Страница:
Прогрессивные педагоги нового времени сравнивали школу, основанную на принуждении, с казармой. По самой своей сути такие отношения воспитательно неэффективны. Учитель, вооруженный палкой, не может вызывать добрых чувств. Ксеиофонт, наоборот, сравнивает жестокого полководца Клеарха с учителем: "...в нем не было ничего привлекательного, он всегда был сердит и суров, и солдаты чувствовали себя перед ним, как дети перед учителем. При нем никогда ire было ни одного человека, следовавшего за ним из дружбы или расположения" (Анабасис, II, 12-13) .
В этих условиях, замечает французский историк А. И. Марру, эротизированная дружба между старшим мужчиной и юношей оказывалась необходимым институтом воспитания. Восполняя то, чего не могли дать другие социальные институты, она одновременно фокусировала в себе весь эмоциональный мир личности и потому была исключительно значима для обеих сторон.
Отсюда - повышенная экспрессивность, эмоциональность античного канона дружбы и одновременно тенденция к ее интеллектуализации и превращению в добродетель. Дружба, подчеркивает Сократ, "соединяет людей нравственных" , для которых духовное общение важнее преходящих чувственных удовольствий. Платон специально обсуждает в этой связи вопрос о различиях дружбы между юно шами-сверстниками, у которых "равенство возраста ведет к равным удовольствиям и, вследствие сходства, порождает дружбу" (Федр, 240с) В, и дружбы между старшим и младшим, в которой главная роль отводится обмену духовными ценностями.
Подчеркивая духовно-нравственные основы дружбы, Платон пытается решить сложную проблему: что может быть основой глубоких и прочных человеческих взаимоотношений, когда традиционная институционализированная дружба уже умерла, а "политическая дружба" корыстна и расчетлива? Если видеть в дружбе только чувство, эмоциональную привязанность, существующую независимо от общих интересов и целей деятельности, проблема вообще неразрешима. Поэтому Платон выводит дружбу за рамки непосредственных межличностных отношений. Эмоционально-психологическую близость друзей он считает производной от присущей им общей нравственной цели, общего стремления к совершенству. Если в "Пире", "Федре" и ряде других диалогов Платон подчеркивал преимущественно единство и взаимопроникновение дружбы и любви как духовного и чувственного начал, то в "Законах" он стремится их разграничить.
Подходя к проблеме уже не столько с точки зрения отдельного индивида, сколько с точки зрения общества, Платон подчеркивает социально-интегративныв функции дружбы, замечая, что "рассудительность", "разумность" или "дружба" - "это не разные точки зрения, но все одна и та же" (Законы, 693с) . Не только взаимоотношения друзей должны, по мнению философа, исходить из возвышенной общей цели, но все отношения - "к нашим потомкам, родственникам, друзьям, согражданам, к лицам, связанным с нами узами гостеприимства" (Законы, 718а) - должны направляться и регулироваться законами. Эмоционально-экспрессивные ценности, как ни важны они для дружбы, перестают, таким образом, быть самодовлеющими, а включаются в систему общественных отношений, которые регулируют их извне (законы) и изнутри (идеал добродетели).
В суммарном виде логика эволюции понятия и отношений античной дружбы сводится к следующему. Первоначально дружба возникает в греческой культуре в связи с отношениями родства, затем она выделяется в автономный социальный институт, в котором эмоционально-экспрессивные функции подчинены инструментальным. По мере разрушения общинных связей дружба становится более или менее временным союзом, основанным на осознанной общности интересов. Как протест против этого возникает идеал бескорыстной и безотчетной, основанной только на эмоциональном притяжении дружбы-любви. И наконец, как преодоление обеих крайностей - рассудочности и эмоциональности - появляется этическая теория дружбы, оценивающая мотивы друзей и их совместную деятельность на основании каких-то общих, универсальных критериев. ,
Своеобразный итог древнегреческой философии дружбы подвел Аристотель, который дал в "Никомаховой этике" первый цельный очерк теории дружбы как самостоятельного нравственного отношения, не совпадающего с други ми видами социальных связей и эмоциональных привязанностей. Он рассматривает дружбу как "специфически человеческий факт, объяснение и цель которого следует искать без обращения к законам природы или к трансцендентному Благу, выходящему за рамки эмпирического существования". Иначе говоря, Аристотель подвергает дружбу не только философско-этическому, но и психологическому анализу.
Дружба, по Аристотелю, величайшая социальная и личная ценность, "самое необходимое для жизни. Действительно, никто не выберет жизнь без друзей (philoi), даже в обмен на все прочие блага" .
Аристотель подходит к определению дружбы одновременно с нескольких сторон. Во-первых, в зависимости от типа партнера он различает отношения отеческие, братские, родственные, супружеские, соседские, политические, товарищеские, эротические и основанные на гостеприимстве. Такая классификация объективна, но вместе с тем содержит указание на специфику связанных с данными отношениями эмоциональных переживаний. Во-вторых, философ разграничивает равные отношения и отношения, основанные на социальном или нравственном превосходстве одного партнера над другим. В-третьих, он дифференцирует характер испытываемых человеком чувств, различая спокойное дружелюбие, расположение и приязнь вообще, индивидуализированные дружеские чувства и страстную любовь, влечение. В-четвертых, Аристотель, как уже говорилось, классифицирует мотивы заключения и поддержания дружеских отношений: утилитарная дружба - ради пользы, выгоды; гедонистическая дружба - ради удовольствия, приятности; совершенная дружба, в которой эти мотивы подчинены бескорыстной любви к другу как таковому.
Выделяя названные "виды дружбы", Аристотель, однако, сомневается, что у этих "видов" имеется общий "род". "Дружба" как родовое понятие у него совпадает с совершенной "дружбой добродетельных", совмещая в себе все то, что есть в других "видах" дружбы: благо, благо для другого, удовольствие, удовольствие для другого.
