— Послушай, — сказал Мэт. — Ты из Мэна. С таким же успехом ты могла бы сказать, что он оставил его отпечатки пальцев.
— Правда? Вот уж не подумала бы.
— Правда. Если знаешь как. Кроме того, одна из этих приманок принадлежала Эду Николзу.
— Послушай, наверное, он сам ее сделал.
— Конец зачинен. Если хорошенько присмотреться, видна штопка. Во всяком случае, у Эда была точно такая же. Ты еще не говорила с Шейном?
— Пока не было случая. Я была занята. Помнишь? Да и не думаю, чтобы он весь день сидел дома. Из-за этого и с Винди сложности. Ее было необходимо вывести. Но уж теперь-то я его дождусь, можешь мне поверить.
— Когда увидишь его, спроси, откуда у него рыболовные снасти Эда Николза.
— Это далеко не единственный вопрос, который я ему задам.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
— Правда? Вот уж не подумала бы.
— Правда. Если знаешь как. Кроме того, одна из этих приманок принадлежала Эду Николзу.
— Послушай, наверное, он сам ее сделал.
— Конец зачинен. Если хорошенько присмотреться, видна штопка. Во всяком случае, у Эда была точно такая же. Ты еще не говорила с Шейном?
— Пока не было случая. Я была занята. Помнишь? Да и не думаю, чтобы он весь день сидел дома. Из-за этого и с Винди сложности. Ее было необходимо вывести. Но уж теперь-то я его дождусь, можешь мне поверить.
— Когда увидишь его, спроси, откуда у него рыболовные снасти Эда Николза.
— Это далеко не единственный вопрос, который я ему задам.
Глава 22
— Черт подери! Только этого не хватало.
— Холли, мне действительно очень жаль. Мэт и в самом деле очень расстроился. Мы стояли в коридоре и смотрели на открытую кухонную дверь, на открытую дверь черного хода и на тьму раннего вечера, словно пристальный взгляд туда, где мог находиться Рауди, и впрямь заставил бы его материализоваться.
— Черт подери! Я должна была сама это сделать. Могла бы догадаться, что ты меня не слышишь.
Сама я тогда слышала только усталость и истерическое дрожание собственного голоса.
— Я не слышал, но мог бы заметить. Извини.
— Ты не виноват. Я должна была проверить. Наверное, это Рита оставила дверь открытой. Она несла чемоданы. Руки у нее были заняты, и она не могла захлопнуть дверь. Потом она побежала за Граучо и забыла про нее. — Огорченное лицо Мэта и тошнота, подступающая к горлу, заставили меня добавить слова, которым я и сама не верила: — Это не в первый раз. Он вернется.
Каждая собака время от времени убегает. Вынося мусор или выходя за газетой, вы на секунду оставляете дверь открытой, и вот его уже нет как нет. Если пес хорошо обучен, его зовешь и он возвращается. В противном случае бросаешься к холодильнику, хватаешь кусок сыра или мяса и мчишься по его следам, умильно причитая: «Ах, мальчик, ты только посмотри, чем я хочу тебя угостить». Но этот трюк срабатывает лишь в том случае, если собака еще может вас услышать или унюхать запах вашего подношения. А Рауди был уже далеко.
— Я помогу тебе поискать его, — сказал Мэт.
— Не стоит, Мэт. Он вернется. Он знает, что здесь Винди, и, уж конечно, знает, что у нее течка. Он скоро вернется. (Слабое утешение!) К тому же у Макса был трудный день. Отвези его домой.
— Хорошо. Но если тебе понадобится помощь, позвони.
— Позвоню. Обещаю. Есть о чем поговорить. Удачи с Максом. Она ему так необходима.
Стоя у задней двери дома, я провожала взглядом Мэта и звала Рауди:
— Рауди, ко мне! Сюда, мальчик! Сюда! Рауди, ко мне!
Я немного прошла по улице, возвратилась к дому и свернула за угол. В отличие от Клайда, Рауди знал свой дом, и я всей душой молилась, чтобы, вернувшись, увидеть его у двери. К тому же на одном из жетонов Рауди был номер моего телефона, и мне следовало быть дома на тот случай, если его подобрали полицейские или какой-нибудь доброжелательный сосед. В конце концов, Пит Квигли уже под арестом. Рауди никто не украл, твердила я себе. От машин на Конкорд-авеню он увернется и не пойдет за первым встречным, которому вздумается его приласкать. Я заплакала.
Как только раздался звонок, я схватила телефонную трубку.
— Холли, где, черт возьми, ты была?
Я всегда находила, что у Стива самый приятный голос из всех, какие я слышала, но разве может быть приятным голос разъяренного человека?
— Была занята, — холодно ответила я.
— Послушай, нам надо поговорить.
— Нам не о чем говорить. Моя работа — писать о собаках. Твоя — убивать их. Знаю, знаю. Тебе приходится думать еще и об их владельцах. У себя ты всех держать не можешь. Я больше не хочу слышать про это.
— Это какое-то безумие. Мне необходимо с тобой увидеться.
— Можешь считать это безумием. Но я так не считаю. Ты к этому привык. Я нет. Я отношусь к этому серьезно. Она была не самой потрясающей сукой в мире, но мне она нравилась. Нужно было проверить документы! Как ты мог принять его за настоящего хозяина? Ты решил — он знает, что делает? Но если и так, ты все равно был не прав. Хочешь знать самое последнее?
— Нет, — сказал он таким тоном, каким говорит это своей немецкой овчарке Индии.
— Отлично, — крикнула я. — Не слушай. Мне все равно надо освободить телефон. Рауди пропал, и я так беспокоюсь, что могу взорваться. Но все-таки знаешь, что я тебе скажу? Остин Квигли больше не вынудит тебя убивать собак. Ах, извини, усыплять. Правильно? Ты ведь их не убиваешь. Ты их всего-навсего усыпляешь.
— Во-первых, Остин Квигли ее ко мне не приводил. Это сделал его сын. Пит.
— Какая разница? Она все равно мертва. Важно — ктоее убил. — Я бросила трубку.
Я с трудом заставила себя думать, а не чувствовать. Теперь все изменилось. Рауди не исчез из фургона, как Клайд, его не увели, как Трувера. Пит Квигли не мог до него добраться. Рауди действительно убегал и раньше и действительно вскоре возвращался. Логика и здравый смысл подсказывали мне оставаться дома. Распахнув дверь в коридор, я сидела за кухонным столом и ждала, когда Рауди влетит на кухню, неуклюже обойдет вокруг меня, завиляет хвостом, одарит меня широкой маламутской улыбкой, лизнет в лицо и проверит содержимое своей миски. Прислушиваясь, не зазвенят ли жетоны на его ошейнике, я услышала мягкий рокот «мерседеса» Шейна и шорох подошв его дорогих туфель по деревянным ступеням заднего крыльца.
