Действительно, вдруг соображаю я. «Ключевых фигур истории» нет, поскольку нет самой истории. Пытаться контролировать каждую обезьяну немыслимо. А если так?
   Я посылаю жене ответный мыслеобраз – сверкающий шар гиперзвездолёта медленно, торжественно опускается с небес, дикари стоят, разинув рот, всем стойбищем…
   И начинается у них новая жизнь. Мудрые пришельцы учат дикарей плавить бронзу и железо, выращивать съедобный батат и всевозможный мясо-молочный скот – буде аборигены кушают мясо. Обучают их азам: не убий, не укради… с женой ближнего поаккуратней опять же…
   «А вот что получится в итоге, Рома».
   Перед моим мысленным взором возникает видение – дивный город, утопающий в садах, со сверкающими куполами общественных зданий. Зародыш будущей великой цивилизации. И выше всех возносится над городом Храм Богов. Да, без этого никак – мышление дикарей поневоле религиозно, и структуру Вселенской иерархии разумов невозможно донести до сознания аборигенов иным путём – научное мировоззрение на пустом месте не возникает.
   И всё пока идёт отлично – упитанные дикари племени везунчиков, забывшие, что такое костлявая рука голода, славят добрых богов и размножаются со страшной силой, развивают свою искусственную цивилизацию…
   «Нет никакой цивилизации, Рома. Есть разросшееся стойбище первобытных дикарей, надрессированных и откормленных».
   А пришельцы спешат – вот уже клацают металлическими челюстями штампы, вертится шпиндель токарного станка… А как же? Не нанороботов же им с ходу давать? Пусть сперва привыкнут к трудовой дисциплине!
   Для повышения надёжности эксперимента создаётся дубль Утопии – скажем так, Антиутопия, «город напротив». В обоих городах отрабатываются на гражданах модели светлого будущего – естественно, различные, но будущее-то в итоге будет светлым, можно не сомневаться…
   А по утрам в разных местах находят трупы. Трупы мужчин с проломленным черепом, трупы девушек, предварительно изнасилованных… Детей тоже, кстати, причём обоего пола. Понятно, боги велели: «не укради, не убий»… Боги сердятся, очень сердятся, и нарушителю будет плохо – боги, они сильны, страшно сильны… Но потихоньку-то можно? Когда боги не видят… И если раньше дикарь отпускал принудительно осеменённую даму на все четыре стороны, то теперь жертв изнасилования убивают и прячут самыми разнообразными способами, вплоть до расчленения трупов. Чтобы боги не узнали.
   Пришельцы пытаются переломить ситуацию. Тотальный контроль! К насильникам и убийцам применяют жёсткие меры – сажают в клетки, подобно диким зверям, проводят медицинские процедуры, превращающие преступников в ходячие овощи. Это несколько снижает общее количество трупов, но процент расчленённых среди них резко возрастает – дикари быстро усваивают, что прятать трупы нужно как следует. Побочный эффект – если до того обитатели счастливой Утопии взирали на богов-пришельцев с восторгом, теперь они смотрят с глубоким почтением и затаённым страхом.
   Следующий шаг – браслеты слежения, надетые каждому дикарю… нет-нет, ошейники – это слишком неудобно и наводит аборигенов на неприятные ассоциации. Ещё эффективней вживлённые микрочипы. Такая мера оказывается вполне эффективной – боги отныне вездесущи и всевидящи, и количество преступлений падает почти до нуля. Аборигены больше не убивают, не насилуют, не дерутся. Не желают имущества ближнего своего, а равно и общественного. И жену ближнего своего не желают, да и собственную-то не очень. Поработал, поел, поспал… да, нужно работать, потому что боги сердятся, когда ленишься…
   Всплывает новое видение – группа аборигенов в сопровождении роботов охраны. Зачем вы сбежали из города, неразумные? От своего счастья убежать хотите? Аборигены мнутся, сопят, но угрюмые морды не несут на себе признаков раскаяния. И наконец один из них, по-видимому, главный, решительно вскидывает голову: «В вашем городе нечем дышать».
