Комаров Виктор. Божий суд

   - Дело в том, - вновь заговорил Сигрен, - что я... неудачник. За какое бы дело ни взялся, никогда не могу добиться чего-нибудь стоящего. И вообще, со мной все время что-нибудь случается. Какие-то неприятности.
   - Напрасно вы обобщаете, - возразил Бэрд. - Неприятности бывают у каждого. И, пожалуй, нет такого человека, у которого в жизни не было бы целых периодов сплошных неудач.
   - Нет, - мрачно сказал Сигрен. - Это свыше. Такова уж моя судьба. И тут ничего нельзя поделать.
   Это было сказано с такой зловещей убежденностью, что Бэрд содрогнулся.
   - Глупости! - сказал он резко.- Глупости. Уж поверьте мне, я многое повидал в жизни и убедился: все зависит от самого человека. Все в наших собственных руках - и успехи, и неудачи.
   - Возможно, у вас и есть основания так думать, - печально сказал Сигрен. - А мне так написано на роду. Это я знаю совершенно точно.
   - Но как вы мэжете это знать? - воскликнул Бэрд. - Откуда?
   - Видите ли, я об этом никогда никому не говорил. Даже жена не знает... Мне гадалка предсказала. Еще до того, как я поступил в институт.
   - Странно, - удивился Бэрд. - Гадалки обычно предпочитают предсказывать что-либо, приятное. Иначе они рискуют потерять клиентуру.
   - Это шарлатаны. А то была настоящая гадалка. Колдунья.
   Бэрд ощутил зловещий холодок.
   - Неужели вы всерьез верите в это? - спросил он, глядя Сигрену в глаза.
   - Все, что она предсказала, исполнилось. К сожалению.
   - А не кажется ли вам, что вы просто поддались внушению и это парализовало вашу волю?
   Сигрен безнадежно махнул рукой и ничего не ответил.
   Все же Бэрд решил не оставлять затронутой темы. Он не впервые имел дело с учеными и успел убедиться, что поступки этих людей, в особенности физиков, нередко определяются самыми отвлеченными соображениями чисто научного и философского характера. Поэтому, имея дело с учеными, комиссар никогда не упускал случая по возможности выяснить их жизненную философию. Это на многое проливало свет и нередко помогало понять подлинные пружины тех или иных событий.
   Сейчас как раз представлялся удобный случай. К тому же, судя по высказываниям Сигрена, этот молодой физик был религиозным человеком. Комиссар хорошо знал, что если есть труп, то до тех пор, пока дело не расследовано до конца, никогда нельзя полностью сбрасывать со счета возможность убийства. Даже в тех случаях, когда подобная версия представляется маловероятной. А раз так, немаловажную роль могли играть и религиозные мотивы. За свою долгую практику Бэрду пришлось повидать немало жертв религиозного фанатизма.
   - Простите, - начал Бэрд, - это несколько абстрактный вопрос, но уж поскольку у нас зашел такой разговор. У меня сложилось впечатление, комиссар тщательно подбирал слова, - что вы допускаете существование бога?
   Однако Сигрен не удивился.
   - Допускаю, - сказал он. - Более того, я глубоко верю в его существование.
   - Но как же? - замялся Бэрд.
   - Вы, должно быть, хотите спросить, как это совместимо с физикой? Именно в физике можно прочитать буква за буквой всю картину божественного творения.
   - Значит, вы всерьез допускаете, - переспросил Бэрд, - что все законы нашего мира сотворены некой божественной силой?
   - Да, - подтвердил Сигрен. - Они определены богом. Его творческой силой. И не только законы, но и все события.
   "Интересно, - отметил про себя комиссар. - Подобная философия может далеко завести. Ведь она, по существу, освобождает человека от моральной ответственности за свои поступки".
   Бэрд с любопытством взглянул на Сигрена. Сам-то он всегда думал, что именно современная физика прямым путем ведет к безбожию. В действительности же все обстояло, видимо, гораздо сложнее. Однако сейчас комиссар решил на время оставить эту тему, чтобы при случае все же к ней вернуться.