Дружба, основанная на соображениях пользы или удовольствия, не может быть ни истинной, ни прочной. "...Это дружба постольку поскольку, ибо не тем, что он именно таков, каков есть, вызывает дружбу к себе тот, к кому ее питают, но в одном случае тем, что он доставляет какое-нибудь благо, и в другом - из-за удовольствия. Конечно, такие дружбы легко расторгаются, так как стороны не постоянны [в расположении друг к другу]. Действительно, когда они больше не находят друг в друге ни удовольствия, ни пользы, они перестают и питать дружбу" .
Совершенная же дружба бескорыстна и не знает разграничения экспрессивных и инструментальных ценностей: "...питая дружбу к другу, питают ее к благу для самих себя, ибо, если добродетельный становится другом, он становится благом для того, кому друг" . Соображения пользы, удовольствия, взаимопомощи не имеют в такой дружбе решающего значения, потому что отношение к другу в принципе не отличается от отношения чело века к самому себе. "...Все проявления дружбы из отношения к самому себе распространяются па отношение к другим. И все поговорки в этом согласны, например: "душа в душу", и "у друзей все общее", и "уравненность - это дружность", и "своя рубашка ближе к телу..." .
Благодаря этому дружба является также необходимым средством самопознания: "Как при желании увидеть свое лицо мы смотримся в зеркало и видим его, так при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга" .
Друг - наше "второе Я". Ближе друга у человека никого нет. Поэтому, считает Аристотель, количество друзей имеет пределы. "...Близкая дружба - это дружба с немногими", "при товарищеской дружбе не бывает большого числа друзей, да и в гимнах говорится о парах" .
Из такого понимания дружбы вытекает целый ряд психологических проблем: разграничение дружбы и простого расположения, выявление особенностей юношеской и старческой дружбы, зависимости дружбы от индивидуальных черт личности и т. п.
В понимании Аристотеля, дружба уже не является ни традиционным социальным институтом, ни разновидностью расчетливого товарищества, пи проявлением эротического влечения, ни абстрактной добродетелью, а самостоятельным высокоиндивидуализированным межличностным отношением.
По сути дела, Аристотель сформулировал все важнейшие вопросы психологии и этики дружбы. Однако он и мысли не допускает о возможности дружбы между свободным человеком и рабом.
Культ дружбы характерен не только для древнегреческой, но и для эллинистической и древнеримской философии. По выражению Эпикура, "дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни". Но хотя дружбу прославляют и Феофраст, и Эпиктет, и Диоген Лаэртский, и Цицерон, и Сенека, и Плутарх, расставляемые ими этические акценты различны.
Эпикур и его последователи подчеркивают утилитарно-рассудочные истоки дружбы. По словам Эпикура, "всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет из пользы" . Поскольку истинная дружба, по Эпикуру, порождается только мудростью, дружба приобретает у него черты некоторого духовного аристократизма. Она ставится в известном смысле даже выше мудрости, ибо мудрость - благо смертное, а дружба - бессмертное.
Если у эпикурейцев дружба - источник радости, то ригористическая этика стоиков (например, Эпиктет) трактует ее прежде всего как долг и добродетель, которой должны быть подчинены живые человеческие чувства. Это делает дружбу еще более исключительной, доступной только мудрецу.
Особенно широко обсуждается в поздней античности вопрос о мосте дружбы в системе государства. В доклассовом обществе, где ритуализованные личные отношения непосредственно составляли ячейку социальной связи, такой вопрос практически не вставал. В классовом обществе он ставится чрезвычайно остро. Уем сильнее акцентируется индивидуальность и особенность дружбы, тем сложнее ее совместить с универсалистскими притязаниями государства. И если Диоген Лаэртский принимает в этом конфликте сторону индивида, утверждая, что мудрец всегда готов умереть за друга, хотя пальцем не шевельнет ради государства, то Цицерон решительно становится на точку зрения социального целого.
В своем диалоге "Лелий" ("О дружбе") Цицерон провозглашает стремление к дружбе природным свойством человека. Дружба возникает из взаимного расположения и симпатии, что предполагает также сходство в желаниях, стремлениях, убеждениях. Иначе говоря, "дружба не что иное, как согласие во всех делах божеских и человеческих в сочетании с благожелательностью и привязанностью" .
Цицерон высоко ценит интимность дружбы. Его переписка с друзьями, особенно с Аттиком, свидетельствует, что и сам он был способен на такое чувство. Однако интимность и взаимная любовь друзей не должны заслонять социально-нравственное содержание дружбы. Дружба дает людям радость взаимопонимания и общения, но и налагает па них определенные обязательства. "Основание стойкости и постоянства, которых мы ищем в дружбе,- верность; ведь неверное не может быть стойким" . Кроме того, дружба предполагает взаимную требовательность и контроль, а также взаимопомощь. До некоторой степени даже дозволено "помочь друзьям в их не совсем справедливых желаниях,- когда дело коснулось бы их гражданских прав или их доброго имени". Тем не менее внутренний кодекс дружбы тесно связан с общегражданским моральным кодексом и подчинен последнему. "...Мы не можем даже предположить, чтобы кто-нибудь из них (достойных людей прошлого.-И. К.) решился потребовать от друга чего-либо такого, что было бы противно совести, противно клятве, противно интересам государства" .
Долг гражданина выше личной дружбы. Поэтому "в дружбе должен быть незыблем закон - не просить друга о бесчестных действиях и самому таковых не совершать, уступая его просьбам; ибо позорно и никак не приемлемо оправдание, относящееся как к другим поступкам, так и к случаю, если кто-нибудь сознается в действиях, во вред государству совершенных ради друга" .
