– Поднимите его. Унесите в лес! Он умирает… – сказал Индр.
   Несколько молодых лемуров с трудом подняли грузное тело вожака и, сгибаясь под тяжестью, потащили его в спасительный сумрак чащи. С опушки еще летели стрелы, но их рой становился все реже. Люди не решались забираться в глубь таинственных и опасных джунглей.
   Победные крики куэ замерли вдали… Остатки племени уходили в зеленые сумерки.
   Черный лемур боролся со смертью. В его глазах еще горел неукротимый огонь, но Индр ясно видел, что жить ему осталось недолго. Время от времени Индр подносил ко рту умирающего кокосовый орех и поил его прохладным соком. Страшную рану Индр прикрыл листьями. В груди раненого булькало и хрипело при каждом вздохе. Неподалеку лежали другие раненые. Оставшиеся без матерей детеныши тихо завывали, требуя пищи и воды.
   – Мы вернемся в долину… – хрипел вожак. – И уничтожим всех куэ… всех… до последнего!
   Индр покачал головой:
   – Ты не увидишь больше долины.
   – Мы истребим всех куэ!… – твердил вожак, силясь приподняться. На его верхней губе, неподвижной и голой, пузырилась пена. – Где стадо?
   – Осталось в долине, – ответил Индр, с жалостью глядя на умирающего. – Тысячи лемуров погибли в бессмысленной битве. Зачем ты повел их на смерть?
   – Куэ наши враги… – шептал вожак.
   – Нет, куэ – наши братья.
   – Мы всегда убивали их!…
   – Разве это нужно лемурам?.. Мир! Мир и братство – вот что принесло бы победу. Вы могли бы переплывать Большую Воду, строить корабли и селения как куэ! Разум дал бы вам такую же силу. Вы расселились бы по Великой Зеленой Стране… Но теперь поздно! Это все, – он кивнул на жалкую кучку мегаладаписов, – что осталось от тех, кто жил в лесах южного материка.
   – Твои слова непонятны… – хрипел вожак слабеющим голосом. – Ты чужой среди нас… – Он дернулся и затих, обнажив верхние клыки.
   – Оррк!… – закричал Индр, всматриваясь в его тускнеющие глаза. Потом медленно встал на ноги, оглянулся. Со всех сторон приближались уцелевшие лемуры. Окружив плотным кольцом труп вожака, они завыли. Этот беспредельно печальный реквием поднялся к вершинам пальм и слился с нестройным хором голосов маленьких диких лемуров, обитавших в джунглях. Индр опустился на корточки, спрятал лицо в ладони.
   Печальный вой лемуров глубоко проник в сердце Володи, снова пробудив его собственную родовую память… Этот вой вдруг незаметно превратился в громовую песнь прибоя…
   Володя увидел себя плывущим по ордовикскому морю. Вокруг расстилалась водная ширь. Синее небо, облака и солнце такие же, как и теперь… Он быстро плыл вдоль извилистой прибрежной линии, прорезанной многочисленными лагунами. В кристально чистом воздухе белели закругленные известковые скалы, их обрамляли бурые водоросли, выброшенные океаном.
   Обогнув гряду известняковых рифов, Володя выполз на плоский камень и замер, нежась в ласковом потоке солнечного света. Сейчас он был всего-навсего маленьким земноводным, но видел мир далекого прошлого глазами разумного существа, и это придавало его впечатлениям необыкновенную глубину. Всеми своими чувствами он жадно впитывал красоту первозданного мира. На склонах холмов, обращенных к морю, виднелись редкие пятна зеленой растительности. Страна ордовикской эпохи казалась безжизненной и бесплодной, но Володя смотрел не на голые известковые утесы, а на те пятна зелени, что были первыми предвестниками будущей жизни. Ордовикская страна получила из моря те зачаточные формы растений, которые впоследствии одели землю богатым зеленым плащом. Володя как бы слышал голоса Земли, которая страстно грезила о грядущих днях буйного расцвета планетной флоры.
