Медяк увлекал меня за собой. Его дружок должен был остаться за моей спиной, а я не хотел этого допустить. Вдруг меня собираются вывести в расход в наказание за мою не столь уж давнюю победу над Медяком?
   – Давай-давай! – Я взял парня за руку, потянул его на Медяка и заставил идти за ним вслед.
   Сам я пошел замыкающим в колонне, которая вышла на холодный двор. Медяк не должен был здесь находиться, но ему хоть бы хны. Он чувствовал себя хозяином положения. Кожаная куртка, модный спортивный костюм, боты с мощными носками. Штаны холодные, голова непокрытая, но это, казалось, ничуть его не смущало.
   – Работаешь, значит, здесь? – достав из кармана пачку сигарет, в раздумье проговорил Медяк.
   – Работаю.
   – Нехилое место. Бухло в полный рост, да?
   – Не жалуюсь.
   – Начальница твоя налево бухло задвигает, да?
   – Чего не знаю, того не знаю.
   – Я знаю.
   Медяк закурил, вернул сигареты и зажигалку на место. Мне угоститься не предложил. Дурной знак.
   – Сколько, где и кому – все знаю. Не хочу сопли по щекам размазывать. – Медяк скривился. – Ты ей сам скажи, пусть десятку косарей готовит.
   – Скажу. – Я пожал плечами.
   Я уже месяц не видел Марго. Она куда-то исчезла вместе со всей своей кодлой. Видно, тесно стало братве в сыром подвале, на большую дорогу понесло. Рэкетом ребятки решили заняться. Ну-ну…
   – А тебе что, все равно? – Медяк удивленно глянул на меня.
   – Я грузчиком здесь работаю, у меня в этом деле интереса нет. За сколько купил, за столько и продал. Я скажу, а Варвара Игоревна сама пусть думает. Может, заплатит или к ментам пойдет, я не знаю. Не мое это дело.
   – Да плевать на ментов! – как-то не очень уверенно, хотя и пафосно сказал Медяк.
   – Ага, знал я одного такого. Плевал он на ментов, а потом плевалка взяла да сломалась. Четыре года общего режима получил. За вымогательство. Заехал в зону, весь такой из себя крутой. Чуть не опустили бедолагу.
   – Где чуть не опустили?
   – В зоне.
   – А ты откуда знаешь?
   – Так я сам оттуда.
   – Срок мотал? – удивленно протянул Медяк.
   – Три года, от звонка до звонка.
   – Да?
   – Да.
   – Круто!.. Только пугать меня не надо! – вскинулся вдруг рыжий.
   – Кто тебя пугает? – Я недоуменно повел бровью.
   – Ну, про три года…
   – Я тебя не пугаю, просто говорю. Да и не должно тебя это пугать. Если ты на рэкет упал, то тюрьма – твой дом родной. Там не страшно, и жизнь на зоне есть. Так что если влетишь, бояться не надо. Будь готов, как говорится.
   – Ты это, на клапан не дави, не надо, – занервничал Медяк. – Я сам знаю, чего бояться. А если ментам нас вложишь, я тебя лично на куски…
   – Ты?! Меня?! – Я резко повернулся к нему, и он шарахнулся как конь от волчьей шкуры. – И почему это я ментам должен вкладывать?
   – Так ты же Самоеда с Марго вложил. – Рыжий набычился и угрюмо глянул на меня.
   – Кому вложил? – Я ошалел от возмущения.
   – Так ведь бабке своей. Она нас из подвала погнала.
   – Кто тебе такое фуфло прогнал?
   Внутри у меня все бурлило и клокотало, приличные слова выпарились из головы.
   – Было такое! А разве нет?
   – Это предъява, пацан. За них конкретно спрашивают. Ты готов ответить?
   Медяк не смог выдержать мой бешеный взгляд, попятился и промямлил:
   – Слышал я. Марго сказала.
   – За Марго спрятаться хочешь? – наседал я.
   – Слышь, ты не залупайся!
   – А то что? – зло спросил я, скинув телогрейку.
