— Конечно, конечно, господин Гоэмон изволит быть здесь, — заворковала медовым, страшно почтительным голосом Кисако. Вот чертова девка! Это она оборотень, а не Гоэмон! — Когда я занималась уборкой вашей комнаты, они как раз и пожаловали. Откушали целый блок скороварящейся лапши, откушали вместе с упаковкой, разумеется. И двух гостей с собой привели…
— Что? — Я мельком взглянул на шефа. — Каких таких гостей?
— Один — иностранец, но попроще, чем наш друг Гоэмон. Отличный парень, красавчик — первый сорт, волосики золотистые, глазки голубенькие, а уж фигурка!.. Второй — японец, типичный гангстер, фу, до чего мерзкая рожа, так бы и двинула… Но они молчат почему-то, как каменные, и лежат на полу.
— Иностранец… — Я наблюдал за реакцией присутствующих. Все затаили дыхание. — Кто он такой?
— Послушай-ка… — раздался вдруг страшно знакомый скрипучий голос. Гоэмон! Сейчас я обрадовался ему, как родному. — Они, недостойные, возжелали нас обмануть, одурачить, ошельмовать, облапошить. Пустили ложный слух, утку, гуся… э-э-э… курицу, что якобы мерикенский президент сейчас изволят находиться в Хаконэ. Ну я им и изрек: не врите, не уклоняйтесь от истины, не травите баланду! Мерикенский президент сейчас вместе с французским президентом гуляет по Европам, ибо они устроили парти де плезир. Заткнитесь, умолкните, закройте ваши помойные ящики! — вещаю я им, а они нашей милости суют в нос хлороформ. Ну я и наградил сиих недостойных временным окаменением и низверг в твою квартиру.
— Иностранец… — прошептал тучный человек в кимоно и сверкнул глазами. — Кто бы это мог быть?
— А-а, вас это интересует? — спросил Гоэмон, словно был рядом и слышал каждое слово. — Я пошарил у него в мозгах. Удобно шарить — лежит, но шевелится. Жуть что там творится. Сплошные энджины, переплелись, запутались, скрестились, перекрестились. Машинки работают, а для чего работают, куда ведут — и не возьмешь в разумение.
— Что он болтает? Энджины? Машинки? — сказал мой шеф. — Какие энджины?
— Энджин — это «машина», — прозвучал голос Гоэмона.
— Подождите! — остановил я шефа, собиравшегося сказать еще что-то. — Наверно, он имеет в виду органы спецслужбы, органы информации.
— Правильно… Только трудно, сложно разобраться, кому эти энджины, машины, органы дают информацию. Куда, кому, зачем, в какую сторону… А-а, кажется в Сиауса…
— Сиауса? — Я не мог сообразить, что это такое. — Что это значит, Гоэмон?
— Сам не пойму, не разберу, не раскумекаю… Но в мозгу у голубоглазого ясно нижу эти латинские буквы…
— Латинские буквы? — теперь я понял. — CIA USA, да?
— Да… это самое.
— CIA! — наш президент побледнел. — Директор Асивара и Центральное разведывательное управление Америки?!
— Кстати, звезда, луна, солнце его японское величество присутствует в ваших высоких сферах, в вашей шайке, банде? — голос Гоэмона стал вдруг очень серьезным. — Подданный Гоэмон нижайше требует, чтобы его окунули с головой в лучи императорского сияния!
— Гоэмон, — сказал я, холодея от ужаса и в то же время едва сдерживая смех, — я нахожусь не в императорском дворце. Но здесь присутствует господин президент нашей компании, который желает с тобой побеседовать.
— Кампания? Война — ну-ну, турум-тум-тум, барабаны, трубы, пушки, бомбы, самопалы?! Не пойду! Я тишину люблю.
— Да нет же! Не о военной кампании речь, а о компании… ну, общество, объединение, фирма… Наша фирма, понял?.. Президент нашей фирмы…
— Так бы сразу и сказал! Ладно, иду. Прямо с ним и поговорю. Сейчас буду.
— А он хотя бы имеет представление, в какую сторону идти?
— Имею, имею. По телефонным проводам установил. Я уже знаю частоту волн, излучаемых организмом Тода-сан. Отыщу его, где бы он ни находился, если только поблизости есть телефонные провода. Потерпите пять минут, и я предстану перед вашими прекрасными ликами, харями, рожами, физиономиями, мордами. И Кисочку заодно захвачу… Кис-кис-кис, поехали!.. И этих, полудохлых…
— Эй, Гоэмон, постои! — заорал я. — Кису не…
Но он уже повесил трубку…
— Н-да… — сказал человек в кимоно, скрестив на груди руки. — Действительно гениальная личность.
— Никак не могу понять, — мой шеф отер со лба пот, — зачем директору Асиваре понадобилось связываться с иностранной разведкой?
— Ну, это не так уж трудно понять! — Человек в кимоно усмехнулся. — Ведь наша фирма поддерживает весьма тесный контакт с Силами самообороны, вы поставляете немало фонометрических акустических и электронных приборов в Управление обороны. По поручению Управления, официальному и полуофициальному, в ваших лабораториях ведутся кое-какие исследования, в том числе и в области секретного оружия.
Действительно, в исследовательских отделах фирмы велись секретные работы по созданию лазерных и ультразвуковых получателей, предназначенных для массового уничтожения. Подавалось это под соусом «побочной продукции» — эксперименты в области средств связи. Но даже я понимал, что эта «побочная продукция» идет в лаборатории Управления обороны и предназначается для военных целей. «Оружие на всякий случай», как принято у нас говорить.
— Нет, просто невероятно! — взволнованно произнес директор-распорядитель. — У нашей фирмы есть соглашение о техническом сотрудничестве с крупнейшими американскими электрокомпаниями — разработка акустических приборов, радио, электроника и прочее. Я могу допустить, что, если копнуть глубже, обнаружатся связи Асивары с иностранным капиталом. Но Асивара и официальная разведка американского правительства — немыслимо!
— Почему же? — возразил человек в кимоно. — В Америке большой бизнес и правительство — родные братья. Если помните, правительство президента Эйзенхауэра было сформировано почти исключительно из крупных бизнесменов. Эти господа ради сохранения военного и экономического превосходства Америки готовы на все… Взять хотя бы такой пример. Один японский ученый, проводивший эксперименты с клещами, возбудителями тяжелых заболеваний, вдруг получил приглашение работать в Америке. Естественно, обрадовался, думал — его работы получили известность за границей. А дело-то обстояло куда проще: речь шла об использовании клещей в бактериологической войне. Вот так-то.