Концепция Цицерона выражает официальную позицию римского общества середины I в. до н. э. Современник Цицерона поэт Гай Валерий Катулл рисует образ дружбы иначе - этически нейтрально по отношению к обществу и государству. Акцент делается на взаимной эмоциональной привязанности и верности друзей, жизненный мир которых не только отличается от окружающего ("официального") общества, но и противопоставляется ему.
Как замечает И. В. Шталь, "друг Катулла и друг Цицерона изображены, "созданы" по единой образной модели. Чтобы стать другом, герой должен иметь ряд определенных свойств и качеств, которые он выявляет па деле, в поступках, и поступки эти приносят ему при одобрении друзей славу в веках". Но содержание и даже сфера этих поступков различны. "Все свойства "добропорядочного мужа" Цицерона раскрываются в сфере общественной государственной жизни, в то время как "добропорядочный муж", юноша Катулла совершает свои подвиги, проявляет себя лишь в жизни вне-общественной, в жизни частной... В дружбе, в дружеском союзе герои Катулла ищут спасения от превратностей судьбы, от жестокого и страшного внешнего мира, от разбушевавшейся гражданской стихии" .
Что стоит за этим различием? Разные идеологические позиции (идеолог официального общества Цицерон и оппозиционно настроенный Катулл)? Социально-возрастные различия (Цицерон говорит от лица зрелого общественного деятеля, Катулл - от лица пылкого и праздного юноши)? Разные типы личности? Или жанровые особенности (одно дело - нравоучительный трактат, обосновывающий определенное правило, другое дело - лирическое стихотворение, выражающее чувства автора)? Вероятно, все, вместе взятое. Полифония индивидуализированной дружбы, где личное переплетается с общественным и одно переходит в другое, не допускает однозначных объяснений.
Для нашей темы это не столь уж важно. Существенно то, что античность представляет завершенный цикл развития понятия дружбы. Сначала дружба выступает как синоним или частный аспект родства. Затем она превращается в самостоятельный институт; роль друга приобретает самодовлеющее социальное значение. Дальнейшая дифференциация социальной структуры приводит к тому, что межличностные отношения отделяются от социально-институционализированных. Это повышает индивидуальную избирательность дружбы, по одновременно делает ее социальные функции и взаимные обязанности друзей менее определенными и проблематичными. Отсюда - психологизация, иптимизация дружбы и спор о соотношении ее инструментальных и экспрессивных функций. Из договорного отношения и социального союза дружба превращается в эмоциональную привязанность, на первый план выходит проблема ее мотивов и соотношения дружбы и любви. Но экспрессивные функции также имеют определенное общественное значение (дружба как институт социализации). Это привлекает внимание к ценностной стороне дружбы, побуждая рассматривать ее преимущественно в этическом, нормативном ключе. Задача описания дружеских отношений, какими они фактически являются (сделать это становится все труднее из-за индивидуальных различий), подчиняется обоснованию идеала дружбы, какой она должна быть, имея в виду природу дружеских обязанностей и соотношение дружбы и общественного долга.
3. ОТ РЫЦАРСКОЙ ДРУЖБЫ К РОМАНТИЧЕСКОЙ
Ты был мне братом много лет и зим.
Друг другу не чинили мы обид.
Коль дух ты испустил - и мне не жить .
Песнь о Роланде
Поздняя античность, как мы видели, создала высокоиндивидуализированные образы дружбы. В раннем средневековье человек снова оказывается неотъемлемой частью общины. Вся его жизнь, от рождения до смерти, регламентирована. Он почти никогда не покидает места своего рождения. Его жизненный мир ограничен рамками сословной принадлежности. Как бы ни складывались обстоятельства, дворянин всегда остается дворянином, а ремесленник - ремесленником. Его социальная роль для него так же органична и естественна, как собственное тело. Каждому сословию присуща своя собственная система добродетелей, и каждый индивид должен знать свое место.
Античный идеал дружбы несозвучен христианской морали. Христианская формула "любви к ближнему" внешне напоминает аристотелевский принцип "относиться к другу, как к самому себе", видеть в нем "другого себя". Но Аристотель имеет в виду взаимоотношения между двумя конкретными индивидами, окрашенные всем спектром человеческих эмоций, тогда как теологи говорят об абстрактном "ближнем". Христианская "любовь к ближнему" не является избирательной, распространяется на всех и вытекает из общей морально-религиозной нормы. Сильная эмоциональная привязанность к какому-нибудь отдельному человеку, с точки зрения средневекового теолога, даже опасна, так как отвлекает от бога и легко принимает эротический характер.
Отождествляя "истинную дружбу" с "христианской любовью" к богу, "отцы церкви" и средневековая теология противопоставляют эту "божественную дружбу" реальным, земным привязанностям.
Что это значит на практике, ясно видно из "Исповеди" христианского богослова Августина Блаженного, жившего на рубеже IV-V вв. Едва ли не самые трогательные ее страницы - рассказ о юношеской дружбе автора с соучеником по школе, товарищем детских игр. Дружба эта, покоившаяся на полном совпадении склонностей и чувств, была искренней и нежной. Но "божья кара" за греховные заблуждения - друг внезапно заболел и умер. Августин тяжело переживал эту утрату.
В "Исповеди" он так пишет об этом: "Какою печалью омрачилось сердце мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без пего превратилось в лютую муку. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как гово рили об отсутствующем, когда он был жив... Только илач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе души моей".
Однако боль утраты не убила собственной привязанности к жизни. Как же могло случиться, "что я, его второе "я", живу, когда он умер"? Ведь "моя душа и его душа были одной душой в двух телах". Но в позднейшем примечании Августнн-теолог осудил этот крик души Августина-мемуариста как фривольную декламацию, ибо греховна не только мысль о слиянии душ, но и сама безоглядная любовь к смертному. Только тот не теряет близких своему сердцу, чья дружба покоится в боге - "в том, кого нельзя потерять" (IV, 4,9; 6, 11; 9, 14).
