ну! Ну и ну! Ничего, есть сценарий из сельской жизни. Белинда может получить настоящие чулки в резинку.
   – Она мыслит масштабно, Чарлз. Ей может показаться, что после настоящего Нью-Йорка это просто издевательство.
   – Не беспокойтесь. Езжайте в отель. Вам там все приготовлено. Я загляну после ужина.
   Поздно вечером я пришел к ним в гости. Судя по всему, в романтическом супружестве не было полной гармонии. Махмуд хмурился над кипой счетов.
   – Вы накупили уйму первосортных орхидей, Чарлз, – сказал он тревожно.
   – Нет ничего слишком хорошего для вас с Линдой, – ответил я улыбаясь. – Вы мои лучшие друзья в мире кино.
   – Да, но все ведь идет за счет текущих расходов.
   – Ну вот, опять ты за свое, милый! – вскричала Линда. – Он стал таким скрягой, Чарли. Говорит, чтоему не по средствам купить мне Нью-Йорк. Для сцены бомбежки. Когда я спасаю город, не могу я играть на фоне картонных коробок, Чарли. Объясни ему.
   – Отчасти она права. Ник, – поддержал я. – Но все же послушай меня, Линда. Я написал тебе новый сценарий. Прелестная роль. Ферма. Птички щебечут. Настоящие птички. И курочки есть. Ты сыплешь им зерно. На тебе комические чулки. Настоящие чулки. Настоящий комизм.
   – Ник, эту шутку дурного тона вы специально приберегли к моему приезду?
   – Постой, голубка, – сказал Ник. – Дай автору случай отличиться. Он написал этот сценарий кровью своего сердца. Продолжайте, Чарли.
   – Правда, Линда. В сценарии есть и смех, и слезы.
   – Смех?
   – Там тебе попадают эклером в физиономию. Настоящим…
   – Скажи-ка, а что еще ты для меня припас? До бурлеска не дошло? Хватит. С меня довольно.
   – Жанна д'Арк начинала с фермы, голубка.
   – В Жанну д'Арк никто не швырялся пирожными с кремом.
   – С нею обращались еще хуже, радость моя, она доила коров, – убеждал Ник. – Я ведь там был. Я сам все подстроил.
   – Что это значит «Я там был»? – взвизгнула Белинда. – Ты уже начинаешь мне врать? Лечу в Рино. А впрочем, нет. Не забудь, что ты вставил в мой контракт, когда мы были в Юме. Я одобряю или отвергаю сценарий.
   – Ну что ж, радость моя, Чарлз напишет такой сценарий, что ты будешь довольна. Может быть, сыграешь молоденькую девушку, которая мечтает попасть на сцену. Тогда можно будет прочитать монолог Джульетты на какой-нибудь вечеринке. Если там присутствует крупный продюсер.
   – Нет, не напишет.
   – Нет, напишет.
   – Нет, не напишет. Это мое последнее слово.
   – Нет, напишет, – упорствовал Махмуд. – Прелестный сценарий. Роль, от которой весь мир с ума сойдет. Настоящий мир. Напишете, Чарлз?
   – Да если начистоту, то не напишу, – ответил я.
   – Что?
   – Посмотрите на часы. Разве вы не слышали, как пробило полночь?
   – Ну и что с того?
   – А вот что. Ник, – сказал я. – Прошло два месяца. Сегодня – теперь уже вчера – был последний день, когда вы имели право требовать продления контракта. Боюсь, что вы прозевали. Я свободен!
   – Силы ада! Впору провалиться на этом самом месте!
   – Ники, ты должен нанять сценариста, пусть напишет мне такую роль, чтобы действие происходило в Нью-Йорке. И роли для моих собачек.
   – Твои собачки издохли, – объявил я. – Наелись печеньиц.
   – Чарли! Собачки!
   – Провалиться мне на этом самом месте! – бормотал Ник. – Прозевать срок продления контракта!
   – Вот так вот, – сказал я. – Прозевали. Теперь проваливайтесь!
   – Так я и сделаю! – воскликнул он и топнул ногой.
   Тут он схватил – Белинду в охапку, и-раз! – оба провалились сквозь землю.
   Я выбрал себе в петлицу орхидею поменьше и пошел в ночной клуб. На другой день я вернулся на песок Малибу.