   Но вот постепенно светлый ордовикский ландшафт сменился более мрачным раннедевонским. На горизонте встали безжизненные горы докембрийских пород, у их подножия тянулись цепи холмов и шлейфы из песка и гравия, отсортированных бурными потоками. Грязевую бухту, где фумаролы непрерывно выбрасывали пепел и дым, ограничивали низкие песчаные дюны. Справа раскинулись бесконечные болота с блестевшими там и сям озерками, а по их берегам тянулись к солнцу нежные осоковидные растения. Однообразная зелень с бурыми пятнами мертвой или отмирающей листвы навевала грусть. Володя тщетно пытался услышать радостные голоса птиц или крики других живых существ. Но ничего, кроме шелеста ветра или завывания бури.
   …Напрасно Района настойчиво говорил ему о том, что нужно подавить свои личные воспоминания, воспринимать лишь нужную информацию. Володя ничего не слышал… Он был сейчас среди роскошных лесов среднего карбона. Падали в болотистую почву, заросшую каламитами, папоротниками, древовидными плаунами, гигантские деревья… А немного спустя Володя уже бродил по равнинам Гондваны, покрытым однообразной папоротниковой растительностью, и тут же рядом сверкали голубоватые ледники: Гондвана была придавлена палеозойским оледенением. Володя медленно взбирался на темные обрывы – обнажения валунных глин. И холодный ветер, дующий с айсбергов и ледников, сползающих в морской залив, обвевал его разгоряченное лицо. Он радовался, что жизнь не сдается и здесь: среди пятен снега в долинах и на склонах холмов росли группы хвощей с членистыми стеблями и чашевидными мутовками листьев, похожими на короткие сегменты. А выше развесили свои кроны древовидные папоротники, лепидодендроны и гигантские деревья с вьющимися вокруг их стволов растениями.
   …Района, потеряв наконец терпение, на секунду выключил генератор. Володя даже застонал от разочарования и, открыв глаза, словно пьяный, бессмысленно смотрел на шефа.
   – Ты будешь все-таки выполнять правила? – спросил Раяона. – Или тебя придется заменить?
   – Но я ничего не могу поделать! – взмолился Володя. – Это происходит помимо меня.
   Раяона подумал немного и снова включил установку.
   – Ладно, выходит, что чего-то я не учел.
   … – Оррка нет, – раздался над ухом Индра голос старого, едва державшегося на ногах лемура. Его когда-то пышный темно-желтый мех свалялся и висел грязно-бурыми лохмотьями. Тусклые безжизненные глаза наполовину затянулись мутной пленкой, но где-то в глубине зрачков упрямо горел такой же, как у вожака, неукротимый огонь. – Ты виноват в этом!… Ты не научил нас делать копья и стрелы. Ты не помог уничтожить куэ еще тогда… на берегу Большой Воды.
   Индр поднял голову, пристально взглянул на старого лемура. Тот часто заморгал, от внутреннего напряжения его крупные, сильно стертые верхние клыки обнажились, а мясистый зубчатый подъязык машинально прочистил нижние зубы.
   – Я пытался учить вас труду, – спокойно ответил Индр, наблюдая, как озлобленные мегаладаписы окружают его со всех сторон. – Вы сами не захотели трудиться. Кто же виноват?
   – Ты виноват, – тупо повторял лемур.
   Раздались угрожающие крики. Ободренный поддержкой сородичей, старый лемур поднял огромную дубину. Некоторое время он медлил, словно не решаясь ударить. Но вот дубина со свистом рассекла воздух. В последнее мгновение старого лемура оттолкнули, и удар не достиг цели. Потеряв равновесие, он упал на землю.
   – Индр должен помочь нам победить куэ! – раздался голос громадного черно-белого лемура.
   – Нет! – твердо сказал Индр. – Довольно крови. Я пойду к куэ. Они выслушают меня и согласятся на мир.
   Мегаладаписы неодобрительно заворчали:
   – Куэ более злобны, чем длиннохвостая цива.
   – Мы всегда убивали куэ!
