Колычев Владимир. Мы – одна бригада

   – А ты чего стоишь? – грозно спросил Денис Андреевич.
   – Вы сейчас уйдете и я сяду...
   Для убедительности Игнат расстегнул брюки на штанах.
   – Ну, ну...
   Физруку просто нечем было крыть, и он отвязался от Игната. Подошел к «очку», в которое смотрели пацаны. Судя по всему, он не знал, зачем они это делали. И возможно, ожидал увидеть в нечистотах Лохнесское чудовище. Заглянул в «очко». А в это время девчонки по ту сторону стены швырнули в яму большой камень. Чтобы распугать подглядывающих пацанов. Откуда им было знать, что место у «перископа» занял физрук.
   Струя нечистот выплеснулась из «очка» и «осчастливила» Дольцева поцелуем в лоб.
   – Твою мать! – совсем непедагогично отреагировал на это физрук.
   Глаза по пять копеек, мокрые волосы всклокочены, лицо искажено гримасой омерзения.
   Игнат сделал вид, что ничего не произошло. Но Дольцев не оценил его благородства.
   – Ты! – ткнул он в него пальцем. – Ты мне за все ответишь!
   Он достал платок, вытер лицо и как ужаленный выскочил из сортира.
   На уроке физкультуры Дольцев нагло заявил, что Бурлакову не место в спортивном зале.
   – Это еще почему? – удивился Игнат.
   – Потому что ты своим поведением позоришь школу!
   – Каким таким поведением?
   – А таким, преступным! Твой отец убил человека. А как известно, яблоко от яблони недалеко падает. Где гарантия, что ты на моем уроке не убьешь своего одноклассника? Такой гарантии нет! А я за твое преступное поведение отвечать не собираюсь!
   Он говорил так, как будто Игнат уже кого-то убил. Можно подумать, он уже состоялся, как злостный душегуб.
   Как будто плотина в душе обрушилась. Вся накопившаяся злость мутным потоком обрушилась на физрука.
   – Да пошел ты, козел!
   – Что ты сказал? – взъярился Дольцев.
   – Что слышал!
   С гордым видом Игнат направился к выходу из зала. Но взбесившийся физрук нагнал его, схватил за плечо, развернул к себе лицом.
   – Я спрашиваю, что ты сказал? – с пеной у рта спросил он.
   – Прочисти уши, то и сказал...
   Игнат сбросил руку с плеча и продолжал было свой путь. Но сильный толчок в спину впечатал его в дверь.
   Это было уже слишком. Игнат повернулся к учителю и бросился на него.
   У Дольцева радостно заблестели глаза. Еще бы, у него появилась возможность на законном основании навешать строптивцу горячих трендюлей. Он был на все сто уверен, что справится с Игнатом одной левой. И поплатился за свою самоуверенность.
   Игнат бросился ему в ноги. Плечом зафиксировал коленные суставы, руками со всей силы дернул физрука за лодыжки.
   Дольцев падал на пол как бревно. Он больно ударился головой. Попробовал подняться, но перед глазами все плыло как при хорошем нокауте.
   Игната вызвали к директору школы. Он думал, что Сергей Валентинович сожрет его с потрохами. Но тот сначала внимательно и спокойно выслушал его объяснения. Сказал, покачивая головой:
   – Денис Андреевич был в корне неправ. Он не должен был так себя вести. С ним я разберусь лично. Но и ты, Бурлаков, был неправ. Ты не должен был бросаться на учителя с кулаками. Ты хоть понимаешь, что ты был неправ?
   – Понимаю, – угрюмо вздохнул Игнат.
   – Что еще скажешь в свое оправдание?
   – Этого больше не повторится.
   – А если повторится?.. Насколько я понял, вы, молодой человек, не умеете контролировать свои действия. Наброситься на учителя с кулаками... И отца в школу не вызовешь, – язвительно усмехнулся Сергей Валентинович. – Как он там, в тюрьме?
   – Плохо, – исподлобья глянул на директора Игнат.
