Страница:
- Лейтенант Богачев.
- Слушаю, товарищ капитан.
- Можете вы назвать отличительные особенности немецких истребителей?
- Имеют хорошую маневренность.
- Еще.
- У них сильное стрелковое и пушечное вооружение. Велик радиус действия. Например, у Ме-109 дальность полета составляет до тысячи километров, а у Ме-110 на четыреста километров больше...
- Сержант Большаков, продолжите.
- На истребителях противника последних выпусков были установлены пушки, стреляющие через втулку винта...
Незаметно проходили дни за днями, недели за неделями. Лето 1942 года набирало силу. Вновь наступили дни с одуряющей духотой в полдень, с завесами дыма и пыли вдоль передовой.
Во всех частях и соединениях в эти дни зачитали самый суровый за Отечественную войну приказ - "Ни шагу назад!".
Летчики-скляровцы свято выполняли клятву, данную Родине. С каждым вылетом крепли их удары по врагу.
За успешную разведку в глубоком тылу противника Зыков получил первую благодарность от командования. Разделили с Юрием радость его боевые наставники - Филиппов и командир звена Богачев.
В августе полк интенсивно бомбил вражеские переправы через Дон. Звено Ивана Богачева добровольно вызвалось лететь бомбить одну из наиболее защищенных переправ у населенного пункта Нижний Акатов. По прочному настилу, лежащему на понтонах, соблюдая дистанцию, шли танки, бензозаправщики, машины с тесно сидящими на них солдатами, катились поблескивающие лаком штабные лимузины.
Не только возведенная наскоро понтонная переправа прогибала свою хребтину под тяжестью великого груза, но, казалось, суровел от натуги сам батюшка-Дон, повидавший на долгом веку немало супостатов.
Звено Богачева шло на штурм переправы. Час назад Иван обтирался колодезной водой, хорошо снимающей усталость, придающей мышцам упругость и силу. Он натрудил гантелями руки и теперь в полете ощущал, как стягивало и поламывало запястья. На свежую голову хорошо думалось. В первую очередь решено было бомбить зенитные батареи. И после первой же атаки "илов" несколько орудий было выведено из строя.
Во втором заходе бомбы легли неподалеку от середины переправы, подняв водяной смерч и образовав крутой вал. Он с гулом обрушился на понтоны. Солдаты прыгали из кузовов машин на настил, под колеса и гусеницы идущей сзади техники.
Зенитки и пулеметы врага вели яростный огонь по "илам".
- Орлы, за мной! - вновь звенит в эфире голос командира звена.
Зенитные снаряды разрывались в такой близости от машины Богачева, что он даже улавливал кисловатый запах дыма, просачивающийся в кабину. Осколки снаряда повредили винт, чиркнули по крылу.
Богачев заводил штурмовик от правого берега Дона так, чтобы переправа оказалась параллельно фюзеляжу его машины. Надо произвести поправку на ветер, зайти к понтонному мосту с другого конца. Задача одна: разорвать нанизанные на толстые стальные канаты овальные бусы понтонов, как можно скорее отправить на донское дно в спешке бегущие танки и машины.
Но вот штурмовик Ивана будто подпрыгнул на ухабе: крупная дрожь машины передалась человеку, по телу расползлась нехорошая истома. Командир звена в мыслях постоянно ограждал штурмовик от всякой напасти и даже, пожалуй, начинал верить в его неуязвимость. И вот тебе на - в фюзеляже разорвался фашистский снаряд.
"Что теперь делать?" - спросил сам себя.
- Ваня, горишь! - отозвался с хрипотцой голос в шлемофоне.
Богачев не видел пламени, но, оглянувшись назад, заметил пока негустую струю дыма, словно под брюхом машины подпалили клочок бересты и подтопка зачадила, оставляя кривую угольно-черную полосу с темно-красными языками пламени у самого фюзеляжа.
"Скорее набрать высоту, войти в крутое пике, постараться сбить пламя, задушить красношерстную зверюгу, терзающую сейчас самолет. А может, не надо тратить времени и продолжать следовать своим курсом к переправе?" Торопливый бег секундной стрелки на часах заставлял немедленно принимать нужное решение.
Богачев хотел потянуть ручку управления на себя и взмыть в задымленное небо, но первые завитушки огня, начинающие подползать к кабине, заставили отказаться от задуманного. Отчетливо представилось: пламя властно подбирается к бензобакам с наполовину израсходованным горючим, возможно, успело накалить резервуары, и вот-вот наступит роковой момент...
Огонь начал нагревать кабину, гуще обволакивать стекло, но летчик старался держать под постоянным наблюдением переправу. Он подходил к ней, словно к аэродромной полосе на посадку, все сильнее и сильнее отжимая от себя ручку управления... Богачев смотрел на стекло кабины, и на какой-то миг ему показалось, что он глядит в широкий зев русской печки в своей деревенской избе. Жарко пылают березовые дрова, на загнетке стоит чугун со свежими щами. В одно мгновение промелькнуло лицо матери в отблесках буйного огня - мать в цветастом переднике, на подбородке у нее мучная пыльца... Исчезло видение, больно защемило сердце. Он мысленно простился с родными, с землей, с небом, которое так любил. Надо что-то сказать на прощание ребятам, пусть передадут товарищам и командиру, как дорого стоила его жизнь.
- Вы слышите меня, ребята?! - гортанным голосом выкрикнул Богачев.
- Прыгай, Иван!..
- Прощайте, друзья! Иду на мост!
С берегов по нему били зенитки, строчили автоматы и ручные пулеметы. Сбрасывая в спешке ранцы, с настила посыпалась в воду фашистская солдатня, отчаянно разгребая руками донскую воду, стараясь подальше отплыть от моста - к нему с катастрофической быстротой приближался объятый пламенем советский штурмовик. Ничто теперь не могло предотвратить столкновение самолета с переправой, забитой техникой и людьми.
Иван с благодарностью подумал об "иле" - молодец, не подвел, не взорвался раньше времени...
Небывалой силы взрыв разметал переправу над Доном. С огнем, дымом подняло вверх понтоны, машины, орудия. Новенький "оппель" так швырнуло взрывной волной, что насадило его на конец танкового ствола. Вместе они и ушли на дно реки.
Уничтожив еще несколько зенитных орудий, звено вернулось на полевой аэродром. Только не было с ними любимого командира - Ивана Богачева.
За каждую пядь неба
688-й штурмовой авиаполк под командованием Максима Гавриловича Склярова вошел в состав 16-й воздушной армии, формирование которой в основном было закончено в августе сорок второго года. Штаб армии расположился в совхозе "Сталинградский". Летчики поселились в многоместной землянке.
