Колычев Владимир. Мужчина, которого предала женщина

   Женщина разомлела от спиртного, раскрепостилась, и сама, казалось, готова была наброситься на Валентина. Но он совершил непростительную ошибку – нарюмкался так, что заснул еще до того, как спутница подсела к нему. А довел он себя до такого состояния потому, что захотел забыться. Понял, что никто не нужен ему в этой жизни, кроме Дарьяны…

Глава 4

   Солнце, пальмы, море – это на юге. Серое небо, холодный ветер, моросящий дождь – это в Москве. Что там тоска, что здесь… Валентин стоял у окна, с высоты восьмого этажа невидяще смотрел на парк, где он когда-то бегал по утрам с Дарьяной. Вернуть бы те времена, но, увы, это невозможно.
   Нет Дарьяны, и в шкафу пусто, потому что она забрала свои вещи. На трюмо нет ее баночек-скляночек с кремами, пузырьков с духами…
   Плохо Валентину одному, ничего не радует. И три недели в Сочи никакого удовольствия не принесли. Снял угол в частном секторе; как зомби, бездумно ходил на море загорать и купаться; питался как попало, с девушками не знакомился – не хотел. А сами они особо не напрашивались; видимо, их отпугивала его постная физиономия…
   Почти каждый день он звонил маме, наигранно бодрым голосом сообщал ей, как хорошо им отдыхать с Дарьяной… Страшно было подумать, что начнется, узнай она о разводе. «Я же говорила!..», «Я всегда знала!..», «Мать всегда права!..» А ведь когда-нибудь это начнется. И так на душе тошно, хоть с восьмого этажа вниз…
   Из раздумий его вывел едва слышный шорох в прихожей. Кто-то своим ключом открыл дверь, проник в квартиру… Или отмычкой?!. Внутри у Валентина все заледенело. Ведь это мог быть киллер, который только и ждал, когда он вернется… А он находился в гостиной, и у него даже ножа кухонного нет, чтобы защититься. Есть только дубовая табуретка с круглым сиденьем, она легкая, но если обрушить ее супостату на голову, мало тому не покажется…
   Валентин нагнулся, чтобы взять табуретку за низ ножки, и в это время в комнату вошла Дарьяна. Как всегда ухоженная «от» и «до», красивая до головокружения. Ухоженная и красивая не для него… Стильное шерстяное платье на ней персикового цвета, летние сапоги на шпильке, сама стройная, подтянутая. На губах печальная улыбка, руки скромно опущены вниз.
   – Зачем тебе табуретка? – спросила она, похоже, для того, чтобы с чего-то начать разговор.
   – Во-первых, здравствуй, – пытаясь скрыть нечаянную радость, надулся он.
   – Да, конечно… Ты кого-то боишься?
   – Да, я думал, меня могут убить, – кивнул он.
   – Кто?
   – Ты… Ты меня убила своим появлением.
   – Только падать не надо.
   – Да ты не беспокойся: мой труп – уже не твоя забота.
   – Ты похож на ослика Иа-Иа, – совсем не обидно засмеялась она.
   – Да, на ослика, который потерял свой хвост… Он, конечно бы, хотел, чтобы хвост вернулся к нему. – Он с надеждой посмотрел на Дарьяну.
   – Я никогда не была твоим хвостом, – покачала она головой. – Но сравнение приму… Ты хочешь, чтобы я к тебе вернулась?
   – Да.
   – После того, как я тебе изменила?
   – Я тебя прощу.
   – Не нужно меня прощать. Я этого не заслужила. И к тебе не возвращусь.
   – Зачем ты пришла?
   – Ты должен подать заявление в ЗАГС на расторжение брака.
   – А если я не согласен?
   – Тогда нас разведут через суд.
   – Ты выйдешь замуж за Тихоплесова?
   – Да. Он сделал мне предложение.
   – Ты с ним спишь?
   – Зачем ты это спросил? – нахмурилась Дарьяна.
   Валентин в ответ нервно пожал плечами, опустил голову.