   - Скажите, господин Сигрен, - мягко спросил он - за эти семь лет вам приходилось решать какие-либо сложные задачи? Может быть, делать открытия?
   Сигрен несколько помедлил с ответом:
   - Браться за трудные задачи я просто не решался. А открытия? Ну какие же могут быть открытия, если я просто вычислял то, что мне поручали Хэксли или Девидс?
   - А мне Хэксли говорил, - возразил Бэрд, - что подобные вычисления здесь главным образом выполняет Сойк.
   Сигрен пожал плечами.
   - Разве вы этого не знали? - в свою очередь удивился комиссар
   - Я никогда особенно не интересовался, чем занимаются другие сотрудники.
   Бэрд почувствовал, что разговор грозит иссякнуть.
   - Ну, хорошо, - сказал он. - А проблема, из-за которой я оказался здесь. Ее-то вы, вероятно, пытались решать?
   - Кое-что прикидывал. Но только для того, чтобы разобраться в вопросе. Составить представление. Заниматься же этим всерьез я считал совершенно бесполезным. Во всяком случае, мне эта проблема не по зубам.
   - А Девидс?
   - Что - Девидс?
   - Как относился к этой задаче Девидс?
   - Девидс тоже был настроен скептически.
   - А не кажется ли вам, господин Сигрен, - медленно произнес Бэрд, интуитивно ощутив, что они приблизились к чему-то заслуживающему внимания. - Не кажется ли вам несколько странным что при этом своем скепсисе Девидс взял да и решил задачу?
   - Не знаю, - растерянно произнес Сигрен. - Я как-то об этом не думал. Вероятно ему пришла счастливая мысль. Так бывает. А может быть, и откровение свыше.
   - Давно вы в последний раз говорили с Девидсом на эту тему? - спросил Бэрд, припомнив кое-что из магнитофонной записи и решив, что не грех проверить Сигрена, расставив ему небольшую ловушку.
   - Не помню, - неуверенно сказал Сигрен. - Кажется, это было с месяц назад.
   - С месяц?-переспросил комиссар, глядя Сигрену прямо в глаза.
   Сигрен медленно отвел глаза.
   - А как же уравнение, уравнение с дельта-оператором? - неторопливо продолжал Бэрд. - Разве оно не имеет отношения к этой задаче?
   - Уравнение? - Сигрен с явным беспокойством посмотрел на комиссара. Была у меня одна... одна идея... - Он осторожно подбирал слова, словно опасался сказать что-нибудь лишнее. - И я действительно советовался с Девидсом.
   Сигрен замолчал и выжидательно поднял глаза.
   - Тот листок с пометками Девидса, - жестко сказал Бэрд. - Где он? Я хотел бы на него взглянуть.
   - Он на столе, - пробормотал Сигрен, окончательно смешавшись.
   "Почему он хотел от меня скрыть, что заходил с этим к Девидсу вчера?" подумал комиссар, пробегая глазами листок, испещренный математическими значками.
   В верхней части страницы было несколько строчек, неровно и размашисто написанных синими чернилами. Ниже следовали карандашные пометки мелкими, каллиграфически написанными буквами. Потом - опять чернила и в самом низу снова две строчки карандашом.
   - Карандашом писал Девидс? - спросил Бэрд, вспомнив о карандаше, найденном в кармане умершего.
   Сигрен молча кивнул.
   Комиссар еще раз внимательно проглядел листок. Взгляд его задержался на второй записи чернилами. В ней было очень много помарок. Сигрен зачеркивал, начинал писать что-то новое, потом опять зачеркивал и возвращался к написанному раньше. Даже не обладая математическими познаниями, можно было сказать, что автор напряженно и мучительно размышлял над этими строчками. Но размышления требуют времени...
   "А что, если...в - мелькнула у Бэрда неожиданная мысль.
   Он украдкой посмотрел на Сигрена. Тот сидел неподвижно, сцепив руки, и без всякого выражения смотрел куда-то в пространство.
