Челленджер погладил бороду, веки его угрожающе прикрыли глаза. — Мои чувства, — сказал он, — не настолько притупились, чтобы я не заметил, какие отношения установились между вами и моей дочерью. Но этот вопрос в значительной степени связан с проблемой, которую мы еще не закончили обсуждать. Боюсь, оба вы впитали яд тех опасных заблуждений, искоренению которых я готов посвятить жизнь. Хотя бы ради потомков я не могу дать согласие на союз, строящийся на подобном основании, поэтому мне нужны веские доказательства того, что ваши взгляды стали более взвешенными. Я буду просить о том и свою дочь.
Так неожиданно Мелоун оказался в ряду достойных мучеников идеи. Предстояло сделать трудный выбор, но Мелоун и тут не растерялся. — Боюсь, сэр, вы не стали бы относиться ко мне лучше, если бы я стал менять свои взгляды — не важно, верны они или нет, — под влиянием меркантильных соображений. И я не стану поступаться убеждениями, даже если без этого не смогу получить руки Энид. Уверен, что она разделяет мою точку зрения.
— Так, значит, вас не впечатлило мое блестящее выступление? — Напротив, сэр. Я считаю, что ваша речь была верхом красноречия. — Но я вас не убедил?
— Нет, поскольку для меня гораздо важнее доказательства, полученные при помощи моих собственных чувств.
— Но ваши чувства мог обмануть какой-нибудь мошенник-трюкач. — Боюсь, сэр, я уже сделал свой выбор.
— Ну, в таком случае, я тоже, — прорычал Челленджер, бросив на Мелоуна неожиданно враждебный взгляд. — А теперь вы покинете этот дом и вернетесь только тогда, когда вновь обретете рассудок. — Минуточку, — остановил его Мелоун. — Прошу вас, сэр, не принимайте скоропалительных решений. Я слишком дорожу вашей дружбой, чтобы рисковать ею. Возможно, под вашим руководством я бы скорее разобрался в вопросах, которые ставят меня в тупик. Если мне удастся все устроить, не согласитесь ли вы лично присутствовать на одном из сеансов, чтобы благодаря вашей невиданной наблюдательности пролить свет на вещи, которые я сам не могу понять?
Челленджер был неимоверно падок на лесть. Он сразу почувствовал себя важной птицей, распустил перья и захорохорился.
— Если я, дорогой Мелоун, смогу помочь вам избавиться от этой заразы — назовем ее, скажем, microbus spiritualensis, — то я весь к вашим услугам. С радостью уделю часть своего свободного времени, чтобы разоблачить эти пагубные заблуждения. Не стану утверждать, что вам не хватает мозгов, но вы слишком добродушны, поэтому легко подпадаете под чужое влияние. Только предупреждаю, что я буду въедливым и дотошным инспектором и полностью использую возможности лабораторных методов, в которых я, по общему признанию, так преуспел.
— Именно об этом я и мечтал.
— Тогда вам остается лишь все подготовить, а уж я не заставлю себя ждать. Пока же я вынужден настаивать на том чтобы вы на время оставили в покое мою дочь.
Некоторое время Мелоун колебался.
— Обещаю вам ждать шесть месяцев, — наконец сказал он. — Что же вы собираетесь делать потом?
— Там видно будет, — дипломатично ответил Мелоун, тем самым с честью выйдя из довольно сложной ситуации.
Случилось так, что, покинув квартиру профессора, Мелоун столкнулся с Энид, которая возвращалась из магазина. Со свойственным ирландцам нахальством Мелоун рассудил, что отсчет обещанных шести месяцев можно начать в любой момент, но не обязательно прямо сейчас, поэтому он уговорил Энид спуститься с ним в лифте. Лифт был из тех, что управляются изнутри, и одному лишь Мелоуну известно, каким образом он застрял между этажами, но факт тот, что, несмотря на стук и нетерпеливые звонки, он тронулся с места не раньше чем через пятнадцать минут. Когда же агрегат вновь заработал и Энид вернулась домой, а Мелоун оказался на улице, оба уже были морально готовы к шестимесячному ожиданию и надеялись, что им удастся благополучно пережить этот эксперимент.
Так неожиданно Мелоун оказался в ряду достойных мучеников идеи. Предстояло сделать трудный выбор, но Мелоун и тут не растерялся. — Боюсь, сэр, вы не стали бы относиться ко мне лучше, если бы я стал менять свои взгляды — не важно, верны они или нет, — под влиянием меркантильных соображений. И я не стану поступаться убеждениями, даже если без этого не смогу получить руки Энид. Уверен, что она разделяет мою точку зрения.
— Так, значит, вас не впечатлило мое блестящее выступление? — Напротив, сэр. Я считаю, что ваша речь была верхом красноречия. — Но я вас не убедил?
— Нет, поскольку для меня гораздо важнее доказательства, полученные при помощи моих собственных чувств.
— Но ваши чувства мог обмануть какой-нибудь мошенник-трюкач. — Боюсь, сэр, я уже сделал свой выбор.
— Ну, в таком случае, я тоже, — прорычал Челленджер, бросив на Мелоуна неожиданно враждебный взгляд. — А теперь вы покинете этот дом и вернетесь только тогда, когда вновь обретете рассудок. — Минуточку, — остановил его Мелоун. — Прошу вас, сэр, не принимайте скоропалительных решений. Я слишком дорожу вашей дружбой, чтобы рисковать ею. Возможно, под вашим руководством я бы скорее разобрался в вопросах, которые ставят меня в тупик. Если мне удастся все устроить, не согласитесь ли вы лично присутствовать на одном из сеансов, чтобы благодаря вашей невиданной наблюдательности пролить свет на вещи, которые я сам не могу понять?
Челленджер был неимоверно падок на лесть. Он сразу почувствовал себя важной птицей, распустил перья и захорохорился.
— Если я, дорогой Мелоун, смогу помочь вам избавиться от этой заразы — назовем ее, скажем, microbus spiritualensis, — то я весь к вашим услугам. С радостью уделю часть своего свободного времени, чтобы разоблачить эти пагубные заблуждения. Не стану утверждать, что вам не хватает мозгов, но вы слишком добродушны, поэтому легко подпадаете под чужое влияние. Только предупреждаю, что я буду въедливым и дотошным инспектором и полностью использую возможности лабораторных методов, в которых я, по общему признанию, так преуспел.
— Именно об этом я и мечтал.