   – Нет, я с ним не сплю. Но это ничего не значит. Это всего лишь мой принцип – никакой близости до свадьбы.
   – Хороший принцип, – уныло вздохнул Валентин, вспомнив их брачную ночь.
   Дарьяна была молодой и неопытной, но и он совершенно не умел обращаться с женщиной в постели. Они учились вместе, на собственных ошибках. Сейчас она умела многое, и вряд ли Тихоплесов разочаруется в ней…
   – Может быть… Только Эдуард не хочет ждать, он спешит со свадьбой.
   – Его проблемы.
   – Это наши общие с ним проблемы, а ты нас задерживаешь. Ты должен был подать заявление в ЗАГС, а вместо этого уехал в Сочи.
   – Я ничего никому не должен, – буркнул он. И, спохватившись, настороженно покосился на Дарьяну. – Откуда ты знаешь, где я был?
   – Ты смеешься надо мной? – удивленно повела она бровью. – Ты купил билет на поезд Москва – Адлер, в железнодорожном компьютере остались твои данные. Дальше объяснять?
   – Да, но чтобы узнать эти данные, нужно проявить любопытство.
   – Я проявила, а Эдуард мне помог…
   – А почему в Сочи? Может, я в Туапсе вышел.
   – Может, и в Туапсе. Но это же нюансы.
   – Но я отдыхал в Сочи. И ты это знаешь. И он это знает.
   – Мне кажется, что ты его боишься, – насмешливо сказала она, многозначительно глянув на табуретку. – Ты, наверное, думал, что это киллер к тебе пришел?
   – Нет, – сконфуженно сник Валентин.
   – А мне кажется, что да. Потому и в Сочи удрал. Но ты не бойся, никто тебя не тронет…
   – Если я подам заявление в ЗАГС? – невольно вырвалось у него.
   – Я этого не говорила… Сам подумай, зачем Эдуарду связываться с тобой?
   – Будет он об меня мараться, да? – ехидно усмехнулся он.
   – И этого я не говорила… – недовольно смотрела на него Дарьяна. – Ты же не грязь, чтобы о тебя мараться. Ты человек. Маленький, но человек.
   – А он большой человек, да?
   – Ты хочешь услышать от меня то, что сам прекрасно знаешь. Это не вопрос, можешь не отвечать… Не нужен ты Эдуарду, не тронет он тебя…
   – Ты рассказала ему про видеофайл в компьютере? Ну, который я нашел.
   – Да, был разговор, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала она.
   – Зачем ты ему это сказала? – схватился за голову он.
   – Мне нужно было знать, что он ответит.
   – Он сказал, что ничего не было.
   – Нет, файл действительно был. Но держал он его в своем компьютере как компромат на того человека, которого ты видел в кадре. И который работает на него… В общем, Эдуард к этой истории с оружием не причастен. И ты можешь не волноваться, никто сводить с тобой счеты не станет. Да и не такой Эдуард человек…
   – А какой он человек – добрый и порядочный?
   – Может, и не ко всем добрый, но точно не злой. И в чем-то очень порядочный.
   – В чем?
   – Если хочешь, я напишу про него оду в прозе и сброшу тебе на «мыло».
   – Может, лучше побережешь силы?
   – С твоего позволения… Но тебе, извини, придется немного потрудиться. Ты должен написать заявление в ЗАГС, – просительно посмотрела на Валентина Дарьяна.
   – Я же сказал, что не должен.
   – А я говорила, что в таком случае нас разведут через суд. И, поверь, тогда ты ничего не получишь от квартиры из нашего долевого участия. Ну, почти ничего, максимум процентов десять. Ведь зарплата у меня выше твоей более чем на порядок. Так что делай выводы.
   – Плевать я хотел на эту квартиру!.. Это у тебя одна корысть на уме!
   – Это не корысть, – с упреком, сухо сказала она. – Это прагматизм.
   – Что в лоб, что по лбу.
   – Мне кажется, ты напрашиваешься на комплимент. – Дарьяна предостерегающе посмотрела на него.