ДОЖДЛИВАЯ СУББОТА

Перевод. Загот М., 1991 г.
   Был июль. Посвист, бульканье и еще сотня звуков, что всегда сопровождают дождь, сделали семейство Принси пленниками их большого и унылого дома. Все члены семейства сидели в гостиной, каждый в кресле-озерке из потускневшего и сыроватого ситца, а четыре высоких окна лили обильные слезы.
   Этот дом, неухоженный и не радующий глаз, был нужен мистеру Принси, ибо он испытывал отвращение к своей жене, дочери и растяпе-сыну. Прогуливаться по деревне, без тени улыбки подносить руку к шляпе – в этом состояла для него радость жизни. Он испытывал холодное наслаждение, вспоминая эпизоды из бесконечно далекого детства, – вот он находит в оранжерее пропавшую деревянную лошадку, вот видит в толстой стене отверстие, через которое сочится свет. Но теперь все это под угрозой – его аскетическая гордость занимаемым в деревне положением, его пылкая привязанность к дому, – а из-за чего? Из-за того, что Миллисент, его флегматичная и туповатая дочь Миллисент, наконец проявила свой идиотизм в полной мере. Мистер Принси, борясь с отвращением, отвернулся от.. нее и заговорил с женой.
   – Ее упекут в сумасшедший дом, – сказал он. – Сумасшедший дом для преступников. А нам придется куда-нибудь уехать. Иначе сживут со свету.
   Его дочь снова затрясло.
   – Я покончу с собой, – сообщила она.
   – Тихо, – осадил ее мистер Принси. – Времени у нас в обрез. Выслушивать твою чушь некогда.
   Я займусь этим сам. Джордж, – обратился он к сыну, безучастно смотревшему в окно. – Иди сюда. Скажи-ка, далеко ли ты продвинулся в медицине, прежде чем тебя выгнали как безнадежного?
   – Ты это знаешь не хуже моего, – откликнулся Джордж.
   – Ты в состоянии… В твою башку вбили достаточно, чтобы ты мог определить: что о такой ране скажет знающий доктор?
   – Как что? Скажет, что от удара.
   – А если с крыши упала черепица? Или откололся кусок перекрытия?
   – Ну, отец, вообще-то…
   – Возможно такое?
   – Нет.
   – Почему?
   – Потому что она ударила его несколько раз. – Я этого не вынесу, – вставила миссис Принси.
   – Куда же ты денешься, дорогая, – сказал ее муж. – И попрошу без истерики в голосе. Вдруг кто-то случайно услышит. Мы сидим и говорим о погоде. А если, к примеру, он упал в колодец и ударился головой несколько раз?
   – Не знаю, отец, честно.
   – То есть он ударился о боковины несколько раз, пока летел вниз тридцать или сорок футов… да еще чтобы и угол был подходящий. Нет, боюсь, это не пойдет. Придется еще раз, с самого начала. Миллисент!
   – Нет! Нет!
   – Миллисент, мы должны как следует во всем разобраться, с самого начала. Вдруг ты что-нибудь упустила? Одна – единственная мелочь может нас спасти или уничтожить. Особенно тебя, Миллисент. Ты же не хочешь попасть в сумасшедший дом? Или на виселицу? А могут отправить на виселицу, Миллисент, могут. Хватит трястись. И говори потише, ради всего святого. Мы беседуем о погоде. Давай.
   – Не могу. Я… Я…
   – Успокойся, девочка. Успокойся. – Свое удлиненное, бесстрастное лицо он приблизил к лицу дочери. Какое отвратное, какое жуткое существо эта его дочь! Не лицо, а тарелка, челюсть тяжеленная, фигура корявая, как у молотобойца. – Отвечай, – продолжал он. – Ты была в конюшне?
   – Да.
   – Минутку. Кто знал, что ты была влюблена в этого недоделка-викария?
   – Никто. Я никому и словом…
   – Можешь не сомневаться, – прервал ее Джордж, – об этом знает вся деревня, пропади она пропадом. В «Плуге» про них целых три года точат лясы.
   – Похоже на правду, – сказал мистер Принси. – Весьма похоже. Какая мерзость! – Он сделал жест, словно хотел стереть что-то с тыльной стороны ладоней. – Ладно, идем дальше. Так ты была в конюшне?