Итак, я ошиблась относительно Остина. Я предположила, что кто бы ни убил Сиси, он же убил и Леди. Я просто ошиблась в самом убийце. Все сделал Пит, а не Остин, собаконенавистник Пит. Если бы я ответила на звонки Стива, то, возможно, успела бы спасти Остина. Из рук вон плохо. Особенно для Остина, хоть он и желал смерти Леди и был рад, что она умерла. Может быть, он подозревал? В конце концов, они служили алиби друг для друга. Оба сказали, что были вместе в туалете. Наверное, Остин, как и Сиси, прикрывал Пита. Что еще знал про Пита Остин Квигли? Только ли Сиси было известно про то, что Пит их семейный вор? Заметил ли Остин появление на полке нового кубка? Возможно, в этом и была причина их последней ссоры? Знал ли Остин про операции сына с украденными собаками?
Я подошла к отрытой задней двери и позвала:
— Рауди! Рауди, ко мне! Иди сюда, мальчик! Рауди, сюда! Сюда!
Тут я замолчала. Звук шагов по Эпплтон-авеню вернул мои мысли к Шейну, но шаги были не его. Он солгал мне. У Винди началась течка. А он уверял, что она стерилизована. Одно с другим несовместимо. Даже видя, что я изо всех сил стараюсь отыскать Клайда, он и пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Он просто слушал. А я, конечно, все говорила и говорила. Мэт велел мне спросить его про рыболовное снаряжение Эда Николза. Положим, мух ручной вязки можно было легко объяснить. Они оба рыбачили на Машиасе, Шейн и Николз, рыбачили на Деннисе, возможно, на Мирамиши. Может быть, Эд Николз что-нибудь покупал у Шейна, как, бывало, у Мэта. Но удочки? Удилища? У Шейна имелись деньги, чтобы купить такое же снаряжение, но зачем было Николзу его продавать? Это коллекционные вещи. Он был коллекционером. В деньгах не нуждался. Как, конечно, и Мими. Неужели она могла их отдать?
Да и знает ли она о том, что они пропали? Неужели она не заметила исчезновения серебряного кубка, который стащил Пит? Что еще он украл? Шейн, с его «мерседесом», с его белой кожей, любил производить на людей впечатление. Если бы у него был такой друг-миллионер, как Эд Николз, неужели он хоть раз об этом не обмолвился бы? Ведь он именно из таких. Если бы Эд или Мими подарили ему мух, которых Эд сделал своими собственными руками, мы с Баком обязательно об этом услышали бы. Но если их украл Пит Квигли, то Шейн наверняка их у него купил. Но откуда он знает Пита?
У меня была масса вопросов к Шейну, но не могла же я стоять перед открытой дверью и звать его по имени, как Рауди. Ни человек, ни собака так и не появились. К тому же что ни говори, а Шейн был лжецом. Мне очень не хотелось занимать телефон, но я все же решила спросить Мими про серебряный кубок, про рыболовные принадлежности ее мужа и про Дэвида Шейна.
Я услышала голос Мими, записанный на пленку: «Сейчас некому ответить на ваш звонок, но, если вы оставите сообщение, вам перезвонят при первой возможности. Дождитесь окончания гудка (он достаточно громкий) и оставьте сообщение». Как без конца повторял Рон, она милая женщина. Она не хотела, чтобы ее друзей беспокоила даже такая мелочь, как резкое звучание ее автоответчика.
Я оставила свое имя, номер телефона и добавила:
— Произошло нечто такое, о чем вам, по-моему, следует знать. Я немного встревожена. Не могли бы вы отзвонить мне как можно скорее. Благодарю.
Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.
— Холли? Это Реджи Нокс.
— Да?
— Похоже, я напал на след. Хочешь посмотреть? Тогда давай сюда.
— Конечно. У меня здесь кой-какие дела, но я, конечно, буду. Это точно? Ты его нашел?
— Тебе тут не очень понравится.
— Где это?
— Это называется биомедицинская лаборатория Бей. Поняла?
— Да.
Судя по указаниям, которые он дал мне, лаборатория находилась практически в конце моей улицы, в промышленном районе в сторону от Конкорд-авеню. Все знали, что там расположены разные исследовательские учреждения.
— Реджи, ты уверен, что это Клайд? Он жив? С ним все в порядке?
— Самый что ни на есть волк. — Он рассмеялся своим громким дружелюбным смехом. — Живой волк. Живой и прыгучий.
— Холли, мне действительно очень жаль. Мэт и в самом деле очень расстроился. Мы стояли в коридоре и смотрели на открытую кухонную дверь, на открытую дверь черного хода и на тьму раннего вечера, словно пристальный взгляд туда, где мог находиться Рауди, и впрямь заставил бы его материализоваться.
— Черт подери! Я должна была сама это сделать. Могла бы догадаться, что ты меня не слышишь.
Сама я тогда слышала только усталость и истерическое дрожание собственного голоса.
— Я не слышал, но мог бы заметить. Извини.
— Ты не виноват. Я должна была проверить. Наверное, это Рита оставила дверь открытой. Она несла чемоданы. Руки у нее были заняты, и она не могла захлопнуть дверь. Потом она побежала за Граучо и забыла про нее. — Огорченное лицо Мэта и тошнота, подступающая к горлу, заставили меня добавить слова, которым я и сама не верила: — Это не в первый раз. Он вернется.
Каждая собака время от времени убегает. Вынося мусор или выходя за газетой, вы на секунду оставляете дверь открытой, и вот его уже нет как нет. Если пес хорошо обучен, его зовешь и он возвращается. В противном случае бросаешься к холодильнику, хватаешь кусок сыра или мяса и мчишься по его следам, умильно причитая: «Ах, мальчик, ты только посмотри, чем я хочу тебя угостить». Но этот трюк срабатывает лишь в том случае, если собака еще может вас услышать или унюхать запах вашего подношения. А Рауди был уже далеко.
— Я помогу тебе поискать его, — сказал Мэт.
— Не стоит, Мэт. Он вернется. Он знает, что здесь Винди, и, уж конечно, знает, что у нее течка. Он скоро вернется. (Слабое утешение!) К тому же у Макса был трудный день. Отвези его домой.
— Хорошо. Но если тебе понадобится помощь, позвони.
— Позвоню. Обещаю. Есть о чем поговорить. Удачи с Максом. Она ему так необходима.
Стоя у задней двери дома, я провожала взглядом Мэта и звала Рауди:
— Рауди, ко мне! Сюда, мальчик! Сюда! Рауди, ко мне!
