Дорон посидел немного в предместье, прислушиваясь к этим крикам, и решил вернуться домой. Встал, поднял с земли накидку. Повесил за спину завернутую в шкуру кароггу. Бросил последний взгляд на Горчем и направился к Западным Воротам, не заметив двух человек, идущих следом.
* * *
   Вечерело.
   Ветер сонно покачивал ветки деревьев, было тепло, но уже несколько дней шел дождь.
   Дорон медленно шагал по улице. Клонило в сон, он мечтал только о миске горячего супа и теплой постели. Однако если второе ждало его наверняка, то с первым могло быть похуже. Уже вчера возникли сложности с приобретением съестного. Солдаты Когтя захватили амбары бана в городе, подразделения охраны выгребли зерно даже из частных сусеков: ведь требовалось накормить четыре тысячи мужчин, служивших новому хозяину. Еще полбеды, когда речь шла о даборцах или жителях близлежащих поселений, но прибывшие из дальних краев могли рассчитывать только на армейское обеспечение.
   Цены на мясо и муку тут же подскочили, но все равно хороший товар стал редкостью. Люди еще потребляли старые запасы, но Дорон знал, что надолго их не хватит и тогда призрак голода глянет белым в глаза. Коготь начал рассылать группы на волах и собачьих упряжках в глубь Лесистых Гор, но он не мог выделить для этого слишком много солдат — люди нужны были в Даборе. А пословица гласит: сборщик без палки, что волк без зубов.
   Немногочисленные в это время прохожие спешили по домам, корчмам или лагерным палаткам. У многих мужчин на предплечьях были белые повязки.
   Дорон свернул в боковую улочку и остановился перед невысокой землянкой, обросшей травой и плющом. Скрипнула дверь, Лист вошел внутрь.
   — Купил что-нибудь? — спросил встретившего его Магвера.
   — Молока. Знаешь, господин, когда я увидел, сколько бусин надо отдать за кусочек мяса, у меня словно лед руки сковал. Я купил молока и немного сыра, хлеб остался еще вчерашний.
   — Давай что есть, проголодался я.
   Магвер несколько минут возился у печки. Они заняли это жилье потому, что у Горады Магвер предпочитал не показываться. Он поставил на стол кувшин пива, творог и миску теплого молока, в котором плавали кусочки хлеба.
   — Но, — сказал он, — это еще не все.
   Дорон с любопытством взглянул на юношу.
   — Знал я, что ты, шельмец, что-то прячешь, иначе б так не ухмылялся.
   — Нашего хозяина так изумила твоя щедрость, господин, что он выгреб из подвала немного меда. — Магвер поставил рядом с миской творога глиняный горшочек, полный густой золотистой жидкости.
   Они не услышали стука кубка о стол. Только грохот пинком раскрываемой двери.
   В помещение ворвались трое мужчин. Одетые одинаково — серые полотняные блузы и штаны, меховые шапки. На предплечьях — белые ленты, в руках топоры.
   — Спокойно! — крикнул самый высокий и шагнул вперед.
   Дорон и не думал слушаться его приказов. Он вскочил, лавка ударилась о пол. Прыгнул к лежащей рядом карогге. Магвер метнулся в сторону, схватил со стола кремневый нож.
   — Только пошевелись, — продолжал высокий. — И пожалеешь, что родился.
   — Что вам надо? — буркнул Дорон.
   — Только пошевелись, скотина, — повторил высокий, — и я разворочу тебе башку.
   — Попробуй. — Дорон уже схватил Десницу Гая, медленно снимал с нее баранью шкуру. — Попробуй.
   — Ладно, — сказал второй. — Если объяснишь, ничего с тобой не случится. Скажешь правду, мы уйдем. Если нет…
   — Какую правду?
   — Кто ты? Ходишь с оружием. Мы приметили. Один. Видно, что ты боец. К нам не присоединился. Кто ты?
   — Свободный человек, а это мой раб.