   – Да.
   – Убирала в коробку набор для крокета?
   – Да.
   – И услышала, как кто-то идет по двору?
   – Да.
   – Это был Уитерс?
   – Да.
   – И ты его окликнула?
   – Да.
   – Громко? Ты громко его окликнула? Мог кто-нибудь услышать?
   – Нет, отец. Никто, это точно. Да я его и не окликала. Я была около двери, и он меня увидел. Махнул рукой и подошел.
   – Мне надо точно знать, был ли кто поблизости? Мог кто-нибудь его видеть?
   – Не мог, папа. Точно говорю.
   – Значит, вы вошли в конюшню.
   – Да. С неба лило как из ведра.
   – Что он сказал?
   – Сказал: «Привет, Милли». Мол, извините, что иду мимо заднего двора, но уж так вышло, вообще-то он идет в Басс-Хилл.
   – Так.
   – А когда, говорит, шел мимо парка, увидел наш дом и вдруг обо мне подумал, дай, думаю, загляну на минутку да и скажу ей словечко-другое. У него, говорит, большая радость, вот и захотелось со мной поделиться. Епископ сказал ему, что даст ему должность приходского священника. Оно само по себе здорово, но еще значит, что он сможет жениться. Тут он стал заикаться. Ну, я решила, он это про меня.
   – Меня не интересует, что ты решила. Только его слова, как есть. Ничего другого.
   – Ну… О, Господи!
   – Не реви! В твоем положении это непозволительная роскошь. Говори.
   – Он сказал, что нет. Что я тут ни при чем. Что он женится на Элле Брэнгуин-Дэвис. Что, мол, ему очень жаль и все такое. Потом он собрался уходить.
   – Дальше?
   – Я совсем ополоумела. Он уже повернулся ко мне спиной. У меня в руке был столбик от крокета…
   – Ты закричала, завопила? Когда его ударила?
   – Нет. Ничего такого, это точно.
   – А он? Ну! Говори.
   – Нет, отец.
   – А потом?
   – Я бросила столбик. И сразу пошла домой. Вот и все. Господи, что же это такое, хоть ложись и умирай!
   – Никого из слуг ты не встретила. В конюшню никто не зайдет. Понимаешь, Джордж, скорее всего он кому-нибудь сказал, что отправляется в Басс-Хилл. И наверняка никто не знает, что он забрел сюда. На него могли напасть где-то в лесу. Надо все продумать до мельчайших подробностей… Викария с пробитой головой…
   – Отец, не надо! – воскликнула Миллисент.
   – Ты что, хочешь, чтобы тебя повесили? Итак, викария с пробитой головой находят в лесу. Кто хотел бы убить этого Уитерса?
   Раздался стук в дверь, и в ту же секунду она открылась. На пороге стоял маленький капитан Смол-летт, славившийся своей бесцеремонностью.
   – Кто убил бы Уитерса? – переспросил он. – Я, с превеликим удовольствием. Здравствуйте, миссис Принси. Вот решил к вам зайти.
   – Он слышал, отец, – простонала Миллисент..
   – Дорогая, нам уже и пошутить нельзя? – задал вопрос ее отец. – Не делай вид, что ты шокирована. У нас тут маленькое теоретическое убийство викария, Смоллетт. Сейчас ведь все помешаны на детективах да ужасах.
   – Убиение духовного лица, – сказал капитан Смоллетт. – Но суд меня оправдает. Вы слышали про Эллу Брэнгуин-Дэвис? Она сделала из меня посмешище!
   – Почему? – не понял мистер Принси. – Почему она сделала из вас посмешище?
   – Потому что я и сам за ней приударял, – признался Смоллетт без особого смущения. – И она была готова сказать мне «да». Не слышали? Она сама всем рассказывала. А теперь выходит, она дала мне от ворот поворот, соблазнилась на белую крысу в собачьем ошейнике.
   – Плохо дело! – посочувствовал мистер Принси.
   – Военное счастье переменчиво, – подвел итог маленький капитан.
   – Садитесь, – пригласил мистер Принси. – Матушка, Миллисент, утешьте капитана Смоллетта, развлеките его приятной беседой. Нам с Джорджем надо кое-чем заняться. Через пару минут мы вернемся, Смоллетт. Идем, Джордж.