— Может быть, Асивара и не связан непосредственно с американской военной разведкой, — сказал президент. — Он сообщил кому-то другому, а они информировали ЦРУ.
— Это уже детали. А вообще дело очень серьезное, — человек в кимоно нахмурился. — Если эта загадочная личность действительно способна вызвать феномен звукового вакуума, американские военные круги, разумеется, развили бурную деятельность, чтобы ее заполучить. Но провидение пока на нашей стороне — похищение не удалось.
— Короче говоря, — президент окинул присутствующих проницательным взглядом, — если эта личность умеет проделывать подобные фокусы, она достойна самого серьезного внимания. Не исключено, что мы видели еще не все фокусы.
— Конечно, не все, — сказал я. — Этот… это существо… в определенном смысле даже опасно.
— Опасно? — человек в кимоно уставился на меня. — В каком же это смысле?
— Я сам как следует не разберусь. Но, как мне кажется, это существо…
Вдруг дверь с треском распахнулась, и что-то ввалилось в комнату.
— О-о, господа хорошие! — сказал Гоэмон веселым скрипучим голосом и приподнял котелок. — Обрадован, польщен, счастлив до слез, что вся высокочтимая и столь высокая шарашкина контора в сборе! Какие у вас приятные, ласковые, хорошенькие хари! Оформили аудиенцию у его величества?
— Здравствуйте, господин Гоэмон! — с невозмутимым достоинством произнес человек в кимоно. — Прошу вас, садитесь, пожалуйста. И вы тоже, девушка…
— Вы и есть этот самый президент? — Гоэмон скосил на него свои и без того косые глаза.
— Нет. Разрешите представить вам президента электрокомпании «Универсал». А я самый обыкновенный человек, можете называть меня просто Дайдзо Тамура.
Я ахнул про себя. Вот он кто, оказывается! Дайдзо Тамура, человек, который не занимает никаких официальных постов, но из-за кулис заправляет всей политикой и экономикой страны. Одна из самых загадочных личностей современной Японии!
На свете много загадочных личностей и закулисных фигур, но таких непонятных и скользких, как Тамура, раз-два — и обчелся. Его называли «левый, устремленный вправо». Подобно маятнику, он никогда не застывал на какой-либо определенной точке. Проведя встречу с лидером левой оппозиции в атмосфере полного взаимопонимания, он тут же выступал с крайне правым заявлением; ратуя за сохранение и укрепление мира, вел себя как самый ярый милитарист… В финансовых кругах он был своим человеком. Он пользовался огромным влиянием в самых различных слоях общества. Короче говоря, Дайдзо Тамура был очень крупной, очень обтекаемой и увертливой акулой. С президентом нашей фирмы его связывали давнишние отношения: когда-то оба они подвизались в органах спецслужбы в качестве так называемых «материковых бродяг», а проще говоря, агентов, имевших провокационное задание разжигать экстремистские настроения в отношении Китая.
— Как быть с этими? — Гоэмон кивнул на валявшихся на полу двух мужчин. — Привести в чувство или оставить спать, почивать, дрыхнуть на тысячу лет?
— Пока что мы их уберем, — Тамура нажал кнопку звонка.
Словно по мановению волшебной палочки из-за портьер в глубине комнаты появились два дюжих парня в черных костюмах и, следуя молчаливому приказу Тамуры, выволокли бесчувственные тела.
Теперь я понял, кому принадлежит этот дом.
— Господин Гоэмон… — Дайдзо Тамура неторопливо и даже величаво откинулся на спинку кресла. Коротко остриженные с проседью волосы, узкие, настороженные, остро поблескивающие глаза, толстый нос, мясистые губы, волевой подбородок… Да, он производил впечатление сильной личности. По сравнению с его внушительной, так и излучавшей собственное достоинство фигурой наш президент выглядел мелкой козявкой. — Я собираюсь обратиться к вам с деловым предложением.
— Вот и отлично, расчудесно, прелестно, потрясно! Я только об этом и мечтаю, — Гоэмон, развалясь в кресле, болтал короткими ногами, которые не доставали до полу. — Если я соглашусь, ты, парень, устроить мне свиданьице с его японским величеством, солнцеликим императором.
— Пока трудно сказать что-либо определенное по этому поводу, — ответил Тамура. — Во всяком случае, по-видимому, я единственный, кто может попытаться представить вас верховному владыке. Однако я хотел бы предупредить вас… Кстати, позвольте узнать, какие цели вы преследуете, добиваясь аудиенции у его величества?
— Хочу автограф! Пусть японское величество возьмет клочок бумажки и начертит, напишет, накарябает свое дорогое имечко, — безмятежно произнес Гоэмон. — Здорово, а? Таким автографом перед каждым можно похвалиться.
— Его величество не изволит даровать автографы, — строго сказал Тамура. — А если даже и выпадет такое неслыханное счастье, автограф его величества нельзя показывать каждому встречному и распространяться о нем. Предупреждаю вас, господин Гоэмон, к подобной святыне надо относиться очень бережно. В противном случае я буду вынужден — к величайшему моему сожалению! — вас зарубить.
— И-их, страсти-то какие! Больно ты страшный, господин разбойник с большой дороги! Небось, все малые дети тебя боятся! — Гоэмон завертел глазищами в разные стороны. — По если ваша милость, высокочтимый господин, желает, жаждет получить в подарок мою голову, подарю, мне не жалко! А две хошь? А три? Могу и десяток, свеженьких, тепленьких.
Дайдзо Тамура и ухом не новел.
— Я приложу все силы для того, чтобы помочь вам получить высочайшую аудиенцию, — сказал он. — А за это — услуга за услугу, господин Гоэмон! — попрошу вас поделиться со мной лично всеми вашими знаниями и не совсем обычными способностями.
— Это ладно, чего уж проще! — неожиданно легко согласился Гоэмон.
— Скажите… вот недавно вы уничтожили звук… А еще что-нибудь вы можете? — как бы между прочим спросил Дайдзо Тамура.
— Могу, могу! Всякое там разное… Штучки-дрючки, фокусы-мокусы, хе-хе-хе!.. Знаю вещи поинтереснее, чем ваша детская игрушка, то бишь наука.
Чувствовалось, как напряжение у всех постепенно спадает.
И вдруг Кисако, все это время неподвижно стоявшая рядом со мной, начала оседать.
Я поспешно подхватил ее:
— Что с тобой? Тебе плохо?