   – Они никогда не будут нашими братьями.
   Тогда черно-белый сын умершего вожака нахмурился:
   – Помоги победить куэ, – настойчиво твердил он. – Иначе умрешь… – И он взялся за дубину.
   Индр молчал, прислушиваясь к завыванию ветра в кронах деревьев. Он почувствовал страшную усталость. Все бесполезно. Как объяснить им, что годы жизни в мире длинноголовых приучили его с отвращением относиться к самой мысли об убийстве? Что вид крови живого существа для него страшнее всего? Индр отдался своим мыслям. Трансформируясь в генераторе родовой памяти и сознании Володи, эти мысли-воспоминания возникали на экране неожиданно радостными картинами залитой солнечным светом страны. Исследователи вдруг поняли, что видят родину далеких предков Индра – Лемурию третичной эпохи. На илистых равнинах, примыкающих к устью полноводной реки, расхаживали диковинные птицы, неторопливо переставляя длинные тонкие ноги. Они погружали свои клювы в жирный красный ил, что-то выискивая там. В пальмовой роще весело пели птичьи голоса, из зарослей болотного папоротника и хвощей доносилось повизгивание пекари. Лениво помахивая ушами, по зеленому лугу медленно брел малютка меритерий, зажившийся на свете прадедушка слона. Он ловко захватывал хоботом вкусные стебли молодой травы. Вдруг он остановился, поднял кверху хобот, испуганно прислушиваясь. Потом резко затрубил и пустился в бегство… Индр, стоявший на вершине невысокого холма, удивленно вытянул шею, пытаясь понять, почему испугалось животное.
   Далее информация приняла характер мерцающих импульсов, хаотичных вспышек сознания Индра. Глазами лемура ученые увидели, как с неба, казалось, прямо ему на голову, спускается чудовищная птица с пузатым серебристым брюхом, короткими блестящими крыльями и пастью, изрыгающей пламя. Они поняли, что Индр стал свидетелем величайшего события – посещения Земли инопланетными разумными существами.
   Рокот неземной птицы достиг наивысшей громкости: она шла на посадку. Обжигающий вихрь ударил Индру в лицо, прижал его к земле… Вероятно, он сразу потерял сознание: на экране проектора побежали темные полосы, изображения исчезли… Затем он пришел в себя и оцепенел от страха. Над ним склонились двое – никогда не виданные им существа с огромными то вспыхивающими, то угасающими глазами. Электронный лингвист передал приблизительный смысл фраз, которыми обменялись пришельцы, разглядывая лемура:
   – Что с ним делать? – задумчиво проговорил один из них, бронзоволицый. – Падая, он разбил голову о камень. Кроме того, обжегся… Мы не можем бросить его так. Здесь много хищных зверей. Пока его найдут сородичи… – и голос многозначительно умолк.
   – Придется взять с собой, – ответил другой голос, молодой и звонкий.
   – На Эону? – спросил первый после долгого молчания. – В абсолютно чуждый для этого полузверя мир?.. Выдержит ли он? – глаза бронзоволицего вспыхнули и угасли.
   – Выхода нет, – возразил молодой голос. – Я не хочу быть виновным в чьей-то гибели… Тем более… Возможно, это потенциальный носитель разума на этой планете. Кроме того, возникает интересная проблема… Можно ли развить интеллект у первобытного существа? Поднять его до уровня мыслящего?
   – Я в это мало верю, – отозвался бронзоволицый, – но согласен, что выхода нет.
   …Видимо, в тот момент, когда ракету качнуло, Индр увидел голубое море, необъятное с большой высоты, синюю ленту реки, пальмы на равнине и густые леса.
   – У-у-улл! – отчаянно закричал он и рванулся к иллюминатору, пытаясь удержать исчезающее видение… И снова провал сознания.
   …Он то приходил в себя, то погружался в какой-то страшный, нелепый полусон, в котором было ужасное черное небо с пронзительно-колючими, яркими звездами, совсем не такими, какие он знал… Множество длинноголовых зверей… Они ласково трогали его плечи, лицо, голову, осторожно гладили густой мех.