"Истинная дружба", в понимании христианского теолога, возможна только на небе. Монах Ансельм Кентерберийский (XI в.) называет ее в числе четырнадцати признаков вечного небесного блаженства. И позднее, когда в церковной скульптуре (впервые - в северном портале Шартрского собора во Франции) появляется аллегорическое изображение дружбы в виде молодой, прекрасной женщины в короне и со щитом, украшенным четырьмя голубями, а в книжных миниатюрах изображаются эпизоды библейской дружбы Давида и Ионафана, это символизирует не столько земные, человеческие, сколько небесные, идеальные отношения.
Понятие и ценность дружбы были предметом долгих теологических дебатов. С одной стороны, "отцы церкви" всячески превозносят духовную дружбу в противоположность чувственной любви, вплоть до отождествления "истинной дружбы" и "христианской любви", коренящейся в боге. С другой стороны, они не могли игнорировать реальность "естественной дружбы", не зависящей от благочестия. "То, что по природе близко, неизбежно дружественно друг другу",- писал английский богослов XII в. Аделард Батский. Многие средневековые авторы расширительно трактуют понятие дружбы, отождествляя ее с любыми формами благожелательности, будь то отношение к природе, любовь к животным и т. д. Согласно Фоме Аквинскому, "естественная дружба", основанная на преходящих земных благах, сама по себе не является добродетелью и становится таковой, только подчиняясь благочестию.
Однако феодальное общество далеко не безлично. Индивидуальность в средние века и в эпоху Возрождения - скорее две противоположные системы индивидуализма и коллективности, чем упрощенно изображаемая противоположность средневековой системы коллективности и буржуазной системы индивидуализма.
Средневековый индивид - личность постольку, поскольку он наиболее полно соотнесен со всеобщим и выражает его. Но именно сопоставимость всех индивидов в этом плане делает их неравными (точно так же, как несопоставимость уравнивает буржуазных индивидов). "Средневековые люди всегда связаны корпоративными и т. п. узами,- и именно связанность делает их отношения конкретными и личностными. Они пребывают на разных ступенях бесконечной лестницы, различаясь мерой олицетворения предлежащих истиц и ценностей" . Средневековый канон дружбы и ориентированные на него реальные отношения откровенно сословны. Это проявляется и в выборе партнеров из своего социального круга, и в самом этикете дружеского общения. Существовали по меньшей мере три таких канона: феодально-рыцарской; бытовой, регулировавший отношения простых людей - крестьян и ремесленников; духовно-монастырский, имевший хождение среди духовенства.
Феодально-рыцарская дружба тесно связана с архаической воинской дружбой и обычаями побратимства, унаследованными от дофеодальных времен и дополненными символикой вассальной верности и покровительства сильного слабому. Характерный пример таких отношений - побратимство, "крестовое братство" русских былинных богатырей, описанное М. М. Громыко.
В "названное", или "крестовое", братство (обряд скреплялся обменом нательными крестами) вступают практически все былинные богатыри. Иногда союз заключается после честного поединка (например, в былине "Бой Добрыни с Ильёй Муромцем"), причем победитель приобретает статус старшинства. Иногда братание предшествует трудному походу против общего врага. Возможно и участие в этой процедуре третьего лица в качестве посредника (Добрыню Никитича и Алешу Поповича, например, "сватает" Илья Муромец). "Крестовое" братство ставится выше всех прочих отношений, даже кровного родства: "крестовый брат паче родного" Б; "а и будь ты мне названый брат и паче мне брата родимого". Как правило, один из побратимов считается старшим: Илья Муромец старше Добрыни Никитича, Добрыня старше Алеши Поповича, а при встрече со Святогором сам Илья становится его младшим братом. Побратимы принимают обет взаимного послушания. С побратимством связан также ряд брачных запретов: вдова богатыря не может выйти замуж за "крестового" брата покойного мужа, нельзя жениться на своей крестной сестре и т. д.
Обряд побратимства, согласно данным М. М. Громыко, был известен на Руси еще в XI в. и имел явно дохристианские истоки. Постепенно эти отношения выходят за рамки воинского союза, приравниваясь к дружбе; к их описанию все чаще применяются психологические характеристики: "У молотца был мил н(а)дежен друг, назвался молотцу названой брат, прелстил его речами прелесными" .
Побратимство и вытекающие из него обязательства и брачные запреты признавала и церковь. Иногда обряд братания даже совершался в церкви или фиксировался в церковной метрической книге. Одно такое упоминание относится к 1801 г. Родившийся в воинской среде обычай перенимают и другие сословия. По этнографическим данным, побратимство нередко встречалось среди русских крестьян XIX в., особенно среди казаков и бурлаков, т. е. именно в тех ситуациях, где чаще всего требовалась взаимная выручка и восполнение семейно-родственных отношений.
Героическому эпосу свойственно возвышение и поэтизация дружбы. Идея дружбы как воплощения благородства и верности близка феодальному мышлению. Рыцарская мораль ставит мужскую дружбу выше любви и семейных отношений. В "Песне о Роланде" рассказывается, что невеста Роланда, красавица Аль-да, узнав о смерти своего рыцаря, тут же падает мертвой; напротив, умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато он горько оплакивает своего друга и соратника Оливье. Когда рыцарские романы позднего средневековья красочно описывают нерушимость рыцарской дружбы, выдерживающей самые невероятные испытания, за этим легко разглядеть идеализированные отношения вассальной зависимости, напоминающие ритуализованную дружбу древности с ее клятвами верности, обменом дарами и т.д.