Слегка приоткрыв глаза, она слабым голосом произнесла:
— Представляешь, как мы сюда попали?.. По… по… воздуху…
И потеряла сознание.
Водоворот
— Что? — Я мельком взглянул на шефа. — Каких таких гостей?
— Один — иностранец, но попроще, чем наш друг Гоэмон. Отличный парень, красавчик — первый сорт, волосики золотистые, глазки голубенькие, а уж фигурка!.. Второй — японец, типичный гангстер, фу, до чего мерзкая рожа, так бы и двинула… Но они молчат почему-то, как каменные, и лежат на полу.
— Иностранец… — Я наблюдал за реакцией присутствующих. Все затаили дыхание. — Кто он такой?
— Послушай-ка… — раздался вдруг страшно знакомый скрипучий голос. Гоэмон! Сейчас я обрадовался ему, как родному. — Они, недостойные, возжелали нас обмануть, одурачить, ошельмовать, облапошить. Пустили ложный слух, утку, гуся… э-э-э… курицу, что якобы мерикенский президент сейчас изволят находиться в Хаконэ. Ну я им и изрек: не врите, не уклоняйтесь от истины, не травите баланду! Мерикенский президент сейчас вместе с французским президентом гуляет по Европам, ибо они устроили парти де плезир. Заткнитесь, умолкните, закройте ваши помойные ящики! — вещаю я им, а они нашей милости суют в нос хлороформ. Ну я и наградил сиих недостойных временным окаменением и низверг в твою квартиру.
— Иностранец… — прошептал тучный человек в кимоно и сверкнул глазами. — Кто бы это мог быть?
— А-а, вас это интересует? — спросил Гоэмон, словно был рядом и слышал каждое слово. — Я пошарил у него в мозгах. Удобно шарить — лежит, но шевелится. Жуть что там творится. Сплошные энджины, переплелись, запутались, скрестились, перекрестились. Машинки работают, а для чего работают, куда ведут — и не возьмешь в разумение.
— Что он болтает? Энджины? Машинки? — сказал мой шеф. — Какие энджины?
— Энджин — это «машина», — прозвучал голос Гоэмона.
— Подождите! — остановил я шефа, собиравшегося сказать еще что-то. — Наверно, он имеет в виду органы спецслужбы, органы информации.
— Правильно… Только трудно, сложно разобраться, кому эти энджины, машины, органы дают информацию. Куда, кому, зачем, в какую сторону… А-а, кажется в Сиауса…
— Сиауса? — Я не мог сообразить, что это такое. — Что это значит, Гоэмон?
— Сам не пойму, не разберу, не раскумекаю… Но в мозгу у голубоглазого ясно нижу эти латинские буквы…
— Латинские буквы? — теперь я понял. — CIA USA, да?
— Да… это самое.
— CIA! — наш президент побледнел. — Директор Асивара и Центральное разведывательное управление Америки?!
— Кстати, звезда, луна, солнце его японское величество присутствует в ваших высоких сферах, в вашей шайке, банде? — голос Гоэмона стал вдруг очень серьезным. — Подданный Гоэмон нижайше требует, чтобы его окунули с головой в лучи императорского сияния!
— Гоэмон, — сказал я, холодея от ужаса и в то же время едва сдерживая смех, — я нахожусь не в императорском дворце. Но здесь присутствует господин президент нашей компании, который желает с тобой побеседовать.
— Кампания? Война — ну-ну, турум-тум-тум, барабаны, трубы, пушки, бомбы, самопалы?! Не пойду! Я тишину люблю.
— Да нет же! Не о военной кампании речь, а о компании… ну, общество, объединение, фирма… Наша фирма, понял?.. Президент нашей фирмы…
— Так бы сразу и сказал! Ладно, иду. Прямо с ним и поговорю. Сейчас буду.
— А он хотя бы имеет представление, в какую сторону идти?
— Имею, имею. По телефонным проводам установил. Я уже знаю частоту волн, излучаемых организмом Тода-сан. Отыщу его, где бы он ни находился, если только поблизости есть телефонные провода. Потерпите пять минут, и я предстану перед вашими прекрасными ликами, харями, рожами, физиономиями, мордами. И Кисочку заодно захвачу… Кис-кис-кис, поехали!.. И этих, полудохлых…
— Эй, Гоэмон, постои! — заорал я. — Кису не…
Но он уже повесил трубку…
— Н-да… — сказал человек в кимоно, скрестив на груди руки. — Действительно гениальная личность.
— Никак не могу понять, — мой шеф отер со лба пот, — зачем директору Асиваре понадобилось связываться с иностранной разведкой?
— Ну, это не так уж трудно понять! — Человек в кимоно усмехнулся. — Ведь наша фирма поддерживает весьма тесный контакт с Силами самообороны, вы поставляете немало фонометрических акустических и электронных приборов в Управление обороны. По поручению Управления, официальному и полуофициальному, в ваших лабораториях ведутся кое-какие исследования, в том числе и в области секретного оружия.
Действительно, в исследовательских отделах фирмы велись секретные работы по созданию лазерных и ультразвуковых получателей, предназначенных для массового уничтожения. Подавалось это под соусом «побочной продукции» — эксперименты в области средств связи. Но даже я понимал, что эта «побочная продукция» идет в лаборатории Управления обороны и предназначается для военных целей. «Оружие на всякий случай», как принято у нас говорить.
— Нет, просто невероятно! — взволнованно произнес директор-распорядитель. — У нашей фирмы есть соглашение о техническом сотрудничестве с крупнейшими американскими электрокомпаниями — разработка акустических приборов, радио, электроника и прочее. Я могу допустить, что, если копнуть глубже, обнаружатся связи Асивары с иностранным капиталом. Но Асивара и официальная разведка американского правительства — немыслимо!
— Почему же? — возразил человек в кимоно. — В Америке большой бизнес и правительство — родные братья. Если помните, правительство президента Эйзенхауэра было сформировано почти исключительно из крупных бизнесменов. Эти господа ради сохранения военного и экономического превосходства Америки готовы на все… Взять хотя бы такой пример. Один японский ученый, проводивший эксперименты с клещами, возбудителями тяжелых заболеваний, вдруг получил приглашение работать в Америке. Естественно, обрадовался, думал — его работы получили известность за границей. А дело-то обстояло куда проще: речь шла об использовании клещей в бактериологической войне. Вот так-то.
— Может быть, Асивара и не связан непосредственно с американской военной разведкой, — сказал президент. — Он сообщил кому-то другому, а они информировали ЦРУ.
