заметите (конечно, при условии, если обладаете столь редким
   качеством, как наблюдательность), что последовательно проходите
   мезозойские слои известняковых пород, угольные пласты, девонские
   и кембрийские отложения и, наконец, гранит, сквозь который
   пробита большая часть нашего туннеля. В настоящее время дно
   покрыто брезентом, и я запрещаю вам трогать его, ибо любое
   грубое прикосновение к внутренней чувствительной пленке земной
   плоти может вызвать непредсказуемые последствия. Двадцатью
   футами выше поперек шахты закреплены по моему распоряжению два
   бревна. Между ними есть небольшой зазор, его можно использовать
   для зажима вашей артезианской трубы. Установите бур длиной в
   пятьдесят футов так, чтобы его острие почти упиралось в брезент.
   Если вам дорога жизнь, не опускайте бур ниже. Тридцатифутовая
   часть бура останется над бревнами, и когда мы начнем
   эксперимент, бур, надо полагать, не меньше, чем футов на сорок,
   сможет погрузиться в земное вещество. Поскольку это субстанция
   чрезвычайно мягкая, вам, я думаю, не придется силой приводить
   установку в движение, а достаточно будет отпустить бур, и он
   войдет в слой, который мы обнажили, под собственной тяжестью.
   Этих рекомендаций, на мой взгляд, вполне достаточно для любого
   среднего интеллекта, но я не сомневаюсь, что вам потребуются
   дополнительные указания; свои вопросы можете задавать через
   нашего юного друга Мелоуна. Джордж Эдуард Челленджер.
   Вполне понятно, что по прибытии на станцию Сторрингтон, к северному подножью Южного Даунса, я был крайне взволнован. Нас ожидал видавший виды Воксхолл-30; на нем мы проехали шесть-семь миль, трясясь по каким-то проселкам и тайным тропам. Несмотря на свою кажущуюся заброшенность, они были глубоко изборождены колеями и носили следы оживленного движения. Лежавший в траве сломанный грузовик, попавшийся нам по пути, свидетельствовал о том, что дорога эта стала тяжелым испытанием не только для нас. Однажды из-за куста утесника показались части какого-то заржавевшего механизма, похожие на клапаны и поршень гидравлического насоса.
   - Это все Челленджер, - ухмыльнулся Мелоун. - Говорят, машина на одну десятую дюйма оказалась больше необходимого размера, и он просто выкинул ее на обочину.
   - И ему, конечно же, был предъявлен иск.
   - Иск? Милый мой, да нам можно держать здесь собственный суд. Дел наберется столько, что судья целый год будет над ними корпеть. И правительство, кстати, тоже. Старому черту на всех наплевать. Король против Джорджа Челленджера и Джордж Челленджер против короля - ну и насутяжничаются же они. Вот мы и приехали. Все в порядке, Дженкинс, можете нас впустить.
   В автомобиль заглядывал здоровенный детина с заметно изуродованным ухом; лицо его выражало подозрительность. Узнав моего спутника, он успокоился и отдал честь.
   - Порядок, мистер Мелоун. А я, было, подумал, что это Ассошиэйтед пресс. из Америки.
   - Так это они сейчас у нас на хвосте?
   - Сегодня они, а вчера - Таймс. Околачиваются тут! Вот, полюбуйтесь, - он указал на крошечную точку, где-то на горизонте. - Видите отблеск? Это телескоп чикагской Дейли ньюс. Да они теперь буквально охотятся за нами. Однажды я видел, как они сгрудились, словно стая ворон, там у Бикона.
   - Бедная пресс-команда! - сказал Мелоун, когда мы проходили через калитку в ощетинившейся колючей проволокой неприступной ограде. - Я сам из их числа, поэтому представляю, каково им сейчас.
   Тут мы услышали позади жалобное блеяние:
   - Мелоун! Тэд Мелоун!
   Блеяние исходило от маленького толстячка, который только что подъехал на велосипеде и теперь тщетно пытался вырваться из мощных объятий привратника.
   - Отпустите меня! - шипел он. - Уберите руки! Мелоун, ну скажи ты этой проклятой горилле!
   - Отпустите его, Дженкинс! Это мой друг, - крикнул Мелоун. - Ну, старина, в чем дело? Чего ты здесь потерял? Твое место на Флит-стрит, а не в этом медвежьем углу.
   - Сам знаешь, чего, - сказал наш газетчик. - У меня задание написать репортаж о Хенгист-Дауне, без него мне лучше не возвращаться.