Гантели Вани Богачева взяли в землянку, и по утрам Юрий Зыков занимался с ними. Владимир Большаков, наблюдая за ретивостью парня, говорил:
- Давай, давай, тренируй, Зыков, мускулы. Теперь надо драться за себя и за Ваню.
К этому времени Юрий успел сдружиться со многими летчиками. Особенно он дорожил дружбой с Большаковым. Они успели узнать друг о друге многое. Владимира часто посылали на ответственные задания, потому что он отлично следил за воздухом, умело ориентировался в любой обстановке.
Все чаще стали вспыхивать по ночам зарницы - бело-фиолетовые сполохи в разных частях неба, волнуя тех, кто с детства видел нелегкий крестьянский труд, собирал колоски после жатвы. Приятные воспоминания об уборочной страде радовали и майора Склярова, выходца из крестьянской семьи, живущей в Ростовской области. Ему было всего три года, когда над Россией отполыхала самая жаркая из зорь - заря революции. В бурный период коллективизации окончил рабфак, в тридцать шестом году летную школу, перед самой войной - курсы усовершенствования.
В ту ночь на двенадцатое августа, командиру полка спалось плохо. Утром надо было вылетать на ответственное задание: бомбить аэродром у местечка Обливская. Сам комполка был назначен ведущим группы, состоящей из тринадцати штурмовиков и двадцати четырех прикрывающих истребителей.
Перед вылетом наметили провести митинг, вынести полковое знамя. Несколько вступительных слов скажет сам командир. Вот и сейчас, лежа на жесткой постели, Максим Скляров подыскивал нужные слова. Мешали думать бесконечные заботы. Он оделся, вышел под звездное небо. В той стороне, где был его родной дом, взыграла блесткая зарница... вспомнилась деревенская улица, рябина под окнами, кривая дорога в поля, прощальный осенний клик птиц на отлете. А зарницы все полыхали, затмевая на мгновения звездный свет. Многие поля не засеяны нынче хлебами, а природа в сроки их созревания по заведенному порядку выполняет свою ритуальную пляску праздничных огней, словно радуясь разумной работе земли, предсказывая богатые урожаи.
А каким будет "урожай" завтра, когда группа полетит бомбить аэродром противника? Там, по сообщению разведки, скопилось около ста самолетов. Скляров решил, что на митинге в короткой речи он вспомнит и ночные сполохи небес, и пустующие по вине фашистов поля, и матерей, оплакивающих своих сынов. Он скажет однополчанам: "Обрушивайте лавину огня на голову врага. Пусть каждая бомба и пуля, каждый снаряд поразит и испепелит вражью нечисть. Пусть не будет фашистам пощады ни на земле, ни в небе..."
Нет, не напрасно вспыхивали в ту ночь зарницы: они сулили полку боевую удачу. На вражеском аэродроме было уничтожено пятьдесят самолетов. Наша группа вернулась без потерь.
Через пять дней в районе Абганерово обнаружили большое скопление танков. Снова массированный неожиданный налет - в результате десятки уничтоженных и поврежденных танков остались недвижимыми на земле.
С каждым новым вылетом на боевое задание к Юрию Зыкову приходили расчетливое спокойствие и хладнокровие. Он стремился не рассеивать по мелочам внимание, еще на подходе к цели воспроизводил в уме, как он выражался, раскладку боя. Юрий быстро научился предугадывать грань риска, что помогало уклоняться от опасностей во время боя. Он яростно защищал в нужную минуту своих товарищей. Иногда в лобовых атаках, грозя тараном, сержант, не снижая скорости, вел свою машину на сближение с вражеской, сверяя свою смелость с выдержкой противника. Страшась неминуемого столкновения, не поборов упорства русского летчика, враг обычно пасовал, резко уводя самолет, и тогда, выбрав удачный момент, произведя необходимый доворот штурмовика, Зыков бил по беглецу из пушек и пулеметов.
Ему пришлось участвовать и в налете на сильно охраняемый аэродром, и в бомбежке скопления танков. Высокое мастерство бомбометания показала здесь эскадрилья Анатолия Кадомцева. Он так же, как и Юрий, окончил Энгельскую школу летчиков. До этого - семилетка, ФЗУ. Похожи были биографии и других парней, оказавшихся в одном полку, под одним боевым знаменем. Почти всех их вывел в небо аэроклуб. Многие успели произвести по тридцать - пятьдесят боевых вылетов. На гимнастерках красовались ордена, поблескивали медали. Опыт лучших изучался не только в этом соединении, но и в других полках, дивизиях. Анатолий Кадомцев, как и Александр Бондарь, был мастером ночных полетов. Однажды, произведя ночью шесть заходов над аэродромом вблизи совхоза "Дугинского", летчик метким бомбометанием уничтожил несколько "юнкерсов", разбомбил бараки.
Атакуя скопление танков под Абганерово, Зыков наблюдал за штурмовиком командира эскадрильи. Резкие крены, отвесное пикирование, скольжение на крыло, Юрий восхищался командиром. Учился у него воевать.
Во второй эскадрилье появился Борис Россохин. Юрий быстро подружился с ним. С первых дней между ними установились приятельские отношения, да и жили они с одной землянке.
Борис был родом из Тавды, хорошо знал Павлика Морозова, с его братом Алешей учился в одном классе. Россохин вырос в тайге, прекрасно ориентировался в самых глухоманных местах. Еще до войны он работал в топографическом отряде, где был техником-вычислителем.
Тайга учила сметке и находчивости. Однажды пришлось вступить в единоборство с рысью, прыгнувшей с дерева на спину. Выработанная в таежных походах мгновенная реакция помогла позже Россохину и в воздушных боях. Выдержка, наблюдательность пригодились в разведке, с высоты он быстро мог определить маскировку противника, каких бы замысловатых расцветок ни были камуфляжные сетки, как бы умело ни упрятывал враг технику под ветками берез, под сосновый или еловый лапник.
В школе его не тянуло в авиацию - хотел стать артиллеристом. Еще до ухода в армию выучил устав, привезенный кем-то из отслуживших ребят. В Тавде было немало бывших воинов. Многие защищали молодую республику Советов кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы. Из их рассказов можно было уяснить главное: война - сопряженный с риском и опасностями тяжелый труд. Один земляк, бывший наводчик, убеждал: идите, ребята, в артиллерию. Так Борис и решил, но в военкомате предложили авиационное училище. Оно и определило его судьбу.