   А побочные эффекты существования Утопии и Антиутопии растут и ширятся. Утечку артефактов полностью устранить невозможно. И вот уже горит стойбище, сожжённое ручным излучателем, и счастливый обладатель орудия возмездия богов стоит, опираясь ногой на труп вражеского вождя. Полная победа! Первая в длинной череде побед…
   Но пришельцы-благодетели не сдаются. Окончательно убедившись, что вместо великой цивилизации они получили растущее стадо дрессированных говорящих животных, которое вот-вот выйдет из-под контроля, плюс многочисленные эксцессы из-за проникновения оружия в среду не охваченных экспериментом дикарей, боги решаются на коренное изменение хода эксперимента.
   Новое видение всплывает перед моим внутренним взором – на обширном острове строится новый город. Да, на острове, это позволит оградить от массы дикарей обитателей города и заодно свести к минимуму утечку артефактов. Снова сверкающие купола и сады, но начинка уже иная. Раз дикари в массе покуда не готовы воспринять свет знания, следует провести селекцию и выделить из среды аборигенов тех, кто способен. Если этого недостаточно, то подправить генетику дикарей. А что? Немного, совсем чуть-чуть…
   «Вот, Рома. Это шаг, после которого вообще нет возврата. Если до того имела место попытка внедрить чуждую культуру в среду аборигенов, то теперь, по сути, создаются искусственно новые существа. Которые в итоге вытеснят аборигенов как вид, если им не мешать. То есть эффект будет тот же, как если бы с самого начала уничтожить данный вид разумных».
   А в садах Атлантиды уже неспешно гуляют мыслители и философы. Юркий робот-уборщик прибирает аллею, над сонным городом летит изящный аппарат, чем-то напоминающий ладью – обитателям Атлантиды изначально обеспечен весьма высокий старт. Во-первых, не пристало мыслителям сажать батат и торчать у станков, а во-вторых, время, время поджимает! Уж сколько длится эксперимент, и ничего, кроме головной боли, покуда…
   Я вглядываюсь в приближающихся философов. Гладкие, точёные лица, огромные прекрасные очи… Генетически модифицированные, практически бессмертные существа, избавленные от старения и рака и прочих генетически обусловленных недугов… Вот только кончики ушей заострились, ну да это совсем нестрашный побочный эффект.
   Между тем в оставленных богами городах жизнь активно исправляет допущенные пришельцами-цивилизаторами ошибки. Да, жизнь тут кипит. Всего одного-двух поколений оказывается достаточно, чтобы недозрелые аборигены избавились от навязанного свыше морального кодекса. Избавившись от пресса, граждане Утопии и Антиутопии заменяют нудные и малопонятные заповеди на простые и понятные дикарям законы. Параграф первый: «Я так хочу!». Параграф второй «Прав тот, кто сильнее». Вот и всё, и никаких проблем.
   А служители богов, утратив с ними связь, по-прежнему воздевают к небесам руки, бормочут заученные слова-заклинания, ещё недавно бывшие звуковыми паролями для приведения в действие различных божественных систем.
   Всплывают новые картины – горящие хижины, толпа голых связанных пленников на помосте… А чего такого? Ну наловили дикарей в горах… Кто-то же должен сажать батат и строить дома? Боги велели всем трудиться в поте лица своего, и кто не хочет работать на совесть, должен работать за страх!
   Тлетворная деятельность Утопии и Антиутопии по распространению рабовладельческой заразы принимает такие масштабы, что встаёт вопрос о том, как прекратить вышедший из-под контроля эксперимент. В последней попытке образумить разгулявшихся учеников посылаются эмиссары, но тут выясняется – новые правители городов, обретшие неограниченную свободу, не собираются её отдавать. Аборигены показывают зубы, и припрятанные до поры артефакты обращают свою убойную силу против создателей.
