Страница:
– А теперь не будет, – сказал как отрезал падре Иоанн, в один момент преобразившись из добродушного в строгого и требовательного. – Велю тебе на каждую службу приходить, и внучку приводи. – А потом, вновь подобрев, закончил: – Люди к вам с недоверием, а вы еще и в церковь не ходите. Нужно это менять, пусть они с тобой и внучкой твоей не только по нужде общаются, но и по-доброму, по-соседски, тогда и не повторится того, что было раньше. Поняла ли?
– Поняла, падре.
– Вот и ладно. И еще. Если нужда какая, так ты не стесняйся, говори – не мне, так старосте, а лучше жене его: она лучше поймет заботы домашние. На людей не обижайся. Трудно им свыкнуться: столько нового – вот и лекарка, считай колдунья, – ухмыльнулся, – среди них живет. Ну да Господь им судья, а наше дело – изменить это.
Тогда она не поняла, о чем говорил падре, упоминая многие новшества, но постепенно, со временем до нее начало доходить, что попала она и впрямь в необычное баронство, и то, что ее определили на жительство в село, предоставив целые хоромы, хоть и не даром, но все же, было далеко не самым удивительным.
Господи, ну наконец-то монастырские земли. Вон и монастырь виден, стоит слегка наособицу от небольшого сельца, что при монастыре основал сэр Андрэ, насадив туда своих кабальных, которых повыкупали по всем маркграфствам, кого с собой купец Белтон привез – в последнее время он сильно приподнялся – да передал барону, а кого и вассалы барона привели. У кабальных иных забот не было, как обиходить монастырь да духовную семинарию при нем, в которой обучались все дети, собранные с баронства.
Сейчас-то здесь было тихо, так как в селе оставались только дети кабальных – даже в приюте, при монастыре и духовной семинарии, не было ни одного сироты: на летнее время весь приют переехал в Кроусмарш, сейчас мальчишки под руководством ветеранов постигали воинское умение, чем были весьма горды. Люди поначалу хотели было разобрать детвору по семьям да и воспитывать как своих, как оно и было заведено, – редко когда увидишь в людских землях беспризорных детей. Это если уж совсем плохо да прижиться дите ни с кем не может: дети – они тоже разные бывают, и у каждого свой характер, подчас неуправляемый. Есть, конечно, и при монастырях приюты, но там по большей части совсем уж сироты. Бывает такое, редко, но бывает, что родня дальняя не хочет взваливать на себя лишний рот, вот и определяют таких детей в приюты при монастырях – оттуда дети в основном уходят потом в те же монастыри, но не все, конечно, если они сами оттуда не убегут до совершеннолетия.
На землях барона Кроусмарш люди жили довольно зажиточно, даже в зимнюю пору не задумывались о том, чтобы куда отправиться на приработок: приработком их обеспечивали на месте – бывало, что за зиму зарабатывали ничуть не меньше, чем с собранного урожая. Потому вопроса с приютом здесь и не стояло – люди разобрали бы всех детей по семьям, невзирая на отсутствие родства, – но барон отчего-то воспротивился этому. Больше сотни детей жили под его кровом и его опекой. Еще странность: распространялось это только на мальчиков – девочек-сироток тоже всячески привечали, да только в приюте ни одной не было, всех разбирали по семьям. Ну и в семинарии девочки не учились – худо-бедно приходские священники обучали их грамоте и Святому Писанию, на том их учеба и заканчивалась. С каждым караваном прибывали или один, или сразу несколько мальчиков, постоянно увеличивая численность приюта.
Сам сирота, Сэмюэль приглядывал за этим ревностно, правда, повлиять он никак не мог, но следил пристально, однако ничего предосудительного не видел. Всякий раз на праздники сам барон со всей семьей приезжал сюда, и хотя здесь обучался и его старший сын – в этом году минул первый год его обучения, – больше всего внимания он уделял именно сиротам, всячески стараясь выказать свою заботу. О баронессе и говорить нечего – она им всем вместо матери была, бывая здесь гораздо чаще, а не только в праздники, причем объяснить это желанием повидать сына было нельзя, так как подобным же образом она себя вела и до его появления в семинарии.