Рассохин увлекал Юрия рассказами о тайге, рыбалке, охоте. Зыков делился впечатлениями о любимой Москве, о родном поселке Сокол, где улицы носят имена художников. Хотелось бы сейчас очутиться на улице Левитана, пройти знакомой дорогой от школы и остановиться на углу, где Юра со своей сестренкой Лилей любил покупать прозрачные сладкие петушки на тонких палочках. Совсем, казалось, недавно были школа, аэроклуб, веселые поездки на Тушинский аэродром в День Воздушного Флота СССР. Все позади, а впереди... впереди... война, и сколько она продлится - никто не может сказать. Но только было ясно: никогда не будут парадным маршем шагать по Красной площади германские дивизии!
В короткие свободные минуты Юрий писал письма матери. Давно ли бегал он по поселку Сокол на окраине Москвы, запускал модели самолетов, ходил на железную дорогу выгружать уголь, пиломатериалы. На заработанные деньги покупал моторчики, детали к авиамоделям.
Учеба в аэроклубе - самая прекрасная пора в его юности. Поначалу Юра не прошел по состоянию здоровья медицинскую комиссию. Зная о мечте сына, мать, Елена Филипповна, не пыталась отговаривать его от аэроклуба. Даже более того: она сама помогла добиться повторной комиссии, и вот ее сын стал курсантом.
Так близко стало огромное небо, его влекущие высоты. Радость первого самостоятельного полета. Инструктором был веселый человек - летчик Тачаев. Случалось, подтрунивал над курсантами и неизменно пел любимую песенку:
Сел на кочку
На три точки;
Высылайте запчастя
Фюзеляж и плоскостя.
Однако веселость нрава не мешала ему быть строгим, взыскательным. Если Зыков в присутствии Тачаева называл Медведеву нежно - Люсенькой, инструктор серьезно замечал:
- Курсант Зыков, у нас здесь аэроклуб, а не пансион для благородных девиц. На аэродроме нет Люсеньки, есть курсант Медведева. Ясно?
- Так точно!
Но вскоре наставления инструктора забывались. Таким уж был Юра с самого детства: если кого любил - то верно, всем сердцем. Еще учась в первом классе, Юра в слове мама делал две заглавные буквы: МаМа. Он любил мать нежно и трепетно и был уверен, что именно так и должно правильно быть написано это бесконечно дорогое слово. Немало любви и привязанности было в сердце мальчишки и к отцу, Николаю Александровичу. Тот называл его нежно - Юрушкой.
Когда позволяло время, они с Люсей не садились на двадцать третий трамвай, а от Сокола до аэроклуба, расположенного на Красной Пресне, шли пешком. Как много они узнали друг о друге в те счастливые часы юности.
Люся уже летала на У-2, с волнением разглядывала затейливые извилины Клязьмы, глыбасто встающие здания столицы. Как радостно было всем существом своим ощущать послушно подчинявшуюся твоей воле машину. И как на грех, в это волнующее для нее время вышел приказ об отчислении женщин из авиации.
С одной из своих подруг Людмила пошла к Гризодубовой. На квартире прославленной летчицы девушкам больше всего запомнился массивный рояль и груда писем на черной полированной крышке. Поведали Гризодубовой о своей печали, просили помочь.
- Дорогие мои, - ответила летчица, - вы видите письма на рояле: все просят меня об одном и том же. Но чем я могу вам помочь после такого категоричного приказа наркома? Видно, не женское это дело - авиация... Вот что, девчата, если вас так влечет к себе небо - поступайте в авиационный техникум. Будете работать потом на аэродроме. А уж оттуда до неба путь самый близкий.
Шел предвоенный сороковой. Люся поступила в авиатехникум, расположенный на Тверской-Ямской. После нелегкой рабочей смены на моторостроительном заводе она спешила на учебу.
И вот теперь об учебе и работе любимой Юрий узнавал из писем, адресованных Люсей на фронт...
Надолго стал пристанищем для летчиков совхоз "Сталинградский". Отсюда они летали бомбить переправы, танковые колонны, аэродромы и укрепления врага. Красавец Сталинград превратился в руины. Наиболее мощные стены зданий враг оборудовал под долговременные огневые точки.
С высоты Сталинград казался городом, перенесшим многобалльное землетрясение. Сколотые наполовину или разрушенные до основания трубы заводов и фабрик, опрокинутые трамваи, съехавшие набок крыши домов, треснутые купола церквей, и над всем этим каменно-железным хаосом дым и огонь непрекращающихся пожаров. В один ажурный пролет моста врезался подбитый истребитель. Он сгорел почти совсем, только торчал из стальной паутины пролета зеленый хвост.
Полк базировался километрах в сорока от Волги. Шла невиданная в истории Сталинградская битва, которой суждено было стать решающей и переломной в ходе войны.
Как ни скрывали свое местонахождение штурмовой полк и батальон аэродромного обслуживания, как ни маскировали летчики и механики самолеты, капониры, бензозаправщики - враг не раз прилетал сюда на бомбежку, к счастью, не причинив большого вреда полковому хозяйству.
Летчики жили кто в избах, кто в землянках, а технический состав облюбовал себе "сенные коттеджи" - разместился в стогах, неподалеку от аэродрома. Однако и стога фашисты не оставили в покое: думали, вероятно, что русские скрывают под сеном какую-то технику.
Безнаказанно для врага пиратские налеты не проходили. За два воздушных боя наши истребители совместно с зенитчиками сбили пять бомбардировщиков врага.
Скляровские штурмовики успешно громили врага и непосредственно в Сталинграде.
Однажды Зыков в числе восьми летчиков полка полетел на бомбежку одного из прилежащих к тракторному заводу районов. Командир полка вывел точно на цель, и началась жаркая работа. Минуту назад мутную, словно туманную, пелену над руинами прорезали три зеленых огонька. По ним ведущий определил местонахождение наших войск.
Справа тянулся каменный остров, омываемый улицами и переулками. С земли обрушился на самолеты ураганный огонь, но еще более сильный огонь открыли штурмовики. Привычное для сержанта Зыкова единоборство двух могучих сил земли и воздуха - подхлестывало его во время боя, заставляло быть собранным, выдержанным и решительным. Его радовало, как метко ложились бомбы, как, гонимые мощной силой, устремлялись под углом эрэсы, чтобы в очередной раз произвести в стане врага опустошение и смерть. Вот стена одного краснокирпичного дома, поднимая облако пыли, начала оседать и крениться влево. В той стороне был зенитный расчет. Он был заживо погребен. Так, умело подрывая высокие стены, летчики накрыли не один артиллерийский расчет.
Штурмовики разворошили большое "осиное" гнездо. И не успели самолеты лечь на обратный курс, а к разбомбленному кварталу в стремительном броске уже продвинулись наши пехотинцы.