   – Понятное дело, что плохо. Кому в тюрьме хорошо? И ты мотай на ус, что в тюрьму лучше не попадать ни за какие коврижки!
   Как будто кто-то предлагает Игнату коврижки ради того, чтобы он сел в тюрьму.
   Игната ни на педсовет не вызвали, ни, тем более, на комиссию по делам несовершеннолетних. Но случилось самое гадкое из всего, что могло быть. Учителя, как сговорившись, перешли к открытой травле.
   Это началось на уроке химии. Татьяна Викторовна с важным видом вошла в класс, глянула на учеников поверх очков. Взгляд остановился на Игнате. Лицо исказила гневная гримаса.
   – Бурлаков, ты здесь? – возмущенно спросила она.
   – Здесь. А что? – удивился он.
   – Если ты здесь, то я отказываюсь вести урок. Не хватало еще того, чтобы ты набросился на меня с кулаками!
   Химичка ушла, хлопнув дверью.
   На уроке физики все повторилось. Учительница отказалась вести урок, потому что якобы боялась Игната.
   Травля продолжалось. Учителя все как один отказывались вести уроки. Посыпались протесты родителей. Виноватыми оказались не учителя, а Игнат. Оказывается, своим поведением он позорит честь школы и разлагающе влияет на подрастающее поколение. Было высказано требование избавить школу от его присутствия.
   В конце концов Игнат сломался. Избавил себя от присутствия школы. А ведь до экзаменов и свидетельства о восьмилетнем образовании оставалось всего ничего.

   2
   Игнат всегда с нетерпением ждал лета. Пора каникул, пацанячья вольница от рассвета до заката. Но в этот раз лето принесло ему одни неприятности.
   Убийство Марины расследовали недолго. Ни к чему было тянуть резину, если подследственный полностью признал свою вину. В июле состоялся суд, и отцу зачитали приговор. Поскольку было установлено, что действовал он в состоянии аффекта, с учетом всех смягчающих обстоятельств он получил восемь лет общего режима. Мог бы и высшую меру схлопотать.
   Отца ждал этап на зону. Игнат страдал. Но слез не ронял. Слезами отцу не поможешь.
   Зато баба Леся плакала навзрыд. Всю ночь. Успокоилась только утром. Хотела подняться с постели, чтобы приготовить внуку завтрак, но не смогла пройти и двух шагов. Покачнулась, хватаясь рукой за спинку кровати, осела на пол. Успела позвать Игната и потеряла сознание.
   «Скорая помощь» увезла ее в больницу с диагнозом – инсульт. Врачи повода для надежды не подавали. Но баба Леся все же выкарабкалась с того света. Ожила. Со временем к ней вернулась речь. И даже подвижность. Сначала вернулась функция правой руки, затем левой. Но вот нижняя часть тела осталась парализованной.
   Игнат ухаживал за ней как за маленьким ребенком – менял и стирал пеленки, готовил есть, убирал в квартире.
   К зиме бабушка окрепла. Наловчилась перебираться с кровати на коляску и обратно. От Игната требовался минимальный уход.
   И еще от него требовались деньги. Вся бабушкина пенсия уходила на лекарства, а нужно было не только лечиться, но еще что-то есть. Он продал столовое серебро и выручил за это кое-какие деньги.
   А в начале декабря новая напасть. К ним в квартиру пришли представители горисполкома. Игнат решил, что им на дом принесли социальное пособие для больной бабушки. Но, как оказалось, чиновники явились с постановлением о выселении.
   Эту квартиру отец получил от завода, значит, она государственная. Бабушка прописана в своем доме. Игнат несовершеннолетний, поэтому никаких прав на квартиру не имеет. На этом настаивал инспектор.
   – Но а где мне жить? – спросил Игнат.
   – Насколько нам известно, у твоей бабушки имеется жилплощадь, – невозмутимо ответствовал инспектор.
   – А вы видели эту жилплощадь? Там же ни воды, ни газа. Там жить невозможно!
   – Ваша бабушка всю жизнь прожила в этом доме. И ничего...