А вот от того, чему учили в этой семинарии, у него поначалу даже волосы на голове зашевелились. В этом месте был самый настоящий рассадник ереси. Ну, во всяком случае, вначале он все именно так и воспринял. В селах священники тоже вели непонятные разговоры, да только там они действовали как-то исподволь, аккуратно подводя уже взрослых, сформировавшихся людей к тем выводам, о которых открыто и без утайки вели беседы со своими учениками в семинарии.
Впервые попав на подобное занятие, брат Сэмюэль едва сдержался, чтобы не отправить пространное донесение архиепископу, вернее, он-то это сделал бы непременно, но его остановили. Падре Патрик остановил, который вне баронства считался простым приходским священником в селе Новак да духовным пастырем семейства барона, а на деле держал в своих руках еще и все приходы в баронстве, и даже настоятель монастыря относился к нему с почтением, подобающим епископу, никак не меньше. Население баронства росло год от года, а вернее, чуть не ежедневно. Подумать только, в баронстве проживало уже больше пятнадцати тысяч человек, а люди все прибывали. Так вот, до людей медленно, осторожно, но неуклонно доводили тот факт, что орки – вовсе не порождения сатаны, а простые язычники, коих стоит вырвать из плена язычества и привести в лоно Церкви, что делать это нужно не огнем и мечом, а терпением и убеждением. То, что они отличаются от людей, объясняли все тем же язычеством, во мраке которого они-де живут уже многие века, еще до появления здесь паствы Господней. Что Господь, в мудрости своей, направил сюда людей, дабы они несли этим народам свет истинной веры, ибо каждая тварь на земле – творение Господа нашего.
Но люди позабыли о своем предназначении, позабыли, для чего в свое время, многие века назад, предки их направили стопы свои в Иерусалим, и просто решили, что Господь даровал им землю обетованную, новое Царство Небесное. Однако Господь в мудрости своей свел людей с орками, не ведающими истинной веры, люди же, позабыв о своем предназначении, восприняли их как врагов рода человеческого, и началась нескончаемая война, которая длилась уже не один век. Нет, они не призывали увидеть в орках братьев во Христе, ибо те не торопились встать под знамена истинной веры, но подводили к мысли, что сатана тут ни при чем. Вернее, происки сатаны-то как раз были повсюду, ибо он, одурманив разум служителей Господа нашего, поселил в их сердцах ненависть к древним жителям земли этой. Ослепленные ненавистью, они даже не пытались увидеть, насколько разны орки. В доказательство этому в каждом селе было по нескольку семей с южного пограничья, которые не таясь рассказывали о том, чему сами были свидетелями в пограничье и насколько разнятся повадки степных орков от повадок орков лесных.
Сказать, что брат Сэмюэль был в шоке, – это не сказать ничего. Но многие беседы с падре и братом Адамом, представленные факты, документы в виде древних рукописей, в том числе и рукописи самого святого Иоанна – уж как они-то сюда попали? – постепенно убедили молодого и горячего инквизитора в правдивости всего этого. Тем более что сомнению предавалось не Писание и не вера в Господа, а именно отношение к оркам.
Не один и не два месяца минуло после его появления в Кроусмарше, прежде чем его решились отпустить в другие земли. Но теперь он знал и верил в то, что ничего сатанинского в орках нет, что они просто другие, вот и все.
Понял он и то, что безжалостное преследование инквизицией всего нового несет с собой большой вред. Вот доставленный им крестьянин Бон: чего в его делах сатанинского, если он, отбирая семена от самых лучших злаков, за многие годы добился того, что зерно из его семян выходило в полтора раза больше, чем у других? А его за это чуть на костер не спровадили: едва успели его умыкнуть вместе с семьей, причем против его воли, – он-то, не зная за собой грехов, хотел честно предстать перед судом. Здесь же с богатого урожая прошлого года все село Новак обеспечили необычными семенами, так что на будущий год барон планирует обеспечить семенами этого зерна уже все села баронства.
Или взять дочь старухи Арии. За что ее-то на костер, если она долг лекарский и христианский исполняла, помогая больному и ближнему? Откуда ей было знать, что тот обвинялся в ереси? Но долго разбираться не стали – вознесли на костер. А как же иначе, ведь и сама мать ее подтвердила, что дочка с нечистым водилась! А у старухи-то и выхода иного не было.