...Шесть лет спустя в этом районе Сталинграда побывала сестра Юрия Зыкова - Лилия Николаевна. Работала она тогда в ЦК ВЛКСМ инструктором. В разрушенный, только частично восстановленный город она привезла делегацию Союза девушек Франции. Еще повсюду были видны следы небывалого разрушения, но люди с великим упорством отстраивали свой родной город. Среди руин то тут, то там поднимались многоэтажные дома, в детские садики спешили гомонливые ребятишки, в расчищенных скверах бабушки укачивали в колясках внучат.
Не был полностью восстановлен Сталинградский тракторный завод, но уже с отдельных его конвейеров сходили стальные кони, так нужные истосковавшимся по плугу полям Родины.
В составе делегации французских девушек была Бэлла Кирман, немного знавшая русский язык. Не в студенческой аудитории познавала она азы русской речи - в лагере для военнопленных. Она помогала Лилии Николаевне общаться с француженками. Посетили Мамаев курган, как щебнем, усыпанный осколками. Возле кинотеатра "Победа" посадили березки на память о посещении многострадальной земли у Волги.
Лилия Николаевна объяснила девушкам, что ее брат воевал здесь, освобождал город. Сестра привезла тогда в Москву священную землю с Мамаева кургана...
Но до победы, до тех мирных дней было еще много военных дней, много тяжких испытаний.
Бомбить фашистов в Сталинграде Зыков летал неоднократно. Так, в паре с Филипповым он громил сосредоточение вражеской техники.
Помощник командира полка по воздушно-стрелковой службе Георгий Клименко дотошно изучал опыт ведения воздушных боев. Подолгу расспрашивал летчиков, стрелков, какую новую тактику применил противник, как вели себя Ил-2 в той или иной сложной ситуации. Нередко Клименко и сам летал на задания. Все интересное, новое капитан записывал в специальный журнал боевых действий. "Полевой воздушной академией" называли летчики эту школу Клименко. И обучались в этой "академии" парни без отрыва от "производства". Очень полезными были такие занятия и тренировки. Клименко учил однополчан быстро ориентироваться по карте, знакомил с опытом лучших летчиков, стрелков. Капитан убеждал: осмотрительность в воздухе, правильное распределение внимания, безукоризненное знание машины - хорошие союзники во время боя.
В конце августа 1942 года в полк прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков. Его сопровождал командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко. Ожидаемый приезд известного полководца всколыхнул душу каждого летчика-гвардейца.
Г. К. Жуков появился перед замершим строем. Юрий невольно придержал дыхание. Полк стоял по стойке "смирно".
Хотя полк поздоровался раскатисто и дружно, Зыкову подумалось, что приветствие прозвучало нестройно и вяло. Сейчас Юрий видел генерала Жукова вблизи. Он показался ему утомленным и чем-то обеспокоенным. Лицо только раз осветилось скупой улыбкой, когда командир полка Скляров сделал какое-то меткое замечание о своих подопечных летчиках. Сержант расслышал слова: "...хорошо чехвостят... много есть снайперов...". Жуков медленно кивнул головой и переступил с ноги на ногу.
За короткое время пребывания в полку заместитель Верховного Главнокомандующего успел посетить полковую ремонтную мастерскую, осмотрел самолетный парк, выявил нужды авиационной части. А они конечно же были. Недоставало радиопередатчиков на самолетах, не хватало шлемофонов, наблюдались перебои в снабжении горючим. Майор, не отходивший ни на шаг от Жукова, торопливо записывал в объемистую тетрадь все то, что говорил ему Георгий Константинович во время своего обхода территории полка и беседы с летчиками.
В полковой столовой Жуков преподал урок повару:
- На Руси солдаты умели щи из топора варить, а ты что из добрых продуктов приготовил? Разве такую подливку надо к каше подавать? И перловку почаще помешивай - пригарью пахнет.
- Жиров мало... Раскладка... Да я... - залепетал краснощекий крепыш.
- Конечно - ты, - усмехнулся Жуков. - Не я же должен обеды летчикам готовить...
После отъезда Жукова и генерала Руденко в полку еще долго говорили о дотошности представителя Ставки, о его коротких, но емких, дельных беседах с летчиками, техниками.
Спустя неделю прибыли в полк рации для "илов", многим летчикам выдали новые шлемофоны. Батальон технического обслуживания получил недостающие приборы для самолетов. В полк зачастили бензозаправщики с горючим.
Повар говорил за обедом:
- Попробовал бы сейчас моей подливки товарищ Жуков... и мы могем щи спроворить, был бы топор пожирнее...
- Чего раньше не варил? - трунили над поваром однополчане. - Полк опозорил.
- Кто же мог предположить, что он из котла каши попробует? Раскладку я нормальную сделал. Перловка, холера, подвела - пригорела...
Прокаленные степными ветрами, выдубленные горячим солнцем лица парней посмуглели. Особенно радовался теплу и палящему солнцу Гога Тваури. Жара в Поволжье напоминала знойные дни на величаво-спокойном Кавказе. Где-то в горных теснинах петляет его родная Кура, а в небе кружат орлы. Теперь Гога - сам орел.
Лицо Тваури в отличие от лиц товарищей кажется вороненым. В какой бы компании летчиков ни появился он, словно по команде вспыхивают улыбки, в глазах сквозят доброжелательность и сердечность.
Друзьям известны пути, приведшие Гогу в авиацию. Они сходны с путями его однополчан: аэроклуб, летное училище. Каждый из них шел в боевую авиацию своей тропинкой, кто полевой, кто горной, чтобы вот тут, вблизи Волги, эти разрозненные тропки слились в одну широкую дорогу Отечественной войны.
Двенадцатилетним мальчиком увидел он впервые самолет. Смотрел с нескрываемым восхищением в лазурное небо и светлой завистью детства завидовал человеку, сидящему в кабине самолета. И тогда зародилось желание самому научиться летать. Окончил аэроклуб в Тбилиси. Летал на У-2. В числе лучших курсантов попал в Тамбовскую авиационную школу. Летал на скоростных бомбардировщиках. Прошел переподготовку на Ил-2.
Нигде, видимо, так не сближаются быстро люди, как в авиационном соединении. Братство на земле, сливаясь с братством в воздухе, образовывало такой крепкий сплав взаимоотношений, разбить который не под силу никакому врагу. Гога стал своим парнем и среди летчиков, и среди артиллеристов зенитного дивизиона, что прикрывал полевой аэродром. Три батареи были крепким наземным щитом, они не раз служили надежной опорой для штурмовиков во время налетов врага.