— Тогда вам остается лишь все подготовить, а уж я не заставлю себя ждать. Пока же я вынужден настаивать на том чтобы вы на время оставили в покое мою дочь.
Некоторое время Мелоун колебался.
— Обещаю вам ждать шесть месяцев, — наконец сказал он. — Что же вы собираетесь делать потом?
— Там видно будет, — дипломатично ответил Мелоун, тем самым с честью выйдя из довольно сложной ситуации.
Случилось так, что, покинув квартиру профессора, Мелоун столкнулся с Энид, которая возвращалась из магазина. Со свойственным ирландцам нахальством Мелоун рассудил, что отсчет обещанных шести месяцев можно начать в любой момент, но не обязательно прямо сейчас, поэтому он уговорил Энид спуститься с ним в лифте. Лифт был из тех, что управляются изнутри, и одному лишь Мелоуну известно, каким образом он застрял между этажами, но факт тот, что, несмотря на стук и нетерпеливые звонки, он тронулся с места не раньше чем через пятнадцать минут. Когда же агрегат вновь заработал и Энид вернулась домой, а Мелоун оказался на улице, оба уже были морально готовы к шестимесячному ожиданию и надеялись, что им удастся благополучно пережить этот эксперимент.
Глава XIV В КОТОРОЙ ЧЕЛЛЕНДЖЕР НЕОЖИДАННО ВСТРЕЧАЕТ НЕОБЫЧНОГО КОЛЛЕГУ
Профессор Челленджер трудно сходился с людьми. Быть его другом одновременно означало и быть его вассалом. Он не терпел равных себе, но в роли покровителя был непревзойден. Тогда — при всей своей царственной осанке, гипертрофированном чувстве собственного достоинства, самодовольной улыбке и облике снизошедшего до простых смертных божества, — он мог держаться в высшей степени дружелюбно. Но много и требовал в благодарность за свое расположение: глупость внушала ему отвращение, физическое уродство отталкивало, независимость вызывала протест. Ему нужен был друг, которым бы восторгался весь мир, но тот должен был, в свою очередь, восторгаться одним-единственным сверхчеловеком, верховным существом. И такого друга Челленджер обрел в лице доктора Росса Скоттона, который одновременно стал и любимым его учеником.
А теперь этот человек смертельно заболел. Его пользовал доктор Аткинсон из клиники Святой Марии, который уже появлялся на страницах нашей повести, и его сообщения о состоянии больного были весьма удручающими. Болезнь называлась рассеянный склероз, и Челленджер знал, что Аткинсон не преувеличивает, говоря, что выздоровление почти невероятно. Как все-таки несправедлива судьба: молодой блестящий ученый, еще не достигший своего апогея, но уже написавший такие основополагающие труды, как Эмбриология симпатической нервной системы. и Ошибки справочника Обсоник, должен буквально превратиться в ничто, распавшись на отдельные химические элементы и не оставив следов своего существования. Что оставалось профессору: лишь пожимать своими широкими плечами, трясти своей огромной головой и готовиться к неизбежному. День ото дня вести, доходившие от ложа умирающего, становились все более печальными, а потом и вовсе наступила зловещая тишина. Однажды Челленджер навестил своего юного друга в его квартире на Гауэр-стрит, но то, что он увидел, так его потрясло, что он больше своих визитов не возобновлял. Судороги скручивали страдальца в бараний рог, и ему приходилось закусывать губы, чтобы подавить стон, — возможно, стоны и облегчили бы его мучения, но Россу Скоттону это казалось недостойным мужчины. Он ухватился за руку учителя, как утопающий хватается за соломинку.
— Неужели все действительно так, как вы говорите, и меня не ждет ничего, кроме отпущенных мне шести месяцев пытки? И ни единого проблеска жизни в беспросветном мраке вечной смерти?
— Мужайтесь, мой мальчик, мужайтесь, — сказал Челленджер. — Лучше смотреть правде в глаза, чем искать утешение в бессмысленных фантазиях. При этих словах с губ несчастного сорвалось долго сдерживаемое стенание. Челленджер вскочил и опрометью кинулся прочь. Но затем события приняли неожиданный оборот. Все началось с появления мисс Делисии Фримен.
Однажды утром в квартиру профессора постучали. Открыв дверь, Остин, дворецкий, — суровый и молчаливый — на высоте своего роста не обнаружил никого. Лишь опустив взгляд, он заметил наконец миниатюрную женщину с тонкими чертами лица, которая смело глядела на него своими глазами-бусинками.
— Мне надо видеть профессора, — сказала она и нырнула в сумочку, чтобы выудить оттуда визитную карточку.
— Он не может вас принять, — ответствовал Остин.
— О, я уверена, что может, — невозмутимо парировала крохотная женщина. Ни редакционные лабиринты, ни кабинеты государственных мужей, ни высочайшие канцелярии не пугали ее, если она знала, что может сделать добро.
— Он никого не принимает, — повторил Остин.
— Но я должна его увидеть, — заявила мисс Фримен и вдруг нырнула дворецкому под руку, а затем с безошибочным инстинктом направилась к святилищу — кабинету профессора, — постучалась и вошла. Из-за бумаг, которыми был завален стол, поднялась львиная голова. Львиные глаза сверкнули.
— Как понимать это вторжение? — взревел лев.
Но маленькая женщина ничуть не смутилась — она ласково улыбнулась сердитому лицу.
— Я так рада с вами познакомиться, — сказала она. — Меня зовут Делисия Фримен.
— Остин! — заорал профессор. Бесстрастная физиономия дворецкого появилась в дверях. — Что происходит, Остин? Как сюда попала эта особа? — Я не смог ее удержать, — жалобно промямлил дворецкий. — Пожалуйте за мной, мисс, нам уже надоели подобные штучки.
— Нет, нет! Вы не должны сердиться, это вам не идет! — кокетливо протянула женщина. — Мне говорили, что вы просто чудовище, но на самом деле вы — душка!
— Кто вы такая? Чего вам надо? И знаете ли вы, что я один из самых занятых людей в Лондоне?
Мисс Фримен вновь нырнула в сумочку: она вечно рылась у себя в сумке, выуживая оттуда то буклет об Армении, то памфлет о Греции, то брошюру о деятельности христианской миссии в Индии, то манифест какой-нибудь секты. На этот раз на свет Божий был извлечен свернутый вчетверо листок. — От доктора Росса Скоттона, — объявила она. Письмо было небрежно свернуто и настолько коряво написано, что его было трудно читать. Челленджер склонился над ним.
Дорогой друг и наставник, выслушайте, пожалуйста, то, что скажет эта дама. Я понимаю, что это противоречит вашим взглядам, и все равно я должен на это пойти. Вы сами говорили, что у меня нет надежды, но я испробовал один метод, и он мне помог. Знаю, что все это звучит дико, а я произвожу впечатление безумца, но слабая надежда лучше никакой. На моем месте вы поступили бы так же, посему не отбросить ли вам предубеждения, чтобы своими глазами во всем убедиться? Доктор Фелкин будет у меня в три. Дж. Росс Скоттон.
Челленджер прочитал письмо дважды и вздохнул: сознание писавшего было явно помрачнено.
— Он пишет, чтобы я выслушал вас. Так что вы имеете сказать? Только прошу быть краткой.
— Это доктор-дух, — ответила женщина.
Челленджер так и подскочил.
— Боже милостивый, я никогда не избавлюсь от этой чепухи! — возопил он. — Ну неужели нельзя дать несчастному спокойно умереть? Нет, они и на нем начинают пробовать свои фокусы!
Мисс Делисия захлопала в ладоши, и в ее быстрых маленьких глазках засверкал радостный огонек:
— Но он не собирается умирать! Он поправляется!
— Кто это сказал?
— Доктор Фелкин, а он никогда не ошибается.
Челленджер в ответ только фыркнул.
— А давно ли вы видели нашего больного? — спросила дама. — Около месяца назад.
— Сейчас бы вы его не узнали: он почти здоров.
— Здоров? Вы хотите сказать, что он вылечился от рассеянного склероза за несколько недель?
— Приходите и сами убедитесь!
— Вы хотите вовлечь меня в какое-то неслыханное шарлатанство, противное роду человеческому. А потом мое имя появится в рекомендательных письмах этого мошенника. Уж я их породу изучил. Если я и приду, то просто возьму его за шиворот и спущу с лестницы.
Женщина от души рассмеялась:
— Он повторит вслед за Аристидом: Убей, но выслушай меня. И я уверена, вы не откажете ему в этой просьбе. Ваш ученик — копия вы. Мне кажется, его угнетает, что лечение проводится столь нетрадиционными методами. Это я пригласила доктора Фелкина, несмотря на его протест. — А, так это ваша затея? А не слишком ли много вы на себя берете? — Я готова нести ответственность за свои действия, если уверена, что права! Я беседовала с доктором Аткинсоном — он кое-что понимает в проблемах души и относится к ним с меньшей предубежденностью, чем все вы, служители науки, — так вот он согласился с мнением, что для умирающего все средства годятся. Тогда и появился доктор Фелкин.
— И какое же лечение предложил этот ваш шаман?
— Для того-то доктор Росс Скоттон и хочет видеть вас, — она взглянула на часы, которые извлекла из глубин своей необъятной сумки. — Через час он уже будет там. Я передам вашему другу, что вы собираетесь прийти, — уверена, что вы не станете расстраивать его. Ой! — Тут она вновь погрузилась в недра сумки. — Вот последняя информация по бессарабскому вопросу. Там все гораздо серьезнее, чем многие склонны полагать. У вас как раз хватит времени, чтобы ознакомиться с ней. Итак, прощайте, дорогой профессор, au revoir!
Она лучезарно улыбнулась сердитому льву и удалилась. Но ее миссия удалась — впрочем, так случалось всегда. Было что-то неизъяснимо привлекательное в бескорыстном энтузиазме этой крохотной женщины, которая могла в мгновение ока перетянуть на свою сторону любого — начиная со старшины общины мормонов и кончая албанским разбойником, — возлюбив преступника и скорбя о грехе. Челленджер не составил исключения и тоже пал жертвой ее чар. И вот вскоре после трех он, поднявшись по узкой лестнице, уже стоял в дверях скромной спальни, где прикованный к постели лежал его любимый ученик. Росс Скоттон был одет в красный халат, и его учитель с радостным удивлением заметил, что лицо больного округлилось, а в глазах вновь засветилась надежда и появился здоровый блеск. — Взгляните, я ее поборол! — воскликнул он. — Уже после первой встречи Фелкина с Аткинсоном я почувствовал, что силы возвращаются ко мне. О, учитель, если бы вы знали, как невыносимо лежать без сна и чувствовать, что эти проклятые микробы подтачивают основы основ твоей жизни! Я буквально слышал их мерзкую возню! А эти судороги, когда твое тело сводит так, что оно скручивается в тугой узел, словно неправильно собранный скелет! Сейчас же боль почти прошла, если не считать некоторого расстройства пищеварения и волдырей на ладонях. И все благодаря этому чудному доктору, который так мне помог!
Он сделал жест рукой, будто желая на кого-то указать. Челленджер сердитым взглядом обвел комнату, ожидая обнаружить наглеца-шарлатана, но вокруг не было никакого врача. Лишь в углу дремала хрупкая девушка, похожая на сиделку, — тихая, скромная, с копною каштановых волос. Мисс Делисия, сдержанно улыбаясь, стояла в дверях.
— Я рад, что вам лучше, мой юный друг, — сказал Челленджер, — но не пытайтесь обманывать себя. Эта болезнь имеет собственные законы и естественный цикл.
— Поговорите с ним, доктор Фелкин, объясните ему все, — произнес больной.
Челленджер поднял взгляд к потолку, затем осмотрел пол. Его ученик со всей очевидностью обращался к какому-то врачу, который, по всем признакам, должен был находиться в комнате, но профессору никого обнаружить не удалось. Не настолько же Росс Скоттон помрачился рассудком, чтобы считать, будто его лечат некие бесплотные существа.
— Это на самом деле требует некоторых разъяснений, — раздался низкий мужской голос у профессора за спиной. Он обернулся. Голос явно звучал из уст хрупкой девушки, дремавшей в углу.
— Позвольте представить — доктор Фелкин, — сказала мисс Делисия с лукавой улыбкой.
— Что за чушь! — заорал Челленджер.
Девушка поднялась, неловко одергивая платье; затем она сделала нетерпеливый жест рукой.
— Было время, дорогой коллега, когда табакерка составляла столь же неотъемлемую часть моей экипировки, как инструменты для кровопусканий. Я жил в те времена, когда Лаэннек еще не изобрел стетоскоп, поэтому такого инструмента у меня не было, но небольшой хирургический набор был всегда под рукой. А табакерка умиряла страсти, и я с радостью предложил бы ее вам, но — увы! — ее время прошло.
Пока произносилась эта речь, Челленджер стоял, вытаращив глаза и открыв рот; затем он повернулся к больному.
— Вы хотите сказать, что это и есть ваш врач, то есть — вы пользуетесь советами этой особы?
Девушка держалась довольно неуклюже.
— Сэр, я не собираюсь с вами спорить. Очевидно, вы из тех, кто слишком много внимания уделяет материалистическому знанию, так что у них совершенно не хватает времени постичь возможности духа. — Разумеется, у меня нет времени на всякую ерунду, — отрезал Челленджер.
— Дорогой учитель! — раздался голос с постели. — Умоляю вас помнить о том, как много доктор Фелкин сделал для меня. Вы видели, что было со мной месяц назад, а сейчас можете собственными глазами убедиться, что с тех пор все изменилось. Надеюсь, вы не станете обвинять моего лучшего друга. — Я просто уверена, профессор, что вы должны принести доктору Фелкину свои извинения, — подхватила мисс Делисия.
— Сумасшедший дом! — недовольно проворчал Челленджер. А затем избрал свой излюбленный и наиболее эффективный метод воздействия на нерадивых студентов, — тяжеловесную и неуклюжую иронию: — Юная леди, — или мне лучше сказать, почтенный и многоуважаемый профессор? — надеюсь, вы разрешите скромному и мало в чем сведущему любителю научных занятий, который обладает лишь знанием, доступным простым смертным на земле, смиренно примоститься в уголке и хотя бы отдаленно постичь ваши методы и ваше учение.
Эту речь Челленджер произнес, втянув голову в плечи, полуприкрыв глаза и вытянув вперед руки ладонями вверх, всей своей позой выражая неизбывный сарказм.
Тем временем доктор Фелкин мерила комнату тяжелыми и нетерпеливыми шагами, не обращая на это ни малейшего внимания.
— Конечно, конечно, — рассеянно бросила она. — Можете расположиться где-нибудь в уголке, но только прошу вас молчать, ибо этот случай требует напряжения всех моих сил. — Тут ее лицо приобрело властное выражение, и она повернулась к больному. — Ну вот, вам уже лучше. Месяца через два сможете вернуться к преподавательской деятельности.
— Не может быть! — чуть не плача, воскликнул Росс Скоттон. — Ошибаетесь! Это говорю вам я, а я, как известно, слов на ветер не бросаю.
— Я прослежу, — вмешалась мисс Делисия. — А теперь умоляю вас, милый доктор, расскажите нам, кем вы были при жизни!
— Ну-ну-ну! Женщины неисправимы! Судачили в мои времена, судачат сейчас. Ну, уж нет! Осмотрим лучше нашего юного друга. Пульс: прерывистость прошла. Уже хорошо. Температура — нормальная. Давление — несколько выше, чем хотелось бы. Пищеварение — могло быть и лучше. Не повредило бы то, что вы сейчас называете голоданием. В целом состояние неплохое. А теперь обратимся к непосредственному очагу болезни. Поднимите рубашку, сэр! Ложитесь на живот. Отлично! — Сильными и ловкими пальцами девушка прошлась по верхней части позвоночника, а потом вдруг неожиданно резко надавила на него костяшками пальцев, так что пациент вскрикнул от боли. — Ну вот, так-то лучше. Я уже объяснял, что здесь необходимо некоторое выравнивание шейных позвонков, ибо сейчас мы имеем сужение каналов, через которые проходят нервные окончания. В результате они оказались ущемлены, а поскольку эти нервы — проводники жизненной силы, то их ущемление привело к нарушению взаимодействия частей организма. Глазами я вижу не хуже, чем вы с помощью ваших рентгеновских лучей, поэтому могу с уверенностью сказать, что практически восстановлено исходное положение позвонков и фатальное ущемление устранено. Надеюсь, сэр, — обратился он к Челленджеру, — вам понятны мои объяснения относительно данной патологии. Челленджер что-то пробурчал, из чего можно было сделать вывод о его несогласии и полной враждебности.
— Я готов дать исчерпывающие разъяснения по любому вопросу, который вызывает у вас затруднения. Ну, мой дорогой, вы моя гордость, и ваше выздоровление меня радует. Передайте от меня привет моему земному коллеге доктору Аткинсону и скажите ему, что я сделал все, что мог. Мой медиум немного устал — бедная девочка! — поэтому я больше задерживаться не могу. — Но вы обещали рассказать о себе!
— Да не о чем особенно рассказывать. Я был рядовым врачом. В юности служил под началом великого Абернетти и перенял некоторые из его приемов; в более зрелые годы продолжил свои штудии, что позволило мне, как бы это сказать, принести пользу человечеству. Вы, конечно, понимаете, что лишь благодаря самоотречению и беззаветному служению людям переходим мы в высшие сферы. Мое служение таково, и мне остается только возблагодарить судьбу, что в этой девушке я нашел человека, чьи жизненные импульсы совпадают с моими, благодаря чему я могу воплощаться в нее и управлять ее телом.
— А где сейчас ее душа? — спросил больной.
— Она находится возле меня и вот-вот вновь вселится в свою оболочку. Что же касается вас, сэр, — обратился он к Челленджеру, — то вы сильная личность и образованный человек, но погрязли в материализме, которым, словно проклятьем, отмечена ваша эпоха. Уверяю вас, что профессия врача, которая превыше всех на земле в силу бескорыстного служения людям, в значительной степени подверглась воздействию догматизма, который навязывают подобные вам, и в результате духовное начало в человеке оказалось незаслуженно забыто, а оно намного важнее, нежели все ваши зелья и минералы. Помните, сэр, что существует так называемая жизненная сила, и медицина будущего будет основываться на умении правильно ею управлять. Если же пренебрегать ею, то доверие пациентов постепенно будет утрачено, и они обратят свои взоры к тем, кто готов предложить им разнообразные методы лечения.
Никогда Росс Скоттон не забудет этой сцены. Профессор, Мастер, высочайший авторитет, к которому надо было обращаться, затаив дыхание, теперь сидел, слегка подавшись вперед, вытаращив глаза и приоткрыв рот от изумления, в то время как юная девушка с копною каштановых волос стояла перед ним, наставительно тыча в него пальцем, и говорила тоном, каким отец укоряет строптивого ребенка. Ее внутренняя сила была настолько велика, что Челленджер на какое-то время вынужден был подчиниться. Он глотал ртом воздух, пытаясь что-то произнести, но слова возражения так и не сорвались с его губ. Потом девушка повернулась и села на стул.