— Это уже детали. А вообще дело очень серьезное, — человек в кимоно нахмурился. — Если эта загадочная личность действительно способна вызвать феномен звукового вакуума, американские военные круги, разумеется, развили бурную деятельность, чтобы ее заполучить. Но провидение пока на нашей стороне — похищение не удалось.
— Короче говоря, — президент окинул присутствующих проницательным взглядом, — если эта личность умеет проделывать подобные фокусы, она достойна самого серьезного внимания. Не исключено, что мы видели еще не все фокусы.
— Конечно, не все, — сказал я. — Этот… это существо… в определенном смысле даже опасно.
— Опасно? — человек в кимоно уставился на меня. — В каком же это смысле?
— Я сам как следует не разберусь. Но, как мне кажется, это существо…
Вдруг дверь с треском распахнулась, и что-то ввалилось в комнату.
— О-о, господа хорошие! — сказал Гоэмон веселым скрипучим голосом и приподнял котелок. — Обрадован, польщен, счастлив до слез, что вся высокочтимая и столь высокая шарашкина контора в сборе! Какие у вас приятные, ласковые, хорошенькие хари! Оформили аудиенцию у его величества?
— Здравствуйте, господин Гоэмон! — с невозмутимым достоинством произнес человек в кимоно. — Прошу вас, садитесь, пожалуйста. И вы тоже, девушка…
— Вы и есть этот самый президент? — Гоэмон скосил на него свои и без того косые глаза.
— Нет. Разрешите представить вам президента электрокомпании «Универсал». А я самый обыкновенный человек, можете называть меня просто Дайдзо Тамура.
Я ахнул про себя. Вот он кто, оказывается! Дайдзо Тамура, человек, который не занимает никаких официальных постов, но из-за кулис заправляет всей политикой и экономикой страны. Одна из самых загадочных личностей современной Японии!
На свете много загадочных личностей и закулисных фигур, но таких непонятных и скользких, как Тамура, раз-два — и обчелся. Его называли «левый, устремленный вправо». Подобно маятнику, он никогда не застывал на какой-либо определенной точке. Проведя встречу с лидером левой оппозиции в атмосфере полного взаимопонимания, он тут же выступал с крайне правым заявлением; ратуя за сохранение и укрепление мира, вел себя как самый ярый милитарист… В финансовых кругах он был своим человеком. Он пользовался огромным влиянием в самых различных слоях общества. Короче говоря, Дайдзо Тамура был очень крупной, очень обтекаемой и увертливой акулой. С президентом нашей фирмы его связывали давнишние отношения: когда-то оба они подвизались в органах спецслужбы в качестве так называемых «материковых бродяг», а проще говоря, агентов, имевших провокационное задание разжигать экстремистские настроения в отношении Китая.
— Как быть с этими? — Гоэмон кивнул на валявшихся на полу двух мужчин. — Привести в чувство или оставить спать, почивать, дрыхнуть на тысячу лет?
— Пока что мы их уберем, — Тамура нажал кнопку звонка.
Словно по мановению волшебной палочки из-за портьер в глубине комнаты появились два дюжих парня в черных костюмах и, следуя молчаливому приказу Тамуры, выволокли бесчувственные тела.
Теперь я понял, кому принадлежит этот дом.
— Господин Гоэмон… — Дайдзо Тамура неторопливо и даже величаво откинулся на спинку кресла. Коротко остриженные с проседью волосы, узкие, настороженные, остро поблескивающие глаза, толстый нос, мясистые губы, волевой подбородок… Да, он производил впечатление сильной личности. По сравнению с его внушительной, так и излучавшей собственное достоинство фигурой наш президент выглядел мелкой козявкой. — Я собираюсь обратиться к вам с деловым предложением.
— Вот и отлично, расчудесно, прелестно, потрясно! Я только об этом и мечтаю, — Гоэмон, развалясь в кресле, болтал короткими ногами, которые не доставали до полу. — Если я соглашусь, ты, парень, устроить мне свиданьице с его японским величеством, солнцеликим императором.
— Пока трудно сказать что-либо определенное по этому поводу, — ответил Тамура. — Во всяком случае, по-видимому, я единственный, кто может попытаться представить вас верховному владыке. Однако я хотел бы предупредить вас… Кстати, позвольте узнать, какие цели вы преследуете, добиваясь аудиенции у его величества?
— Хочу автограф! Пусть японское величество возьмет клочок бумажки и начертит, напишет, накарябает свое дорогое имечко, — безмятежно произнес Гоэмон. — Здорово, а? Таким автографом перед каждым можно похвалиться.
— Его величество не изволит даровать автографы, — строго сказал Тамура. — А если даже и выпадет такое неслыханное счастье, автограф его величества нельзя показывать каждому встречному и распространяться о нем. Предупреждаю вас, господин Гоэмон, к подобной святыне надо относиться очень бережно. В противном случае я буду вынужден — к величайшему моему сожалению! — вас зарубить.
— И-их, страсти-то какие! Больно ты страшный, господин разбойник с большой дороги! Небось, все малые дети тебя боятся! — Гоэмон завертел глазищами в разные стороны. — По если ваша милость, высокочтимый господин, желает, жаждет получить в подарок мою голову, подарю, мне не жалко! А две хошь? А три? Могу и десяток, свеженьких, тепленьких.
Дайдзо Тамура и ухом не новел.
— Я приложу все силы для того, чтобы помочь вам получить высочайшую аудиенцию, — сказал он. — А за это — услуга за услугу, господин Гоэмон! — попрошу вас поделиться со мной лично всеми вашими знаниями и не совсем обычными способностями.
— Это ладно, чего уж проще! — неожиданно легко согласился Гоэмон.
— Скажите… вот недавно вы уничтожили звук… А еще что-нибудь вы можете? — как бы между прочим спросил Дайдзо Тамура.
— Могу, могу! Всякое там разное… Штучки-дрючки, фокусы-мокусы, хе-хе-хе!.. Знаю вещи поинтереснее, чем ваша детская игрушка, то бишь наука.
Чувствовалось, как напряжение у всех постепенно спадает.
И вдруг Кисако, все это время неподвижно стоявшая рядом со мной, начала оседать.
Я поспешно подхватил ее:
— Что с тобой? Тебе плохо?
Слегка приоткрыв глаза, она слабым голосом произнесла:
— Представляешь, как мы сюда попали?.. По… по… воздуху…
И потеряла сознание.