   – Сейчас ты расскажешь, какой я неудачник.
   – Нарвался… Но рассказывать я ничего не буду. Ты сам это знаешь. И я тоже.
   – Ну, извини, что я такой! – в запальчивости воскликнул Валентин.
   – Может, обойдемся без истерик? – поморщилась она.
   – А может, обойдемся без развода?
   – Увы.
   – А может, все-таки обойдемся?
   – Нет.
   – Ты меня убиваешь.
   – Значит, заявления не будет?
   – Увы, – ее же словом ответил он.
   – Что ж, придется обращаться в суд… Прощай!
   Она повернулась, чтобы уйти, но Валентин не мог ее отпустить. Слишком сильно он любил ее. Он стремительно нагнал ее, ладонями порывисто, но мягко взял за плечи, заставил остановиться.
   – Что такое? – не оборачиваясь, напряженно спросила она.
   – Не уходи.
   – Давай обойдемся без сцен! – достаточно резко сказала она.
   Но тем не менее даже телом не подалась вперед, чтобы продолжить движение.
   – Тебе не нужно было приходить.
   – Я это уже поняла.
   – А ты пришла. И ты не можешь так просто уйти.
   – Почему?
   – Потому что у тебя принципы. Потому что у тебя воспитание. Только с мужем, и больше ни с кем. А я твой муж. Я!..
   – Это уже формальность.
   Он почувствовал, как мелкая дрожь пробежала по ее телу. И напрягалась она в ожидании момента, когда можно будет расслабиться… Он знал, что все это значит. Ведь если ей верить, то у нее почти месяц не было мужчины. А он хотел ей верить…
   – Вовсе нет… Это наш дом, мы здесь одни. Ты должна остаться. Ты должна остаться со мной…
   – Но мне нужно идти.
   Она мотнула головой, но вместо того чтобы подать тело вперед, шагнула назад, спиной прижавшись к его животу. И голову запрокинула так, что волосы растеклись по его правому плечу.
   – Ты же знаешь, нам всегда было хорошо вместе.
   – Это было в прошлом, – тихонько, с чувственным придыханием сказала.
   – Ты в этом уверена?
   – Отпусти меня.
   – Я пытаюсь тебя отпустить, но не могу.
   – Ты должен меня отпустить, – прошептала она.
   – Не должен…
   Платье на ней из нежной шерсти, мягкое, подол задирался легко. Лето на улице, не время для колготок. Но вместе с тем пасмурно там, прохладно, поэтому на Дарьяне чулки телесного цвета, без подвязок, на силиконовой резинке… А трусики маленькие, кружевные, можно сказать, символические…
   – Что ты делаешь? – протестующе зашипела Дарьяна.
   Но даже не попыталась вырваться, когда его пальцы пролезли под резинку трусиков.
   – Угадай.
   – Так нельзя…
   – Можно. Только мне одному и можно. Потому что я твой законный муж.
   – Все равно нельзя…
   Платье снималось легко, и Дарьяна даже подняла руки, чтобы помочь ему. А когда осталась без бюстгальтера, инстинктивно закрыла грудь руками, но Валентин тут же заставил ее их опустить. Он знал, как нравится ей, когда его пальцы бабочками порхают вокруг ее сосков, легонько задевая твердеющую нежно-розового цвета плоть. Так он и поступил, ожидая, что Дарьяна полностью расслабится в его объятиях. Она приняла его ласку, но напряжение в ее теле осталось. И страстных вздохов не было, и ноги у нее плотно сомкнуты. Она всего лишь позволяла пользоваться собой, не поощряя, а, напротив, осуждая себя за это. Валентин чувствовал это, но не мог остановиться…
   – Не надо, – едва слышно пробормотала, когда он уложил ее на диван, перегнув через мягкий подлокотник.
   – Уже поздно, – прошептал он ей на ухо, раздвигая ноги.