   Я ведь и Медяка мог отмахать, и его амбала-дружка заодно. Не тот сейчас случай, чтобы я кого-то боялся.
   – Марго реально так говорила!
   Медяк разбудил во мне зверя, а связываться со мной боялся. Кишка у него тонка против меня. Рэкетир хренов!
   – У баб язык без костей и ум короткий. А ты думай, что говоришь, – успокаиваясь, сказал я. – Думаешь, ряху наел, весь из себя крутой? Нет, есть и покруче. Намного!.. Ты знаешь, с кем Сахнина работает?
   – С кем? – Медяк оторопело посмотрел на меня.
   – А чего тогда лезешь, если не знаешь? Может, ей серьезная братва водку поставляет? Ты на нее наедешь, а тебе законники предъявят. Там разговор короткий, на перо и в землю. Они дела делать будут, а тебя черви в земле жрать.
   – Да с братвой мы разберемся, – как-то жалко пробормотал Медяк.
   – Ну и флаг тебе в руки!.. Значит, десять косарей? Хорошо, я скажу.
   Я повернулся к нему спиной, но мне на плечо легла его рука:
   – Постой!
   Я остановился, но не обернулся.
   – Ты это, узнай, что там да как, – растерянно сказал он.
   – А зачем это мне?
   – Если там братва, ты нам скажи, а мы посмотрим.
   Я кивнул. Вряд ли за Варварой Игоревной стоят волки, но пусть она думает, как отбиться от баранов.
   Я вернулся в кабинет и попал в эпицентр женского внимания. С одной стороны на меня напряженно смотрела Варвара Игоревна, с другой – жгла взглядом ее дочь.
   – Ну и что? – спросила моя работодательница.
   – Рэкет заказывали? – спросил я.
   Варвара Игоревна пугливо мотнула головой.
   – Значит, он пришел без приглашения. Десять тысяч с вас требуют.
   – Они что там, совсем охренели?! – возмущенно взвыла Сахнина.
   Я пожал плечами.
   – А ты что сказал? – спросила Лиза.
   – А что я мог сказать? – Я удивленно глянул на нее.
   – Так ты же знаешь этого типа?
   – А ты?
   – Ну, видела.
   – Знаешь, кто он такой?
   – Фабричные это. Они сейчас на волне. Ты этого типа знаешь?
   – Да так, пересеклись.
   – Он тебя испугался.
   – Он и сейчас меня боится. Только это ничего не меняет, – сказал я, выразительно глянув на Варвару Игоревну. – Если у вас есть крыша, то Медяк отвалит, если нет, тогда придется платить.
   – Какая у меня крыша? – Женщина с пронзительной тоской посмотрела на меня.
   – Откуда я знаю, где вы товар берете.
   – С завода идет!
   – Может, у вас там есть какие-то связи? Если братва это дело держит, то вопросов к вам не будет.
   – Нет там братвы. Обычные люди все решают.
   – А здесь вы решаете?
   – Ну да.
   – И к ментам лучше не ходить?
   Женщина ничего не сказала на это.
   Я и сам понимал, что через магазин прокручивается левый товар, а это незаконный доход со всем, отсюда вытекающим.
   – Значит, надо платить.
   Лиза цокнула языком и разочарованно глянула на меня. Неужели она думала, что я буду решать их семейные проблемы ради ее красивых глаз?
   – Но десять тысяч – это слишком, – со страдальческой гримасой на лице проговорила Варвара Игоревна.
   – Это в месяц или как? – спросила Лиза.
   – Не знаю, не уточнял. Тут, главное, согласны вы платить или нет. Если да, то и скостить можно.
   – Слушай, а как этот Медяк узнал про маму? – предъявляющим тоном спросила Лиза.
   – Не понял. – Я нахмурил брови.
   – До фабричных самарские были. Они ничего не знали, а эти проведали. Ты сам где живешь?
   – У самой фабрики. Только я не при делах.
   Медяка на Сахнину действительно мог навести я. Увы, на мне все сходилось. Я знал Медяка, до моего появления на Варвару Игоревну никто не наезжал. Жаль терять такую работу, но и под подозрением я оставаться не мог.