Я немного прошла по улице, возвратилась к дому и свернула за угол. В отличие от Клайда, Рауди знал свой дом, и я всей душой молилась, чтобы, вернувшись, увидеть его у двери. К тому же на одном из жетонов Рауди был номер моего телефона, и мне следовало быть дома на тот случай, если его подобрали полицейские или какой-нибудь доброжелательный сосед. В конце концов, Пит Квигли уже под арестом. Рауди никто не украл, твердила я себе. От машин на Конкорд-авеню он увернется и не пойдет за первым встречным, которому вздумается его приласкать. Я заплакала.
Как только раздался звонок, я схватила телефонную трубку.
— Холли, где, черт возьми, ты была?
Я всегда находила, что у Стива самый приятный голос из всех, какие я слышала, но разве может быть приятным голос разъяренного человека?
— Была занята, — холодно ответила я.
— Послушай, нам надо поговорить.
— Нам не о чем говорить. Моя работа — писать о собаках. Твоя — убивать их. Знаю, знаю. Тебе приходится думать еще и об их владельцах. У себя ты всех держать не можешь. Я больше не хочу слышать про это.
— Это какое-то безумие. Мне необходимо с тобой увидеться.
— Можешь считать это безумием. Но я так не считаю. Ты к этому привык. Я нет. Я отношусь к этому серьезно. Она была не самой потрясающей сукой в мире, но мне она нравилась. Нужно было проверить документы! Как ты мог принять его за настоящего хозяина? Ты решил — он знает, что делает? Но если и так, ты все равно был не прав. Хочешь знать самое последнее?
— Нет, — сказал он таким тоном, каким говорит это своей немецкой овчарке Индии.
— Отлично, — крикнула я. — Не слушай. Мне все равно надо освободить телефон. Рауди пропал, и я так беспокоюсь, что могу взорваться. Но все-таки знаешь, что я тебе скажу? Остин Квигли больше не вынудит тебя убивать собак. Ах, извини, усыплять. Правильно? Ты ведь их не убиваешь. Ты их всего-навсего усыпляешь.
— Во-первых, Остин Квигли ее ко мне не приводил. Это сделал его сын. Пит.
— Какая разница? Она все равно мертва. Важно — ктоее убил. — Я бросила трубку.
Я с трудом заставила себя думать, а не чувствовать. Теперь все изменилось. Рауди не исчез из фургона, как Клайд, его не увели, как Трувера. Пит Квигли не мог до него добраться. Рауди действительно убегал и раньше и действительно вскоре возвращался. Логика и здравый смысл подсказывали мне оставаться дома. Распахнув дверь в коридор, я сидела за кухонным столом и ждала, когда Рауди влетит на кухню, неуклюже обойдет вокруг меня, завиляет хвостом, одарит меня широкой маламутской улыбкой, лизнет в лицо и проверит содержимое своей миски. Прислушиваясь, не зазвенят ли жетоны на его ошейнике, я услышала мягкий рокот «мерседеса» Шейна и шорох подошв его дорогих туфель по деревянным ступеням заднего крыльца.
Итак, я ошиблась относительно Остина. Я предположила, что кто бы ни убил Сиси, он же убил и Леди. Я просто ошиблась в самом убийце. Все сделал Пит, а не Остин, собаконенавистник Пит. Если бы я ответила на звонки Стива, то, возможно, успела бы спасти Остина. Из рук вон плохо. Особенно для Остина, хоть он и желал смерти Леди и был рад, что она умерла. Может быть, он подозревал? В конце концов, они служили алиби друг для друга. Оба сказали, что были вместе в туалете. Наверное, Остин, как и Сиси, прикрывал Пита. Что еще знал про Пита Остин Квигли? Только ли Сиси было известно про то, что Пит их семейный вор? Заметил ли Остин появление на полке нового кубка? Возможно, в этом и была причина их последней ссоры? Знал ли Остин про операции сына с украденными собаками?
Я подошла к отрытой задней двери и позвала:
— Рауди! Рауди, ко мне! Иди сюда, мальчик! Рауди, сюда! Сюда!
Тут я замолчала. Звук шагов по Эпплтон-авеню вернул мои мысли к Шейну, но шаги были не его. Он солгал мне. У Винди началась течка. А он уверял, что она стерилизована. Одно с другим несовместимо. Даже видя, что я изо всех сил стараюсь отыскать Клайда, он и пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Он просто слушал. А я, конечно, все говорила и говорила. Мэт велел мне спросить его про рыболовное снаряжение Эда Николза. Положим, мух ручной вязки можно было легко объяснить. Они оба рыбачили на Машиасе, Шейн и Николз, рыбачили на Деннисе, возможно, на Мирамиши. Может быть, Эд Николз что-нибудь покупал у Шейна, как, бывало, у Мэта. Но удочки? Удилища? У Шейна имелись деньги, чтобы купить такое же снаряжение, но зачем было Николзу его продавать? Это коллекционные вещи. Он был коллекционером. В деньгах не нуждался. Как, конечно, и Мими. Неужели она могла их отдать?
Да и знает ли она о том, что они пропали? Неужели она не заметила исчезновения серебряного кубка, который стащил Пит? Что еще он украл? Шейн, с его «мерседесом», с его белой кожей, любил производить на людей впечатление. Если бы у него был такой друг-миллионер, как Эд Николз, неужели он хоть раз об этом не обмолвился бы? Ведь он именно из таких. Если бы Эд или Мими подарили ему мух, которых Эд сделал своими собственными руками, мы с Баком обязательно об этом услышали бы. Но если их украл Пит Квигли, то Шейн наверняка их у него купил. Но откуда он знает Пита?
У меня была масса вопросов к Шейну, но не могла же я стоять перед открытой дверью и звать его по имени, как Рауди. Ни человек, ни собака так и не появились. К тому же что ни говори, а Шейн был лжецом. Мне очень не хотелось занимать телефон, но я все же решила спросить Мими про серебряный кубок, про рыболовные принадлежности ее мужа и про Дэвида Шейна.
Я услышала голос Мими, записанный на пленку: «Сейчас некому ответить на ваш звонок, но, если вы оставите сообщение, вам перезвонят при первой возможности. Дождитесь окончания гудка (он достаточно громкий) и оставьте сообщение». Как без конца повторял Рон, она милая женщина. Она не хотела, чтобы ее друзей беспокоила даже такая мелочь, как резкое звучание ее автоответчика.
Я оставила свое имя, номер телефона и добавила:
— Произошло нечто такое, о чем вам, по-моему, следует знать. Я немного встревожена. Не могли бы вы отзвонить мне как можно скорее. Благодарю.
Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.
— Холли? Это Реджи Нокс.
— Да?
— Похоже, я напал на след. Хочешь посмотреть? Тогда давай сюда.
— Конечно. У меня здесь кой-какие дела, но я, конечно, буду. Это точно? Ты его нашел?
— Тебе тут не очень понравится.
— Где это?
— Это называется биомедицинская лаборатория Бей. Поняла?
— Да.