   – Моя бабушка – больной человек. Она парализована. Вы понимаете, парализована!
   Это какая-то ошибка. Сейчас он все объяснит, чиновник все поймет. Но увы...
   – Бабушку мы отправим в дом престарелых...
   Игната покорежил цинизм, с которым были сказаны эти слова. И произнес их представитель советской власти – самой гуманной и справедливой в мире!
   – А как же я? – возмущенно спросил Игнат.
   – А тебя отправим в детский дом. Там тебе будет хорошо.
   Чиновник разговаривал с ним, как с малым дитем. И, похоже, всерьез надеялся на взаимопонимание.
   – Но я не хочу в детдом! – с ненавистью смотрел на него Игнат. – И бабушку в дом престарелых я не отдам!
   – И ты не боишься трудностей?
   – Нет!
   – Что ж, тогда вы с бабушкой освобождаете квартиру и переезжаете к ней в дом. Тогда никаких приютов...
   В детдом Игнат не хотел, с бабушкой расставаться тоже. Поэтому он предпочел перебраться к ней в старый дом. Квартира осталась за государством. За самым великим, самым могучим и, разумеется, самым человечным...
   Игнат не хотел поддаваться унынию. Он сильный – он выдержит и этот удар судьбы. К тому же бабушкин дом был не совсем уж и плох. Три комнатки, кухня. Мебель, правда, допотопная. Но никто не лишал его права на мебель из отцовской квартиры. В самое ближайшее время он наймет грузчиков, и они перевезут в бабушкин дом новую мебель и вещи. Кое-что из обстановки можно будет продать на барахолке, а это какие-никакие деньги.
   Первым делом Игнат нарубил дров, затопил печь, затем убрался в доме. К этому времени привезли бабушку. Чиновники из горисполкома расщедрились под это дело на «скорую помощь». Правда, на этом вся их «чуткость» и закончилась.
   Бабушка была настолько возмущена происходящим, что в буквальном смысле лишилась дара речи. Игнат всерьез опасался, что ее снова хватит удар. Но все обошлось.
   Он навел порядок в доме, определил больную в теплую постель. И через два дня смог отправиться в квартиру, которая фактически уже не принадлежала ему.
   Квартира была опечатана. Но он открыл дверь и увидел, что мебели и вещей в доме не было. Голые полы и стены.
   Игнат обратился в милицию. Там он узнал странную вещь. Оказывается, пока ему не исполнится шестнадцать лет, он не может подать заявление о краже. Но в беде его все же не оставили. Майор из оперчасти участливо объяснил, что пропажу искать будут независимо от того, есть заявление или нет. Он заверил Игната, что мебель, вещи и ценности будут найдены в самое ближайшее время.
   По простоте душевной Игнат попросил милиционера разобраться и с самой квартирой. Было у него подозрение, что его выселили незаконно.
   Шло время. Пропажу так и не нашли. А вот с квартирой правоохранители в самом деле разобрались. Игнат узнал, что ордер на заселение получил заместитель начальника городской милиции. К пропаже вещей и ценностей он не имел никакого отношения. И чиновники из горисполкома ни в чем не виноваты. Просто воры воспользовались моментом и обчистили квартиру. Об этом Игнату рассказал сам новосел.
   В прошлом году Игнат сгоряча оставил школу. Пока есть время, он подготовится к экзаменам и в этом году сдаст их, чтобы затем поступить... Можно поступить в медицинское училище. Он станет медбратом, отслужит в армии и поступит в медицинский институт. Он будет лечить людей. У него есть пример. Врач Одинцов, который лечил его бабушку. Хороший человек, знающий доктор. Игнат хотел быть таким же.
   Всю зиму бабушка пролежала пластом. Игнат ухаживал за ней, хозяйничал по дому. И еще успевал штудировать курс за восьмой класс.
   На лекарства по-прежнему уходили почти все деньги. Спасибо бабушкиным подругам, они не дали умереть ему с голоду. Но и досыта он ел не так уж часто.