   Я молча поднялся, взялся за дверную ручку.
   – Ты куда? – Варвара Игоревна вытаращилась на меня.
   – Хорошая вы женщина, жаль, что не сработались.
   – Я спрашиваю, ты куда?
   Я качнул головой. Зачем говорить, когда и она и сама все прекрасно поняла?
   – Стой! – Женщина соскочила с места, схватила меня за руку, чуть ли не силой вернула на место, взглядом показала на Лизу и заявила: – Ты ее больше слушай!
   – Нет, она правильно вопрос поставила.
   – Но ты же не наводил Медяка?
   – Нет.
   – Тогда зачем уходишь?
   – А кто мне поверит?
   – Я поверю!.. Тебя этот Медяк боится. Может, мы на этом как-то сыграем, а?
   – За ним какая-никакая, а система. Я же сам по себе.
   – Но ведь можно, наверное, что-то придумать? – с надеждой спросила Сахнина.
   Похоже, она не считала, что какие-то доморощенные рэкетиры могут доставить ей серьезные неприятности. Я, честно говоря, тоже в это не верил. Самоед, Медяк и прочие – не та система, которую стоило бояться. Хотя неприятности они организовать могли.
   – Могу передать привет одному человеку, – заявил я и пожал плечами. – Он мог бы подыграть. Только я не знаю, чем это может обернуться.
   Я хорошо знал Севу Мятного из Долгопрудного и мог подъехать к его друзьям, которые остались на воле, передать им привет и попросить об одолжении. Сахнина переведет на них стрелки. Самоед встретится с ними и получит отлуп. Дескать, Варвара Игоревна у них под крышей и трогать ее нельзя. За такую разводку придется хорошо заплатить, но где гарантия, что долгопрудненские реально не возьмут Сахнину под себя? Плевать им на то, что я топтал зону с их корешем.
   Нет, этот вариант не годился. Может, самому к Самоеду пойти? Так, мол, и так, у меня дело, а ты его ломаешь. Но кто я такой, чтобы идти мне навстречу?
   На ножи с доморощенной братвой становиться? А зачем это нужно? Какая мне от этого выгода?
   А если завести разговор о выгоде, то Сахнина согласится со своей дочерью, и я стану для нее засланным казачком. Медяк наезжает на нее, я развожу проблему и получаю свой процент от прибыли. Разумеется, для братвы.
   Замкнутый круг какой-то. Мне надо было как-то выйти из него.
   Может, все-таки лучше поговорить с Медяком? Пусть он хотя бы собьет цену до разумных пределов. Если в рэкете они есть.
   – Я попробую что-нибудь придумать, – поднимаясь со своего места, сказал я. – Но ничего не обещаю.
   Я вышел из кабинета с тяжелой головой. Не нужны мне проблемы с братвой. Я не хочу с кем-то за кого-то драться, а потом отвечать за это на суде. Я сыт тюрьмой по горло.
   Я уходил и думал, что к Сахниной, скорее всего, больше не вернусь.

Глава 6

   Отец вернулся поздно. Я слышал, что он не зашел, а вполз в дом. Опять нажрался до состояния нестояния. Мне снова придется укладывать его спать.
   Может, действительно пора взяться за воспитание папаши? Ухватить родимого за шкирку, отвести к наркологу – пусть ему зашьют под кожу ампулу, может, пить перестанет. Неплохо было бы его женить на Сахниной. Тогда у меня будет повод наехать на Самоеда. Если Варвара Игоревна станет частью моей семьи, то я за нее глотку перегрызу. Во всяком случае, смогу заставить Самоеда в это поверить.
   Я вышел в прихожую, включил свет и увидел человека, сидящего на полу. Это был мой отец, но я с трудом его узнал. Вместо глаз узкие щелочки в кровоточащих опухлостях, нос не просто сломан, а свернут набок, губы как плюшки, на подбородке глубокая рана.
   Он сидел, обхватив руками голову, и жалобно стонал, на разбитых губах пузырилась кровавая пена. Бабушка схватилась за сердце, а я потянулся к телефонной трубке. Надо было срочно вызывать «Скорую помощь».