Судя по указаниям, которые он дал мне, лаборатория находилась практически в конце моей улицы, в промышленном районе в сторону от Конкорд-авеню. Все знали, что там расположены разные исследовательские учреждения.
— Реджи, ты уверен, что это Клайд? Он жив? С ним все в порядке?
— Самый что ни на есть волк. — Он рассмеялся своим громким дружелюбным смехом. — Живой волк. Живой и прыгучий.
Глава 23
Еще до того как Реджи Нокс положил трубку, мне показалось, будто откуда-то издалека доносится знакомый и родной мне звук, похожий на приглушенный шелест летнего ветра в ветвях деревьев. Может быть, утолив жажду странствий, он вернулся домой и теперь, улыбаясь и довольно ворча, трусит мимо соседнего квартала? В сотый раз я стояла у задней двери дома и во весь голос звала: «Рауди, ко мне! Мальчик, сюда!» Но его там не было. Наверное, у меня слишком разыгралось воображение.
Всякая женщина нуждается в надежной защите. Поэтому я каждодневно завишу от собаки любого пола и любой крупной породы — немецкой овчарки, родезийского риджбека, добермана, даже метиса, — но всем предпочитаю аляскинского маламута. Один-единственный взгляд на Рауди повергает потенциального нападающего в состояние нервного шока.
В отсутствие Рауди я была просто не в себе. Когда я в себе, мне не нужен никакой револьвер. Я не ношу его с собой и считаю, что другим этого тоже делать не следует. «Смит-Вессон» довольно неприятный любимчик. Полная противоположность хорошей собаке: холодный, безмозглый и опасный. Но он был все, что у меня осталось, а это лучше, чем ничего.
Я вытащила футляр из шкафа в спальне, принесла на кухню, положила на стол и открыла. «Ледисмит» по-прежнему мирно лежал в своем гнезде цвета бургундского. Пожалуй, у револьвера есть одно преимущество перед собакой. Когда вы его будите, то не чувствуете себя виноватым. Я его зарядила и сунула в сумку-чересплечевку. Наверное, это еще одно преимущество, — разумеется, если вы не любитель карманных пуделей, а он, по-моему, и есть карманный пудельсреди револьверов.
Прежде чем уйти, я бегом поднялась наверх и постучала в Ритину дверь.
— Рауди пропал, — сказала я, стараясь казаться спокойной. — А мне надо уйти. Ты не послушаешь, мало ли он вернется?
Ее кухня была в точности такой же, как у Шейна минус Винди и плюс Граучо, который вертелся у наших ног, поглядывая на дверь. Чтобы прибраться в доме, распаковать вещи и отойти от отпускного настроения, Рита надела бледно-бежевые брюки, белую шелковую блузку, двойную золотую цепочку и в пару к ней серьги. Ее гардероб — полная противоположность моему. Она обладательница платьев, юбок, хороших шерстяных брюк, безупречных свитеров и всего одной пары джинсов от Энн Тэйлор, и то без единой дырочки на коленях. На моих джинсах тоже имелась этикетка «Л.Л. Бин» и отсутствовали дыры (пока), но моя голубая футболка с упряжкой ездовых собак была та же самая, в которой я утром ходила к Джерсонам и которую с тех пор успела залить кофе и перепачкать собачьей едой. И уж конечно, на мне не было никаких драгоценностей, если не считать револьвера.
— Я оставлю окно на двор открытым и смогу его услышать, — сказала Рита. — Дать тебе что-нибудь из одежды?
— На мне уже есть кой-какая одежда.
— Не могу удержаться. Что ты с собой делаешь? У тебя есть нормальные вещи. Ты куда собралась?
— Если бы я заговорила с тобой, так ты назвала бы это проявлением враждебности. Просто послушай Рауди, ладно? И впусти его, если он объявится. У тебя есть ключ от моей двери?
— Да. Я не стану закрывать окно. Зайди ко мне, если вернешься не слишком поздно.
— Зайду. Слушай внимательно и зови его время от времени.
Я решила не идти пешком. Даже со своим модным маленьким револьвером я чувствовала себя не совсем спокойно и хотела как можно скорее добраться до места. К тому же я не знала, в каком состоянии Клайд. «Бронко» мог мне понадобиться в качестве машины «скорой помощи». Или катафалка. «Живой и прыгучий», сказал Реджи. Но ведь он говорил шутя.
Отыскать лабораторию было не так легко. Она находилась в дальнем конце одной из тех узких улочек, которые разбегаются от Конкорд-авеню за транспортное кольцо Фреш-Понд и постепенно превращаются в плохо вымощенные дороги, по обеим сторонам которых тянутся склады и производственные корпуса. Этот район я никогда не любила, в свете фар моего «бронко» он всегда выглядел особенно грязным. По дороге я внимательно вглядывалась в каждый пустырь, обшаривала глазами каждый угол. Ведь Рауди мог забежать и сюда.
Я дважды проскочила мимо, поскольку не заметила указателей, да и само здание вовсе не походило на то, которое я ожидала увидеть. Мое воображение рисовало мрачную башню, окутанную зловещим светящимся туманом, многоэтажную башню за забором из колючей проволоки. Но снаружи это здание ничем не отличалось от других, и его вполне можно было принять за самую обыкновенную контору. Неяркий фонарь освещал вывеску, укрепленную на столбе, вкопанном в клумбу с нарциссами. Реджи Нокс не стоял перед ней на коленях и не нюхал цветы.
Автостоянка помещалась справа от здания. Я поставила свой «бронко» рядом с единственной машиной, которая там была. Рядом с красным «мерседесом». Реджи не стоял перед ним и не поглаживал руками его полированную поверхность. Когда я вышла из «бронко», он не вышел из тумана. Не вышел и Клайд.
Участие в собачьих выставках научит вас всегда высоко держать голову и решительно идти вперед, даже если колени у вас подкашиваются и сердце готово выскочить из груди. Я прошла через автостоянку, пересекла чахлую лужайку и подошла к двери. Не знаю, ожидала ли я увидеть звонок и Реджи, который с улыбкой предложил бы мне выпить. Перед дверью было темно, а сама дверь заперта. Я не стала стучать.
Я снова пересекла лужайку и автостоянку, прошла мимо обеих машин и обошла здание с другой стороны. Там я увидела то, что искала, а именно едва различимую в темноте дверь. Нащупала ручку. Неуклюжую ручку металлической противопожарной двери.
Кевин Деннеги довольно часто называет меня наивной. Наверное, он прав. Притом что я много об этом читала и слышала, я все-таки ожидала услышать лай. Если здесь собаки, думала я, то почему их не слышно? Остальные двери такие же тяжелые и звуконепроницаемые? И где, черт возьми, Реджи Нокс? Разве он не обещал меня встретить? Он что, предоставил мне самой отыскивать дорогу? Мне захотелось позвать Рауди. Захотелось громко выкрикнуть его имя.