   - Очень сожалею, Рой, но тебе здесь ничего не светит. Придется остаться по ту сторону забора. Если тебя это не устраивает, обратись к профессору и попроси разрешения на осмотр объекта.
   - Я уже просил, - сказал журналист уныло. - Сегодня утром.
   - Ну и что он сказал?
   - Сказал, что выбросит меня в окно.
   Мелоун засмеялся:
   - А ты что?
   - А я ему: У вас что, дверь сломана?. - и шасть в нее, чтобы показать, что с ней все в порядке. Не было времени спорить. Я просто взял и ушел. Ну и дружки у тебя, Мелоун, - тот бородатый ассирийский бык в Лондоне, здесь - этот головорез, который только что испортил мой новый целлулоидный воротничок...
   - Боюсь все-таки, что ничем не смогу помочь, Рой, тут я бессилен. На Флит-стрит говорят, что тебя еще никогда не били, но сейчас ты очень рискуешь. Возвращайся в редакцию и подожди пару дней, а я, как только старик позволит, дам тебе всю информацию.
   - Так что, нет никакого шанса войти?
   - Ни малейшего.
   - А если - плата по договоренности?
   - Ты бы лучше думал, что говоришь.
   - Я слышал, это будет кратчайший путь в Новую Зеландию.
   - Это будет кратчайший путь в больницу, если ты еще станешь здесь ошиваться, Рой. А теперь прощай, у нас дела.
   - Это Рой Перкинс, военный корреспондент, - объяснил Мелоун, когда мы шли по двору. - Теперь репутация у него испорчена: ведь он всегда считался непревзойденным. Ему помогает пухленькое наивное личико. Когда-то мы работали вместе. А вот там - он указал на группу деревенского вида построек с красными крышами, - живут рабочие - отличные, специально отобранные мастера; они получают здесь гораздо больше среднего заработка. Для этого им приходится быть холостяками, трезвенниками и притом уметь хранить тайну. Не думаю, что до сих пор через них просочилась хоть какая-нибудь информация. Вот их футбольное поле, а домик неподалеку библиотека и клуб. Старик - прекрасный организатор, уж поверь мне. А вот и мистер Барфорт, главный инженер.
   Перед нами стоял высокий худой человек с грустными глазами, лицо его выражало крайнее беспокойство.
   - Очевидно, вы и есть инженер по артезианским скважинам? - мрачно спросил он. - Я ждал вас. Рад, что вы уже здесь, потому что, скажу откровенно, высочайшая ответственность порученного дела действует мне на нервы. Мы работаем не покладая рук, и никогда не угадаешь заранее, что нас ждет дальше: внезапно хлынувший меловой поток, пласт угля, струя нефти или языки адского пламени. Мы свое дело сделали, теперь ваша очередь - свести воедино все накопленные факты.
   - Там внизу очень жарко?
   - Жарко, это уж точно. Но при таком атмосферном давлении и ограниченном пространстве иначе и быть не может. Конечно, вентиляция отвратительная. Мы накачиваем воздух вниз, но два часа - это предел человеческих возможностей, хотя там и работают только добровольцы. Вчера сам профессор спускался вниз и остался весьма доволен. Но давайте сначала вместе пообедаем, а потом уж вы сами все увидите.
   После поспешной и скудной трапезы главный инженер с трогательным усердием показал нам оборудование машинного отделения и отработавшие агрегаты всевозможного назначения, грудой валявшиеся прямо на траве. С одной стороны стояла огромная гидравлическая черпалка Эррола, теперь демонтированная, первой начинавшая землеройные работы. Рядом виднелась машина, от которой тянулся длинный стальной трос; на нем были закреплены скипы, поднимавшие на поверхность породу со дна шахты. В машинном отделении работало несколько мощных турбин Эшера-Висса, вращавшихся со скоростью 140 оборотов в минуту и управлявших гидравлическими аккумуляторами, которые создавали давление в тысячу четыреста фунтов на квадратный дюйм. По трехдюймовым трубам оно передавалось в шахту и приводило в движение четыре перфоратора с полыми насадками брандтовского типа. К зданию машинного отделения примыкала электростанция, снабжавшая энергией огромную осветительную установку. Рядом была установлена еще одна турбина, мощностью двести лошадиных сил, которая вращала десятифутовый вентилятор, через двенадцатидюймовую трубу нагнетавший воздух на самое дно шахты. Демонстрация всех этих новшеств сопровождалась пространными комментариями главного инженера, который был весьма горд своими познаниями в технике и до смерти утомил меня разного рода техническими подробностями, что и побуждает меня, в свою очередь, отыграться на читателе. Тут, к счастью, нас перебил шум мотора, и я увидел свой трехтонный Лейланд, который, покачиваясь, полз по траве, до отказа набитый трубами и инструментом. В кабине ехали мой десятник Питерс и его помощник с чумазой физиономией. Оба они сразу же принялись разгружать машину, а мы с главным инженером и Мелоуном направились к шахте.