   — Может, и не врешь. Назови себя. Откуда ты, как зовут твоих родителей? Чего ищешь в Даборе?
   — Многовато вопросов сразу.
   — Белый Коготь сказал: меж нами есть предатели, бановы шпики, слуги Гвардии. Отыщите их и выдайте. Так сказал Белый Коготь. Кто ты, человек?
   Магвер понемногу придвигался к Дорону.
   — Мы шли за тобой следом, — сказал высокий, — уже с утра следили. Ты ходишь и подглядываешь, мы не понимаем, что ты делаешь. Поэтому скажешь сам или мы потащим тебя к Белому Когтю. А там огонь и муравьи все из тебя вытянут.
   — Хотите знать, кто я? — спросил Лист медленно и тихо.
   — Да. — Высокий снова сделал шаг в сторону Дорона. Он улыбался, но его улыбка была словно ворчание лиса, кидающегося на курицу.
   Дорон одним рывком содрал шкуру с карогги. Поднял палицу. Они поняли не сразу, но он сказал:
   — Я — Лист.
   Высокий не поверил. Он был либо глуп, либо приплелся издалека, а может, забыл. Размахнулся. Ударил, но острие топора, вместо того чтобы разрубить Дорону голову, рассекло воздух. Лист вонзил кароггу в грудь белого. Мужчина охнул и, выпустив топор, рухнул на землю.
   Только теперь в нападение кинулся Магвер. Он был быстр, но Лист уже успел прикончить одного врага, прежде чем он включился в дело.
   Двое белых отскочили к двери. Удивление лишило их спокойствия и храбрости. Ведь прошел слух, что Лист мертв, а мало у кого хватало отваги противостоять покойнику. Магвер повалил с ног одного, второму Лист перебил кароггой шею.
   — Скверно, — сказал Дорон. — Эти люди не должны были умирать.
   — Но ведь ты, господин, постоянно скрываешься от человеческого глаза. Никто не знает, что ты жив.
   — Они не должны были умирать, — задумчиво повторил Лист. — Но теперь уже поздно. Впрочем, если мы не запишемся в армию, то каждый день кто-нибудь будет за нами следить. Надо уходить из Даборы.
   — В лес? — спросил Магвер.
   — Хотя бы на несколько дней. В лес.


16. ОГНЕВИК


   Солнце обжигало кожу, но два человека лежали, не шевелясь. Они шли всю ночь и теперь, добравшись до старого укрытия, могли и отдохнуть. Съев размоченное в ключевой воде мясо, повалились на мох и мгновенно уснули. Магвер не первый раз укладывался спать рядом с Дороном, но его всегда удивляла беззаботность спутника. Ведь их было двое, пока один отдыхал, второй мог бы сторожить. Дорон, однако, утверждал, что часовые не нужны. В случае опасности деревья его предупредят.
   Утром, как только они добрались до места, Дорон раскинул свой плащ и уснул как убитый. Магвер еще немного покрутился, обрывая паутину с внутренних стенок укрытого в кустах шалаша. Все здесь было таким, как они оставили семь дней назад — ни человек, ни зверь в шалаш не наведывались.
   Магвер, с которого утренние лучи согнали сонливость, принес хвороста, приготовил костер, набрал в бурдюки воды и решил сплести силки. Однако стоило ему присесть рядом с Дороном и взять в руки веревку, как глаза тут же начали слипаться.
   Тогда он приготовил себе постель и, отогнав беспокойство, уснул.
   Солнце взобралось на вершину Горы, двинулось к западу, а они все еще спали, дыша размеренно и спокойно.
   Внезапно Дорон вскрикнул. Магвер тут же проснулся. Дорон крикнул снова, и в его голосе смешались боль, тоска и тревога.
   Он ссутулился, свернулся, закусил губы. Капли крови стекли по подбородку.
