И все же я предложил девчонкам сменить жилье.
– А то как бы потолок на голову не рухнул, – предостерег я.
– И куда нам теперь деваться? – с интересом посмотрела на меня Женя.
– Ну, в соседнюю комнату, скажем девчонкам, они потеснятся.
– Потеснятся, а потом проклянут, – хмыкнула Люся. – Нет уж, мы лучше здесь.
– А может, нам во флигель перебраться? – непонятно, то ли в шутку, то ли всерьез спросила Женя.
– В какой флигель? – не сразу сообразил я.
– Ну, можно в северный, можно в южный. В одном должно быть восемь комнат, в другом... э-э... кажется, одиннадцать.
– Ты откуда знаешь? – удивился Макар.
– Ну, слышала как-то, – пожала плечами Женя. – У меня отец краеведческим музеем заведует. Я фотографии этой усадьбы видела, ну, старинные, когда все красиво было. Это сейчас разруха, а тогда... Раньше здесь было имение графа Сокольского.
– Какого графа? – встрепенулся я.
– Сокольского. А что? – удивленно посмотрела на меня девчонка.
– Моя фамилия Сокольский.
– Интересно.
– Но я не граф.
– И все равно интересно.
– Очень-очень интересно, – развеселился Макар. – Может, объясните нам, комсомолец Сокольский, свое дворянское происхождение, а? А ну признавайся, социально чуждый элемент, блин!
Это была всего лишь хохма. Но мне стало немного не по себе. Дворянское происхождение, графская фамилия – ни дать ни взять пережитки прошлого. Ничего, казалось бы, серьезного. Чай, не при Сталине живем. Да и социальные грани между представителями разных классов давно стерлись. Но если разобраться, то не так уж все и просто. Комитет госбезопасности не дремлет, и в комитете комсомола может найтись какая-нибудь воинствующая бяка. Заподозрят во мне графского потомка – все, можно распрощаться с мечтой о блестящей карьере. В лагеря, конечно, не сошлют, но палки в колеса вставить могут. Хотя вряд ли ко мне можно будет приклеить дворянский ярлык. Фамилия фамилией, а мать у меня самая что ни на есть политически зрелая и, что еще важнее, активная личность. Председатель профсоюзного комитета крупнейшего в стране свинцово-цинкового комбината. И фамилия ей в том ничуть не помеха.
– Эй, что с тобой? – всполошился Макар. – Я же пошутил.
– А вдруг я и есть тот самый социально чуждый элемент? – через силу улыбнулся я.
– Да будет тебе.
– А чего вы так забеспокоились? – удивленно спросила Женя. – Я бы, например, радовалась, если бы у меня вдруг обнаружились дворянские корни. Но их у меня нет. Прадед рабочим был, дед рабочим, отец тоже рабочим начинал, это он уже потом на истфак поступил.
– А я про своего деда ничего не знаю, – обескураженно покачал головой я.
– У отца мог бы спросить. Или у матери.
У отца я спросить ничего не мог. Не было у меня отца. Мама говорила, что он летчиком был и разбился еще до того, как я родился. Но в эту сказку про летчика я давно не верю. Хотя виду не подаю. А зачем расстраивать мать? Она и без того несчастная женщина. Только делает вид, что у нее все хорошо, все замечательно. Но я-то знаю, как она по ночам плачет.
– Спрошу, – буркнул я.
И тут же, чтобы сменить тему, спросил:
– Что ты там про флигели говорила?
– Ну, в одном восемь комнат, в другом, кажется, одиннадцать. Только там окна заколочены, я видела. И галереи разрушены.
– А может, сходим? – предложил Макар. – Сейчас у нас дел по горло, а к ночи освободимся. И сходим. Ну, сколько там комнат, посчитаем.
– Ночью?! – поежилась Люся.
Макар же только того и ждал. Подсел к ней на кровать как ни в чем не бывало, обнял ее за плечи, привлек к себе. Понял, пройдоха, что девчонка нуждается в надежной мужской поддержке, вот и подсуетился. А она и не возражает. Сама к нему не жмется, но и его не отгоняет.
– Ночью страшно, – покачала головой Женя. – Не знаю, как в северном, а в южном с привидением можно повстречаться.
Она сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Ни капли суеверного ужаса в глазах. И никакого намека на то, что она тоже нуждается в крепком мужском плече. Увы, у меня пока что не было повода ее обнять и прижать к себе. А я бы не отказался.
– Да ладно тебе! – Зато Макар намертво прикипел к Люсе, та и рада.
– Ну, мне отец говорил. Ходили слухи.
– Что за слухи?
– То ли в семнадцатом году, то ли в восемнадцатом резня здесь была. Поместные крестьяне восстали против своих хозяев. Старый граф тогда на фронте был, точно не скажу – то ли против немцев, то ли против большевиков.
– Но уж точно не против белых, – усмехнулся Макар.
Я ничего ему не сказал. Но так на него глянул, что он сам приложил палец к своим губам.
– Так вот, старого графа не было, зато был молодой. Михаил, Михаил. Э-э, если отца звали Юрием... э-э, отчество не помню. А сын, значит, Михаил Юрьевич. В общем, его убили вместе со всей семьей. Погибла и жена старшего сына, который также был на фронте.
– И сколько у него сыновей было?
– Да вроде бы трое. Один совсем маленький, даже не скажу, сколько лет. А звали его... звали его Всеволод. Да, кажется, так. Так вот, Всеволоду Юрьевичу повезло. Он успел скрыться вместе с матерью. Она же увезла, а может быть, где-то спрятала и фамильные драгоценности. Есть сведения, что они эмигрировали, кажется, во Францию. А взрослого сына графа, внуков и невесток закололи вилами. В том самом южном флигеле. Они забаррикадировались там, но взбесившиеся грабители все равно их достали.
Кстати сказать, меня самого зовут Всеволодом. Но я не стал заострять на этом внимание и скромно промолчал. Зато Люська открыла рот:
– Грабители? Ты же говорила, что крестьяне, – напомнила она.
– А по-твоему, крестьяне не могли быть грабителями?
– Грабители – это одно, а классовая ненависть – совсем другое!
– Если бы. Им графские богатства нужны были.
– И откуда ты все знаешь? – съязвила Люся.
– От верблюда, – надулась Женя.
Я подавленно молчал. А что, если я в самом деле имею какое-то отношение к графской семье? Что, если это моего деда убили в южном флигеле? И вообще, все, о чем рассказывала Женя, казалось мне безумно интересным. Графское поместье, дворец-усадьба, Гражданская война, взбесившиеся крестьяне. А еще фамильные драгоценности – золото, брильянты, рубины, жемчуг.
2
Ночь, за окном светит луна. Но уж лучше кромешная темнота, чем это. Луна сама по себе наводит страх и тоску. А еще эта страшная быль о заколотых вилами людях.
Это все Макар. Это он потащил нас в южный флигель. Ночью, под впечатлением страшного рассказа. И делал он это нарочно. Как еще объяснить то, что этот жук подготовился ко всему заранее. Взломал заколоченную досками дверь во флигель, отыскал самую лучшую комнату – единственную, где в окнах сохранились стекла. Тайком пронес сюда два лежака. А потом уже повел нас, легко сбив с двери самим же на сопли посаженные доски.
И вот мы в этой комнате. Макар с Люськой жмутся друг к другу на одном лежаке, мы же с Женей на другом – но не жмемся, даже за руки не держимся. Вроде бы я не робкого десятка, но смелости мне в общении с ней не хватает явно. Даже не пытаюсь приставать к ней, как будто точно знаю, что из этого ничего не выйдет. А я не хотел, чтобы она мне отказывала. Поэтому и не домогался. Не лезь в воду, если боишься утонуть.
– Жень, а почему ты думаешь, что здесь водятся привидения? – спросил Макар.
– Детские сказки, – улыбнулась она. – Неужели ты не понял?
– А если не сказки? Если взаправду? – покрепче прижимаясь к Макару, спросила Люська.
Она и в самом деле была напугана. Но это состояние скорее нравилось ей, чем наоборот. Страх приятно щекочет нервы, а рука Макара тем временем щекочет внешний выступ бедра. А там, глядишь, до внутренней части доберется.
– Мы в позапрошлом году в студенческом лагере были, – сказал Макар. – Озеро, волейбол, все такое. В домиках жили, да, Сева?
– Жили, – кивнул я.
– Страхи всякие на ночь рассказывали. Ну, ведьмы там всякие, русалки. И что?
– Что? – повелась на затянувшуюся паузу Люська.
– Была русалка. Колька Шмаков погулять на озеро вышел ночью, смотрит, девчонка на пляже лежит. Ну, лежаки, на которых загорают. Точно такие лежаки, на которых мы сейчас сидим. Ага, так вот, смотрит, девчонка в чем мать родила. А красивая. Ну, слово за слово. В общем, в самый разгар она вдруг в покойницу превращается и давай разлагаться.
– Да ну! – в ужасе воскликнула Люська и вцепилась в Макара так, как будто он был оберегом от нечистой силы.
Хотел бы я, чтобы и Женя ко мне так же крепко прижалась. Но...
– Врет он все, ваш Колька, – саркастически усмехнулась она.
– Да ладно, врет. А помнишь, мы у Мишки в гостях были, ну, прошлой весной? – обращаясь ко мне, спросил Макар. – Отец у него в загранку ходит, видеомагнитофон привез. А там еще фильм ужасов, на английском, правда. Но все равно до жути страшно. Так вот, Ирку Оськину вампир в подъезде поймал. Она домой возвращалась, а тут это. Клыки – во! Глазищи – во! Как вцепился ей в горло. Ирка потом в больнице долго лежала.
– Кошмар! – вне себя от страха пробормотала Люська.
А Макар продолжал заливать.
– Ирка обещала к нам подъехать. Ну, посмотреть, как мы живем. А знаешь, зачем?
– Ты же сам сказал – посмотреть, как мы живем, – как мышонок пискнула Люська.
– Ну да! Это всего лишь предлог! Ты еще молодая, не знаешь, что те, кого вампир укусил, сами вампирами становятся. Ирка приедет кровь нашу пить, поняла?
Врал он безбожно, но как убедительно! Признаться, мне даже стало немного не по себе. Зато Жене хоть бы хны. Слушает Макара, смотрит на него как на полного кретина и скептически улыбается.
– А почему она вампиром стала? – чуть ли не завывающим голосом вопросил Макар. – А потому, что фильм про вампиров смотрела! Сама на себя вампира вызвала! Так что ты, Женечка, не права! Не надо нам было про привидения рассказывать!
– Не надо было! – снова пискнула Люська.
– А вдруг они сейчас за нами придут?
– Вдруг!
– Зря мы сюда пришли!
– Зря!
– Уходить надо!
– Надо!
Макар толкнул лозунг, но сам остался на месте. И удержал вскочившую было Люську. Приложил палец к губам:
– Тсс! Там кто-то ходит!
И в этот момент резко открылась дверь.
– А-а! – взвизгнула ошалевшая от страха Люська.
Даже я вздрогнул, хотя знал, что все идет по сценарию. Как ни крепилась Женя, но и она испугалась и даже прильнула ко мне в поисках защиты. А я не растерялся, обнял ее за плечи. Макар хоть и придурок, но котелок у него варит.
Дверь открылась, и Люська снова заголосила, увидев, как мимо нее по темному коридору прошмыгнуло что-то белое. И дверь тут же закрылась. А спустя пару-тройку мгновений по ней ударили молотком.
