Страница:
Окна ее квартиры осветились. ВАРЯ ходит за занавесками, гремит, стучит чем-то. ПЕТР ушел к себе в кочегарку. АЛЯ смотрит вниз. Зовет кошку. Медленно начала спускаться задом вперед. На последней ступеньке все-таки оступилась, охнула, ахнула, полетела вниз. Но попала в объятья ПЕТРА, который поджидал ее у лестницы.
ПЕТР. Оп-па. Вот так.
АЛЯ.Ой… Вот так… Чуть не шваркнулась…
ПЕТР держит АЛЮ в своих руках, не выпускает, ухмыляется. Помолчали.
Ну-ка, ну-ка, ну-ка ты… Руки, руки сказала! Ишь… (Оттолкнула Петра, быстро пошла на крыльцо, открыла двери своей квартиры. Включила в комнате свет. Походила. Телевизор выключила, занавески поправила. Села на кровать, улыбается).
ПЕТР обошел вокруг дома, заглянул в окошко, в комнату АЛИ. Постучал.
АЛЯ (отдернула занавеску, долго смотрит на ПЕТРА). Чего?
ПЕТР (шепотом). Открой…
АЛЯ (открыла дверь). Ну? Чего надо?
Молчание.
ПЕТР (стоит на пороге, улыбается). Так просто. Поговорим?
АЛЯ. Чего ты зубы-то продаешь?
ПЕТР. Больше продавать нечего. Или уже и нельзя? Мне все бабы говорят, что у меня зубы красивые. Или нет?
АЛЯ. Или нет. Ну и иди к тем бабам, которые твои зубы хвалят. А мне зубы заговаривать нечего…
ПЕТР. Те бабы далеко. А вы – близко…
АЛЯ. Не звали, вроде, тебя?
ПЕТР (смеется). Пустите погреться?
АЛЯ. Ага. Сейчас. Для тебя, для зубатого, расстаралась. Ага, как же. Сейчас пустила. (Стоит, не отрываясь смотрит на ПЕТРА. Не двигается с места).
ПЕТР. Погреться, а?
АЛЯ. Жарко, вроде, а?
ПЕТР. Ну, тогда остудиться, а?
АЛЯ. Ишь, разжарило тебя.
Пауза.
ПЕТР.Какие мы нервные.
АЛЯ. Да я спокойна. Я спокойна, как мертвая лошадь. Вот так. И не боюсь никого. Заходи, чего там? У меня скоро муж с работы придет. Заходи, ну?
Пауза. ПЕТР улыбается, стоит на пороге.
Чего ты испугался? Он еще не скоро придет. Часов в двенадцать.
ПЕТР.Не скоро?
АЛЯ.Не скоро, не скоро. Ну? Боишься, что ли?
ПЕТР.Да я не трусливый. Первый этаж к тому же… (Входит в комнату).
АЛЯ. Ну и что – первый этаж?
ПЕТР. Прыгать, в смысле, невысоко.
АЛЯ. А-а. Ну да. Заходи, заходи. Вот.
Стоят друг против друга, в коридорчике.
ПЕТР (осматривается, улыбается). А что это у вас тут… обои сморщились?
АЛЯ. Это от испуга. Тебя испугались. Ну, заходи, заходи… Гостем будешь. Раз уж пришел, чего с тобой сделаешь – садись. Вот так. Сюда, что ли?
Сели за стол друг против друга. АЛЯ спохватилась, быстро унесла со стола за занавеску две тарелки, пустую бутылку. Смела с белой скатерти крошки. Села, смотрит на ПЕТРА. ПЕТР кашлянул. Полез в карман за папиросами.
ПЕТР. Курить можно?
АЛЯ (завороженно). Курить можно… Кури, что же… (Нашла пепельницу, поставила перед ПЕТРОМ, смотрит на него, не отрываясь).
ПЕТР. У тебя мужик не курит, что ли?
АЛЯ. Не курит, что ли… Почему это?
ПЕТР. Пепельница чистая, новая. И запаха в квартире нету.
АЛЯ. И запаха в квартире нету… Что это на тебе куртка такая интересная? Дермантин, что ли?
ПЕТР. Ну да. Кожа натуральная.
АЛЯ.Ну да. Кожа натуральная?
ПЕТР. Конечно. Что ж я, не могу себе позволить, что ли? Тыщу она стоит. Не пять копеек. А?
АЛЯ. Вот эта вот?
ПЕТР. Вот эта вот.
АЛЯ. Две коровы на себя навздевал. И никакого вида нету. Что ж ты ее дома не держишь, а на работу носишь? Вещь ведь. Порвешь, плакать будешь потом, денег жалеть.
ПЕТР (смеется). Плакать я не умею. Плакать я не буду…
АЛЯ (улыбается). Плакать я не умею… Да птьфу твоя куртка и все. Птьфу, не стоит тыщу, обманываешь. Тьфу.
ПЕТР. Не плюйся.
АЛЯ. А чего?
ПЕТР. Чисто кругом.
Улыбаются друг другу.
АЛЯ. Откуда ж деньги у тебя такие?
ПЕТР. Заработал.
АЛЯ. А где жа такие платют?
ПЕТР. В одной шарашкиной конторе так платят.
АЛЯ. В какой именно это? Интересно?
ПЕТР. Ну… В местах не столь отдаленных.
АЛЯ (помолчала). В местах не столь отдаленных… Сидел?
ПЕТР. Почему это?
АЛЯ. Да что же это я, не вижу, что ли, слепая, что ли?
ПЕТР. Да, вроде, наколок у меня не видно?
АЛЯ. А причем тут наколки? Кто еще в кочегарке в нашей работать станет? Тут только алкаши и алкашки работали и работают всю жизнь. Либо – кто из тюрьмы. Такое место гнилое.
ПЕТР. Место, как место. Работать надо где-то. Кто-то должен ведь и в кочегарке работать. А мне нравится. Тихо, никто не командует.
АЛЯ. А ты свободу любишь? Чтоб тобой не командовали?
ПЕТР. А я свободу люблю. Век свободы не видать! (Тихо смеется).
АЛЯ. Гнилое тут место, гнилое…
ПЕТР. Место, как место.
АЛЯ (улыбается). А где живешь?
ПЕТР.А тут пока и живу.
АЛЯ. А где будешь жить?
ПЕТР. В двенадцать он у тебя приходит?
АЛЯ. В двенадцать. Где будешь, говорю?
ПЕТР. Да найду какую-нибудь девчонку, пристроюсь. Мужик я здоровый, крепкий… Найду какую-нибудь скучающую особу, притулюсь под бок. Что ж, думаешь, не выкручусь? Вы-ыкручусь! Не в таких переделках бывали. Вы-ы-ыживу! Может, у тебя есть на примете какая бабенка свободная? Подскажи тогда…
АЛЯ. Что ж у тебя рубашка-то, как у деда какого – в горошек?
ПЕТР. А какую надо?
АЛЯ. Эта – не модная.
ПЕТР. Мода для урода. (Поет, стучит пальцами по столу). "Постой, паровоз, не стучите колеса!… Пока еще не поздно нам сделать остановку! Кондуктор нажми на тормоза! Ча-ча-ца!!!…"
АЛЯ. Чего ты меня дразнишь?
ПЕТР.Я тебя не дразню.
АЛЯ. Я ж кондуктором работаю.
ПЕТР.Вот оно что! В точку попал. "Кондуктор нажми на тормоза…"
АЛЯ. Песня зэковская. Как зэк – так обязательно такую песню поет. А я думала только в кино. В "Джентельменах удачи"… Видел?
ПЕТР.Видел, видел…
АЛЯ. А что это ты в сапогах ходишь? На дворе лето, а ты – в сапогах. Денег нету, что ли, чтобы ботинки купить? Почему в сапогах?
ПЕТР. А-а… Нам татарам – все равно, что повидло, что…
АЛЯ.Ты – татарин?!
ПЕТР. А что – похож?
АЛЯ. Да не похож. А говоришь: "Нам татарам…"
ПЕТР. Присказка такая.
АЛЯ (смеется). А-а. Ты не вздумай при ней, при Еве Браун, такое сказать, не вздумай…
ПЕТР. А это кто такая?
