Страница:
Он был до того стеснен в своем творчестве посредниками между ним и его венчанным цензором, что получил замечание Бенкендорфа за напечатание "Анчара" с цензурного разрешения, и в 1835 году должен был в прошении, исполненном иронии и подавленного гнева, всеуниженно просить цензурный комитет урегулировать его отношения к цензуре [105]. Дошло до того, что ему приходилось скрывать имя автора при печатании "Капитанской дочки", - а "Медный всадник" был запрещен.
Все глубже и глубже вдумываясь в задачи жизни и в свое призвание, не находя подчас правильной оценки и понимания своих побуждений даже у друзей и оскорбляемый двуличными, приправленными пошлостью похвалами и худо скрытою злобою современной ему критики, - Пушкин думал найти отдых и обновление в семейной жизни. Он смотрел серьезно на положение женщины в обществе. Женщина игрушка страстей, ограниченная в гражданских правах, поставленная в положение взрослого ребенка, не друг и товарищ, не "сослужебница" в жизни мужа явление, пагубно отражающееся на всем общественном организме. Пушкин ясно сознавал это, и не раз, в разной форме, преследовал пустоту женской жизни в светском обществе, указывая в своих заметках, письмах и "Рославлеве" на полное духовное равенство женщины с мужчиной, требующее серьезного к ней отношения. Он был проникнут глубоким уважением к семейной жизни и к браку, "3aвиcимость жизни семейственной делает человека более нравственным" [106], - писал он.
Слишком наивно было бы, по справедливому мнению профессора Кирпичникова, защищать молодого поэта от проповедников прописной морали, которые, гордясь своей дешевой добродетелью трусости и бесстрастия, обвиняли его в том, что он находил поэзию в дружеской трапезе или поддавался обаянию женской красоты [107]. "Сионские высоты" всегда стояли перед ним. Руслан и Ратмир его юности, Татьяна его зрелых лет - показывают, что это обаяние не затемняло в нем семейного идеала. "Храните верные сердца - для нег законных и стыдливых" [108], - говорит он 24-х лет от роду, и жадное желание счастья звучит во всей его переписке со второй половины двадцатых годов. Созданный им в 1833 году образ капитанши Мироновой и ее трогательные слова пред приступом Пугачева обрисовывают возвышенный взгляд Пушкина на "consortium omnis vitae" (содружество на всю жизнь (лат.)). Если его сознательный и обдуманный выбор был неудачен в том смысле, что еще крепче привязывал его к светскому обществу и "впрягал в одну телегу коня и трепетную лань" - и если поэтому он не нашел полного отзывчивой гармонии домашнего счастия, то можно лишь жалеть об этом, но несправедливо пылать дешевым негодованием против той, которую он сам называл "чистейшей прелести чистейшим образцом" [109] и право которой на свою нежную, доверчивую любовь торжественно засвидетельствовал пред лицом смерти.
В отраве последних лет его жизни виновна все та же клевета, которая, притаясь на время и меняя цвета, как хамелеон, нашла в самом образе жизни семьи, принадлежащей свету и подчиненной его условностям и суетным обычаям, новую для себя пищу. В одной из своих боевых речей знаменитый Брайт сказал:
"Могут ли оставаться спокойными честное сердце и возвышенный ум, чувствуя, что они ненавидимы, когда хотелось бы пользоваться заслуженною любовью, - и внимая вокруг себя тонкий свист клеветы, змеи, ползущей во тьме, так что нет возможно" сти поразить ее!?"
Такая именно клевета, направленная на Пушкина, вползла в семейную жизнь его и обвилась вокруг него нерасторжимым кольцом. Отравляя его сердце, смущая его ум, она предала его тяжким мукам подавленною го гнева и сознания своей беспомощности против грязного вторжения праздного злоречия в "святая святых" его души. Разорвать это кольцо и - вернуть необходимое спокойствие мог бы один лишь отъезд из Петербурга и связанные с этим новые впечатления. Его манили Рим, Византия и Иерусалим, - о которых он хотел бы написать поэму, - он порывался даже в далекий Китай [110], но человек [111], коварной и лицемерной "дружбе" которого был, к несчастью, поручен государем России ее первый поэт, держал его, как Прометея, прикованным к серой и холодной петербургской скале и предоставлял коршунам злорадно терзать то сердце, о котором уже сам Пушкин говорил: "Пора! Пора! Покоя сердце просит!" [112].
Нечистые руки вооружили против него клеветническое перо, и участь его была решена. Развязка не могла быть иною. Пушкин был слишком цельною натурою, чтобы продолжать жить в сумерках подвергнутого сомнению семейного счастья, чтобы примириться с положением, которое могло казаться двусмысленным. Он принадлежал к людям, следующим совету французского мыслителя: "On traverse une position equivoque - on ne reste pas dedans" ( из двусмысленного положения выходят - в нем не остаются (франц.)) По условиям современной ему общественной жизни поединок был, к сожалению, единственным выходом такого рода. Те, которые осуждают Пушкина за это и желали бы видеть его "не мячиком предрассуждений", по-видимому, не представляют себе ясно последующей картины жизни "мужа чести и ума", малодушно затыкающего себе уши среди возрастающего наглого презрения общества, вырваться из которого по первому желанию зависело не от него. Но и тут нравственный образ Пушкина ярко вспыхнул в последний раз. Угасая, он не разделил скорби Кочубея, которому пришлось "смерти кинуться в объятья, не завещая никому вражды к злодею своему" [113], и потребовал от своего друга и секунданта Данзаса обещания не мстить Дантесу, прощенному умирающим [114].
.
.
V
.
.
Вдумчиво касаясь общественных язв и раскрывая их, Пушкин искал и исцеления их. Он сознавал, что не только карающего, но и созидающего закона для этого недостаточно. Необходимо свободное развитие духовных сил народа путем общественного воспитания и истинного просвещения. Отсутствие воспитания доли, ума, характера всегда служит корнем многих зол в жизни личной; отсутствие просвещения народа - источник зла в жизни государственной. Лишь лукавый льстец, по словам поэта, может говорить, что "просвещенья плод - разврат и некий дух мятежный" [115].
Напрасно относить какие бы то ни было людские безумства к избытку просвещения. Напротив, одно просвещение способно оградить от общественных бедствий, - думал Пушкин, - и ссылался на многозначительные слова манифеста 1826 года о гибельном влиянии не просвещения, а праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил [116].