- Слушаю, товарищ капитан.
- Можете вы назвать отличительные особенности немецких истребителей?
- Имеют хорошую маневренность.
- Еще.
- У них сильное стрелковое и пушечное вооружение. Велик радиус действия. Например, у Ме-109 дальность полета составляет до тысячи километров, а у Ме-110 на четыреста километров больше...
- Сержант Большаков, продолжите.
- На истребителях противника последних выпусков были установлены пушки, стреляющие через втулку винта...
Незаметно проходили дни за днями, недели за неделями. Лето 1942 года набирало силу. Вновь наступили дни с одуряющей духотой в полдень, с завесами дыма и пыли вдоль передовой.
Во всех частях и соединениях в эти дни зачитали самый суровый за Отечественную войну приказ - "Ни шагу назад!".
Летчики-скляровцы свято выполняли клятву, данную Родине. С каждым вылетом крепли их удары по врагу.
За успешную разведку в глубоком тылу противника Зыков получил первую благодарность от командования. Разделили с Юрием радость его боевые наставники - Филиппов и командир звена Богачев.
В августе полк интенсивно бомбил вражеские переправы через Дон. Звено Ивана Богачева добровольно вызвалось лететь бомбить одну из наиболее защищенных переправ у населенного пункта Нижний Акатов. По прочному настилу, лежащему на понтонах, соблюдая дистанцию, шли танки, бензозаправщики, машины с тесно сидящими на них солдатами, катились поблескивающие лаком штабные лимузины.
Не только возведенная наскоро понтонная переправа прогибала свою хребтину под тяжестью великого груза, но, казалось, суровел от натуги сам батюшка-Дон, повидавший на долгом веку немало супостатов.
Звено Богачева шло на штурм переправы. Час назад Иван обтирался колодезной водой, хорошо снимающей усталость, придающей мышцам упругость и силу. Он натрудил гантелями руки и теперь в полете ощущал, как стягивало и поламывало запястья. На свежую голову хорошо думалось. В первую очередь решено было бомбить зенитные батареи. И после первой же атаки "илов" несколько орудий было выведено из строя.
Во втором заходе бомбы легли неподалеку от середины переправы, подняв водяной смерч и образовав крутой вал. Он с гулом обрушился на понтоны. Солдаты прыгали из кузовов машин на настил, под колеса и гусеницы идущей сзади техники.
Зенитки и пулеметы врага вели яростный огонь по "илам".
- Орлы, за мной! - вновь звенит в эфире голос командира звена.
Зенитные снаряды разрывались в такой близости от машины Богачева, что он даже улавливал кисловатый запах дыма, просачивающийся в кабину. Осколки снаряда повредили винт, чиркнули по крылу.
Богачев заводил штурмовик от правого берега Дона так, чтобы переправа оказалась параллельно фюзеляжу его машины. Надо произвести поправку на ветер, зайти к понтонному мосту с другого конца. Задача одна: разорвать нанизанные на толстые стальные канаты овальные бусы понтонов, как можно скорее отправить на донское дно в спешке бегущие танки и машины.
Но вот штурмовик Ивана будто подпрыгнул на ухабе: крупная дрожь машины передалась человеку, по телу расползлась нехорошая истома. Командир звена в мыслях постоянно ограждал штурмовик от всякой напасти и даже, пожалуй, начинал верить в его неуязвимость. И вот тебе на - в фюзеляже разорвался фашистский снаряд.
"Что теперь делать?" - спросил сам себя.
- Ваня, горишь! - отозвался с хрипотцой голос в шлемофоне.
Богачев не видел пламени, но, оглянувшись назад, заметил пока негустую струю дыма, словно под брюхом машины подпалили клочок бересты и подтопка зачадила, оставляя кривую угольно-черную полосу с темно-красными языками пламени у самого фюзеляжа.
"Скорее набрать высоту, войти в крутое пике, постараться сбить пламя, задушить красношерстную зверюгу, терзающую сейчас самолет. А может, не надо тратить времени и продолжать следовать своим курсом к переправе?" Торопливый бег секундной стрелки на часах заставлял немедленно принимать нужное решение.
Богачев хотел потянуть ручку управления на себя и взмыть в задымленное небо, но первые завитушки огня, начинающие подползать к кабине, заставили отказаться от задуманного. Отчетливо представилось: пламя властно подбирается к бензобакам с наполовину израсходованным горючим, возможно, успело накалить резервуары, и вот-вот наступит роковой момент...
Огонь начал нагревать кабину, гуще обволакивать стекло, но летчик старался держать под постоянным наблюдением переправу. Он подходил к ней, словно к аэродромной полосе на посадку, все сильнее и сильнее отжимая от себя ручку управления... Богачев смотрел на стекло кабины, и на какой-то миг ему показалось, что он глядит в широкий зев русской печки в своей деревенской избе. Жарко пылают березовые дрова, на загнетке стоит чугун со свежими щами. В одно мгновение промелькнуло лицо матери в отблесках буйного огня - мать в цветастом переднике, на подбородке у нее мучная пыльца... Исчезло видение, больно защемило сердце. Он мысленно простился с родными, с землей, с небом, которое так любил. Надо что-то сказать на прощание ребятам, пусть передадут товарищам и командиру, как дорого стоила его жизнь.
- Вы слышите меня, ребята?! - гортанным голосом выкрикнул Богачев.
- Прыгай, Иван!..
- Прощайте, друзья! Иду на мост!
С берегов по нему били зенитки, строчили автоматы и ручные пулеметы. Сбрасывая в спешке ранцы, с настила посыпалась в воду фашистская солдатня, отчаянно разгребая руками донскую воду, стараясь подальше отплыть от моста - к нему с катастрофической быстротой приближался объятый пламенем советский штурмовик. Ничто теперь не могло предотвратить столкновение самолета с переправой, забитой техникой и людьми.
Иван с благодарностью подумал об "иле" - молодец, не подвел, не взорвался раньше времени...
Небывалой силы взрыв разметал переправу над Доном. С огнем, дымом подняло вверх понтоны, машины, орудия. Новенький "оппель" так швырнуло взрывной волной, что насадило его на конец танкового ствола. Вместе они и ушли на дно реки.
Уничтожив еще несколько зенитных орудий, звено вернулось на полевой аэродром. Только не было с ними любимого командира - Ивана Богачева.
За каждую пядь неба
688-й штурмовой авиаполк под командованием Максима Гавриловича Склярова вошел в состав 16-й воздушной армии, формирование которой в основном было закончено в августе сорок второго года. Штаб армии расположился в совхозе "Сталинградский". Летчики поселились в многоместной землянке.