   Объект поразил меня масштабами строительства, гораздо большими, чем я ожидал. Тысячи тонн вынутого грунта были уложены вокруг устья шахты в виде гигантской подковы, образовавшей довольно высокий холм. У подножия подковы, состоявшей из мела, глины, угля и гранита, высился частокол железных стоек и дисков, к которым тянулись щупальца насосов и тросы подъемников. Все эти стойки и опоры соединялись с кирпичным зданием машинного отделения, замыкавшим концы подковы. Внизу лежало устье шахты огромное зияющее отверстие тридцати-сорока футов в диаметре, выложенное кирпичом и местами забетонированное. Вытянув шею, я заглянул в эту пугающую бездну, которая, как меня уверяли, имела около восьми миль в глубину, и у меня закружилась голова, когда я представил, что она в себе таит. Солнечный луч по диагонали проникал в жерло, но я видел лишь несколько сот ярдов стены из грязно-белого мела, укрепленной в слабых местах кирпичной кладкой. Глядя вниз, я заметил где-то далеко-далеко в темноте крошечный лучик света, еле различимую точку, ярко выделявшуюся на черном фоне.
   - Что это за свет? - спросил я.
   Мелоун перегнулся через парапет рядом со мной.
   - Это поднимается одна из клетей, - ответил он - Не правда ли, любопытно? Она сейчас в миле от нас, а может, и дальше, а едва уловимый свет исходит от мощной дуговой лампы. Клеть движется быстро и будет здесь через несколько минут.
   Крошечный огонек рос на глазах, пока не залил серебристым сиянием весь видимый участок шахты, так что мне пришлось отвести глаза от его слепящего блеска. Мгновение спустя железная клеть остановилась на специальной площадке, из нее буквально выползли четыре человека и побрели к выходу.
   - Почти вся смена, - сказал Мелоун. - Шутка ли - проработать два часа на такой глубине. Ну, кое-что из твоего оборудования уже можно монтировать. Думаю, сейчас стоит спуститься вниз. Тогда ты сам сможешь оценить обстановку.
   У машинного отделения была небольшая пристройка, куда он и провел меня. На стене висело несколько довольно просторных костюмов, сшитых из тончайшей шелковой материи. По примеру Мелоуна я разделся и облачился в один из них; на ноги надел легкие туфли на резиновой подошве. Мелоун, который переоделся быстрее, первым вышел из раздевалки. Через секунду послышался такой шум, словно сцепилась целая свора собак, и, выскочив на улицу, я увидел, как мой друг катается по земле в обнимку с чумазым рабочим, который сопровождал мое оборудование. Мелоун явно пытался вырвать у него из рук какой-то предмет, но тот судорожно вцепился в него. Мелоун, который оказался намного сильнее, в конце концов все же завладел предметом и, бросив его на землю, топтал ногами до тех пор, пока он не разлетелся на куски. Только тогда я понял, что это был фотоаппарат. Мой работник уныло поднялся с земли.
   - Чтоб ты сдох, Мелоун, - сказал он. - Совсем новый аппарат, и стоит десять гиней!
   - Ничем не могу помочь, Рой. Вижу - ты собираешься фотографировать, что мне еще оставалось делать?
   - Как, черт побери, вам удалось заделаться ко мне в помощники? закричал я, горя праведным гневом.
   Ловкач ухмыльнулся и подмигнул:
   - Есть способы. Но ваш десятник ни при чем. Я просто поменялся одеждой с его напарником, вот так и пробрался внутрь.
   - А теперь постарайся точно так же выбраться наружу, - сказал Мелоун. - Нет смысла препираться, Рой. Твое счастье, что здесь нет Челленджера, а то он спустил бы на тебя собак. Я и сам бывал в переделках, поэтому не буду к тебе слишком суров, но на будущее учти: лучше тебе сюда не соваться! А ну, проваливай отсюда!