   — Господин, господин! — Магвер стоял на коленях над телом Дорона, стараясь прижать его к земле, придержать. — Господин! Что случи…
   Дорон застонал, раскрыл глаза и рот, хотел что-то сказать, но из глотки вырвался только резкий хрип. Он лежал, вытянувшись, будто тетива лука, с напряженными мускулами, сжатыми кулаками.
   — Господин!
   Тело Листа обмякло, кровь отлила от лица, пальцы скрутили траву, пятки зарылись в землю. И снова хрип — страшный, звериный, дикий.
   — Господин!
   Дорон повернул голову, взглянул на Магвера. С огромным трудом, застонав, поднял руку, схватил юношу за плечо. Губы прошептали:
   — Капторга.
   Магвер схватил висящий на шее Листа мешочек, высыпал на ладонь горсточку порошка. Другой рукой приподнял Дорона, но тот покрутил головой, сдвинулся немного ниже и втянул носом воздух, вдохнув почти половину серой пыли.
   Минутой позже краски вернулись на его лицо, мышцы расслабились, отпустила дрожь, выровнялось дыхание. Дорон приподнялся на локтях, при помощи Магвера сел и тут же встал.
   — Лес горит, — прошептал он.
   — Здесь? — Магвер глянул наверх. Небо над кронами деревьев было чистое, никаких признаков дыма. — Здесь ничего нет. Разве что…
   — Нет, к юго-западу. — Дорон перестал шептать, его голос зазвучал как обычно. — О Земля, давно уже так не болело…
   — Болело?
   — Деревья горят. Горят их листья и ветви, горят стволы. Больно. — Дорон умолк. Магвер тоже молчал. Он уже слышал раньше рассказы о Листе. О том, что когда бан дает знак и начинаются весенние пожоги, когда участки пущи погибают в огне, подпитываемом и направляемом лесорубами, тогда Лист Брат Деревьев — корчится от боли на своей постели. Тогда крик деревьев сжимает его разум, огонь, испепеляющий лес под новые посевные земли, жжет изнутри его тело. Так продолжается целый день. От зари до зари. Потом Дорон встает, но все время, пока продолжается пожога, ходит хмурый, злой, измученный и словно постаревший.
   — Это недалеко, — простонал Дорон.
   — Что, господин?
   — Я чувствую… чувствую что-то еще. Около Лысого Жеребенка. Ветер гонит огонь к югу. Это скверный огонь, нет такой человеческой руки, которой бы он боялся и слушался. Свободный огонь, огонь голодный, как стая зимних волков. Но я чувствую что-то еще!
   — Господин…
   — Раз мне уже довелось…
   — Что, господин?
   — Слушай, Магвер. — Дорон неожиданно перестал рассуждать вслух и обратился к пареньку. — Мне надо идти. В огне рождаются его слуги. До сих пор я дважды выступал против них и давно уже не видел никого, посланного Пламенем. Я должен идти. Если хочешь, останься. За мной ты можешь не поспевать.
   — Я пойду, господин.
   — Хорошо. Это полдня пути. Возьми что-нибудь поесть и набери воды в бурдюки. — Дорон замолчал, схватился за голову. По его лицу пробежала гримаса боли. — Скверно. О Земля, как болит…
   Магвер уже возился с запасами. Отрезал кусок сырого мяса, упаковал сухари и листья щавеля, наполнил бурдюки.
   Дорон стоял на коленях, касаясь лбом травы, погрузив руки в землю.
* * *
   — Не… могу… — прохрипел Магвер.
   Они бежали уже долго. Слишком долго.
   Огонь был вокруг.
   Все еще тлеющие деревья, устремленные прямо в затянутое дымом небо, обжигающий пепел под ногами, дрожащий от жара воздух. Гул падающих стволов, треск ветвей, крики птиц.