Гантели Вани Богачева взяли в землянку, и по утрам Юрий Зыков занимался с ними. Владимир Большаков, наблюдая за ретивостью парня, говорил:
- Давай, давай, тренируй, Зыков, мускулы. Теперь надо драться за себя и за Ваню.
К этому времени Юрий успел сдружиться со многими летчиками. Особенно он дорожил дружбой с Большаковым. Они успели узнать друг о друге многое. Владимира часто посылали на ответственные задания, потому что он отлично следил за воздухом, умело ориентировался в любой обстановке.
Все чаще стали вспыхивать по ночам зарницы - бело-фиолетовые сполохи в разных частях неба, волнуя тех, кто с детства видел нелегкий крестьянский труд, собирал колоски после жатвы. Приятные воспоминания об уборочной страде радовали и майора Склярова, выходца из крестьянской семьи, живущей в Ростовской области. Ему было всего три года, когда над Россией отполыхала самая жаркая из зорь - заря революции. В бурный период коллективизации окончил рабфак, в тридцать шестом году летную школу, перед самой войной - курсы усовершенствования.
В ту ночь на двенадцатое августа, командиру полка спалось плохо. Утром надо было вылетать на ответственное задание: бомбить аэродром у местечка Обливская. Сам комполка был назначен ведущим группы, состоящей из тринадцати штурмовиков и двадцати четырех прикрывающих истребителей.
Перед вылетом наметили провести митинг, вынести полковое знамя. Несколько вступительных слов скажет сам командир. Вот и сейчас, лежа на жесткой постели, Максим Скляров подыскивал нужные слова. Мешали думать бесконечные заботы. Он оделся, вышел под звездное небо. В той стороне, где был его родной дом, взыграла блесткая зарница... вспомнилась деревенская улица, рябина под окнами, кривая дорога в поля, прощальный осенний клик птиц на отлете. А зарницы все полыхали, затмевая на мгновения звездный свет. Многие поля не засеяны нынче хлебами, а природа в сроки их созревания по заведенному порядку выполняет свою ритуальную пляску праздничных огней, словно радуясь разумной работе земли, предсказывая богатые урожаи.
А каким будет "урожай" завтра, когда группа полетит бомбить аэродром противника? Там, по сообщению разведки, скопилось около ста самолетов. Скляров решил, что на митинге в короткой речи он вспомнит и ночные сполохи небес, и пустующие по вине фашистов поля, и матерей, оплакивающих своих сынов. Он скажет однополчанам: "Обрушивайте лавину огня на голову врага. Пусть каждая бомба и пуля, каждый снаряд поразит и испепелит вражью нечисть. Пусть не будет фашистам пощады ни на земле, ни в небе..."
Нет, не напрасно вспыхивали в ту ночь зарницы: они сулили полку боевую удачу. На вражеском аэродроме было уничтожено пятьдесят самолетов. Наша группа вернулась без потерь.
Через пять дней в районе Абганерово обнаружили большое скопление танков. Снова массированный неожиданный налет - в результате десятки уничтоженных и поврежденных танков остались недвижимыми на земле.
С каждым новым вылетом на боевое задание к Юрию Зыкову приходили расчетливое спокойствие и хладнокровие. Он стремился не рассеивать по мелочам внимание, еще на подходе к цели воспроизводил в уме, как он выражался, раскладку боя. Юрий быстро научился предугадывать грань риска, что помогало уклоняться от опасностей во время боя. Он яростно защищал в нужную минуту своих товарищей. Иногда в лобовых атаках, грозя тараном, сержант, не снижая скорости, вел свою машину на сближение с вражеской, сверяя свою смелость с выдержкой противника. Страшась неминуемого столкновения, не поборов упорства русского летчика, враг обычно пасовал, резко уводя самолет, и тогда, выбрав удачный момент, произведя необходимый доворот штурмовика, Зыков бил по беглецу из пушек и пулеметов.
Ему пришлось участвовать и в налете на сильно охраняемый аэродром, и в бомбежке скопления танков. Высокое мастерство бомбометания показала здесь эскадрилья Анатолия Кадомцева. Он так же, как и Юрий, окончил Энгельскую школу летчиков. До этого - семилетка, ФЗУ. Похожи были биографии и других парней, оказавшихся в одном полку, под одним боевым знаменем. Почти всех их вывел в небо аэроклуб. Многие успели произвести по тридцать - пятьдесят боевых вылетов. На гимнастерках красовались ордена, поблескивали медали. Опыт лучших изучался не только в этом соединении, но и в других полках, дивизиях. Анатолий Кадомцев, как и Александр Бондарь, был мастером ночных полетов. Однажды, произведя ночью шесть заходов над аэродромом вблизи совхоза "Дугинского", летчик метким бомбометанием уничтожил несколько "юнкерсов", разбомбил бараки.
Атакуя скопление танков под Абганерово, Зыков наблюдал за штурмовиком командира эскадрильи. Резкие крены, отвесное пикирование, скольжение на крыло, Юрий восхищался командиром. Учился у него воевать.
Во второй эскадрилье появился Борис Россохин. Юрий быстро подружился с ним. С первых дней между ними установились приятельские отношения, да и жили они с одной землянке.
Борис был родом из Тавды, хорошо знал Павлика Морозова, с его братом Алешей учился в одном классе. Россохин вырос в тайге, прекрасно ориентировался в самых глухоманных местах. Еще до войны он работал в топографическом отряде, где был техником-вычислителем.
Тайга учила сметке и находчивости. Однажды пришлось вступить в единоборство с рысью, прыгнувшей с дерева на спину. Выработанная в таежных походах мгновенная реакция помогла позже Россохину и в воздушных боях. Выдержка, наблюдательность пригодились в разведке, с высоты он быстро мог определить маскировку противника, каких бы замысловатых расцветок ни были камуфляжные сетки, как бы умело ни упрятывал враг технику под ветками берез, под сосновый или еловый лапник.
В школе его не тянуло в авиацию - хотел стать артиллеристом. Еще до ухода в армию выучил устав, привезенный кем-то из отслуживших ребят. В Тавде было немало бывших воинов. Многие защищали молодую республику Советов кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы. Из их рассказов можно было уяснить главное: война - сопряженный с риском и опасностями тяжелый труд. Один земляк, бывший наводчик, убеждал: идите, ребята, в артиллерию. Так Борис и решил, но в военкомате предложили авиационное училище. Оно и определило его судьбу.
