Коляда Николай Владимирович. Вор

   Пауза.
   Понял? Ничего ты не понял и не поймешь никогда, дурак!
   МАТВЕЙ. Ладно. Не мели. Не мели мне тут. Сам ты дурак.
   Молчание.
   ЮРИЙ. Не нравится мне это будущее. Понял? Вот так. Вижу я перед собой гнусное будущее предателя.
   Молчание.
   МАТВЕЙ (привел себя в порядок, отряхнулся). Может, хватит уже дурочку ломать передо мной? Хватит, нет?
   ЮРИЙ. Сам ты дурочка. Тоже мне. Ишь, хватит… Нет, не хватит! Вчера ты говорил загадками, а сегодня я буду. Не все же тебе одному. Вот так.
   Пауза.
   Ничего, ничего. Помучайся, помучайся, скоро все поймешь, кто из нас кто. Кто из нас дурак. Понял?
   Пауза. ЮРИЙ отвел глаза в сторону, осмотрелся. Снял куртку. Повесил ее. Посмотрел на себя в зеркало. Пригладил волосы. Повернулся. МАТВЕЙ не двигается, смотрит на ЮРУ.
   Жена скоро придет?
   МАТВЕЙ. Не знаю.
   ЮРИЙ. Ну и что? Стоим, стоим. Самотык будто стоим. Памятник Гоголю. Пойдем, побазарим. В ногах правды нет. Ну?
   МАТВЕЙ. Пошли.
   Пошли на кухню. Сели друг против друга, на прежние места. Молчат.
   ЮРИЙ (улыбнулся). Ну вот. Другое дело. Начнем переговоры. Мирным путем. Выпить нечего?
   МАТВЕЙ. Есть.
   ЮРИЙ. Доставай, если есть. Чего всухую-то? Смазать надо.
   МАТВЕЙ. Зачем смазывать?
   ЮРИЙ. Да ладно, ладно ты, не жадничай. Доставай, давай. Пусть вся декорация будет, как вчера. Ну?
   МАТВЕЙ открыл холодильник, достал бутылку, рюмки. Разлил водку. Нарезал кобасы, сыра.
   Ну вот, нормально теперь. Что, по маленькой?
   Выпили молча. ЮРИЙ ест.
   МАТВЕЙ, не отрываясь, смотрит на него. ЮРИЙ ест уверенно, по-свойски, как дома. Наткнулся на взгляд МАТВЕЯ. Остановил челюсти, испуганно отодвинул тарелки.
   ЮРИЙ. Чего ты смотришь?
   МАТВЕЙ. Ешь, ешь. Ничего. Так просто.
   ЮРИЙ. Нет, серьезно?
   МАТВЕЙ. Да нет, нет, ничего. Всё в порядке.
   ЮРИЙ. Точно?
   МАТВЕЙ. Да точно, точно. Ешь. Ешь.
   ЮРИЙ снова принимается за еду. Отложил вилку. Сел, нога на ногу, закурил. Смотрит на МАТВЕЯ.
   ЮРИЙ. Ну, что, начнем, пожалуй?
   МАТВЕЙ. Чего начинать?
   ЮРИЙ. Исповедь!
   МАТВЕЙ. Ладно болтать тебе.
   ЮРИЙ. Слушай, что я скажу… Я вот в кино снимался…
   МАТВЕЙ. Ты рассказывал уже. Да, да. «Опасные гости». Помню.
   ЮРИЙ. Вот именно. «Опасные гости.» Вот что я тебе расскажу. Там в кино работают все до единого педики.
   МАТВЕЙ. Ну и что?
   ЮРИЙ. Ничего. Просто так. Просто так тебе рассказываю. Там все артисты эти, режиссеры, вся эта шушера – все педики.
   МАТВЕЙ. Очень интересно.
   ЮРИЙ. Проходу мне не давали все эти три дня, пока я там был, пока снимался. Понимаешь?
   МАТВЕЙ. Понимаю.
   ЮРИЙ. Ничего ты не понимаешь. Сплошные педрилы ходят, прижимаются, щупаются. Я вообще педиков ненавижу до ужаса. Блевать охота, когда чувствую, что рядом со мной педик. Понял?
   МАТВЕЙ. Ну и что дальше? Дальше – что?
   ЮРИЙ. Была бы моя воля – я бы всех педиков ставил бы к стенке и автоматом их – раз! – и всех нету. Понял?