Для средневекового человека иерархичность дружеских отношений вполне естественна. Данте в "Новой жизни" упоминает человека, "который, следуя степеням дружбы, является вторым другом моим, непосредственно после первого" . В письме к властителю Вороны Кап Гранде делла Скала, который был ему верным другом и покровителем, Данте пишет, что "священные узы дружбы связывают не столько людей равных, сколько неравных". Эта тема оживленно обсуждалась и позже, по крайней мере до XVII в.
В этих условиях, замечает французский историк А. И. Марру, эротизированная дружба между старшим мужчиной и юношей оказывалась необходимым институтом воспитания. Восполняя то, чего не могли дать другие социальные институты, она одновременно фокусировала в себе весь эмоциональный мир личности и потому была исключительно значима для обеих сторон.
Отсюда - повышенная экспрессивность, эмоциональность античного канона дружбы и одновременно тенденция к ее интеллектуализации и превращению в добродетель. Дружба, подчеркивает Сократ, "соединяет людей нравственных" , для которых духовное общение важнее преходящих чувственных удовольствий. Платон специально обсуждает в этой связи вопрос о различиях дружбы между юно шами-сверстниками, у которых "равенство возраста ведет к равным удовольствиям и, вследствие сходства, порождает дружбу" (Федр, 240с) В, и дружбы между старшим и младшим, в которой главная роль отводится обмену духовными ценностями.
Подчеркивая духовно-нравственные основы дружбы, Платон пытается решить сложную проблему: что может быть основой глубоких и прочных человеческих взаимоотношений, когда традиционная институционализированная дружба уже умерла, а "политическая дружба" корыстна и расчетлива? Если видеть в дружбе только чувство, эмоциональную привязанность, существующую независимо от общих интересов и целей деятельности, проблема вообще неразрешима. Поэтому Платон выводит дружбу за рамки непосредственных межличностных отношений. Эмоционально-психологическую близость друзей он считает производной от присущей им общей нравственной цели, общего стремления к совершенству. Если в "Пире", "Федре" и ряде других диалогов Платон подчеркивал преимущественно единство и взаимопроникновение дружбы и любви как духовного и чувственного начал, то в "Законах" он стремится их разграничить.
Подходя к проблеме уже не столько с точки зрения отдельного индивида, сколько с точки зрения общества, Платон подчеркивает социально-интегративныв функции дружбы, замечая, что "рассудительность", "разумность" или "дружба" - "это не разные точки зрения, но все одна и та же" (Законы, 693с) . Не только взаимоотношения друзей должны, по мнению философа, исходить из возвышенной общей цели, но все отношения - "к нашим потомкам, родственникам, друзьям, согражданам, к лицам, связанным с нами узами гостеприимства" (Законы, 718а) - должны направляться и регулироваться законами. Эмоционально-экспрессивные ценности, как ни важны они для дружбы, перестают, таким образом, быть самодовлеющими, а включаются в систему общественных отношений, которые регулируют их извне (законы) и изнутри (идеал добродетели).
В суммарном виде логика эволюции понятия и отношений античной дружбы сводится к следующему. Первоначально дружба возникает в греческой культуре в связи с отношениями родства, затем она выделяется в автономный социальный институт, в котором эмоционально-экспрессивные функции подчинены инструментальным. По мере разрушения общинных связей дружба становится более или менее временным союзом, основанным на осознанной общности интересов. Как протест против этого возникает идеал бескорыстной и безотчетной, основанной только на эмоциональном притяжении дружбы-любви. И наконец, как преодоление обеих крайностей - рассудочности и эмоциональности - появляется этическая теория дружбы, оценивающая мотивы друзей и их совместную деятельность на основании каких-то общих, универсальных критериев. ,
Своеобразный итог древнегреческой философии дружбы подвел Аристотель, который дал в "Никомаховой этике" первый цельный очерк теории дружбы как самостоятельного нравственного отношения, не совпадающего с други ми видами социальных связей и эмоциональных привязанностей. Он рассматривает дружбу как "специфически человеческий факт, объяснение и цель которого следует искать без обращения к законам природы или к трансцендентному Благу, выходящему за рамки эмпирического существования". Иначе говоря, Аристотель подвергает дружбу не только философско-этическому, но и психологическому анализу.
Дружба, по Аристотелю, величайшая социальная и личная ценность, "самое необходимое для жизни. Действительно, никто не выберет жизнь без друзей (philoi), даже в обмен на все прочие блага" .
Аристотель подходит к определению дружбы одновременно с нескольких сторон. Во-первых, в зависимости от типа партнера он различает отношения отеческие, братские, родственные, супружеские, соседские, политические, товарищеские, эротические и основанные на гостеприимстве. Такая классификация объективна, но вместе с тем содержит указание на специфику связанных с данными отношениями эмоциональных переживаний. Во-вторых, философ разграничивает равные отношения и отношения, основанные на социальном или нравственном превосходстве одного партнера над другим. В-третьих, он дифференцирует характер испытываемых человеком чувств, различая спокойное дружелюбие, расположение и приязнь вообще, индивидуализированные дружеские чувства и страстную любовь, влечение. В-четвертых, Аристотель, как уже говорилось, классифицирует мотивы заключения и поддержания дружеских отношений: утилитарная дружба - ради пользы, выгоды; гедонистическая дружба - ради удовольствия, приятности; совершенная дружба, в которой эти мотивы подчинены бескорыстной любви к другу как таковому.
Выделяя названные "виды дружбы", Аристотель, однако, сомневается, что у этих "видов" имеется общий "род". "Дружба" как родовое понятие у него совпадает с совершенной "дружбой добродетельных", совмещая в себе все то, что есть в других "видах" дружбы: благо, благо для другого, удовольствие, удовольствие для другого.