   Она и сама это поняла, содрогнувшись от проникающего толчка… Ей больше ничего не оставалось делать, как расслабиться…
   Нет, он не насиловал ее. Ведь Дарьяна не сопротивлялась, к тому же, вне всякого, ей нравилось, что происходит с его подачи. Но все-таки она лежала под ним как бревно, с закрытыми глазами, с сомкнутыми губами. И когда все закончилось, сразу же поднялась. А ведь в прежние времена она любила в томлении понежиться в постели.
   Ничего не говоря, она ушла в спальню, вышла оттуда, обернувшись чистым банным полотенцем, подобрав с пола платье и брошенное белье, скрылась в ванной комнате. Ее не было около получаса, и все это время Валентин лежал на диване, невидяще глядя в потолок. Он казнил себя за то, что совершил. Но в то же время он гордился собой, потому что смог бросить вызов Тихоплесову. Ведь, как это ни прискорбно, Дарьяна была его женщиной…
   Дарьяна тихонько зашла в комнату.
   – Ты хоть понял, что сделал? – беззлобно, хотя и осуждающе спросила она.
   Лицо непроницаемое, в глазах – морозные просторы Арктики.
   Валентин почувствовал себя страусом, испытывающим потребность сунуть голову в песок.
   – Ты можешь меня убить, – закрыв глаза, сказал он.
   – За что?
   – Сама знаешь.
   – Ты поступил очень плохо. Но в целом ничего страшного. Если хорошо подумать. Если есть желание оправдать себя. А у меня есть такое желание, потому что я честная женщина. И я оправдываю себя тем, что ты мой муж… Не скажу, что мне было хорошо, но я бы не стала тебя убивать… Но это может сделать Эдуард, если узнает.
   Валентин хотел открыть глаза и сказать, что думает он о ее честности, но вместо этого еще крепче зажмурился. Быть беде, если Тихоплесов узнает, что сотворил он с его женщиной…
   – Но я ему ничего не скажу, – успокоила его Дарьяна.
   – Не надо, – открыв глаза, благодарно посмотрел на нее Валентин.
   – Ты напишешь заявление, и мы разойдемся с миром.
   – Это шантаж?
   – Как хочешь, так и понимай.
   – Хорошо, я напишу заявление, – кивнул он.
   – Ты в этом уверен? – Да.
   – Ты так боишься Тихоплесова, что готов отказаться от меня? – с презрительной насмешкой спросила она.
   – Э-э… Я не боюсь… Ты… Ты же все равно все уже решила, – в смятении пролепетал он.
   – Да, я решила, что ты трус, – кивнула она.
   – Я не трус! – взвился он.
   – Ты никчемный человек.
   – Это слишком!
   – Чтобы завтра заявление было в ЗАГСе! – отрезала она. – Если нет, пеняй на себя!
   Дарьяна ушла, хлопнув за собой дверью, а Валентин уронил голову на грудь, в безысходности обхватив ее руками. Похоже, у него не было другого выхода, как официально отказаться от бывшей жены…

Глава 5

   Валентин хорошо помнил день, когда они с Дарьяной подали заявление в ЗАГС. Не сказать, что после этого домой он летел как на крыльях, но настроение зашкаливало точно. И еще он пригласил Дарьяну в ресторан, где они пили шампанское, желая себе светлого совместного будущего.
   И сегодня он был в ЗАГСе, где отказался от своих прав на Дарьяну. Домой возвращался как в воду опущенный. Некого сегодня приглашать в ресторан, да и незачем. Но напиться надо, вдрызг, с горя…
   Он шел, не замечая ничего вокруг, поэтому появление Тихоплесова стало для него неожиданностью. Он подходил к своему подъезду, когда услышал за спиной его голос:
   – Эй, урод!
   Валентин остановился, на немеющих ногах повернулся к нему.
   Тихоплесов надвигался на него с неотвратимостью следующего по рельсам локомотива, и Валентин с ужасом осознавал, что у него нет ни единого шанса уклониться от столкновения с ним.
   – Дарьяна была у тебя вчера? – не останавливаясь, ревущим голосом спросил Тихоплесов.
   Валентин обреченно кивнул. Неужели Дарьяна проболталась?… Похоже на то.