   - Вы заходили вчера к Девидсу второй раз? - скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес комиссар.
   Сигрен побледнел.
   - Зачем? - настойчиво спросил Бэрд, теперь уже совершенно уверенный, что попал в точку.
   - Я хотел... хотел еще раз посоветоваться. Что в этом особенного?
   - Почему же, в таком случае, вы скрыли это от своих товарищей и от меня?
   Сигрен опустил голову.
   - Боялись, как бы они не подумали, что вы были там последним?
   - Да.
   - А вы не были последним?
   - Не знаю.
   Теперь взгляд комиссара был прикован к двум последним карандашным строчкам.
   - Значит, когда вы уходили во второй раз, Девидс был еще жив?
   Сигрен вскочил, словно подброшенный неожкиданно распрямившейся пружиной.
   - Вы тоже допускаете, что он мог умереть при мне?
   - Пока это только гипотеза, - спокойно сказал Бэрд. - А что такое гипотеза, вы должны знать не хуже меня. Но не скрою, у этой гипотезы есгь известные основания. Вот взгляните.
   Он протянул Сигрену листок с формулами.
   - Обратите внимание на последнюю карандашную строчку. Вам не кажется, что она как-то странно обрывается?
   Сигрен дико посмотрел на Бэрда.
   - Просто Девидс вдруг положил карандаш и сказал: "Впрочем, скорее всего все это чепуха". Я очень хорошо помню.
   - Это ваша версия, - все так же спокойно произнес комиссар. - Если разрешите, я оставлю этот листок у себя.
   Он аккуратно сложил бумагу вдвое, потом еще раз и спрятал в карман.
   - А вы не помните, в котором часу ушли от Девидса?
   - Очень хорошо помню, - с готовностью сообщил Сигрен.-Было пятнадцать минут третьего.
   - Пятнадцать минут третьего, - повторил комиссар, на всякий случай отметив про себя, что, по словам Хэксли он нашел Девидса мертвым без пяти минут три.
   - И вовсе не обязательно имение я был последним, видевшим Девидса, торопливо добавил Сигрен, словно испугавшись, что комиссар уйдет. Ведь оставалось еще четверть часа.
   - Четверть часа? - заинтересовался Бэрд. - До чего?
   - Видите ли, господин комиссар, каждый день с половины третьего до трех у нас небольшой перерыв - мы пьем чай. Девидс любил делать это в одиночестве. Стакан чаю и сдобная булочка. И в эти минуты его обычно никто не беспокоил.
   - Хорошо, - сказал Бэрд. - Благодарю вас, господин Сигрен. Извините, что потревожил.
   - Как, вы уже уходите? - волнуясь, спросил Сигрен.
   Комиссар развел руками.
   - Но ведь за эти пятнадцать минут, - робко напомнил Сигрен, - к Девидсу мог зайти кто-нибудь еще.
   - Мог, - согласился Бэрд - Но мог и не зайти.
   - Что же мне делать? - окончательно сникнув, тихо спросил Сигрен. - Вы, должно быть, подозреваете меня? Ну, конечно же - этим и должно было кончиться, - добавил он обреченно.
   - Я советую вам хорошенько все обдумать, господин Сигрен, - официальным тоном произнес комиссар. - Хочу вам напомнить, что если бумага будет возвращена, ваш шеф согласен замять дело. Можно даже все так устроить, что и ваши товарищи ничего не будут знать. У вас есть сутки. Завтра утром мы встретимся еще раз.
   ДЕСЯТЬ ЛЕМОВ И БУЛОЧКА
   Прежде чем открыть дверь в следующую комнату, где находился рабочий кабинет Ленгли, Бэрд на несколько минут задержался в гостиной. Он извлек из кармана записную книжку Девидса и раскрыл ее на той самой странице, где 14 августа была сделана заинтересовавшая его запись о десяти лемах и булочке.