Рассохин увлекал Юрия рассказами о тайге, рыбалке, охоте. Зыков делился впечатлениями о любимой Москве, о родном поселке Сокол, где улицы носят имена художников. Хотелось бы сейчас очутиться на улице Левитана, пройти знакомой дорогой от школы и остановиться на углу, где Юра со своей сестренкой Лилей любил покупать прозрачные сладкие петушки на тонких палочках. Совсем, казалось, недавно были школа, аэроклуб, веселые поездки на Тушинский аэродром в День Воздушного Флота СССР. Все позади, а впереди... впереди... война, и сколько она продлится - никто не может сказать. Но только было ясно: никогда не будут парадным маршем шагать по Красной площади германские дивизии!
В короткие свободные минуты Юрий писал письма матери. Давно ли бегал он по поселку Сокол на окраине Москвы, запускал модели самолетов, ходил на железную дорогу выгружать уголь, пиломатериалы. На заработанные деньги покупал моторчики, детали к авиамоделям.
Учеба в аэроклубе - самая прекрасная пора в его юности. Поначалу Юра не прошел по состоянию здоровья медицинскую комиссию. Зная о мечте сына, мать, Елена Филипповна, не пыталась отговаривать его от аэроклуба. Даже более того: она сама помогла добиться повторной комиссии, и вот ее сын стал курсантом.
Так близко стало огромное небо, его влекущие высоты. Радость первого самостоятельного полета. Инструктором был веселый человек - летчик Тачаев. Случалось, подтрунивал над курсантами и неизменно пел любимую песенку:
Сел на кочку
На три точки;
Высылайте запчастя
Фюзеляж и плоскостя.
Однако веселость нрава не мешала ему быть строгим, взыскательным. Если Зыков в присутствии Тачаева называл Медведеву нежно - Люсенькой, инструктор серьезно замечал:
- Курсант Зыков, у нас здесь аэроклуб, а не пансион для благородных девиц. На аэродроме нет Люсеньки, есть курсант Медведева. Ясно?
- Так точно!
Но вскоре наставления инструктора забывались. Таким уж был Юра с самого детства: если кого любил - то верно, всем сердцем. Еще учась в первом классе, Юра в слове мама делал две заглавные буквы: МаМа. Он любил мать нежно и трепетно и был уверен, что именно так и должно правильно быть написано это бесконечно дорогое слово. Немало любви и привязанности было в сердце мальчишки и к отцу, Николаю Александровичу. Тот называл его нежно - Юрушкой.
Когда позволяло время, они с Люсей не садились на двадцать третий трамвай, а от Сокола до аэроклуба, расположенного на Красной Пресне, шли пешком. Как много они узнали друг о друге в те счастливые часы юности.
Люся уже летала на У-2, с волнением разглядывала затейливые извилины Клязьмы, глыбасто встающие здания столицы. Как радостно было всем существом своим ощущать послушно подчинявшуюся твоей воле машину. И как на грех, в это волнующее для нее время вышел приказ об отчислении женщин из авиации.
С одной из своих подруг Людмила пошла к Гризодубовой. На квартире прославленной летчицы девушкам больше всего запомнился массивный рояль и груда писем на черной полированной крышке. Поведали Гризодубовой о своей печали, просили помочь.
- Дорогие мои, - ответила летчица, - вы видите письма на рояле: все просят меня об одном и том же. Но чем я могу вам помочь после такого категоричного приказа наркома? Видно, не женское это дело - авиация... Вот что, девчата, если вас так влечет к себе небо - поступайте в авиационный техникум. Будете работать потом на аэродроме. А уж оттуда до неба путь самый близкий.
Шел предвоенный сороковой. Люся поступила в авиатехникум, расположенный на Тверской-Ямской. После нелегкой рабочей смены на моторостроительном заводе она спешила на учебу.
И вот теперь об учебе и работе любимой Юрий узнавал из писем, адресованных Люсей на фронт...
Надолго стал пристанищем для летчиков совхоз "Сталинградский". Отсюда они летали бомбить переправы, танковые колонны, аэродромы и укрепления врага. Красавец Сталинград превратился в руины. Наиболее мощные стены зданий враг оборудовал под долговременные огневые точки.
С высоты Сталинград казался городом, перенесшим многобалльное землетрясение. Сколотые наполовину или разрушенные до основания трубы заводов и фабрик, опрокинутые трамваи, съехавшие набок крыши домов, треснутые купола церквей, и над всем этим каменно-железным хаосом дым и огонь непрекращающихся пожаров. В один ажурный пролет моста врезался подбитый истребитель. Он сгорел почти совсем, только торчал из стальной паутины пролета зеленый хвост.
Полк базировался километрах в сорока от Волги. Шла невиданная в истории Сталинградская битва, которой суждено было стать решающей и переломной в ходе войны.
Как ни скрывали свое местонахождение штурмовой полк и батальон аэродромного обслуживания, как ни маскировали летчики и механики самолеты, капониры, бензозаправщики - враг не раз прилетал сюда на бомбежку, к счастью, не причинив большого вреда полковому хозяйству.
Летчики жили кто в избах, кто в землянках, а технический состав облюбовал себе "сенные коттеджи" - разместился в стогах, неподалеку от аэродрома. Однако и стога фашисты не оставили в покое: думали, вероятно, что русские скрывают под сеном какую-то технику.
Безнаказанно для врага пиратские налеты не проходили. За два воздушных боя наши истребители совместно с зенитчиками сбили пять бомбардировщиков врага.
Скляровские штурмовики успешно громили врага и непосредственно в Сталинграде.
Однажды Зыков в числе восьми летчиков полка полетел на бомбежку одного из прилежащих к тракторному заводу районов. Командир полка вывел точно на цель, и началась жаркая работа. Минуту назад мутную, словно туманную, пелену над руинами прорезали три зеленых огонька. По ним ведущий определил местонахождение наших войск.
Справа тянулся каменный остров, омываемый улицами и переулками. С земли обрушился на самолеты ураганный огонь, но еще более сильный огонь открыли штурмовики. Привычное для сержанта Зыкова единоборство двух могучих сил земли и воздуха - подхлестывало его во время боя, заставляло быть собранным, выдержанным и решительным. Его радовало, как метко ложились бомбы, как, гонимые мощной силой, устремлялись под углом эрэсы, чтобы в очередной раз произвести в стане врага опустошение и смерть. Вот стена одного краснокирпичного дома, поднимая облако пыли, начала оседать и крениться влево. В той стороне был зенитный расчет. Он был заживо погребен. Так, умело подрывая высокие стены, летчики накрыли не один артиллерийский расчет.
Штурмовики разворошили большое "осиное" гнездо. И не успели самолеты лечь на обратный курс, а к разбомбленному кварталу в стремительном броске уже продвинулись наши пехотинцы.
...Шесть лет спустя в этом районе Сталинграда побывала сестра Юрия Зыкова - Лилия Николаевна. Работала она тогда в ЦК ВЛКСМ инструктором. В разрушенный, только частично восстановленный город она привезла делегацию Союза девушек Франции. Еще повсюду были видны следы небывалого разрушения, но люди с великим упорством отстраивали свой родной город. Среди руин то тут, то там поднимались многоэтажные дома, в детские садики спешили гомонливые ребятишки, в расчищенных скверах бабушки укачивали в колясках внучат.
Не был полностью восстановлен Сталинградский тракторный завод, но уже с отдельных его конвейеров сходили стальные кони, так нужные истосковавшимся по плугу полям Родины.
В составе делегации французских девушек была Бэлла Кирман, немного знавшая русский язык. Не в студенческой аудитории познавала она азы русской речи - в лагере для военнопленных. Она помогала Лилии Николаевне общаться с француженками. Посетили Мамаев курган, как щебнем, усыпанный осколками. Возле кинотеатра "Победа" посадили березки на память о посещении многострадальной земли у Волги.
Лилия Николаевна объяснила девушкам, что ее брат воевал здесь, освобождал город. Сестра привезла тогда в Москву священную землю с Мамаева кургана...
Но до победы, до тех мирных дней было еще много военных дней, много тяжких испытаний.
Бомбить фашистов в Сталинграде Зыков летал неоднократно. Так, в паре с Филипповым он громил сосредоточение вражеской техники.
Помощник командира полка по воздушно-стрелковой службе Георгий Клименко дотошно изучал опыт ведения воздушных боев. Подолгу расспрашивал летчиков, стрелков, какую новую тактику применил противник, как вели себя Ил-2 в той или иной сложной ситуации. Нередко Клименко и сам летал на задания. Все интересное, новое капитан записывал в специальный журнал боевых действий. "Полевой воздушной академией" называли летчики эту школу Клименко. И обучались в этой "академии" парни без отрыва от "производства". Очень полезными были такие занятия и тренировки. Клименко учил однополчан быстро ориентироваться по карте, знакомил с опытом лучших летчиков, стрелков. Капитан убеждал: осмотрительность в воздухе, правильное распределение внимания, безукоризненное знание машины - хорошие союзники во время боя.
В конце августа 1942 года в полк прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков. Его сопровождал командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко. Ожидаемый приезд известного полководца всколыхнул душу каждого летчика-гвардейца.
Г. К. Жуков появился перед замершим строем. Юрий невольно придержал дыхание. Полк стоял по стойке "смирно".
Хотя полк поздоровался раскатисто и дружно, Зыкову подумалось, что приветствие прозвучало нестройно и вяло. Сейчас Юрий видел генерала Жукова вблизи. Он показался ему утомленным и чем-то обеспокоенным. Лицо только раз осветилось скупой улыбкой, когда командир полка Скляров сделал какое-то меткое замечание о своих подопечных летчиках. Сержант расслышал слова: "...хорошо чехвостят... много есть снайперов...". Жуков медленно кивнул головой и переступил с ноги на ногу.
За короткое время пребывания в полку заместитель Верховного Главнокомандующего успел посетить полковую ремонтную мастерскую, осмотрел самолетный парк, выявил нужды авиационной части. А они конечно же были. Недоставало радиопередатчиков на самолетах, не хватало шлемофонов, наблюдались перебои в снабжении горючим. Майор, не отходивший ни на шаг от Жукова, торопливо записывал в объемистую тетрадь все то, что говорил ему Георгий Константинович во время своего обхода территории полка и беседы с летчиками.
В полковой столовой Жуков преподал урок повару:
- На Руси солдаты умели щи из топора варить, а ты что из добрых продуктов приготовил? Разве такую подливку надо к каше подавать? И перловку почаще помешивай - пригарью пахнет.
- Жиров мало... Раскладка... Да я... - залепетал краснощекий крепыш.
- Конечно - ты, - усмехнулся Жуков. - Не я же должен обеды летчикам готовить...
После отъезда Жукова и генерала Руденко в полку еще долго говорили о дотошности представителя Ставки, о его коротких, но емких, дельных беседах с летчиками, техниками.
Спустя неделю прибыли в полк рации для "илов", многим летчикам выдали новые шлемофоны. Батальон технического обслуживания получил недостающие приборы для самолетов. В полк зачастили бензозаправщики с горючим.
Повар говорил за обедом:
- Попробовал бы сейчас моей подливки товарищ Жуков... и мы могем щи спроворить, был бы топор пожирнее...
- Чего раньше не варил? - трунили над поваром однополчане. - Полк опозорил.
- Кто же мог предположить, что он из котла каши попробует? Раскладку я нормальную сделал. Перловка, холера, подвела - пригорела...
Прокаленные степными ветрами, выдубленные горячим солнцем лица парней посмуглели. Особенно радовался теплу и палящему солнцу Гога Тваури. Жара в Поволжье напоминала знойные дни на величаво-спокойном Кавказе. Где-то в горных теснинах петляет его родная Кура, а в небе кружат орлы. Теперь Гога - сам орел.
Лицо Тваури в отличие от лиц товарищей кажется вороненым. В какой бы компании летчиков ни появился он, словно по команде вспыхивают улыбки, в глазах сквозят доброжелательность и сердечность.
Друзьям известны пути, приведшие Гогу в авиацию. Они сходны с путями его однополчан: аэроклуб, летное училище. Каждый из них шел в боевую авиацию своей тропинкой, кто полевой, кто горной, чтобы вот тут, вблизи Волги, эти разрозненные тропки слились в одну широкую дорогу Отечественной войны.
Двенадцатилетним мальчиком увидел он впервые самолет. Смотрел с нескрываемым восхищением в лазурное небо и светлой завистью детства завидовал человеку, сидящему в кабине самолета. И тогда зародилось желание самому научиться летать. Окончил аэроклуб в Тбилиси. Летал на У-2. В числе лучших курсантов попал в Тамбовскую авиационную школу. Летал на скоростных бомбардировщиках. Прошел переподготовку на Ил-2.
Нигде, видимо, так не сближаются быстро люди, как в авиационном соединении. Братство на земле, сливаясь с братством в воздухе, образовывало такой крепкий сплав взаимоотношений, разбить который не под силу никакому врагу. Гога стал своим парнем и среди летчиков, и среди артиллеристов зенитного дивизиона, что прикрывал полевой аэродром. Три батареи были крепким наземным щитом, они не раз служили надежной опорой для штурмовиков во время налетов врага.