— Он собирается покинуть нас, — сказала мисс Делисия. — Но я пока еще здесь, — с улыбкой произнесла девушка. — Да, я должен уйти, ибо у меня еще масса дел. Это не единственный мой медиум, и через несколько минут меня ждут в Эдинбурге. Крепитесь, молодой человек. Я оставлю моей помощнице два запасных аккумулятора для подкрепления вашей жизненной силы в тех масштабах, в каких позволит ваш организм. А вы, сэр, — обращаясь к Челленджеру, — примите мой совет: не стоит слишком доверяться разуму, слишком полагаться на интеллект. Храните старое знание, но и будьте восприимчивы к новому, оценивая его с точки зрения божественного предназначения, а не так, как того хотелось бы лично вам. Девушка издала глубокий вздох и откинулась на стуле. На мгновение воцарилась полная тишина — пока она сидела неподвижно, свесив голову на грудь. Затем, вздрогнув и еще раз вздохнув, она открыла удивленные голубые глаза.
— Ну что, он приходил? — спросила она нежным девическим голоском. — Конечно! — воскликнул больной. — Он был великолепен и обещал, что через два месяца я уже смогу преподавать!
— Это просто прекрасно! А он оставил какие-нибудь указания для меня? — Как обычно — только массаж. К тому же он обещал подключить два новых энергетических источника для поддержания душевных сил, если мой организм справится с нагрузкой.
— Ну, теперь-то он не заставит себя долго ждать! — Внезапно взгляд девушки упал на Челленджера, и она, смутившись, осеклась. — Это сестра Урсула, — поспешила ей на помощь мисс Делисия. — А это знаменитый профессор Челленджер.
С женщинами Челленджер был неподражаем, особенно если перед ним оказывалась молодая привлекательная девушка. Он приблизился к ней — так когда-то, должно быть, сам царь Соломон шел навстречу царице Савской, — взял за руку и отечески потрепал по волосам.
— Милочка, вы слишком юны и очаровательны, чтобы участвовать в подобном обмане. Откажитесь от этого раз и навсегда! Разве вам не довольно того, что вы прехорошенькая, и к тому же еще сестра милосердия, — так стоит ли претендовать на высочайшее звание врача? Откуда у вас этот жаргон: шейные позвонки, последующее сужение канала?
Сестра Урсула беспомощно оглядывалась по сторонам, словно человек, попавший в объятия гориллы.
— Она не понимает ни слова из того, что вы говорите! — воскликнул больной. — Учитель, вы должны постараться смотреть правде в глаза! Я понимаю, каких усилий это потребует от вас, — в меньшей степени, но я пережил это сам, — однако поверьте, вы будете воспринимать действительность в искаженном виде, пока не осознаете существование мира духов вне нас.
Но Челленджер продолжал в том же наставительном тоне, хотя перепуганная девушка начала потихоньку отодвигаться от него. — Ну, вот скажите, кто же тот ученый эскулап, на которого вы работаете и который обучил вас всем этим ученым словам? Вы же понимаете, что меня обманывать бесполезно! Милое дитя, вам самой станет легче, когда вы облегчите душу и мы вместе посмеемся над лекцией, которую вы мне прочли!
Но тут неожиданно вмешался больной, желая прекратить этот безобразный допрос: он сел в постели, ярким красным пятном выделяясь на фоне белых подушек, и заговорил с напором, который явно свидетельствовал о его близком выздоровлении.
— Профессор Челленджер! — возбужденно начал он. — Вы оскорбляете моего лучшего друга! Хотя бы в моем доме она должна быть избавлена от насмешек, которые подсказывают вам научные предрассудки. Прошу вас покинуть эту комнату, если вы не можете говорить с сестрой Урсулой в более сдержанной манере!
Челленджер было вспыхнул, но тут вмешалась Делисия, которая всегда выступала в роли миротворца.
— Вы слишком торопитесь, дорогой доктор Росс Скоттон! — воскликнула она. — У профессора еще не было времени осмыслить то, что здесь произошло. Поначалу вы тоже воспринимали все скептически, так можем ли мы его винить?!
А теперь этот человек смертельно заболел. Его пользовал доктор Аткинсон из клиники Святой Марии, который уже появлялся на страницах нашей повести, и его сообщения о состоянии больного были весьма удручающими. Болезнь называлась рассеянный склероз, и Челленджер знал, что Аткинсон не преувеличивает, говоря, что выздоровление почти невероятно. Как все-таки несправедлива судьба: молодой блестящий ученый, еще не достигший своего апогея, но уже написавший такие основополагающие труды, как Эмбриология симпатической нервной системы. и Ошибки справочника Обсоник, должен буквально превратиться в ничто, распавшись на отдельные химические элементы и не оставив следов своего существования. Что оставалось профессору: лишь пожимать своими широкими плечами, трясти своей огромной головой и готовиться к неизбежному. День ото дня вести, доходившие от ложа умирающего, становились все более печальными, а потом и вовсе наступила зловещая тишина. Однажды Челленджер навестил своего юного друга в его квартире на Гауэр-стрит, но то, что он увидел, так его потрясло, что он больше своих визитов не возобновлял. Судороги скручивали страдальца в бараний рог, и ему приходилось закусывать губы, чтобы подавить стон, — возможно, стоны и облегчили бы его мучения, но Россу Скоттону это казалось недостойным мужчины. Он ухватился за руку учителя, как утопающий хватается за соломинку.
— Неужели все действительно так, как вы говорите, и меня не ждет ничего, кроме отпущенных мне шести месяцев пытки? И ни единого проблеска жизни в беспросветном мраке вечной смерти?
— Мужайтесь, мой мальчик, мужайтесь, — сказал Челленджер. — Лучше смотреть правде в глаза, чем искать утешение в бессмысленных фантазиях. При этих словах с губ несчастного сорвалось долго сдерживаемое стенание. Челленджер вскочил и опрометью кинулся прочь. Но затем события приняли неожиданный оборот. Все началось с появления мисс Делисии Фримен.
Однажды утром в квартиру профессора постучали. Открыв дверь, Остин, дворецкий, — суровый и молчаливый — на высоте своего роста не обнаружил никого. Лишь опустив взгляд, он заметил наконец миниатюрную женщину с тонкими чертами лица, которая смело глядела на него своими глазами-бусинками.