На многое теперь брат Сэмюэль смотрел иначе, многое увидел совсем в другом свете. Теперь судьба его была в том, чтобы помочь людям сберечь знания, которые люди в муках обретали, а иной раз в озарении, освященные волей Божьей. И свой долг он исполнял честно, а чаще и бесчестно – это уж как получалось.
Телега, проскрипев давно не смазываемыми колесами, втянулась во двор монастыря, и ворота за ним закрылись. Все. Теперь дома. Теперь можно говорить, не следя за каждым своим словом и не опасаясь доносов и, как следствие, ареста.
– С возвращением, брат Сэмюэль.
– Спасибо. А что, аббат Адам в монастыре?
– Вчера еще вернулся из Йорка. Все тебя выспрашивал. У себя он.
Поблагодарив монаха-привратника, инквизитор прямиком направился к своему начальнику. Оно конечно, главой всему здесь был настоятель монастыря, но только на инквизиторов он смотрел снисходительно, прощая им их обхождение, так как они только жили здесь, да и то нечасто, в основном все время проводя в разъездах, обряженные обычными людьми, и рясы не носили, так как по роду деятельности не должны были привлекать к себе внимание. Всего их было десять человек, и старшим у них был аббат Адам, которого возвел в это звание год назад архиепископ Йоркский.
– Ну наконец-то. Я уж думал, не случилось ли чего, – встретил его радостной улыбкой аббат.
Поднявшись из-за письменного стола, за которым он работал, – новшество внесенное бароном, так было работать куда сподручнее, чем за секретером, а уж тем, у кого были проблемы с ногами, так и подавно, – он подошел к Сэмюэлю и тепло его обнял. Не было в этом ни тени наигранности, а только искренние чувства. Сэмюэль не обманывал Арию, когда рассказывал о том, что его воспитывал этот человек, воспитывал своеобразно, но все же был как отец родной – а кем у него отец-то был? – вот то-то и оно. Убийца – достойная замена лихому разбойнику, это еще разобраться нужно, кто больше жизней загубил.
– Господь миловал. Все хорошо.
– Все удалось?
– Я же говорю: все хорошо.
– Так, донесение падре потом напишешь, да смотри там не забудь, поаккуратней, незачем ему все знать. А сейчас расскажи, как все прошло, да тут уж без утайки.
– Переговорить со старухой я не успел, – пожав плечами, словно говоря, «как аббат скажет, так и будет», начал он. – Когда я прибыл, в селе несчастье случилось: во время родов преставилась невестка старосты, и тот распылялся на все село – мол, это старуха погубила и дите нерожденное, и невестку. Хотя на самом деле ей не дали спасти девку, сами и загубили, дурни. Раз уж так случилось, то я решил воспользоваться ситуацией. Мы ведь сразу думали, что она не согласится переезжать.
– Да. Странно, но при всей неприязни к лекарям они не спешат уходить с насиженных мест.
– Может, думают, что везде одинаково и не стоит искать лучшего, если есть хорошее.
– Ну, хорошим такое положение не назовешь. Но возможно, ты и прав. Продолжай.
– Дело едва не испортил местный приходский священник. Он в свое время был при смерти, и старуха вместе с дочерью вернули его буквально с того света. Дочери он помочь не смог: там вмешалась инквизиция, и он был бессилен, а вот старухе пожелал помочь и образумить селян. Но это не входило в мои планы. Я представился ему, сказав, что здесь проездом, и выказал ему удовольствие, что в их селе столь ревностно борются с ересью.
– Священник начал науськивать крестьян?
– Нет. Он просто промолчал. Вообще не сказал ни слова. Но крестьяне поняли его так, как им было выгодно.
– Понятно. Ее исчезновение с тобой не свяжут?
– Нет. Я покинул село задолго до темноты, а потом дождался, пока стемнеет, отсидевшись в лесу. К старухе приходила какая-то крестьянка, уже после моего отбытия, так что ее исчезновение со мной не свяжут. Честно признаться, мне не нравятся методы, которыми мы действуем. Я привел сюда уже четверых, и только один пошел своей волей. Вернее, пошли-то они сами, да вот только мои действия вынудили их к этому. Можно ли творить добро подобным образом?