Передо мной тянулся длинный коридор, ярко освещенный люминесцентными лампами. Выходившие в него двери были не металлическими, а деревянными с маленькими прямоугольными окошечками над ручками. Я положила руку на холодный металл, глубоко вдохнула и толкнула дверь.
Комната напоминала школьную лабораторию, но была уже из-за клеток, которые тянулись вдоль стен. В центре стоял стол из нержавеющей стали, похожий на смотровой стол в ветеринарных лечебницах, только длиннее. Люминесцентные лампы под потолком заливали все вокруг ровным, мертвящим светом. Они обесцвечивали даже собак, которые из клеток тщетно старались приветствовать меня лаем. Одна большая собака в маленькой клетке, стоявшей в дальнем конце комнаты, сохранила голос. Ее вид придал мне мужества. Вид моей собаки всегда придает мне мужества.
У левой стены клеток не было. На ней висели стеклянные шкафы, а под ними стоял длинный стол, перед которым сидел Дэвид Шейн. На нем был такой же белый лабораторный халат, как на Остине Квигли этим утром.
— Я не знала, что вы носите очки, Шейн, — сказала я. Очки в роговой оправе были единственной вещью, которая, на мой взгляд, не украшала его. Во всяком случае, из тех, что я на нем видела. — Но ведь я вообще мало что о вас знаю, не так ли? Почему вы никогда не говорили мне, что у вас так много собак? Я думала, у вас только одна, к тому же стерилизованная.
— Так оно и есть.
Эта сияющая улыбка привлекала к нему столько сердец! Он и не догадывался, что она может оказать ему дурную услугу.
— Наверное, вы не слишком хорошо ее знаете, — сказала я. — У нее течка.
Он посмотрел мне прямо в глаза, видимо полагая, что человеческий взгляд может заставить меня не смотреть на собак. В комнате было двенадцать клеток и двенадцать собак.
— Но ведь меня вы тоже не так хорошо знаете? — сказала я.
— Достаточно хорошо.
Пожалуй, он успел понять, что его улыбка уже не срабатывает, но не мог от нее отказаться.
— Возможно, я и похожа на вашу прежнюю квартирную хозяйку, но, как видите, горе меня изменило. Правда, я омылась не водой. Я омылась кровью и переоделась.
Наверное, он решил, что я шучу или схожу с ума. Он рассмеялся.
— Нечто вроде нового Ава Линкольна, — сказала я. — Защитника Союза. Но я нечто большее. Я первый президент. Первый президент Соединенных Собачьих Штатов. И притом женщина. Но не это главное. Главное — эмансипация. Понятно?
— Всех этих собак я купил, — сказал он. — Здесь есть и другая сторона.
— Разумеется. Другая, то есть собачья? — сказала я.
— Перестаньте. Рауди попал сюда по ошибке. Заберите его.
Скромный, застенчивый волк-джентльмен моего отца стоял с широко раскрытыми глазами в клетке, которая помещалась рядом с клеткой Рауди в дальнем конце лаборатории. Как и все остальные клетки, она была достаточно велика, чтобы он мог в ней поместиться, и слишком мала, чтобы он мог двигаться.
— Клайд тоже попал сюда по ошибке? — спросила я. — Он что, собака как собака? Это чистая случайность? Он совсем не похож на волка? Или вам был необходим волк, чтобы проверить на нем тушь для ресниц или увлажнитель кожи? Без волка не обойтись. Увидев Клайда в фургоне моего отца, вы по ошибке приняли его за сбежавшего из леса хищника и решили положить его на алтарь науки? Чем, черт возьми, вы занимаетесь в этой лаборатории?
— Как вы сюда попали? — Улыбка окончательно исчезла с его лица.
— Неужели не помните? Прошла сквозь стены. Но вы не ответили на мои вопросы.
— Я не брал собаку вашего отца. Я не делал этого, Холли. Когда его привели, здесь был другой, не я.
— Какое это имеет значение? Вы знали, кто он. Ну расскажите же. Мне интересно. Он большая собака. Вы купили его на вес? Почем платили за фунт? И что от него осталось?
— Он еще только в подготовительной зоне, — сказал Шейн, словно отвечая на вопрос экскурсанта.
— Как это мило, — сказала я. — Я как раз собиралась осмотреть Клайда. А потом я сделаю с вами то, что вы сделали с ним. Если он кастрирован, то Кембридж вскоре наполнится рыдающими женщинами, красавчик.
— Шутка зашла слишком далеко, — сказал Шейн. — Забирайте свою собаку, забирайте волка и убирайтесь. Я не стану принимать мер.
— А я стану, — сказала я.
— Вы, кажется, не поняли. Я купил этих животных.
— Это не животные, — сказала я. — Это собаки.
Он, кажется, не понял, что я издеваюсь.
— Не будьте дурой. Я заплатил за каждого из них. Исследователям приходится это делать. Здесь нет ничего противозаконного.
— Вы забыли о том, что я вам только что сказала. Я здесь новый главнокомандующий. Новый ведущий исследователь. И мне нужен материал для эксперимента. Здоровый, разговорчивый мужик. Но у меня есть только упрямец. Я задала вам целую кучу вопросов, и вы ни на один не ответили.
Я сунула руку в сумку и достала свой «Ледисмит».
— У вас будут большие неприятности. — Его голос звучал на тон выше обычного. — Вам это не нравится, но в том, что я покупал собак, нет ничего противозаконного. Я их не воровал.
— Воровал Пит Квигли, — сказала я. — Некоторых. Крупное дело. Вы были его рынком. Но как вы получили мою собаку? Как к вам попал Рауди? Его тоже привел Пит? Сегодня вечером? Я думала, что Пит сидит за решеткой.
Шейн снял очки. Его руки дрожали.
— Вы ошибаетесь.
Он резко встал, с шумом опрокинув металлический табурет.
— Ну же, мальчик, ну, — сказала я. — Поговори со мной.
— Вы не в себе. Откуда вы взяли это имя? Ах, подождите. Так звали убитую женщину, верно? Квигли? Из аптеки?
— Хороший мальчик. Пит ее сын. Он не совсем нормальный. Как и вы. Ну-ну, дальше.
Собаки понимали — что-то происходит. Бигль попробовал поднять голову и завыть, но ему не удалось ни то ни другое. Акита бросился на проволочную дверь, пытаясь подобраться ко мне. Это был огромный красивый пес, и когда-то у него был громкий красивый голос под стать его внешности.
— Клянусь, что никогда о нем не слышал, — сказал Шейн. — Это безумие. Животных я покупаю. Я имею на это право. Но не у этого парня. Я никогда о нем не слышал.
По-прежнему держа револьвер в правой руке, левой я вынула из сумки поводок и осторожно подошла к клетке Рауди.