   Отца могли отделать в пьяной драке, но я так не думал. Его били профессионально, точно, методично, хотели лишить жизни или, в крайнем случае, преподать самый суровый урок. Возможно, ему ногами отбили печень, почки, селезенку. Скорее всего, в домашних условиях его нельзя было спасти, поэтому я набрал ноль три.
   – Кто тебя так? – спросил я, велев бабушке собирать вещи для больницы.
   В ответ отец лишь что-то нечленораздельно промычал.
   – За что?
   – Жинши! – Сначала он махнул рукой в сторону фабрики, а затем указал на Москву.
   Как это ни странно, я его понял.
   Жинши – это джинсы, их забирали с фабрики оптом и увозили в Москву продавать в розницу. Фактически это был грабеж, который возмущал отца. Допустим, он выразил свое негодование вслух, да не там, где надо. Может, его за это и наказали – подкараулили возле дома и загрузили по полной программе.
   Что ж, если так, то я это дело не оставлю. Плевать я хотел на Сахнину, а за отца буду рвать и грызть кого угодно.
 
   Панфиловск называется городом, но по сути это деревня, и все здесь на виду. Я поставил цель найти начальника джинсового цеха, и вот он у меня в руках. Мужик вышел из калитки своего дома, а я двинулся за ним.
   Одет он хорошо – кашемировое пальто с белым шарфом, норковая шапка, но выглядит при этом как последний забулдыга. И вид у него похмельный.
   – Мужик, на троих сообразим? – спросил я.
   На улице холодно, ветрено. Сегодня воскресенье, но кругом пустынно. Люди в такую погоду предпочитают дома сидеть, если, конечно, за бутылкой бежать не надо.
   Хасанову бы остановиться, а он лишь укоротил шаг, разворачиваясь ко мне лицом. Пузо у него большое, тяжелое, и это сыграло с ним злую шутку. Мужика повело в сторону, он попытался сохранить равновесие, а земля под ногами мерзлая, скользкая. Он бухнулся на задницу, отбил себе копчик, дико взвыл от боли и с трудом поднялся. Пузан злобно глянул на меня, сжал кулаки, но ударить не решился.
   – Больно? – с усмешкой спросил я. – И отцу моему больно. Он сейчас в больнице, а ты, Глеб Александрович, водку жрешь. Где справедливость? – Я тоже сжимал кулаки и запросто мог ударить.
   Хасанов почувствовал мое настроение, слегка сдал назад и осведомился:
   – Ты кто такой?
   – Кречетов моя фамилия.
   – Кречетов?
   – Отец, говорю, в больнице.
   – Пить надо меньше.
   – А ты с ним не закладывал, нет?
   – Я вообще не пью!
   Смешно это или нет, но Хасанов заявлял об этом на полном серьезе.
   – Да ну!
   – Десять лет уже в завязке.
   – Флаг тебе в руки и вымпел на шею. Переходящий. Если ты заслужил, и если на шею!
   – Что тебе нужно, Кречетов? – оглядываясь по сторонам, спросил Хасанов.
   – Да вот из тюрьмы вышел, а отца какая-то падла заказала. Зачем ты его под танк бросил?
   – Что ты такое говоришь? – Хасанов непонимающе посмотрел на меня.
   – Да ты не отбрыкивайся, бесполезно это. Я все знаю. Джинсы ты шьешь, да? Деловарам их по дешевке отгружаешь. Народ за копейки горбатится, а деловары их труд за рубли продают, правильно? И сколько ты в карман себе кладешь, я знаю. Мне все, Глеб Александрович, известно. Отца твоя поганая схема не устраивала, вот ты его и заказал.
   Я достал из кармана выкидной нож, нажал на кнопку. Надо было видеть, как шарахнулся от меня Хасанов, когда клинок тускло блеснул в рассеянном свете.
   Другой рукой я вытащил карандаш, чиркнул по нему лезвием и заявил:
   – Чего ты шагаешься, Хасанов? Отца чуть не убили, и тебя не больно зарежут.