   Прежде чем мистер Принси и его сын возвратились, прошло минут пять.
   – Извини, дорогая, – обратился мистер Принси к жене. – Смоллетт, хотите взглянуть на что-то весьма интересное? Зайдем на минуту в конюшню.
   Они вышли на конюшенный двор. Стойла давно стояли пустые, в них, как в сараях, кое-что хранили. Никто сюда не заглядывал. Первым в конюшню вошел капитан Смоллетт, за ним последовал Джордж, последним оказался мистер Принси. Закрыв дверь, он тут же взял стоявшее за ней ружье.
   – Смоллетт, – сказал он, – мы пришли сюда, чтобы застрелить крысу, Джордж услышал, что она скребется под корытом. Теперь слушайте меня очень внимательно, не то я по случайности подстрелю вас. Я не шучу.
   Смоллетт взглянул на него.
   – Хорошо, – сказал он. – Я весь внимание.
   – Сегодня днем произошла ужасная трагедия, – объяснил мистер Принси. – И она будет еще ужаснее, если дело не замять.
   – Вот как? – удивился Смоллетт.
   – Вы слышали, как я спросил, кто мог бы убить Уитерса, – сказал мистер Принси. – Слышали, как у Миллисент вырвалась необдуманная фраза.
   – Да, – согласился Смоллетт. – И что?
   – Ничего особенного, – сказал мистер Принси. – Пока вам не станет известно, что сегодня днем Уитерс умер насильственной смертью. А вам это станет известно, мой дорогой Смоллетт, непременно станет.
   – Вы его убили? – воскликнул Смоллетт.
   – Не я – Миллисент, – сказал чистую правду мистер Принси.
   – Ах, черт! – вскричал Смоллетт.
   – Именно, что черт, – подтвердил мистер Принси. – Вы бы сразу вспомнили о случайно услышанном – и догадались.
   – Возможно, – согласился Смоллетт. – Наверное, догадался бы.
   – Стало быть, – сделал вывод мистер Принси, – из-за вас у нас теперь проблемой больше.
   – Почему она его убила? – спросил Смоллетт.
   – Да-а, обычная история, – сказал мистер Принси, поморщившись. – Омерзительная и постыдная. И прискорбная тоже. Она взяла в голову, что он в нее влюблен.
   – А-а, ну конечно, – понял Смоллетт.
   – А он рассказал ей об этой Брэнгуин-Дэвис.
   – Ясно. – Смоллетт кивнул.
   – Мне совершенно не хочется, – продолжал мастер Принси, – чтобы ее признали сумасшедшей либо убийцей. Тогда мне в этих краях жизни не будет.
   – Пожалуй, вы правы, – признал Смоллетт.
   – С другой стороны, – развивал тему мистер Принси, – об этом знаете вы.
   – Да, – сказал Смоллетт. – Вопрос в том, буду ли я держать язык за зубами. Но я дам вам обещание…
   – Вопрос в том, смогу ли я вам верить, – сказал мистер Принси.
   – Но я дам обещание, – повторил Смоллетт.
   – Вы его сдержите, если все сойдет гладко, – вел свою линию мистер Принси. – А вдруг кто-то что-то заподозрит, начнут расспрашивать, как тогда? Вы испугаетесь, не захотите попасть в соучастники.
   – Ну, не знаю, – буркнул Смоллетт.
   – Зато я знаю, – заявил мистер Принси. – И что прикажете с вами делать?
   – Я, собственно говоря, не вижу никаких вариантов, – сказал Смоллетт. – Укокошить еще и меня – на такую глупость вы не пойдете. Куда вы денете два трупа?
   – А по-моему, – сказал мистер Принси, – тут я рискую меньше. Несчастный случай – вот и все объяснение. Или, допустим, вы с Уитерсом оба исчезаете. Почему нет? Такое возможно.
   – Слушайте, – заволновался Смоллетт, – вы же не собираетесь…
   – Это вы слушайте, – перебил его мистер Принси. – Выход найти можно. Выход есть, Смоллетт. Вы сами мне его подсказали.
   – Я? – изумился Смоллетт. – Какой?
   – Вы сказали, что убили бы Уитерса, – объяснил мистер Принси. – У вас есть мотив.