— Вы очень медлительны, Шейн, а я очень зла. Это не шутка. Сперва вы ответите на все мои вопросы, потом поможете мне вывести отсюда собак — Рауди, Клайда и всех остальных, — или, обещаю вам, я сделаю так, что вы навсегда перестанете лаять, и единственная анестезия, которую я вам дам, будет такой же, какую вы давали этим собакам, то есть никакой.
— Это не так, — запротестовал он. — Ради Бога, прекратите. Это безумие. Я уже отвечаю. Я не спрашиваю, откуда берутся собаки. Их сюда приводят. Обычно ночью.
Я на мгновение перевела взгляд на замок клетки Рауди. Только я хотела его выпустить, как услышала скрип вращающейся двери, но не той, в которую я вошла, а той, что была рядом с тем местом, где стоял Шейн. В нее вошел Реджи Нокс. Я бросила револьвер в сумку.
Я Шейну угрожала. Реджи Нокс поступил с ним так, как любой проводник из штата Мэн поступает со своим охотничьим трофеем. Тренер Шейна по борьбе не смог бы гордиться своим подопечным. Шейн не оказал никакого сопротивления. Да у него и не было возможности. В считанные секунды Реджи связал его бельевой веревкой, как связывают оленя, прежде чем бросить в кузов машины. С залепленным пластырем ртом Шейн мог издавать звуки не более громкие, чем собаки, которым он удалил голосовые связки, но, видимо, Кембридж научил его тому, что непосредственное проявление чувств полезно для душевного здоровья. Он налил себе в штаны.
Я открыла клетку Рауди, взяла его на поводок и выпустила на волю.
Всякая женщина нуждается в надежной защите. Поэтому я каждодневно завишу от собаки любого пола и любой крупной породы — немецкой овчарки, родезийского риджбека, добермана, даже метиса, — но всем предпочитаю аляскинского маламута. Один-единственный взгляд на Рауди повергает потенциального нападающего в состояние нервного шока.
В отсутствие Рауди я была просто не в себе. Когда я в себе, мне не нужен никакой револьвер. Я не ношу его с собой и считаю, что другим этого тоже делать не следует. «Смит-Вессон» довольно неприятный любимчик. Полная противоположность хорошей собаке: холодный, безмозглый и опасный. Но он был все, что у меня осталось, а это лучше, чем ничего.
Я вытащила футляр из шкафа в спальне, принесла на кухню, положила на стол и открыла. «Ледисмит» по-прежнему мирно лежал в своем гнезде цвета бургундского. Пожалуй, у револьвера есть одно преимущество перед собакой. Когда вы его будите, то не чувствуете себя виноватым. Я его зарядила и сунула в сумку-чересплечевку. Наверное, это еще одно преимущество, — разумеется, если вы не любитель карманных пуделей, а он, по-моему, и есть карманный пудельсреди револьверов.
Прежде чем уйти, я бегом поднялась наверх и постучала в Ритину дверь.
— Рауди пропал, — сказала я, стараясь казаться спокойной. — А мне надо уйти. Ты не послушаешь, мало ли он вернется?
Ее кухня была в точности такой же, как у Шейна минус Винди и плюс Граучо, который вертелся у наших ног, поглядывая на дверь. Чтобы прибраться в доме, распаковать вещи и отойти от отпускного настроения, Рита надела бледно-бежевые брюки, белую шелковую блузку, двойную золотую цепочку и в пару к ней серьги. Ее гардероб — полная противоположность моему. Она обладательница платьев, юбок, хороших шерстяных брюк, безупречных свитеров и всего одной пары джинсов от Энн Тэйлор, и то без единой дырочки на коленях. На моих джинсах тоже имелась этикетка «Л.Л. Бин» и отсутствовали дыры (пока), но моя голубая футболка с упряжкой ездовых собак была та же самая, в которой я утром ходила к Джерсонам и которую с тех пор успела залить кофе и перепачкать собачьей едой. И уж конечно, на мне не было никаких драгоценностей, если не считать револьвера.
— Я оставлю окно на двор открытым и смогу его услышать, — сказала Рита. — Дать тебе что-нибудь из одежды?
— На мне уже есть кой-какая одежда.
— Не могу удержаться. Что ты с собой делаешь? У тебя есть нормальные вещи. Ты куда собралась?
— Если бы я заговорила с тобой, так ты назвала бы это проявлением враждебности. Просто послушай Рауди, ладно? И впусти его, если он объявится. У тебя есть ключ от моей двери?
— Да. Я не стану закрывать окно. Зайди ко мне, если вернешься не слишком поздно.
— Зайду. Слушай внимательно и зови его время от времени.
Я решила не идти пешком. Даже со своим модным маленьким револьвером я чувствовала себя не совсем спокойно и хотела как можно скорее добраться до места. К тому же я не знала, в каком состоянии Клайд. «Бронко» мог мне понадобиться в качестве машины «скорой помощи». Или катафалка. «Живой и прыгучий», сказал Реджи. Но ведь он говорил шутя.
Отыскать лабораторию было не так легко. Она находилась в дальнем конце одной из тех узких улочек, которые разбегаются от Конкорд-авеню за транспортное кольцо Фреш-Понд и постепенно превращаются в плохо вымощенные дороги, по обеим сторонам которых тянутся склады и производственные корпуса. Этот район я никогда не любила, в свете фар моего «бронко» он всегда выглядел особенно грязным. По дороге я внимательно вглядывалась в каждый пустырь, обшаривала глазами каждый угол. Ведь Рауди мог забежать и сюда.
Я дважды проскочила мимо, поскольку не заметила указателей, да и само здание вовсе не походило на то, которое я ожидала увидеть. Мое воображение рисовало мрачную башню, окутанную зловещим светящимся туманом, многоэтажную башню за забором из колючей проволоки. Но снаружи это здание ничем не отличалось от других, и его вполне можно было принять за самую обыкновенную контору. Неяркий фонарь освещал вывеску, укрепленную на столбе, вкопанном в клумбу с нарциссами. Реджи Нокс не стоял перед ней на коленях и не нюхал цветы.
Автостоянка помещалась справа от здания. Я поставила свой «бронко» рядом с единственной машиной, которая там была. Рядом с красным «мерседесом». Реджи не стоял перед ним и не поглаживал руками его полированную поверхность. Когда я вышла из «бронко», он не вышел из тумана. Не вышел и Клайд.
Участие в собачьих выставках научит вас всегда высоко держать голову и решительно идти вперед, даже если колени у вас подкашиваются и сердце готово выскочить из груди. Я прошла через автостоянку, пересекла чахлую лужайку и подошла к двери. Не знаю, ожидала ли я увидеть звонок и Реджи, который с улыбкой предложил бы мне выпить. Перед дверью было темно, а сама дверь заперта. Я не стала стучать.