   Исследователи поняли, что тысячи парсеков, отделявших Землю от далекой родины пришельцев, прошли для Индра так же незаметно, как и томительно долгие годы тормозного гашения субсветовой скорости корабля. Все это лежало вне сознания лемура и не могло быть воспринято им.
   Зато картины первых дней на Эоне в его памяти сохранились четко… На экране возникла равнина, покрытая невысокой, вьющейся спиралями красной травой. Очевидно, это был космодром. Над головой Индра висело странное черно-фиолетовое небо, по нему плыли серо-желтые облака. Но самым удивительным было зрелище двух солнечных дисков – громадного красного и маленького бирюзового. Их лучи, смешиваясь, падали на равнину снопами теплого зеленоватого света. Вдали, на горизонте, свободно и легко размахнулась панорама стрельчатых, просвечивающих насквозь зданий. Но Индр не понимал, что это такое. Он был искренне убежден, что видит все это во сне, что вот-вот он проснется, видение исчезнет, а он встанет из густой травы и пойдет в лес, к своему стаду.
   …Потом он шел в толпе длинноголовых, притихший, безвольный, одурманенный красками, запахами, звуками непонятного мира, бурно кипящей вокруг жизнью. Длинноголовые что-то говорили ему, махали руками, а его сердце, захлестнутое шквалом новых впечатлений, готово было разорваться от напряжения.
   Годы, проведенные Индром на Эоне, представились ученым как бесконечно медленный осторожный подъем его сознания из темных глубин к знанию и простору мысли. Вероятно, Индром занимались очень вдумчивые и опытные биологи и врачи, вооруженные неизмеримо высокой техникой и тончайшей методикой направленных воздействий… Их усилия принесли плоды… Это было как вспышка, осветившая дремлющий мозг лемура. Словно из-за ночного горизонта внезапно вырвалось солнце – без всякого перехода. Мозг проснулся. Неожиданно Индру открылся смысл окружающего. Перешагнув через тысячелетия социально-исторического развития, он стал разумным существом и вдруг понял, что находится на планете, где живет и развивается огромный мир, что где-то в далях пространства осталась планета, на которой он родился. Но воспоминания о родине были смутны, расплывчаты и неконкретны.
   – Прозрел! – обрадовано сказал молодой голос. Ученые увидели на экране уже знакомых им пришельцев, красивого бронзоволицего мужчину и фиолетовоглазого юношу. – Следовательно, я был прав?
   – А иная биологическая основа? Психологические последствия? – возразил бронзоволицый. Юноша несколько озадаченно пожал плечами:
   – Что можно предугадать заранее?
   …Мир, в котором Индр обрел свое новое существование, все шире развертывался перед ним. Изучая его, он одновременно изучал и законы движения материи. Он узнал, как рождаются и умирают растения, животные, звезды и миры, как материя, испытывая превращения, вечно изменяясь и обновляясь, зажигает то тут, то там чудесные огни разума. И это чудо, наиболее полно воплотившееся на Эоне, повергло некогда дикого лемура в глубокое изумление. «Разум!… Что может быть выше, светлее, сильнее его? – думал Индр. – Разве только небо, звезды и свет?».
   Гармоническая жизнь эонцев облагораживала его первобытную натуру. Он постепенно усвоил мораль эонцев, для которых сама мысль о кровопролитии, насилии, убийстве была настолько чудовищной, нелепой, противоестественной, что для выражения ее в их языке уже не существовало никаких эквивалентов. Биологические атавизмы Индра неуклонно растворялись в потоке новых, возвышенных чувств и эмоций… И внешне он изменился: исчез его густой меховой покров, выпрямился торс, лицо приняло осмысленное выражение.
   – Ты еще помнишь свою зеленую родину? – спросил его однажды бронзоволицый учитель, в лаборатории которого Индр чаще всего находился. Индр задумался. Какие-то неясные воспоминания шевельнулись в глубине его сознания. Но они ничего не сказали ему, оставив лишь чувство смутной грусти.