   "Что бы это могло означать? - думал он, вглядываясь в аккуратно выписанные карандашные буквы. - Ленгли, десять лемов и булочка? И Девидс? Какая тут связь?.. Может быть, Девидс дал Ленгли эти деньги в долг? Но тогда причем здесь булочка? Когда ссужаешь кого-нибудь деньгами, стоит ли запоминать, для чего они ему понадобились? Да и, судя по прослушанным разговорам, Ленгли не из тех, у кого не найдется в кармане десяти лемов. Но и Девидсу вряд ли нужно было одалживать их у Ленгли. Ведь у него в записной книжке лежали и более крупные деньги. Но как бы там ни было, запись о булочке наводила на кое-какие предположения. По словам Сигрена, он ушел от Девидса в четверть третьего. А чаепитием Девидс занимался начиная с половины третьего. Это могло означать, что Ленгли зачем-то заходил к Девидсу после Сигрена".
   Бэрд спрятал записную книжку в карман и открыл дверь в комнату Ленгли.
   Ленгли небрежно развалился на диване. Он лежал на спине, забросив ноги в модных коракотовых туфлях на спинку стула, и, глядя в потолок лениво высвистывал какую-то мелодию.
   Когда вошел Бэрд, он даже н." переменил позы, только на мгновение перевел на него взгляд.
   Комиссар, не обращая внимания на эту демонстрацию, плотно прикрыл за собой дверь и прошел прямо к письменному столу.
   - Очень сожалею, - произнес он официальным тоном, - но вынужден вас потревожить. Вам придется ответить на несколько вопросов.
   Ленгли убрал ноги со стула и носком туфли ловко подтолкнул его по направлению к Бэрду.
   - Могли бы и не представляться, - пробурчал он. - И так за милю видно, что вы из полиции.
   Бзрд сел.
   - Начнем?
   - Вы, разумеется, потребуете, - издевательским тоном произнес Ленгли, чтобы я отвечал вам сидя? Или, может быть, стоя?
   "Мальчишка, - подумал Бэрд - самый настоящий мальчишка. Вполне мог выкинуть любой номер... Ну что же, с таким только легче будет справиться".
   - Нет, почему же, - произнес он невозмутимо, - можете лежать. Это никак не повлияет на характер допроса.
   При слове "допрос" Ленгли поморщился, но все же спустил ноги на пол и принял сидячее положение.
   Его надо было ошеломить чем-то неожиданным, и Бэрд уже знал, как это сделать.
   - Вы не ели со вчерашнего дня? - спросил он резко.
   Ленгли удивленно поднял брови:
   -Я, кажется, пока еще не на вашем попечении, господин сыщик, чтобы вы проявляли заботу о моем питании?
   - Возможно, у вас нет при себе денег? - все так же невозмутимо продолжал Бэрд. - Я мог бы вам одолжить.
   - Послушайте, вы! - возмутился Ленгли. - Задавайте свои вопросы и катитесь! Я не позволю над собой издеваться.
   - Это и есть мой первый вопрос, - серьезно сказал Бэрд. - Вы нуждаетесь в деньгах?
   - Ах, вот оно что, - расхохотался Ленгли. - Вы думаете, я увел у старика Девидса эти бумажонки, чтобы на них хорошенько подзаработать. Должен разочаровать вас, господин сыщик, - я обеспечен вполне прилично. Можете справиться в банке "На черный день".
   - Вы меня не поняли. Я интересовался: есть ли у вас деньги при себе?
   Ленгли был явно озадачен.
   - Есть немного. А какое это имеет...
   - Так вы что-нибудь ели со вчерашнего дня? - прервал его Бэрд.
   - У меня всегда есть кое-какой запас, - послушно сообщил Ленгли, невольно уступая напору комиссара. - Можете полюбоваться. - Он пружинисто вскочил с места и распахнул дверцу стоявшего в углу шкафчика. Взору Бэрда открылся небольшой продуктовый склад: две коробки дорогих шоколадных конфет, несколько пачек печенья и горка сдобных булочек. Булочек ценой по 10 лемов!
   Ленгли заметно смутился.