– Важен результат. Просто помни о том, что было бы с этими людьми, доберись до них наши братья по ордену, а потом вспомни о том, как эти люди живут теперь. Волю Господа можно нести разными путями. Святая инквизиция сжигает людей на кострах и тоже считает, что несет свет веры. Ария не догадалась?
– Нет. Но, честно признаться, жаль, что мы опоздали на три года. Ее дочь сильно превзошла свою мать.
– У старухи есть внучка – она ее обучит, и знание не будет утрачено. Кстати, старуха-то как, крепкая еще?
– Крепкая, да только и внучке-то всего шесть.
– А вот тут мы ничего поделать не можем. Иди, отдыхай. Даю тебе три дня, а потом снова в путь. Не смотри на меня как обиженный ребенок, сам знаешь – времени у нас не так много. Нужно торопиться.
– Мы прямо Ноев ковчег какой-то.
– Может, и Ковчег. Иди.
Аббат Адам проводил взглядом своего бывшего ученика и тяжко вздохнул. Какой талант пропадает даром. Обучая его ремеслу убийцы, он поражался его успехам: паренек все схватывал на лету и совсем скоро начинал делать то, чему его учил Стилет, гораздо лучше, чище и виртуознее. Выйди он на улицы городов в той ипостаси, к которой готовил его лучший мастер мокрых дел, – и он затмил бы своего учителя. Но не судьба. Стилет совершил ошибку гораздо раньше. А потом был епископ Патрик, и карьера молодого человека завершилась, так и не успев начаться, потому что он без оглядки последовал за своим наставником.
После распространения различных вещиц, которые явно указывали на существование Империи, он получил новое задание от архиепископа Йоркского. Дело в том, что брат Горонфло, надзиравший в свое время за селением Новак, никак не хотел успокаиваться. Вернее, он-то притих, когда барон Кроусмарш убыл в свои владения, ожидая вестей о гибели как самого барона, так и тех, кто последовал за ним. По убеждению инквизитора, они все были заражены ересью, и такая судьба была бы только закономерной. Но вышло невероятное: даже будучи преданным наемниками, сэр Андрэ сумел вывернуться и остаться в живых, мало того – он спас своих людей и сберег от набега как свое баронство, так и земли Йорка. Нападение было внезапным, и маркграфство просто не было готово к набегу. Теперь имя барона Кроусмарша было на слуху у всего маркграфства и прилегающих земель. Это никоим образом не могло порадовать брата Горонфло, который начал усиленно заваливать архиепископа прошениями о дозволении проведения дознания на территории баронства.
А вот это уже никак не входило в планы Игнатия, но и оставить без внимания настоятельные требования о проведении дознания, так чтобы не привлечь к себе внимания, он тоже не мог. Однако помня о том, что он со своим сообщником архиепископом Баттером – а как его еще назвать – дали молчаливое благословение барону Кроусмаршу, он не направил туда брата Горонфло. Вообще-то это было бы просто идеально, но только в том случае, если бы брат Горонфло был в числе посвященных, но это было не так. Связываться в этом деле с фанатиком? Ну уж нет, Игнатий еще не выжил из ума.
Вместо него он направил туда брата Адама, благо тот был в курсе всего и отношения у него с сэром Андрэ были натянутыми. Вот только он не учел одной особенности брата Адама: тот весьма своеобразно относился к тем, кто ему нравился, например, мог попытаться его убить, просто чтобы выяснить, какова будет реакция. А реакция барона ему понравилась, хотя все могло закончиться для самого инквизитора плачевно.
Оказавшись в Кроусмарше, брат Адам в первую очередь посетил падре Патрика, и так уж случилось, что повстречал у него и сэра Андрэ. Казалось, что та встреча, что была в «Бойцовом петухе», просто продолжилась.
Он без утайки рассказал им обо всем, что приключилось с ним за то время, пока они не виделись. Рассказал и о фальшивом караване, и о плене, и о рабстве, и о побеге, сильно удивившись реакции сэра Андрэ по поводу найденного инквизитором в камышах каравана, рассказал и о том, что начали предпринимать два архиепископа. Правда, с Баттером он не встречался, и напрямую о его участии Игнатий не говорил, но дознаватель сумел сложить два и два и получить правильный результат.