   – Это не я! – оглядываясь по сторонам, простонал мужик.
   – Что не ты?
   – Я не заказывал Диму. Они сами!..
   – Кто они?
   – Ну, покупатели.
   – Кто конкретно?
   – Они из Москвы.
   – Да хоть с Марса! Кто такие, спрашиваю.
   – У них в Москве все схвачено, сбыт и прочее.
   – Я спрашиваю, кто они такие!
   – Главный у них там Кислов…
   – Бандит?
   – Нет, но связи имеет.
   – На этих связях его и повесим. Вместе с тобой.
   – Я здесь ни при чем! Они сами…
   – Кислов лично отца бил?
   – Нет, конечно. Нанял кого-то.
   Я выяснил, кто такой Кислов, как его найти, узнал про компаньонов данного фрукта. Но разговор на этом не закончился.
   – Значит, с бандитами эта шушера водится? – затачивая карандаш, спросил я.
   – Я так понял.
   – Что за люди?
   – Я точно не знаю. Да, может, и нет ничего?..
   – А вдруг есть? Если братва спросит с тебя?
   – За что?
   – За то, что ты Кислова сдал. А разве ты этого не сделал? Только что! С тебя за это спросят. Если, конечно, ты расскажешь про нашу с тобой встречу. Но ты же не дурак? – хищно сощурив глаза, спросил я.
   – Нет! – Хасанов приложил руки к груди и мотнул головой.
   – Тогда будешь жить.
   Я оставил Хасанова в покое и отправился в больницу к отцу.
   Он лежал в общей палате с повязкой на голове. Нос ему вправили, а зубы не вставили, поэтому он сильно шепелявил. Я спросил, что с ним произошло, но вразумительного ответа не получил. Шел, нарвался на каких-то хулиганов, они попросили закурить…
   Про Кислова он ничего не сказал, а я не стал спрашивать. Ведь ясно же, что отец не хотел впутывать меня в свою историю, но я уже и так влез в нее двумя ногами и не собирался отступать.
   Домой я возвращался в раздумьях. Как найти Кислова и вызвать его на разговор? Может, и предъявлять ему ничего не надо, а сразу отоварить по всей накладной?.. Я думал, как быть, но не забывал посматривать по сторонам. Если Хасанов рассказал Кислову о нашей с ним встрече, то меня уже запросто могли подкарауливать где-нибудь по дороге.
   В проходе между домом и фабричным забором я увидел Медяка. Он подпирал задницей багажник «четыреста двенадцатого» «Москвича». Перед ним стоял, переминаясь с ноги на ноги, тот самый бык, с которым он приходил к Сахниной. Может, парни случайно здесь оказались, а если они поджидали меня? Может, по старым вопросам у них разговор? Вдруг их отправил по мою душу Кислов?..
   Увидев меня, Медяк оторвал задницу от машины, достал из кармана сигарету, закурил. Верный признак того, что волнуется парень.
   Он подошел ко мне, затягиваясь на ходу. Вид у него был такой, как будто он собирался выпустить дым мне в лицо, хотя Медяк дунул в сторону.
   – Узнал, с кем Сахнина дела делает? – спросил он.
   – А тебе зачем? Если она работает на вашей территории, то какая разница, с кем она дела делает? Если воры ей товар поставляют, то в конкретном раскладе они барыги. А если барыги, то должны подвинуться. Если у тебя хватит сил их подвинуть.
   Медяк свел к переносице брови, пытаясь осилить информационный поток, насыщенный всяческими условностями. Как это воры могут быть барыгами? Если и так, то что с того?
   – Не понял, – с усмешкой заявил он.
   – Есть понятия и законы, по которым живет криминал. Если ты предъявляешь по понятиям, то никакого косяка за тобой нет. Только хватит ли у тебя силы, чтобы удержать за собой правду?
   – Хочешь сказать, что мы ворам можем предъявить? – Медяк как-то не очень просветленно глянул на меня.
   – Если они на вашей территории барыжничают, деньги на водке делают.
   – А за Сахниной воры стоят?
   – А вдруг? У воров организация. Зашлют они гладиатора по твою душу, он тебе кровь пустит, и где тогда будет твоя сила?
   – А за ней воры стоят?
   – Может, воры или новые, я не знаю.
   – Новые, это кто?
   – Новые, это вы, спортсмены-рэкетиры. Думаете, что за вами сила. Это какая же? Менты закрыть могут. Стволы у вас есть? Чеченцы стрелку забьют, там вас и постреляют на хрен.
   – Какие чеченцы?
   – Бандиты натуральные. У них стволы, гранаты, а у вас что?
   Медяк промычал в ответ что-то неразборчивое.
   – Кулаки, кастеты?.. Ну, если реального врага нет, то и этого хватит. Барыгу зашугать не трудно, да? А вот если у него вдруг крыша объявится, тогда надо выставлять свою силу. Чтобы она была, и чтобы все по понятиям. Тогда претензий не будет. На могиле скажут, мол, погиб в бою, был правильный пацан.
   – Кому скажут? – Медяк потерянно посмотрел на меня.
   – Братва так скажет, если тебя вдруг на стрелке завалят или вон его. – Я кивком показал на его спутника, который с важным видом тупо стоял в сторонке. – Это если там с чеченцами. Люберецкие стрелять не будут, просто ливер отобьют. Воры на стрелку вообще не поедут. Они на гоп-стоп возьмут, из-за угла, пером в бок.
   – Ты меня пугаешь?
   – Нет, просто объясняю. А что там с Сахниной, я не знаю. Я за нее не подписываюсь.
   – Почему?
   – Интереса нет. Я ей насчет денег передал, пусть думает.
   – А с кем она работает?
   – Сам пробивай.
   – Мутный ты какой-то.
   – Нет, пацан, это ты мутный, а у меня все чисто по понятиям. Я в чужие дела не лезу и в бюро добрых услуг не играю, – пристально глядя Медяку в глаза, уверенным тоном с вызовом отчеканил я.
   – Если так, то все правильно, – кивнул Медяк. – Может, скажешь тогда, с кем у нее там дела?
   – Не знаю. А если бы знал, не сказал. В этих рамсах мое дело сторона. Что еще не ясно?
   – Ты мог бы нам помочь.
   – А какой мне от этого интерес?
   – Мы тебе отстегнем, – совсем неуверенно сказал рыжий.
   – Тридцать сребреников. Чтобы я свою начальницу сдал? Ты за кого меня держишь?
   – А если с нами будешь?
   – В каком смысле с вами?
   – Бригада у нас. Мы пятак на Спортивной взяли. – Медяк с гордостью огладил пальцами свой спортивный костюм. – «Оазис» наш. У нас тут все схвачено.
   – И ментам проплачено?
   – Решим вопрос. – Рыжий пожал плечами.
   – Как бы с вами вопрос не решили.
   – Очко заиграло? – Медяк презрительно ощерился.
   – Нет, игра не стоит свеч. Что у вас тут, в Панфиловске? А ничего! Барахолка, и все.
   Был я на местной толкучке. Торговля только по выходным, да и та – жалкое зрелище. С десяток лотков под открытым небом, товара кот наплакал. Все частники в Москве крутятся. Туда народ едет – там и выбор больше, и цены не такие злые, как здесь.
   – Нет, не все.
   – Мелочовка здесь у вас. На рубль возьмешь, на червонец посадят. А ведь закроют!.. От ментов откупаться надо, а у вас и денег на это не хватит. Что ты с этой барахолки поимел? Куртку? А завтра за джинсами придешь, там тебя и повяжут. Или не так?
   – Гонишь ты все! – Медяк напыжился.
   – Так много ли вы бабла наколотили?
   – Сколько наколотили, все наше.
   – Так я и не претендую. Да и нет у вас ничего. С Панфиловска много не возьмешь. Особенно если не головой думать, а кулаками.
   Я уже давно мог бы уйти, но мне нужен был этот парень.
   – Что ты предлагаешь? – Медяк заинтригованно посмотрел на меня.
   – Я?.. Предлагают тем, кто готов слушать. А воздух только бакланы сотрясают.