   Дорон бежал ровно, словно долгий переход его нисколько не утомил. Магчер уже не поспевал за ним. Он кричал, но Дорон не слышал крика. Лист бежал к одному ему известной цели, вперив взор в какую-то точку в недрах пылающего леса. Магвер остановился, тяжело дыша. Крикнул еще раз, не веря, что остановит Листа. Дорон даже не замедлил бега. Бежал дальше, прямо к самому большому огню. Здесь лес не догорал, здесь пламя все еще пожирало деревья. Его братьев.
   Магвер отер лицо рукой, размазывая по щекам черные полосы гари и пота. Какая-то сила тянула Дорона в самый центр пожара. Из его слов Магвер понял, что это сила злая, чуждая, которой он, Лист, должен противодействовать.
   Магвер вздохнул и двинулся дальше, вслед за Дороном. Клубы дыма вздымались в воздух, дышать было трудно, искры кружили, били по лицу, по рукам. Пышущий от земли жар проникал даже сквозь подошвы. Слезящиеся глаза почти ослепли. Где-то далеко мелькала спина Листа. Магвер бежал что было сил, а сердце колотилось так, словно вот-вот вырвется из груди.
   Вдруг он услышал крик. И другой голос — как бы шипение, хрип, сиплое ворчание. Он задрожал, по спине пробежали мурашки, будто его коснулся волос, тонкий, как паутинка, и горячий, как тысяча костров.
   Вокруг гудел огонь.
   — Господин! Господин! — Он остановился, вглядываясь в клубы дыма.
   Туда ему уже не войти. Жар, казалось, жег одежду, испепелял волосы, выжигал глаза.
   Грохнулась о землю пылающая ветвь, подняла облако искр и пепла. Горящий кусок пролетел совсем рядом с лицом Магвера. И дым, дым, клубы дыма.
   Туда уже не пройти. Там только прах земли, тлен животных, огарки деревьев. Там палящее зарево, воздух, способный выжечь горло и внутренности. Нельзя!
   «Но ведь Лист вошел. Он не обычный человек, он — Лист, но он пошел! А ты обязан ему жизнью». Нет. Нельзя! Там ногти сами отвалятся от кожи, там камень, раскаленный добела. «Ты его слуга, ты его друг!»
   Нельзя.
   Шипение становилось мощнее, чем шум пожирающего лес огня. И как же оно похоже на этот шум! Неожиданно зазвучал другой голос — боевой клич Дорона.
   Магвер прижал ладонь ко рту. Ступил в дым и огонь.
   Стена жара отворилась перед ним и тут же захлопнулась за спиной.
   Он даже засопел от изумления. Он стоял на свободной от огня площадке, со всех сторон окруженной пламенем, как лесная поляна зелеными деревьями. Воздух был такой же горячий, дым вздымался в небо, но огня не было, пламя пожрало все, что могло гореть. Только серая пыль покрывала землю — толстый покров из испепеленных деревьев, кустов, мха и травы. Пепелище.
   Но Листа нигде не было. Зато шагах в десяти от Магвера лежал мертвый лось. Могучее животное, с рогами, способными поднять на воздух человека, теперь торчащими будто безлистные ветви, погибло, вероятно, задушенное дымом. Мертвыми, запорошенными пеплом глазами оно взирало на мир.
   — Господин! — крикнул Магвер.
   Нет. Нет. Куда он побежал, зачем, где он?
   Внезапно юноша заметил какое-то движение слева, где еще горели деревья, где огонь был еще горяч. Человеческая тень, пляшущая среди пламени. Магвер прищурился — тень стала резче. Дорон! Магвер еще сильнее напряг зрение и тогда среди огня разглядел что-то еще. Рот у него широко раскрылся, но стиснутое спазмой горло не смогло издать ни звука.
   Напротив Листа стояло огненное существо, в два раза превышающее его ростом.
   Пылающий человек. Магвер видел его тело — огромное, черное, тощее, полыхающее огнем, словно факел. Пламя растекалось вдоль его рук и ног, образуя над головой яркую шапку.