Однако та встреча вновь едва не закончилась плачевно. Все дело в бароне. Он ни на фартинг не доверял инквизитору при первой встрече, не изменил своего отношения и теперь. Глядя прямо в глаза брату Адаму, он, не скрывая своего презрения и злости, проговорил, цедя слова сквозь зубы:
– Ты в свое время уже предал падре. Только не нужно говорить, что это не так. Я долго беседовал с падре, я вижу тебя насквозь, как рентген. Не смотри на меня такими глазами.
– А что это такое? Рентген? – искренне удивился Адам.
– Кто о чем, а вшивый – о бане.
– При чем тут вши?
– Да ни при чем. Хочешь сказать, что я лгу?
– Нет. Донос был написан мною, – признал инквизитор, понимая, что либо между ними будет полное доверие, либо они попросту не смогут договориться.
– Успокойся, сын мой. – Падре положил руку на плечо сэра Андрэ, охлаждая его пыл. – Я не так уж и глуп и всегда знал, кто написал тот донос. – Эти слова заставили удивиться обоих его собеседников. – Но это не было предательством. Я привел Стилета в лоно Церкви и сделал его ревностным ее служителем. Как он мог реагировать на мои высказывания, последовавшие позднее? Он просто выполнял свой долг, вот и все. И когда он пытался организовать мой побег, он был столь же искренен и довел бы задуманное до конца. Вот только тогда чувства у него возобладали над разумом, и он просто позабыл, на что по-настоящему способна Святая инквизиция, когда она поистине хочет найти того, кто им нужен. Я же об этом не забывал и понимал, что вместе со мной погибнет и он. Я решил просто довериться воле Господа нашего, и Он выказал ее, послав тебя, сын мой. И чем дольше я нахожусь подле тебя, тем больше убеждаюсь в мудрости Его и безграничной силе. Оставь эти мысли. Брат Адам никогда не предавал меня.
Тогда сэр Андрэ поверил падре или сделал вид, что поверил, не суть важно. Он стал подробно расспрашивать Адама о всех деталях произошедшего с ним. После двухчасовой беседы он отчего-то взбодрился. Это обстоятельство несколько удивило его собеседников.
– Извини, сын мой. Но не подскажешь ли, что тебя так вдохновило в рассказе Адама, что ты так воспрянул?
– А разве вы еще не поняли? Господи, да все просто как день. Ну вот смотрите. Есть император Гирдган, которому до зарезу нужно без проблем пройти сквозь степи кочевников, он готов заплатить кочевникам, если они пойдут ему навстречу, и готов заплатить, много, по-императорски, не скупясь.
– И чего в этом хорошего? – удивился брат Адам. – Они возьмут дары – и войско беспрепятственно пройдет к нам.
– Э-э, не-эт. Не все так просто. Степняки имеют общего вождя?
– Нет, – ответил инквизитор.
– Значит, императору нужно будет договариваться сразу с несколькими вождями и ублажать их всех, а это может оказаться очень дорого. Но против императора выступают его же подданные – не открыто, но они всячески будут мешать ему. Во-первых, это работорговцы, подобные тому, у которого ты был, и обычные торговцы живым товаром. Во-вторых, это торговцы, которые крепко завязаны на торговле со степняками: у них тоже немалую долю дохода составляет торговля рабами из людей – если не большую, при таких-то ценах. В-третьих, сами степняки, которые тоже имеют большую прибыль от торговли людьми. А император хочет в одночасье порушить уже веками устоявшиеся отношения.
– Ты хочешь сказать, что Империя не придет и степь все так же стоит заслоном между нами и нею?
– Нет, падре. Империя все равно придет. Вот только произойдет это не на следующий год и даже не через год. Я думаю, что года два у нас есть точно. Если только императору не надоест эта мышиная возня и он не набросится на степняков, чтобы проломиться к нам. Но тогда мы об этом узнаем. Но и в этом случае у нас будет как минимум еще год. В зиму, конечно, можно выйти в поход, да вот только зимы здесь настолько суровы, что вряд ли он отважится на подобный поход в отрыве от своих баз снабжения. – Поняв, что вновь сказал нечто непонятное, он отмахнулся от немых вопросов: – Не обращайте внимания. Вы ведь поняли, что я хотел сказать? Вот и прекрасно.