   Весной он в одиночку засадил весь огород картошкой. И заработок нашел – устроился грузчиком на товарную станцию-склад. К этому времени ему уже исполнилось шестнадцать лет. И он получил паспорт с пропиской в бабушкином доме.
   Растущий организм требовал хорошего питания, а этого Игнат позволить себе не мог. И все же за последний год, особенно за зиму, он прилично прибавил в росте, раздался в плечах. Возмужал. Бригадир грузчиков очень удивился, когда узнал, сколько ему лет. Он давал ему все восемнадцать...
   – Ничего, парень ты вроде здоровый. Думаю, что выдюжишь, – решил он.
   В тот день бригада разгружала вагоны с бревнами. Труд каторжный. К концу работы Игнат едва держался на ногах.
   – Ничего, привыкнешь! – задорно подмигнул ему Архипыч, мужичок с красным носом и гнилыми зубами.
   От него разило перегаром и тухлятиной. И на вид он скорее задохлик, чем амбал. Но вкалывал он наравне со всеми, и сейчас не очень-то был похож на загнанную лошадь.
   – К этому не привыкнешь, – ухмыльнулся татарин Равиль.
   По своим габаритам он был куда крупней Архипыча, но разгрузка высосала из него все соки. Он обессиленно сидел на дощатом ящике и тяжело дышал через фильтр сигареты.
   – Но выдюжить, братан, все равно надо! – осклабился его дружок Геша.
   Парень лет двадцати. Худой, но жилистый. Игнат видел, с какой легкостью он ворочает бревна. Даже позавидовал.
   Геша вытащил откуда-то из загашника бутылку водки.
   Федотыч первым подошел к столу за причитающейся стопкой. Выпил, закусил куском хлеба, крякнул от удовольствия. Архипыч пил жадно, не закусывая, без причмоков. Водка для него не просто удовольствие, без этой гадости ему не жить. Алкаш, одним словом.
   Игнату вовсе не хотелось становиться алкашом. Но он все же присоединился к честной компании. Равиль хитро по-татарски улыбнулся и наполнил стакан до краев.
   – Выдюжишь – наш пацан, не выдюжишь – мы тебя и знать не знаем.
   Игнат лихо выдохнул из себя воздух и тремя глотками осушил стакан до дна. Закусывать не стал.
   – О! Наш человек! – ощерился Равиль.
   Двести граммов зараз – это не шутка. Игнат боялся, что сейчас начнет пьянеть. Но в голове лишь легкое волнение. И окрыляющая легкость в теле.
   – Братан, еще по одной? – подмигнул ему Геша.
   – А запросто! – залихватски улыбнулся Игнат.
   В этот раз ему набросали всего сто грамм.
   Он снова выпил. В голове разыгрался настоящий шторм. Закрутило, понесло. Он смутно помнил, как рассказывал о себе, как после попойки возвращался с товарной станции домой, как ложился спать.
   Пробуждение было ужасным. Голова раскалывается, во рту помойка, тело ватное, мышцы и кости болят невыносимо. А еще желудок выворачивает наизнанку. А нужно подниматься, готовить завтрак для себя и для бабушки. Да и вообще, дел выше крыши...
   Баба Ира явилась к нему в образе ангела-спасителя. Она увидела, с какой жадностью Игнат пьет воду, как его бросает из стороны в сторону. Она принесла рассолу, напоила болезного, уложила в постель. А сама принялась хлопотать по дому. И завтрак приготовила, и больную бабушку обслужила. Мир не без добрых людей.
   Но благодушный настрой скоро исчез. После обеда Игнату нужно было снова идти на станцию разгружать вагоны, чтобы заработать на кусок хлеба с маргарином вместо масла. А ведь ему не работать, учиться нужно. Всего шестнадцать лет ему, а он должен вкалывать как проклятый.
   Он с трудом поднялся с постели, кое-как собрался, под похмельными парусами с попутным ветром добрался до склада. Федотыч встретил его сочувствующим взглядом. Но сразу дал понять, что снисхождения не будет.
   В тот день Игнат разгружал мешки с цементом. Семь часов работы как семь кругов ада.