   – Это было давно. Слишком давно.
   – Но ты хотел бы увидеть родину? Прочесть ее жизненную книгу?
   – Как это понять? – заинтересовался Индр. Бронзоволицый молча взял его за руку и повел в смежную комнату. Это был полукруглый зал, стены которого были усеяны мозаикой крупных белых чаш.
   – Смотри! – коротко сказал бронзоволицый, переключив что-то на крохотном пульте посредине зала.
   …Индр увидел свою полузабытую родину, ее пышные тропические леса, синий океан и голубое небо. Перед ним проплывали рощи болотных кипарисов, тюльпанные деревья. Он уловил шелест платанов и кленов, душистый аромат трав, увидел плывущее по реке водяное алоэ, кусты папоротника с длинными перистыми вайями. Индр снова любовался мощными кронами буков, дубов, араукарий и сосен, росших по склону речного берега… Потом возникли зеленые джунгли, где по-прежнему жили бесчисленные стада диких лемуров. Они вели самый примитивный образ жизни: ловили мелких животных и рыбу на речных отмелях, собирали плоды и съедобные растения. Жили бездумно, как растения, без осознания цели.
   Индра охватило странное, болезненное нетерпение: ему захотелось узнать судьбу своих далеких сородичей, живших где-то там, в бесконечном пространстве.
   – Так они и не поднялись до уровня разумных существ? – с горечью спросил Индр. – Но почему?
   Бронзоволицый пожал плечами:
   – В каждом мире свои законы эволюции разума. И изменить их, по-видимому, нельзя…
   – Не может быть, – прошептал Индр.
   Бронзоволицый выключил экраны. Индр как-то странно блеснул глазами, повернулся и выбежал из зала.
   Навсегда приглушенная, казалось, тоска по родине вдруг вспыхнула в нем. Сердце Индра рвалось к далекой зеленой планете. Он мучительно желал увидеть ее леса и забытое небо, слышать голоса птиц и зверей, оказаться среди своих сородичей. Его уже не радовал мир эонцев, не привлекала их гармоничная жизнь. Только одно желание билось в нем: вернуться на великий южный материк! Помочь братьям по крови осознать свою роль в цепи развития природы.
   И вот Индр узнал, что готовят новую экспедицию на Землю.
   …А потом – незабываемый момент старта. Вместе с эонцами Индр поднялся однажды на орбиту, где снаряжался звездолет. Космонавты, знавшие о нем, нашли вполне естественным его желание побывать на родной планете. Индр стал полноправным членом экипажа. Его мечта сбывалась.
   …Где-то за лесом еще и еще раз призывно прогудела сирена эонской ракеты. Но Индр не замедлил шага. В душе у него не было ни сожаления, ни грусти. Он знал, что космонавты ждут его, все еще надеются, что он передумает. Пусть!… Ему все равно, он вернулся на родину.
   Индр остановился. Где же знакомые болотные кипарисы? Зеленые холмы в устье реки и луг, на котором когда-то пасся маленький великан с хоботом? Он долго всматривался в лесную чащу. Справа лежала долина, залитая лучами восходящего солнца. За ней вздымались лесистые горы. Но все это было незнакомо ему…
   К концу дня Индр сбросил эонскую одежду, и его привыкшее к защитным тканям тело ощутило влажную прохладу. По спине пробежал озноб. Он поежился и вернулся к оставленной одежде. Извлек из кармана куртки несколько белых тонких пластинок – микродезинтеграторов. Их невидимые излучения разжижали атомную структуру любого вещества. Легкой струей излучения он свалил ближайшее деревцо… Вскоре была готова дубина. Из пальмовых листьев он сделал себе набедренную повязку, прикрепил ее к поясу. Мир Эоны отодвигался в его сознании все дальше, и лишь протяжный вой ракетной сирены, зовущей назад, к цивилизации, еще связывал Индра с теми, кто дал ему разум. Уже в сумерках он вышел к берегу моря. Глухо рокотал прибой, фосфоресцирующие волны разливались у его ног.