   Наш предприимчивый посетитель был с позором изгнан с территории лагеря двумя ухмыляющимися парнями. Теперь-то наконец читающая публика поймет подоплеку той нашумевшей статьи на четыре колонки, озаглавленной БЕЗУМНАЯ МЕЧТА УЧЕНОГО, с подзаголовком Кратчайший путь в Австралию, которая появилась в Эдвайзере; с Челленджером чуть не случился удар, а главный редактор Эдвайзера пережил несколько неприятных минут, едва не ставших для него последними, когда оказался вынужден с ним объясняться. Статья, изобиловавшая яркими, хотя и не во всем правдивыми подробностями, явилась отчетом Роя Перкинса, нашего опытного военного корреспондента, о пережитых им приключениях и содержала, в частности, такие пикантные пассажи: этот косматый буйвол с Энмор-Гарденс, территория за колючей проволокой, охраняемая бандитами и кровожадными псами. Заключительный аккорд звучал так: От входа в англо-австралийский туннель меня оттащили два головореза, один из которых по профессии журналист, а на деле грубый мужлан, жалкий прихлебатель, второй же - мрачная фигура в дурацком тропическом костюме, выдающий себя за специалиста по артезианским скважинам, хотя внешность его больше напоминает грабителя с большой дороги. Разделавшись с нами, мошенник подробно описал уходящие вглубь рельсы и петляющий туннель, по которому поползут вагончики подвесной канатной дороги. Единственной реальной неприятностью, которую доставила нам статья, было настоящее нашествие зевак, день и ночь торчавших в районе Южного Даунса в ожидании сенсации. Однако, когда день, богатый событиями, наступил, они горько пожалели о том, что не остались дома.
   Мой десятник со своим мнимым помощником навалили оборудование как попало, но Мелоун уговорил меня не обращать на это внимания, а как можно скорее спуститься вниз. Мы вошли в подъемник, представлявший собой клеть из стальных решеток, и в сопровождении главного инженера отправились в самые недра Земли. Здесь действовала целая система автоматических подъемников, каждый из которых управлялся со своей площадки, выбитой в стене шахты. Подъемники двигались с большой скоростью; их плавное скольжение больше напоминало ход поезда, нежели безудержное падение вниз, которое в нашем сознании ассоциируется с британскими лифтами.
   Как я уже сказал, вместо стен в подъемнике были стальные прутья, горел яркий свет, поэтому можно было вполне отчетливо разглядеть те породы, мимо которых мы двигались. Я машинально отмечал их про себя: вот желтоватый известняк, вот кофейного цвета гастингские залегания, вот более светлый тон ашбэрнхемских пород, затем - темные карбоновые глины и, наконец, сверкающий и искрящийся в лучах электрического света агатово-черный уголь, прослоенный глиняными пластами. Тут и там виднелись кирпичные крепления, хотя по большей части стены держались сами по себе, и, глядя на них, нельзя было не подивиться огромному труду и инженерному мастерству, вложенным в строительство. Вслед за угольными пластами начинался какой-то смешанный слой, по виду напоминавший бетон, а дальше шел обыкновенный гранит, кварцевые кристаллики которого мерцали и вспыхивали так, словно темные стены шахты были покрыты алмазной крошкой. Мы забирались все глубже и наконец достигли такой глубины, на какую прежде не спускался еще ни один смертный. Удивительно разными по цвету были эти доисторические напластования, и мне никогда не забыть широкий розовый пояс полевого шпата, который засиял неземной красотой в лучах наших мощных ламп.
   Мы ехали вниз, сменяя лифты, а воздух становился все более плотным и жарким, так что в конце концов даже легкие шелковые одежды стали казаться невыносимыми, а пот стекал струйками прямо в туфли на резиновой подошве. Наконец, когда я решил, что больше не выдержу, наш последний лифт остановился и мы ступили на круглую платформу, устроенную в нише шахты. Мелоун окинул стены каким-то подозрительным взглядом, и если бы я не знал, что он не из робкого десятка, то подумал бы, что он сильно нервничает.
   - Интересно, - сказал главный инженер, проводя рукой по стене. Затем он поднес руку к свету, и мы увидели, что на ней блестит какой-то странный липкий налет. - Здесь постоянно что-то движется, колеблется, меняется. Ума не приложу, в чем тут дело. Профессор, похоже, доволен, но для меня все это крайне непривычно.