   И тогда две ослепительные вспышки кладут конец неудавшемуся опыту, и вздымающиеся в стратосферу колоссальные грибы потрясают воображение дикарей, живущих неподалёку от Проклятых городов, как их давно называют окрест, кладя начало мифу о Содоме и Гоморре.
   А между тем время эксперимента истекает. Жители Атлантиды, избавленные от генетических недостатков прототипов, в духовном плане развиваются стремительно, ну, а в техническом им и стараться особо не нужно. Летательные аппараты атлантов и их экипажи порождают новые разнообразные толкования среди коренных аборигенов, по-прежнему пребывающих в состоянии перманентной и глубокой дикости. Впрочем, даже дикие аборигены уверенно отличают этих новых полубогов от истинных богов – во-первых, настоящие боги от человеков отличаются сильно, а эти очень похожи, разве что глаза да уши выдают, и бород у мужиков нету… Ну и вообще пожиже в магии будут ребята, сами себя называющие «сидхэ», хотя коренные аборигены окрестили их иначе…
   А перед моим внутренним взором всплывает новый сюжет. Группа сидхэ в парадных одеяниях на аудиенции у богов-цивилизаторов. Мы глубоко уважаем вас, наши наставники, но позвольте вопрос – какого чёрта вы держите нас на этой дикой планете? Планета кишит дикарями, уничтожать их поголовно недопустимо, да мы и не собираемся изгаживать свои кристально чистые души подобными зверствами – пусть дикари вспарывают животы друг другу самостоятельно. Мы уже выросли из коротких штанишек и требуем соблюдения наших прав и свобод! Народ сидхэ имеет право жить так, как хочет! Короче, предоставьте нам звёздные корабли и карту-схему живых планет, не достигших уровня разума, и будем считать инцидент исчерпанным. Мы найдём дорогу, не беспокойтесь. Мы свалим отсюда и заметём следы, как положено. И будем жить в Бессмертных Землях по своим законам, не оглядываясь на дикарей. Да, и на вас, наши дорогие наставники, и всякие обиды тут неуместны. Отказ в удовлетворении наших справедливых требований будет означать незаконное лишение свободы целого народа, мы не зря учили галактические законы!
   И приходится наставникам скрепя сердце признать справедливость требований выросших подопечных. И вот уже гиперзвездолёты уносят остроухих в немыслимые дали, а над счастливым островом зависают радужно переливающиеся полукилометровые блины. Усилие гравигенераторов, разнесённое по такой обширной площади, невелико – всего-то пара лишних процентов к стандартному g, но ведь масса огромного острова исчисляется несчитаными триллионами тонн… С тяжким гулом оседает остров, погружаясь в недра земные, вот «блины» уходят, сделав своё дело, и воды океана чудовищным валом сметают всё с поверхности, навсегда скрывая Атлантиду на морском дне.
   «Погоди… постой…» – я искренне изумлён. – «Так всё и было?»
   Сквозь слабеющий морок проступают черты моей жены, и я ощущаю – Ирочка устала.
   «Так или не так, Рома, мы проверить не можем. Мы тогда ещё дикие фрукты ели и с летучими демонами сражались. И даже сэнсэи не умели ещё строить звёздные корабли. Так что это материалы, оставленные им в наследство прежним «клубом», давно ушедшим в Отрыв».
   Морок рассеивается окончательно, оставляя в моей голове ощущение пустоты и тонкий звон. Лицо Ирочки чуть блестит от пота.
   – Уфф… Всё, Рома, я больше не могу. Для первого раза хватит.
   Она сползает с меня, садится по-турецки.
   – Нет, всё-таки я не мама. Мама продержалась бы много дольше.
   Я тоже сажусь, вплотную к жене. Глажу её, обнимаю руками и крыльями.
   – Маленькая моя… Сколько мук из-за мужа-балбеса…
   Её глаза близко-близко.
   «Любимого мужа. Всевидящего. Лучшего из всех существ во Вселенной».
   Долгий, тягучий поцелуй.
   «Ира, Ир…»
   – М-м? – она отвечает вслух.
   «А что с ними сталось дальше? Ну, с эльфами…»
   На сей раз Ирочка отвечает не сразу.
   – Они и сейчас живы. Им здорово досталось, Рома. Представь домашних детей, балованных и изнеженных, выросших на всём готовом. И вдруг – чужой мир, глубоко враждебный. Да, Рома, это родная планета – мать для зародившегося вида разумных. Чужая всегда мачеха. Чужая биосфера не приемлет вторжения, борется с ним, пусть и бессознательно. Именно поэтому множество миров, населённых этими самыми сидхэ, до сих пор не ушли в Отрыв, хотя времени прошло предостаточно – борьба отнимает силы и сдерживает развитие. Однако они выжили и тем доказали своё право на полную самостоятельность. Вот только общаются они почти исключительно со своими мирами, населёнными сидхэ. Все другие виды разумных в упор не признают.
   В глазах Ирочки мерцает огонь.
   – Так часто бывает на Земле, Рома, – девушка, грубо изнасилованная в детстве, старается избегать любых интимных связей.
   Я молчу, переваривая массив информации, внедрённый в мою голову. Между тем глаза моей ненаглядной уже стремительно меняют выражение, и в глубине их пляшет смех.
   – Я устала, муж мой, и требую возмещения морального ущерба. Думаю, дальнейшие занятия будет удобнее перенести на диван.
   – Погоди… постой… А как же Вселенский Закон Возмездия, а теория этих Кьо-Миа, а прочее всё?
   – А не лишку ли будет, муж мой? – переходит Ирочка на русский язык. – Я понимаю, Великий спящий, но Великий бредящий – это будет уже перебор. Дай мозгам остыть маленько. Моим, кстати, тоже.
   – Как скажешь, о моя мудрая жена, – я улыбаюсь. – Тогда прошу! – я делаю приглашающий жест в направлении дивана.
   В любимых глазищах бесится смех.
   – А донести слабо?

Глава 5. Бережёного Бог бережёт

   – …Давай разберёмся, Биан. Ты теперь так и будешь держать меня на привязи? Из-за одного неясного видения?
   Шеф вздыхает.
   – Ну что ж, давай разберёмся. Что сказали тебе аналитики?
   – Им нужно ещё раз увидеть тот мир. И звёздное небо в придачу.
   – Ну это да, это само собой. Но меня интересует другой аспект. Скрытая угроза.
   – Возможно, не бо́льшая, чем от перебежавшей через дорогу чёрной кошки.
   Биан прищуривается. Да, он достаточно поработал на Земле и в курсе, что есть там такая обывательская примета.
   – Просто так, Рома, даже эти самые кошки не бегают и летучие сони не летают. Я не люблю скрытых угроз, источник которых неясен. По-моему, ты уже достаточно подрос, чтобы понять – к собственным видениям следует относиться со всей серьёзностью. Твой труп никому не нужен. И ещё вопрос, только ли твой – мы ведь работаем в паре или даже группе.
   – Хорошо, и что мне делать?
   Вот теперь шеф рассержен.
   – Тебе написать или как? Разумеется, разобраться и доложить. Найти источник и суть скрытой угрозы. Кстати, и звёздное небо увидеть тоже – так или иначе нужно идентифицировать обнаруженный мир. Всё, иди работай!
   Я со вздохом отправляюсь на своё рабочее место. Что ж, шеф дал конкретное задание, и его необходимо конкретно сделать. Будем искать…
   В конторе тихо, прохладно. Аина и Иол на Земле, расшивают трудности в Папуа. Уот у коллег из группы, работающей по Свиру, опытом делятся и вообще…
   – Может, домой тебя отправить? – спрашивает вслух Биан. Я улыбаюсь.
   – Дома теперь не работа. Там Мауна, с трудом сдерживаемая прабабушкой.
   – Понятно.
   Некоторое время я сижу на коврике, пытаясь сосредоточиться. Всё-таки Аине и Биану с этим делом легче. Я хоть и Всевидящий, но, прошу заметить, на базе «Великого спящего», а не «грезящего». Что создаёт немалые трудности – одно дело контролировать поле внимания в сознании, совсем другое…
   Хватит ныть, одёргиваю я сам себя. Итак, первое – сосредоточиться. Второе – уснуть, и притом правильно… Далее – вспомнить, куда направлялось моё поле внимания, когда меня посетило столь странное видение с пушехвостыми на крейсере… Вспомнить и проделать путь заново… Вспомнить можно, потому как мозг хранит всё, пусть и глубоко зарытое…
   «Рома, не мучайся. Зачем у нас внешние помещения? Иди туда, ложись на живот и засыпай себе».
   «Непременно на живот?»
   «Ну так же удобнее, крылья не связаны».
   «Да я привык на спине вообще-то…»
   «Тут твоей Иоллы нету».
   Да, Уин прав. Наиболее естественная поза для сна у ангелов лицом вниз, и вообще, пора обзавестись для работы подушкой…
   Уин фыркает, уловив мою нехитрую идею. Угу, работка у меня порой – одно удовольствие.
   Во внешнем помещении гуляет горячий ветер, свободно проникая через входной проём. Край тени медленно, почти незаметно ползёт ко мне. Совсем незаметно, если взглянуть мельком. Но если смотреть неотрывно и пристально, становится заметно, как отступает тень, отдавая солнечному свету ворсинки ковра, одну за другой…
   Я тряхнул головой – хватит философии! Полдень миновал, больше четверти рабочего времени ухлопал, а толку? Вон диаграммы неразобранные стоят… Значит, так – уснул, увидел, победил!
   …Да, насчёт «победил» – это я смело. Полчаса лежания носом в пол ничего не дали – сон старательно избегал моих очей. Мысли в голове текли мягко, журча и переливаясь, как лесной ручей. Солнце отвоевало мои ноги у тени и теперь вовсю жарило их. Хорошо, что ангельская кожа не подвержена обгоранию, как, впрочем, и загару – бесцветный кожный пигмент поглощает ультрафиолет… о чём, ну о чём я думаю?! Работничек… Может, правда, заняться диаграммами?
   Стена-дверь расходится, и в моё убежище философа входит Биан, держа в руках корзинку и авоську.
   – Рома, будь добр, сгоняй в лесок. Так розовых грибов охота, и вообще, перекусим…
   – Да, шеф! – я поднимаюсь с пола. Он прав, на сегодня это будет хоть какая-то польза от моего пребывания на работе.
   – Знаешь, где легче всего найти? У Изумрудного ручья.
   – Это далеко…
   – Зато надёжно, ибо наши славные аналитики туда не добрались. И грибы там самые вкусные. Да не ленись!
   – Лечу, шеф!
   Я выпархиваю наружу, в сияющий послеполуденный зной. Впрочем, на лету ветер скрадывает жару, особенно если не лениться и подняться повыше. Что я и сделал, использовав первый же восходящий поток.
   «Ира, Ир…»
   «Ау, любимый!»
   В груди сразу становится тепло и щекотно. Ведь это всё про меня, ага…
   Бесплотный шелестящий смех.
   «Похвалить тебя ещё?»
   «Можно. Я просто так вообще-то…»
   «И не просто так, а спросить, чем я занимаюсь, и пожаловаться на бессонницу. Я не права?»
   «Права, как всегда. Я знал, на что шёл, когда женился на потомственной телепатке».
   Снова бесплотный смех.
   «Ладно, Рома, не переживай. Отвечаю на невысказанные вопросы. Бессонница у тебя временная, поскольку ты не можешь найти выход на нужные файлы в Едином энергоинформационном поле Вселенной. Но процесс запущен, и как только, так сразу».
   «Твои бы слова да Создателю в уши».
   Опять смех.
   «У него полно других дел, кроме как слушать какую-то крылатую-пернатую. Второй вопрос ещё проще – сижу тут, разбираюсь со схемами взаимодействия разных «клубов». Голова пухнет, устала, хочу к мужу и дочери. Вот».
   Мне тепло и щекотно.
   «Скоро, совсем скоро, маленькая моя. Каких-то пять часов».
   «Целых пять!»
   Между тем Изумрудный ручей уже почти подо мной. Шесть вёрст пролетел незаметно.
   «Мне шеф велел грибы собирать. Больше никакого толку от меня сегодня».
   Шелестящий смех.
   «Всё предыдущее ерунда. Но если ты не справишься и с этим заданием, то покроешь себя неизбывным позором».
   «Ух ты и ехидная!»
   «А ещё я красивая и умная, как говорит наша дочь. Всё, давай уже будем работать!»
   Я ввинчиваюсь в штопор. Вот поговорил, и сразу светло и радостно на душе… А синий ковёр джунглей уже несётся навстречу. Ух, здорово!
   И откуда-то из глубины всплыло: «вошедшему в штопор помочь может только он сам»… Ангельские поговорки всё-таки заметно отличаются от человеческих.
 
   Ветви деревьев шумят над головой, джунгли пересвистываются, щебечут и поют на разные голоса, и сквозь эти звуки едва пробивается тихое журчание ручья. Какой-то энтузиаст выложил чашу родника крупными, с кулак, изумрудами, вследствие чего, очевидно, ручеёк и приобрёл своё имя – Изумрудный. Должно быть, в полдень, когда неистовые потоки солнечного света проникают под полог леса, эти изумруды необычайно красиво сверкают и разбрасывают кругом острые колкие лучики. Однако сейчас день клонится к вечеру, и косые солнечные лучи не в силах пробить буйную массу растительности, отчего внизу копится предвечерняя тень, готовая незаметно перейти в полусумрак.
   Высокие деревья скрадывают очертания жилых башен, и хотя до ближайшей из них метров триста, кажется, будто вокруг на десять часов полёта ни души. Меня до сих пор изумляет вот это ощущение нетронутого, девственного леса рядом с домами-высотками. Если не лететь, а идти пешком, можно обнаружить башню, лишь подойдя вплотную, шагов на тридцать. И живут на нижних этажах те, кто любит мягкий рассеянный свет, и чтобы ветви деревьев качались перед взором, будто живёшь в самой гуще леса… Есть, говорят, даже любители такого, чтобы ветви просовывались во входной проём, для полноты ощущения – есть такие башни, где деревья растут у самых стен. И из дому такие любители вылетают с крыши, поднявшись на лифте. А то и лазают по ветвям…
   Я замечаю наконец друзу розовых грибов, отрываю их и кладу в корзинку. А вот ещё… Да, Биан прав, богато тут насчёт грибов. Вообще, затариваться провизией в райских плодовых джунглях много интереснее, чем в каком-нибудь земном супермаркете. Там скучная рутина – иди вдоль полок да клади себе в тележку… Тут совсем другое дело, присутствует азарт первобытного охотника. Хочешь розовых грибов? Пожалуйста! Некусая желаешь? Нет проблем! Ищущий да обрящет…
   Рядом со мной сочно шлёпается перезрелый плод, здорово напоминающий неприличных размеров персик. Чешуйчатый шар, висящий на ветке метрах в шести над землёй, зашевелился, явив моему взору пуговку носа и большие чёрные глаза. Ночной садовник заинтересованно принюхивается, явно размышляя – не следует ли прервать отдых досрочно и спуститься вниз для трапезы? Однако лень перебарывает покуда несильный голод, и животное вновь сворачивается в клубок – чай, не убежит, и вообще не последний фрукт в лесу, лучше ещё вздремнуть…
   Как здесь хорошо! Рай, он и есть Рай… Целый мир, устроенный для души. Я теперь очень хорошо понимаю, почему все ангельские миссии укрыты в лесах. Не только ради конспирации – в конце концов, среди диких скал где-нибудь в сердце Сахары можно замаскироваться не хуже. И даже в степи, плоской, как стол, можно соорудить подземные укрытия. Но надолго ли хватит душевных сил у сотрудников миссии? Это люди в невежестве своём полагают, что среда не имеет значения. Еда, работа, развлечения – что ещё нужно? И не понимают, глупые, что агрессивная среда калечит их души.
   Перед глазами встаёт: гигантская короста мегаполиса, окружённая морем рифлёного сверкающего железа – так выглядят с высоты теплицы для производства кормовой биомассы. Да, на Оплоте Истинного Разума природы нет давным-давно, только окружающая среда. Вот и ещё проблема – где там можно укрыться и как там вообще возможно жить и работать? Где черпать душевные силы? Да там от одних пейзажей с ума сойти можно!
   Я вздыхаю. Нет, определённо сегодня я годен только на поиск розовых грибов, никак не таинственных цивилизаций. Растекаюсь мыслию по древу…
   Однако, пожалуй, хватит, прикидываю я на вес корзинку с грибами и авоську с фруктами. Эх, всё забываю про древесную дыню… Впрочем, руки заняты, не под мышкой же тащить. И вообще, тут на всех коллег до самого утра хватит.
   Тени под деревьями становятся гуще, прозрачной кисеёй наползает откуда-то туман – вечер наступает стремительно. Я ставлю поклажу на плоский камень, напиваюсь на дорожку из выложенной изумрудами чаши родника. Ключевая водица не ломит зубы, как на моей прародине, она лишь чуть прохладная. Первое время мне было непривычно, пока я не сообразил – откуда тут взяться студёной воде, когда круглый год жарко, и даже ночи всегда тёплые? Тут даже океаны прогреты до самого дна, а не как на Земле – сверху тонкая плёночка тепла, а под ней бездонная толща ледяной воды.
   Я присел на камень рядом с корзинкой, разглядывая, как в чаше родника пляшут крупные песчинки. Вот. Вот оно. Вся человечья цивилизация – такая же плёночка над толщей дикости. И как любая встряска планеты может выбросить на поверхность многовековые запасы океанского холода, кладя начало новому ледниковому периоду, так и любой толчок может обернуться для людей веками нового средневековья.
   Как же прогреть вас до самого дна, люди?
   И возможно ли вообще растопить Антарктиду «зелёных»?
   На этом месте мои гениальные мысли были грубо прерваны. Окончательно оголодавший ночной садовник спустился наконец с дерева и заинтересованно лезет в мои припасы.
   – Э! Э! Зверь, это не тебе! – я решительно отнимаю у животного свою добычу. Садовник разочарованно фыркает – поду-умаешь, набрал недозрелой зелени, да ещё и жадничает… Где-то тут валялся «персик», как помнится…
   И только тут я замечаю, что даже мои ангельские глаза уже не в силах разглядеть пляшущие на дне источника песчинки. Блин горелый, сейчас стемнеет мигом!
   И поскольку с грузом взлететь с крохотной полянки при роднике невозможно, я начинаю карабкаться на дерево, как типичная земная макака, держа корзинку с розовыми грибами в зубах, плюс в левой ноге авоську с фруктами. Оставшиеся три конечности обеспечивают мне довольно уверенный подъём, и вот я уже срываюсь с верхушки кроны, ловя встречный ветер и отчаянно молотя крыльями. Земля проваливается вниз, я на лету перехватываю в руку авоську, выравнивая балансировку. Нет, определённо я научился неслабо летать.
   «Ау, любимый! Я закончила работу, а ты как?»