– И что ты намерен делать, сын мой?
– То, чего от меня и хотят архиепископы Йоркский и Саутгемптонский. Готовиться к войне и ковать оружие. Но только, коли уж у меня появилась фора по времени, делать я это буду более основательно, чем задумывал раньше. Ваша же задача, брат Адам, состоит в том, чтобы Святая инквизиция как можно дольше не совала сюда нос, потому как далеко не многие знают о том, что происходит на самом деле.
– С чего вы взяли, что можете отдавать мне приказы? – возмутился дознаватель.
– А я и не пытаюсь вам приказывать, – пожал плечами сэр Андрэ. – Либо мы делаем одно дело, либо не делаем. Вот и все. Я лишь предлагаю равноценный союз. С одной стороны – я, моя задача – в подготовке войска и его снабжения. С другой стороны – падре, он должен будет позаботиться о крепости духа паствы и доведении до них настоящего положения дел, так чтобы не поднялся бунт и нас всех не вознесли на костер в праведном гневе. И с третьей – вы, ваша задача состоит в том, чтобы инквизиция не совала свой нос в наши дела и не порушила наших начинаний. Вот как-то так, а иначе и пытаться нечего.
– Вы настолько уверены в своих словах?
– Хорошо, давайте посмотрим на это иначе. То, что задумали архиепископы, внесет смущение в умы паствы, умные люди сделают правильные выводы, но чем это закончится, если Церковь останется в стороне от этих начинаний? Кострами. Будет много, много костров – и еще больший страх в сердцах людей. Все. Иного такими методами они не добьются. Да, люди будут перешептываться, поползут различные слухи, но священники, которые должны сказать свое веское слово, станут либо отмалчиваться, либо с завидным упорством талдычить о том, что все это происки нечистого и его слуг орков.
– И что же предлагаете вы?
– Я предлагаю закрыться в Кроусмарше, всех впускать и никого не выпускать отсюда. Я уж позабочусь, чтобы людям здесь жилось лучше, чем там, откуда они придут, – настолько лучше, что они сами не захотят отсюда уходить. Торговлей займется мой друг, других торговцев я сюда просто не пущу. Это будет выглядеть нормально, учитывая то, что он едва не разорился, поддерживая меня в моем начинании, теперь же, чтобы отплатить ему, я замкну всю торговлю на нем: хотят торговать нашим товаром – пусть покупают у него и кусают локти, раз оказались столь недальновидными. Полная изоляция. И в условиях такой изоляции – работа священников: уверен, что у падре найдутся единомышленники, в особенности из тех, кто знает об Империи. Некоторые уже прибыли, а скоро прибудет и тот, кто станет настоятелем монастыря Святого Иоанна. А вот безопасность – уже ваша епархия, и как этого добиться – решать вам.
В тот раз брат Адам сумел найти в себе силы поверить сэру Андрэ. Он систематически отправлял с голубиной почтой донесения в епархию, упирая на то, что ничего предосудительного, за исключением дозволенного, в Кроусмарше выявить не удается. Иногда, примерно раз в месяц, он лично выезжал в Йорк, чтобы встретиться с архиепископом и в личной беседе сообщить то, чего не мог доверить бумаге. Конечно, он сообщал только то, что не могло возбудить в Игнатии подозрений по поводу того, что в Кроусмарше помимо дозволенной вольницы происходит еще что-то. Именно с благословения архиепископа брат Адам полностью закрыл баронство для посещения посторонними, так как будоражащие слухи, да еще и сильно приукрашенные, поползли бы по стране, а это было нежелательно.
Памятуя о трудностях, с которыми столкнулся брат Горонфло, а также о том, что полностью изолировать баронство сложно, Адам испросил помощи, и ему было дозволено набрать пять помощников.
Однако хитрый Игнатий вовсе не собирался полностью доверять дознавателю, а потому направил в Кроусмарш под видом переселенцев еще двоих своих людей. Оба прижились и затихли до поры до времени. Они не должны были присылать донесений – это им надлежало сделать только в том случае, если бы они заметили что-то не укладывающееся в рамки дозволенного. Ну и раз в полгода они должны были слать вести, чтобы Игнатий просто знал, что они живы. Разумная предосторожность, да вот только и брат Адам, дознаватель с большим стажем, чего-то да стоил. Оба соглядатая были у него под колпаком, а вернее, под арестом в подземелье Кроусмарша, потому что оснований для поднятия тревоги у них имелось более чем достаточно.