   - Должен признаться, что я своими глазами видел, как эта стена буквально-таки вздрогнула, - сказал Мелоун. - В прошлый раз, когда мы устанавливали эти брусы для твоих буров, - для большей прочности их вбивали в стену, - так она вздрагивала при каждом ударе. Идеи нашего старика кажутся дикими в Лондоне, когда стоишь на твердой почве, а здесь, на глубине восьми миль, я уже не так уверен в их абсурдности.
   - Если бы вы видели, что творится под этим брезентом, вашей уверенности еще поубавилось бы, - буркнул инженер. - Мы прошли нижние слои как по маслу и уперлись в какую-то небывалую породу. Закройте и не прикасайтесь к ней, - приказал профессор. Вот тогда мы, выполняя его указания, и накрыли ее брезентом.
   - Нельзя ли нам взглянуть?
   На скорбном лице главного инженера отразился испуг.
   - Не шуточное это дело - нарушить приказ профессора. До того хитер, что от него ничего не укроется. Ну, да ладно, была не была, заглянем внутрь, авось обойдется.
   Он повернул лампу, и свет ее упал на темный брезент. Потом нагнулся и, взявшись за веревку, привязанную к краю, обнажил небольшой участок поверхности.
   Нам открылся вид необычайный и пугающий. Поверхность представляла собой какую-то сероватую субстанцию, лоснящуюся и блестящую, которая вздымалась и опускалась так, словно внутри билось сердце. Это были неотчетливые, хотя и ритмичные колебания, они скорее походили на чуть заметное волнение, легкую рябь, едва пробегавшую по поверхности. Да и сама поверхность не была однородной; внутри, просвечивая сквозь тонкую пленку, виднелись мутные беловатые пятна; напоминая собой вакуоли, они постоянно меняли форму и размер. Мы стояли, ошеломленные этим невиданным зрелищем.
   - Очень похоже на зверя, с которого заживо содрали шкуру, - сказал Мелоун благоговейным шепотом. - Старик недалек от истины с этим своим несчастным ежом.
   - Боже мой! - воскликнул я. -И я должен вонзить гарпун в это чудовище!
   - Да, тебе выпала такая честь, сын мой, - покровительственно изрек Мелоун, - и, к сожалению, вынужден констатировать, что, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, мне придется быть в этот момент рядом с тобой.
   - А мне нет, - решительно заявил главный инженер. - Ни за что! Если же старик станет настаивать, я просто откажусь от должности. Бог мой, да вы только посмотрите!
   Серая масса неожиданно вздыбилась, надвигаясь на нас, словно морская волна на стену волнореза. Затем волна спала, и возобновилась слабая пульсация. Барфорт отпустил веревку, и брезент лег на прежнее место.
   - Такое впечатление, будто оно знает о нашем присутствии, - сказал он. - Иначе зачем бы ему так наступать на нас? По-моему, это свет оказывает на него такое воздействие.
   - Какова же теперь моя задача? - спросил я.
   Мистер Барфорт указал на брусья, укрепленные на дне шахты как раз под площадкой для лифта. Расстояние между ними составляло около девяти дюймов.
   - Это идея нашего старика, - сказал Барфорт. - Можно было бы и получше закрепить их, но спорить с ним - все равно что противиться бешеному буйволу. Легче и безопаснее просто выполнять его приказания. Он считает, что вам следует установить здесь шестидюймовый бур, закрепив его на брусьях.
   - Думаю, это не составит труда. Сегодня же и приступлю.
   Можно себе представить, насколько необычной была для меня эта работа, а ведь мне доводилось бурить скважины на всех шести континентах. Профессор Челленджер настаивал, чтобы управление буром производилось на расстоянии, и я находил, что это вполне разумно, поэтому мне предстояло подключить мою установку к электромотору, что, впрочем, было нетрудно, так как шахта была буквально напичкана проводами.
   С крайней осторожностью мы с Питерсом спустили вниз все наши трубы и сложили их на каменистой платформе. Потом приподняли клеть нижнего лифта, чтобы освободить достаточно места для работы. Мы все же собирались использовать ударно-канатный метод, поскольку нельзя было полностью рассчитывать на силу тяжести. Для этого под площадкой лифта мы установили блок, через который с одной стороны был перекинут стофунтовый груз, а с другой - наши трубы с V-образным наконечником. В завершение трос, державший груз, закрепили так, чтобы им можно было легко управлять при помощи электромотора. Это была в высшей степени тонкая и сложная работа, и выполнялась она в условиях более чем тропической жары; к тому же нас не оставляло сознание, что одно неосторожное движение или случайное падение инструмента на дно может привести к немыслимой катастрофе. Да и вся окружающая обстановка внушала нам благоговейный трепет. Вновь и вновь наблюдал я дрожь, проходящую по стенам, и даже ощущал слабую пульсацию, стоило мне дотронуться до них. Понятно, что мы с Питерсом не очень огорчились, когда в последний раз подали сигнал к подъему. Наверху мы сообщили мистеру Барфорту, что профессор Челленджер может приступать к эксперименту, как только пожелает.