Водоворот
Говорят, две с половиной тысячи лет назад спартанский царь содрогнулся, бросив взгляд на привезенное из Сицилии новое страшное оружие, и воскликнул:
— О-о, Геракл! Пришел конец храбрости человеческой!..
Этим новым страшным оружием была катапульта.
Изобретатель динамита Альфред Нобель испытывал ужасные душевные муки, опасаясь, как бы человечество не погибло, если кому-нибудь придет в голову применить на войне созданное им взрывчатое вещество. Составляя завещание, он распорядился, чтобы все его огромное состояние было использовано для награждения людей, сделавших вклад в дело прогресса цивилизации и сохранения мира во всем мире. Так было положено начало Нобелевским премиям.
Когда в 1945 году в пустыне Аламогордо была взорвана первая атомная бомба хиросимского типа, мощностью равная всего лишь нескольким килотоннам тринитротолуола, известный ученый Роберт Оппенгеймер, принимавший участие в создании этой бомбы, говорят, пережил тяжелое потрясение: он опасался за будущее человечества, считая, что люди получили оружие для своего уничтожения.
Может быть, эти трое и им подобные были отчаянными трусами?
Нет, не думаю.
Просто такие люди наделены большим здравым смыслом, большей гуманностью, чем окружающие. Они понимают связь вещей. С присущей им проницательностью и широтой они могут увидеть явление в целом. Увидеть и содрогнуться. Почувствовать, какой непоправимой бедой грозит человечеству «дьявольское изобретение».
Я бы их назвал не трусливыми, а мудрыми и дальновидными.
Но есть и другой вид человеческих особей. Это так называемые способные и смелые. Когда эксперимент в Аламогордо был удачно завершен — бомба взорвалась со всеми вытекающими отсюда последствиями! — некоторые ученые пришли в восторг, потому что их гипотеза подтвердилась, военные ликовали, потому что получили возможность одним ударом, малой кровью разбить япошек, чиновники радостно потирали руки, потому что сумели угодить начальству, а политические деятели и вовсе ошалели от счастья, потому что им уже виделся весь мир, перекроенный по американскому образу и подобию. Сотрудничество смелых и способных, пышущих энергией, не знающих усталости вскоре дало свои плоды — в Хиросиме погибло более двухсот тысяч человек.
Кто же из них был прав, как вы думаете, люди? Способные, уверенные в себе, не знающие страха и сомнении? Или сомневающиеся, мудрые, отказавшиеся от героическом позы, содрогнувшиеся от ужаса, как содрогнулось бы любое мыслящее существо при виде гибели тысяч и тысяч себе подобных?
Мудрые и сомневающиеся предстали перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, были обвинены в распространении паники среди населения и осуждены как трусы. А миллионы способных и смелых продолжали трудиться каждый в своей области, трудиться в поте лица во имя «блага отечества», во имя «исполнения святого долга», во имя «свободы и демократии» и создали такую систему ядерной «обороны», которая могла бы не один, а сто раз уничтожить человечество и превратить земной шар в радиоактивную пустыню.
Я еще раз спрашиваю, кто прав?
После удивительного совещания на улице Йоцуя-Самон-те способные, энергичные, не знающие страха люди развили бурную деятельность. В центре этого пока еще медленно раскручивавшегося, но гигантского водоворота, разумеется, находился Дайдзо Тамура, любитель мистификаций, таинственная личность неизвестной масти. И в руках у него был невиданный козырной туз — Гоэмон.
Хотя, возможно, за спиной Дайдзо Тамуры стоял еще кто-то. Или не кто-то, а что-то… Если бы кому-нибудь пришло в голову проследить, в каком источнике берет начало этот водоворот, он в конце концов докопался бы до Тамуры, но проникнуть глубже все равно бы не сумел. А Дайдзо Тамура любил глубинные течения и отнюдь но стремился выплыть на поверхность. Козырного туза он до норы до времени никому не показывал, приберегая его для последнего решающего хода. В курсе дела был лишь узкий круг заинтересованных лиц.
А я…
А я, находясь в самом центре гигантского водоворота, рядом с Гоэмоном, трепыхался, захлебывался, отплевывался и помирал со страху, как и положено самому обыкновенному малодушному мелкому служащему.
Я чисто интуитивно чувствовал, что Гоэмон опасен.
В этом существе, смешном и нелепом с виду, обладавшем сверхчеловеческими способностями, было что-то загадочное, таинственное, пугающее. Никто, в том числе и я, не знал, откуда он явился. Правда, я-то смутно догадывался, откуда, но, конечно, ни с кем не пытался делиться своими соображениями. Если б я даже и намекнул об опасности его использования, «реально мыслящие» люди в лучшем случае высмеяли бы меня.
Тем временем «реально мыслящие» уже начали терять голову, стремясь как можно скорее извлечь пользу из Гоэмона.
И никто не давал себе труда подумать, к чему это может привести…
После совещания мы с Кисако, получив приказ сопровождать Гоэмона, поселились в одной из загородных вилл Дайдзо Тамуры, находившейся в часе полета от Токио.
Это было удивительно приятное место. Тишина такая, словно находишься в гуще лесных дебрей. Пейзаж портили только тени шнырявших вокруг охранников, на редкость свирепых и отвратительных парней.
Почему взяли Кисако? Уж конечно, не для моего удовольствия! Видно, она чем-то понравилась Гоэмону, и, когда его почтительно попросили переехать на виллу, он закапризничал:
— Наша милость никуда не поедет, с места не сдвинется, но шелохнется без сестрички-Киски!
Кисако, по своему обыкновению, взвилась на дыбы и давай орать:
— Больно ты мне нужен, старый дурак, оборотень проклятый! Никуда я с тобой не поеду!
Но когда Тамура, взяв ее за руку, отвел в угол и шепнул несколько слов, она совершенно преобразилась. Танцующей походкой, сияя, как солнышко, подошла к Гоэмону и заворковала:
— Дедушка, миленький, поехали! Поехали, мой хороший! Хочешь, помогу тебе нести зонтик? Небось, у тебя спинка устала.
Зонтика Гоэмон не дал, но глаза его завертелись так быстро и так весело, что и карусели не угнаться.
Я разинул рот. Что это вдруг сделалось с Кисако? Но вскоре все объяснилось: Тамура, оказывается, обещал ей довольно крупную сумму и кооперативную квартиру для счастливой семейной жизни. И надо же — лично ей, подлец!
И действительно, Дайдзо Тамура тут же заставил нашего президента подписать чек — краешком глаза я увидел семизначную цифру — и документ на право владения квартирой. Кисако подскочила от радости. Я не разделял ее восторгов. Ведь чек всегда можно аннулировать, для этого достаточно телефонного звонка, да и квартира не внушала мне доверия: а если документ на владение — фикция? Вот увижу собственными глазами, тогда поверю. Впрочем, и деньги, и квартира — все это ерунда, когда имеешь дело с таким человеком, как Дайдзо Тамура. Ему стоит только мигнуть, и нас просто-напросто уберут… При этой мысли я позеленел, но, увидев наивную радость Кисако, решил махнуть на все рукой — будь что будет, теперь уж ничего не поделаешь!..
Наверно, маленькому человеку надо самую малость, чтобы прийти в отчаяние.
Итак, пока я охал да ахал, меня затянуло в самую середину водоворота.
На вилле я помирал со скуки. Вынужденное безделье всегда в тягость, а тут еще приходилось хвостом таскаться за Гоэмоном. Никто не запрещал мне выходить за пределы парка, но без Гоэмона я все равно не мог отправиться в город. Зато Кисако расцвела. Получив деньги, она тут же отправила в свою школу заявление об увольнении. Усердно ухаживала за Гоэмоном, играла в гольф, училась водить машину, взяв в учителя одного из охранников, молодого парня с жутким взглядом, в общем в полной мере наслаждалась роскошной жизнью.
Виллу окружал большой парк. Чего только там не было: и цветники, и площадка для игры в гольф, и плавательный бассейн с горячей водой из источника.
Меня беспокоило, усидит ли Гоэмон на месте. Ведь при его способности передвигаться в суперпространстве замки, ограды и охранники были смехотворным препятствием. Но он почему-то присмирел, лишь иногда пел какое-то дикое попурри из скабрезных песенок с припевом «Да будет вечно жить император!..» Порой он задавал мне один и тот же вопрос:
— Хочу знать, интересуюсь, любопытствую, когда господин Тамура сведет меня с императором?
Но чаще всего он спал и при этом храпел так, что земля содрогалась, словно по комнате шла колонна танков. Я радовался: пусть себе храпит на здоровье, хоть во сне ничего не выкинет.
Однажды Гоэмон, поддавшись, как обычно, минутному желанию, бросился в бассейн прямо как был, во всей амуниции. Нырнув, он долго не всплывал. Я заволновался. Пришлось тоже нырять. Моим глазам открылась удивительная картина: он спокойно расхаживал но дну, придерживая всплывающий котелок. Погуляв так минут тридцать. Гоэмон вылез и начал отряхиваться, как собака, разбрызгивая во все стороны воду.
Я понял, почему он так долго мог оставаться под водой: у самого основания его шеи были жабры.
Меня передернуло. Какое счастье, что Кисако этого не видела!
Впрочем, особенно скучать нам не давали. Примерно через день на вилле появлялись посетители. Бывал и Дайдзо Тамура. Обычно он приезжал ночью и нередко увозил Гоэмона. Я его, конечно, сопровождал, по понятия не имел, о чем они говорили и что собирались делать с помощью нашего гостя. Как только мы прибывали на место, меня оставляли ждать в какой-нибудь комнате, пока высокие особы будут совещаться. Иногда совещание длилось до утра. Чаще всего мы летали на военных самолетах. Аэродром находился в низине.
На вилле бывали самые различные люди: финансовые тузы, небезызвестные лидеры правых организаций, столь же известные депутаты парламента от оппозиции я совсем неизвестные подозрительные личности, скорее всего, высшие офицеры Сил самообороны, переодетые в штатское. Частенько наведывался и зав нашим техотделом.
Наши ночные поездки каждый раз были для меня сюрпризом: мы оказывались то в Токио, то в одной из провинций, то в здании какой-нибудь фирмы, то на совершенно пустынном морском берегу, то в безлюдном поле.
Однажды вечером появился нежданный гость — мой шеф. Он специально приехал, чтобы вручить мне жалованье.
— А ты ловко устроился, молодец! — с откровенной завистью сказал он. — Теперь станешь глазами и ушами нашего президента, это уж как пить дать.
— Очень мне надо быть чьими-то ушами! — возмутился я. — Вообще не пойму, что тут у нас творится.
— А тебе-то что! Ты себе карьеру сделал, вон на какую высоту забрался! Не беспокойся, когда все кончится, о тебе позаботятся…
— Уж конечно, кто-нибудь да позаботится. Кисако… — Я вдруг ясно представил, как я стираю и кручусь у плиты, и мне стало нехорошо. — А что с директором Асиварой?
— Ушел из нашей фирмы. Что ему оставалось делать? Сейчас он, кажется, где-то за границей.
— Скажите, зачем этим господам понадобился Гоэмон? Что они собираются предпринять с его помощью?
— Думаешь, я знаю? — шеф покачал головой. — Но если чутье мне не изменяет, наш президент вместе с президентом «Космика», группой политиков и еще с какими-то неизвестными типами собираются провернуть крупное дело. Говорят, Тамура-сан — свой человек в военных кругах. У него масса приятелей среди бывших и теперешних военных. Он частенько встречается с молодыми офицерами Сил самообороны. Успел и здесь снискать себе популярность…
Я похолодел. Несколько лет назад уже была неудачная попытка совершить государственный переворот. Среди заговорщиков были офицеры старой армии и президент одной компании.
— У Тамуры-сан давно уже есть своя организация, непонятно, для чего созданная, правда, зато мощная. Большое он, видно, дело затеял. И если это чудовище Гоэмон ему поможет…
— Дело… к-какое дело? — меня начала бить мелкая дрожь. — На-надеюсь, не переворот?
— Ну, этого нельзя предугадать… — глаза шефа сделались унылыми. — Нам с тобой даже и представить трудно, какие грандиозные планы он может вынашивать. И никто не знает, насколько широко раскинулась его сеть. Дайдзо Тамура — человек крупного масштаба, не нам с тобой чета…
Мой шеф уехал этим же вечером.
Ночью Гоэмона никуда не потребовали. Часа в два я вдруг проснулся. За стеной слышалась какая-то возня.
Я осторожно встал с кровати и вышел в коридор, по все уже смолкло. До меня долетело лишь чье-то тяжелое дыхание. Потом я услышал обрывок разговора.
— Больше никто не проник? — спросил резкий мужской голос.
— Так точно, никто. Только эти двое, — ответил ему другой.
— Хорошо, уберите их до утра, — сказал первый, по-видимому, босс. — Видно, кто-то что-то пронюхал про эту виллу. Пока, правда, точно ничего не известно, но доложить придется.
— О-о, Геракл! Пришел конец храбрости человеческой!..
Этим новым страшным оружием была катапульта.
Изобретатель динамита Альфред Нобель испытывал ужасные душевные муки, опасаясь, как бы человечество не погибло, если кому-нибудь придет в голову применить на войне созданное им взрывчатое вещество. Составляя завещание, он распорядился, чтобы все его огромное состояние было использовано для награждения людей, сделавших вклад в дело прогресса цивилизации и сохранения мира во всем мире. Так было положено начало Нобелевским премиям.
Когда в 1945 году в пустыне Аламогордо была взорвана первая атомная бомба хиросимского типа, мощностью равная всего лишь нескольким килотоннам тринитротолуола, известный ученый Роберт Оппенгеймер, принимавший участие в создании этой бомбы, говорят, пережил тяжелое потрясение: он опасался за будущее человечества, считая, что люди получили оружие для своего уничтожения.
Может быть, эти трое и им подобные были отчаянными трусами?
Нет, не думаю.
Просто такие люди наделены большим здравым смыслом, большей гуманностью, чем окружающие. Они понимают связь вещей. С присущей им проницательностью и широтой они могут увидеть явление в целом. Увидеть и содрогнуться. Почувствовать, какой непоправимой бедой грозит человечеству «дьявольское изобретение».
Я бы их назвал не трусливыми, а мудрыми и дальновидными.
Но есть и другой вид человеческих особей. Это так называемые способные и смелые. Когда эксперимент в Аламогордо был удачно завершен — бомба взорвалась со всеми вытекающими отсюда последствиями! — некоторые ученые пришли в восторг, потому что их гипотеза подтвердилась, военные ликовали, потому что получили возможность одним ударом, малой кровью разбить япошек, чиновники радостно потирали руки, потому что сумели угодить начальству, а политические деятели и вовсе ошалели от счастья, потому что им уже виделся весь мир, перекроенный по американскому образу и подобию. Сотрудничество смелых и способных, пышущих энергией, не знающих усталости вскоре дало свои плоды — в Хиросиме погибло более двухсот тысяч человек.
Кто же из них был прав, как вы думаете, люди? Способные, уверенные в себе, не знающие страха и сомнении? Или сомневающиеся, мудрые, отказавшиеся от героическом позы, содрогнувшиеся от ужаса, как содрогнулось бы любое мыслящее существо при виде гибели тысяч и тысяч себе подобных?
Мудрые и сомневающиеся предстали перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, были обвинены в распространении паники среди населения и осуждены как трусы. А миллионы способных и смелых продолжали трудиться каждый в своей области, трудиться в поте лица во имя «блага отечества», во имя «исполнения святого долга», во имя «свободы и демократии» и создали такую систему ядерной «обороны», которая могла бы не один, а сто раз уничтожить человечество и превратить земной шар в радиоактивную пустыню.
Я еще раз спрашиваю, кто прав?
После удивительного совещания на улице Йоцуя-Самон-те способные, энергичные, не знающие страха люди развили бурную деятельность. В центре этого пока еще медленно раскручивавшегося, но гигантского водоворота, разумеется, находился Дайдзо Тамура, любитель мистификаций, таинственная личность неизвестной масти. И в руках у него был невиданный козырной туз — Гоэмон.
Хотя, возможно, за спиной Дайдзо Тамуры стоял еще кто-то. Или не кто-то, а что-то… Если бы кому-нибудь пришло в голову проследить, в каком источнике берет начало этот водоворот, он в конце концов докопался бы до Тамуры, но проникнуть глубже все равно бы не сумел. А Дайдзо Тамура любил глубинные течения и отнюдь но стремился выплыть на поверхность. Козырного туза он до норы до времени никому не показывал, приберегая его для последнего решающего хода. В курсе дела был лишь узкий круг заинтересованных лиц.
А я…
А я, находясь в самом центре гигантского водоворота, рядом с Гоэмоном, трепыхался, захлебывался, отплевывался и помирал со страху, как и положено самому обыкновенному малодушному мелкому служащему.
Я чисто интуитивно чувствовал, что Гоэмон опасен.
В этом существе, смешном и нелепом с виду, обладавшем сверхчеловеческими способностями, было что-то загадочное, таинственное, пугающее. Никто, в том числе и я, не знал, откуда он явился. Правда, я-то смутно догадывался, откуда, но, конечно, ни с кем не пытался делиться своими соображениями. Если б я даже и намекнул об опасности его использования, «реально мыслящие» люди в лучшем случае высмеяли бы меня.
Тем временем «реально мыслящие» уже начали терять голову, стремясь как можно скорее извлечь пользу из Гоэмона.
И никто не давал себе труда подумать, к чему это может привести…
После совещания мы с Кисако, получив приказ сопровождать Гоэмона, поселились в одной из загородных вилл Дайдзо Тамуры, находившейся в часе полета от Токио.
Это было удивительно приятное место. Тишина такая, словно находишься в гуще лесных дебрей. Пейзаж портили только тени шнырявших вокруг охранников, на редкость свирепых и отвратительных парней.
Почему взяли Кисако? Уж конечно, не для моего удовольствия! Видно, она чем-то понравилась Гоэмону, и, когда его почтительно попросили переехать на виллу, он закапризничал:
— Наша милость никуда не поедет, с места не сдвинется, но шелохнется без сестрички-Киски!
Кисако, по своему обыкновению, взвилась на дыбы и давай орать:
— Больно ты мне нужен, старый дурак, оборотень проклятый! Никуда я с тобой не поеду!
Но когда Тамура, взяв ее за руку, отвел в угол и шепнул несколько слов, она совершенно преобразилась. Танцующей походкой, сияя, как солнышко, подошла к Гоэмону и заворковала:
— Дедушка, миленький, поехали! Поехали, мой хороший! Хочешь, помогу тебе нести зонтик? Небось, у тебя спинка устала.
Зонтика Гоэмон не дал, но глаза его завертелись так быстро и так весело, что и карусели не угнаться.
Я разинул рот. Что это вдруг сделалось с Кисако? Но вскоре все объяснилось: Тамура, оказывается, обещал ей довольно крупную сумму и кооперативную квартиру для счастливой семейной жизни. И надо же — лично ей, подлец!