   – Я слушаю.
   – У тебя мать где работает?
   – На швейке, а что?
   – Если так, то тебе должно быть интересно.
   Я мог бы и сам разобраться с Кисловым, подкараулить его где-нибудь на темной стороне улицы, избить до полусмерти, а дальше что? Кислов начнет мстить. «Мстя» его может быть жестокой, если, конечно, за мной не будет никакой реальной силы. Ею могут стать Медяк и Самоед со своей бандой, тем более что пацаны они, судя по всему, лихие.
   Возможно, Кислов организовал швейный цех под себя, может быть, просто наложил на него лапу. Так или иначе, он делал серьезные деньги на джинсе. Мы могли отнять у него этот бизнес. Зачем дербанить барахольщиков, рискуя своей свободой, если можно будет просто продавать им джинсы для дальнейшего сбыта?
   Торгаш должен навариваться на рознице, поэтому ему выгодно будет брать те же джинсы за пятьдесят рублей, а продавать их за сто. При таком раскладе полтинник он кладет себе в карман. Но так и мы можем брать на фабрике товар по двадцать рублей и отдавать барахольщикам за пятьдесят. При больших оптовых объемах это солидная прибыль.
   Но где нам взять покупателей? И согласятся ли они платить по полтиннику? На рынке наверняка есть и другие предложения. К тому же многие барахольщики торгуют продукцией собственного производства.
   Вот тут-то и нужна будет тупая физическая сила, порождающая страх. Мы ведь можем работать с клиентами по принципу «купи кирпич». Не хочешь, получи его на голову! Товар у нас будут покупать не по пятьдесят рублей, а по восемьдесят или даже девяносто. Деньги вперед.
   С такой сделки барыга наварится по минимуму, но нам-то какое до этого дело? Прибыль у него есть? Да. Значит, никакого вымогательства с нашей стороны нет. Выходит, что и закрывать нас не за что.
   С законом проблемы отпадут, но могут возникнуть рамсы с братвой, которая опекает торгашей. Но так ведь не у всякого барыги есть крыша, это раз. А во-вторых, если мы будем представлять собой реальную силу, то кто захочет связываться с нами из-за какого-то лоха? Ну, возникли непонятки, съехались на стрелочку, посидели рядком, поговорили ладком. Зачем из-за какого то терпилы бойню между собой устраивать?
   Именно такой вариант я и предложил Медяку. Слушал он меня с открытым ртом, согласно кивал, хотя, казалось, мало что понимал.
   – У нас не будет в Москве своей территории, но при этом мы поимеем ее всю. А это очень большие деньги! – подвел черту я.
   – Сколько? – алчно спросил Медяк.
   Я имел очень смутное представления об объемах швейного производства, не знал, какую клиентуру мы сможем окучить, но все-таки замахнулся на цифру, от которой у самого дух захватило:
   – Миллион, как минимум!
   Действительно, если снимать за каждые джинсы по пятьдесят рублей, то на миллион мы должны будем продать их двадцать тысяч. Неужели за год швейный цех не сможет поднять такой объем? Разве многомиллионная Москва не переварит такую партию? А может, на миллион уйдет всего полгода или даже пара месяцев?
   – И с ментами без проблем? – Медяк зачарованно смотрел на меня.
   Все-таки проблема с ментами волновала его неслабо, а тут вдруг такая возможность рубить бабло, не рискуя своей свободой. Да и с братвой можно решать вопросы бескровно.
   – А это как фишка ляжет. Если ее на ментов не бросать, то и упадет она нормально.
   – Самоеду такой вариант понравится, – заявил Медяк.
   – А если нет? – на всякий случай спросил я.
   – В принципе можно обойтись и без него. – Рыжий парень сощурился в напряженном раздумье.
   А мне в принципе было все равно, кто рулил их бандой. Без разницы, с кем работать, с Медяком или с Самоедом, лишь бы люди были, которым я мог ставить серьезные и опасные задачи. Схема проста: я организую работу с товаром, эта доморощенная банда обеспечивает его продвижение и получает щедрое вознаграждение.