   - Люблю во время работы что-нибудь пожевать, - пояснил он. - Такая уж слабость.
   Однако Бэрд не слушал его. Вот оно что. Значит, Ленгли одолжил Девидсу не десять лемов, а булочку. Тогда запись в книжке становится по крайней мере логичной. Но вряд ли Девидс стал бы беспокоиться о булочке с утра. Скорее всего она понадобилась ему непосредственно в момент чаепития. Значит...
   - Значит, вы были у Девидса после половины третьего? - жестко спросил Бэрд.
   Ленгли вздрогнул и уставился на комиссара. В его глазах мелькнуло удивление, но оно тотчас же сменилось довольно неожиданным для Бэрда выражением явного восхищения.
   - Здорово! - воскликнул физик. - Здорово вы меня зацепили! Но как вам удалось?
   Бэрд молча протянул ему раскрытую записную книжку Девидса.
   - Вот оно что! Значит, этот старый педант... надеюсь, господь меня простит, - Ленгли усмехнулся, - что я так отзываюсь о покойном, этот педант сам дал вам ключ. Но все равно - отличная работа. Ваша логическая машинка действует превосходно.
   - Возможно, - комиссар не позволил себе улыбнуться. - Надеюсь, вы понимаете, что теперь придется рассказать все?
   Бэрд был достаточно опытным следователем, И он отлично знал, что пока в деле не поставлена последняя точка, никогда не следует обольщать себя преждевременными надеждами. "Есть только то, что есть", - любил повторять его первый учитель Альфред Дав Куппер. Предположения могут оказаться всего лишь предположениями, а вполне очевидное - не имеющим никакого отношения к действительности. Но сейчас комиссару очень хотелось услышать от Ленгли слова признания. С каждым часом расследование становилось для него все более и более неприятным. Бэрд сам еще не мог понять, почему? Но было в этом деле что-то такое, против чего протестовало его внутреннее "я". Впрочем, Бзрд был в достаточной степени профессионалом, чтобы эти ощущения помешали ему довести расследование до конца. Просто ему сейчас хотелось, чтобы этот конец наступил как можно скорее.
   Однако он не наступил. То, что сообщил Ленгли, не приближало Бэрда к финишу.
   Да, Ленгли признался - он действительно заходил к Девидсу приблизительно около двадцати пяти минут третьего. Зачем? Какой-то пустяк. Что-то надо было спросить по текущей работе. Что было потом? Потом наступила половина третьего, и Девидс вспомнил, что утром забыл купить булочку. Да, да, это он - Ленгли - принес ему булочку. И Девидс тут же хотел расплатиться, хотя Ленгли сказал, что это пустяки. Девидс долго шарил в карманах и заявил, что у него нет мелочи и он отдаст деньги в понедельник. Он вообще почему-то не любил расплачиваться сразу.
   - Скажите, а где Девидс брал чай? - спросил Бэрд.
   Он задал вопрос без какой-то прямой цели, просто так, на всякий случай. Это тоже входило в его метод: при особо сложных расследованиях выяснять как можно больше связей между различными событиями - пусть побочными, второстепенными, пусть даже не имеющими прямого отношения к делу. Это был не очень-то легкий путь. Он требовал не только терпения и настойчивости, но и высокого аналитического искусства - не так-то просто было разобраться в причудливой паутине фактов и отношений между ними. Но Бэрд терпеливо плел свою сеть. И в большинстве случаев дичь, за которой он охотился, в конце концов в нее попадалась.
   - Где Девидс брал чай? - переспросил Ленгли. - В гостиной. Если вы обратили внимание, там стоит портативный электрический кипятильник. Раз в неделю один из нас выполняет обязанности дежурного - разливает чай по стаканам, кладет на блюдечки сахар. А потом каждый приходит и забирает свой стакан.
   - Вы не знаете, - поинтересоиался Бэрд, - в этот день Девидс сам ходил за чаем?
   - Нет. Он сказал, что неважно себя чувствует, и, воспользовавшись тем, что я зашел к нему, попросил сделать это меня.