   Вдруг за горизонтом раздался грохот, ослепительно-голубая полоса прочертила звездное небо. Огненная птица покидала зеленую планету – без него. Прощайте, длинноголовые братья! Индр не забудет вас, но должен идти своей дорогой. Он долго следил за сверкающей звездочкой корабля. Потом лег в теплый песок, вдыхая свежий запах моря и водорослей. Владевшее им возбуждение постепенно спадало. Он принялся размышлять, стараясь понять, что сталось с его древней родиной. Великий южный материк исчез. Там, где шумели дремучие тропические леса его предков, теперь плескался синий океан. И вдруг он вспомнил картины, показанные ему бронзоволицым, вспомнил разговоры ученых в звездолете о какой-то космической катастрофе, случившейся на его родине, и сообразил, что материк погрузился на дно моря. Миллионы его сородичей погибли в этих водах!… А этот остров, что это? Уцелевший осколок материка? Если так, то его сородичи скоро встретятся ему. Но, может быть, никто из них не уцелел? Эта мысль заставила Индра вскочить на ноги. Увязая в песке, он побежал к лесу.
   Он шел всю ночь наугад, прислушиваясь к каждому шороху. Наступил рассвет. Лианы преграждали Индру путь, колючки царапали руки, лицо, а он все шел и шел. Его сердце билось радостно и сильно. Внезапно он почувствовал голод и, вспугнув черного паука, готового наброситься на пчелу в цветке банана, сорвал несколько тяжелых гроздьев. Напился воды из ручья и некоторое время отдыхал, наблюдая за танреком, маленьким смешным зверьком, усеянным щетинистыми шипами. Танрек испуганно удирал от него в кусты.
   …Индр проблуждал еще много дней, прежде чем нашел, наконец, место, где обитали мегаладаписы.
   …Володя, потрясенный необыкновенной судьбой лемура, незаметно дал волю своим мыслям. «Так вот она загадочная Лемурия-Рута, – думал он. – Индр вернулся слишком поздно. Эйнштейновское замедление времени сыграло с ним злую шутку. Когда-то здесь был огромный континент, а теперь – океан… Почему Лемурия не стала колыбелью цивилизации? Ведь у мегаладаписов обозначался некоторый прогресс в социальном развитии, у них были зачатки родовой организации, они умели делать дубины, применяли камни… Но зачем Индр вернулся в их среду? Его приход ничего не изменит…».
   Но вот из глубины родовой памяти Володи всплыли «животные воспоминания».
   Он почувствовал ласковое тепло африканского моря мелового периода…
   Вокруг него бродили ящеры – хищные мегалозавры, игуанодонты, стегозавры.
   Будучи каким-то маленьким зверьком, он вместе с обитателями Гондваны переживал великое вымирание мезозойской фауны… Потом мчался в гуще зверей, волны которых, подобно приливу, затопили огромный континент Африки… Видел, как по островам Тетиса из Африки в Европу перебирались неисчислимые стада слонов. Вздымая свои подвижные хоботы и хлопая большими ушами, они испускали пронзительные трубные звуки. Их ждали необъятные пространства Атлантической суши…
   Вдруг он каким-то образом оказался на равнинах Южной Америки в тот момент, когда необозримые стада животных непрерывно устремлялись из северных областей к югу. Это были гигантские живые водовороты, в которых гибли несовершенные формы, созданные природой. Целыми стаями двигались пантерои – пумоподобные кошки, собаки, лисицы, медведи, еноты, носухи, куницы; пришли на юг и настоящие копытные – маленькие олени, ламы, мелкие виды верблюда, пекари и тапиры, мастодонты и бесконечные табуны кочующих диких лошадей…
   – Не отвлекайся, Володя! – с отчаянием закричал Раяона. – Опять ты даешь не ту информацию!…
   Володя виновато кивнул головой, что-то невнятно промычал… На экране снова возникла сцена в мадагаскарском лесу, где лемуры окружили задумавшегося Индра.