   После разгрузки мужики снова собрались в подсобке. Игната чуть не стошнило, когда он увидел бутылку водки. Равиль по-дружески похлопал его по спине. Мол, ничего, сегодня можно и не пить.
   Игната нисколько не вдохновляла эта попойка. Но идти домой он не мог – все силы остались где-то под шестым вагоном. Он лег на сброшенные в углу пыльные мешки, закрыл глаза и в момент уснул.
   Разбудил его Геша. Часы показывали на половину четвертого ночи.
   – Проспался, братан? – спросил он.
   – Да вроде, – потягиваясь, кивнул Игнат.
   Мышцы болели, кости выкручивало наизнанку. Зато его уже не тошнило и голова ясная.
   – Домой надо идти, – сказал Равиль.
   Им всем троим было по пути.
   Игнат шел, с трудом переставляя ноги.
   – Что, тяжко? – спросил Равиль.
   – Не то слово, – невесело вздохнул он.
   – И меня уже заманала эта работа. Мля, как папа Карло впахиваю, а бабок с гулькин хрен. Я на зоне и то больше зарабатывал...
   Игнат уже знал, что Равиль мотал срок на зоне. В их бригаде чуть ли не половина мужиков за что-нибудь да сидели. Говорят, даже Федотыч был «бугром» на зоне.
   – Гонишь ты, – усмехнулся Геша. – На зоне по четвертному за смену не отстегивают. Что там у вас было, отоварка в ларьке за ударный труд?
   – Много ты знаешь, – шикнул на него татарин. – Я тебе так скажу, фраерок, может, и не сахарно там, у хозяина. Но зоны я не боюсь. Я там своим всегда буду. А как тебя там примут, я не знаю...
   – Да мне и здесь не кисло.
   – Не кисло, но медку вдоволь не попьешь.
   – А где ты медок в этой жизни видел?
   – Я-то видел. А ты нет... Ты уже три года на товарке горбатишься. Так и дальше будешь горбатиться, пока не загнешься. Бревно башка попадет, совсем больно будет...
   – Да то что больно – это чешуя. А вот на инвалидность перевести могут, – озадаченно почесал затылок Геша.
   – Во! И кому ты тогда на фиг будешь нужен? – подхватил Равиль. – Ты вот на Бурлака нашего глянь. Бабуля пластом лежит, и кому есть до нее дело, а? Ты думаешь, козлы из исполкома грева ей дали? Ага, как бы не так! Еще и хату отобрали. Или я что-то не то говорю?
   – Отобрали хату, – подтвердил Игнат.
   – Бурлак теперь лямку каторжную тянет, чтобы себя с бабкой прокормить. Это чо, по-твоему, нормально?
   – Да кто говорит, что нормально? – возмутился Геша. – На вилы пацан попал. И мы можем попасть...
   – А мы, братуха, уже попали. Мы все, ты, я, Бурлак, все мы в дерьме по самые уши. Не знаю как вы, пацаны, а я из этого дерьма выбраться хочу.
   – Можно подумать, ты один такой, – пробубнил Геша. – Меня эта хрень вагонная самого запарила...
   – А тебе, Бурлак, в кайф жилы рвать? – пронзительно глянул на Игната Равиль.
   – А я что? Я ж не всю жизнь так ишачить буду, – пожал он плечами. – Я экзамены летом сдам, дальше учиться буду...
   – В бурсу пойдешь?
   – Да хотя бы в бурсу, – не стал вдаваться в подробности Игнат.
   – На степуху не зажируешь. Если тебе вообще какая-нибудь копейка обломится...
   – Почему не обломится? Я вообще-то в школе неплохо учился.
   – При чем здесь успеваемость? У тебя предок по убойной статье сидит. А это для тебя клеймо на всю жизнь. Зарубят твою стипендию, как пить дать... Тебя вообще со школы за что погнали?
   «За то самое и погнали, – подумал про себя Игнат. За то, что отец уголовник. В самом деле, это клеймо на всю жизнь». Одним своим присутствием он пятнал честь советской школы. Учителя дадут ему такую характеристику, с которой он не то что в институт, даже в медучилище не поступит.