   - И вы?..
   - Я принес ему чай.
   - Как вы думаете, господин Ленгли, он в самом деле плохо себя чувствовал?
   - Кто его знает? Может быть. Но вообще-то Девидс не упускал случая предоставить другим возможность оказывать себе мелкие услуги.
   Тут Бэрду показалось, что Ленгли хотел сказать что-то еще, но как будто спохватился и промолчал. Впрочем, комиссар мог и ошибиться.
   - Когда же вы ушли от Девидса? - спросил он.
   - На часы я, честно говоря, не смотрел, но что-нибудь без двадцати пяти три...
   Да, до конца было еще довольно далеко. И все же разговор с Ленгли еще на двадцать минут продвинул Бэрда к тем четырнадцати часам пятидесяти пяти минутам, к тому моменту, когда, по словам Хэксли, он, войдя в кабинет, нашел Девидса мертвым. Теперь неизвестными оставались всего двадцать минут. Но именно в эту треть часа совершилось похищение. Заходил ли к Девидсу в этот промежуток времени кто-нибудь еще? Или последним все же был Ленгли?
   Комиссар испытующе посмотрел на молодого физика. Но тот спокойно выдержал его взгляд.
   - Вы как будто не очень высокого мнения о Девидсе? - осведомился Бэрд. - Или мне показалось?
   - Нет, не показалось, - сразу отозвался Ленгли. - Он давным-давно себя исчерпал. В молодости ему повезло: удалось доказать важную теорему - да и то случайно. А потом всю жизнь он из кожи лез, чтобы поддержать марку. Но уже ничего не мог... Временами мне его было просто жаль.
   - Как же в таком случае вы объясните, что именно Девидсу удалось решить ту невероятно сложную задачу, с которой никто из вас не мог справиться?
   Ленгли неопределенно пожал плечами.
   - Скорее всего еще один счастливый случай. В жизни так бывает, что кому-то везет и везет не по заслугам.
   Комиссар подумал, что заводить с Ленгли разговор на философские темы, пожалуй, не имеет смысла. Судя по всему, этот молодой человек жил сегодняшним днем. И абстрактные размышления его не слишком занимали.
   - Благодарю вас, - произнес Бэрд, поднимаясь. - Вы хотите мне еще что-то сказать?
   - Присядьте на минуту, - на этот раз весьма вежливо попросил Ленгли, Вот вы подозревали, да и сейчас еще, вероятно, продолжаете подозревать, что я выкрал у Девидса это злополучное решение. Я на вас не в претензии - как бы там ни было, по крайней мере, двадцать пять процентов подозрений приходится и на мою долю.
   Он полувыжидательно-полувопросительно взглянул на комиссара, но тот промолчал.
   - Я, видите ли, спортсмен. Дело не в том, что я занимаюсь спортом в свободнее время - я спортсмен в душе, - продолжал Ленгли. - Хочу, чтобы вы это поняли. Знаете ли вы, что такое настоящий спортсмен? Это человек, для которого главное - борьба. Не награда, не очки, не слава даже, а сам процесс борьбы.
   А передергивать карты - это не по моей части. Может обеспечить победу, но не доставляет удовольствия. Я и к физике так отношусь. Как к большой игре...
   - Приму к сведению, - заметил Бэрд. - Но на прощание все же вынужден предупредить. Если бумаги у вас, верните их не позже завтрашнего утра. Эта партия - проигрышная.
   ХЛЕБНАЯ КРОШКА
   Почему-то Бэрд был совершенно убежден в том, что ни у Сигрена, ни у Ленгли записей Девидса нет. Но если так, то оставались Грехем и Сойк. Какую же зацепку найти к Грехему? Какой ключ подобрать? Может-быть?..
   Комиссар вновв вытащил из кармана записную книжку Девидса, осторожно извлек из-под обложки билет на вчерашний концерт и стал задумчиво его разглядывать. Потом достал лупу, с которой никогда не расставался, свадебный подарок старого приятеля, и принялся внимательно изучать синюю бумажку.