Я снова пересекла лужайку и автостоянку, прошла мимо обеих машин и обошла здание с другой стороны. Там я увидела то, что искала, а именно едва различимую в темноте дверь. Нащупала ручку. Неуклюжую ручку металлической противопожарной двери.
Кевин Деннеги довольно часто называет меня наивной. Наверное, он прав. Притом что я много об этом читала и слышала, я все-таки ожидала услышать лай. Если здесь собаки, думала я, то почему их не слышно? Остальные двери такие же тяжелые и звуконепроницаемые? И где, черт возьми, Реджи Нокс? Разве он не обещал меня встретить? Он что, предоставил мне самой отыскивать дорогу? Мне захотелось позвать Рауди. Захотелось громко выкрикнуть его имя.
Передо мной тянулся длинный коридор, ярко освещенный люминесцентными лампами. Выходившие в него двери были не металлическими, а деревянными с маленькими прямоугольными окошечками над ручками. Я положила руку на холодный металл, глубоко вдохнула и толкнула дверь.
Комната напоминала школьную лабораторию, но была уже из-за клеток, которые тянулись вдоль стен. В центре стоял стол из нержавеющей стали, похожий на смотровой стол в ветеринарных лечебницах, только длиннее. Люминесцентные лампы под потолком заливали все вокруг ровным, мертвящим светом. Они обесцвечивали даже собак, которые из клеток тщетно старались приветствовать меня лаем. Одна большая собака в маленькой клетке, стоявшей в дальнем конце комнаты, сохранила голос. Ее вид придал мне мужества. Вид моей собаки всегда придает мне мужества.
У левой стены клеток не было. На ней висели стеклянные шкафы, а под ними стоял длинный стол, перед которым сидел Дэвид Шейн. На нем был такой же белый лабораторный халат, как на Остине Квигли этим утром.
— Я не знала, что вы носите очки, Шейн, — сказала я. Очки в роговой оправе были единственной вещью, которая, на мой взгляд, не украшала его. Во всяком случае, из тех, что я на нем видела. — Но ведь я вообще мало что о вас знаю, не так ли? Почему вы никогда не говорили мне, что у вас так много собак? Я думала, у вас только одна, к тому же стерилизованная.
— Так оно и есть.
Эта сияющая улыбка привлекала к нему столько сердец! Он и не догадывался, что она может оказать ему дурную услугу.
— Наверное, вы не слишком хорошо ее знаете, — сказала я. — У нее течка.
Он посмотрел мне прямо в глаза, видимо полагая, что человеческий взгляд может заставить меня не смотреть на собак. В комнате было двенадцать клеток и двенадцать собак.
— Но ведь меня вы тоже не так хорошо знаете? — сказала я.
— Достаточно хорошо.
Пожалуй, он успел понять, что его улыбка уже не срабатывает, но не мог от нее отказаться.
— Возможно, я и похожа на вашу прежнюю квартирную хозяйку, но, как видите, горе меня изменило. Правда, я омылась не водой. Я омылась кровью и переоделась.
Наверное, он решил, что я шучу или схожу с ума. Он рассмеялся.
— Нечто вроде нового Ава Линкольна, — сказала я. — Защитника Союза. Но я нечто большее. Я первый президент. Первый президент Соединенных Собачьих Штатов. И притом женщина. Но не это главное. Главное — эмансипация. Понятно?
— Всех этих собак я купил, — сказал он. — Здесь есть и другая сторона.
— Разумеется. Другая, то есть собачья? — сказала я.
— Перестаньте. Рауди попал сюда по ошибке. Заберите его.
Скромный, застенчивый волк-джентльмен моего отца стоял с широко раскрытыми глазами в клетке, которая помещалась рядом с клеткой Рауди в дальнем конце лаборатории. Как и все остальные клетки, она была достаточно велика, чтобы он мог в ней поместиться, и слишком мала, чтобы он мог двигаться.
— Клайд тоже попал сюда по ошибке? — спросила я. — Он что, собака как собака? Это чистая случайность? Он совсем не похож на волка? Или вам был необходим волк, чтобы проверить на нем тушь для ресниц или увлажнитель кожи? Без волка не обойтись. Увидев Клайда в фургоне моего отца, вы по ошибке приняли его за сбежавшего из леса хищника и решили положить его на алтарь науки? Чем, черт возьми, вы занимаетесь в этой лаборатории?
— Как вы сюда попали? — Улыбка окончательно исчезла с его лица.
— Неужели не помните? Прошла сквозь стены. Но вы не ответили на мои вопросы.
— Я не брал собаку вашего отца. Я не делал этого, Холли. Когда его привели, здесь был другой, не я.
— Какое это имеет значение? Вы знали, кто он. Ну расскажите же. Мне интересно. Он большая собака. Вы купили его на вес? Почем платили за фунт? И что от него осталось?
— Он еще только в подготовительной зоне, — сказал Шейн, словно отвечая на вопрос экскурсанта.
— Как это мило, — сказала я. — Я как раз собиралась осмотреть Клайда. А потом я сделаю с вами то, что вы сделали с ним. Если он кастрирован, то Кембридж вскоре наполнится рыдающими женщинами, красавчик.
— Шутка зашла слишком далеко, — сказал Шейн. — Забирайте свою собаку, забирайте волка и убирайтесь. Я не стану принимать мер.
— А я стану, — сказала я.
— Вы, кажется, не поняли. Я купил этих животных.
— Это не животные, — сказала я. — Это собаки.
Он, кажется, не понял, что я издеваюсь.
— Не будьте дурой. Я заплатил за каждого из них. Исследователям приходится это делать. Здесь нет ничего противозаконного.
— Вы забыли о том, что я вам только что сказала. Я здесь новый главнокомандующий. Новый ведущий исследователь. И мне нужен материал для эксперимента. Здоровый, разговорчивый мужик. Но у меня есть только упрямец. Я задала вам целую кучу вопросов, и вы ни на один не ответили.
Я сунула руку в сумку и достала свой «Ледисмит».
— У вас будут большие неприятности. — Его голос звучал на тон выше обычного. — Вам это не нравится, но в том, что я покупал собак, нет ничего противозаконного. Я их не воровал.
— Воровал Пит Квигли, — сказала я. — Некоторых. Крупное дело. Вы были его рынком. Но как вы получили мою собаку? Как к вам попал Рауди? Его тоже привел Пит? Сегодня вечером? Я думала, что Пит сидит за решеткой.
Шейн снял очки. Его руки дрожали.
— Вы ошибаетесь.
Он резко встал, с шумом опрокинув металлический табурет.
— Ну же, мальчик, ну, — сказала я. — Поговори со мной.
— Вы не в себе. Откуда вы взяли это имя? Ах, подождите. Так звали убитую женщину, верно? Квигли? Из аптеки?