Дружба, основанная на соображениях пользы или удовольствия, не может быть ни истинной, ни прочной. "...Это дружба постольку поскольку, ибо не тем, что он именно таков, каков есть, вызывает дружбу к себе тот, к кому ее питают, но в одном случае тем, что он доставляет какое-нибудь благо, и в другом - из-за удовольствия. Конечно, такие дружбы легко расторгаются, так как стороны не постоянны [в расположении друг к другу]. Действительно, когда они больше не находят друг в друге ни удовольствия, ни пользы, они перестают и питать дружбу" .
Совершенная же дружба бескорыстна и не знает разграничения экспрессивных и инструментальных ценностей: "...питая дружбу к другу, питают ее к благу для самих себя, ибо, если добродетельный становится другом, он становится благом для того, кому друг" . Соображения пользы, удовольствия, взаимопомощи не имеют в такой дружбе решающего значения, потому что отношение к другу в принципе не отличается от отношения чело века к самому себе. "...Все проявления дружбы из отношения к самому себе распространяются па отношение к другим. И все поговорки в этом согласны, например: "душа в душу", и "у друзей все общее", и "уравненность - это дружность", и "своя рубашка ближе к телу..." .
Благодаря этому дружба является также необходимым средством самопознания: "Как при желании увидеть свое лицо мы смотримся в зеркало и видим его, так при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга" .
Друг - наше "второе Я". Ближе друга у человека никого нет. Поэтому, считает Аристотель, количество друзей имеет пределы. "...Близкая дружба - это дружба с немногими", "при товарищеской дружбе не бывает большого числа друзей, да и в гимнах говорится о парах" .
Из такого понимания дружбы вытекает целый ряд психологических проблем: разграничение дружбы и простого расположения, выявление особенностей юношеской и старческой дружбы, зависимости дружбы от индивидуальных черт личности и т. п.
В понимании Аристотеля, дружба уже не является ни традиционным социальным институтом, ни разновидностью расчетливого товарищества, пи проявлением эротического влечения, ни абстрактной добродетелью, а самостоятельным высокоиндивидуализированным межличностным отношением.
По сути дела, Аристотель сформулировал все важнейшие вопросы психологии и этики дружбы. Однако он и мысли не допускает о возможности дружбы между свободным человеком и рабом.
Культ дружбы характерен не только для древнегреческой, но и для эллинистической и древнеримской философии. По выражению Эпикура, "дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни". Но хотя дружбу прославляют и Феофраст, и Эпиктет, и Диоген Лаэртский, и Цицерон, и Сенека, и Плутарх, расставляемые ими этические акценты различны.
Эпикур и его последователи подчеркивают утилитарно-рассудочные истоки дружбы. По словам Эпикура, "всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет из пользы" . Поскольку истинная дружба, по Эпикуру, порождается только мудростью, дружба приобретает у него черты некоторого духовного аристократизма. Она ставится в известном смысле даже выше мудрости, ибо мудрость - благо смертное, а дружба - бессмертное.
Если у эпикурейцев дружба - источник радости, то ригористическая этика стоиков (например, Эпиктет) трактует ее прежде всего как долг и добродетель, которой должны быть подчинены живые человеческие чувства. Это делает дружбу еще более исключительной, доступной только мудрецу.
Особенно широко обсуждается в поздней античности вопрос о мосте дружбы в системе государства. В доклассовом обществе, где ритуализованные личные отношения непосредственно составляли ячейку социальной связи, такой вопрос практически не вставал. В классовом обществе он ставится чрезвычайно остро. Уем сильнее акцентируется индивидуальность и особенность дружбы, тем сложнее ее совместить с универсалистскими притязаниями государства. И если Диоген Лаэртский принимает в этом конфликте сторону индивида, утверждая, что мудрец всегда готов умереть за друга, хотя пальцем не шевельнет ради государства, то Цицерон решительно становится на точку зрения социального целого.
В своем диалоге "Лелий" ("О дружбе") Цицерон провозглашает стремление к дружбе природным свойством человека. Дружба возникает из взаимного расположения и симпатии, что предполагает также сходство в желаниях, стремлениях, убеждениях. Иначе говоря, "дружба не что иное, как согласие во всех делах божеских и человеческих в сочетании с благожелательностью и привязанностью" .
Цицерон высоко ценит интимность дружбы. Его переписка с друзьями, особенно с Аттиком, свидетельствует, что и сам он был способен на такое чувство. Однако интимность и взаимная любовь друзей не должны заслонять социально-нравственное содержание дружбы. Дружба дает людям радость взаимопонимания и общения, но и налагает па них определенные обязательства. "Основание стойкости и постоянства, которых мы ищем в дружбе,- верность; ведь неверное не может быть стойким" . Кроме того, дружба предполагает взаимную требовательность и контроль, а также взаимопомощь. До некоторой степени даже дозволено "помочь друзьям в их не совсем справедливых желаниях,- когда дело коснулось бы их гражданских прав или их доброго имени". Тем не менее внутренний кодекс дружбы тесно связан с общегражданским моральным кодексом и подчинен последнему. "...Мы не можем даже предположить, чтобы кто-нибудь из них (достойных людей прошлого.-И. К.) решился потребовать от друга чего-либо такого, что было бы противно совести, противно клятве, противно интересам государства" .
Долг гражданина выше личной дружбы. Поэтому "в дружбе должен быть незыблем закон - не просить друга о бесчестных действиях и самому таковых не совершать, уступая его просьбам; ибо позорно и никак не приемлемо оправдание, относящееся как к другим поступкам, так и к случаю, если кто-нибудь сознается в действиях, во вред государству совершенных ради друга" .
Концепция Цицерона выражает официальную позицию римского общества середины I в. до н. э. Современник Цицерона поэт Гай Валерий Катулл рисует образ дружбы иначе - этически нейтрально по отношению к обществу и государству. Акцент делается на взаимной эмоциональной привязанности и верности друзей, жизненный мир которых не только отличается от окружающего ("официального") общества, но и противопоставляется ему.