   МАТВЕЙ. А кто-то, наверное, говорит сейчас :была бы моя воля – я бы всех воров ставил бы к стенке и автоматом их – раз! и нету. Ты не думал об этом, нет?
   ЮРИЙ. Воры – другое дело. Совсем. Так что не надо. А всех педиков надо расстреливать. В колыбели. Прямо в колыбели еще.
   МАТВЕЙ. К чему ты мне это говоришь – не понимаю?
   ЮРИЙ. Да просто так. Вспомнил, вот и говорю, что педиков ненавижу до смерти. Я и в кино перестал сниматься из-за них. Приставали, проходу не давали…
   МАТВЕЙ. Экий ты соблазнительный..
   ЮРИЙ. Я не знаю, что они ко мне все клеются…
   МАТВЕЙ. Своего чувствуют, наверное, а? Как ты думаешь?
   ЮРИЙ. Заткнись, понял? Не на того напал, понял?
   Молчание.
   Слушай, что скажу тебе. Помнишь, ты вчера спросил меня – кто я?
   МАТВЕЙ. Я пошутил.
   ЮРИЙ. Нет, ты спросил!
   МАТВЕЙ. Теперь я знаю.
   ЮРИЙ. Ага, теперь ты знаешь.
   МАТВЕЙ. Конечно, знаю.
   ЮРИЙ. Да ни черта ты не знаешь.
   МАТВЕЙ. Да знаю, знаю я. Вор ты. Ворюга. Знаю. К стенке надо ставить таких, как ты.
   ЮРИЙ. Ну, это еще открытый вопрос, кто ворует. Разобраться надо. Поставить на голосование.
   МАТВЕЙ. Да и голосовать нечего – все ясно.
   ЮРИЙ. Не ясно тебе ничего.
   МАТВЕЙ. Да ясно, ясно.
   ЮРИЙ. Я вот скажу тебе сейчас что-то – со стула упадешь.
   МАТВЕЙ. Не упаду.
   ЮРИЙ. Упадешь, упадешь..
   МАТВЕЙ. Не упаду, сказал, не бойся.
   ЮРИЙ. Да боишься, боишься.
   МАТВЕЙ. Чего я боюсь?
   ЮРИЙ. Со стула упасть боишься.
   МАТВЕЙ. Да ладно, успокойся, не упаду.
   ЮРИЙ. Упадешь.
   МАТВЕЙ. Не упаду, не упаду.
   ЮРИЙ. Сейчас проверим.
   МАТВЕЙ. И проверять нечего.
   ЮРИЙ. Ну, давай, спроси меня: кто ты? Ну, спроси?
   МАТВЕЙ. Я что тебе – дурак, что ли, спрашивать?
   ЮРИЙ. А то не дурак?
   МАТВЕЙ. Ну, ладно, завянь. Надоел. Ешь вон, пей и… хватит.
   ЮРИЙ. Ну, спроси, что тебе – стремно, что ли? Спроси, ну?
   МАТВЕЙ. Да не буду я ничего у тебя спрашивать, пристал. Понял я уже все. Нечего тут…
   ЮРИЙ. Ну, спроси, чего же ты? Спроси, как вчера спросил: «Кто ты?» Ну?
   МАТВЕЙ. Отстань, сказал.
   ЮРИЙ. Ну, ну? «Кто ты?» Ну?
   МАТВЕЙ. Ну, ну, ну. Кто ты, ну.
   ЮРИЙ. Упадешь ведь сейчас.
   МАТВЕЙ. Не упаду, не бойся.
   Молчание. ЮРИЙ вдруг встал, подошел к окну, посмотрел в темноту. Повернулся и начал говорить с улыбкой, совсем другим тоном, как-то тихо и очень горько:
   ЮРИЙ. Матвей,послушай меня внимательно. Очень прошу тебя меня выслушать… Ты не поверишь мне, нет, не поверишь! Я знаю, ты не поверишь мне! Но, Матвей, я – Юрий…Да, да, тот самый Юрий!! Твой Юра… Тот самый, который умер на твоих руках двадцать лет назад… Ну? Ты помнишь меня? Ты давно уже все понял, понял, что это – я? Ты понял, понял?!
   МАТВЕЙ (очень тихо). Самому не надоело бред нести?
   ЮРИЙ. Послушай, Матвей,послушай меня, не перебивай, прошу тебя, послушай! Матвей,дорогой мой Матвей, дорогой Матвей...
   МАТВЕЙ. Хватит, хватит, хватит! Вон уже… времени сколько вон…
   ЮРИЙ. Постой, постой, постой, Матвей!Стой, не торопись так, не надо, не спеши, не надо, не надо! Время уйдет и ничего не вернешь, ничего, ничегошеньки… Не торопись на поворотах, Матвей, не спеши… Да, да, да! Я тот самый Юра, твой Юра… Все то же самое, то же, то же… Та же квартира, такой же вечер, те же звезды за окном, все то же, то же… Только ты постарел на двадцать лет, а я остался прежним…
   МАТВЕЙ. Хватит придумывать глупости… Ну?!
   ЮРИЙ. Не веришь? Не веришь мне?! Ну, что же… Ладно… Сейчас я докажу тебе, что я – это я… И сделаю я очень простую штуку. Расскажу тебе, как мы жили, что мы делали тогда, все, что было. Ну? Тогда ты поверишь, что я живой человек, а не привидение, что я -тот самый Юра. Я расскажу тебе то, что знаем только мы вдвоем..
   Пауза. МАТВЕЙ разливает по рюмкам водку.
   МАТВЕЙ. Пей вон. Пей давай. И успокойся. Сядь. Сиди.
   ЮРИЙ. Чего ты так испугался? Никого нет. Никто не слышит. Трусишь всю жизнь…Хватит.
   МАТВЕЙ. Помолчи, помолчи… Ничего ты знать не можешь ни о нем, ни обо мне. Трусишь! Ладно, артист из фильма «Опасные гости», давай, давай – пей, ешь, пока дают и не морочь мне голову. Хватит !!!
   ЮРИЙ. И о тебе и обо мне я знаю все. Все до капельки. До последней секундочки. Ну? Итак. Хочешь, расскажу тебе сейчас, как мы познакомились? Ты помнишь тот день?
   МАТВЕЙ. Я все прекрасно помню. Но это не твое собачье дело. Пей, сказал я тебе, и помалкивай!!!!!.
   ЮРИЙ. Нет, я хочу вспомнить, как все было, как мы с тобой познакомились!
   МАТВЕЙ (зло). Ну, давай, давай, вспоминай, давай, ну?!
   ЮРИЙ смеется.
   ЮРИЙ. Итак, какого это было числа?
   МАТВЕЙ. Двадцать третьего марта! Ну?! Ну?! Ну?! Нну?!
   ЮРИЙ (в невероятном остервенении). Правильно! Правильно! Правильно! Итак, двадцать третье марта двадцать один год назад! Я помню тот день! Отлично помню его! Стояла весна! Грязные улицы! Фонари! Поздняя ночь! Да, фонари блестели в замерзших лужах, под ногами хрустел лед! Что-то такое в воздухе носилось немыслимое, невероятное, пахло озоном, что ли, будило кровь, песни хотелось орать, веселиться, радоваться, танцевать! Да, да, так было двадцать один год назад! Так было… (Чеканит слова). И мы! С тобой! Стояли! На углу Восьмого Марта и Ленина! Стояли, и никого народу! На всем белом свете!! Пустой город, никогошеньки! Вот-вот должны были потушить на улицах свет! Все спят, дрыхнут, а мы – веселые, радостные, пьяные, счастливые! Пустой город, вымер, только мы вдвоем! Ты все смотрел на меня и хохотал, а уж мне – только палец покажи – умру со смеху! У кого мы тогда были в гостях? Не помню, зараза! У кого-то были! Вышли оттуда вдвоем. Моя общага – в одном конце города, твоя замечательная квартира, вот эти хоромы – в другом. В этих хоромах я никогда не был…. Ты – в джинсах, а у меня – нет джинсов, так? Тогда только-только в моду входили джинсы, докатилось да нашей провинции, ты – первый купил, ты – богатенький была я – голь перекатная , крыса церковная! Потому что у меня нет такой замечательной мамы, как у тебя!
   Пауза.
   О, у тебя была замечательная мама! Великолепная мама! Изумительная мама! Ведь это все твои слова, так? О, какая у тебя была мама! Я ее до сих пор помню, до сих пор не забыл, потому что ненавижу ее со всей душой своей, лицо ее помню, волосинку в родинке над губой помню, и ненавижу, все ненавижу…. Точно так же, как она ненавидела меня! Ни больше, ни меньше!.. Ни меньше… Итак, ты был в джинсах, а я в каких-то позорных полосатых, клетчатых штанах! И хотя я и завидовал твоим штанам, какое все это имело значение?! Нам было весело, мы были пьяные, нам было в разные стороны! Аб-со-лют-но в разные! (Смеется). Мы ловили и ловили машину, а ее все не было и не было! Ничего и никого не было на белом свете, в пустом городе, освещенном желтыми фонарями. Только ты. Ты, ты, красивый парень с красивым именем Матвейи я – обычный парень с обычным именем Юрий! Итак, мы были вдвоем и больше ни одной живой души…
   Пауза.
   Ну?!
   Молчание.
   МАТВЕЙ (сглотнул слюну, очень тихо). Покажи мне паспорт?
   ЮРИЙ. Ну зачем, зачем тебе мой паспорт?
   МАТВЕЙ (настойчиво). Покажи мне паспорт..
   ЮРИЙ. Матвей… Что же ты? Поверишь бумажке, а мне, моим глазам – нет? Посмотри на меня… Видишь? Это я, я, я ,я… Это я, Юра. Тот самый Юра, ну? Достань фотографию, сравни. Ты ведь ее далеко не прячешь – достань…
   Молчание. МАТВЕЙ смотрит на ЮРИЯ.
   МАТВЕЙ (пересохшим горлом). Что было дальше? Говори быстрее?! Что было дальше?
   ЮРИЙ. Мы поймали машину – вот что было дальше.
   МАТВЕЙ (кричит). Не машину! Не машину! Автобус! Автобус! Автобус!
   ЮРИЙ (смотрит в окно, смеется). Правильно, автобус. Маленький, тесный, грязный автобусик. Он ехал в парк. Кажется, «Пазик»… Шофер курил в салоне, радио передавало позывные «Маяка», когда мы влезли в эту холодную коробку… Ровно два часа ночи. Фонари погасли. Ты крикнул шоферу свой адрес, я сел сзади, ты – на переднее сиденье…
   МАТВЕЙ (торопливым шепотом). Нет, нет, Юра, нет… Ты забыл, забыл, забыл… Ты вспомни хорошенько. Ты сел впереди, а я – я сел сзади. В автобусе было темно, я видел только твою спину. Ты – ты сидел впереди!
   ЮРИЙ. Какая разница… Главное – что произошло потом…
   МАТВЕЙ (быстро). Да, да, да! Потом что-то произошло со мной…. Что – я и сам не знаю… Ты сидел впереди, а я сзади… Мы вдруг замолчали, хотя только что орали во всю глотку, замолчали, потому что фонари погасли, на улице стало темно… Ты сидел впереди, а я – сзади… Минуту проехали молча…Только радио что-то бормотало… И мне вдруг стало так одиноко, мне вдруг так захотелось прижаться к тебе, потому что автобус развозил нас, как совершенно чужих людей в разные стороны… Мне было страшно, страшно в черном, пустом, в жутком городе, в котором живут злые и подлые люди… в этом черном городе… и я … и я протянул руки, сзади, обнял тебя… У тебя на голове была клетчатая фуражка, очень смешная, она упала, на пол упала, мы так и оставили ее тому веселому шоферу, поднять было некогда, руки были заняты, руки были зажаты от страха: что мы делаем?! Нельзя?! Что мы делаем?!!!!
   Молчание.
   ЮРИЙ (тихо, быстро). Мы приехали сюда. Легли спать. В твоей комнате. Сразу упали, как только разделись. Упали в темноте. Ты сказал мне тогда…
   МАТВЕЙ (шепчет). Нет, нет, нет, нет, нет, не надо, не говори, Юра, я помню, нет, не надо, не надо, не надо, нет, нет, нет…
   ЮРИЙ. Через пятнадцать минут в комнату вошла мама. Мы, видно, разбудили ее своим приходом. Она на мгновение включила верхний свет, посмотрела на твою постель, на нас…
   МАТВЕЙ (очень быстро). Мы были пьяные. Мы были очень, очень пьяные, мы бы никогда, никогда, никогда бы…. Мы бы никогда, никогда бы, если бы не были пьяные… никогда…
   ЮРИЙ. Она тотчас же погасила верхний свет и ушла.
   Молчание.