   – Я пошутил, – промямлил Смоллетт.
   – Вы все время шутите, – заметил мистер Принси. – Люди считают, что в ваших шутках есть доля правды. Так вот, Смоллетт, доверять вам я не могу, придется вам доверять мне. Либо я убью вас сейчас же, прямо тут. Я не шучу. Так что вам предстоит выбирать между жизнью и смертью.
   – Продолжайте, – буркнул Смоллетт.
   – Вон там – сточная яма. – Мистер Принси заговорил быстро и напористо. – Туда я положу Уитерса. Про то, что он приходил сюда, никому из посторонних не известно. Искать его в этой яме не будет никто, если только не проболтаетесь вы. Так вот – вы дадите мне доказательство того, что Уитерса убили вы.
   – С какой стати? – воскликнул Смоллетт.
   – Тогда у меня будет гарантия, что вы никому и ничего не вякнете, – пояснил мистер Принси.
   – Какое доказательство? – спросил Смоллетт.
   – Джордж, – позвал мистер Принси, – врежь-ка ему по морде как следует.
   – Господи! – охнул Смоллетт.
   – Еще раз, – велел мистер Принси. – Смотри костяшки себе не расшиби.
   – Ой!
   – Извините, – сказал мистер Принси. – Но нам нужны следы борьбы между вами и Уитерсом. Тогда едва ли у вас возникнет желание идти в полицию.
   – Почему вы мне не верите на слово? – взмолился Смоллетт.
   – Поверю, когда мы закончим, – обрадовал его мистер Принси. – Джордж, возьми столбик для крокета. Через платок. Да, как я тебе сказал. Смоллетт, а вы беритесь за свободный конец этого столбика. Не возьметесь – застрелю.
   – О черт, – простонал Смоллетт. – Ладно.
   – Выдерни из его головы несколько волосинок, Джордж, – распорядился мистер Принси. – Ты не забыл, что с ними сделать? Теперь, Смоллетт, берите вон тот стержень и подденьте за кольцо плиту. Уитерс лежит в соседнем стойле. Вам придется приволочь его сюда и скинуть в яму.
   – Ни за что к нему не притронусь, – сказал Смоллетт.
   – Отойди в сторону, Джордж, – распорядился мистер Принси, поднимая ружье.
   – Погодите! – закричал Смоллетт. – Погодите. – Он сделал, как было ведено.
   Мистер Принси вытер пот со лба.
   – Слушайте меня, – сказал он. – Бояться нечего, можно не сомневаться. Помните, никто не знает, что Уитерс заглянул сюда. Все думают, что он пошел в Басс-Хилл. Целых пять миль-такой участок поди обыщи. Искать в нашей выгребной яме никому и в голову не придет. Ну, видите, что бояться нечего?
   – Пожалуй, – неуверенно произнес Смоллетт.
   – Теперь идем в дом, – сказал мистер Принси. – Эту крысу нам, видно, никогда не поймать.
   Они вошли в дом. Горничная как раз подавала чай в гостиной.
   – Представь себе, дорогая, – обратился мистер Принси к жене, – мы пошли в конюшню, чтобы подстрелить крысу, а нашли капитана Смоллетта. Не обижайтесь, дорогой друг, это шутка.
   – Вы, наверное, шли по проселку за домом, – предположила миссис Принси.
   – Да. Да. Так оно и было, – пробормотал Смоллетт в некотором смятении.
   – У вас губа кровоточит, – сказал Джордж, – передавая ему чашку чая.
   – Я… я ее чуть ушиб.
   – Сказать Бриджет, чтобы принесла йода? – участливо спросила миссис Принси. Горничная в ожидании подняла голову.
   – Не беспокойтесь, пожалуйста, – сказал Смоллетт. – Пустяки.
   – Очень хорошо, Бриджет. – Миссис Принси кивнула служанке. – Можете идти.
   – Смоллетт очень добр, – вступил мистер Принси после ухода служанки. – Про наши неприятности ему все известно. Мы можем на него положиться. Он дал слово чести.
   – Правда, капитан Смоллетт? – воскликнула миссис Принси. – Вы действительно хороший человек. – Не тревожьтесь, старина, – успокоил гостя мистер Принси. – Они никогда ничего не найдут.