Как замечает И. В. Шталь, "друг Катулла и друг Цицерона изображены, "созданы" по единой образной модели. Чтобы стать другом, герой должен иметь ряд определенных свойств и качеств, которые он выявляет па деле, в поступках, и поступки эти приносят ему при одобрении друзей славу в веках". Но содержание и даже сфера этих поступков различны. "Все свойства "добропорядочного мужа" Цицерона раскрываются в сфере общественной государственной жизни, в то время как "добропорядочный муж", юноша Катулла совершает свои подвиги, проявляет себя лишь в жизни вне-общественной, в жизни частной... В дружбе, в дружеском союзе герои Катулла ищут спасения от превратностей судьбы, от жестокого и страшного внешнего мира, от разбушевавшейся гражданской стихии" .
Что стоит за этим различием? Разные идеологические позиции (идеолог официального общества Цицерон и оппозиционно настроенный Катулл)? Социально-возрастные различия (Цицерон говорит от лица зрелого общественного деятеля, Катулл - от лица пылкого и праздного юноши)? Разные типы личности? Или жанровые особенности (одно дело - нравоучительный трактат, обосновывающий определенное правило, другое дело - лирическое стихотворение, выражающее чувства автора)? Вероятно, все, вместе взятое. Полифония индивидуализированной дружбы, где личное переплетается с общественным и одно переходит в другое, не допускает однозначных объяснений.
Для нашей темы это не столь уж важно. Существенно то, что античность представляет завершенный цикл развития понятия дружбы. Сначала дружба выступает как синоним или частный аспект родства. Затем она превращается в самостоятельный институт; роль друга приобретает самодовлеющее социальное значение. Дальнейшая дифференциация социальной структуры приводит к тому, что межличностные отношения отделяются от социально-институционализированных. Это повышает индивидуальную избирательность дружбы, по одновременно делает ее социальные функции и взаимные обязанности друзей менее определенными и проблематичными. Отсюда - психологизация, иптимизация дружбы и спор о соотношении ее инструментальных и экспрессивных функций. Из договорного отношения и социального союза дружба превращается в эмоциональную привязанность, на первый план выходит проблема ее мотивов и соотношения дружбы и любви. Но экспрессивные функции также имеют определенное общественное значение (дружба как институт социализации). Это привлекает внимание к ценностной стороне дружбы, побуждая рассматривать ее преимущественно в этическом, нормативном ключе. Задача описания дружеских отношений, какими они фактически являются (сделать это становится все труднее из-за индивидуальных различий), подчиняется обоснованию идеала дружбы, какой она должна быть, имея в виду природу дружеских обязанностей и соотношение дружбы и общественного долга.
3. ОТ РЫЦАРСКОЙ ДРУЖБЫ К РОМАНТИЧЕСКОЙ
Ты был мне братом много лет и зим.
Друг другу не чинили мы обид.
Коль дух ты испустил - и мне не жить .
Песнь о Роланде
Поздняя античность, как мы видели, создала высокоиндивидуализированные образы дружбы. В раннем средневековье человек снова оказывается неотъемлемой частью общины. Вся его жизнь, от рождения до смерти, регламентирована. Он почти никогда не покидает места своего рождения. Его жизненный мир ограничен рамками сословной принадлежности. Как бы ни складывались обстоятельства, дворянин всегда остается дворянином, а ремесленник - ремесленником. Его социальная роль для него так же органична и естественна, как собственное тело. Каждому сословию присуща своя собственная система добродетелей, и каждый индивид должен знать свое место.
Античный идеал дружбы несозвучен христианской морали. Христианская формула "любви к ближнему" внешне напоминает аристотелевский принцип "относиться к другу, как к самому себе", видеть в нем "другого себя". Но Аристотель имеет в виду взаимоотношения между двумя конкретными индивидами, окрашенные всем спектром человеческих эмоций, тогда как теологи говорят об абстрактном "ближнем". Христианская "любовь к ближнему" не является избирательной, распространяется на всех и вытекает из общей морально-религиозной нормы. Сильная эмоциональная привязанность к какому-нибудь отдельному человеку, с точки зрения средневекового теолога, даже опасна, так как отвлекает от бога и легко принимает эротический характер.
Отождествляя "истинную дружбу" с "христианской любовью" к богу, "отцы церкви" и средневековая теология противопоставляют эту "божественную дружбу" реальным, земным привязанностям.
Что это значит на практике, ясно видно из "Исповеди" христианского богослова Августина Блаженного, жившего на рубеже IV-V вв. Едва ли не самые трогательные ее страницы - рассказ о юношеской дружбе автора с соучеником по школе, товарищем детских игр. Дружба эта, покоившаяся на полном совпадении склонностей и чувств, была искренней и нежной. Но "божья кара" за греховные заблуждения - друг внезапно заболел и умер. Августин тяжело переживал эту утрату.
В "Исповеди" он так пишет об этом: "Какою печалью омрачилось сердце мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без пего превратилось в лютую муку. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как гово рили об отсутствующем, когда он был жив... Только илач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе души моей".
Однако боль утраты не убила собственной привязанности к жизни. Как же могло случиться, "что я, его второе "я", живу, когда он умер"? Ведь "моя душа и его душа были одной душой в двух телах". Но в позднейшем примечании Августнн-теолог осудил этот крик души Августина-мемуариста как фривольную декламацию, ибо греховна не только мысль о слиянии душ, но и сама безоглядная любовь к смертному. Только тот не теряет близких своему сердцу, чья дружба покоится в боге - "в том, кого нельзя потерять" (IV, 4,9; 6, 11; 9, 14).