   – Ты, Бурлак, прокаженный, вот что я тебе скажу! – сделал вывод Равиль. – Такой же прокаженный, как и я сам. Ты думаешь, почему я вагоны разгружаю? От хорошей жизни, да? Да потому что меня с моим волчьим билетом никуда больше не берут... Да лучше баланду тюремную хлебать...
   – Ты что, снова сесть собираешься? – удивленно посмотрел на него Геша.
   – Ага, счас! Я воробей стреляный. Меня менты хрен повяжут...
   – Не понял, у тебя что, с ментами проблемы?
   – Да нет, проблем-то у меня как раз нет. Но, как говорится, если нет проблем, их нужно создать... Короче, есть один вариант. Если вы, пацаны, за меня подписываетесь, можно будет провернуть одно дельце...
   У Игната болели мышцы и суставы, но с извилинами в голове все было в порядке. Он прекрасно понял, куда клонит хитрый татарин.
   – Равиль, а ты за что сидел? – спросил он.
   Бывший зэк слегка опешил от столь наглого и неожиданного вопроса.
   – Меня, братан, по самой почетной статье по этапу отправили. Я за кражу со взломом срок мотал...
   – Мы с корешком хату одну выставили. Хороший навар был. Неделю в кабаке гудели. Менты, правда, падлы, повязали. Зато есть о чем вспомнить...
   – И мне есть о чем вспомнить. Такие герои, как ты и твой корешок, отцовскую квартиру до нитки обчистили.
   – Да я знаю, ты рассказывал...
   Игнат думал, что татарину нечем будет крыть. Но не тут-то было.
   – Я тебя понимаю, Бурлак, я тебя очень хорошо понимаю. Знаешь, братан, я долго думал. И понял, что это плохо – людей обижать. Человек всю жизнь горбатится, копит, копит, а тут раз, какие-то деятели, хоп, и нет ничего... Хотя надо еще посмотреть, какие люди. Если такие козлы, которые хату твою отобрали, так таких за радость наказать. Я, братуха, простых людей трогать не собираюсь. А вот государство я бы нагрел. Или тебе, братуха, за державу обидно?
   – Чхать я хотел на эту державу! – сказал в сердцах Игнат.
   – Ну так чо, Бурлак, ты с нами?
   – А что, Геша уже согласие дал?
   – А ты как думал, братан? Равиль дело говорит, я за ним и в огонь и в воду! – осклабился Геша.
   – Не, пацаны, я пас! – решительно отказался Игнат.
   Равиль помрачнел.
   – Да ты не думай, я в ментовку не побегу, – попытался успокоить его Игнат. – Я шкурой никогда не был... К тому же ментов терпеть не могу...
   Чтобы возненавидеть ментов, ему хватило того, что в отцовской квартире поселился замначальника ГУВД.
   Видимо, Равилю по душе пришлись эти слова. И он сменил гнев на милость.
   – Дело говоришь, – кивнул он. – Все менты – козлы! Я помню, ты рассказывал, как в ментовку после кражи пришел. Знаешь, почему заявление у тебя не взяли? Твой возраст здесь не при чем. Просто ментам в падлу было с кражей возиться. У ментов оно как: есть заявление – есть дело, нет заявления – можно хреном груши околачивать. И с квартирой твоей можно было разобраться. Туфта все это на счет детского дома. Тебя как лоха на пушку взяли. Ты ж молодой, законов ни хрена не знаешь. Потому и сдернулся с хаты, а должен был намертво стоять... Ты хоть и лоханулся, но правильно сообразил, что закон на твоей стороне, да. И менты это поняли. Только карту твою они на себя перевели. Чинушам по шапке, а хату себе. А на тебя, братан, наплевать. Кошка бросила котят, пусть танцуют как хотят...
   Игнат понимал, что Равиль нарочно настраивает его против государства. Но ведь при этом он говорил правду. Страшную правду. Против которой не попрешь.
   – Ты, Бурлак, если не хочешь иметь проблем с законом, это твое право. Хочешь идти по этому, как его, истинному пути. Хочешь тонуть в дерьме, тони. Только учти, руки тебе никто не подаст...
   – А ты подашь?
   – Подам. Но если ты со мной будешь... А ты хочешь быть со мной. Хочешь! Вижу, что хочешь! Только боишься... Если честно, я даже не понимаю, чего тут бояться. Ну, подумаешь, пару мешков с цементом налево двинем...
   – Мешки с цементом?
   – А ты думаешь, я тебе госбанк предлагаю сделать?.. Не, братуха, я в такие игры не играю. Мой принцип такой: бери ровно столько, сколько унести сможешь, а то ведь и надорваться недолго...
   – Не, ну если пару мешков цемента с вагона снять, я согласен, – решился Игнат.
   Равиль похвалил его, назвал настоящим пацаном. И отпустил домой. Игнат спал до обеда, а потом снова отправился на станцию-склад.
   В этот раз им предстояло разгрузить несколько вагонов с рубероидом. Равиль показал укромное место, куда нужно было втайне от всех снести с десяток рулонов. Игнат легко справился с задачей. Если бы с такой легкостью можно было разгрузить все вагоны...
   К концу смены он едва не падал от усталости. Архипыч успокаивал его, говорил, что со временем он втянется в ритм, закалится, и тогда, дескать, любой груз будет по плечу. Только Игнат что-то не больно ему верил.
   После работы Равиль отказался от своих законных ста граммов. Игнат и Геша ушли вместе с ним. Им еще нужно было избавиться от краденого товара.
   Они без проблем вынесли все рулоны за территорию склада, подтащили к темной дороге. Ничего сложного. Ерунда на постном масле. И зачем Равиль вчера так долго ездил по ушам? Сказал бы сразу, что надо умыкнуть часть груза. Игнат бы сразу согласился. В конце концов в стране Советов почти все мужики живут тем, что наворуют на работе.
   Через полчаса подъехал старый раздолбанный «Москвич». Из него вышел мужик с крестьянским лицом. Игнат и Геша помогли загрузить краденый товар. Равиль получил деньги – три мятых пятерки, по одной на брата.
   Игнат был доволен. И мужику будет чем крышу на сарае покрыть, и ему в карман кое-что капнет. Пять рублей – это не так уж и мало. По мерилам пролетариев, это целая бутылка водки...
   Только мужик сел в свою раздолбайку, как со стороны склада послышался какой-то шум. И тут же встревоженный голос Равиля:
   – Шухер! Менты!
   Игнат не знал, с чего он взял, что это менты. Но вникать не стал. И со всех ног бросился наутек вслед за своими дружками.
   Бежал он не разбирая дороги. Перед глазами мелькали пятки Равиля.
   Наконец, Равиль остановился. Осмотрелся, прислушался.
   – Кажись, пронесло, – облегченно вздохнул он.
   – Зачем бежали? – задыхаясь от нехватки воздуха, спросил Геша. – Это ж не менты были.
   – А кто?
   – Дружинники.
   – Какая в пень разница? Что красноповязочники, что менты, все одно – козлы... Бурлак, ты как? Очко не играет?
   – Будь спок, все в ажуре!
   Игнату не было страшно. Бурлящий азарт вытеснял все опасения.
   – Молоток, так держать! – похвалил его Равиль. – Сразу видно, наш пацан!
   На этом они и расстались. Игнат отправился домой. Выспался, привел в порядок бабушку, приготовил обед. Настроение ужасное. Так не хотелось идти на работу. Но деваться некуда. Он связан с проклятой станцией не только трудовым договором. Отныне он состоит в обществе несунов-грузчиков.
   Но председатель «общества» явился к нему сам.
   – О! Как раз к обеду поспел! – вяло обрадовался Игнат.
   – Клево! – осклабился Равиль. – Похавать я люблю... Что там у тебя?
   На обед у Игната был борщ.
   – Не хило! – похвалил его стряпню Равиль. – Только мяса что-то маловато...