   – Ты не жилец, понял! Не жилец! – заорал на него Эдуард Антонович.
   И размахнувшись, ударил Валентина кулаком в лицо. Но тот инстинктивно нагнулся, и этот удар сокрушил пустоту над его головой.
   Но Тихоплесов ударил снова, на этот раз ногой. А Валентин отпрыгнул назад, ничуть физически не пострадав. Зато морально он был разбит. Ему бы дать обидчику отпор, но руки не хотели слушаться его, а прыти в ногах только на то и хватало, чтобы уходить от ударов. В конечном итоге он воспользовался дверью в подъезд и, оттолкнув открывшего ее мужчину, спрятался за ней. Щелкнул замок, и дверь накрепко закрылась.
   Тихоплесов не мог дотянуться до него, но Валентин слышал его голос.
   – Молись, ублюдок! – ревел тот. – Я тебя урою, тварь!
   Едва живой от страха, Валентин поднялся к себе домой, закрылся на все замки. К сожалению, ни одно из окон его квартиры не выходило во двор, и он не мог видеть, где сейчас находится его лютый враг.
   Но вряд ли Тихоплесов останется во дворе караулить его. У него есть специальные люди, которые могут отомстить за него, сейчас он вызвонит их, даст им задание…
   Валентин не знал, что делать. Позвонить в милицию? Но что он скажет? Что изнасиловал свою бывшую жену?… Может, это и не было изнасилованием, но ведь именно так Дарьяна все и повернет, чтобы выйти из этой истории с наименьшими для себя потерями. Вернее, уже повернула…
   Можно удариться в бега, но как выйти из дома, если за ним, скорее всего, уже следят? Или его ждет сам Тихоплесов, или он оставил во дворе своего водителя, чтобы тот дождался исполнителей. А на веревке с восьмого этажа не спуститься…
   Надо оставаться дома и держаться на связи с милицией. Дверь, может, и не самая прочная, но позиционируется, как бронированная, с ригельными штырями. Пока убийцы взломают ее, Валентин успеет вызвать наряд милиции, тем более что местный ОВД в двух кварталах от дома… Всю жизнь, конечно, взаперти не просидишь, но через пару-тройку деньков осада, скорее всего, будет снята…
   Но хватит ли еды, чтобы продержаться три дня?… Валентин открыл холодильник и увидел в нем бутылку водки. Вот что нужно ему сейчас больше всего. Напиться и забыться…
   А продуктов было немного. Полкилограмма сосисок, треть батона колбасы, кусок сыра, масло, десятка полтора яиц, огурцы, помидоры. Крупа в кухонных шкафах – рис, пшено, гречка; сахар, чай… Если экономить и не особо привередничать, можно продержаться более чем трое суток… Надо экономить.
   Валентин отварил пару сосисок, сделал овощной салат, налил себе полный стакан водки, выпил, закусил…
   Водка шла на удивление легко, но совершенно не пьянила. Легкий хмель Валентин почувствовал после последней стопки. Ощущение нужно было усилить, но водка закончилась. И тут он вспомнил про волшебную силу Интернета. Деньги у него есть, можно сделать онлайн-заказ в службу доставки. Это же проще простого. Он закажет бутылку водки, и курьер доставит ее, запросто минуя засевших в засаде наемников…
   Так он и поступил. Заказал бутылку водки, сок, фрукты, пачку пельменей. Не прошло и получаса, как прибыл курьер. Правда, к этому моменту Валентин едва держался на ногах. Опьянение оказалось коварным, подступало медленно, но накрыло плотно. Впрочем, желание напиться до полусмерти не исчезло, и Валентин снова сел за стол, почти уверенный в том, что вторая бутылка окончательно свалит его с ног.
   Но бутылка опустела, а он все еще оставался на плаву. Вата в голове, кровь медленная, вязкая, течет по жилам с трудом, шумом отдаваясь в висках. Но сознание еще не погасло, а на душе необыкновенно легко. И Тихоплесов не страшен, и на Дарьяну наплевать… И выпить хочется…
   Валентин заказал через Сеть еще одну бутылку водки, но, не дождавшись, провалился в небытие…
   Он заснул, и ему приснилось, как он сражается с киллером, прибывшим по его душу. Ему совсем не страшно, в руке у него нож, движения на зависть быстрые и ловкие, как в компьютерной игре. Потом ему приснился милиционер с дикими от ярости глазами, он заломил Валентину руки, затащил в свою машину, куда-то повез… Потом была тусклая засиженная мухами лампочка под серым, некогда белым потолком, давно не крашенная лавочка над головой, жесткий холодный пол…
   На этом полу Валентин и проснулся. Под потолком светила знакомая уже лампочка, над головой доски тянущейся вдоль стены скамейки. Справа высокие железные прутья от пола до потолка. Много прутьев, вся стена из них состояла. Воняло мочой, и даже хлорка своим едким запахом не могла перебить этот едкий смрад.
   Сначала Валентин догадался, куда его угораздило попасть, и только затем до него дошло, что в тюремной камере он оказался не просто так. Но что именно он натворил?
   – Э-эй! – через силу выдавил он.
   Ему нужно было знать, почему он здесь. И еще очень хотелось по нужде. Очень-очень хотелось. А отхожего места здесь нет.
   – Эй, люди!
   Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать на ноги, подойти к решетке. Но из-за телесной слабости ему трудно было бороться с силой тяжести, поэтому, держась за железные прутья, он сполз на колени.
   – Люди!
   Перед ним, как большая луна в ночи, светилось широкое с арочным верхом окно, красные буквы на нем, они расплывались в глазах, но Валентин все же смог прочитать: «Дежурная часть». Освещенное помещение за стеклом, вихрастая макушка склонившегося над столом человека. Это милиционер, и он не спит, но Валентина не слышит.
   – Караул!
   Наконец человек поднялся, вышел из дежурного помещения, приблизился к решетчатой стене камеры. Рядом с ним встал еще один, в погонах и с автоматом. Стоят оба, недобро улыбаются, глядя на Валентина, как на какую-то обезьяну в клетке.
   – Где я? – сорванным, с хрипотцой голосом спросил Валентин.
   – Дома… Теперь это твой дом, придурок, – сказал вихрастый.
   – Ага, дорога дальняя, казенный дом.
   – За что?
   – А то ты не знаешь.
   – Нет.
   Валентин вспомнил свой сон, где он убивал ножом киллера… Он глянул на свои руки, измазанные чем-то засохшим, темно-красного, почти коричневого цвета. Это же кровь! И на футболке кровь, и на джинсах…
   – Этого не может быть, – в панике пробормотал он.
   Неужели он убил киллера наяву?… Но как это произошло? Почему он ничего не помнит?…
   – Да, парень, влип ты в историю, – сочувствующе, но без жалости покачал головой вихрастый.
   – Мне… Мне нужно в туалет.
   – Терпи. Скоро утро, тебя в изолятор переведут, там в камере сортир есть. А здесь терпи.
   – Не могу терпеть!
   – Тогда под себя! Я с бешеным связываться не хочу, – уходя, обращаясь к своему спутнику с автоматом, сказал вихрастый.
   Милиционеры ушли, а Валентин кое-как добрался до скамейки, лег, плотно сжав ноги, чтобы сдержать позыв. Он все еще был пьян, и это помогло ему спрятаться от ужасающей действительности в зеленой пучине хмельного сна.
   А утром его растолкали, сковали руки стальными браслетами, куда-то повели. Голова раскалывалась от боли, нутро выворачивалось наизнанку, во рту сильно пересохло, а содержимое мочевого пузыря рвалось наружу. Валентин упросил конвоира свернуть в туалет, справил нужду, и только тогда его доставили по людным коридорам в кабинет к следователю.
   Тучный вислощекий мужчина в годах только что наточил карандаш и теперь рассматривал грифель на свет, как будто успех предстоящего допроса зависел исключительно от его остроты. Не глядя на задержанного, он показал ему на стул по другую сторону своего стола. Валентин чувствовал себя, мягко говоря, неважно, поэтому не сразу понял, чего от него хотят, но конвоир подтолкнул его к столу и, надавив на плечо, заставил сесть.