   – Я не боюсь умереть, – безразлично произнес Индр. – Никакого оружия! Довольно!… Ни стрел, ни копий, ни дубин! – закончил он с силой.
   Черно-белый лемур растерянно поглядел на сородичей. Его смутило упорство Индра. Мегаладаписы стали перебрасываться короткими то свистящими, то щелкающими возгласами. «Что делать?..», – казалось, спрашивали они друг друга. Внезапно их крики смолкли: из глубины леса прибежали молодые лемуры, следившие за действиями куэ. Они были сильно встревожены. Вслушавшись в их отрывистые возгласы, Индр понял, что участок джунглей, где укрылись остатки стада, окружен врагами… Наступила тишина. Только шумели листья деревьев да где-то в лесу перекликались маленькие дикие лемуры, которым не было никакого дела до забот стада мегаладаписов. Их голоса становились все громче, тревожнее – словно дикие лемуры видели приближение какой-то опасности…
   И вот ночная тишина взорвалась воинственными криками. Затрещал кустарник, сучья, земля задрожала от топота множества ног. Индр мгновенно понял, что куэ все-таки не побоялись войти в лес: они знали, конечно, о своем громадном численном превосходстве… Засвистели стрелы и копья, раздались яростные вскрики, хрип, стоны.
   Обхватив руками ствол молодой пальмы, Индр расширенными от ужаса глазами наблюдал последние акты многовековой драмы. Его братья по крови гибли молча, защищаясь с яростью раненого зверя. Затравленно сверкая огромными глазами, черно-белый лемур стоял над трупом отца и бешено вращал над головой узловатую дубину. У его ног валялся куэ с проломленным черепом. Вскоре упал второй, третий… Озлобленные куэ бросились на черно-белого со всех сторон, но почему-то не хотели убивать его. Видимо, им нужен был живой мегаладапис – для жертвоприношения в честь победы над извечными врагами. Вероятно, лемур понял это, потому что начал отступать. Вот он уложил своей страшной дубиной еще двух куэ и, воспользовавшись минутным замешательством остальных, вдруг прыгнул на нижнюю ветвь ближайшего дерева. Обманутые куэ заревели; жертва ускользала на глазах! И тогда натянулись тетивы луков. В тот миг, когда черно-белый лемур, расправив летательные складки кожи между плечом и предплечьем, в огромном прыжке уже скрывался в кроне соседнего бука, его пронзили десятки стрел. Тело мегаладаписа рухнуло на землю; душу Индра пронзил жуткий звериный вопль… Не помня себя, Индр бросился бежать. Предсмертный крик черно-белого гнал его в дремучую чащу.
   Окончательно выбившись из сил, он упал в приречных зарослях. Его сознание угасло… На рассвете здесь и наткнулся на него один из тех, кто охранял корабли, недавно вошедшие в реку. Корабли приплыли с востока – на помощь первым поселенцам.
   Индр почувствовал, как чьи-то грубые, сильные руки волокут его тело по песку, по кустарнику и колючкам.
   Индр очнулся и тихо застонал. Первое, что он увидел, открыв глаза, были оскаленные в смехе рты куэ. Он поднялся на ноги. Смех перешел в злорадный хохот. Индр наконец осознал, что находится на палубе большого судна с косыми парусами, которые лениво повисли в безветрии. Окружившая Индра толпа выкрикивала злобные ругательства. Потом он ощутил острую боль: огромный куэ, задрапированный в кусок пестрой ткани, с жестокой улыбкой подносил к его груди раскаленный, отливающий розовым светом железный прут.
   Но Индр сделал шаг навстречу, протянув руки:
   – Мы братья по духу!… И могли вместе идти по Зеленой Стране. Нас породила одна жизнь…
   Смех оборвался. Лицо великана выразило тупое удивление.
   – О чем бормочет эта смешная безволосая обезьяна? – спросил чей-то простуженный голос. Индр обернулся. Пышно одетый куэ с надменным лицом развалился на возвышении, украшенном яркими тканями.
   Великан опустил прут и подобострастно ответил:
   – Не пойму, господин. Какая-то тарабарщина… Обезьяний язык. Ведь это один из лесных дикарей.
   – Зачем было истреблять всех? – продолжал Индр. – Вы не пощадили никого…
   – Да выжги ему глаза!…
   – Заткни ему глотку!
   – Нет, в мешок и за борт!…
   Тот, что сидел на возвышении, поднял руку. Гомон сразу утих.
   – Я придумал лучше, – медленно, раздельно проговорил он. – Когда запылает погребальный костер, мы вырвем у лесной обезьяны сердце и бросим в огонь.
   Индр смутно догадывался, о чем говорили куэ. Но они не понимали его намерений и принимали за обыкновенного дикого лемура. Индр в отчаянии повел головой. Вокруг были одни лишь смеющиеся рты куэ, их злорадно торжествующие глаза.
   – Тащите обезьяну на берег! – приказал разодетый куэ. Ухмыляясь, великан придвинулся к Индру, сжал его плечо.
   – Хиэ! – вскрикнул Индр и резким движением высвободился. Великан пошатнулся.
   – Стой, собака!… Держи его!
   Но Индр уже прыгнул за борт, в воду, которой всегда так боялся. По мере того как он все глубже погружался в илистую мглу, его страх проходил. Наступил блаженный покой… Настоящее, прошлое и будущее слились в один громадный, стремительно вращающийся круг. Сознание работало короткими импульсами… Индр увидел стрельчатые дворцы Эоны. Над ним склонился бронзоволицый, что-то сказал… Затем он отчетливо услышал шелест листьев веерной пальмы, под которой отдыхал, разыскивая мегаладаписов… Монотонно шумел теплый проливной дождь, а он сладко засыпал в уютном дупле старого дуба… Ослепительно белый песок побережья сменялся зелеными джунглями…
   Индр судорожно глотнул воду. Потом широко раскрыл рот, глотая еще и еще… На мгновение он снова увидел родные третичные леса, солнце в бирюзовом небе и себя – юного дикого лемура, который стоял на вершине холма, вдыхая густой аромат трав, и радовался тому, что так будет и завтра, и послезавтра, и всегда…
   Щелкнуло реле, экран проектора погас. Исследователи сидели не шевелясь, словно боялись спугнуть чувства, только что владевшие ими.
   – Да, вот такие письмена прочли мы на темной стене, – тихо, словно про себя, сказал Раяона.
   Вдруг Володя торопливо выбрался из-под купола и молча пошел к люку кессона.
   – Куда ты?! – удивленно спросил Раяона.
   – Включи компрессор, – буркнул Володя, не оборачиваясь.
   – Что с тобой? – крикнул ему вслед Николай.
   Раяона предостерегающе поднял палец. Николай пожал плечами и включил компрессор… Открылся люк, мириады белых пузырьков окутали гибкую, с выпуклой грудью фигуру человека-рыбы.
   – Уплыл… – растерянно сказал Трускотт.
   – Все в порядке, – усмехнулся Раяона. – Просто он очень устал. А генератор требует серьезной доработки. Нечеткая модуляция биоколебаний вызвала беспорядочное наложение эмоций и мыслей Володи на сознание Индра. Фильтруя и очеловечивая информацию лемура, Володя непроизвольно искажал ее, вкладывая в размышления Индра наши, современные понятия…
   – Во всяком случае, открыто новое окно в прошлое Земли, – сказал Трускотт.
   – Устранив погрешности восприятия, мы получим вполне объективную информацию. Родовая память животных… особенно приматов моря, – вспомнил он слова Володи, – еще расскажет нам много интересного.
   Они молча поднялись на верхнюю палубу глубоководной базы. Трускотт ощутил на лице ласковое дыхание северного ветра и подумал, что он такой же теплый и ровный, как и в те времена, когда проносился не над синими океанскими равнинами, а над зелеными лесами Лемурии – родины Индра.