И действительно, Дайдзо Тамура тут же заставил нашего президента подписать чек — краешком глаза я увидел семизначную цифру — и документ на право владения квартирой. Кисако подскочила от радости. Я не разделял ее восторгов. Ведь чек всегда можно аннулировать, для этого достаточно телефонного звонка, да и квартира не внушала мне доверия: а если документ на владение — фикция? Вот увижу собственными глазами, тогда поверю. Впрочем, и деньги, и квартира — все это ерунда, когда имеешь дело с таким человеком, как Дайдзо Тамура. Ему стоит только мигнуть, и нас просто-напросто уберут… При этой мысли я позеленел, но, увидев наивную радость Кисако, решил махнуть на все рукой — будь что будет, теперь уж ничего не поделаешь!..
Наверно, маленькому человеку надо самую малость, чтобы прийти в отчаяние.
Итак, пока я охал да ахал, меня затянуло в самую середину водоворота.
На вилле я помирал со скуки. Вынужденное безделье всегда в тягость, а тут еще приходилось хвостом таскаться за Гоэмоном. Никто не запрещал мне выходить за пределы парка, но без Гоэмона я все равно не мог отправиться в город. Зато Кисако расцвела. Получив деньги, она тут же отправила в свою школу заявление об увольнении. Усердно ухаживала за Гоэмоном, играла в гольф, училась водить машину, взяв в учителя одного из охранников, молодого парня с жутким взглядом, в общем в полной мере наслаждалась роскошной жизнью.
Виллу окружал большой парк. Чего только там не было: и цветники, и площадка для игры в гольф, и плавательный бассейн с горячей водой из источника.
Меня беспокоило, усидит ли Гоэмон на месте. Ведь при его способности передвигаться в суперпространстве замки, ограды и охранники были смехотворным препятствием. Но он почему-то присмирел, лишь иногда пел какое-то дикое попурри из скабрезных песенок с припевом «Да будет вечно жить император!..» Порой он задавал мне один и тот же вопрос:
— Хочу знать, интересуюсь, любопытствую, когда господин Тамура сведет меня с императором?
Но чаще всего он спал и при этом храпел так, что земля содрогалась, словно по комнате шла колонна танков. Я радовался: пусть себе храпит на здоровье, хоть во сне ничего не выкинет.
Однажды Гоэмон, поддавшись, как обычно, минутному желанию, бросился в бассейн прямо как был, во всей амуниции. Нырнув, он долго не всплывал. Я заволновался. Пришлось тоже нырять. Моим глазам открылась удивительная картина: он спокойно расхаживал но дну, придерживая всплывающий котелок. Погуляв так минут тридцать. Гоэмон вылез и начал отряхиваться, как собака, разбрызгивая во все стороны воду.
Я понял, почему он так долго мог оставаться под водой: у самого основания его шеи были жабры.
Меня передернуло. Какое счастье, что Кисако этого не видела!
Впрочем, особенно скучать нам не давали. Примерно через день на вилле появлялись посетители. Бывал и Дайдзо Тамура. Обычно он приезжал ночью и нередко увозил Гоэмона. Я его, конечно, сопровождал, по понятия не имел, о чем они говорили и что собирались делать с помощью нашего гостя. Как только мы прибывали на место, меня оставляли ждать в какой-нибудь комнате, пока высокие особы будут совещаться. Иногда совещание длилось до утра. Чаще всего мы летали на военных самолетах. Аэродром находился в низине.
На вилле бывали самые различные люди: финансовые тузы, небезызвестные лидеры правых организаций, столь же известные депутаты парламента от оппозиции я совсем неизвестные подозрительные личности, скорее всего, высшие офицеры Сил самообороны, переодетые в штатское. Частенько наведывался и зав нашим техотделом.
Наши ночные поездки каждый раз были для меня сюрпризом: мы оказывались то в Токио, то в одной из провинций, то в здании какой-нибудь фирмы, то на совершенно пустынном морском берегу, то в безлюдном поле.
Однажды вечером появился нежданный гость — мой шеф. Он специально приехал, чтобы вручить мне жалованье.
— А ты ловко устроился, молодец! — с откровенной завистью сказал он. — Теперь станешь глазами и ушами нашего президента, это уж как пить дать.
— Очень мне надо быть чьими-то ушами! — возмутился я. — Вообще не пойму, что тут у нас творится.
— А тебе-то что! Ты себе карьеру сделал, вон на какую высоту забрался! Не беспокойся, когда все кончится, о тебе позаботятся…
— Уж конечно, кто-нибудь да позаботится. Кисако… — Я вдруг ясно представил, как я стираю и кручусь у плиты, и мне стало нехорошо. — А что с директором Асиварой?
— Ушел из нашей фирмы. Что ему оставалось делать? Сейчас он, кажется, где-то за границей.
— Скажите, зачем этим господам понадобился Гоэмон? Что они собираются предпринять с его помощью?
— Думаешь, я знаю? — шеф покачал головой. — Но если чутье мне не изменяет, наш президент вместе с президентом «Космика», группой политиков и еще с какими-то неизвестными типами собираются провернуть крупное дело. Говорят, Тамура-сан — свой человек в военных кругах. У него масса приятелей среди бывших и теперешних военных. Он частенько встречается с молодыми офицерами Сил самообороны. Успел и здесь снискать себе популярность…
Я похолодел. Несколько лет назад уже была неудачная попытка совершить государственный переворот. Среди заговорщиков были офицеры старой армии и президент одной компании.
— У Тамуры-сан давно уже есть своя организация, непонятно, для чего созданная, правда, зато мощная. Большое он, видно, дело затеял. И если это чудовище Гоэмон ему поможет…
— Дело… к-какое дело? — меня начала бить мелкая дрожь. — На-надеюсь, не переворот?
— Ну, этого нельзя предугадать… — глаза шефа сделались унылыми. — Нам с тобой даже и представить трудно, какие грандиозные планы он может вынашивать. И никто не знает, насколько широко раскинулась его сеть. Дайдзо Тамура — человек крупного масштаба, не нам с тобой чета…
Мой шеф уехал этим же вечером.
Ночью Гоэмона никуда не потребовали. Часа в два я вдруг проснулся. За стеной слышалась какая-то возня.
Я осторожно встал с кровати и вышел в коридор, по все уже смолкло. До меня долетело лишь чье-то тяжелое дыхание. Потом я услышал обрывок разговора.
— Больше никто не проник? — спросил резкий мужской голос.
— Так точно, никто. Только эти двое, — ответил ему другой.
— Хорошо, уберите их до утра, — сказал первый, по-видимому, босс. — Видно, кто-то что-то пронюхал про эту виллу. Пока, правда, точно ничего не известно, но доложить придется.