   Утром мы пили кофе. Чинно, благородно. Словно ничегошеньки не произошло. Улыбались друг другу, глядя бесстыдно в глаза. Вернее, не заглядывая в их глубину, а по поверхности плавали. Все трое не смотрели друг другу в глаза. Пили кофе именно здесь, на этой кухне. Мама сострила: «Третий лишний!» Я сидел на углу. «Семь лет не женитесь!» – снова пошутила она. Я улыбался. Третий лишний, да. Нож, вилка, салат, черный хлеб. Спасибо. Пожалуйста. Будьте добры. А потом – потом мне так захотелось взорвать это благородство вонючее. До ужаса захотелось. И потому я опустил руку вниз, под стол и что есть силы дернул за хвост кота, который жался к нашим ногам. Он заорал во всю глотку – бедный кот! – а я сделал вид, что ничего не произошло. Все так же улыбался. Нож, вилка, салат, черный хлеб, спасибо, пожалуйста. Мама смотрела на меня, как на пустое место. Мы оделись, вышли с тобой из подъезда. Ты утром стал совсем другой. Испуганный, трезвый, умный – мерзкий! Мы вышли из подъезда и как мыши кинулись в разные стороны, чтобы никогда в жизни не увидеться… И две недели – ни звука. Ни ты, ни я. Ну?!
   Молчание.
   МАТВЕЙ (закрыл глаза, рыдает). Я умоляю тебя… Прошу тебя, прошу! Всем святым умоляю, что у нас с тобой было святого, скажи мне: кто ты? Кто ты такой, скажи?! Ведь я же не сплю, Юра, я же все соображаю, я не схожу с ума, ты не привидение, нет! Мы познакомились с тобой только вчера ночью, на улице, возле магазина, только вчера… Скажи мне: кто ты? Кто ты? Кто ты? Если ты так развлекаешься, шутишь так, если ты… Не надо, прошу тебя… У меня сейчас сердце не выдержит… Кто ты? Что ты? Откуда ты?..
   Пауза. ЮРИЙ смотрит на МАТВЕЯ.
   Ты, наверное, дьявол, черт, наваждение какое-нибудь… Да, да, да… Откуда ты взялся здесь? С того света не возвращаются… Ты не знаешь этого… Ты не можешь знать этого, понимаешь?! Об этом только мы вдвоем знали и больше никто, никто больше… Только мы… Откуда ты знаешь, откуда… Откуда ты явился, кто ты, что ты… кто, кто, кто, кто, кто…
   Молчание.
   ЮРИЙ. Опять расплакался…. Как я ненавижу тебя за это! Снова глаза на мокром месте… Эх, Матвей, Матвей… Не я ли тебе говорил всегда: держи бодрей! Как ты любил всегда поплакать, помучаться, головой об стенку побиться, чтоб пожалели бы тебя только, несчастного… Всегда такой бабой, такой Манюркой был, и остался… Все над разбитой своей жизнью рыдал, над своим страшным своим влечением…
   МАТВЕЙ. Тише, тише, тише… Нет, нет, нет…
   ЮРИЙ. …над тем, что мама нам с тобой не разрешает встречаться, что нету из этой жизни выхода, что все запуталось, перепуталось в твоей голове… Все время ныл…. Ты и меня научил плакать. За компанию. Выпьем, обнимемся – и ревем, море разливанное! Нытик и трус…
   МАТВЕЙ (плачет, смеется). А ты меня бил! Ты часто бил меня, помнишь?