   Это существо напирало на Дорона. Лист отступал шаг за шагом, заходил за деревья, возвращался на поляну, на которой стоял Магвер. Карогга в руках Листа крутила мельницу, рубила пламя, окружающее существо, но на ней не появилось ни следа огня. На каждый удар, который хотя бы вскользь коснулся огненного существа, оно отвечало шипением — скорее гневным, нежели жалобным. Растопыренные лапищи тянулись к Листу, пытались его ухватить. Каждое движение чудища было отмечено снопами искр, огоньками, летящими в небо и тут же угасающими, цепляющимися за деревья.
   И тогда Магвер почувствовал боль. Жар, словно в живот ему засунули раскаленный камень. Боль мгновенно охватила все тело. Страдание сопровождалось страхом. Какая-то поразительная сила нахлынула на него, заполнила сознание странными картинами, образами неизвестных, чуждых существ, мучительным знанием. Он упал на колени и теперь словно сквозь туман видел сражающегося с чудищем Листа. Они были уже почти на середине поляны, кружили, нанося и принимая удары. Выжженные раны усеивали лицо и руки Дорона. Желтая, кипящая сукровица стекала по карогге. Потом Магвер увидел нечто еще — и замер, стоя на коленях, упираясь руками в горячий пепел.
   Мертвый лось поднимался. Он широко расставил черные культи ног, уперся ими, странно наклонившись. Кожа животного, черная, спекшаяся, отваливалась пластами, открывая сожженное, еще дымящееся, парящее мясо. Сверкал белый череп, безгубый оскал открывал желтые зубы. Лишь запорошенные пеплом огромные могучие рога напоминали о гордости живого животного. Глаза лося стали белыми, мертвыми — млечные пуговки без ресниц и радужниц глядели на борющихся.
   Магвер тряхнул головой. Чудище, нападавшее на Дорона, и внезапно оживший труп, поднятый с земли таинственной силой, — не мираж. Жар палил язык и глаза, пылал над животом, плавил ногти. В глазах темнело. Магвер с трудом удерживал равновесие. Чтобы поднять голову, требовалось громадное усилие.
   Дорон прыгнул. Рубанул. Его карогга врезалась в пламя, уперлась во что-то твердое. Огненная лапа прошлась по голове Листа. Он едва успел уклониться.
   Лось поднял голову. Из его выгоревшего до позвонков горла вырвался хриплый звук, похожий на тот, которым кричало чудище, немного напоминающий змеиное шипение, но в десятки раз более сильный и в сотни раз более могучий.
   Магвер тряхнул головой. Хотел встать. Поднял одну руку, но тут же потерял равновесие и зарылся лицом в пепел.
   Дорон отклонился, потом резко выпрямился, нанося удар, и чудище предвидело это: огонь на мгновение распалился, тварь отскочила, швырнув в лицо Дорону пригоршню искр. Они разгорелись, превратились в сноп огня, будто лоскут пылающей тряпки поплыл к Листу, чтобы охватить его и сжечь. Дорон одним взмахом перерезал полотнище, прыгнул в вырубленный разрыв.
   Из-за деревьев на призыв лося выходили животные. Безлапый волк — черные мускулы, покрывающие желтые кости, одни лишь глаза сверкают в желтом черепе, лесной кот, еще горящий, хоть и спокойный, идущий беззвучно, как это свойственно кошкам. Кабан, ничем не отличающийся от обычного, если б не то, что вместо клыков у него из пасти вырывались два языка пламени. И другие животные, горящие и сгоревшие, мертвые и живые, все одинаково страшные. Они шли на зов лося к Дорону и огневику. Магвер понял, что если они успеют, то судьба Листа будет решена. Он попробовал встать. Покачнулся, но удержался на ногах.
   Загорелся левый рукав куртки Листа. Дорон крикнул, резко отступил, тряхнул рукой. Это не помогло, тогда он упал на землю, прижимая руку, гася огонь. Огневик прыгнул к человеку. За мгновение до этого резкое движение немного пригасило его пламя и Магвер увидел огромный черный обугленный труп.