– Ну и что это такое? – возмутилась Женя.
– Гвозди заколачивают, – в показном ужасе пробормотал Макар. – В дверь. Кажется, я знаю, зачем.
– Зачем? – словно на последнем издыхании спросила Люська.
– А затем! Гвозди в наш гроб вколачивают, вот зачем!
– Ну, знаете! – вспылила Женя.
Кажется, она поняла, что происходит на самом деле. И даже попыталась встать. Но не смогла. И я здесь был совершенно ни при чем. Онемевшие от страха ноги отказывались держать ее тело, а вместе с тем и умную и смелую голову.
Еще несколько ударов, и все стихло. Но Макар продолжал нагнетать кошмар.
– До утра нам лучше отсюда не уходить.
– Не уйдем.
– Если выживем, то утром сами выйдем.
Я удивлялся, как вообще Макар мог говорить. Люська с такой силой вцепилась в него, что у него должно было отказать дыхание.
– А что, можем и не выжить?!
– Да черт его знает! Все может быть!
– Но я не хочу умирать, – в панике пробормотала она.
– Да ты не бойся, я тебя в обиду не дам.
Какое-то время Макар молчал, тиская в своих объятиях насмерть перепуганную Люську. Я же, в свою очередь, обнимал Женю. Она не пыталась вырваться из моих объятий, но и признаков жизни не подавала. Ей было страшно, но защиты на моей груди она не искала.
– Умереть не страшно, – обращаясь к своей подружке, едва слышно сказал Макар. – Страшно умереть, если ни разу... Ну, ты меня поняла.
Я не знаю, поняла Люська его или нет, но он продолжал:
– Но мне совсем не страшно. У меня было. А у тебя?
– Нет. Ни разу.
– Тогда девственницей умрешь. Жаль, в жизни нужно все попробовать.
– Я не хочу, – прошептала Люська.
– Меня не хочешь?
– Умирать не хочу.
– А меня?
Она ничего не ответила. Но подозрительные шорохи, которыми сопровождались движения Макара, свидетельствовали о том, что он был близок к своей цели. Он – добрый малый и не позволит девушке умереть девственницей.
– А у тебя был парень? – спросил я у Жени.
Казалось, вопрос завис в воздухе. Но все же ответ прозвучал:
– Почему был? Он и сейчас есть. В армии служит.
– Ну, я не в том смысле. У вас что-нибудь было?
Женя меня поняла. И возмутилась. Вырвалась из моих объятий и даже повела плечом так, как будто собиралась влепить мне пощечину. Но не стала распускать руки, ограничилась устным порицанием:
– Дурак!
– Извини, – повинился я и снова обвил ее руками.
Она не попыталась вырваться, но спросила, в упор глядя на меня:
– Зачем?
– Нравишься ты мне.
– А ему Люська нравится, да? – саркастически усмехнулась она, взглядом показывая на молча копошившуюся пару.
Похоже, Макар уже залез к ней под юбку, и не только руками. Темнота разъедала силуэты их тел, но все равно можно было догадаться, чем они занимаются. А если Люська еще и стонать начнет... Мне стало неловко – и за друга, но прежде всего за себя. Известно, что от сессии до сессии живут студенты весело. Мы с Макаром уже пятый год учимся, и такой вот тихий, но явный разврат для нас дело, в общем-то, привычное. И не такие оргии в общаге устраивались. Но ведь Женя совсем молодая, еще даже учиться не начинала. Ей такой идиотизм в новинку.
– Ну и чего ты застыл? – тихо, но с нажимом спросила она. – Давай, начинай! Я же тоже девственница. Я же тоже не могу умереть нецелованной! Ну чего ты как не живой, а?
Если бы она действительно хотела... Но я-то понимал, что Женя всего лишь провоцирует меня, чтобы я показал ей свою идиотскую сущность.