— Мне надо видеть профессора, — сказала она и нырнула в сумочку, чтобы выудить оттуда визитную карточку.
— Он не может вас принять, — ответствовал Остин.
— О, я уверена, что может, — невозмутимо парировала крохотная женщина. Ни редакционные лабиринты, ни кабинеты государственных мужей, ни высочайшие канцелярии не пугали ее, если она знала, что может сделать добро.
— Он никого не принимает, — повторил Остин.
— Но я должна его увидеть, — заявила мисс Фримен и вдруг нырнула дворецкому под руку, а затем с безошибочным инстинктом направилась к святилищу — кабинету профессора, — постучалась и вошла. Из-за бумаг, которыми был завален стол, поднялась львиная голова. Львиные глаза сверкнули.
— Как понимать это вторжение? — взревел лев.
Но маленькая женщина ничуть не смутилась — она ласково улыбнулась сердитому лицу.
— Я так рада с вами познакомиться, — сказала она. — Меня зовут Делисия Фримен.
— Остин! — заорал профессор. Бесстрастная физиономия дворецкого появилась в дверях. — Что происходит, Остин? Как сюда попала эта особа? — Я не смог ее удержать, — жалобно промямлил дворецкий. — Пожалуйте за мной, мисс, нам уже надоели подобные штучки.
— Нет, нет! Вы не должны сердиться, это вам не идет! — кокетливо протянула женщина. — Мне говорили, что вы просто чудовище, но на самом деле вы — душка!
— Кто вы такая? Чего вам надо? И знаете ли вы, что я один из самых занятых людей в Лондоне?
Мисс Фримен вновь нырнула в сумочку: она вечно рылась у себя в сумке, выуживая оттуда то буклет об Армении, то памфлет о Греции, то брошюру о деятельности христианской миссии в Индии, то манифест какой-нибудь секты. На этот раз на свет Божий был извлечен свернутый вчетверо листок. — От доктора Росса Скоттона, — объявила она. Письмо было небрежно свернуто и настолько коряво написано, что его было трудно читать. Челленджер склонился над ним.
Дорогой друг и наставник, выслушайте, пожалуйста, то, что скажет эта дама. Я понимаю, что это противоречит вашим взглядам, и все равно я должен на это пойти. Вы сами говорили, что у меня нет надежды, но я испробовал один метод, и он мне помог. Знаю, что все это звучит дико, а я произвожу впечатление безумца, но слабая надежда лучше никакой. На моем месте вы поступили бы так же, посему не отбросить ли вам предубеждения, чтобы своими глазами во всем убедиться? Доктор Фелкин будет у меня в три. Дж. Росс Скоттон.
Челленджер прочитал письмо дважды и вздохнул: сознание писавшего было явно помрачнено.
— Он пишет, чтобы я выслушал вас. Так что вы имеете сказать? Только прошу быть краткой.
— Это доктор-дух, — ответила женщина.
Челленджер так и подскочил.
— Боже милостивый, я никогда не избавлюсь от этой чепухи! — возопил он. — Ну неужели нельзя дать несчастному спокойно умереть? Нет, они и на нем начинают пробовать свои фокусы!
Мисс Делисия захлопала в ладоши, и в ее быстрых маленьких глазках засверкал радостный огонек:
— Но он не собирается умирать! Он поправляется!
— Кто это сказал?
— Доктор Фелкин, а он никогда не ошибается.
Челленджер в ответ только фыркнул.
— А давно ли вы видели нашего больного? — спросила дама. — Около месяца назад.
— Сейчас бы вы его не узнали: он почти здоров.
— Здоров? Вы хотите сказать, что он вылечился от рассеянного склероза за несколько недель?
— Приходите и сами убедитесь!
— Вы хотите вовлечь меня в какое-то неслыханное шарлатанство, противное роду человеческому. А потом мое имя появится в рекомендательных письмах этого мошенника. Уж я их породу изучил. Если я и приду, то просто возьму его за шиворот и спущу с лестницы.
Женщина от души рассмеялась:
— Он повторит вслед за Аристидом: Убей, но выслушай меня. И я уверена, вы не откажете ему в этой просьбе. Ваш ученик — копия вы. Мне кажется, его угнетает, что лечение проводится столь нетрадиционными методами. Это я пригласила доктора Фелкина, несмотря на его протест. — А, так это ваша затея? А не слишком ли много вы на себя берете? — Я готова нести ответственность за свои действия, если уверена, что права! Я беседовала с доктором Аткинсоном — он кое-что понимает в проблемах души и относится к ним с меньшей предубежденностью, чем все вы, служители науки, — так вот он согласился с мнением, что для умирающего все средства годятся. Тогда и появился доктор Фелкин.
— И какое же лечение предложил этот ваш шаман?
— Для того-то доктор Росс Скоттон и хочет видеть вас, — она взглянула на часы, которые извлекла из глубин своей необъятной сумки. — Через час он уже будет там. Я передам вашему другу, что вы собираетесь прийти, — уверена, что вы не станете расстраивать его. Ой! — Тут она вновь погрузилась в недра сумки. — Вот последняя информация по бессарабскому вопросу. Там все гораздо серьезнее, чем многие склонны полагать. У вас как раз хватит времени, чтобы ознакомиться с ней. Итак, прощайте, дорогой профессор, au revoir!
Она лучезарно улыбнулась сердитому льву и удалилась. Но ее миссия удалась — впрочем, так случалось всегда. Было что-то неизъяснимо привлекательное в бескорыстном энтузиазме этой крохотной женщины, которая могла в мгновение ока перетянуть на свою сторону любого — начиная со старшины общины мормонов и кончая албанским разбойником, — возлюбив преступника и скорбя о грехе. Челленджер не составил исключения и тоже пал жертвой ее чар. И вот вскоре после трех он, поднявшись по узкой лестнице, уже стоял в дверях скромной спальни, где прикованный к постели лежал его любимый ученик. Росс Скоттон был одет в красный халат, и его учитель с радостным удивлением заметил, что лицо больного округлилось, а в глазах вновь засветилась надежда и появился здоровый блеск. — Взгляните, я ее поборол! — воскликнул он. — Уже после первой встречи Фелкина с Аткинсоном я почувствовал, что силы возвращаются ко мне. О, учитель, если бы вы знали, как невыносимо лежать без сна и чувствовать, что эти проклятые микробы подтачивают основы основ твоей жизни! Я буквально слышал их мерзкую возню! А эти судороги, когда твое тело сводит так, что оно скручивается в тугой узел, словно неправильно собранный скелет! Сейчас же боль почти прошла, если не считать некоторого расстройства пищеварения и волдырей на ладонях. И все благодаря этому чудному доктору, который так мне помог!