АЛЯ. Вон та… (Показала пальцем на потолок). При Варьке-то, не скажи так, смотри…
ПЕТР. Почему Ева Браун?
АЛЯ. Сама себя она так называет. (Смеется). При ней, при ней не скажи, что вам, татарам, все равно… Загрызет сразу. Татар ненавидит до смерти! Смотри! (Вдруг дико закричала, схватилась рукой за сердце).
ПЕТР. Ты чего?
АЛЯ. Да кошка эта ходит, пугает. Ходит меж ног и ходит… Голодная она, что ли…
ПЕТР негромко смеется. Смотрят друг на друга. Идет поезд, грохочут на стыках рельс колеса.
АЛЯ. У тебя там… котлы не взорвутся?
ПЕТР.А?
АЛЯ. Котлы в кочегарке не лопнут?
ПЕТР. С чего вдруг?
АЛЯ. Так просто. Без присмотра. Возьмут и взорвутся. Тебя возьмут и снова посадят.
Пауза.
За что сидел-то?
ПЕТР. За убийство.
АЛЯ.За убийство? За убийство расстреливают. Обманываешь меня, поди. Украл кошелек, ага? Украл?
ПЕТР (улыбается). За убийство говорю.
АЛЯ. А кого же ты убил?
ПЕТР. А кого же мне убивать, как не свою жену? Жену и убил. У попа была собака, он ее любил. А потом убил. И похоронил. И на камне написал…
АЛЯ. За что же ты ее убил?
ПЕТР. Не нравилась она мне… (Смеется). С самого начала не нравилась. Понимаешь?
АЛЯ (как эхо). Понимаешь…
ПЕТР. А ей не нравилось, как я смеюсь… А я смеяться очень люблю. Я веселый. Начну смеяться, а она визжит… (Смеется). Ненормальная была, видно, как ты считаешь?
АЛЯ. Как ты считаешь…
Все смотрит и смотрит, как завороженная, на ПЕТРА. Тот затушил папиросу, пересел на стул поближе к АЛЕ.
ПЕТР(приобнял АЛЮ, шепотом). Слушай, слушай, девица красная-распрекрасная… Слушай… Слушай, что я тебе скажу, слушай…
АЛЯ (сжалась, испуганно). Не подсаживайся! А ну, отодвинься, давай, от меня! Чего ты?! Ну?! Отстань, сказала! Придет сейчас!
ПЕТР. Да не съем, не съем тебя… Нужна ты… Слушай, будь другом, а?
АЛЯ. Чего, чего, чего? Киса, киса, киса, взять его! Фас, фас, взять его! (Пятится к двери). Чего смотришь так, чего надо, ну?! Я вот сейчас крикну, закричу, заору, людей позову, тут все быстро выбегут, поддадут тебе, ну-ка, ну-ка, давай отсюда…
ПЕТР (шепотом). Да тихо, тихо ты… Слушай, подруга. Ты вот балабонишь без конца не по делу, а про главное мы с тобой и ни слова…
АЛЯ. Да про какое главное, какое, чего, чего тебе надо?!
ПЕТР. Вот взяла бы ты да и накормила бы меня, а?
Пауза. АЛЯ смотрит на ПЕТРА.
АЛЯ. Чего? Чего? Чего?
ПЕТР (шепотом). У тебя тут так домашним пахнет, а я жрать хочу, помираю… Сто лет домашней пищи не ел, а? Ну, что тебе, жалко, что ли? Что молчишь? Я говорю: дайте попить, а то так жрать охота, что даже ночевать негде..
Молчание. АЛЯ, не отрываясь, смотрит на ПЕТРА. Быстро побежала по комнате, открыла холодильник. Загремела кастрюлями, сковородками. Ставит что-то на стол.
АЛЯ. Что ж ты раньше не сказал? Голодный год, что ли? Жалко, что ли? Ешь, сколько хочешь… Попросил бы да и все… Мне ведь не жалко, ты что? Ешь, ешь, давай, ешь, ну? На, на, на…
ПЕТР быстро ест. АЛЯ с ужасом почему-то смотрит на него. Села. Оперлась рукой на стол.
(Шепчет, чуть не плача). Ешь, Эдик, ешь..
ПЕТР. Какой Эдик?
АЛЯ. Ты, ты – Эдик…
ПЕТР. Мужика твоего Эдиком зовут, что ли. (Ест). Спутала?
АЛЯ. Тебя Эдиком зовут… Зашпионился совсем.
ПЕТР. Всю жизнь Петей звали.
АЛЯ. Петей?
ПЕТР.Петей.
АЛЯ.А Любка мне сказала… Ну, что ходила к тебе – что тебя, сказала – Эдиком зовут. Наврала она, что ли?
ПЕТР. Кто ходил ко мне?
АЛЯ (улыбается). Любка. Толсторожая такая. Во-он в том доме живет. Говорит, мыться ходила в кочегарку, к Эдику, в душ ходила…
ПЕТР. Ко мне? Любка? Эдиком назвала? Меня? (Ест, кашляет, раскачиваясь на стуле. Хохочет, в руке у него вилка. Машет вилкой в воздухе, хохочет). Да не-е-ет… Да не-е-ет… Да не-е-ет…
АЛЯ (попятилась к двери). Не смейся…
ПЕТР (хохочет во всю глотку). Нет, нет!
АЛЯ. Не смейся… Не смейся… Не смейся…
ПЕТР (кадык у него на горле шевелится, белые зубы ПЕТР показывает, хохочет). А чего? Чего случилось? Что такое, а? Что такое?
АЛЯ (встала у порога, испуганным шепотом). Не надо… Не надо… Не надо… Не смейся!!! Не смейся!!! Страшно!!! Страшно!!!
Темнота.
Вторая картина.
Второе действие.
Третья картина.
ПЕТР. Оп-па. Вот так.
АЛЯ.Ой… Вот так… Чуть не шваркнулась…
ПЕТР держит АЛЮ в своих руках, не выпускает, ухмыляется. Помолчали.
Ну-ка, ну-ка, ну-ка ты… Руки, руки сказала! Ишь… (Оттолкнула Петра, быстро пошла на крыльцо, открыла двери своей квартиры. Включила в комнате свет. Походила. Телевизор выключила, занавески поправила. Села на кровать, улыбается).
ПЕТР обошел вокруг дома, заглянул в окошко, в комнату АЛИ. Постучал.
АЛЯ (отдернула занавеску, долго смотрит на ПЕТРА). Чего?
ПЕТР (шепотом). Открой…
АЛЯ (открыла дверь). Ну? Чего надо?
Молчание.
ПЕТР (стоит на пороге, улыбается). Так просто. Поговорим?
АЛЯ. Чего ты зубы-то продаешь?
ПЕТР. Больше продавать нечего. Или уже и нельзя? Мне все бабы говорят, что у меня зубы красивые. Или нет?
АЛЯ. Или нет. Ну и иди к тем бабам, которые твои зубы хвалят. А мне зубы заговаривать нечего…
ПЕТР. Те бабы далеко. А вы – близко…
АЛЯ. Не звали, вроде, тебя?
ПЕТР (смеется). Пустите погреться?
АЛЯ. Ага. Сейчас. Для тебя, для зубатого, расстаралась. Ага, как же. Сейчас пустила. (Стоит, не отрываясь смотрит на ПЕТРА. Не двигается с места).
ПЕТР. Погреться, а?
АЛЯ. Жарко, вроде, а?
ПЕТР. Ну, тогда остудиться, а?
АЛЯ. Ишь, разжарило тебя.
Пауза.
ПЕТР.Какие мы нервные.
АЛЯ. Да я спокойна. Я спокойна, как мертвая лошадь. Вот так. И не боюсь никого. Заходи, чего там? У меня скоро муж с работы придет. Заходи, ну?
Пауза. ПЕТР улыбается, стоит на пороге.
Чего ты испугался? Он еще не скоро придет. Часов в двенадцать.
ПЕТР.Не скоро?
АЛЯ.Не скоро, не скоро. Ну? Боишься, что ли?
ПЕТР.Да я не трусливый. Первый этаж к тому же… (Входит в комнату).
АЛЯ. Ну и что – первый этаж?
ПЕТР. Прыгать, в смысле, невысоко.
АЛЯ. А-а. Ну да. Заходи, заходи. Вот.
Стоят друг против друга, в коридорчике.
ПЕТР (осматривается, улыбается). А что это у вас тут… обои сморщились?
АЛЯ. Это от испуга. Тебя испугались. Ну, заходи, заходи… Гостем будешь. Раз уж пришел, чего с тобой сделаешь – садись. Вот так. Сюда, что ли?
Сели за стол друг против друга. АЛЯ спохватилась, быстро унесла со стола за занавеску две тарелки, пустую бутылку. Смела с белой скатерти крошки. Села, смотрит на ПЕТРА. ПЕТР кашлянул. Полез в карман за папиросами.
ПЕТР. Курить можно?
АЛЯ (завороженно). Курить можно… Кури, что же… (Нашла пепельницу, поставила перед ПЕТРОМ, смотрит на него, не отрываясь).
ПЕТР. У тебя мужик не курит, что ли?
АЛЯ. Не курит, что ли… Почему это?
ПЕТР. Пепельница чистая, новая. И запаха в квартире нету.
АЛЯ. И запаха в квартире нету… Что это на тебе куртка такая интересная? Дермантин, что ли?
ПЕТР. Ну да. Кожа натуральная.
АЛЯ.Ну да. Кожа натуральная?
ПЕТР. Конечно. Что ж я, не могу себе позволить, что ли? Тыщу она стоит. Не пять копеек. А?
АЛЯ. Вот эта вот?
ПЕТР. Вот эта вот.
АЛЯ. Две коровы на себя навздевал. И никакого вида нету. Что ж ты ее дома не держишь, а на работу носишь? Вещь ведь. Порвешь, плакать будешь потом, денег жалеть.
ПЕТР (смеется). Плакать я не умею. Плакать я не буду…
АЛЯ (улыбается). Плакать я не умею… Да птьфу твоя куртка и все. Птьфу, не стоит тыщу, обманываешь. Тьфу.
ПЕТР. Не плюйся.
АЛЯ. А чего?
ПЕТР. Чисто кругом.
Улыбаются друг другу.
АЛЯ. Откуда ж деньги у тебя такие?
ПЕТР. Заработал.
АЛЯ. А где жа такие платют?
ПЕТР. В одной шарашкиной конторе так платят.
АЛЯ. В какой именно это? Интересно?
ПЕТР. Ну… В местах не столь отдаленных.
АЛЯ (помолчала). В местах не столь отдаленных… Сидел?
ПЕТР. Почему это?
АЛЯ. Да что же это я, не вижу, что ли, слепая, что ли?
ПЕТР. Да, вроде, наколок у меня не видно?
АЛЯ. А причем тут наколки? Кто еще в кочегарке в нашей работать станет? Тут только алкаши и алкашки работали и работают всю жизнь. Либо – кто из тюрьмы. Такое место гнилое.
ПЕТР. Место, как место. Работать надо где-то. Кто-то должен ведь и в кочегарке работать. А мне нравится. Тихо, никто не командует.
АЛЯ. А ты свободу любишь? Чтоб тобой не командовали?
ПЕТР. А я свободу люблю. Век свободы не видать! (Тихо смеется).
АЛЯ. Гнилое тут место, гнилое…
ПЕТР. Место, как место.
АЛЯ (улыбается). А где живешь?
ПЕТР.А тут пока и живу.
АЛЯ. А где будешь жить?
ПЕТР. В двенадцать он у тебя приходит?
АЛЯ. В двенадцать. Где будешь, говорю?
ПЕТР. Да найду какую-нибудь девчонку, пристроюсь. Мужик я здоровый, крепкий… Найду какую-нибудь скучающую особу, притулюсь под бок. Что ж, думаешь, не выкручусь? Вы-ыкручусь! Не в таких переделках бывали. Вы-ы-ыживу! Может, у тебя есть на примете какая бабенка свободная? Подскажи тогда…
АЛЯ. Что ж у тебя рубашка-то, как у деда какого – в горошек?
ПЕТР. А какую надо?
АЛЯ. Эта – не модная.
ПЕТР. Мода для урода. (Поет, стучит пальцами по столу). "Постой, паровоз, не стучите колеса!… Пока еще не поздно нам сделать остановку! Кондуктор нажми на тормоза! Ча-ча-ца!!!…"
АЛЯ. Чего ты меня дразнишь?
ПЕТР.Я тебя не дразню.
АЛЯ. Я ж кондуктором работаю.
ПЕТР.Вот оно что! В точку попал. "Кондуктор нажми на тормоза…"
АЛЯ. Песня зэковская. Как зэк – так обязательно такую песню поет. А я думала только в кино. В "Джентельменах удачи"… Видел?
ПЕТР.Видел, видел…
АЛЯ. А что это ты в сапогах ходишь? На дворе лето, а ты – в сапогах. Денег нету, что ли, чтобы ботинки купить? Почему в сапогах?
ПЕТР. А-а… Нам татарам – все равно, что повидло, что…
АЛЯ.Ты – татарин?!
ПЕТР. А что – похож?
АЛЯ. Да не похож. А говоришь: "Нам татарам…"
ПЕТР. Присказка такая.
АЛЯ (смеется). А-а. Ты не вздумай при ней, при Еве Браун, такое сказать, не вздумай…
ПЕТР. А это кто такая?
АЛЯ. Вон та… (Показала пальцем на потолок). При Варьке-то, не скажи так, смотри…
ПЕТР. Почему Ева Браун?
АЛЯ. Сама себя она так называет. (Смеется). При ней, при ней не скажи, что вам, татарам, все равно… Загрызет сразу. Татар ненавидит до смерти! Смотри! (Вдруг дико закричала, схватилась рукой за сердце).
ПЕТР. Ты чего?
АЛЯ. Да кошка эта ходит, пугает. Ходит меж ног и ходит… Голодная она, что ли…
ПЕТР негромко смеется. Смотрят друг на друга. Идет поезд, грохочут на стыках рельс колеса.
АЛЯ. У тебя там… котлы не взорвутся?
ПЕТР.А?
АЛЯ. Котлы в кочегарке не лопнут?
ПЕТР. С чего вдруг?
АЛЯ. Так просто. Без присмотра. Возьмут и взорвутся. Тебя возьмут и снова посадят.
Пауза.
За что сидел-то?
ПЕТР. За убийство.
АЛЯ.За убийство? За убийство расстреливают. Обманываешь меня, поди. Украл кошелек, ага? Украл?
ПЕТР (улыбается). За убийство говорю.
АЛЯ. А кого же ты убил?
ПЕТР. А кого же мне убивать, как не свою жену? Жену и убил. У попа была собака, он ее любил. А потом убил. И похоронил. И на камне написал…
АЛЯ. За что же ты ее убил?
ПЕТР. Не нравилась она мне… (Смеется). С самого начала не нравилась. Понимаешь?
АЛЯ (как эхо). Понимаешь…
ПЕТР. А ей не нравилось, как я смеюсь… А я смеяться очень люблю. Я веселый. Начну смеяться, а она визжит… (Смеется). Ненормальная была, видно, как ты считаешь?
АЛЯ. Как ты считаешь…
Все смотрит и смотрит, как завороженная, на ПЕТРА. Тот затушил папиросу, пересел на стул поближе к АЛЕ.
ПЕТР(приобнял АЛЮ, шепотом). Слушай, слушай, девица красная-распрекрасная… Слушай… Слушай, что я тебе скажу, слушай…
АЛЯ (сжалась, испуганно). Не подсаживайся! А ну, отодвинься, давай, от меня! Чего ты?! Ну?! Отстань, сказала! Придет сейчас!
ПЕТР. Да не съем, не съем тебя… Нужна ты… Слушай, будь другом, а?
АЛЯ. Чего, чего, чего? Киса, киса, киса, взять его! Фас, фас, взять его! (Пятится к двери). Чего смотришь так, чего надо, ну?! Я вот сейчас крикну, закричу, заору, людей позову, тут все быстро выбегут, поддадут тебе, ну-ка, ну-ка, давай отсюда…
ПЕТР (шепотом). Да тихо, тихо ты… Слушай, подруга. Ты вот балабонишь без конца не по делу, а про главное мы с тобой и ни слова…
АЛЯ. Да про какое главное, какое, чего, чего тебе надо?!
ПЕТР. Вот взяла бы ты да и накормила бы меня, а?
Пауза. АЛЯ смотрит на ПЕТРА.
АЛЯ. Чего? Чего? Чего?
ПЕТР (шепотом). У тебя тут так домашним пахнет, а я жрать хочу, помираю… Сто лет домашней пищи не ел, а? Ну, что тебе, жалко, что ли? Что молчишь? Я говорю: дайте попить, а то так жрать охота, что даже ночевать негде..
Молчание. АЛЯ, не отрываясь, смотрит на ПЕТРА. Быстро побежала по комнате, открыла холодильник. Загремела кастрюлями, сковородками. Ставит что-то на стол.
АЛЯ. Что ж ты раньше не сказал? Голодный год, что ли? Жалко, что ли? Ешь, сколько хочешь… Попросил бы да и все… Мне ведь не жалко, ты что? Ешь, ешь, давай, ешь, ну? На, на, на…
ПЕТР быстро ест. АЛЯ с ужасом почему-то смотрит на него. Села. Оперлась рукой на стол.
(Шепчет, чуть не плача). Ешь, Эдик, ешь..
ПЕТР. Какой Эдик?
АЛЯ. Ты, ты – Эдик…
ПЕТР. Мужика твоего Эдиком зовут, что ли. (Ест). Спутала?
АЛЯ. Тебя Эдиком зовут… Зашпионился совсем.
ПЕТР. Всю жизнь Петей звали.
АЛЯ. Петей?
ПЕТР.Петей.
АЛЯ.А Любка мне сказала… Ну, что ходила к тебе – что тебя, сказала – Эдиком зовут. Наврала она, что ли?
ПЕТР. Кто ходил ко мне?
АЛЯ (улыбается). Любка. Толсторожая такая. Во-он в том доме живет. Говорит, мыться ходила в кочегарку, к Эдику, в душ ходила…
ПЕТР. Ко мне? Любка? Эдиком назвала? Меня? (Ест, кашляет, раскачиваясь на стуле. Хохочет, в руке у него вилка. Машет вилкой в воздухе, хохочет). Да не-е-ет… Да не-е-ет… Да не-е-ет…
АЛЯ (попятилась к двери). Не смейся…
ПЕТР (хохочет во всю глотку). Нет, нет!
АЛЯ. Не смейся… Не смейся… Не смейся…
ПЕТР (кадык у него на горле шевелится, белые зубы ПЕТР показывает, хохочет). А чего? Чего случилось? Что такое, а? Что такое?
АЛЯ (встала у порога, испуганным шепотом). Не надо… Не надо… Не надо… Не смейся!!! Не смейся!!! Страшно!!! Страшно!!!
Темнота.
Вторая картина.
Идет поезд, гремит в ночи.
В комнате АЛИ темно. АЛЯ сидит в ногах ПЕТРА, а ПЕТР лежит на кровати под одеялом, курит папиросу и огонек ее летает в темноте.
АЛЯ.…А я такой фургон каждый раз произвожу всегда. Вот, приезжает мой сто одиннадцатый на остановку в центр. Заходят все, народу набьется куча. Мое место никто никогда не занимает. Я его ковриком накрыла, аккуратно так сделала… Ну, заходят все. Кому – за пять копеек, кому за двадцать пять – ну, до самого аэропорта. Люблю я свою работу. Очень-очень. (Смеется). Ну, все вошли, я сразу же говорю, когда двери закроются… (Начинает говорить громко и неестественно). "О-сы-та-нов-ка ули-ца Ка-ры-ла Ли-бы-кы-хи-ни-та! Сы-ле-ду-ющш-ча-я-а-а а-сы-та-ноф-ка-а сбе-ры-кассс-са!!!" А потом уже начинаю объявлять: "Уважаемые товарищи пассажиры! Помните, что чисто не там, где метут, а там, где не сорят! Не бросайте скорлупу от семечек и фантики от дефицитных конфет на пол где попало! А возьмите их с собой по возможности в карман и выбросьте потом по вашей возможности в урну на улице! Бывает заяц белый, бывает заяц серый, а ты какого цвета, товарищ без билета?!" (Смеется). Все прямо челюсти открывают, так на меня смотрят, когда я говорю. Прям как на ненормальную. У нас ведь все ненавистные, все ведь привыкли – гав-гав! – а я вдруг к ним с таким уважением – ля-ля! У меня в салоне чисто. Да, чисто! У нас ведь везде как? Никто ведь ни за холодную воду, никто ведь нигде не работает и работать не хочет. А я всю себя, всю полностью на работе отдаю, все сердце! Вот как по телевизору просят: "Товарищи, отдавайте работе все сердце!" – я вот так: отдаю прямо всем, не жалею. Хоть памятник мне ставь – так я честно и правильно работаю…
Пауза.
Я и шапочку себе, как у стюардессы, сшила, из меха серого такого. Пальто у меня синее, на работе мне выдали. И цветочек на пальто приколю, губнушкой себя намажу – красота! Как продавщица прямо! Зимой у меня в салоне чисто, тепло. Но главный фургон – это когда мы подъезжаем! Вот, вижу, что скоро конец пути, я и начинаю, начинаю: "Уважаемые товарищи пассажиры! Наш автобус прибыл в пункт назначения и приписки – Аы-ра-ы-по-ры-ты! Всем встречающим – удачных встреч и деловых контактов, всем взлетающим – мягкой посадки, всем провожающим – хорошего настроения на многие годы! Улыбайтесь друг другу, товарищи, улыбайтесь! Доброта и улыбки присущи людям!" (Смеется). По ночам вот тут, на кровати лежала, сочиняла все это. Потом еще по книжкам, по газетам, по телевизору. Знаешь, на меня все, как на дуру смотрят. Я ведь не в микрофон, а так прямо говорю. Ну, мне бы микрофон дали, я бы так сказала, еще бы и не так! Кто-то, бывает, подойдет, скажет: "Молодец ты, девка, как артистка какая выступаешь! Всем, говорит, хорошо от твоих слов, всем хорошее сделала: никого ни почернила, ни побелила!" А это правда. Но я на это ничего не говорю, а так только серьезно отвечаю им: "Осовободите, освободите салон, товарищи, не задерживайте маршрутное движение!" Ну, вроде как, строгость на себя напускаю… (Смеется). Ты не спишь?
ПЕТР (курит). Нет.
АЛЯ. Не надоело тебе?
ПЕТР. Нет. Мужик твой скоро придет?
АЛЯ (помолчала). Господи… Я думаю: чего он не спит, мою болтовню слушает… А он за мужика моего беспокоится… Я думала: ты за кочегарку беспокоишься, а ты вон за что переживаешь… А он за мужика за моего, выходит…
Пауза.
Нету никого. Какой мужик. Откуда ему взяться. От сырости, что ли. Спи…
Где-то играет ночная музыка, крутятся пластинки. Снова мимо окон проходит поезд…
ПЕТР.Как тебя зовут?
АЛЯ (смеется). Ну вот… Хорошо, хоть спохватился. А то так бы и ушел, не спрося… С кем спал – имени не знаю, да? Алевтина я. Аля.
ПЕТР.С кем живешь, Алевтина?
АЛЯ. С кем, с кем… С открытой форточкой. С кошкой вон…
ПЕТР.С коллегами по работе спишь, небось?
АЛЯ. С кем это?
ПЕТР.С шоферами автобусными…
АЛЯ (вздохнула). Про такое не спрашивают. Про то я одна знаю, да ночка темная. Так люди говорят, понял? Ну, да раз уж спросил – скажу. Бывает. Что же делать-то? Я живая. И они тоже. Один Бог святой. А любить – одного только я любила. Правда, не было у нас с ним ничего…
ПЕТР. Кто ж такой?
АЛЯ. Был тут один… Молодой, красивый парень. Давно это было. Он учителем в школе работал, в той школе, возле завода которая. А жил тут, недалеко. Потом – повесился.
ПЕТР. Как повесился?
АЛЯ. Вот так. Повесился. Не знаю, почему. Никто не знает. Вот тут, возле нашего дома… Его все дразнили вокруг. Вроде – учитель, шишка, интеллигенция у нас считается, а его – никто не уважал никогда. Кому не лень – все ему вслед кричали: "Леня-Лида! Леня-Лида пошел!…"
ПЕТР. Это что ж, звали его так?
АЛЯ. Да звали-то его Сашей. Александром. А дразнили – так. (Молчит очень долго). А потом – повесился.
Пауза.
Я вот прочитала в газете, что женщин у нас в стране на три процента больше, чем мужиков. Мало, вроде, три процента, правда? А посчитать – так это, оказывается – чуть ли не шестнадцать миллионов баб. Представляешь? Это значит – шестнадцать городов по миллиону жителей каждый и весь миллион в городе жителей – бабы. Одни бабы. Сплошняком. И в магазине – бабы. И в автобусе – бабы, на улице – бабы, везде, везде, они только одни и ни одного нормального, человеческого лица! В смысле – ни одного мужика.
Пауза.
Вот у нас город такой. Одни бабы. И все одинокие. Вот у меня все до единой подружки – не замужем. И что за напасть такая – не понимаю. Совсем мало мужиков. Я вот тоже, как все, давай поначалу, когда время к тридцати подходить стало, давай в газеты писать… Ну, знакомиться. Толку-то? Станция Березай – кому надо и не надо вылезай… Плюнула потом. Одной, вроде бы, и легче…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ (обняла ПЕТРА). А ты что, ревнуешь, что ли? Его нет на белом свете, да и косточки его давно сгнили… У меня с ним не было ничего. Так, по-детскому любовь была…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ. Потом расскажу тебе, потом… Если будешь ходить. Будешь?
ПЕТР. Буду.
АЛЯ. Тебе бабы говорили, что у тебя волосы красивые?
ПЕТР.Говорили…
АЛЯ. Пышные какие… Как из парикмахерской ты будто только что… А про глаза говорили?
ПЕТР. Говорили…
АЛЯ. Прям не глаза, а камешки будто светящиеся. Даже в темноте их видно… А про руки не говорили?
Пауза.
Петенька, какой же ты красивый… Повезло мне, дуре, повезло… Жалко, время быстро идет, жалко…
ПЕТР. Что – жалко?
АЛЯ. Все проходит быстро. Все быстро заканчивается. Или ты это не понял еще? Всегда так в жизни… (Целует ПЕТРА. Встала, накинула халат, вытерла слезы).
ПЕТР. Куда ты?
АЛЯ. Спать не могу. Музыка играет… Слышишь? Пойду к тебе, возьму у тебя там горячей воды, рубашку тебе постираю, ага?
ПЕТР. Не надо…
АЛЯ. Ничего, ничего… Я маленькую такую постирушку сделаю, к утру все уже высохнет… А ты поспи, поспи, миленький, отдохни… (Села на кровать, снова поцеловала ПЕТРА). Красивый ты… Что молчишь? Варька, знаешь, как тебя зовет? Ты, видно, понравился ей сильно. Говорит на тебя: "Манекен"…
ПЕТР. Как?
АЛЯ. Манекен. Говорит, ты на татарина похож… (Смеется). Злится на тебя… Ну? Расскажи про себя? Расскажи, что ли?
ПЕТР. Неохота…
АЛЯ. Тихо, тихо… Кто-то идет, тихо…
Открылась дверь на втором этаже. По лестнице спускается ВАРВАРА. Она в халате. В руках ВАРВАРЫ железный совок. Прильнула ВАРЯ ухом к двери АЛЕВТИНЫ. Принялась бить окна. Звенит стекло.
ВАРЯ (рыдает, кричит, что есть силы). А-а-а-а! Татары!!! Сволочи!!! Ах вы, сволочи!! Я вам обоим морды пошкарябаю!!! Обоим, сволочи!!! Я вам тут не позволю!!! У-у-у! А-а-а! Не позволю!!! Не позволю!!! Кишечники подлючие!!! А-а-а-а-!!! Не позволю-у-у-у-!!!
Разбила АЛЕВТИНЕ окна. Рыдает. Пошла, села на клумбу. Грязными руками растирает слезы. Кричит что-то.
Ничего не слышно, потому что снова идет поезд, гремит, заглушает ее слова.
Проходит поезд.
Плачет Варя. Где-то играет музыка.
Темнота.
Занавес.
Конец первого действия.
В комнате АЛИ темно. АЛЯ сидит в ногах ПЕТРА, а ПЕТР лежит на кровати под одеялом, курит папиросу и огонек ее летает в темноте.
АЛЯ.…А я такой фургон каждый раз произвожу всегда. Вот, приезжает мой сто одиннадцатый на остановку в центр. Заходят все, народу набьется куча. Мое место никто никогда не занимает. Я его ковриком накрыла, аккуратно так сделала… Ну, заходят все. Кому – за пять копеек, кому за двадцать пять – ну, до самого аэропорта. Люблю я свою работу. Очень-очень. (Смеется). Ну, все вошли, я сразу же говорю, когда двери закроются… (Начинает говорить громко и неестественно). "О-сы-та-нов-ка ули-ца Ка-ры-ла Ли-бы-кы-хи-ни-та! Сы-ле-ду-ющш-ча-я-а-а а-сы-та-ноф-ка-а сбе-ры-кассс-са!!!" А потом уже начинаю объявлять: "Уважаемые товарищи пассажиры! Помните, что чисто не там, где метут, а там, где не сорят! Не бросайте скорлупу от семечек и фантики от дефицитных конфет на пол где попало! А возьмите их с собой по возможности в карман и выбросьте потом по вашей возможности в урну на улице! Бывает заяц белый, бывает заяц серый, а ты какого цвета, товарищ без билета?!" (Смеется). Все прямо челюсти открывают, так на меня смотрят, когда я говорю. Прям как на ненормальную. У нас ведь все ненавистные, все ведь привыкли – гав-гав! – а я вдруг к ним с таким уважением – ля-ля! У меня в салоне чисто. Да, чисто! У нас ведь везде как? Никто ведь ни за холодную воду, никто ведь нигде не работает и работать не хочет. А я всю себя, всю полностью на работе отдаю, все сердце! Вот как по телевизору просят: "Товарищи, отдавайте работе все сердце!" – я вот так: отдаю прямо всем, не жалею. Хоть памятник мне ставь – так я честно и правильно работаю…
Пауза.
Я и шапочку себе, как у стюардессы, сшила, из меха серого такого. Пальто у меня синее, на работе мне выдали. И цветочек на пальто приколю, губнушкой себя намажу – красота! Как продавщица прямо! Зимой у меня в салоне чисто, тепло. Но главный фургон – это когда мы подъезжаем! Вот, вижу, что скоро конец пути, я и начинаю, начинаю: "Уважаемые товарищи пассажиры! Наш автобус прибыл в пункт назначения и приписки – Аы-ра-ы-по-ры-ты! Всем встречающим – удачных встреч и деловых контактов, всем взлетающим – мягкой посадки, всем провожающим – хорошего настроения на многие годы! Улыбайтесь друг другу, товарищи, улыбайтесь! Доброта и улыбки присущи людям!" (Смеется). По ночам вот тут, на кровати лежала, сочиняла все это. Потом еще по книжкам, по газетам, по телевизору. Знаешь, на меня все, как на дуру смотрят. Я ведь не в микрофон, а так прямо говорю. Ну, мне бы микрофон дали, я бы так сказала, еще бы и не так! Кто-то, бывает, подойдет, скажет: "Молодец ты, девка, как артистка какая выступаешь! Всем, говорит, хорошо от твоих слов, всем хорошее сделала: никого ни почернила, ни побелила!" А это правда. Но я на это ничего не говорю, а так только серьезно отвечаю им: "Осовободите, освободите салон, товарищи, не задерживайте маршрутное движение!" Ну, вроде как, строгость на себя напускаю… (Смеется). Ты не спишь?