— Хороший мальчик. Пит ее сын. Он не совсем нормальный. Как и вы. Ну-ну, дальше.
Собаки понимали — что-то происходит. Бигль попробовал поднять голову и завыть, но ему не удалось ни то ни другое. Акита бросился на проволочную дверь, пытаясь подобраться ко мне. Это был огромный красивый пес, и когда-то у него был громкий красивый голос под стать его внешности.
— Клянусь, что никогда о нем не слышал, — сказал Шейн. — Это безумие. Животных я покупаю. Я имею на это право. Но не у этого парня. Я никогда о нем не слышал.
По-прежнему держа револьвер в правой руке, левой я вынула из сумки поводок и осторожно подошла к клетке Рауди.
— Вы очень медлительны, Шейн, а я очень зла. Это не шутка. Сперва вы ответите на все мои вопросы, потом поможете мне вывести отсюда собак — Рауди, Клайда и всех остальных, — или, обещаю вам, я сделаю так, что вы навсегда перестанете лаять, и единственная анестезия, которую я вам дам, будет такой же, какую вы давали этим собакам, то есть никакой.
— Это не так, — запротестовал он. — Ради Бога, прекратите. Это безумие. Я уже отвечаю. Я не спрашиваю, откуда берутся собаки. Их сюда приводят. Обычно ночью.
Я на мгновение перевела взгляд на замок клетки Рауди. Только я хотела его выпустить, как услышала скрип вращающейся двери, но не той, в которую я вошла, а той, что была рядом с тем местом, где стоял Шейн. В нее вошел Реджи Нокс. Я бросила револьвер в сумку.
Я Шейну угрожала. Реджи Нокс поступил с ним так, как любой проводник из штата Мэн поступает со своим охотничьим трофеем. Тренер Шейна по борьбе не смог бы гордиться своим подопечным. Шейн не оказал никакого сопротивления. Да у него и не было возможности. В считанные секунды Реджи связал его бельевой веревкой, как связывают оленя, прежде чем бросить в кузов машины. С залепленным пластырем ртом Шейн мог издавать звуки не более громкие, чем собаки, которым он удалил голосовые связки, но, видимо, Кембридж научил его тому, что непосредственное проявление чувств полезно для душевного здоровья. Он налил себе в штаны.
Я открыла клетку Рауди, взяла его на поводок и выпустила на волю.
Глава 24
— Подумал, что ты сможешь избавить меня от лишних хлопот, — весело сказал Реджи.
Мысли в моей голове ползли словно в замедленной киносъемке. Пит Квигли, вор, точнее, мелкий воришка, городской парень, который не отличит удочку для ловли на муху от удочки с металлической наживкой. Вопрос Кевина: «Как он умудрился сработать так умело?» Я знала ответ: конечно, не тренируясь на соскабливании краски со стен шпатлевочным ножом. Но как? Освежевывая и разделывая оленей? Лосей? Медведей? Принтер, который предлагала мне Либби. Кое-что из того, о чем говорил мне Рон. Чистил подъездные дороги, присматривал за чужими домами. Еще как присматривал. Собачья выставка. Пит, Остин, Сиси. Мими со своими сопровождающими, Либби и Реджи. С непринужденностью принцессы и эгалитарным духом кембриджского либерала Мими дипломатично загладила возникшую неловкость. Она всех представила друг другу, не забыв и проводника из штата Мэн, расторопного малого, который чистит подъездные дорожки, убирает за собаками и, выполняя любое распоряжение Мими, по мнению многих, считается ее неограненным алмазом. Он сделал это для нее? Но зачем? Здесь мое воображение было бессильно. А как умеет подойти к собакам! Возможно, их привлекает его запах, раскатистое звучание голоса. Ему и воровать их незачем. Наверное, стоило ему только появиться, и они шли за ним, как крысы за гамельнским дудочником. Лабораторные крысы. Связь с Дэвидом Шейном, который не лгал и действительно покупал у Реджи собак и сплетенных руками Эда Николза мух для рыбалки. Скорее всего Шейн даже не знал об их происхождении. Просто ему их предложили, как мне предложили принтер. «Не задавай лишних вопросов», — сказала Либби. Видимо, Шейн вопросов не задавал. Но про Клайда и Рауди ему и спрашивать было незачем. Он знал их имена. И тем не менее купил.
Мне казалось, что я все поняла. Кроме одного — зачем. И еще: знал ли он, что я знаю. Шейн не упоминал имени. Реджи. Если он не знал, то к чему говорить ему об этом. Разыграть святую простоту. Забрать своих собак, уйти, а потом позаботиться об остальных.
Он все еще стоял там, где повалил Шейна.
Мысли в моей голове ползли словно в замедленной киносъемке. Пит Квигли, вор, точнее, мелкий воришка, городской парень, который не отличит удочку для ловли на муху от удочки с металлической наживкой. Вопрос Кевина: «Как он умудрился сработать так умело?» Я знала ответ: конечно, не тренируясь на соскабливании краски со стен шпатлевочным ножом. Но как? Освежевывая и разделывая оленей? Лосей? Медведей? Принтер, который предлагала мне Либби. Кое-что из того, о чем говорил мне Рон. Чистил подъездные дороги, присматривал за чужими домами. Еще как присматривал. Собачья выставка. Пит, Остин, Сиси. Мими со своими сопровождающими, Либби и Реджи. С непринужденностью принцессы и эгалитарным духом кембриджского либерала Мими дипломатично загладила возникшую неловкость. Она всех представила друг другу, не забыв и проводника из штата Мэн, расторопного малого, который чистит подъездные дорожки, убирает за собаками и, выполняя любое распоряжение Мими, по мнению многих, считается ее неограненным алмазом. Он сделал это для нее? Но зачем? Здесь мое воображение было бессильно. А как умеет подойти к собакам! Возможно, их привлекает его запах, раскатистое звучание голоса. Ему и воровать их незачем. Наверное, стоило ему только появиться, и они шли за ним, как крысы за гамельнским дудочником. Лабораторные крысы. Связь с Дэвидом Шейном, который не лгал и действительно покупал у Реджи собак и сплетенных руками Эда Николза мух для рыбалки. Скорее всего Шейн даже не знал об их происхождении. Просто ему их предложили, как мне предложили принтер. «Не задавай лишних вопросов», — сказала Либби. Видимо, Шейн вопросов не задавал. Но про Клайда и Рауди ему и спрашивать было незачем. Он знал их имена. И тем не менее купил.
Мне казалось, что я все поняла. Кроме одного — зачем. И еще: знал ли он, что я знаю. Шейн не упоминал имени. Реджи. Если он не знал, то к чему говорить ему об этом. Разыграть святую простоту. Забрать своих собак, уйти, а потом позаботиться об остальных.
Он все еще стоял там, где повалил Шейна.