Он сделал жест рукой, будто желая на кого-то указать. Челленджер сердитым взглядом обвел комнату, ожидая обнаружить наглеца-шарлатана, но вокруг не было никакого врача. Лишь в углу дремала хрупкая девушка, похожая на сиделку, — тихая, скромная, с копною каштановых волос. Мисс Делисия, сдержанно улыбаясь, стояла в дверях.
— Я рад, что вам лучше, мой юный друг, — сказал Челленджер, — но не пытайтесь обманывать себя. Эта болезнь имеет собственные законы и естественный цикл.
— Поговорите с ним, доктор Фелкин, объясните ему все, — произнес больной.
Челленджер поднял взгляд к потолку, затем осмотрел пол. Его ученик со всей очевидностью обращался к какому-то врачу, который, по всем признакам, должен был находиться в комнате, но профессору никого обнаружить не удалось. Не настолько же Росс Скоттон помрачился рассудком, чтобы считать, будто его лечат некие бесплотные существа.
— Это на самом деле требует некоторых разъяснений, — раздался низкий мужской голос у профессора за спиной. Он обернулся. Голос явно звучал из уст хрупкой девушки, дремавшей в углу.
— Позвольте представить — доктор Фелкин, — сказала мисс Делисия с лукавой улыбкой.
— Что за чушь! — заорал Челленджер.
Девушка поднялась, неловко одергивая платье; затем она сделала нетерпеливый жест рукой.
— Было время, дорогой коллега, когда табакерка составляла столь же неотъемлемую часть моей экипировки, как инструменты для кровопусканий. Я жил в те времена, когда Лаэннек еще не изобрел стетоскоп, поэтому такого инструмента у меня не было, но небольшой хирургический набор был всегда под рукой. А табакерка умиряла страсти, и я с радостью предложил бы ее вам, но — увы! — ее время прошло.
Пока произносилась эта речь, Челленджер стоял, вытаращив глаза и открыв рот; затем он повернулся к больному.
— Вы хотите сказать, что это и есть ваш врач, то есть — вы пользуетесь советами этой особы?
Девушка держалась довольно неуклюже.
— Сэр, я не собираюсь с вами спорить. Очевидно, вы из тех, кто слишком много внимания уделяет материалистическому знанию, так что у них совершенно не хватает времени постичь возможности духа. — Разумеется, у меня нет времени на всякую ерунду, — отрезал Челленджер.
— Дорогой учитель! — раздался голос с постели. — Умоляю вас помнить о том, как много доктор Фелкин сделал для меня. Вы видели, что было со мной месяц назад, а сейчас можете собственными глазами убедиться, что с тех пор все изменилось. Надеюсь, вы не станете обвинять моего лучшего друга. — Я просто уверена, профессор, что вы должны принести доктору Фелкину свои извинения, — подхватила мисс Делисия.
— Сумасшедший дом! — недовольно проворчал Челленджер. А затем избрал свой излюбленный и наиболее эффективный метод воздействия на нерадивых студентов, — тяжеловесную и неуклюжую иронию: — Юная леди, — или мне лучше сказать, почтенный и многоуважаемый профессор? — надеюсь, вы разрешите скромному и мало в чем сведущему любителю научных занятий, который обладает лишь знанием, доступным простым смертным на земле, смиренно примоститься в уголке и хотя бы отдаленно постичь ваши методы и ваше учение.
Эту речь Челленджер произнес, втянув голову в плечи, полуприкрыв глаза и вытянув вперед руки ладонями вверх, всей своей позой выражая неизбывный сарказм.
Тем временем доктор Фелкин мерила комнату тяжелыми и нетерпеливыми шагами, не обращая на это ни малейшего внимания.
— Конечно, конечно, — рассеянно бросила она. — Можете расположиться где-нибудь в уголке, но только прошу вас молчать, ибо этот случай требует напряжения всех моих сил. — Тут ее лицо приобрело властное выражение, и она повернулась к больному. — Ну вот, вам уже лучше. Месяца через два сможете вернуться к преподавательской деятельности.
— Не может быть! — чуть не плача, воскликнул Росс Скоттон. — Ошибаетесь! Это говорю вам я, а я, как известно, слов на ветер не бросаю.
— Я прослежу, — вмешалась мисс Делисия. — А теперь умоляю вас, милый доктор, расскажите нам, кем вы были при жизни!
— Ну-ну-ну! Женщины неисправимы! Судачили в мои времена, судачат сейчас. Ну, уж нет! Осмотрим лучше нашего юного друга. Пульс: прерывистость прошла. Уже хорошо. Температура — нормальная. Давление — несколько выше, чем хотелось бы. Пищеварение — могло быть и лучше. Не повредило бы то, что вы сейчас называете голоданием. В целом состояние неплохое. А теперь обратимся к непосредственному очагу болезни. Поднимите рубашку, сэр! Ложитесь на живот. Отлично! — Сильными и ловкими пальцами девушка прошлась по верхней части позвоночника, а потом вдруг неожиданно резко надавила на него костяшками пальцев, так что пациент вскрикнул от боли. — Ну вот, так-то лучше. Я уже объяснял, что здесь необходимо некоторое выравнивание шейных позвонков, ибо сейчас мы имеем сужение каналов, через которые проходят нервные окончания. В результате они оказались ущемлены, а поскольку эти нервы — проводники жизненной силы, то их ущемление привело к нарушению взаимодействия частей организма. Глазами я вижу не хуже, чем вы с помощью ваших рентгеновских лучей, поэтому могу с уверенностью сказать, что практически восстановлено исходное положение позвонков и фатальное ущемление устранено. Надеюсь, сэр, — обратился он к Челленджеру, — вам понятны мои объяснения относительно данной патологии. Челленджер что-то пробурчал, из чего можно было сделать вывод о его несогласии и полной враждебности.