   – Наручники снимать? – спросил он у следователя.
   Тот кивнул, и Валентину расковали руки. Но свободным он себя не почувствовал.
   Следователь отпустил конвоира небрежным взмахом руки, даже не глянул в его сторону. Он был увлечен своим карандашом – смотрит на него, не налюбуется. Валентин не прерывал его занятия. Зачем? Ведь спешить ему некуда, а в кабинете спокойно, не жарко. И графин воды на столе. Очень хотелось пить, но ведь рано или поздно следователь обратит на него внимание и позволит утолить жажду. А пока он занят своим делом, можно немного подремать. Сон туманил сознание, слипал глаза…
   Валентин уже почти заснул, когда услышал резкий, хлесткий голос следователя:
   – Полунин!
   – А?! Что?! – встрепенулся Валентин.
   – Не спи, замерзнешь, – более мягко сказал сидевший за столом мужчина. – На-ка вот, делом займись.
   Он пальцем легонько надавил на скрепленные степлером листы бумаги, по столу пододвинул их Валентину.
   – Распишись.
   – Что это?
   – Протокол допроса, – как о чем-то заурядном сказал он.
   – Чьего допроса? – удивился Валентин.
   – Твоего.
   – А вы меня уже допрашивали?
   – А зачем? И так все ясно. Ты убил курьера, зарезал его ножом.
   – Я?! Убил?! Курьера?!.
   – Да, ты заказал бутылку водки, курьер тебе привез, а ты его убил. Ножом. Зарезал прямо на пороге своего дома.
   – Я?! – схватился за голову Валентин.
   – Ты. И твои соседи видели, как ты его убивал. Они и вызвали милицию.
   – Но это не я, – жалко пробормотал он.
   – Ты, Полунин, ты.
   – Но я ничего не помню.
   – Это уже детали. То, что ты находился в состоянии глубокого алкогольного опьянения, не смягчает твоей вины.
   – И что, соседи все видели?
   – Да, ты убивал несчастного курьера у них на виду. Ты протокол допроса почитай, там все указано.
   Дрожащими пальцами Валентин взял со стола скрепленные листы, но они вывалились из рук, с шелестом спланировав на пол. Он подобрал их, попытался что-то прочесть, но буквы расплывались перед глазами. Кое-как он сосредоточился, сфокусировал зрение, прочел заглавную часть протокола. Оказывается, следователь располагал его полными паспортными данными. Владел он и страшной информацией. Оказывается, Валентин уже сознался в убийстве гражданина Веревочкина, курьера интернет-магазина… Информация о свидетелях здесь также имелась.
   – Отпираться в твоем случае бессмысленно, – спокойным вразумляющим голосом сказал следователь. – Свидетели есть, нож с отпечатками твоих пальцев уже на экспертизе. В твоем случае подписать протокол – это все равно что чистосердечно признаться в содеянном. А будешь юлить, выкручиваться, это будет воспринято как нежелание сотрудничать со следствием, а это лишних пять-шесть лет к сроку… Так можешь лет десять получить, а загремишь на пятнадцать, а то и на все двадцать… Положение твое серьезное, парень.
   – А-а… А можно воды? – смахнув со лба испарину, обморочно спросил Валентин.
   – Можно, – кивнул следователь, но убрал графин, когда Валентин протянул к нему руку. – И воды можно, и в камере поспать тоже можно. В камерах у нас лежаки к стене прикручиваются, спать на них только ночью можно. А ты еле живой с похмелья, тебе полежать надо. Я распоряжусь, чтобы для тебя лежак опустили… Мой тебе совет, Полунин. Положение у тебя аховое, и тебе надо радоваться любой возможности хотя бы на грамм-другой улучшить свое положение. Так что давай, подпиши протокол и отправляйся в камеру. И отдыхай, пока тебе не предъявят обвинение.