Эта праздность ума и то, что "мы все учились понемногу - чему-нибудь и как-нибудь", т. е. без всякой системы и определенной цели, смущали, его, так как, не давая прочных основ для житейского труда, ложились в основу "тоскующей лени", для которой так часто единственным занятием в безделье "жизни праздной, как песнь рабов однообразной", являются карты - "однообразная семья - все праздной скуки сыновья". Еще более, чем несовершенство законов или отчужденность их от жизни, пугали его "сгущенная тьма предрассуждений" и поддерживающий ее "невежества губительный позор", не только кладущий постыдную тень на общество, мирящееся с ним, но зачастую и ведущий его к гибели. Отсюда удивление Пушкина пред Ломоносовым, этим "единым самобытным сподвижником просвещения между Петром и Екатериною II", - отсюда его восхищение Петром, "самодержавною рукою смело сеявшим просвещенье"; - отсюда увлекающая его картина торжества, когда "раздался в честь науки песен хор и пушек гром!" [117].
Смерть рано похитила Пушкина. Он разделил судьбу Рафаэля и Байрона, тоже скончавшихся на 37 году жизни. Он только больше их выстрадал, прежде чем сомкнул глаза навеки. Страдальческая кончина его почти обрадовала тех, кого он называл толпою, - повергла в глубокую скорбь тех, кто понимал, чего лишилась Россия в Пушкине. Вот как описывал мне в 1880 году, в одну из долгих вечерних прогулок по морскому берегу в Дуббельне, впечатление, произведенное на него смертью Пушкина, покойный Иван Александрович Гончаров:
"Пушкина я увидал впервые в Москве, в церкви Никитского монастыря. Я только что начинал читать его - и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством. Чрез несколько лет, живя в Петербурге, я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьезно, не улыбаясь, с деловым видом. Лицо его - матовое, суженное книзу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос - врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно изобразил его Кипренский на известном портрете.
Пушкин был в это время для молодежи все. Все ее упования, сокровенные чувства, честнейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений - все сводилось к нему, все исходило от него... Я помню известие о его кончине. Я был маленьким чиновником, "переводчиком" при министерстве финансов. Работы было немного - и я для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и эстетиков. Особенно меня интересовал Винкельман. Но над всем господствовал он. В моей скромной небольшой комнате, на полочке, на первом месте, стояли его сочинения, где все было изучено, где всякая строка была прочувствована, продумана...
И вдруг пришли и сказали, что он убит, что его более нет... Это было в департаменте. Я вышел из канцелярии в коридор - и горько, не владея собой, отвернувшись к стене и закрывая лицо руками, заплакал. Тоска ножом резала сердце - и слезы лились в то время, когда все еще не хотелось верить, что его уж нет, что Пушкина нет! Я не мог понять, чтобы тот, пред кем я склонял мысленно колена, лежал бездыханным... И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины... Нет, это не верно, - о смерти матери, - да, матери. Чрез три дня появился портрет Пушкина с подписью: "Погас огонь на алтаре...", но цензура и полиция поспешили его запретить и уничтожить..."
Пушкин погиб, но он не умер. Можно было разрушить его телесную оболочку, но плоды его духа, его творческого гения не поддаются смерти. Он сам знал это, говоря в пророческом предвидении: "Нет! Весь я не умру! Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит"... [118] Звон его душевных струн стоял над русской землею непрерывно, то густея, то временно ослабевая, под влиянием злобы дня. Но взгляды односторонней оценки и юношеского задора, пробовавшего колебать треножник "маленького, миленького Пушкина" [119], прошли, "спадая чешуей", и восьмидесятый год соединил у памятника в Москве, в одном общем чувстве благодарного умиления, просвещенных русских людей самых различных направлений.
Тогда, казалось, безвременно погибший поэт простил русскому обществу с высоты своего пьедестала его вольные и невольные по отношению к себе прегрешения... В забытьи последних телесных мук своих, светлея и прозревая духовно, он говорил Далю: "Ну, подымай же меня! Пойдем, да выше!.. выше!"... [120] И он идет все выше и выше в русском самосознании, поднимая его за собою, облагораживая его. Гремящий и чистый ключ его поэзии разлился по русской земле в многоводную и широкую реку.
Своим нравственным обликом Пушкин вещает нам о вечной красоте, о любви к правде, о милости к падшим, о сострадании. Он сказал: "Есть избранные судьбами - людей священные друзья - их бессмертная семья неотразимыми лучами когда-нибудь нас озарит"... [121] Но кто же, если не он, принадлежит к этой семье? Его неотразимые лучи светят над нами; он на школьной скамье и в тишине семьи встречает нашу молодежь и учит ее, посвящая в тайны русского языка, в его невыразимую прелесть; - он будит в устающем сердце старика вечные чувства и память о лучших порывах его молодой когда-то души! Недаром сказал ему Тютчев: "Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет!" [122]. А кого нельзя забыть, тот не умирает. И кажется, что здесь, на празднике нашего духа и нашей справедливой гордости, в среде Академии Наук, присутствует и он, ее главнейший член [123], живой, подвижный, с выразительным лицом, в густых кудрях волос, с печатью светлой думы на челе, - и что сегодня его веселый, детский смех звучит особенно радостно, без затаенной ноты скорби, и прекрасные голубые глаза не имеют повода темнеть от боли и гнева...
Так отдаленная звезда, уже прекратив свое существование, продолжает лить на землю свои чистые, свои пленительные лучи...
.
.
Комментарии
.
.
1. Цитата из стихотворения Я. П. Полонского "А. С. Пушкин", написанного в 1880 году по случаю открытия памятника Пушкину в Москве.
2. Имеются в виду "Записки А. О. Смирновой" (СПб., журнал "Северный вестник", 1895), фальсифицированные ее дочерью О. Н. Смирновой. В дальнейшем А. Ф. Кони пользуется текстом этих записок. Подлинные записки А. О. Смирновой были изданы только в 1929 году.
3. Цитаты из стихотворений "В часы забав иль праздной скуки" (1830) и "Деревня" (1819). Вторая цитата неточная. Сочетания "сети сладострастья" в стихах Пушкина нет.
4. Слова из чернового варианта стихотворения "Воспоминание" (1828) и из записки 1826 года "О народном воспитании". У Пушкина: "Наказывать юношу или взрослого человека за вину отрока есть дело ужасное".
5. Воспоминания М. А. Корфа (1800-1876) - лицейского товарища Пушкина, впоследствии занимавшего высокие государственные посты, носят недоброжелательный, часто клеветнический, характер. Напечатаны в книге Я. Грота "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники", СПб., 1887, стр. 253-283.
6. Цитата из стихотворения "Пророк" (1826).
7. А. Ф. Кони имеет в виду "Гавриилиаду" (1821), в связи с которой в 1828 году против Пушкина было возбуждено дело, грозившее ему новой ссылкой. По свидетельству П. И. Бартенева, "Пушкин всячески истреблял ее списки, выпрашивал, отнимал их и сердился, когда ему напоминали о ней" (П.И. Бартенев, Пушкин в Южной России, М., 1914, стр. 125).
8. "Безверие" написано в 1817 году по заказу директора Лицея Е. А. Энгельгардта, которому были известны атеистические взгляды Пушкина. Стихотворение доказывало, что поэт остался верен своим убеждениям. Суждения А. Ф. Кони о религиозности Пушкина не соответствуют действительности; в дальнейшем (см. статью "М. Ю. Лермонтов") он изменил свое мнение.
9. Пересказ и цитата из стихотворения "Возрождение" (1819).
10. Цитата из стихотворения Лермонтова "Памяти А. И. 0[доевско]го" (1839).11. Имеется в виду письмо Пушкина к В. К. Кюхельбекеру (?) от апреля-мая 1824 года, в котором он писал: "Ты хочешь знать, что я делаю, пишу пестрые строфы романтической поэмы и беру уроки чистого афеизма". Это письмо было перехвачено полицией и послужило поводом к высылке поэта из Одессы.
12. Цитата из стихотворения "Таврида" (1822).
13. Сведения о разговорах Пушкина с А. С. Хомяковым, А. И. Тургеневым и Барантом А. Ф. Кони заимствует из так называемых "Записок А. О, Смирновой".
14. Цитата из "Евгения Онегина" (1821-1830), (гл. VIII, строфа 1).
15. П. П. Вяземский, А. С. Пушкин (1826-1837). По документам Остафьевского архива и личным воспоминаниям, СПб., 1880, стр. 69.
16. Строки о Петре I из стихотворения "Стансы" (1826).
17. 7 апреля 1825 г., в первую годовщину со дня смерти Байрона, Пушкин заказал заупокойную обедню. "Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия Георгия", - писал он П. А. Вяземскому 7 апреля 1825 г. Сообщение о панихиде по Петру, якобы также заказанной Пушкиным, взято А. Ф. Кони из "Записок А. О. Смирновой".
18. Источник цитаты "Записки А. О. Смирновой".
19. Цитата и пересказ из "Заметок по русской истории XVIII века" (1822).
20. Отрывок о миссионерах цитируется и пересказывается по одному из дореволюционных изданий сочинений Пушкина (А. С. Пушкин, Сочинения, изд. 8-е, испр. и доп., под ред. П. А. Ефремова, т. V, М., 1882, стр. 262). В советских изданиях этот отрывок, за исключением одной фразы: "Для нашей лености..." и т. д., печатается в разделе "Другие редакции, планы, варианты".
21. Цитаты из эпиграммы "На Фотия" (1824) и из третьего "Подражания Корану" (1824).
22. См, статью "К сербам. Послание из Москвы", подписанную А. С. Хомяковым совместно с М, Погодиным, А. Кошелевым и др. (всего 11 подписей) (А. С, Хомяков, Поли. собр. соч., т. 1, М., 1900, стр. 25).
23. Имеется в виду стихотворение в прозе И. С. Тургенева "Эгоист" (1878).
24. "Отрывки из писем, мысли и замечания" (1827).
25. Цитата из "Евгения Онегина" (гл. II, строфа XIV).
26. А. Ф. Кони говорит о книге немецкого философа Ф. Ницше "Так говорил Заратустра".
27. Неточная цитата из стихотворения "Герой" (1830) и цитаты из "Евгения Онегина" (гл. VIII, строфа LI; гл. VII, строфа XXII).
28. Цитата из стихотворения "Черная шаль" (1820).
29. Цитата и пересказ статьи Н. В. Гоголя "О лиризме наших поэтов. Письмо к В, А. Ж[уковско]му" из его книги "Выбранные места из переписки с друзьями" (1847).
30. Под именем римского цензора Катона А. Ф. Кони подразумевает Николая I, который после возвращения поэта из ссылки в 1826 году объявил, что сам будет его цензором. В действительности А. X. Бенкендорф передавал на просмотр Николаю только крупные произведения поэта, а мелкие просматривал сам или кто-либо из чиновников III отделения. Это не избавило произведения Пушкина от необходимости проходить через общую цензуру.
31. Просьба о пенсии для вдовы героя войны 1812 года Н. Н, Раевского содержится в письме Пушкина к А. X. Бенкендорфу от 18 января 1830 г. Ходатайство Пушкина было удовлетворено. Разрешения для М. П, Погодина работать в государственных архивах Пушкин просил в личном разговоре с Николаем I. Рассказ об этом разговоре см. в его письме к Погодину от 5 марта 1833 г.
32. После смерти А. А. Шишкова 27 сентября 1832 г. Пушкин принял участие в бедственном положении его вдовы и дочери и устроил издание сочинений Шишкова Российской Академией, оно вышло в четырех частях в Петербурге в 1834-1835 гг.
33. Речь идет о М. П, Погодине, профессоре Московского университета, который, собираясь ехать за границу, вошел в Совет Московского университета с просьбою об отпуске на год и о денежном пособии. В связи с этим Пушкин писал П. А. Вяземскому во второй половине марта 1830 года: "Вот тебе просьба. Погодин собрался ехать в чужие края, он может обойтись без вспоможения, но все-таки лучше бы. Поговори об этом с Блудовым да пожарче".
34. В конце февраля 1825 года Пушкин писал брату: "Слепой поп (Г. Покатский. - Ред.) перевел Сираха (смотр, Инв[алид] No какой-то), издает по подписке - подпишись на несколько экз.". Сирах - одна из книг Ветхого завета" "Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, заключающая в себе наилучшие нравоучения, переложенные в стихи".
35. Строки из "Медного всадника" и из письма к брату от 4 декабря 1824 г.
36. В 1825 году Пушкин приветствовал появление поэмы И. И. Козлова "Чернец" в письме к брату от первой половины мая и в стихотворном послании "Козлову".
37. Цитаты из наброска рецензии на поэму Баратынского "Бал" (1828), стихотворения "К Баратынскому" (1826) и из "Отрывков из писем, мыслей и замечаний" (1827).
38. Адам Мицкевич, высланный из Польши в Россию за участие в революционной студенческой организации "филаретов", уехал навсегда за границу 15 мая 1829 г. Известную роль в получении им разрешения на отъезд сыграло ходатайство Пушкина. Дружеские отношения поэтов были осложнены событиями польского восстания 1830-1831 гг. Тревожные настроения Пушкина, опасавшегося, что события в Польше вызовут поход на Россию западных держав, отразились в стихотворениях 1831 года "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина". Они были враждебно встречены Мицкевичем, который в стихах "Друзьям-москалям" писал, имея в виду Пушкина, о подкупном языке, славящем царя. Пушкин ответил ему стихотворением "Он между нами жил" (1834). Разница убеждений не помешала Мицкевичу высоко оценить личность и творчество Пушкина в некрологе, напечатанном во французском журнале "Le Globe" (1837, 25 мая). А. Ф. Кони использует отрывки из этого некролога, а также цикла стихотворений "Петербург. Отрывок" ("Друзьям-москалям". "Памятник Петра Великого"), включенного в третью часть поэмы Мицкевича "Дзяды" (1832). Отношения Пушкина и Мицкевича раскрыты в статье М. Цявловского "Мицкевич и его русские друзья" ("Новый мир" 1940 г.No 11-12, стр. 303-315) и в статье "Он между нами жил" ("Пушкин, 1934", Л., "Пушкинское общество", 1934, стр. 6599).
39. Цитата из стихотворения "Он между нами жил" (1834). Разговор В. А.Жуковского и Пушкина о Мицкевиче передан Н. А. Полевым (см. его "Записки о жизни и сочинениях Н. А. Полевого" в книге "Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов", Л., 1934, стр. 207).
40. Речь идет о рецензиях на "Историю русского народа" Н. А. Полевого (1829), написанных Н. И. Надеждииым ("Вестник Европы", 1829, издатель М. Т. Каченовский) и М. П. Погодиным ("Московский вестник", 1829). Пушкина возмутила бездоказательность рецензий, особенно рецензии Надеждина, "в коей брань доведена до исступления; более чем в 30 страницах грубых насмешек и ругательств нет ни одного дельного обвинения". Поэтому он и упомянул о ней в своем отзыве о книге Полевого ("Литературная газета" 1830 г" No 4 и 12). Рецензия Пушкина также носит отрицательный характер, он считает, что выписка из книги Полевого наряду с текстом рецензии Надеждина "пойдут в пример галиматьи", однако в отличие от Надеждина и Погодина аргументирует свою оценку. Рецензия Пушкина явилась толчком к острой полемике Полевого с литературной группой Пушкина. В 18301831 гг. Полевой поместил в "Московском телеграфе" ряд пародий на Пушкина и его друзей, сопроводив их выпадами, носившими политическую окраску, В 1834 году Пушкин приветствовал закрытие "Московского телеграфа".
41. Цитаты из стихотворений "Дружба" (1820-1826), "Чаадаеву" (1821) и "Евгения Онегина" (гл. II, строфа VIII. У Пушкина: "сосуд клеветника"). Выражение "презренная клевета" встречается в стихотворении "Коварность" (1824),
42. В январе 1825 года И. И. Пущин приезжал в Михайловское к находящемуся в ссылке Пушкину. Этому посещению посвящены несколько строк стихотворения "19 октября" (1825), которые А. Ф. Кони цитирует неточно (у Пушкина: "дом опальный"). Стихотворение "Мой первый друг, мой друг бесценный" относится к 1826 году. Слова о Пущине на смертном одре ("Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского, мне бы легче было умирать") приведены в воспоминаниях секунданта и лицейского друга Пушкина К. К. Данзаса ("Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников", Л., Гослитиздат, 1936, стр. 557).
43. Цитаты из стихотворений: "Во глубине сибирских руд" (1827), "19 октября 1827 года".
44. Неточная цитата из стихотворения "19 октября" (1825). и цитата из чернового варианта "Воспоминания" (1828).
45. Цитаты из стихотворений: "Поэту" (1830), "Труд" (1830), "19 октября" (1825), "Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы" (1830), "Элегия" ("Безумных лет угасшее веселье...", 1830), первое "Подражание Корану" (1824) и из "Евгения Онегина" (гл. 1, строфа XLVI, гл. VIII, Письмо Онегина к Татьяне).
46. В дореволюционных изданиях Пушкина "19 октября" печаталось по черновым рукописям и состояло из 24 строф, в советских изданиях оно насчитывает 19 строф, так как строфы, не печатавшиеся самим Пушкиным при жизни, отнесены в раздел "Другие редакции и варианты".
47. В апреле 1820 года М. А. Милорадовичу было поручено принять меры против Пушкина, антиправительственные стихи которого получили широкое распространение. Вызванный для объяснения Пушкин наизусть написал все свои революционные стихи, а также стихи, которые распространялись под его именем, но ему не принадлежали. Прямота поэта понравилась Милорадовичу, и он ходатайствовал перед Александром I о смягчении его участи. Этот эпизод приведен в воспоминаниях Ф. Н, Глинки, состоявшего при М. А, Милорадовиче для особых поручений ("Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников", Л., Гослитиздат, 1936, стр. 130-133).
48. Вызванный для объяснений к А. X. Бенкендорфу по поводу стихотворения "На выздоровление Лукулла" (1835) Пушкин, в ответ на вопрос шефа жандармов, на кого написано стихотворение, ответил: "На вас", - а после возмущенного восклицания Бенкендорфа: "Да разве я воровал казенные дрова?" - сказал: "Так, стало быть, Уваров воровал, когда подобную улику признал на себя". Этот разговор был записан со слов П. В. Нащокина Н. И. Куликовым ("Русская старина" 1881 г.No 8, стр. 617-618).
49. Разговор с Николаем I записан со слов самого царя М. А. Корфом ("Из записок барона М. А. Корфа" - "Русская старина" 1900 г.No 3, стр. 574).
50. Сведения почерпнуты А. Ф. Кони из "Записок А. О. Смирновой".
51. Цитата из восьмого "Подражания Корану" (1824).
52. "Акробаты благотворительности" - повесть Д. В. Григоровича (1885).
53. Мысль, высказанная в статье П. А. Вяземского "Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина" (1847).
54. Цитата из записки "О народном воспитании" (1826).
55. Имеются в виду работы: П. В. Павлов, Об историческом значении царствования Бориса Годунова (М., 1849); С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, тт. VII и VIII (М., 1857-1858).
56. А. Ф. Кони пересказывает и цитирует отрывок статьи "Александр Радищев" (1836), письмо к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г., произведения "Арап Петра Великого" (1827) и "Моя родословная" (1830).
57. Неточная цитата из "Выбранных мест из переписки с друзьями" Н. В. Гоголя. У Гоголя: "Когда чтение кончилось, он произнес голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!"
58. Цитата из стихотворения "Стансы" (1826).
59. Цитата из "Записок А. О. Смирновой".
60. Цитата из стихотворения "Стансы" (1826).
61. Цитаты из стихотворений: "Поэт" (1827), "К Языкову" (1824), "Напрасно я бегу к Сионским высотам" (1836), из письма к П. А. Вяземскому oi второй половины ноября 1825 года, из стихотворений "Воспоминание" (1828. У Пушкина: "Змеи сердечной угрызенья"), "Возрождение" (1819).
62. Пересказ и цитаты из письма к А. И. Тургеневу от 14 июля 1824 г. (у Пушкина: "Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое"), из стихотворений "Пророк" (1826), "Ответ анониму" (1830), "Стансы" (1826), "Друзьям" (1828). Четверостишие "Восстань, восстань, пророк России" записано в пятидесятых годах со слов современников Пушкина (Д. В. Веневитинова, М. П. Погодина и др.), утверждавших, что отрывок представлял первоначальную редакцию окончания стихотворения "Пророк" противоправительственного содержания, которое Пушкин написал, когда ехал из ссылки в Москву по вызову Николая I и собирался прочесть царю в случае неблагоприятного исхода свидания.
Все глубже и глубже вдумываясь в задачи жизни и в свое призвание, не находя подчас правильной оценки и понимания своих побуждений даже у друзей и оскорбляемый двуличными, приправленными пошлостью похвалами и худо скрытою злобою современной ему критики, - Пушкин думал найти отдых и обновление в семейной жизни. Он смотрел серьезно на положение женщины в обществе. Женщина игрушка страстей, ограниченная в гражданских правах, поставленная в положение взрослого ребенка, не друг и товарищ, не "сослужебница" в жизни мужа явление, пагубно отражающееся на всем общественном организме. Пушкин ясно сознавал это, и не раз, в разной форме, преследовал пустоту женской жизни в светском обществе, указывая в своих заметках, письмах и "Рославлеве" на полное духовное равенство женщины с мужчиной, требующее серьезного к ней отношения. Он был проникнут глубоким уважением к семейной жизни и к браку, "3aвиcимость жизни семейственной делает человека более нравственным" [106], - писал он.
Слишком наивно было бы, по справедливому мнению профессора Кирпичникова, защищать молодого поэта от проповедников прописной морали, которые, гордясь своей дешевой добродетелью трусости и бесстрастия, обвиняли его в том, что он находил поэзию в дружеской трапезе или поддавался обаянию женской красоты [107]. "Сионские высоты" всегда стояли перед ним. Руслан и Ратмир его юности, Татьяна его зрелых лет - показывают, что это обаяние не затемняло в нем семейного идеала. "Храните верные сердца - для нег законных и стыдливых" [108], - говорит он 24-х лет от роду, и жадное желание счастья звучит во всей его переписке со второй половины двадцатых годов. Созданный им в 1833 году образ капитанши Мироновой и ее трогательные слова пред приступом Пугачева обрисовывают возвышенный взгляд Пушкина на "consortium omnis vitae" (содружество на всю жизнь (лат.)). Если его сознательный и обдуманный выбор был неудачен в том смысле, что еще крепче привязывал его к светскому обществу и "впрягал в одну телегу коня и трепетную лань" - и если поэтому он не нашел полного отзывчивой гармонии домашнего счастия, то можно лишь жалеть об этом, но несправедливо пылать дешевым негодованием против той, которую он сам называл "чистейшей прелести чистейшим образцом" [109] и право которой на свою нежную, доверчивую любовь торжественно засвидетельствовал пред лицом смерти.
В отраве последних лет его жизни виновна все та же клевета, которая, притаясь на время и меняя цвета, как хамелеон, нашла в самом образе жизни семьи, принадлежащей свету и подчиненной его условностям и суетным обычаям, новую для себя пищу. В одной из своих боевых речей знаменитый Брайт сказал:
"Могут ли оставаться спокойными честное сердце и возвышенный ум, чувствуя, что они ненавидимы, когда хотелось бы пользоваться заслуженною любовью, - и внимая вокруг себя тонкий свист клеветы, змеи, ползущей во тьме, так что нет возможно" сти поразить ее!?"
Такая именно клевета, направленная на Пушкина, вползла в семейную жизнь его и обвилась вокруг него нерасторжимым кольцом. Отравляя его сердце, смущая его ум, она предала его тяжким мукам подавленною го гнева и сознания своей беспомощности против грязного вторжения праздного злоречия в "святая святых" его души. Разорвать это кольцо и - вернуть необходимое спокойствие мог бы один лишь отъезд из Петербурга и связанные с этим новые впечатления. Его манили Рим, Византия и Иерусалим, - о которых он хотел бы написать поэму, - он порывался даже в далекий Китай [110], но человек [111], коварной и лицемерной "дружбе" которого был, к несчастью, поручен государем России ее первый поэт, держал его, как Прометея, прикованным к серой и холодной петербургской скале и предоставлял коршунам злорадно терзать то сердце, о котором уже сам Пушкин говорил: "Пора! Пора! Покоя сердце просит!" [112].
Нечистые руки вооружили против него клеветническое перо, и участь его была решена. Развязка не могла быть иною. Пушкин был слишком цельною натурою, чтобы продолжать жить в сумерках подвергнутого сомнению семейного счастья, чтобы примириться с положением, которое могло казаться двусмысленным. Он принадлежал к людям, следующим совету французского мыслителя: "On traverse une position equivoque - on ne reste pas dedans" ( из двусмысленного положения выходят - в нем не остаются (франц.)) По условиям современной ему общественной жизни поединок был, к сожалению, единственным выходом такого рода. Те, которые осуждают Пушкина за это и желали бы видеть его "не мячиком предрассуждений", по-видимому, не представляют себе ясно последующей картины жизни "мужа чести и ума", малодушно затыкающего себе уши среди возрастающего наглого презрения общества, вырваться из которого по первому желанию зависело не от него. Но и тут нравственный образ Пушкина ярко вспыхнул в последний раз. Угасая, он не разделил скорби Кочубея, которому пришлось "смерти кинуться в объятья, не завещая никому вражды к злодею своему" [113], и потребовал от своего друга и секунданта Данзаса обещания не мстить Дантесу, прощенному умирающим [114].
.
.
V
.
.
Вдумчиво касаясь общественных язв и раскрывая их, Пушкин искал и исцеления их. Он сознавал, что не только карающего, но и созидающего закона для этого недостаточно. Необходимо свободное развитие духовных сил народа путем общественного воспитания и истинного просвещения. Отсутствие воспитания доли, ума, характера всегда служит корнем многих зол в жизни личной; отсутствие просвещения народа - источник зла в жизни государственной. Лишь лукавый льстец, по словам поэта, может говорить, что "просвещенья плод - разврат и некий дух мятежный" [115].
Напрасно относить какие бы то ни было людские безумства к избытку просвещения. Напротив, одно просвещение способно оградить от общественных бедствий, - думал Пушкин, - и ссылался на многозначительные слова манифеста 1826 года о гибельном влиянии не просвещения, а праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил [116].
Эта праздность ума и то, что "мы все учились понемногу - чему-нибудь и как-нибудь", т. е. без всякой системы и определенной цели, смущали, его, так как, не давая прочных основ для житейского труда, ложились в основу "тоскующей лени", для которой так часто единственным занятием в безделье "жизни праздной, как песнь рабов однообразной", являются карты - "однообразная семья - все праздной скуки сыновья". Еще более, чем несовершенство законов или отчужденность их от жизни, пугали его "сгущенная тьма предрассуждений" и поддерживающий ее "невежества губительный позор", не только кладущий постыдную тень на общество, мирящееся с ним, но зачастую и ведущий его к гибели. Отсюда удивление Пушкина пред Ломоносовым, этим "единым самобытным сподвижником просвещения между Петром и Екатериною II", - отсюда его восхищение Петром, "самодержавною рукою смело сеявшим просвещенье"; - отсюда увлекающая его картина торжества, когда "раздался в честь науки песен хор и пушек гром!" [117].
Смерть рано похитила Пушкина. Он разделил судьбу Рафаэля и Байрона, тоже скончавшихся на 37 году жизни. Он только больше их выстрадал, прежде чем сомкнул глаза навеки. Страдальческая кончина его почти обрадовала тех, кого он называл толпою, - повергла в глубокую скорбь тех, кто понимал, чего лишилась Россия в Пушкине. Вот как описывал мне в 1880 году, в одну из долгих вечерних прогулок по морскому берегу в Дуббельне, впечатление, произведенное на него смертью Пушкина, покойный Иван Александрович Гончаров:
"Пушкина я увидал впервые в Москве, в церкви Никитского монастыря. Я только что начинал читать его - и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством. Чрез несколько лет, живя в Петербурге, я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьезно, не улыбаясь, с деловым видом. Лицо его - матовое, суженное книзу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос - врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно изобразил его Кипренский на известном портрете.
Пушкин был в это время для молодежи все. Все ее упования, сокровенные чувства, честнейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений - все сводилось к нему, все исходило от него... Я помню известие о его кончине. Я был маленьким чиновником, "переводчиком" при министерстве финансов. Работы было немного - и я для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и эстетиков. Особенно меня интересовал Винкельман. Но над всем господствовал он. В моей скромной небольшой комнате, на полочке, на первом месте, стояли его сочинения, где все было изучено, где всякая строка была прочувствована, продумана...
И вдруг пришли и сказали, что он убит, что его более нет... Это было в департаменте. Я вышел из канцелярии в коридор - и горько, не владея собой, отвернувшись к стене и закрывая лицо руками, заплакал. Тоска ножом резала сердце - и слезы лились в то время, когда все еще не хотелось верить, что его уж нет, что Пушкина нет! Я не мог понять, чтобы тот, пред кем я склонял мысленно колена, лежал бездыханным... И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины... Нет, это не верно, - о смерти матери, - да, матери. Чрез три дня появился портрет Пушкина с подписью: "Погас огонь на алтаре...", но цензура и полиция поспешили его запретить и уничтожить..."
Пушкин погиб, но он не умер. Можно было разрушить его телесную оболочку, но плоды его духа, его творческого гения не поддаются смерти. Он сам знал это, говоря в пророческом предвидении: "Нет! Весь я не умру! Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит"... [118] Звон его душевных струн стоял над русской землею непрерывно, то густея, то временно ослабевая, под влиянием злобы дня. Но взгляды односторонней оценки и юношеского задора, пробовавшего колебать треножник "маленького, миленького Пушкина" [119], прошли, "спадая чешуей", и восьмидесятый год соединил у памятника в Москве, в одном общем чувстве благодарного умиления, просвещенных русских людей самых различных направлений.
Тогда, казалось, безвременно погибший поэт простил русскому обществу с высоты своего пьедестала его вольные и невольные по отношению к себе прегрешения... В забытьи последних телесных мук своих, светлея и прозревая духовно, он говорил Далю: "Ну, подымай же меня! Пойдем, да выше!.. выше!"... [120] И он идет все выше и выше в русском самосознании, поднимая его за собою, облагораживая его. Гремящий и чистый ключ его поэзии разлился по русской земле в многоводную и широкую реку.
Своим нравственным обликом Пушкин вещает нам о вечной красоте, о любви к правде, о милости к падшим, о сострадании. Он сказал: "Есть избранные судьбами - людей священные друзья - их бессмертная семья неотразимыми лучами когда-нибудь нас озарит"... [121] Но кто же, если не он, принадлежит к этой семье? Его неотразимые лучи светят над нами; он на школьной скамье и в тишине семьи встречает нашу молодежь и учит ее, посвящая в тайны русского языка, в его невыразимую прелесть; - он будит в устающем сердце старика вечные чувства и память о лучших порывах его молодой когда-то души! Недаром сказал ему Тютчев: "Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет!" [122]. А кого нельзя забыть, тот не умирает. И кажется, что здесь, на празднике нашего духа и нашей справедливой гордости, в среде Академии Наук, присутствует и он, ее главнейший член [123], живой, подвижный, с выразительным лицом, в густых кудрях волос, с печатью светлой думы на челе, - и что сегодня его веселый, детский смех звучит особенно радостно, без затаенной ноты скорби, и прекрасные голубые глаза не имеют повода темнеть от боли и гнева...
Так отдаленная звезда, уже прекратив свое существование, продолжает лить на землю свои чистые, свои пленительные лучи...
.
.
Комментарии
.
.
1. Цитата из стихотворения Я. П. Полонского "А. С. Пушкин", написанного в 1880 году по случаю открытия памятника Пушкину в Москве.
2. Имеются в виду "Записки А. О. Смирновой" (СПб., журнал "Северный вестник", 1895), фальсифицированные ее дочерью О. Н. Смирновой. В дальнейшем А. Ф. Кони пользуется текстом этих записок. Подлинные записки А. О. Смирновой были изданы только в 1929 году.
3. Цитаты из стихотворений "В часы забав иль праздной скуки" (1830) и "Деревня" (1819). Вторая цитата неточная. Сочетания "сети сладострастья" в стихах Пушкина нет.
4. Слова из чернового варианта стихотворения "Воспоминание" (1828) и из записки 1826 года "О народном воспитании". У Пушкина: "Наказывать юношу или взрослого человека за вину отрока есть дело ужасное".
5. Воспоминания М. А. Корфа (1800-1876) - лицейского товарища Пушкина, впоследствии занимавшего высокие государственные посты, носят недоброжелательный, часто клеветнический, характер. Напечатаны в книге Я. Грота "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники", СПб., 1887, стр. 253-283.
6. Цитата из стихотворения "Пророк" (1826).
7. А. Ф. Кони имеет в виду "Гавриилиаду" (1821), в связи с которой в 1828 году против Пушкина было возбуждено дело, грозившее ему новой ссылкой. По свидетельству П. И. Бартенева, "Пушкин всячески истреблял ее списки, выпрашивал, отнимал их и сердился, когда ему напоминали о ней" (П.И. Бартенев, Пушкин в Южной России, М., 1914, стр. 125).
8. "Безверие" написано в 1817 году по заказу директора Лицея Е. А. Энгельгардта, которому были известны атеистические взгляды Пушкина. Стихотворение доказывало, что поэт остался верен своим убеждениям. Суждения А. Ф. Кони о религиозности Пушкина не соответствуют действительности; в дальнейшем (см. статью "М. Ю. Лермонтов") он изменил свое мнение.
9. Пересказ и цитата из стихотворения "Возрождение" (1819).
10. Цитата из стихотворения Лермонтова "Памяти А. И. 0[доевско]го" (1839).11. Имеется в виду письмо Пушкина к В. К. Кюхельбекеру (?) от апреля-мая 1824 года, в котором он писал: "Ты хочешь знать, что я делаю, пишу пестрые строфы романтической поэмы и беру уроки чистого афеизма". Это письмо было перехвачено полицией и послужило поводом к высылке поэта из Одессы.
12. Цитата из стихотворения "Таврида" (1822).
13. Сведения о разговорах Пушкина с А. С. Хомяковым, А. И. Тургеневым и Барантом А. Ф. Кони заимствует из так называемых "Записок А. О, Смирновой".
14. Цитата из "Евгения Онегина" (1821-1830), (гл. VIII, строфа 1).
15. П. П. Вяземский, А. С. Пушкин (1826-1837). По документам Остафьевского архива и личным воспоминаниям, СПб., 1880, стр. 69.
16. Строки о Петре I из стихотворения "Стансы" (1826).
17. 7 апреля 1825 г., в первую годовщину со дня смерти Байрона, Пушкин заказал заупокойную обедню. "Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия Георгия", - писал он П. А. Вяземскому 7 апреля 1825 г. Сообщение о панихиде по Петру, якобы также заказанной Пушкиным, взято А. Ф. Кони из "Записок А. О. Смирновой".
18. Источник цитаты "Записки А. О. Смирновой".
19. Цитата и пересказ из "Заметок по русской истории XVIII века" (1822).
20. Отрывок о миссионерах цитируется и пересказывается по одному из дореволюционных изданий сочинений Пушкина (А. С. Пушкин, Сочинения, изд. 8-е, испр. и доп., под ред. П. А. Ефремова, т. V, М., 1882, стр. 262). В советских изданиях этот отрывок, за исключением одной фразы: "Для нашей лености..." и т. д., печатается в разделе "Другие редакции, планы, варианты".
21. Цитаты из эпиграммы "На Фотия" (1824) и из третьего "Подражания Корану" (1824).
22. См, статью "К сербам. Послание из Москвы", подписанную А. С. Хомяковым совместно с М, Погодиным, А. Кошелевым и др. (всего 11 подписей) (А. С, Хомяков, Поли. собр. соч., т. 1, М., 1900, стр. 25).
23. Имеется в виду стихотворение в прозе И. С. Тургенева "Эгоист" (1878).
24. "Отрывки из писем, мысли и замечания" (1827).
25. Цитата из "Евгения Онегина" (гл. II, строфа XIV).
26. А. Ф. Кони говорит о книге немецкого философа Ф. Ницше "Так говорил Заратустра".
27. Неточная цитата из стихотворения "Герой" (1830) и цитаты из "Евгения Онегина" (гл. VIII, строфа LI; гл. VII, строфа XXII).
28. Цитата из стихотворения "Черная шаль" (1820).
29. Цитата и пересказ статьи Н. В. Гоголя "О лиризме наших поэтов. Письмо к В, А. Ж[уковско]му" из его книги "Выбранные места из переписки с друзьями" (1847).
30. Под именем римского цензора Катона А. Ф. Кони подразумевает Николая I, который после возвращения поэта из ссылки в 1826 году объявил, что сам будет его цензором. В действительности А. X. Бенкендорф передавал на просмотр Николаю только крупные произведения поэта, а мелкие просматривал сам или кто-либо из чиновников III отделения. Это не избавило произведения Пушкина от необходимости проходить через общую цензуру.
31. Просьба о пенсии для вдовы героя войны 1812 года Н. Н, Раевского содержится в письме Пушкина к А. X. Бенкендорфу от 18 января 1830 г. Ходатайство Пушкина было удовлетворено. Разрешения для М. П, Погодина работать в государственных архивах Пушкин просил в личном разговоре с Николаем I. Рассказ об этом разговоре см. в его письме к Погодину от 5 марта 1833 г.
32. После смерти А. А. Шишкова 27 сентября 1832 г. Пушкин принял участие в бедственном положении его вдовы и дочери и устроил издание сочинений Шишкова Российской Академией, оно вышло в четырех частях в Петербурге в 1834-1835 гг.
33. Речь идет о М. П, Погодине, профессоре Московского университета, который, собираясь ехать за границу, вошел в Совет Московского университета с просьбою об отпуске на год и о денежном пособии. В связи с этим Пушкин писал П. А. Вяземскому во второй половине марта 1830 года: "Вот тебе просьба. Погодин собрался ехать в чужие края, он может обойтись без вспоможения, но все-таки лучше бы. Поговори об этом с Блудовым да пожарче".
34. В конце февраля 1825 года Пушкин писал брату: "Слепой поп (Г. Покатский. - Ред.) перевел Сираха (смотр, Инв[алид] No какой-то), издает по подписке - подпишись на несколько экз.". Сирах - одна из книг Ветхого завета" "Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, заключающая в себе наилучшие нравоучения, переложенные в стихи".
35. Строки из "Медного всадника" и из письма к брату от 4 декабря 1824 г.
36. В 1825 году Пушкин приветствовал появление поэмы И. И. Козлова "Чернец" в письме к брату от первой половины мая и в стихотворном послании "Козлову".
37. Цитаты из наброска рецензии на поэму Баратынского "Бал" (1828), стихотворения "К Баратынскому" (1826) и из "Отрывков из писем, мыслей и замечаний" (1827).
38. Адам Мицкевич, высланный из Польши в Россию за участие в революционной студенческой организации "филаретов", уехал навсегда за границу 15 мая 1829 г. Известную роль в получении им разрешения на отъезд сыграло ходатайство Пушкина. Дружеские отношения поэтов были осложнены событиями польского восстания 1830-1831 гг. Тревожные настроения Пушкина, опасавшегося, что события в Польше вызовут поход на Россию западных держав, отразились в стихотворениях 1831 года "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина". Они были враждебно встречены Мицкевичем, который в стихах "Друзьям-москалям" писал, имея в виду Пушкина, о подкупном языке, славящем царя. Пушкин ответил ему стихотворением "Он между нами жил" (1834). Разница убеждений не помешала Мицкевичу высоко оценить личность и творчество Пушкина в некрологе, напечатанном во французском журнале "Le Globe" (1837, 25 мая). А. Ф. Кони использует отрывки из этого некролога, а также цикла стихотворений "Петербург. Отрывок" ("Друзьям-москалям". "Памятник Петра Великого"), включенного в третью часть поэмы Мицкевича "Дзяды" (1832). Отношения Пушкина и Мицкевича раскрыты в статье М. Цявловского "Мицкевич и его русские друзья" ("Новый мир" 1940 г.No 11-12, стр. 303-315) и в статье "Он между нами жил" ("Пушкин, 1934", Л., "Пушкинское общество", 1934, стр. 6599).
39. Цитата из стихотворения "Он между нами жил" (1834). Разговор В. А.Жуковского и Пушкина о Мицкевиче передан Н. А. Полевым (см. его "Записки о жизни и сочинениях Н. А. Полевого" в книге "Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов", Л., 1934, стр. 207).
40. Речь идет о рецензиях на "Историю русского народа" Н. А. Полевого (1829), написанных Н. И. Надеждииым ("Вестник Европы", 1829, издатель М. Т. Каченовский) и М. П. Погодиным ("Московский вестник", 1829). Пушкина возмутила бездоказательность рецензий, особенно рецензии Надеждина, "в коей брань доведена до исступления; более чем в 30 страницах грубых насмешек и ругательств нет ни одного дельного обвинения". Поэтому он и упомянул о ней в своем отзыве о книге Полевого ("Литературная газета" 1830 г" No 4 и 12). Рецензия Пушкина также носит отрицательный характер, он считает, что выписка из книги Полевого наряду с текстом рецензии Надеждина "пойдут в пример галиматьи", однако в отличие от Надеждина и Погодина аргументирует свою оценку. Рецензия Пушкина явилась толчком к острой полемике Полевого с литературной группой Пушкина. В 18301831 гг. Полевой поместил в "Московском телеграфе" ряд пародий на Пушкина и его друзей, сопроводив их выпадами, носившими политическую окраску, В 1834 году Пушкин приветствовал закрытие "Московского телеграфа".
41. Цитаты из стихотворений "Дружба" (1820-1826), "Чаадаеву" (1821) и "Евгения Онегина" (гл. II, строфа VIII. У Пушкина: "сосуд клеветника"). Выражение "презренная клевета" встречается в стихотворении "Коварность" (1824),
42. В январе 1825 года И. И. Пущин приезжал в Михайловское к находящемуся в ссылке Пушкину. Этому посещению посвящены несколько строк стихотворения "19 октября" (1825), которые А. Ф. Кони цитирует неточно (у Пушкина: "дом опальный"). Стихотворение "Мой первый друг, мой друг бесценный" относится к 1826 году. Слова о Пущине на смертном одре ("Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского, мне бы легче было умирать") приведены в воспоминаниях секунданта и лицейского друга Пушкина К. К. Данзаса ("Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников", Л., Гослитиздат, 1936, стр. 557).
43. Цитаты из стихотворений: "Во глубине сибирских руд" (1827), "19 октября 1827 года".
44. Неточная цитата из стихотворения "19 октября" (1825). и цитата из чернового варианта "Воспоминания" (1828).
45. Цитаты из стихотворений: "Поэту" (1830), "Труд" (1830), "19 октября" (1825), "Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы" (1830), "Элегия" ("Безумных лет угасшее веселье...", 1830), первое "Подражание Корану" (1824) и из "Евгения Онегина" (гл. 1, строфа XLVI, гл. VIII, Письмо Онегина к Татьяне).
46. В дореволюционных изданиях Пушкина "19 октября" печаталось по черновым рукописям и состояло из 24 строф, в советских изданиях оно насчитывает 19 строф, так как строфы, не печатавшиеся самим Пушкиным при жизни, отнесены в раздел "Другие редакции и варианты".
47. В апреле 1820 года М. А. Милорадовичу было поручено принять меры против Пушкина, антиправительственные стихи которого получили широкое распространение. Вызванный для объяснения Пушкин наизусть написал все свои революционные стихи, а также стихи, которые распространялись под его именем, но ему не принадлежали. Прямота поэта понравилась Милорадовичу, и он ходатайствовал перед Александром I о смягчении его участи. Этот эпизод приведен в воспоминаниях Ф. Н, Глинки, состоявшего при М. А, Милорадовиче для особых поручений ("Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников", Л., Гослитиздат, 1936, стр. 130-133).
48. Вызванный для объяснений к А. X. Бенкендорфу по поводу стихотворения "На выздоровление Лукулла" (1835) Пушкин, в ответ на вопрос шефа жандармов, на кого написано стихотворение, ответил: "На вас", - а после возмущенного восклицания Бенкендорфа: "Да разве я воровал казенные дрова?" - сказал: "Так, стало быть, Уваров воровал, когда подобную улику признал на себя". Этот разговор был записан со слов П. В. Нащокина Н. И. Куликовым ("Русская старина" 1881 г.No 8, стр. 617-618).
49. Разговор с Николаем I записан со слов самого царя М. А. Корфом ("Из записок барона М. А. Корфа" - "Русская старина" 1900 г.No 3, стр. 574).
50. Сведения почерпнуты А. Ф. Кони из "Записок А. О. Смирновой".
51. Цитата из восьмого "Подражания Корану" (1824).
52. "Акробаты благотворительности" - повесть Д. В. Григоровича (1885).
53. Мысль, высказанная в статье П. А. Вяземского "Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина" (1847).
54. Цитата из записки "О народном воспитании" (1826).
55. Имеются в виду работы: П. В. Павлов, Об историческом значении царствования Бориса Годунова (М., 1849); С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, тт. VII и VIII (М., 1857-1858).
56. А. Ф. Кони пересказывает и цитирует отрывок статьи "Александр Радищев" (1836), письмо к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г., произведения "Арап Петра Великого" (1827) и "Моя родословная" (1830).
57. Неточная цитата из "Выбранных мест из переписки с друзьями" Н. В. Гоголя. У Гоголя: "Когда чтение кончилось, он произнес голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!"
58. Цитата из стихотворения "Стансы" (1826).
59. Цитата из "Записок А. О. Смирновой".
60. Цитата из стихотворения "Стансы" (1826).
61. Цитаты из стихотворений: "Поэт" (1827), "К Языкову" (1824), "Напрасно я бегу к Сионским высотам" (1836), из письма к П. А. Вяземскому oi второй половины ноября 1825 года, из стихотворений "Воспоминание" (1828. У Пушкина: "Змеи сердечной угрызенья"), "Возрождение" (1819).
62. Пересказ и цитаты из письма к А. И. Тургеневу от 14 июля 1824 г. (у Пушкина: "Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое"), из стихотворений "Пророк" (1826), "Ответ анониму" (1830), "Стансы" (1826), "Друзьям" (1828). Четверостишие "Восстань, восстань, пророк России" записано в пятидесятых годах со слов современников Пушкина (Д. В. Веневитинова, М. П. Погодина и др.), утверждавших, что отрывок представлял первоначальную редакцию окончания стихотворения "Пророк" противоправительственного содержания, которое Пушкин написал, когда ехал из ссылки в Москву по вызову Николая I и собирался прочесть царю в случае неблагоприятного исхода свидания.