   С неба свалилась сова. Распростертые крылья колотили по воздуху, удерживая черное тело. Сова закружила над борющимися. Со всего размаха ударила в приоткрытую спину Дорона. Лось снова зашипел. Животные ответили ему общим хором.
   Магвер схватил топор. Медленно пошел на лося.
   О Земля, как же больно!
   Огневик прыгнул на катающегося по земле Дорона. Ненадолго огонь заслонил Листа.
   Неестественно выгнутая шея лося мерно раскачивалась. Животные были все ближе. Сейчас они минуют Магвера и тогда в кольце останутся только лось и чудище. Магвер ускорил шаг.
   Дорон сумел увернуться, красный след расцвел на его щеке, пепел облепил губы. Но стоило ему подняться, и он тут же направил острие карогги на противника.
   Магвер сделал еще один шаг. Он уже рядом.
   Шипение лося оборвалось. Животное повернуло морду к человеку, белые мертвые глаза глядели на Магвера так, что тот вздрогнул. Ни одно нормальное существо так не смотрит. Ни один человек, животное или рыба.
   Последним усилием воли, собрав остатки сил, он поднял топор и ударил. Шея лося хрустнула, позвоночник разлетелся, будто соломинка. Голова упала на землю и в тот же миг замерли все животные. Огневик остановился. Пораженный, опустил огненные руки. Дорон прыгнул к нему и, почти погрузив лицо в пламя, ткнул.
   Страшный стон взвился в небо. И шипение. И вздох.
   Магвер потерял сознание.


17. СТИХИИ


   Пепел уже совсем остыл, было холодно, надвигалась ночь. Магвер поднял голову. Он лежал на боку, подтянув ноги к животу, погрузив руки в пепел. У него не было сил подняться. А подняться было необходимо.
   Он охнул и пошевелился, тело болело после вчерашнего бега и всего остального… Он резко перевалился на спину, потом, постанывая, начал подниматься на ноги. В голове шумело, как после кувшина водки, мир казался выгоревшим и мрачным.
   Неужто все это был мираж, видение? Лось, жутко горящее создание, животные? Мираж?
   Но ведь…
   Там Дорон. Он лежит неподвижно, значит, к нему надо подойти. О Земля, как тяжело переставлять ноги…
   Он раскинул руки, припомнил прыгунов, ходящих по растянутой между деревьями веревке, которых видел когда-то в Даборе. Им, надо думать, не труднее, чем ему сейчас.
   Он пошел, ноги увязали в пепле, клубы пыли выбивались из-под ног, затягивая все вокруг. Наконец Магвер добрался до неподвижного тела, наклонился. Лицо Дорона было красным, словно ошпаренным, волосы на лбу выгорели, брови и борода тоже. Только зеленый листок на щеке казался чистым, как свежая весенняя травка. Он жил.
   Магвер вздохнул, поднял голову. И тут увидел торчащие из земли лосиные рога.
* * *
   Раздетый Дорон лежал не шевелясь. Все тело было покрыто небольшими ранками и ожогами, губы запеклись, глаза кровавые. Магвер медленно и тщательно втирал в кожу Дорона мазь из трав и медвежьего жира.
   Под вечер, немного придя в себя, Дорон заговорил:
   — Существуют четыре силы, владеющие миром, четыре стихии образуют его целое, из них состоит все, что было, есть и будет. Земля, воздух, вода и огонь. Люди не знают их имен, хоть знают об их существовании, сами им служат и берут в услужение. Но мало кто помнит о первоначале, о четырех причинах вещей.
   Человек — дитя Земли. Именно сила Родительницы охватила владением своим значительную часть мира. Из ее кости родились деревья, брат которых человек. Люди знают ее силу, доброту и благословение. Потому-то кладут ей поклоны, поэтому почитают Круги. Сила Земли переходит на людей, рожденных на камнях Круга, ее могуществом пользуются Матери и Ловцы. И я тоже. Многие думают, что иные миры не существуют. Они слепы и глухи, ибо не видят того, что рядом. Но я знаю часть истины, я слышал песнь Священного Гая, песнь о сотворении мира, борьбе стихий и разделе пространства между ними.
   В центре мира находится земля. Ее окружает вода, воздух — над ней и огонь — внизу. Так же как Родительница породила людей и деревья, так воздух и вода породили своих детей, часто враждебных нам.
   Четыре силы либо противостоят друг другу, либо взаимопронизываются. Установив первоначальное равновесие, они не пытаются его нарушить. Там, где они сосуществуют, может возникать зло, но может и добро. Это зависит уже только от людей или других творений. Человек знает, как пользоваться всеми стихиями, но только Земля — его истинная мать. Огонь согревает зимой, на нем мы выпекаем хлеб и готовим пищу, огнем пользуемся для выжигания пущи под новые поля. Но он может пожрать наши дома, село, город. Вода необходима для жизни, но неожиданный ливень может смыть молодые посевы, а вышедшая из берегов река — залить поселки. Воздух дает дыхание, но вихрь захватывает людей, валит лес, уничтожает поля.
   Стихии живут, разделив между собою мир, и обычно не выходят за пределы своих владений. Однако порой такое случается. Когда я пошел на болота — я, Лист, источающий силу Родительницы, — на меня тут же напали водные существа — я нарушил их покой. А теперь из-под земли вышел слуга огня, вызванный огромным пожаром. Я почувствовал клич деревьев, они просили меня о помощи.
   Знаешь ли ты, что я почти никогда не плаваю, потому что тогда отдаляюсь от Земли, превращаясь в легкую добычу чуждой мне, враждебной силы — воды. Когда я прыгнул с вала Горчема, то на несколько мгновений оказался во власти воздуха. И это тоже было поразительное ощущение.
   — А Круги? — осмелился спросить Магвер.
   — Это источники мощи, идущей от Родительницы. Когда мир возникал из хаоса, Круги уже стояли. В каждом крае — один. Женщины ложатся в них во время родов, чувствуя спиной Родительницу. Дитя, рожденное в Круге, получает от Круга дар, в нем сосредоточивается часть мощи и благословения Круга. Именно рожденные здесь Ловцы годами странствуют, чтобы принести в Город Ос землю из удаленных Кругов. Черная Владычица сыплет себе под спину горсть праха из каждого из тех Кругов, и ее дочь обретает могущество каждого из них. Так же, как и Ловец.
   Но здесь, в Даборе, мало кто знает об этом. Уже многие поколения мы живем без своего Круга. В нем рождаются не наши дети, а дети гвардейцев и владетельных людей Города Ос. И именно в них, а не в нас, долгие поколения хранится благословение Лесистых Гор. Люди забыли это или не хотят помнить, а может, не должны. Даже Шепчущие не учили их этому. Говорили о могуществе давних господ Даборы, а о Матерях Лесистых Гор лишь упоминали вскользь… Помни, Круг воздействует на человека с такой же силой, с какой Священный Гай — на меня. Родившийся в Круге при столкновении с человеком Без Матери имеет во много раз больше шансов на победу.
   — А огневик?
   — Это дитя огня. Слуга, который неизвестно почему оказался в нашем мире. Я давно таких не встречал. И не убивал.
* * *
   — Надо возвращаться. — Дорон сидел, уставившись в огонь. Аромат жарившегося кролика дразнил обоняние. — Все это странно, и я тем более должен быть в Горчеме.
   — Чтобы умереть… — тихо проговорил Магвер.
   — Чтобы умереть, — повторил Дорон. — Нет, смерти я не боюсь. Я знаю, что буду жить в шуме деревьев, моих братьев, что моя кровь будет пульсировать в их стволах, тело заполнит их кору. Но я боюсь… — Дорон замолчал, покрутил палку, которую держал в руке, повернул вниз не пропеченную еще часть кролика.