   Нам не пришлось долго ждать. Спустя три дня по завершении работ я получил приглашение.
   Это был обычный пригласительный билет, из тех, какие используются для семейных торжеств; текст на нем гласил:
   Профессор ДЖ. Э. ЧЕЛЛЕНДЖЕР, ЧКО, ДМ, ДН и проч, и проч.1
   (бывший президент Зоологического института, удостоенный такого
   количества почетных званий и степеней, что все они не уместились
   бы на этом билете), приглашает мистера ДЖОУНСА (без дамы)
   прибыть в 11.30 утра, во вторник 21 июня, в ХЕНГИСТ-ДАУН,
   СУССЕКС, чтобы стать свидетелем небывалого торжества разума над
   материей. Специальный поезд отправится с вокзала Виктория в
   10.05. Проезд за счет пассажиров. По завершении эксперимента
   состоится обед (или не состоится, смотря по обстоятельствам).
   Станция назначения - Сторрингтон. Просьба ответить на
   приглашение (далее вновь следовало имя печатными буквами).
   14-бис, Энмор-Гарденс, Кенсингтон.
   Оказалось, что Мелоун получил аналогичное послание, и я застал его в тот момент, когда он весело гоготал над ним.
   - Просто нахальство - посылать это нам, - заявил он. - Мы там будем при всех условиях, как сказал палач убийце. Ну, доложу я вам, в Лондоне только и разговоров, что об этом деле. Старик наверху блаженства: наконец-то к его косматой голове привлечено всеобщее внимание.
   И вот наступил великий день. Сам-то я отправился на место днем раньше, чтобы проверить, все ли в порядке. Бур пребывал в заданном положении, груз был надежно закреплен, электрическое оборудование исправно, и я был доволен: с моей стороны сделано все, чтобы эксперимент прошел без сучка и задоринки. Пульт управления установили примерно в пятистах ярдах от устья шахты, чтобы свести до минимума опасность непредвиденных последствий. Так что, когда я в то роковое утро прекрасного летнего дня поднялся на поверхность, душа моя была спокойна, и я взобрался на холм, чтобы окинуть взором площадку, которой предстояло стать главным местом действия.
   Казалось, весь мир устремился в Хенгист-Даун. Насколько хватало глаз, дороги были запружены народом. По проселкам тряслись и подпрыгивали автомобили, иные уже высаживали своих пассажиров у наших ворот. Для большинства прибывших здесь и был конечный пункт следования. У входа их встречал целый отряд привратников, на которых не действовали ни уговоры, ни взятки, так что за ограду мог попасть лишь счастливый обладатель приглашения. Менее удачливые присоединялись к огромной толпе, постепенно образовавшей на склоне и гребне холма плотный слой зрителей. Все это напоминало Эпсом-Даунс в день дерби.
   Наш лагерь был разбит на несколько участков со специально подготовленными местами, предназначенными для привилегированной публики. Один участок был отведен для пэров, другой - для палаты общин, третий для руководителей научных обществ и светил науки, среди которых находились, в частности, Лепелье из Сорбонны и доктор Дризингер из Берлинской академии. Немного поодаль располагалось специально оборудованное укрытие, обложенное мешками с песком и крытое рифленым железом, - для членов королевской семьи.
   В четверть двенадцатого вереница экипажей доставила со станции приглашенных гостей, и я спустился в лагерь, чтобы помочь в их размещении. Профессор Челленджер стоял возле особого ограждения и был неотразим в своем сюртуке, белом жилете и блестящем цилиндре; лицо его носило приторно-сладкое выражение благодушия, смешанного с необычайным самодовольством. Типичная жертва мании величия, - как писал о нем один из его недоброжелателей. Он провожал, а иногда просто подталкивал гостей к приготовленным для них местам, а затем, собрав вокруг себя горстку избранных, взобрался на вершину небольшого холмика и оглядел всех с видом председателя, ожидающего приветственных аплодисментов. Поскольку таковых не последовало, он сразу приступил к делу, и его голос загремел, достигая самых отдаленных уголков нашего лагеря.