   ЮРИЙ. Да, я бил тебя. Жалея! Правильно делал. Учил. Правда, не на пользу пошло. Какой был, такой ты и остался. Зарабатывал, вот и получал на семечки…
   МАТВЕЙ (хлюпает носом). А в тот раз, помнишь? Очень сильно ты меня побил… Помнишь, когда мама уехала на дачу…
   ЮРИЙ. Ах, дача! Твоя с мамой дача…. Сколько раз мы с тобой прятались там. Осенью собирали яблоки. Ночь, костер, в реке вода холодная, а мы при луне голые… И черные птицы над домом вечером, а рано утром скрипит у окна старая яблоня…
   МАТВЕЙ. Да, да, старая яблоня… Ее уже давно нет… Давно… А в тот раз мама уехала на дачу и мы с тобой остались здесь, в квартире, была осень, помнишь? И ты сказал мне в тот вечер, что так больше жить нельзя, сказал, что надо порвать с жизнью, насовсем, нельзя жить во лжи… Ты уговорил меня. Мы решили умереть вместе. Не было сил жить. Взгляды, намеки, разговоры… Не было сил… Ты закрыл в квартире все двери, форточки, балкон… включил на кухне газ… мы легли в одежде на кровать… и ты так прижался ко мне, так прижался…Как котенок носом теплым уткнулся мне в плечо и сразу, мгновенно, уснул, засопел, уснул спокойным сном ребенка… Рот чуть-чуть приоткрыл и засопел… Шепнул мне, что там, на том свете, нам никто не будет мешать… Все бормотал что-то, засыпая, ругался с кем-то, ссорился… Тебе было двадцать два, мне столько же, мы были совсем дети…. Ты уснул, а я все смотрел и смотрел на тебя… Я смотрел на твои губы, подернутые пленкой, потом прижал к ним палец, а ты не проснулся… Газ шипел, шипел… Я встал с кровати и выключил его. Открыл балкон, форточки. Снова лег рядом с тобой и уснул. Утром ты проснулся. Не открывая глаз, провел по моему лицу рукой, сказал легко и радостно: «Ну вот, мы и встретились…» Открыл глаза и долго смотрел в потолок, потом на меня… И когда все понял, стал бить меня… Как ты страшно кричал тогда, бил меня… Я думал, ты умрешь – так ты кричал…
   ЮРИЙ курит. МАТВЕЙ сидит, закрыв лицо руками.
   ЮРИЙ. Почему ты выключил газ? Ведь ты же часто думал в душе: «Хорошо было бы, если бы он умер – и все, я свободен, клубок распутан, за старое – больше никогда в жизни, покой, счастье…» Ушел бы на улицу и все, ну?!
   МАТВЕЙ. Неправда… Никогда я так не думал… Неправда!
   ЮРИЙ. Трус, думал!
   МАТВЕЙ. Неправда, нет..
   ЮРИЙ (молчит). Наверное, ты любил его. Но мыслишка подлая о его смерти иногда шевелилась на дне души. И он знал, что для тебя его смерть была бы выходом из положения. Ну, думал ты, убило бы его молнией, попал бы он под машину – чтоб красиво и чтоб ты здесь был бы не при чем…
   МАТВЕЙ. Я любил его…
   ЮРИЙ. Такая любовь была, что смерти ему желал… Он знал это. Да.
   МАТВЕЙ. Нет, нет, нет, нет…
   ЮРИЙ. Картинку за картинкой себе рисовал, ублажал душу свою, нытика: вот тебе сообщают о его смерти, вот ты несешься к месту происшествия, вот ты рыдаешь, никого не видя, и вместе с тем, видя всех оценивая взгляды – как все смотрят на тебя, именно на тебя, как все жалеют тебя, и какое на душе твоей облегчение и горе – все намешано! Ведь только потому тебе и сны такие снились: будто бы я умер и все такое прочее. Ты убил меня,Матвей.Только тогда, в больнице, ты вдруг понял, что я значу в твоей жизни и что станет с тобой, когда я умру. И вот я умер. Ты стал свободен. Что ты сделал в первую очередь? Ах, какая радость, отвел подозрения, женился – мол, нет, нет, я не голубой! Зачем ты женился?
   МАТВЕЙ. Так надо было…
   ЮРИЙ. Кому?
   МАТВЕЙ. Надо было и все. Все женятся. На меня стали косо посматривать…
   ЮРИЙ. Спас репутацию. Это нужно было обществу и отечеству…
   МАТВЕЙ. Маме нужно было. Она никак не могла забыть тебя и не могла простить мне…
   ЮРИЙ. Она нашла невесту.
   МАТВЕЙ. Да.
   ЮРИЙ. Давно ты не спишь с нею?
   МАТВЕЙ. Давно. Очень. Мы – друзья.
   ЮРИЙ. Наши руки – не для скуки. И с тех пор – никого?
   МАТВЕЙ (торопливо). Нет, нет, нет! Никогда, никого, что ты… Я даже думать об этом боялся! Даже в мыслях себе такое… Никогда, нет, нет…
   Молчание.
   Я женился на женщине, которая меня никогда не любила. Она никого никогда не любила и не любит…. Я думал о детях. Наверное, я смог бы. Она сказала, что дети – лысая мерзость, которую незачем держать в доме, незачем их рожать, потому что плодить нищету – незачем…
   Молчание.
   Как жалко, что ты умер… Как жалко… Нет, я не виноват в твоей смерти, нет…Как жалко.. Все было бы иначе…Вся иначе..
   Налил в рюмку, торопливо выпил. ЮРИЙ тоже. Пустую рюмку легонько стукнул о рюмку МАТВЕЯ.
   ЮРИЙ. А первый и последний, и единственный Новый год? Помнишь?
   МАТВЕЙ (глядя в пол). Да, Новый год. Только один раз мы встречали Новый год…
   ЮРИЙ. Вдвоем…
   МАТВЕЙ. Вдвоем…
   ЮРИЙ. Стояли свечи?
   МАТВЕЙ. Свечи и шампанское… розы…. так красиво… А потом гадали. Глупые были! Тебе кто-то сказал, что когда гадаешь, то нужно, чтобы на теле, в одежде не было бы ничего железного, и мы сняли с себя все, сидели голые, помнишь? Какие дураки… Написали на листочке буквы, поставили свечи… Фарфоровое блюдце ездило само собой… Я ругал тебя, говорил, что это ты толкаешь блюдце, а ты смеялся и говорил, что это я его толкаю, и мы хохотали, хохотали… А блюдце каталось и говорило странные, страшные вещи… «Что ждет нас в новом году?» – спросил ты, помнишь? И блюдце поехало, поехало и возле двух букв, только двух букв уткнулось отметиной..
   ЮРИЙ. Каких ?
   МАТВЕЙ. «А» и «Д». Ад. Ад. Ад….
   Молчание.
   Послушай… Скажи мне – кто ты?
   ЮРИЙ. Никто. Никто и ничто.
   МАТВЕЙ (молчит). Как жалко, что ты умер… Как жалко… Все было бы иначе… Зачем ты умер… Если бы начать все сначала… Все было бы не так, если бы можно было бы начать…
   ЮРИЙ. Начни.
   Пауза. МАТВЕЙ смотрит на ЮРИЯ. Долго и пристально.
   МАТВЕЙ. Нет… Уже не получится… Сейчас – не получится…
   Молчание.
   ЮРИЙ (тихо, настойчиво). Начни. Прошу тебя, начни… Все сначала, Матвей! Начни, прошу тебя! Начни!
   Молчание.
   МАТВЕЙ (тупо глядя в пол). Прошло двадцать лет… Ты – не он… Ты – не Юрий. Ты другой человек… И я другой. Его давно уже нет. Нельзя склеить разбитую чашку. Ты – не Юрий…Ничего нельзя начать сначала, начисто не перепишешь… черновик. Ничего… Все кончилось – кочилось, давным-давно… Ты не он… не он…
   Пауза.
   Кто ты? Откуда ты? Что ты?
   Пауза.
   ЮРИЙ. Кто я… Что я… Откуда я…. Не знаю. Сам не знаю….
   МАТВЕЙ. Все повторяется? У других -так же? Как у нас с тобой? Мы не одни? Все повторяется? У тебя с ним – тоже? Все сначала? Заново? Неужели потом все-все-все случается так же с другими? Все, все, все…
   ЮРИЙ. Все повторяется. Все, все, все…
   МАТВЕЙ. И черный город, и автобус?
   ЮРИЙ. И мама, включившая свет…
   МАТВЕЙ. И угол Бронной?
   ЮРИЙ. И слезы..
   МАТВЕЙ. И Новый год?
   ЮРИЙ. И ад…
   МАТВЕЙ. И ад…
   ЮРИЙ. А смерть разная, всегда и у всех. Не повторяется. Она долго не приходит, когда просишь ее… Никак не наступит двадцать третье марта. И этот парк, где мне воткнули в живот нож, я никак не могу найти вход в этот парк… Куда-то надо идти, чтобы попасть в него, ввязаться в драку – удар в живот… нож. Все сроки прошли. Пора. Пора.
   МАТВЕЙ. Нет. Надо жить, как угодно.
   ЮРИЙ. Нельзя. Пора. Время уходит…
   Подошел к газовой плите. Включил все конфорки. Шипит газ. ЮРИЙ закрыл форточку. Прикрыл дверь на кухню. Сел против МАТВЕЯ. Шипит газ.
   Молчание.
   Голоса МАТВЕЯ и ЮРИЯ звенят в полумраке комнаты.
   МАТВЕЙ. Кто ты? Откуда ты? Что ты? Ты – судьба моя? Кто ты – скажи?
   ЮРИЙ. Я – Матвей...
   МАТВЕЙ. А кто я? Кто жил вместо Матвея? Кто я ?
   ЮРИЙ. Ты – Юрий.Ты мой Юрий…
   Шипит газ.
   Мы хотели умереть с тобой в один день, в один час, но случилось иначе.. Сначала умер ты, а потом – я… Ты умер и лежал в земле, а я жил, ходил по земле, хотя обещал тебе, что не смогу без тебя и глотка вздохнуть…
   МАТВЕЙ. Да, да, ты обещал мне, что не сможешь жить без меня…
   ЮРИЙ. Я тоже умер… Я умер сразу же… Как только ты закрыл глаза, я умер… Я сразу умер… А ты был живой. Я помню. У тебя была теплая рука. Нет. Горячая рука… Горячая рука живого человека…
   МАТВЕЙ. Дай мне руку… Скорее дай мне руку… Дай мне руку… Скорее руку…
   Шипит газ.
   ЮРИЙ. Не бойся… Ничего не бойся… Не страшно… Совсем не страшно… Держись за меня… Я рядом… Главное, ничего не бойся, не надо… Это быстро, очень быстро… Очень скоро… Очень скоро, скоро, скоро…
   Шипит газ. Они сидят за кухонным столом, полумрак сгущается и сгущается. МАТВЕЙ и ЮРИЙ протянули друг другу руки и сжали их так крепко, словно решили не расставаться вечность…
   МАТВЕЙ. Ты не боишься? Нет? Не боишься? Нет? Не боишься?
   ЮРИЙ. Нет, нет, нет, не боюсь….
   МАТВЕЙ. Правильно, не надо бояться… Я рядом! Это надо было сделать давно, давно! Давным-давно нужно было включить газ, сделать именно это… Нельзя жить кое-как… Еще немножко… Как хорошо, что ты сделал это… Я никогда бы не решился, никогда бы… Совсем чуть-чуть… Еще немножко потерпеть – и смерть…
   ЮРИЙ. Твоя жена… она помешает… она придет сейчас…
   МАТВЕЙ. Нет, не успеет… не успеет… никто не помешает нам на этот раз, никто..
   Шипит газ.
   Пойдем на пол… Пойдем на пол…. Ляжем, как тогда… Все повторится…. Быстрее на пол… Прижмись ко мне, как тогда, в тот раз и усни… Спи, мой котеночек, я смотрю на тебя… Прижмись ко мне… там – мы начнем все сначала… все сначала…
   Не разжимая рук, они сползают на пол, прижимаются друг к другу.
   Спи…спи скорее, Юра… Никто не помешает нам… Спи, Юра, спи, спи, спи…
   ЮРИЙ. Мне стало страшно… Я боюсь…. я боюсь… Мне страшно!
   МАТВЕЙ. Нет, не надо, не бойся…Ты тогда не боялся, не бойся и сегодня… это выход… выход… это свет, свет… свет который в тебе…
   ЮРИЙ. Мне страшно…
   МАТВЕЙ. Не бойся… не надо… я рядом… всегда буду рядом… прижмись, как тогда… Все будет, как тогда… Будет свет, будет солнце, будет снег, будут фонари, будут желтые листья в черной воде, все будет, все повторится… Все должно повториться… обязательно повториться… Любимый мой, любимый мой человек… человек…
   Они прижимаются друг к другу крепче и крепче, словно завязываются в тугой узел. Шипит газ. Тишина.
   В замке входной двери поворачивается ключ. Открывается дверь. На пороге появляется усталая женщина с огромными сумками в руках. Пыхтя, ставит сумки на пол. Садится на стул у двери. Тяжело дышит. Достает сигареты и спички. Тупо смотрит в пол. Не двигается.
   Вскакивает, бежит на кухню. Выключает газ. Рвет на себя раму, распахивает окно. Темное небо за окном, звезды.
   Она хватает за грудки МАТВЕЯ, лежащего без сознания на полу, садит на стул, несколько раз бьет его ладонями по щекам. Плачет, что-то причитает. Стоит у окна, смотрит на улицу.
   МАТВЕЙ озирается.
   На кухне – двое. Он и Она.
   Больше нет никого.
   Не было.
   И не будет.
   Темнота.
   Конец.