   И сразу же ему попалось на глаза то самое, чего он, если и не ожидал, то во всяком случае очень хотел обнаружить: маленькая хлебная крошка. Она прилипла к ворсинкам бумаги.
   Разумеется, крошка могла пристать к билету и где-нибудь в другом месте. Но она могла также означать, что Грехем заходил к Девидсу после Ленгли.
   К тому же нижний край билета по сравнению с верхним, был заметно неровным. Это наводило на мысль, что его оторвали от соседнего уже после получения в кассе. А ведь именно так должен был выглядеть билет, который Мэри отдала Сигрену. Судя по магнитофонной записи, именно этот билет и дошел как раз до Грехема, а затем... Впрочем, его дальнейшая судьба оставалась для Бэрда неизвестной. Но рискнуть все же стоило.
   Грехем встретил комиссара с предупредительной любезностью. Он пододвинул ему стул, а сам остался стоять у окна.
   - Очень рад, что вы займетесь расследованием этой нелепой истории. Должен сознаться, я провел весьма неприятную ночь.
   Бэрд отметил про себя, что Грехем встретил его почти теми же словами, что и Сигрен. Но произнесены они были совершенно иначе. Абсолютно спокойно, без тени истерии, с явной доброжелательностью. Что это? Хитрая уловка или подлинная искренность?
   Сперва комиссар хотел попросить Грехема, чтобы он постарался отыскать свой билет в филармонию, но сейчас решил действовать прямо.
   - Вам знаком этот билет? - спросил он, вытащив из записной книжки Девидса синий прямоугольничек и протягивая его Грехему. Грехем взял бумажку в руки и, близоруко сощурясь, поднес ее к глазам.
   - Да, это мой билет, - произнес он невозмутимо, - то есть тот самый билет, который мне отдал Ленгли. А я в свою очередь уступил его Девидсу.
   - В котором часу вы заходили к Девидсу, чтобы отдать ему билет? быстро спросил Бэрд.
   Грехем на мгновение замялся. Ом внимательно посмотрел на комиссара, как бы желая определить, что ему известно. Потом, видимо, на что-то решившись, мотнул головой и произнес все тем же спокойным голосом:
   - Я могу вам сказать это совершенно точно. Когда я вошел к Девидсу, было четырнадцать часов двадцать восемь минут.
   - Что же произошло дальше?
   - Ничего особенного. Я предложил Девидсу билет, он взял его и отдал мне десять кларков. Вот и все.
   - А потом?
   - Потом я ушел.
   - И долго вы были у него в кабинете?
   - Не больше минуты.
   - Так... - протянул Бэрд, мысленно отметив, что беседа с Грехемом продвинула его к цели всего лишь на какую-то пару минут.
   - Хорошо, - продолжил комиссар, решив и дальше вести разговор в том же откровенном тоне, в каком он начался. - Почему же вы не рассказали об этом своим товарищам? Если не ошибаюсь, вы даже пытались сделать вид, что билет все еще находится у вас?
   Грехем покраснел. Но ответил, не задумываясь:
   - Не то чтобы я испугался, нет. Просто мне было очень не по душе вес это разбирательство, эти взаимные подозрения.
   "И поэтому вы предпочли свалить все на Ленгли" - хотел сказать Бэрд, но удержался. В конце концов, он только следователь, а не воспитатель. К тому же не один Грехем, а каждый из этих молодых людей покривил душой. Но если покривил один раз... Ведь не святой же дух унес это проклятое решение".
   - Ну хорошо, - повторил Бэрд. - А что вы сами обо всем этом думаете?
   - Мне было бы очень тяжело, очень неприятно узнать, что кто-то из моих товарищей... Хуже всего разочаровываться в людях.
   Это прозвучало вполне искренне и комиссар с невольным сочувствием взглянул на Грехема. Это было как раз то отвратительное ощущение, которое испытывал он сам всякий раз, когда уличал преступника. Все же он сказал: