Эд услышал громкое сопение Виктора.
   – Фу! – воскликнул Виктор. – Это ты, что ли?
   Тут Эд тоже учуял запах. В комнате отчетливо завоняло тухлыми яйцами.
   – Нет, не я, – ответил слегка оскорбившийся Эд.
   Во второй раз за короткое время Виктор подумал, а не врет ли Эд.
   – В любом случае, сейчас мой ход, – заявил англичанин. – Е-три.
   – Мимо. Би-и-ип.
   – А это еще что? Виктор не шелохнулся.
   – Я же сказал: мимо. Это оно и есть – не попал.
   – Да нет! – отмахнулся Эд. – Я спрашиваю, вот это что такое?
   Англичанин указал пальцем в сторону монитора, на котором отображалось происходящее в ускорителе частиц. Именно от него шел писк. Изображение на экране смахивало на смерч, только плоский, без воронки.
   – Не вижу ничего особенного, – сказал Виктор.
   – Просто какая-то частица сорвалась и улетела, – объяснил Эд. – Вот система безопасности и сработала.
   – Частица? – переспросил Виктор. – Частицы так просто с места не срываются. Это тебе не мотоциклы.
   – Ну ладно, – согласился обидевшийся Эд. – Вероятно, некая частица материи отделилась от остального потока и покинула ускоритель. Так лучше?
   – А, ты про ту частицу, которая только что сорвалась и улетела? – спросил Виктор, размышляя: и кто только придумал, что у немцев нет чувства юмора?
   Эд уставился на него. Виктор вытаращился в ответ, потом вздохнул.
   – Это невозможно, – сказал он. – Там внутри замкнутое пространство. Заряженные частицы не могут просто так взять и улететь из него. Это глюк[5].
   – Никакой это не глюк! – возразил Эд. Он бросил игру и принялся лихорадочно стучать по клавиатуре. Вывел на второй монитор изображение с другой камеры, проверил время, потом стал прокручивать запись назад. Через двадцать секунд обратной перемотки небольшая светящаяся частица появилась в левой части экрана и присоединилась к общей массе. Эд поставил изображение на паузу, потом прокрутил заново на половинной скорости. Они с Виктором проследили, как частица уносится прочь.
   – Что-то мне это не нравится, – заметил Виктор.
   – И мне, – поддержал его Эд. – Это вообще невозможно.
   – Как по-твоему, что это такое?
   Эд проверил показатели.
   – Понятия не имею.
   Теперь они уже вдвоем постучали по клавиатурам и вывели на экран одни и те же данные, пытаясь разобраться с причиной аномалии.
   – Ничего не вижу, – признался Эд. – Не понимаю, где это искать.
   – Погоди, – остановил его Виктор. – Я заметил… Нет! Это еще что такое?! Что происходит?
   На глазах у них с Эдом данные словно бы сами собой переписывались. Последовательность кодов изменялась: нули превращались в единицы, а единицы – в нули. Оба ученых лихорадочно пытались остановить череду изменений, но это было невозможно.
   – Какой-то вирус, – сказал Виктор. – Он заметает следы.
   – Должно быть, кто-то взломал систему, – высказал предположение Эд.
   – Я помогал делать эту систему, – заявил Виктор, – но даже я не смогу ее взломать. Во всяком случае, вот так.
   А потом, не прошло и минуты, изменение кода завершилось. Эд попытался снова вызвать на экран изображение частицы, отделяющейся от общего потока, но на этот раз на экране появилось лишь изображение огромного туннеля, и протоны вели себя в нем в точности так, как им полагается.
   – Надо об этом доложить, – сказал Эд.
   – Знаю, – отозвался Виктор. – Но у нас нет никаких доказательств. Ничего, кроме наших слов.
   – Разве их недостаточно?
   Виктор кивнул.
   – Возможно, но… – Он уставился на экран. – Что это означает? И кстати, куда она подевалась?
   – И что это за запах?..
 
   Ученые были не единственными, кто наблюдал за коллайдером.
   Внизу, во мраке, где скрываются наимерзейшие твари, за строительством коллайдера с большим интересом следило древнее Зло. Сущность, обитавшая во тьме, имела множество имен: Сатана, Вельзевул, Дьявол. Существа, обитавшие вместе с ним, знали его под именем Отца Зла[6]. Отец Зла сидел во тьме очень долго.
   Он существовал за миллиарды лет до людей, динозавров или даже маленьких одноклеточных организмов, которые в один прекрасный день решили стать большими многоклеточными организмами, а потом создали литературу, живопись и назойливые рингтоны для мобильников.
   Он наблюдал из глубин пространства и времени – ибо камень, огонь и почва, вакуум, звезды и планеты не преграда для него, – как на Земле возникла жизнь, как деревья потянулись к небу и океаны наполнились живыми существами, и ненавидел все это.
   Он желал положить этому конец, но не мог. Он был заключен в узилище, возведенное из пламени и камня, в окружении подобных себе тварей: одних он создал из собственной плоти, другие же были изгнаны во мрак за злобу и коварство, хоть никто из них и близко не мог сравниться с Отцом Зла. Немногие из легионов демонов, обитавших с ним в этом далеком огненном царстве, когда-либо видели Отца Зла воочию, ибо он пребывал в самом глубоком и самом дальнем уголке ада, где предавался размышлениям, строил планы и ожидал возможности вырваться.
   И вот, после долгого томления, он сделал первый шаг.

Глава четвертая,
в которой мы узнаем, как неразумно пытаться вызывать демонов и вообще якшаться с потусторонним

   Сэмюэл с Босвеллом расположились на стене возле дома четы Абернати и наблюдали за улицей. Стоял тихий вечер, люди в большинстве своем уже сидели по домам и пили чай, поэтому наблюдать было особо не за чем и делать особо нечего. Сэмюэл покачивал ведром и слушал тишину – а тишина, как всем известно, не то же самое, что отсутствие звуков, поскольку она включает в себя весь шум, который человек ожидает услышать, но не слышит[7].
   Сэмюэлу не хотелось идти домой. Мать готовилась к выходу в свет – одна, без него. Она нарядилась и куда-то собралась, впервые с тех пор, как отец Сэмюэла ушел, и отчего-то Сэмюэлу делалось грустно. Он не знал, с кем мама намерена провести вечер, но она накрасилась и принарядилась, хотя обычно не утруждала себя ничем таким, когда отправлялась просто поиграть с друзьями в бинго. Мама не спросила, почему сын оделся привидением с хеллоуинским ведром, хотя еще не Хеллоуин, – она давно уже привыкла, что он часто поступает не совсем обычно.
   На прошлой неделе учитель Сэмюэла, мистер Хьюм, позвонил ей домой, чтобы, как он выразился, «серьезно поговорить» насчет Сэмюэла. Как оказалось, в тот день Сэмюэл явился на урок «расскажи и покажи»[8] с одной-единственной булавкой. Когда мистер Хьюм вызвал мальчика к доске, тот с гордостью продемонстрировал эту булавку.
   – Что это? – спросил мистер Хьюм.
   – Булавка, – ответил Сэмюэл.
   – Это я вижу, Сэмюэл. Но это не самый увлекательный предмет для рассказа о нем, тебе не кажется? В смысле, он как-то уступает ракете, которую сделал Бобби, или вулкану Хелен.
   Сэмюэла мало впечатлили как ракета Бобби Годдара – с его точки зрения, она походила на несколько рулонов туалетной бумаги, обмотанных фольгой, – так и вулкан Хелен, хотя из того и шел белый дым, если налить ему в кратер воды. Папа у Хелен был химиком, и Сэмюэл нисколечко не сомневался, что тот приложил руку к созданию вулкана. Он точно знал, что Хелен Ким неспособна даже сделать корзинку из палочек от леденцов без подробной инструкции, литра растворителя, чтобы смывать клей с пальцев, и заранее рассортированных палочек.
   Сэмюэл шагнул вперед и сунул булавку под самый нос мистеру Хьюму.
   – Это не просто булавка, – торжественно произнес он.
   Мистера Хьюма его слова явно не убедили, а кроме того, он несколько занервничал из-за булавки в непосредственной близости от своего лица. Дети всякое могут выкинуть, только дай им волю.
   – Э-э… и что же это тогда? – поинтересовался мистер Хьюм.
   – Ну, если вы посмотрите на нее поближе…
   Мистер Хьюм поймал себя на том, что невольно подался вперед, чтобы получше разглядеть булавку.
   – Совсем-совсем близко…
   Мистер Хьюм сощурился. Однажды ему вручили зернышко риса, на котором было написано его имя; мистер Хьюм счел это любопытным, но бесполезным, и теперь ему пришла в голову мысль – а не повторил ли Сэмюэл этот фокус?
   – Возможно, вам удастся разглядеть бесчисленное множество ангелов, танцующих на острие этой булавки, – закончил свою речь Сэмюэл[9].
   Мистер Хьюм посмотрел на Сэмюэла. Сэмюэл посмотрел на мистера Хьюма.
   – Это ты так шутишь? – спросил мистер Хьюм.
   Подобные вопросы Сэмюэлу задавали достаточно часто – обычно, когда он вообще не шутил.
   – Нет, – ответил Сэмюэл. – Я это где-то прочитал. Теоретически на кончике иглы может поместиться бесконечное количество ангелов.
   – Но это не значит, что они там и вправду есть, – возразил мистер Хьюм.
   – Нет, но они могут там быть, – рассудительно заметил Сэмюэл.
   – С таким же успехом их может там и не быть.
   – Вы не можете доказать, что их там нет, – заявил Сэмюэл.
   – Ну а ты не можешь доказать, что они там есть.
   Сэмюэл задумался над этим на пару секунд, а потом изрек:
   – Доказать отрицательное утверждение вообще невозможно.
   – Что-что? – переспросил мистер Хьюм.
   – Невозможно доказать, что чего-то не существует. Доказать можно только, что что-то существует.
   – Это ты тоже где-то прочитал? – Мистеру Хьюму было нелегко сохранять сарказм в голосе.
   – Я так думаю, – сообщил Сэмюэл. Подобно большинству честных, прямых людей, он плохо распознавал сарказм. – Но это ведь правда?
   – Пожалуй, так, – согласился мистер Хьюм. Он заметил, что голос звучит угрюмо, откашлялся и повторил уже более жизнерадостно: – Да, полагаю, ты прав[10].
   – А это значит, – продолжал Сэмюэл, – у меня столько же шансов доказать, что на острие этой булавки есть ангелы, как у вас – доказать, что их там нет.
   У мистера Хьюма заболела голова.
   – Тебе точно всего одиннадцать лет? – поинтересовался он у Сэмюэла.
   – Абсолютно точно, – ответил мальчик.
   Мистер Хьюм утомленно вздохнул.
   – Спасибо, Сэмюэл. Можешь забрать свою булавку – и своих ангелов – и возвращаться на место.
   – А вы точно не хотите оставить ее себе? – уточнил Сэмюэл.
   – Да, уверен.
   – У меня еще есть, много.
   – Сэмюэл, садись, – прошипел мистер Хьюм, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, и даже Сэмюэл распознал в его тоне с трудом подавляемый гнев.
   Он вернулся на свое место и осторожно воткнул булавку в парту, так, чтобы ангелы, если они все-таки там есть, не попадали.
   – Кто-нибудь еще хочет чем-нибудь поделиться с нами? – спросил мистер Хьюм. – Может быть, воображаемым кроликом? Или невидимой уткой по кличке Перси?
   Все захохотали. Бобби Годдард пнул сзади стул Сэмюэла.
   Сэмюэл вздохнул.
   Вот поэтому мистер Хьюм и позвонил матери Сэмюэла, а она потом поговорила с ним насчет того, что к школе надо относиться серьезнее и не дразнить мистера Хьюма, который, похоже, немного впечатлительный человек, как она выразилась.
   Сэмюэл посмотрел на наручные часы. Мама сейчас уже должна была уйти, а значит, когда он вернется, его будет ждать нянька Стефани. Пару лет назад, когда она только начинала сидеть с Сэмюэлом, она была вполне нормальная, но в последнее время стала ужасна, как бывает ужасна только определенная разновидность девчонок-подростков. У нее был парень по имени Гарт, который иногда приходил, чтобы «составить компанию», а это означало, что Сэмюэла загонят в кровать задолго до того, как ему на самом деле будет пора спать. И даже когда Гарта рядом не было, Стефани часами напролет болтала по телефону и одновременно смотрела по телевизору всякие реалити-шоу, в которых участники боролись за возможность стать фотомоделью, певцом, танцором, актером, строителем или еще кем-нибудь. И она предпочитала заниматься этим не в обществе Сэмюэла.
   Уже стемнело. Сэмюэлу полагалось быть дома пятнадцать минут назад, но дом непоправимо изменился. Сэмюэл скучал по папе, но одновременно с этим злился на него и на маму тоже.
   – Нам пора обратно, – сказал он Босвеллу.
   Босвелл помахал хвостом. Стало холодать, а Босвелл не любил холода.
   И тут где-то за спиной Сэмюэла мелькнула ярко-синяя вспышка, и поплыл запах, наводивший на мысль о пожаре на фабрике протухших яиц. Босвелл от потрясения чуть не рухнул со стены, Сэмюэл едва успел поймать его.
   – Верно, – оживился мальчик, ухватившись за возможность отсрочить возвращение домой, – давай посмотрим, что там такое…
   В подвале дома № 666 по Кроули-роуд несколько человек в балахонах с капюшонами закрыли лица рукавами и принялись отплевываться.
   – Фу, какая гадость! – воскликнула миссис Рэнфилд. – Омерзительно!
   Запах и вправду вызывал тошноту, особенно в замкнутом пространстве, хотя подвальное окошко было приоткрыто и воздух слабой струйкой проникал внутрь. Мистер Абернати поспешил распахнуть окно настежь, и вонь стала слабеть – а может, присутствующим просто стало не до нее, поскольку нечто иное завладело их вниманием.
   В центре комнаты повис небольшой вращающийся сгусток бледно-голубого света. Он замигал, а потом засветился ярче, увеличился и постепенно превратился в идеально круглый диск футов двух в диаметре. От него поднимались струйки дыма.
   Первой вперед шагнула миссис Абернати.
   – Дорогая, осторожнее! – окликнул ее муж.
   – Да помолчи ты! – бросила миссис Абернати.
   Она подошла к диску почти вплотную – до него оставались считаные дюймы.
   – Кажется, я что-то вижу, – сообщила хозяйка дома. – Оно движется. Подождите минутку… – Она придвинулась еще ближе. – Там… земля. Это похоже на окно. Я вижу грязь, камни и засов на каких-то огромных воротах. И что-то шевелится…
   Сэмюэл припал к подвальному окошку со стороны улицы. Босвелл – он был очень смышленым псом – прятался за живой изгородью. На самом деле Босвелл сидел не за, а под изгородью, и будь он собакой покрупнее и у него хватало бы сил удержать одиннадцатилетнего мальчика на месте, Сэмюэл находился бы сейчас рядом с ним. Или они вместе шли бы домой, где нет никаких тошнотворных запахов, голубых вспышек и давящего ощущения, будто случилось нечто ужасно плохое и, похоже, вскоре произойдет что-то еще более мерзкое. Босвелл по своей натуре был псом меланхоличным и даже пессимистичным.
   Окно было всего в фут длиной и приоткрыто лишь на пару дюймов, но этого оказалось достаточно, чтобы Сэмюэл мог видеть и слышать все происходящее в подвале. Мальчик слегка удивился, увидев, что Абернати и еще два человека стоят в холодном подземелье в чем-то наподобие черных купальных халатов, но он давно уже научился не слишком поражаться тому, что делают взрослые. Сэмюэл слышал, как миссис Абернати описывает увиденное, но ему удавалось разглядеть лишь сам светящийся круг. Казалось, будто диск заполнен белым туманом – как если бы кто-то выдул очень большое и очень плотное кольцо дыма.
   Сэмюэлу не терпелось узнать, что же еще миссис Абернати углядела через портал. К несчастью, этим подробностям суждено было остаться неизвестными, не считая того, что увиденное – чем бы оно ни было – имело серую чешуйчатую шкуру и три больших когтистых пальца, которые высунулись из светящегося круга, ухватили миссис Абернати за голову и втянули ее внутрь – она даже крикнуть не успела.
   Вместо нее завопил мистер Рэнфилд. Мистер Абернати кинулся к светящемуся кругу, намереваясь что-нибудь предпринять, но затем, похоже, передумал и вместо этого принялся жалобно звать жену.
   – Эвелин! – крикнул он. – Дорогая, что с тобой?
   Ответа не последовало, но из дыры донеслись неприятные звуки – как будто кто-то раздавил спелый плод. Впрочем, миссис Абернати оказалась права: через дыру действительно было что-то видно. И оно вправду напоминало створки огромных ворот; в одной половинке теперь образовалась прореха, по ее краям пузырился расплавленный металл. Сквозь отверстие мистер Абернати видел ужасный пейзаж: сплошь мертвые деревья и черная грязь. Там двигались тени, призрачные фигуры, которым место лишь в страшных историях и кошмарах. Его жены видно не было.
   – Пойдем-ка отсюда, – сказал мистер Рэнфилд.
   Он принялся подталкивать жену к лестнице, но остановился, заметив краем глаза какое-то движение в углу подвала.
   – Эрик! – позвал он.
   Но мистер Абернати думал лишь об одном: где теперь его жена, и не обратил никакого внимания на оклик.
   – Эвелин! – снова позвал он. – Дорогая, ты там, внутри?
   – Эрик! – повторил мистер Рэнфилд, на этот раз более настойчиво. – Думаю, вам стоит на это взглянуть.
   Мистер Абернати обернулся и увидел то, на что смотрели супруги Рэнфилды. Он тут же решил, что, учитывая все обстоятельства, ему лучше бы этого не видеть, но, конечно, уже было поздно.
   В углу подвала находилась некая фигура, окруженная голубым светящимся ореолом. Она напоминала большой воздушный шар, сделанный в форме миссис Абернати, только шар этот был наполнен водой, и какая-то незримая сила так сотрясала его, что вода то и дело собиралась в неположенных местах. Кроме того, кожа – ее видно было только на лице и руках, выглядывающих из-под изорванного и окровавленного теперь балахона, – стала серой и чешуйчатой, а ногти – желтыми и загнутыми.
   Пока они взирали на эту фигуру, преображение завершилось. Щупальце с присосками, шевелившимися, будто губы, на мгновение обвилось вокруг ног, а затем втянулось в тело. Кожа побелела, ногти из желтых сделались красными, накрашенными, и теперь перед собравшимися стояло нечто, почти не отличимое от миссис Абернати. Но даже Сэмюэл со своего наблюдательного пункта видел, что она – другая. Миссис Абернати была довольно красивой для женщины одних лет с его мамой, но сейчас она сделалась еще привлекательнее. Она словно бы излучала красоту, как будто свет зажегся у нее внутри и засиял сквозь кожу. Глаза стали ужасно яркими, и в глубине их, словно сполохи в ночи, мерцали голубые огоньки. А еще она, как осознал Сэмюэл, пугала. «Сила, – подумал он. – Ее переполняет сила».
   – Эвелин? – неуверенно произнес мистер Абернати.
   Существо в обличье миссис Абернати улыбнулось.
   – Эвелин ушла, – сказало оно.
   Голос стал более низким, чем помнилось Сэмюэлу, и от его звучания у мальчика по спине побежали мурашки.
   – Ну и где она? – сердито спросил мистер Абернати.
   Женщина подняла руку и указала на светящуюся дыру.
   – Там.
   – И где это «там»? – допытывался мистер Абернати.
   К его чести, он повел себя довольно храбро, столкнувшись с чем-то, выходящим за рамки его опыта – и вообще за рамки этого мира.
   – «Там» – это в аду, – ответила женщина.
   – В аду? – переспросила миссис Рэнфилд, встревая в разговор. – Что, вправду? Чего-то не похоже. – Она вгляделась в дыру. – Это смахивает на то место на болотах, где живет твоя мать, Реджинальд.
   Мистер Рэнфилд осторожно заглянул в портал.
   – А знаешь, ты права, есть чуток.
   – Верните Эвелин обратно! – потребовал мистер Абернати, не обращая внимания на Рэнфилдов.
   – Твоя жена ушла. Я займу ее место.
   Мистер Абернати осмотрел стоящее в углу существо.
   – Чего вам надо? – спросил мистер Абернати, который был умнее и мистера, и миссис Рэнфилд, и всех маленьких Рэнфилдов – если бы таковые существовали, – вместе взятых.
   – Открыть врата.
   – Врата? – недоуменно переспросил мистер Абернати, а затем выражение его лица изменилось. – Врата… ада?
   – Да. У нас четыре дня на то, чтобы подготовить путь.
   – Все, мы уходим, – произнес мистер Рэнфилд. – Дорис, пошли.
   Он схватил жену за руку, и они вместе стали подниматься по лестнице. – Спасибо за… э-э… интересный вечер, Эрик. Надо будет как-нибудь повторить.
   Мистер и миссис Рэнфилд успели добраться аж до третьей ступеньки, когда из светящейся дыры вылетело что-то вроде нитей паутины; эти нити обвили незадачливых супругов за талии, сдернули их со ступеней и утащили в портал. Рэнфилды исчезли в клубах зловонного дыма. Портал словно бы увеличился на мгновение, а потом голубой ободок исчез вовсе.
   – Где он?! – воскликнул мистер Абернати. – Куда подевался?!
   – Он по-прежнему здесь, – ответила женщина. – Но лучше ему пока что оставаться сокрытым.
   Мистер Абернати потянулся к тому месту, где находился круг, и его руки исчезли, словно бы растворились в воздухе. Он быстро выдернул их обратно и поднес к лицу. Руки были покрыты какой-то прозрачной липкой жидкостью.
   – Верните мою жену! – потребовал мистер Абернати. – И Рэнфилдов тоже. – На этом месте он задумался. – Впрочем, Рэнфилдов можете оставить себе. Я только хочу получить обратно Эвелин. Пожалуйста!
   Может, мистер Абернати и не любил свою жену, но без нее ему пришлось бы самому заботиться о себе.
   Женщина лишь покачала головой. За спиной у нее дважды вспыхнул голубой свет, и в темном углу подвала шевельнулись две здоровенные лохматые твари. Сэмюэл разглядел блестящие черные глаза – слишком много глаз для двух человек – и костлявые суставчатые конечности. К ужасу Сэмюэла, эти твари постепенно приняли облик мистера и миссис Рэнфилд, хотя казалось, будто им сложно придумать, куда уместить все свои ноги.
   – Я не согласен вам помогать! – заявил мистер Абернати. – Вы меня не заставите!
   Женщина вздохнула.
   – Нам не нужна твоя помощь, – сказала она. – Нам нужно только твое тело.
   Из портала выскользнул длинный тонкий розовый язык, и от его рывка мистер Абернати растаял в воздухе. Несколько мгновений спустя жирный сгусток, зеленый, с большими глазами, принял его облик и встал рядом с существами, которые для непосвященных выглядели как миссис Абернати и чета Рэнфилд.
   На этом месте Сэмюэл решил, что с него достаточно, и они с Босвеллом рванули со всех ног в сторону дома. А если бы он подождал, то увидел бы, что тварь в облике миссис Абернати смотрит в сторону окошка и что в неподвижном ночном воздухе на том месте, где прятался Сэмюэл, виднеется зыбкий силуэт – остаточный образ мальчика.

Глава пятая,
где мы знакомимся с Тупяком, который не настолько ужасен, как ему хотелось бы, но зато ужасно невезуч

   Тупяк, бич пяти божеств, сидел на своем позолоченном троне; он посмотрел на распростертого у его ног слугу Горчуна и вздохнул.
   – Скучаете, ваше бичевательство? – осведомился Горчун.