ПЕТР (курит). Нет.
АЛЯ. Не надоело тебе?
ПЕТР. Нет. Мужик твой скоро придет?
АЛЯ (помолчала). Господи… Я думаю: чего он не спит, мою болтовню слушает… А он за мужика моего беспокоится… Я думала: ты за кочегарку беспокоишься, а ты вон за что переживаешь… А он за мужика за моего, выходит…
Пауза.
Нету никого. Какой мужик. Откуда ему взяться. От сырости, что ли. Спи…
Где-то играет ночная музыка, крутятся пластинки. Снова мимо окон проходит поезд…
ПЕТР.Как тебя зовут?
АЛЯ (смеется). Ну вот… Хорошо, хоть спохватился. А то так бы и ушел, не спрося… С кем спал – имени не знаю, да? Алевтина я. Аля.
ПЕТР.С кем живешь, Алевтина?
АЛЯ. С кем, с кем… С открытой форточкой. С кошкой вон…
ПЕТР.С коллегами по работе спишь, небось?
АЛЯ. С кем это?
ПЕТР.С шоферами автобусными…
АЛЯ (вздохнула). Про такое не спрашивают. Про то я одна знаю, да ночка темная. Так люди говорят, понял? Ну, да раз уж спросил – скажу. Бывает. Что же делать-то? Я живая. И они тоже. Один Бог святой. А любить – одного только я любила. Правда, не было у нас с ним ничего…
ПЕТР. Кто ж такой?
АЛЯ. Был тут один… Молодой, красивый парень. Давно это было. Он учителем в школе работал, в той школе, возле завода которая. А жил тут, недалеко. Потом – повесился.
ПЕТР. Как повесился?
АЛЯ. Вот так. Повесился. Не знаю, почему. Никто не знает. Вот тут, возле нашего дома… Его все дразнили вокруг. Вроде – учитель, шишка, интеллигенция у нас считается, а его – никто не уважал никогда. Кому не лень – все ему вслед кричали: "Леня-Лида! Леня-Лида пошел!…"
ПЕТР. Это что ж, звали его так?
АЛЯ. Да звали-то его Сашей. Александром. А дразнили – так. (Молчит очень долго). А потом – повесился.
Пауза.
Я вот прочитала в газете, что женщин у нас в стране на три процента больше, чем мужиков. Мало, вроде, три процента, правда? А посчитать – так это, оказывается – чуть ли не шестнадцать миллионов баб. Представляешь? Это значит – шестнадцать городов по миллиону жителей каждый и весь миллион в городе жителей – бабы. Одни бабы. Сплошняком. И в магазине – бабы. И в автобусе – бабы, на улице – бабы, везде, везде, они только одни и ни одного нормального, человеческого лица! В смысле – ни одного мужика.
Пауза.
Вот у нас город такой. Одни бабы. И все одинокие. Вот у меня все до единой подружки – не замужем. И что за напасть такая – не понимаю. Совсем мало мужиков. Я вот тоже, как все, давай поначалу, когда время к тридцати подходить стало, давай в газеты писать… Ну, знакомиться. Толку-то? Станция Березай – кому надо и не надо вылезай… Плюнула потом. Одной, вроде бы, и легче…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ (обняла ПЕТРА). А ты что, ревнуешь, что ли? Его нет на белом свете, да и косточки его давно сгнили… У меня с ним не было ничего. Так, по-детскому любовь была…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ. Потом расскажу тебе, потом… Если будешь ходить. Будешь?
ПЕТР. Буду.
АЛЯ. Тебе бабы говорили, что у тебя волосы красивые?
ПЕТР.Говорили…
АЛЯ. Пышные какие… Как из парикмахерской ты будто только что… А про глаза говорили?
ПЕТР. Говорили…
АЛЯ. Прям не глаза, а камешки будто светящиеся. Даже в темноте их видно… А про руки не говорили?
Пауза.
Петенька, какой же ты красивый… Повезло мне, дуре, повезло… Жалко, время быстро идет, жалко…
ПЕТР. Что – жалко?
АЛЯ. Все проходит быстро. Все быстро заканчивается. Или ты это не понял еще? Всегда так в жизни… (Целует ПЕТРА. Встала, накинула халат, вытерла слезы).
ПЕТР. Куда ты?
АЛЯ. Спать не могу. Музыка играет… Слышишь? Пойду к тебе, возьму у тебя там горячей воды, рубашку тебе постираю, ага?
ПЕТР. Не надо…
АЛЯ. Ничего, ничего… Я маленькую такую постирушку сделаю, к утру все уже высохнет… А ты поспи, поспи, миленький, отдохни… (Села на кровать, снова поцеловала ПЕТРА). Красивый ты… Что молчишь? Варька, знаешь, как тебя зовет? Ты, видно, понравился ей сильно. Говорит на тебя: "Манекен"…
ПЕТР. Как?
АЛЯ. Манекен. Говорит, ты на татарина похож… (Смеется). Злится на тебя… Ну? Расскажи про себя? Расскажи, что ли?
ПЕТР. Неохота…
АЛЯ. Тихо, тихо… Кто-то идет, тихо…
Открылась дверь на втором этаже. По лестнице спускается ВАРВАРА. Она в халате. В руках ВАРВАРЫ железный совок. Прильнула ВАРЯ ухом к двери АЛЕВТИНЫ. Принялась бить окна. Звенит стекло.
ВАРЯ (рыдает, кричит, что есть силы). А-а-а-а! Татары!!! Сволочи!!! Ах вы, сволочи!! Я вам обоим морды пошкарябаю!!! Обоим, сволочи!!! Я вам тут не позволю!!! У-у-у! А-а-а! Не позволю!!! Не позволю!!! Кишечники подлючие!!! А-а-а-а-!!! Не позволю-у-у-у-!!!
Разбила АЛЕВТИНЕ окна. Рыдает. Пошла, села на клумбу. Грязными руками растирает слезы. Кричит что-то.
Ничего не слышно, потому что снова идет поезд, гремит, заглушает ее слова.
Проходит поезд.
Плачет Варя. Где-то играет музыка.
Темнота.
Занавес.
Конец первого действия.
Второе действие.
…И опять эта женщина – измученная и испуганная – бежит за своим мужиком.
Он идет по железнодорожным путям, упирающимся в солнце, а она то с одного бока забегает, то с другого. Машет хворостиной, машет, пытается удержать его, но уже начинает понимать: ничего не вернешь, ничего…
И прошлого не вернешь, и его не вернешь…
Бежит она за ним, на виду у людей, к своему стыду… Стыдно, стыдно, да что сделать-то? Не побежишь – так ведь он совсем уйдет тогда, а так – вдруг да и остановится, останется, вдруг?! Иначе что ж – одной остаться? А что делать потом, тогда – одной-то?!..
ОНА. Стой, прошу тебя… Ну, остановись!!! Куда ты идешь, чего тебе там надо? Никому ты там не нужен, никому! Там ты сразу погибнешь, слышишь? Там смерть твоя тебя ждет, смерть, смертушка! Возвращайся давай назад, чего ты, ну, чего?! Не надо, не ходи туда, не ходи, прошу тебя, вернись, слышишь?!
ОН (весело идет по рельсам, курит). Пошла, пошла! Пошла! Иди! Пошла!..
ОНА (падает, поднимается, бежит из ее коленки кровь, но не видит она ничего). Стой, стой… Остановись, ну? Куда ты пошел… Чего ты задумал… Не надо, не ходи, останься тут со мной… Слышишь?! Кому сказала?! Ты обо мне подумал?! Подумал, нет? Куда пошел, кому сказала – вернись!
ОН. Пошла! Пошла! Иди, ну? Пошла!
ОНА. Да что это с тобой такое стало? Вернись, с ума ты сошел, что ли… Возвращайся сейчас же, прошу тебя, как человека прошу… Ну?! Вернись! Слышишь?
Проехал мимо автобус с веселой пьяной свадьбой. Полетела пыль над дорогой, осыпала его черный костюм, белую рубашку, галстук. Прилипает пыль к ее слезам, размазывает она грязные слезы по щекам, просит и просит его:
ОНА. Ну, вернись, прошу тебя… Там смерть твоя тебя ждет, смертушка… Поживи еще, не помирай, не погибай, слышишь? Погибнешь там… Вернись ко мне, вернись… Иди домой, кому сказала?! Ну?!
ОН. Пошла! Пошла! Пошла! Иди, ну?…
Пыль, пыль, пыль… Исчезают оба. Будто и не было.
Он идет по железнодорожным путям, упирающимся в солнце, а она то с одного бока забегает, то с другого. Машет хворостиной, машет, пытается удержать его, но уже начинает понимать: ничего не вернешь, ничего…
И прошлого не вернешь, и его не вернешь…
Бежит она за ним, на виду у людей, к своему стыду… Стыдно, стыдно, да что сделать-то? Не побежишь – так ведь он совсем уйдет тогда, а так – вдруг да и остановится, останется, вдруг?! Иначе что ж – одной остаться? А что делать потом, тогда – одной-то?!..
ОНА. Стой, прошу тебя… Ну, остановись!!! Куда ты идешь, чего тебе там надо? Никому ты там не нужен, никому! Там ты сразу погибнешь, слышишь? Там смерть твоя тебя ждет, смерть, смертушка! Возвращайся давай назад, чего ты, ну, чего?! Не надо, не ходи туда, не ходи, прошу тебя, вернись, слышишь?!
ОН (весело идет по рельсам, курит). Пошла, пошла! Пошла! Иди! Пошла!..
ОНА (падает, поднимается, бежит из ее коленки кровь, но не видит она ничего). Стой, стой… Остановись, ну? Куда ты пошел… Чего ты задумал… Не надо, не ходи, останься тут со мной… Слышишь?! Кому сказала?! Ты обо мне подумал?! Подумал, нет? Куда пошел, кому сказала – вернись!
ОН. Пошла! Пошла! Иди, ну? Пошла!
ОНА. Да что это с тобой такое стало? Вернись, с ума ты сошел, что ли… Возвращайся сейчас же, прошу тебя, как человека прошу… Ну?! Вернись! Слышишь?
Проехал мимо автобус с веселой пьяной свадьбой. Полетела пыль над дорогой, осыпала его черный костюм, белую рубашку, галстук. Прилипает пыль к ее слезам, размазывает она грязные слезы по щекам, просит и просит его:
ОНА. Ну, вернись, прошу тебя… Там смерть твоя тебя ждет, смертушка… Поживи еще, не помирай, не погибай, слышишь? Погибнешь там… Вернись ко мне, вернись… Иди домой, кому сказала?! Ну?!
ОН. Пошла! Пошла! Пошла! Иди, ну?…
Пыль, пыль, пыль… Исчезают оба. Будто и не было.
Третья картина.
Прошло три дня. Дело близится к вечеру.
Все то же: дом, заваленная углем кочегарка, труба, березы, белье, качели. Все то же.
АЛЯ моет пол на крылечке.
ПЕТР спускается со второго этажа. От ВАРИ.
Та вышла его проводить. Веселая, говорливая, в шелковом халате. В зубах заколки торчат. Достает их изо рта и, вталкивая в волосы, хохочет.
ВАРЯ.Эй! Э-э-эй!
ПЕТР. "Эй" зовут свиней.
ВАРЯ (смеется). Да ладно тебе, ладно… Эй!
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. Ну ты куда пошел-то?
ПЕТР. Куда надо.
ВАРЯ. Постой. Поговори еще со мной, ну?
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. А куда тебе надо?
ПЕТР. Работать надо.
ВАРЯ. Иструдился весь, смотри. В порошок сотрешься, гляди! Работает и работает, ты погляди! (Хохочет). Никаких сил у тебя, у бедного, не останется, смотри!
ПЕТР остановился, курит, смотрит, как АЛЯ моет пол.
Ну, чего на татарку выставился? Пусть красоту наводит, чистоту-порядок! А то совсем завшивела уже! Слышишь! Она мне говорила, что тебя Эдиком зовут! Ой, не могу, не могу, не могу я! Я ей говорю: да что же это у него будет такое татарское имя, у нормального русского мужика, ну? А она спорит: "Нет, говорит, Эдик и все!" Видишь, как себя перед тобой показывает, чтоб ты увидел, какая она у нас работящая!
АЛЯ помыла пол, вылила воду из ведра на клумбу "Слава труду!" Налила из другого ведра воды в тазик, села на крыльцо, опустила ноги в тазик. Сидит, молчит.
Ишь ты, какая она сердитая, посмотри, посмотри! Ишь ты, какая она недовольная! Ишь ты, какая она злая – глянь, глянь! (Хохочет).
ПЕТР стоит у крыльца, смотрит на АЛЮ.
(Петру). Ну, чего встал-то? Иди, иди уже, горе мое! Открывай свою лавочку! Я к тебе мыться сейчас приду! В душ схожу, как все порядочные женщины после ночи! Слышишь, татарка? Не вышло по-твоему! У-у, морда поросячья! (Смеется, красуется перед ПЕТРОМ).
Тот открыл ключом замок, вошел в кочегарку. ВАРЯ спустилась по лестнице ниже, говорит весело АЛЕ:
Ну, что, убираесся? Марафет наводишь? Напрасно, однако, стараешься! Не вышло по-твоему! Мой он теперь. Никому не отдам. Никому, слышишь ты? Что молчишь? Чем недовольная?
АЛЯ.А что я тебе сказать должна?
ВАРЯ. Ну, скажи хоть что-нибудь. Оцени состояние дел!
АЛЯ. Не знаю я, чего тебе говорить…
ВАРЯ. Не знаешь! Ишь, не знает она! Знаешь ты, все ты знаешь! Вот говорила я тебе, что я все скрываю, а потом делаю, как хочу! Вот так!
АЛЯ. Да делай, делай, дорогуша моя… Делай!
ВАРЯ. А что же надо было – тебе его отдать? Да? Тебе подарить такого мужика? Нетушки. Только курица гребет от себя, а человек – человек всегда к себе гребет. Понятно тебе?
АЛЯ (встала). Греби, куда хочешь. Дура.
ВАРЯ (завизжала). А-а-а! Кошку твою, кошку твою сегодня же отравлю! Ишь ты, тихоня какая, а будет мне тут такое устраивать! Да я умнее тебя, красивее тебя в сто раз! Сегодня же отравлю! А ты даже и не надейся на него! Я тебя тоже своими вот руками этими самыми задушу, если ты с ним хоть словом перемолвишься! Понятно?! А кошку твою – вон, на березе повешу! Где Леня-Лида твой висел, так и кошку твою там же повешу! Ясно?!
АЛЯ подскочила к ВАРЕ, схватила ее за грудки, за халат – та и пикнуть не успела.
АЛЯ (тихо). Только скажи хоть слово… Только скажи хоть слово еще… Ну?
ВАРЯ (испуганно пятится по лестнице вверх, к себе). У-у, кобра… Кобра какая… Самая ты настоящая кобра… Кидается….
АЛЯ у крылечка, моет в тазике обувь.
( Подошла к своей двери, кричит громко и смело). Пойду, бельишко возьму! Способный на сострадание! Ой, не могу… (Смеется). Способный на сострадание! На понять способный! У меня бельишко новое, чистое, гупюровое, гэдээровское еще! Пете очень нравится! У тебя такого нет и не будет, коровятина, ишь! (Ушла к себе. Поет что-то там, гремит чем-то, что-то двигает).
АЛЯ моет в тазике обувь. Из кочегарки вышел ПЕТР. Остановился у двери, смотрит на АЛЮ.
ПЕТР. Ну, что?
АЛЯ. Ничего.
ПЕТР. Как живешь?
АЛЯ. Твоими молитвами. Лучше всех.
ПЕТР. Что, обижаешься?
АЛЯ. Ну вот еще. Ты не тушуйся. Сказал, что заходить будешь? Так заходи втихомолку, как-нибудь…
ПЕТР. Ну ладно, чего ты…
АЛЯ.Я ж тебе сказала, что повезло мне… Спасибо тебе. Не погнушался. Рубашечку свою в горошек дал вон постирать. Мне и так хорошо. Спасибо. Заходи как-нибудь, соседи как-никак…
ПЕТР. Я сегодня в твоем автобусе ехал…
АЛЯ.А то я слепая, а то я не видела….
ПЕТР (ковыряет спичкой в зубах). Почему не оштрафовала?
АЛЯ. Потому что бывает заяц белый, бывает заяц серый, а ты какого цвета, товарищ без билета?
ПЕТР. Почему, ну?
АЛЯ. Щас, расстаралась для тебя! Больше мне делать нечего! У меня и так работы много. Сам видел. И объявлять надо, и не просчитаться. Денег-то, видал, сколько? Ну вот. Куча целая…
ПЕТР. Какие там деньги. Медяшки…
АЛЯ.Ты у нас богатый, ты у нас в дорогих куртках ходишь. Большие деньги получаешь. А люди живут плохонько, кое-как. Для них и пять копеек – тоже деньги. А для меня уж – тем более. Мне надо внимательной быть, чтобы не просчитаться…
ПЕТР. Ага. Сорок да сорок – рубль сорок. Колбасу брал? Не брал. Два восемьдесят… (Хмыкнул). Смешная ты. И будто даже глупая. Ты не говори больше этих слов в автобусе. Не надо. Весь автобус ведь смеется. Ну, что ты, как дура какая?
Все то же: дом, заваленная углем кочегарка, труба, березы, белье, качели. Все то же.
АЛЯ моет пол на крылечке.
ПЕТР спускается со второго этажа. От ВАРИ.
Та вышла его проводить. Веселая, говорливая, в шелковом халате. В зубах заколки торчат. Достает их изо рта и, вталкивая в волосы, хохочет.
ВАРЯ.Эй! Э-э-эй!
ПЕТР. "Эй" зовут свиней.
ВАРЯ (смеется). Да ладно тебе, ладно… Эй!
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. Ну ты куда пошел-то?
ПЕТР. Куда надо.
ВАРЯ. Постой. Поговори еще со мной, ну?
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. А куда тебе надо?
ПЕТР. Работать надо.
ВАРЯ. Иструдился весь, смотри. В порошок сотрешься, гляди! Работает и работает, ты погляди! (Хохочет). Никаких сил у тебя, у бедного, не останется, смотри!
ПЕТР остановился, курит, смотрит, как АЛЯ моет пол.
Ну, чего на татарку выставился? Пусть красоту наводит, чистоту-порядок! А то совсем завшивела уже! Слышишь! Она мне говорила, что тебя Эдиком зовут! Ой, не могу, не могу, не могу я! Я ей говорю: да что же это у него будет такое татарское имя, у нормального русского мужика, ну? А она спорит: "Нет, говорит, Эдик и все!" Видишь, как себя перед тобой показывает, чтоб ты увидел, какая она у нас работящая!
АЛЯ помыла пол, вылила воду из ведра на клумбу "Слава труду!" Налила из другого ведра воды в тазик, села на крыльцо, опустила ноги в тазик. Сидит, молчит.
Ишь ты, какая она сердитая, посмотри, посмотри! Ишь ты, какая она недовольная! Ишь ты, какая она злая – глянь, глянь! (Хохочет).
ПЕТР стоит у крыльца, смотрит на АЛЮ.
(Петру). Ну, чего встал-то? Иди, иди уже, горе мое! Открывай свою лавочку! Я к тебе мыться сейчас приду! В душ схожу, как все порядочные женщины после ночи! Слышишь, татарка? Не вышло по-твоему! У-у, морда поросячья! (Смеется, красуется перед ПЕТРОМ).
Тот открыл ключом замок, вошел в кочегарку. ВАРЯ спустилась по лестнице ниже, говорит весело АЛЕ:
Ну, что, убираесся? Марафет наводишь? Напрасно, однако, стараешься! Не вышло по-твоему! Мой он теперь. Никому не отдам. Никому, слышишь ты? Что молчишь? Чем недовольная?
АЛЯ.А что я тебе сказать должна?
ВАРЯ. Ну, скажи хоть что-нибудь. Оцени состояние дел!
АЛЯ. Не знаю я, чего тебе говорить…
ВАРЯ. Не знаешь! Ишь, не знает она! Знаешь ты, все ты знаешь! Вот говорила я тебе, что я все скрываю, а потом делаю, как хочу! Вот так!
АЛЯ. Да делай, делай, дорогуша моя… Делай!
ВАРЯ. А что же надо было – тебе его отдать? Да? Тебе подарить такого мужика? Нетушки. Только курица гребет от себя, а человек – человек всегда к себе гребет. Понятно тебе?
АЛЯ (встала). Греби, куда хочешь. Дура.
ВАРЯ (завизжала). А-а-а! Кошку твою, кошку твою сегодня же отравлю! Ишь ты, тихоня какая, а будет мне тут такое устраивать! Да я умнее тебя, красивее тебя в сто раз! Сегодня же отравлю! А ты даже и не надейся на него! Я тебя тоже своими вот руками этими самыми задушу, если ты с ним хоть словом перемолвишься! Понятно?! А кошку твою – вон, на березе повешу! Где Леня-Лида твой висел, так и кошку твою там же повешу! Ясно?!
АЛЯ подскочила к ВАРЕ, схватила ее за грудки, за халат – та и пикнуть не успела.
АЛЯ (тихо). Только скажи хоть слово… Только скажи хоть слово еще… Ну?
ВАРЯ (испуганно пятится по лестнице вверх, к себе). У-у, кобра… Кобра какая… Самая ты настоящая кобра… Кидается….
АЛЯ у крылечка, моет в тазике обувь.
( Подошла к своей двери, кричит громко и смело). Пойду, бельишко возьму! Способный на сострадание! Ой, не могу… (Смеется). Способный на сострадание! На понять способный! У меня бельишко новое, чистое, гупюровое, гэдээровское еще! Пете очень нравится! У тебя такого нет и не будет, коровятина, ишь! (Ушла к себе. Поет что-то там, гремит чем-то, что-то двигает).
АЛЯ моет в тазике обувь. Из кочегарки вышел ПЕТР. Остановился у двери, смотрит на АЛЮ.
ПЕТР. Ну, что?
АЛЯ. Ничего.
ПЕТР. Как живешь?
АЛЯ. Твоими молитвами. Лучше всех.
ПЕТР. Что, обижаешься?
АЛЯ. Ну вот еще. Ты не тушуйся. Сказал, что заходить будешь? Так заходи втихомолку, как-нибудь…
ПЕТР. Ну ладно, чего ты…
АЛЯ.Я ж тебе сказала, что повезло мне… Спасибо тебе. Не погнушался. Рубашечку свою в горошек дал вон постирать. Мне и так хорошо. Спасибо. Заходи как-нибудь, соседи как-никак…
ПЕТР. Я сегодня в твоем автобусе ехал…
АЛЯ.А то я слепая, а то я не видела….
ПЕТР (ковыряет спичкой в зубах). Почему не оштрафовала?
АЛЯ. Потому что бывает заяц белый, бывает заяц серый, а ты какого цвета, товарищ без билета?
ПЕТР. Почему, ну?
АЛЯ. Щас, расстаралась для тебя! Больше мне делать нечего! У меня и так работы много. Сам видел. И объявлять надо, и не просчитаться. Денег-то, видал, сколько? Ну вот. Куча целая…
ПЕТР. Какие там деньги. Медяшки…
АЛЯ.Ты у нас богатый, ты у нас в дорогих куртках ходишь. Большие деньги получаешь. А люди живут плохонько, кое-как. Для них и пять копеек – тоже деньги. А для меня уж – тем более. Мне надо внимательной быть, чтобы не просчитаться…
ПЕТР. Ага. Сорок да сорок – рубль сорок. Колбасу брал? Не брал. Два восемьдесят… (Хмыкнул). Смешная ты. И будто даже глупая. Ты не говори больше этих слов в автобусе. Не надо. Весь автобус ведь смеется. Ну, что ты, как дура какая?