— Я готов дать исчерпывающие разъяснения по любому вопросу, который вызывает у вас затруднения. Ну, мой дорогой, вы моя гордость, и ваше выздоровление меня радует. Передайте от меня привет моему земному коллеге доктору Аткинсону и скажите ему, что я сделал все, что мог. Мой медиум немного устал — бедная девочка! — поэтому я больше задерживаться не могу. — Но вы обещали рассказать о себе!
— Да не о чем особенно рассказывать. Я был рядовым врачом. В юности служил под началом великого Абернетти и перенял некоторые из его приемов; в более зрелые годы продолжил свои штудии, что позволило мне, как бы это сказать, принести пользу человечеству. Вы, конечно, понимаете, что лишь благодаря самоотречению и беззаветному служению людям переходим мы в высшие сферы. Мое служение таково, и мне остается только возблагодарить судьбу, что в этой девушке я нашел человека, чьи жизненные импульсы совпадают с моими, благодаря чему я могу воплощаться в нее и управлять ее телом.
— А где сейчас ее душа? — спросил больной.
— Она находится возле меня и вот-вот вновь вселится в свою оболочку. Что же касается вас, сэр, — обратился он к Челленджеру, — то вы сильная личность и образованный человек, но погрязли в материализме, которым, словно проклятьем, отмечена ваша эпоха. Уверяю вас, что профессия врача, которая превыше всех на земле в силу бескорыстного служения людям, в значительной степени подверглась воздействию догматизма, который навязывают подобные вам, и в результате духовное начало в человеке оказалось незаслуженно забыто, а оно намного важнее, нежели все ваши зелья и минералы. Помните, сэр, что существует так называемая жизненная сила, и медицина будущего будет основываться на умении правильно ею управлять. Если же пренебрегать ею, то доверие пациентов постепенно будет утрачено, и они обратят свои взоры к тем, кто готов предложить им разнообразные методы лечения.
Никогда Росс Скоттон не забудет этой сцены. Профессор, Мастер, высочайший авторитет, к которому надо было обращаться, затаив дыхание, теперь сидел, слегка подавшись вперед, вытаращив глаза и приоткрыв рот от изумления, в то время как юная девушка с копною каштановых волос стояла перед ним, наставительно тыча в него пальцем, и говорила тоном, каким отец укоряет строптивого ребенка. Ее внутренняя сила была настолько велика, что Челленджер на какое-то время вынужден был подчиниться. Он глотал ртом воздух, пытаясь что-то произнести, но слова возражения так и не сорвались с его губ. Потом девушка повернулась и села на стул.
— Он собирается покинуть нас, — сказала мисс Делисия. — Но я пока еще здесь, — с улыбкой произнесла девушка. — Да, я должен уйти, ибо у меня еще масса дел. Это не единственный мой медиум, и через несколько минут меня ждут в Эдинбурге. Крепитесь, молодой человек. Я оставлю моей помощнице два запасных аккумулятора для подкрепления вашей жизненной силы в тех масштабах, в каких позволит ваш организм. А вы, сэр, — обращаясь к Челленджеру, — примите мой совет: не стоит слишком доверяться разуму, слишком полагаться на интеллект. Храните старое знание, но и будьте восприимчивы к новому, оценивая его с точки зрения божественного предназначения, а не так, как того хотелось бы лично вам. Девушка издала глубокий вздох и откинулась на стуле. На мгновение воцарилась полная тишина — пока она сидела неподвижно, свесив голову на грудь. Затем, вздрогнув и еще раз вздохнув, она открыла удивленные голубые глаза.
— Ну что, он приходил? — спросила она нежным девическим голоском. — Конечно! — воскликнул больной. — Он был великолепен и обещал, что через два месяца я уже смогу преподавать!
— Это просто прекрасно! А он оставил какие-нибудь указания для меня? — Как обычно — только массаж. К тому же он обещал подключить два новых энергетических источника для поддержания душевных сил, если мой организм справится с нагрузкой.
— Ну, теперь-то он не заставит себя долго ждать! — Внезапно взгляд девушки упал на Челленджера, и она, смутившись, осеклась. — Это сестра Урсула, — поспешила ей на помощь мисс Делисия. — А это знаменитый профессор Челленджер.
С женщинами Челленджер был неподражаем, особенно если перед ним оказывалась молодая привлекательная девушка. Он приблизился к ней — так когда-то, должно быть, сам царь Соломон шел навстречу царице Савской, — взял за руку и отечески потрепал по волосам.
— Милочка, вы слишком юны и очаровательны, чтобы участвовать в подобном обмане. Откажитесь от этого раз и навсегда! Разве вам не довольно того, что вы прехорошенькая, и к тому же еще сестра милосердия, — так стоит ли претендовать на высочайшее звание врача? Откуда у вас этот жаргон: шейные позвонки, последующее сужение канала?
Сестра Урсула беспомощно оглядывалась по сторонам, словно человек, попавший в объятия гориллы.
— Она не понимает ни слова из того, что вы говорите! — воскликнул больной. — Учитель, вы должны постараться смотреть правде в глаза! Я понимаю, каких усилий это потребует от вас, — в меньшей степени, но я пережил это сам, — однако поверьте, вы будете воспринимать действительность в искаженном виде, пока не осознаете существование мира духов вне нас.
Но Челленджер продолжал в том же наставительном тоне, хотя перепуганная девушка начала потихоньку отодвигаться от него. — Ну, вот скажите, кто же тот ученый эскулап, на которого вы работаете и который обучил вас всем этим ученым словам? Вы же понимаете, что меня обманывать бесполезно! Милое дитя, вам самой станет легче, когда вы облегчите душу и мы вместе посмеемся над лекцией, которую вы мне прочли!
Но тут неожиданно вмешался больной, желая прекратить этот безобразный допрос: он сел в постели, ярким красным пятном выделяясь на фоне белых подушек, и заговорил с напором, который явно свидетельствовал о его близком выздоровлении.
— Профессор Челленджер! — возбужденно начал он. — Вы оскорбляете моего лучшего друга! Хотя бы в моем доме она должна быть избавлена от насмешек, которые подсказывают вам научные предрассудки. Прошу вас покинуть эту комнату, если вы не можете говорить с сестрой Урсулой в более сдержанной манере!
Челленджер было вспыхнул, но тут вмешалась Делисия, которая всегда выступала в роли миротворца.
— Вы слишком торопитесь, дорогой доктор Росс Скоттон! — воскликнула она. — У профессора еще не было времени осмыслить то, что здесь произошло. Поначалу вы тоже воспринимали все скептически, так можем ли мы его винить?!