"Истинная дружба", в понимании христианского теолога, возможна только на небе. Монах Ансельм Кентерберийский (XI в.) называет ее в числе четырнадцати признаков вечного небесного блаженства. И позднее, когда в церковной скульптуре (впервые - в северном портале Шартрского собора во Франции) появляется аллегорическое изображение дружбы в виде молодой, прекрасной женщины в короне и со щитом, украшенным четырьмя голубями, а в книжных миниатюрах изображаются эпизоды библейской дружбы Давида и Ионафана, это символизирует не столько земные, человеческие, сколько небесные, идеальные отношения.
Понятие и ценность дружбы были предметом долгих теологических дебатов. С одной стороны, "отцы церкви" всячески превозносят духовную дружбу в противоположность чувственной любви, вплоть до отождествления "истинной дружбы" и "христианской любви", коренящейся в боге. С другой стороны, они не могли игнорировать реальность "естественной дружбы", не зависящей от благочестия. "То, что по природе близко, неизбежно дружественно друг другу",- писал английский богослов XII в. Аделард Батский. Многие средневековые авторы расширительно трактуют понятие дружбы, отождествляя ее с любыми формами благожелательности, будь то отношение к природе, любовь к животным и т. д. Согласно Фоме Аквинскому, "естественная дружба", основанная на преходящих земных благах, сама по себе не является добродетелью и становится таковой, только подчиняясь благочестию.
Однако феодальное общество далеко не безлично. Индивидуальность в средние века и в эпоху Возрождения - скорее две противоположные системы индивидуализма и коллективности, чем упрощенно изображаемая противоположность средневековой системы коллективности и буржуазной системы индивидуализма.
Средневековый индивид - личность постольку, поскольку он наиболее полно соотнесен со всеобщим и выражает его. Но именно сопоставимость всех индивидов в этом плане делает их неравными (точно так же, как несопоставимость уравнивает буржуазных индивидов). "Средневековые люди всегда связаны корпоративными и т. п. узами,- и именно связанность делает их отношения конкретными и личностными. Они пребывают на разных ступенях бесконечной лестницы, различаясь мерой олицетворения предлежащих истиц и ценностей" . Средневековый канон дружбы и ориентированные на него реальные отношения откровенно сословны. Это проявляется и в выборе партнеров из своего социального круга, и в самом этикете дружеского общения. Существовали по меньшей мере три таких канона: феодально-рыцарской; бытовой, регулировавший отношения простых людей - крестьян и ремесленников; духовно-монастырский, имевший хождение среди духовенства.
Феодально-рыцарская дружба тесно связана с архаической воинской дружбой и обычаями побратимства, унаследованными от дофеодальных времен и дополненными символикой вассальной верности и покровительства сильного слабому. Характерный пример таких отношений - побратимство, "крестовое братство" русских былинных богатырей, описанное М. М. Громыко.
В "названное", или "крестовое", братство (обряд скреплялся обменом нательными крестами) вступают практически все былинные богатыри. Иногда союз заключается после честного поединка (например, в былине "Бой Добрыни с Ильёй Муромцем"), причем победитель приобретает статус старшинства. Иногда братание предшествует трудному походу против общего врага. Возможно и участие в этой процедуре третьего лица в качестве посредника (Добрыню Никитича и Алешу Поповича, например, "сватает" Илья Муромец). "Крестовое" братство ставится выше всех прочих отношений, даже кровного родства: "крестовый брат паче родного" Б; "а и будь ты мне названый брат и паче мне брата родимого". Как правило, один из побратимов считается старшим: Илья Муромец старше Добрыни Никитича, Добрыня старше Алеши Поповича, а при встрече со Святогором сам Илья становится его младшим братом. Побратимы принимают обет взаимного послушания. С побратимством связан также ряд брачных запретов: вдова богатыря не может выйти замуж за "крестового" брата покойного мужа, нельзя жениться на своей крестной сестре и т. д.
Обряд побратимства, согласно данным М. М. Громыко, был известен на Руси еще в XI в. и имел явно дохристианские истоки. Постепенно эти отношения выходят за рамки воинского союза, приравниваясь к дружбе; к их описанию все чаще применяются психологические характеристики: "У молотца был мил н(а)дежен друг, назвался молотцу названой брат, прелстил его речами прелесными" .
Побратимство и вытекающие из него обязательства и брачные запреты признавала и церковь. Иногда обряд братания даже совершался в церкви или фиксировался в церковной метрической книге. Одно такое упоминание относится к 1801 г. Родившийся в воинской среде обычай перенимают и другие сословия. По этнографическим данным, побратимство нередко встречалось среди русских крестьян XIX в., особенно среди казаков и бурлаков, т. е. именно в тех ситуациях, где чаще всего требовалась взаимная выручка и восполнение семейно-родственных отношений.
Героическому эпосу свойственно возвышение и поэтизация дружбы. Идея дружбы как воплощения благородства и верности близка феодальному мышлению. Рыцарская мораль ставит мужскую дружбу выше любви и семейных отношений. В "Песне о Роланде" рассказывается, что невеста Роланда, красавица Аль-да, узнав о смерти своего рыцаря, тут же падает мертвой; напротив, умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато он горько оплакивает своего друга и соратника Оливье. Когда рыцарские романы позднего средневековья красочно описывают нерушимость рыцарской дружбы, выдерживающей самые невероятные испытания, за этим легко разглядеть идеализированные отношения вассальной зависимости, напоминающие ритуализованную дружбу древности с ее клятвами верности, обменом дарами и т.д.
Для средневекового человека иерархичность дружеских отношений вполне естественна. Данте в "Новой жизни" упоминает человека, "который, следуя степеням дружбы, является вторым другом моим, непосредственно после первого" . В письме к властителю Вороны Кап Гранде делла Скала, который был ему верным другом и покровителем, Данте пишет, что "священные узы дружбы связывают не столько людей равных, сколько неравных". Эта тема оживленно обсуждалась и позже, по крайней мере до XVII в.