Страница:
Павел Комарницкий
Все исправить
Тиамин-аденин-гуанин… Тиамин-цитозин-аденин…
Алексей откинулся в кресле, потер ладонями лицо. Нет, это немыслимо… Как с этим делом справлялся Господь Бог? То, что он справился, не подлежит сомнению – иначе товарищ Чекалов не сидел бы сейчас тут и не пялился на экран монитора… или следует уже говорить «господин»?
Он усмехнулся уголком рта. Да уж, «господин»… Момент, в который все бывшие товарищи враз стали господами, его товарищ Володя Белоглазов определял четко и однозначно – 8 декабря 1991 года от Рождества Христова. День, когда Россия обрела наконец свободу и независимость… На вопрос, можно ли считать ампутацию ног актом освобождения пациента от лишних конечностей, угрюмо сопел, в сердцах обзывал Алексея «коммунярой» и порой даже уходил, не прощаясь. Уходил и возвращался, поскольку «злобная реальность» задавала примерно такие же вопросы, но в гораздо более грубой форме.
Алексей отхлебнул из кружки-термоса кофе, поморщился – кофе был дрянной, суррогат с цикорием – и вновь принялся тыкать в клавиши. На экране монитора виднелась картинка, достойная кисти какого-нибудь маститого сюрреалиста – нечто, напоминающее клубок морских водорослей, над которыми медленно вилась скрученная в спираль лестница. Двойная спираль ДНК, код жизни… Умная электронная машина мгновенно переводила данные белковой структуры, конструируемой сейчас на экране, в генетический код, последовательность нуклеотидов в цепи ДНК, так называемая «обратная транскрипция»…
Кофе в кружке, и без того не отличавшийся чересчур изысканным ароматом, остыл окончательно, приобретя какой-то полынный вкус. Молодой человек допил его залпом, поморщился. Да, конечно, «Энигма» – так называлась программа конструирования ферментов и обратной транскрипции в код ДНК – давала определенное облегчение в работе. Эту программу составил он сам. Успел перед самым увольнением-сокращением…
Ткнув Enter, Алексей откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и некоторое время наблюдал, как ворочается скрученная в спираль лестница, уходящая в бесконечность. Да… Хорошо все-таки, что удалось «приватизировать» этот «пентиум». Он усмехнулся, вспомнив, как был осуществлен процесс. В последний период существования НИИ, который его друг Белоглазов метко окрестил «предагональным», дирекция вознамерилась поправить финансовые дела, сдавая в аренду всевозможным фирмочкам институтские помещения, вследствие чего научное учреждение приобрело сходство с портовым складом, овощной базой и «черт-те чем в общем и целом», по выражению все того же Володи. В бывших лабораториях и кабинетах громоздились коробки и ящики, пахло апельсинами и чем-то пряно-приторным… Так получилось, что соседом группы генетических исследований оказалось некое общество с ограниченной до минимума ответственностью. Представитель – а может, и сам хозяин, кто разберет – того общества, невысокий, иссиня-бритый брюнет с непроизносимой фамилией Ананаикьянц промышлял торговлей бытовой электроникой, в том числе и компьютерами, активно входившими в моду. Узнав, что соседи у него ученые люди, кумекающие в той самой электронике, он страшно обрадовался и тут же предложил ученым соседям за умеренную плату производить предпродажную подготовку перепродаваемого барахла. Один из компьютеров, новенький «пентиум», был презентован дирекции НИИ в залог бескорыстной дружбы, а также частичной оплаты арендуемой площади. Рассудив, что такой аппарат функционально избыточен для скромных офисных нужд, младший научный сотрудник Чекалов произвел небольшой апгрейд системы – то есть заменил процессор и винт, и еще кое-что по мелочи… В результате его домашняя, древняя «тройка» обрела минимально необходимую для работы прыть, модернизированный же «пентиум» сохранил способность печатать тексты, и каждый получил по потребностям…
Алексей вздохнул, заглянув в кружку-термос. Да, по потребностям… Ладно. Заварим-ка еще кофейку, раз удовлетворение прочих потребностей откладывается на далекое и светлое будущее.
Газ на кухне исправно горел, вода из крана исправно шла. Отсыпав из стеклянной поллитровой банки порцию «кофейного напитка», как деликатно именовалась на излете советской торговли смесь жареного ячменя, цикория и отходов кофейного производства, он залил ее водой прямо из крана и поставил посудину на огонь, придерживая за потемневшую деревянную рукоять. Когда самая великая страна приказала долго жить, печальный конец для НИИ, в коем трудился м.н.с. Чекалов, стал очевиден даже вахтерам, дежурившим на проходной. Все операции с арендой, вне сомнения, преследовали одну цель – обеспечить некий запас финансовой плавучести руководству института лично. Во всяком случае, Алексей в летальном прогнозе не сомневался. И потому начиная с того переломного декабря тысяча девятьсот девяносто первого все наработанные материалы тихо и без лишнего шума переправлял к себе домой, не желая, чтобы его выстраданное стало достоянием каких-то неведомых лиц. Таким образом, вся научная деятельность мэнээса Чекалова постепенно переместилась на дом, в лаборатории же оставалась какая-то никчемная писанина, обтекаемые бумажки-отчеты… в которые, похоже, никто уже и не заглядывал. Завотделом все служебное рвение употреблял на то, чтобы оказаться в числе лиц, допущенных к распилу «остаточных средств», все прочие сотрудники, уже полгода трудившиеся без зарплаты, захаживали на работу по старой памяти – попить чайку и обменяться скорбными новостями.
Кофе в старой, помятой джезве возмущенно зашипел, обиженный невниманием со стороны хозяина, и попытался сбежать, но Алексей мгновенно успокоил его, коротко взболтнув ложечкой. Да, программа «Энигма», это хорошо, даже очень хорошо… Пожалуй, с такой наработкой можно было бы смело ехать в Штаты получать гринкарту. Вот только от перспективы этой погано становилось на душе… примерно как во рту от избытка дрянного суррогатного кофе.
Чекалов перелил кофе из джезвы в кружку-термос и усмехнулся. Как там у классика – «я планов наших люблю громадье»… Вот отчего, скажите на милость, так устроена таинственная русская душа – непременно ей надо облагодетельствовать все человечество? Полцарства нам даром не нать, подавай нам все и без остатка!
«Энигма» – что, это всего лишь инструмент. Скальпель хирурга, пассатижи монтера, не более того. Конечный проект, именуемый условно «Лазарус» – вот цель… Ни он сам, ни Володя Белоглазов уже не помнили, откуда всплыло это название. Ну всплыло и всплыло, начальство на излете советской власти отчего-то стало падким на экзотические названия проектов. Название не отражало сути, как не отражала ее и официально заявленная цель: «лечение наследственной фенилкетонурии методами современной генной инженерии». Но надо же что-то было писать в заявке.
Об истинной, конечной цели проекта знали лишь двое. Бывший младший научный сотрудник Чекалов, ныне доблестно охраняющий аптечный пункт, и бывший же научный сотрудник Белоглазов, ныне отчаянный шофер-«бомбила», зарабатывающий на жизнь частным извозом на папином «Москвиче».
Экран компьютера, добросовестно трудившегося, покуда хозяин занимался варкой кофе, по-прежнему демонстрировал двойную спираль, уходящую в бесконечность. Алексей проверил состояние процесса и поморщился. Да, вот и еще проблема… «Пентиум», конечно, не убогая «троечка», но до суперкомпьютера ему расти и расти. А для полноценной работы «Энигмы» нужен очень, очень мощный компьютер, иначе есть все шансы закончить работу в глубокой старости.
– Чек, ты дома? – раздался искаженный помехами голос Володьки. Голос исходил из маленькой коробочки, бывшего карманного радиоприемника «Имула». Алексей взял прибор в руки, нажал кнопку передачи.
– Дома я.
– Жди тогда.
И все, и конец связи. Чекалов улыбнулся, разглядывая самодельную рацию. Как опытный радиохулиган, с пионерским стажем, Володька выработал стиль радиообщения, не позволявший запеленговать источник. Впрочем, сейчас, в девяностые, это было уже излишним – на всех диапазонах царила полная анархия, и если бы не ключ-код, мастерски вмонтированный Володькой, эта коробочка сейчас бормотала бы почти непрерывно, как и полагается добропорядочному гражданскому радиоприемнику. Благодаря же ключу рация оживала лишь тогда, когда на связь выходили нужные абоненты. Проблему дальности радиосвязи решал репитер, установленный на чердаке одного здания так, что найти его было очень непросто. Связь, правда, не охватывала всю столицу, но в большинстве случаев хватало. Городской телефон был лишь у Чекаловых, что касается нынешнего жилища бывшего научного сотрудника Белоглазова, то оставалось только удивляться, отчего в таком месте имеется электричество и водопровод.
Алексей вновь нажал кнопку передачи.
– Юля, Юль… Ты где?
– Уже близко, – спустя пару секунд отозвалась рация голосом, от которого сильнее забилось сердце. Вот интересно, привыкнет ли он к звучанию этого родного, самого лучшего в мире голоса когда-нибудь? Ну, скажем, лет через тридцать… или сорок…
– Я скучаю по тебе, – неожиданно для себя самого выдал в эфир Алексей.
– Уже скоро, родной, – просто ответил голос, и вновь сердце дало сбой. – Уже скоро!
Он осторожно положил рацию на тумбочку. Юлька, Юля, Юлечка… Нет, Чекалов не верил в то, что чудеса на свете бывают – он это знал абсолютно точно. Вот же оно, первое и главное доказательство. Чудо мое, невероятное чудо…
Алексей тряхнул головой, возвращаясь в рабочий режим. Так, что у нас тут накапало? Аденин-цитозин-тимин… ага, ну вроде все.
Сохранив результаты расчетов, он залпом допил кофе и ткнул кнопку «Откл.» Компьютер недовольно заворчал, усиленно ворочая винтом – очевидно, компьютеру тоже больше нравилось работать, а не спать. Чекалов улыбнулся ему, как коллеге и единомышленнику. Ты прав, приятель, однако у людей имеются и другие дела. Так что отдыхай и не беспокойся, на наш век работы хватит.
Экран наконец погас, и в ту же секунду в прихожей тенькнул звонок. Еще, и еще раз.
– Привет тунеядцам! – Володька ввалился в квартиру танком, держа обеими руками объемистый пакет, источающий соблазнительные запахи.
– От халявщика слышу! – в тон огрызнулся Алексей, с удовольствием разглядывая не слишком усердно выбритую физиономию друга. Устал, вон и круги под глазами наметились… Вот уже бездну лет они вместе. Он помнил эту физиономию еще совершенно гладкой и розовощекой.
– По какому поводу гуляем? – осведомился Чекалов, наблюдая, как Белоглазов выгружает на кухонный стол разнообразную снедь. – Ограбил-таки банк?
– Ах, если бы… – мечтательно вздохнул Володька, извлекая объемистую бутыль. – Однако в жизни все бывает много проще. Сегодня цыганку одну на базар подвозил, со всем хабаром… Так что наварился мало-мало.
Действительно, в извозчичьем деле потрепанный «Москвич-универсал», исполнявший ныне роль кормильца бывшего научного сотрудника, имел перед стандартными «жучками» с кузовом «седан» все преимущества, готовый вместить в свое нутро практически любой груз вплоть до холодильника. Благодаря чему бывший мэнээс Белоглазов мог позволить себе роскошь не колесить с утра до ночи в поисках пропитания, а выбирать достойных клиентов.
– Юлька где?
– Сейчас прибудет. А это что?
– Ананасы, деревня. В сиропе.
– Хм… Забурел ты, однако… Ешь ананасы и рябчиков жуй…
– Устарела цитатка. Буржуи, как мы видим, активно растут и расцветают, а вот товарищам пролетариям и прочим интеллигентам, героически питавшимся одной картошкой ради светлого будущего… как там у классика-то… «история пастью гроба». Теория всегда поверяется практикой. Учись и делай выводы, мон шер ами… Порежь вот буржуйскую колбасу-салями. Где у вас тут хрустальная салатница или что-то в этом роде?
– Нафига?
– Я ж говорю, совок, он совок и есть… Прикажешь твою Юлечку прямо из банки ананасами потчевать?
– Растешь культурно, слов нет… На, держи, – Чекалов извлек из недр кухонного шкафа массивную хрустальную чашу, украшенную затейливым узором. На душе у него было тепло. Обычная пикировка, легкий треп – ибо Белоглазов был твердо убежден, что начинать серьезный разговор следует лишь после приема пищи, но никак не перед либо во время оного. «Деловые обеды, Лешик, придумали крупные боссы, которым думать уже не к лицу. Жевать и мыслить одновременно невозможно…»
Звонок в прихожей затренькал часто и нетерпеливо, и Алексей, бросив недорезанную колбасу, устремился к входной двери.
– Ну здравствуй… – карие, с теплой золотистой искрой глаза близко-близко. Запах духов, и водопад каштановых волос, в которых так легко утонуть… так хочется утонуть…
– Устала?
– Немножко… Кто у нас, Володька?
– Он самый.
Она уже змейкой выскользнула из дубленки, коротким точным движением забросила вязаную шапочку вместе с шарфом на полку, двумя другими скинула ботики. И вновь Алексей сглотнул ставшую вязкой слюну. Право слово, наваждение какое-то… Ну разве можно вот так любоваться каждым движением собственной жены? Это после трех лет законной семейной жизни, не считая незаконной…
– Володя, здравствуй, – Юля вошла на кухню, одной рукой взбадривая роскошную гриву своих волос, другой вешая хозяйственную сумку на крючок, заботливо прибитый к торцу кухонного шкафчика. – Ого! Да у вас тут пир горой, я погляжу…
– Вах! Какая дэвушка, слюшай! – с сильным грузинским акцентом восхитился Белоглазов. Юля, засмеявшись, чмокнула гостя в нос.
– Мерси за комплеман, мон шер ами!
– Не, я серьезно… Как тебе удается с каждым разом все хорошеть? Поделись, я тоже так хочу. А то утром гляну в зеркало – все одна и та же морда в щетине, никакого прогресса…
Чайник на плите засвистел, словно давая сигнал «всем к столу!» Рассаживались неторопливо, привычно. С тех пор, как бывший мэнээс Белоглазов, оказавшись безработным, расстался заодно и с неудавшейся семейной жизнью, он частенько ужинал у четы Чекаловых, пренебрегая комнатушкой в коммуналке, доставшейся ему после раздела имущества.
– Ну что, по маленькой? – Володька отвинтил пробку заграничного сосуда, горделиво возвышавшегося в центре стола. – Белое вино, между прочим, рекомендовано к употреблению даже в детских дошкольных учреждениях…
– Я хочу! – Юля подставила рюмку на длинной тонкой ножке, придерживая ее двумя пальчиками и при этом оттопырив мизинец. Алексей улыбнулся – фирменный Юлькин жест…
– Так для того и взято. Нас-то с Лешкой таким вином поить, что слона конфетами кормить – одни пустые затраты… Мое и ваше здоровье, ребята!
Алексей слушал и улыбался. На душе было тепло. Есть такое понятие – друг семьи… Да больше, больше, пожалуй. Вот так же, бездну лет назад, сидел на этом же месте розовощекой пацан в криво повязанном пионерском галстуке и поглощал котлеты, настряпанные Лешкиной мамой, Клавдией Валерьевной… Так, в паре, они и шли по жизни. Вместе учились, сидя за одной партой, вместе читали одни книжки, вместе лазили по деревьям, изображая Тарзана, вместе мастерили первый передатчик, жуткое чудовище трехточечной схемы на здоровенной, как банка из-под варенья радиолампе, невесть каким образом завалявшейся в домашней кладовке семейства Белоглазовых… Вместе уходили от милиции, кстати, вовремя заметив, что к месту дислокации радиостанции «Свободная волна» подкатил фургончик с вращающейся наверху рамкой. Да, и дрались спина к спине, бывало и такое…
А потом их пути чуть было не разошлись. Алексей довольно быстро охладел к радиотехнике, здорово увлекшись биологией уже в девятом классе. Володька же стойко сохранял верность юношескому увлечению вплоть до окончания школы, и казалось, все уже решено – поступление в МИРЭА, то есть Московский институт радиотехники, электроники и автоматики и последующая карьера… Чекалов, в свою очередь, намеревался поступать в МГУ, на специальность «генетика», и был здорово удивлен, увидев в приемной комиссии своего закадычного друга. «Лешк, я долго думал… Ты прав. Радио было прорывом во времена Попова и Маркони, но не сейчас. Нужно смотреть в перспективу»
И на работу по окончании ВУЗа молодых спецов распределили вместе, вот как бывает… И только в одном судьба разнесла друзей радикально. Ему досталась Юля, Юлечка… а Володьке – Карина.
– … Ну, за ваше семейное счастье! – провозгласил Белоглазов очередной тост.
– А за свое? – Юля смотрела чуть искоса поверх рюмки.
– Э… Сапер два раза подряд не ошибается, ребята. Вот отлежусь от контузии, тогда будем думать. Но не сейчас.
Володька поставил пустую рюмку, облизал губы, промокнул их бумажной салфеткой.
– Однако, я сыт и доволен, спасибо товарищу Сталину. Вы, судя по виду, тоже. Лешк, не пора нам вернуться к нашим баранам?
– К баранам так к баранам, – вздохнул Алексей, поднимаясь. – Юль, золотко, посуда на тебе…
– Без проблем, – засмеялась она, – идите уже, занимайтесь своими мущинскими делами.
Компьютер радостно заурчал, выдавая на экран заставку – сразу видно, соскучился по работе. Развернув нужный файл, Чекалов подсунул другу толстую тетрадь с записями и откинулся в кресле, расслабленно глядя в потолок. Пусть человек войдет в курс дела, вникнет от души…
Некоторое время Белоглазов молча разглядывал материал, то и дело переводя взгляд с экрана на тетрадные записи и обратно.
– Мда… – наконец молвил он. – Колбасу ты на сегодня отработал, надо признать прямо… Что дальше?
– Вот… – тяжело вздохнул Алексей. – Вопрос вопросов. Именно – что дальше?
– Лешк, я не шучу. Отсюда один шаг, и проблема лечения наследственной фенилкетонурии решена. Собственно, уже работа для грузчика, рутинный расчет.
– И я не шучу. Нужно ли мне говорить, что сливать тему в таком виде, это все равно, что шапку Мономаха продать на лом в ближайшем ломбарде?
Они встретились взглядом.
– Вовк, фенилкетонурия, это же частность. Да, для кого-то важная… но суть-то не в ней. Мы не одни такие умные, Вовка. Достаточно засветить метод, и все…
Помолчали.
– И все же подумай, Лешка. Крепко подумай. Журавль в небе, оно конечно, замечательно, но синица в руках все же лучше, чем шиш в кармане. Тут ты верно подметил – на свете кроме нас и еще умные люди имеются. Ты уверен, что вот в этот самый момент некий джентльмен не подбирается к нашей сокровенной тайне? Совершенно самостоятельно. Кто не успел, тот опоздал, как ты понимаешь.
Пауза.
– Давай-ка составлять статью в «Nature», Лешка. Могу и я, коль тебе лень. Только вот комп все равно у тебя, так что…
– Скажи, Володя… Сколько стоит мечта? – медленно, размеренно произнес Алексей. – О том ли мы мечтали? Ты готов вот так взять и продать?..
Долгая, долгая пауза.
– Я не готов, Вовк… Если некий джентльмен найдет, сам найдет – что ж, флаг ему в руки… Против судьбы не попрешь. Но нашего «Лазаруса» слить – нет на то моего согласия. Извини.
Пауза.
– А ты чего молчишь, женщина? – обернулся к хозяйке дома Белоглазов. Юля, закончив прибираться на кухне, устроилась с ногами на диване, держа в руках какую-то книжку. – Где твоя женская мудрость, э?
– А что бы ты хотел услышать? – осведомилась она, глядя поверх книги.
– Юля, это не шутки, – сменил тон Володька. – Это реальный шанс. Вместо этой вот норы – просторный дом в Калифорнии, с бассейном и садом, и ему вот вместо ночных дежурств на боевом посту в аптеке – настоящая работа…
– А ты уверен, что она будет столь хороша, та «настоящая работа»? – тихо спросила Юля. Отложила книгу. Глаза чуть мерцали под мохнатыми ресницами.
– Ты не все понимаешь, похоже, Володя. Не будет никакого «Лазаруса». И даже лечения этой самой наследственной фенилкетонурии, возможно, не будет. Как только вы пошлете статью… Генетическое оружие, это действительно не шутки. Ты уверен, что какой-нибудь Форт-Детрик не станет твоим домом до конца жизни? И нашим с Лешиком домом, если уже на то пошло. Теперь спроси меня – а я хочу этого?
Пауза.
– И это еще не самый худший вариант, кстати. Сотрудники всевозможных специальных служб непредсказуемы, Володя. А наиболее надежно хранят тайны покойники. Помнишь, у классика – «так не доставайся же ты никому!» И вместо бассейна в Калифорнии будет Истринское водохранилище… Впрочем, бытовое отравление газом тоже сойдет.
Воцарилось долгое, долгое молчание.
– Слушай, Лешк… Где ты берешь такую умную жену? – Белоглазов помотал головой, будто отгоняя мух.
– Обычно он берет меня на этом диване, реже на софе в той комнате, а что? – теперь в глазах молодой женщины плясали бесенята. От неожиданности Алексей поперхнулся, Володька же всхрапнул, как конь, и загоготал.
– Ну Юлька… ох… Вот сколько вас знаю, ребята…
– Однако вернемся к нашим баранам, – прервал веселье Чекалов. – Время, Вовк…
– Да, ты прав, – Белоглазов вновь стал серьезен. – Время действительно уходит.
…Они работали долго и сосредоточенно, изредка перебрасываясь короткими фразами. Час уходил за часом, они не замечали этого. Хозяйка дисциплинированно читала книжку, забравшись с ногами на диван и укрыв те ноги пледом, потом перемещалась по каким-то своим хозяйкиным делам – сознание отмечало это краем. Компьютер молотил без передышки, тетрадь с записями покрывалась вперемешку ровным наклонным почерком хозяина и размашистыми летящими строками гостя. Все в мире оставалось там, за тонкой незримой гранью. Здесь, по сию сторону, была только Работа.
– Ну вот, собственно… – Белоглазов откинулся на спинку стула. – С фенилкетонурией все кончено.
Чекалов некоторое время сидел и смотрел на экран. В голове плыл какой-то тонкий звон, словно зудел где-то в углу комнаты комар. Все кончено. Как просто…
Он поднялся, прошел на кухню и вернулся с початой бутылью и тремя рюмками.
– Давайте выпьем, а? За удачу…
– За удачу мы уже сколько раз пили, – улыбнулась Юля, вновь откладывая книгу и потягиваясь. – А давайте выпьем за то, чтобы мы все были живы. Вот просто живы, и все…
– Ну, Юль… – Алексей захлопал глазами. – Что за похоронное настроение?
– Нет, Лешик, не похоронное, – улыбка слабая, чуть виноватая. – Просто я смотрю, как круто заворачивает наша злобная реальность, как окрестил ее Вовчик… Знаете, мальчики, я в последнее время стала молиться. Тому, Кто Нас Бережет. Смешно?
Володя задумчиво рассматривал свою рюмку, чуть покачивая.
– Хочу сказать вам спасибо, ребята. И извиниться.
– За что?
– За слабость в коленках. Вы оба правы, а я нет. Нельзя продавать мечту за доллары.
Жидкость в рюмке выписывала фигуры Лиссажу.
– Отдельное спасибо тебе, Юльчик… Вразумила доходчиво и наглядно. Ты права абсолютно, эти твари пощады не знают. Ни у нас, ни у них… И лучше вообще не попадать в их поле зрения.
Он глубоко вздохнул.
– Так что нам нужна одна победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим…
Белоглазов вскинул опасно заблестевшие глаза.
– Люблю я вас, ребята. Обоих. Вот так вот.
– И мы тебя, Володя, – тихо ответила Юля.
И вновь в комнате воцарилась зыбкая тишина. И отчего-то по спине пробежала холодными лапками маленькая резвая ящерка.
– Ну, тут у нас пошел интим, – слегка натянуто улыбнулся Алексей, разрушая невольный морок. – Ты пей уже, а то весь букет выветрится, останется ветхозаветная сивуха.
Володя, вздохнув, поставил нетронутую рюмку на стол.
– Поеду я, ребята.
– Куда в такой час? – удивился Алексей. – К тому же выпимши…
– Хм… Ну, если это выпимши…
– Правда, Володь, ну чего ты не видел в той дыре? – поддержала Юля. – Я тебе в соседней комнате постелю… Гаишники права отберут, что делать будешь? Они не разбирают, сколько выпил, дуй в трубку и все дела…
– Все гаишники уже сладко спят, накушавшись питательной и вкусной водки. Без обид, ребята, мне с утра ту цыганку надо опять перекинуть… А от вас утром ехать одна морока, через все пробки. Так что дзенькую бардзо.
И вновь по спине Алексея пробежала невидимая ящерка, неприятно цепляясь холодными когтистыми лапками.
– Ну как доедешь, звякни.
– Ясен пень. Радио на что нам изобрел дедушка Попов?
Уже одевшись, Володька хмыкнул.
– А насчет «той дыры» ты, Юльк, опять в самую точку. Фосгеном бы их травануть, всех соседушек скопом, такая шелупонь подобралась… Не хочется огорчать родную милицию.
– Я тебе тут объедков напихала, – Юля вручила уходящему гостю пакет. – А то знаю тебя, как же – утром стакан чаю натощак, в обед изжога…
– Вот за это спасибо, – просиял Белоглазов. – Что значит настоящая женщина!
Он фамильярно чмокнул хозяйку в щеку.
– Расцветай еще, на радость своему гению-тунеядцу. Пока, Лешка. Но пасаран!
Тяжелые ботинки прогрохотали по лестнице, хлопнула дверь подъезда. Спустя еще полминуты под окном взревел, заурчал мотор «Москвича». Ящерка бегала вдоль позвоночника туда-сюда. Разрезвилась, понимаешь…
– Зря мы его отпустили, – глаза жены чуть мерцали под мохнатыми ресницами. – Неспокойно мне что-то.
– Доедет, – как можно уверенней произнес Алексей, вновь отгоняя привязчивый морок. – На самый край, откупится от ментов, ежели до трубки дойдет… Да на дорогах сейчас пусто, второй час ночи пошел.
– Час, когда Зло властвует над землей безраздельно… – тихо, словно в трансе произнесла молодая женщина.
– Да что с тобой, Юль? Ты прямо Сивилла сегодня какая-то… Ну-ка, встряхнись! Улыбнись мне, ага?
– Ага… – Юля слабо улыбнулась. – Так?
Алексей откинулся в кресле, потер ладонями лицо. Нет, это немыслимо… Как с этим делом справлялся Господь Бог? То, что он справился, не подлежит сомнению – иначе товарищ Чекалов не сидел бы сейчас тут и не пялился на экран монитора… или следует уже говорить «господин»?
Он усмехнулся уголком рта. Да уж, «господин»… Момент, в который все бывшие товарищи враз стали господами, его товарищ Володя Белоглазов определял четко и однозначно – 8 декабря 1991 года от Рождества Христова. День, когда Россия обрела наконец свободу и независимость… На вопрос, можно ли считать ампутацию ног актом освобождения пациента от лишних конечностей, угрюмо сопел, в сердцах обзывал Алексея «коммунярой» и порой даже уходил, не прощаясь. Уходил и возвращался, поскольку «злобная реальность» задавала примерно такие же вопросы, но в гораздо более грубой форме.
Алексей отхлебнул из кружки-термоса кофе, поморщился – кофе был дрянной, суррогат с цикорием – и вновь принялся тыкать в клавиши. На экране монитора виднелась картинка, достойная кисти какого-нибудь маститого сюрреалиста – нечто, напоминающее клубок морских водорослей, над которыми медленно вилась скрученная в спираль лестница. Двойная спираль ДНК, код жизни… Умная электронная машина мгновенно переводила данные белковой структуры, конструируемой сейчас на экране, в генетический код, последовательность нуклеотидов в цепи ДНК, так называемая «обратная транскрипция»…
Кофе в кружке, и без того не отличавшийся чересчур изысканным ароматом, остыл окончательно, приобретя какой-то полынный вкус. Молодой человек допил его залпом, поморщился. Да, конечно, «Энигма» – так называлась программа конструирования ферментов и обратной транскрипции в код ДНК – давала определенное облегчение в работе. Эту программу составил он сам. Успел перед самым увольнением-сокращением…
Ткнув Enter, Алексей откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и некоторое время наблюдал, как ворочается скрученная в спираль лестница, уходящая в бесконечность. Да… Хорошо все-таки, что удалось «приватизировать» этот «пентиум». Он усмехнулся, вспомнив, как был осуществлен процесс. В последний период существования НИИ, который его друг Белоглазов метко окрестил «предагональным», дирекция вознамерилась поправить финансовые дела, сдавая в аренду всевозможным фирмочкам институтские помещения, вследствие чего научное учреждение приобрело сходство с портовым складом, овощной базой и «черт-те чем в общем и целом», по выражению все того же Володи. В бывших лабораториях и кабинетах громоздились коробки и ящики, пахло апельсинами и чем-то пряно-приторным… Так получилось, что соседом группы генетических исследований оказалось некое общество с ограниченной до минимума ответственностью. Представитель – а может, и сам хозяин, кто разберет – того общества, невысокий, иссиня-бритый брюнет с непроизносимой фамилией Ананаикьянц промышлял торговлей бытовой электроникой, в том числе и компьютерами, активно входившими в моду. Узнав, что соседи у него ученые люди, кумекающие в той самой электронике, он страшно обрадовался и тут же предложил ученым соседям за умеренную плату производить предпродажную подготовку перепродаваемого барахла. Один из компьютеров, новенький «пентиум», был презентован дирекции НИИ в залог бескорыстной дружбы, а также частичной оплаты арендуемой площади. Рассудив, что такой аппарат функционально избыточен для скромных офисных нужд, младший научный сотрудник Чекалов произвел небольшой апгрейд системы – то есть заменил процессор и винт, и еще кое-что по мелочи… В результате его домашняя, древняя «тройка» обрела минимально необходимую для работы прыть, модернизированный же «пентиум» сохранил способность печатать тексты, и каждый получил по потребностям…
Алексей вздохнул, заглянув в кружку-термос. Да, по потребностям… Ладно. Заварим-ка еще кофейку, раз удовлетворение прочих потребностей откладывается на далекое и светлое будущее.
Газ на кухне исправно горел, вода из крана исправно шла. Отсыпав из стеклянной поллитровой банки порцию «кофейного напитка», как деликатно именовалась на излете советской торговли смесь жареного ячменя, цикория и отходов кофейного производства, он залил ее водой прямо из крана и поставил посудину на огонь, придерживая за потемневшую деревянную рукоять. Когда самая великая страна приказала долго жить, печальный конец для НИИ, в коем трудился м.н.с. Чекалов, стал очевиден даже вахтерам, дежурившим на проходной. Все операции с арендой, вне сомнения, преследовали одну цель – обеспечить некий запас финансовой плавучести руководству института лично. Во всяком случае, Алексей в летальном прогнозе не сомневался. И потому начиная с того переломного декабря тысяча девятьсот девяносто первого все наработанные материалы тихо и без лишнего шума переправлял к себе домой, не желая, чтобы его выстраданное стало достоянием каких-то неведомых лиц. Таким образом, вся научная деятельность мэнээса Чекалова постепенно переместилась на дом, в лаборатории же оставалась какая-то никчемная писанина, обтекаемые бумажки-отчеты… в которые, похоже, никто уже и не заглядывал. Завотделом все служебное рвение употреблял на то, чтобы оказаться в числе лиц, допущенных к распилу «остаточных средств», все прочие сотрудники, уже полгода трудившиеся без зарплаты, захаживали на работу по старой памяти – попить чайку и обменяться скорбными новостями.
Кофе в старой, помятой джезве возмущенно зашипел, обиженный невниманием со стороны хозяина, и попытался сбежать, но Алексей мгновенно успокоил его, коротко взболтнув ложечкой. Да, программа «Энигма», это хорошо, даже очень хорошо… Пожалуй, с такой наработкой можно было бы смело ехать в Штаты получать гринкарту. Вот только от перспективы этой погано становилось на душе… примерно как во рту от избытка дрянного суррогатного кофе.
Чекалов перелил кофе из джезвы в кружку-термос и усмехнулся. Как там у классика – «я планов наших люблю громадье»… Вот отчего, скажите на милость, так устроена таинственная русская душа – непременно ей надо облагодетельствовать все человечество? Полцарства нам даром не нать, подавай нам все и без остатка!
«Энигма» – что, это всего лишь инструмент. Скальпель хирурга, пассатижи монтера, не более того. Конечный проект, именуемый условно «Лазарус» – вот цель… Ни он сам, ни Володя Белоглазов уже не помнили, откуда всплыло это название. Ну всплыло и всплыло, начальство на излете советской власти отчего-то стало падким на экзотические названия проектов. Название не отражало сути, как не отражала ее и официально заявленная цель: «лечение наследственной фенилкетонурии методами современной генной инженерии». Но надо же что-то было писать в заявке.
Об истинной, конечной цели проекта знали лишь двое. Бывший младший научный сотрудник Чекалов, ныне доблестно охраняющий аптечный пункт, и бывший же научный сотрудник Белоглазов, ныне отчаянный шофер-«бомбила», зарабатывающий на жизнь частным извозом на папином «Москвиче».
Экран компьютера, добросовестно трудившегося, покуда хозяин занимался варкой кофе, по-прежнему демонстрировал двойную спираль, уходящую в бесконечность. Алексей проверил состояние процесса и поморщился. Да, вот и еще проблема… «Пентиум», конечно, не убогая «троечка», но до суперкомпьютера ему расти и расти. А для полноценной работы «Энигмы» нужен очень, очень мощный компьютер, иначе есть все шансы закончить работу в глубокой старости.
– Чек, ты дома? – раздался искаженный помехами голос Володьки. Голос исходил из маленькой коробочки, бывшего карманного радиоприемника «Имула». Алексей взял прибор в руки, нажал кнопку передачи.
– Дома я.
– Жди тогда.
И все, и конец связи. Чекалов улыбнулся, разглядывая самодельную рацию. Как опытный радиохулиган, с пионерским стажем, Володька выработал стиль радиообщения, не позволявший запеленговать источник. Впрочем, сейчас, в девяностые, это было уже излишним – на всех диапазонах царила полная анархия, и если бы не ключ-код, мастерски вмонтированный Володькой, эта коробочка сейчас бормотала бы почти непрерывно, как и полагается добропорядочному гражданскому радиоприемнику. Благодаря же ключу рация оживала лишь тогда, когда на связь выходили нужные абоненты. Проблему дальности радиосвязи решал репитер, установленный на чердаке одного здания так, что найти его было очень непросто. Связь, правда, не охватывала всю столицу, но в большинстве случаев хватало. Городской телефон был лишь у Чекаловых, что касается нынешнего жилища бывшего научного сотрудника Белоглазова, то оставалось только удивляться, отчего в таком месте имеется электричество и водопровод.
Алексей вновь нажал кнопку передачи.
– Юля, Юль… Ты где?
– Уже близко, – спустя пару секунд отозвалась рация голосом, от которого сильнее забилось сердце. Вот интересно, привыкнет ли он к звучанию этого родного, самого лучшего в мире голоса когда-нибудь? Ну, скажем, лет через тридцать… или сорок…
– Я скучаю по тебе, – неожиданно для себя самого выдал в эфир Алексей.
– Уже скоро, родной, – просто ответил голос, и вновь сердце дало сбой. – Уже скоро!
Он осторожно положил рацию на тумбочку. Юлька, Юля, Юлечка… Нет, Чекалов не верил в то, что чудеса на свете бывают – он это знал абсолютно точно. Вот же оно, первое и главное доказательство. Чудо мое, невероятное чудо…
Алексей тряхнул головой, возвращаясь в рабочий режим. Так, что у нас тут накапало? Аденин-цитозин-тимин… ага, ну вроде все.
Сохранив результаты расчетов, он залпом допил кофе и ткнул кнопку «Откл.» Компьютер недовольно заворчал, усиленно ворочая винтом – очевидно, компьютеру тоже больше нравилось работать, а не спать. Чекалов улыбнулся ему, как коллеге и единомышленнику. Ты прав, приятель, однако у людей имеются и другие дела. Так что отдыхай и не беспокойся, на наш век работы хватит.
Экран наконец погас, и в ту же секунду в прихожей тенькнул звонок. Еще, и еще раз.
– Привет тунеядцам! – Володька ввалился в квартиру танком, держа обеими руками объемистый пакет, источающий соблазнительные запахи.
– От халявщика слышу! – в тон огрызнулся Алексей, с удовольствием разглядывая не слишком усердно выбритую физиономию друга. Устал, вон и круги под глазами наметились… Вот уже бездну лет они вместе. Он помнил эту физиономию еще совершенно гладкой и розовощекой.
– По какому поводу гуляем? – осведомился Чекалов, наблюдая, как Белоглазов выгружает на кухонный стол разнообразную снедь. – Ограбил-таки банк?
– Ах, если бы… – мечтательно вздохнул Володька, извлекая объемистую бутыль. – Однако в жизни все бывает много проще. Сегодня цыганку одну на базар подвозил, со всем хабаром… Так что наварился мало-мало.
Действительно, в извозчичьем деле потрепанный «Москвич-универсал», исполнявший ныне роль кормильца бывшего научного сотрудника, имел перед стандартными «жучками» с кузовом «седан» все преимущества, готовый вместить в свое нутро практически любой груз вплоть до холодильника. Благодаря чему бывший мэнээс Белоглазов мог позволить себе роскошь не колесить с утра до ночи в поисках пропитания, а выбирать достойных клиентов.
– Юлька где?
– Сейчас прибудет. А это что?
– Ананасы, деревня. В сиропе.
– Хм… Забурел ты, однако… Ешь ананасы и рябчиков жуй…
– Устарела цитатка. Буржуи, как мы видим, активно растут и расцветают, а вот товарищам пролетариям и прочим интеллигентам, героически питавшимся одной картошкой ради светлого будущего… как там у классика-то… «история пастью гроба». Теория всегда поверяется практикой. Учись и делай выводы, мон шер ами… Порежь вот буржуйскую колбасу-салями. Где у вас тут хрустальная салатница или что-то в этом роде?
– Нафига?
– Я ж говорю, совок, он совок и есть… Прикажешь твою Юлечку прямо из банки ананасами потчевать?
– Растешь культурно, слов нет… На, держи, – Чекалов извлек из недр кухонного шкафа массивную хрустальную чашу, украшенную затейливым узором. На душе у него было тепло. Обычная пикировка, легкий треп – ибо Белоглазов был твердо убежден, что начинать серьезный разговор следует лишь после приема пищи, но никак не перед либо во время оного. «Деловые обеды, Лешик, придумали крупные боссы, которым думать уже не к лицу. Жевать и мыслить одновременно невозможно…»
Звонок в прихожей затренькал часто и нетерпеливо, и Алексей, бросив недорезанную колбасу, устремился к входной двери.
– Ну здравствуй… – карие, с теплой золотистой искрой глаза близко-близко. Запах духов, и водопад каштановых волос, в которых так легко утонуть… так хочется утонуть…
– Устала?
– Немножко… Кто у нас, Володька?
– Он самый.
Она уже змейкой выскользнула из дубленки, коротким точным движением забросила вязаную шапочку вместе с шарфом на полку, двумя другими скинула ботики. И вновь Алексей сглотнул ставшую вязкой слюну. Право слово, наваждение какое-то… Ну разве можно вот так любоваться каждым движением собственной жены? Это после трех лет законной семейной жизни, не считая незаконной…
– Володя, здравствуй, – Юля вошла на кухню, одной рукой взбадривая роскошную гриву своих волос, другой вешая хозяйственную сумку на крючок, заботливо прибитый к торцу кухонного шкафчика. – Ого! Да у вас тут пир горой, я погляжу…
– Вах! Какая дэвушка, слюшай! – с сильным грузинским акцентом восхитился Белоглазов. Юля, засмеявшись, чмокнула гостя в нос.
– Мерси за комплеман, мон шер ами!
– Не, я серьезно… Как тебе удается с каждым разом все хорошеть? Поделись, я тоже так хочу. А то утром гляну в зеркало – все одна и та же морда в щетине, никакого прогресса…
Чайник на плите засвистел, словно давая сигнал «всем к столу!» Рассаживались неторопливо, привычно. С тех пор, как бывший мэнээс Белоглазов, оказавшись безработным, расстался заодно и с неудавшейся семейной жизнью, он частенько ужинал у четы Чекаловых, пренебрегая комнатушкой в коммуналке, доставшейся ему после раздела имущества.
– Ну что, по маленькой? – Володька отвинтил пробку заграничного сосуда, горделиво возвышавшегося в центре стола. – Белое вино, между прочим, рекомендовано к употреблению даже в детских дошкольных учреждениях…
– Я хочу! – Юля подставила рюмку на длинной тонкой ножке, придерживая ее двумя пальчиками и при этом оттопырив мизинец. Алексей улыбнулся – фирменный Юлькин жест…
– Так для того и взято. Нас-то с Лешкой таким вином поить, что слона конфетами кормить – одни пустые затраты… Мое и ваше здоровье, ребята!
Алексей слушал и улыбался. На душе было тепло. Есть такое понятие – друг семьи… Да больше, больше, пожалуй. Вот так же, бездну лет назад, сидел на этом же месте розовощекой пацан в криво повязанном пионерском галстуке и поглощал котлеты, настряпанные Лешкиной мамой, Клавдией Валерьевной… Так, в паре, они и шли по жизни. Вместе учились, сидя за одной партой, вместе читали одни книжки, вместе лазили по деревьям, изображая Тарзана, вместе мастерили первый передатчик, жуткое чудовище трехточечной схемы на здоровенной, как банка из-под варенья радиолампе, невесть каким образом завалявшейся в домашней кладовке семейства Белоглазовых… Вместе уходили от милиции, кстати, вовремя заметив, что к месту дислокации радиостанции «Свободная волна» подкатил фургончик с вращающейся наверху рамкой. Да, и дрались спина к спине, бывало и такое…
А потом их пути чуть было не разошлись. Алексей довольно быстро охладел к радиотехнике, здорово увлекшись биологией уже в девятом классе. Володька же стойко сохранял верность юношескому увлечению вплоть до окончания школы, и казалось, все уже решено – поступление в МИРЭА, то есть Московский институт радиотехники, электроники и автоматики и последующая карьера… Чекалов, в свою очередь, намеревался поступать в МГУ, на специальность «генетика», и был здорово удивлен, увидев в приемной комиссии своего закадычного друга. «Лешк, я долго думал… Ты прав. Радио было прорывом во времена Попова и Маркони, но не сейчас. Нужно смотреть в перспективу»
И на работу по окончании ВУЗа молодых спецов распределили вместе, вот как бывает… И только в одном судьба разнесла друзей радикально. Ему досталась Юля, Юлечка… а Володьке – Карина.
– … Ну, за ваше семейное счастье! – провозгласил Белоглазов очередной тост.
– А за свое? – Юля смотрела чуть искоса поверх рюмки.
– Э… Сапер два раза подряд не ошибается, ребята. Вот отлежусь от контузии, тогда будем думать. Но не сейчас.
Володька поставил пустую рюмку, облизал губы, промокнул их бумажной салфеткой.
– Однако, я сыт и доволен, спасибо товарищу Сталину. Вы, судя по виду, тоже. Лешк, не пора нам вернуться к нашим баранам?
– К баранам так к баранам, – вздохнул Алексей, поднимаясь. – Юль, золотко, посуда на тебе…
– Без проблем, – засмеялась она, – идите уже, занимайтесь своими мущинскими делами.
Компьютер радостно заурчал, выдавая на экран заставку – сразу видно, соскучился по работе. Развернув нужный файл, Чекалов подсунул другу толстую тетрадь с записями и откинулся в кресле, расслабленно глядя в потолок. Пусть человек войдет в курс дела, вникнет от души…
Некоторое время Белоглазов молча разглядывал материал, то и дело переводя взгляд с экрана на тетрадные записи и обратно.
– Мда… – наконец молвил он. – Колбасу ты на сегодня отработал, надо признать прямо… Что дальше?
– Вот… – тяжело вздохнул Алексей. – Вопрос вопросов. Именно – что дальше?
– Лешк, я не шучу. Отсюда один шаг, и проблема лечения наследственной фенилкетонурии решена. Собственно, уже работа для грузчика, рутинный расчет.
– И я не шучу. Нужно ли мне говорить, что сливать тему в таком виде, это все равно, что шапку Мономаха продать на лом в ближайшем ломбарде?
Они встретились взглядом.
– Вовк, фенилкетонурия, это же частность. Да, для кого-то важная… но суть-то не в ней. Мы не одни такие умные, Вовка. Достаточно засветить метод, и все…
Помолчали.
– И все же подумай, Лешка. Крепко подумай. Журавль в небе, оно конечно, замечательно, но синица в руках все же лучше, чем шиш в кармане. Тут ты верно подметил – на свете кроме нас и еще умные люди имеются. Ты уверен, что вот в этот самый момент некий джентльмен не подбирается к нашей сокровенной тайне? Совершенно самостоятельно. Кто не успел, тот опоздал, как ты понимаешь.
Пауза.
– Давай-ка составлять статью в «Nature», Лешка. Могу и я, коль тебе лень. Только вот комп все равно у тебя, так что…
– Скажи, Володя… Сколько стоит мечта? – медленно, размеренно произнес Алексей. – О том ли мы мечтали? Ты готов вот так взять и продать?..
Долгая, долгая пауза.
– Я не готов, Вовк… Если некий джентльмен найдет, сам найдет – что ж, флаг ему в руки… Против судьбы не попрешь. Но нашего «Лазаруса» слить – нет на то моего согласия. Извини.
Пауза.
– А ты чего молчишь, женщина? – обернулся к хозяйке дома Белоглазов. Юля, закончив прибираться на кухне, устроилась с ногами на диване, держа в руках какую-то книжку. – Где твоя женская мудрость, э?
– А что бы ты хотел услышать? – осведомилась она, глядя поверх книги.
– Юля, это не шутки, – сменил тон Володька. – Это реальный шанс. Вместо этой вот норы – просторный дом в Калифорнии, с бассейном и садом, и ему вот вместо ночных дежурств на боевом посту в аптеке – настоящая работа…
– А ты уверен, что она будет столь хороша, та «настоящая работа»? – тихо спросила Юля. Отложила книгу. Глаза чуть мерцали под мохнатыми ресницами.
– Ты не все понимаешь, похоже, Володя. Не будет никакого «Лазаруса». И даже лечения этой самой наследственной фенилкетонурии, возможно, не будет. Как только вы пошлете статью… Генетическое оружие, это действительно не шутки. Ты уверен, что какой-нибудь Форт-Детрик не станет твоим домом до конца жизни? И нашим с Лешиком домом, если уже на то пошло. Теперь спроси меня – а я хочу этого?
Пауза.
– И это еще не самый худший вариант, кстати. Сотрудники всевозможных специальных служб непредсказуемы, Володя. А наиболее надежно хранят тайны покойники. Помнишь, у классика – «так не доставайся же ты никому!» И вместо бассейна в Калифорнии будет Истринское водохранилище… Впрочем, бытовое отравление газом тоже сойдет.
Воцарилось долгое, долгое молчание.
– Слушай, Лешк… Где ты берешь такую умную жену? – Белоглазов помотал головой, будто отгоняя мух.
– Обычно он берет меня на этом диване, реже на софе в той комнате, а что? – теперь в глазах молодой женщины плясали бесенята. От неожиданности Алексей поперхнулся, Володька же всхрапнул, как конь, и загоготал.
– Ну Юлька… ох… Вот сколько вас знаю, ребята…
– Однако вернемся к нашим баранам, – прервал веселье Чекалов. – Время, Вовк…
– Да, ты прав, – Белоглазов вновь стал серьезен. – Время действительно уходит.
…Они работали долго и сосредоточенно, изредка перебрасываясь короткими фразами. Час уходил за часом, они не замечали этого. Хозяйка дисциплинированно читала книжку, забравшись с ногами на диван и укрыв те ноги пледом, потом перемещалась по каким-то своим хозяйкиным делам – сознание отмечало это краем. Компьютер молотил без передышки, тетрадь с записями покрывалась вперемешку ровным наклонным почерком хозяина и размашистыми летящими строками гостя. Все в мире оставалось там, за тонкой незримой гранью. Здесь, по сию сторону, была только Работа.
– Ну вот, собственно… – Белоглазов откинулся на спинку стула. – С фенилкетонурией все кончено.
Чекалов некоторое время сидел и смотрел на экран. В голове плыл какой-то тонкий звон, словно зудел где-то в углу комнаты комар. Все кончено. Как просто…
Он поднялся, прошел на кухню и вернулся с початой бутылью и тремя рюмками.
– Давайте выпьем, а? За удачу…
– За удачу мы уже сколько раз пили, – улыбнулась Юля, вновь откладывая книгу и потягиваясь. – А давайте выпьем за то, чтобы мы все были живы. Вот просто живы, и все…
– Ну, Юль… – Алексей захлопал глазами. – Что за похоронное настроение?
– Нет, Лешик, не похоронное, – улыбка слабая, чуть виноватая. – Просто я смотрю, как круто заворачивает наша злобная реальность, как окрестил ее Вовчик… Знаете, мальчики, я в последнее время стала молиться. Тому, Кто Нас Бережет. Смешно?
Володя задумчиво рассматривал свою рюмку, чуть покачивая.
– Хочу сказать вам спасибо, ребята. И извиниться.
– За что?
– За слабость в коленках. Вы оба правы, а я нет. Нельзя продавать мечту за доллары.
Жидкость в рюмке выписывала фигуры Лиссажу.
– Отдельное спасибо тебе, Юльчик… Вразумила доходчиво и наглядно. Ты права абсолютно, эти твари пощады не знают. Ни у нас, ни у них… И лучше вообще не попадать в их поле зрения.
Он глубоко вздохнул.
– Так что нам нужна одна победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим…
Белоглазов вскинул опасно заблестевшие глаза.
– Люблю я вас, ребята. Обоих. Вот так вот.
– И мы тебя, Володя, – тихо ответила Юля.
И вновь в комнате воцарилась зыбкая тишина. И отчего-то по спине пробежала холодными лапками маленькая резвая ящерка.
– Ну, тут у нас пошел интим, – слегка натянуто улыбнулся Алексей, разрушая невольный морок. – Ты пей уже, а то весь букет выветрится, останется ветхозаветная сивуха.
Володя, вздохнув, поставил нетронутую рюмку на стол.
– Поеду я, ребята.
– Куда в такой час? – удивился Алексей. – К тому же выпимши…
– Хм… Ну, если это выпимши…
– Правда, Володь, ну чего ты не видел в той дыре? – поддержала Юля. – Я тебе в соседней комнате постелю… Гаишники права отберут, что делать будешь? Они не разбирают, сколько выпил, дуй в трубку и все дела…
– Все гаишники уже сладко спят, накушавшись питательной и вкусной водки. Без обид, ребята, мне с утра ту цыганку надо опять перекинуть… А от вас утром ехать одна морока, через все пробки. Так что дзенькую бардзо.
И вновь по спине Алексея пробежала невидимая ящерка, неприятно цепляясь холодными когтистыми лапками.
– Ну как доедешь, звякни.
– Ясен пень. Радио на что нам изобрел дедушка Попов?
Уже одевшись, Володька хмыкнул.
– А насчет «той дыры» ты, Юльк, опять в самую точку. Фосгеном бы их травануть, всех соседушек скопом, такая шелупонь подобралась… Не хочется огорчать родную милицию.
– Я тебе тут объедков напихала, – Юля вручила уходящему гостю пакет. – А то знаю тебя, как же – утром стакан чаю натощак, в обед изжога…
– Вот за это спасибо, – просиял Белоглазов. – Что значит настоящая женщина!
Он фамильярно чмокнул хозяйку в щеку.
– Расцветай еще, на радость своему гению-тунеядцу. Пока, Лешка. Но пасаран!
Тяжелые ботинки прогрохотали по лестнице, хлопнула дверь подъезда. Спустя еще полминуты под окном взревел, заурчал мотор «Москвича». Ящерка бегала вдоль позвоночника туда-сюда. Разрезвилась, понимаешь…
– Зря мы его отпустили, – глаза жены чуть мерцали под мохнатыми ресницами. – Неспокойно мне что-то.
– Доедет, – как можно уверенней произнес Алексей, вновь отгоняя привязчивый морок. – На самый край, откупится от ментов, ежели до трубки дойдет… Да на дорогах сейчас пусто, второй час ночи пошел.
– Час, когда Зло властвует над землей безраздельно… – тихо, словно в трансе произнесла молодая женщина.
– Да что с тобой, Юль? Ты прямо Сивилла сегодня какая-то… Ну-ка, встряхнись! Улыбнись мне, ага?
– Ага… – Юля слабо улыбнулась. – Так?