Уже через год такой совместной деятельности барон высказал инквизитору свое намерение дать приют тем, кто не укладывался в нормальные рамки общества. Он предложил брату Адаму заняться кроме обеспечения безопасности спасением тех, кто являлся носителями каких-либо новых знаний.
– Только не надо говорить о том, что все новое – это происки сатаны, – оборвал он попытавшегося было возразить инквизитора. – Возьмем то оружие, которое я нашел на орочьей стороне. Не будь его – и орки огнем и мечом прошлись бы по маркграфству, а теперь эта опасность больше просто не существует. Сыграло в этом свою роль и то оружие, которое создал небезызвестный кузнец Грэг, а ведь им в свое время очень сильно заинтересовалась инквизиция. А мой смерд старик Тони – ведь его фактически приговорили к сожжению, только мое вмешательство спасло его. А чего плохого он сделал? Разгадал секрет, как можно получить хорошую оружейную сталь из плохого железа, а ведь именно это сберегло жизни многим моим воинам, и мне в том числе. – Он не стал указывать на тот факт, что это было не так, жизнь ему не раз спасал титан, но суть-то была верной. – И так во многих вопросах. К примеру, из-за негативного отношения к лекарям и слишком частого сравнения их с колдунами их не так-то и много, а смертей от болезней не так уж и мало, но людей попросту некому спасать. Там, где есть приличный лекарь или лекарка, смертность гораздо ниже, люди воспринимают это как данность и, только сами же уничтожив того, кто нес им исцеление, понимают, что лишились чего-то значимого.
– Поняла, падре.
– Вот и ладно. И еще. Если нужда какая, так ты не стесняйся, говори – не мне, так старосте, а лучше жене его: она лучше поймет заботы домашние. На людей не обижайся. Трудно им свыкнуться: столько нового – вот и лекарка, считай колдунья, – ухмыльнулся, – среди них живет. Ну да Господь им судья, а наше дело – изменить это.
Тогда она не поняла, о чем говорил падре, упоминая многие новшества, но постепенно, со временем до нее начало доходить, что попала она и впрямь в необычное баронство, и то, что ее определили на жительство в село, предоставив целые хоромы, хоть и не даром, но все же, было далеко не самым удивительным.
Господи, ну наконец-то монастырские земли. Вон и монастырь виден, стоит слегка наособицу от небольшого сельца, что при монастыре основал сэр Андрэ, насадив туда своих кабальных, которых повыкупали по всем маркграфствам, кого с собой купец Белтон привез – в последнее время он сильно приподнялся – да передал барону, а кого и вассалы барона привели. У кабальных иных забот не было, как обиходить монастырь да духовную семинарию при нем, в которой обучались все дети, собранные с баронства.
Сейчас-то здесь было тихо, так как в селе оставались только дети кабальных – даже в приюте, при монастыре и духовной семинарии, не было ни одного сироты: на летнее время весь приют переехал в Кроусмарш, сейчас мальчишки под руководством ветеранов постигали воинское умение, чем были весьма горды. Люди поначалу хотели было разобрать детвору по семьям да и воспитывать как своих, как оно и было заведено, – редко когда увидишь в людских землях беспризорных детей. Это если уж совсем плохо да прижиться дите ни с кем не может: дети – они тоже разные бывают, и у каждого свой характер, подчас неуправляемый. Есть, конечно, и при монастырях приюты, но там по большей части совсем уж сироты. Бывает такое, редко, но бывает, что родня дальняя не хочет взваливать на себя лишний рот, вот и определяют таких детей в приюты при монастырях – оттуда дети в основном уходят потом в те же монастыри, но не все, конечно, если они сами оттуда не убегут до совершеннолетия.
На землях барона Кроусмарш люди жили довольно зажиточно, даже в зимнюю пору не задумывались о том, чтобы куда отправиться на приработок: приработком их обеспечивали на месте – бывало, что за зиму зарабатывали ничуть не меньше, чем с собранного урожая. Потому вопроса с приютом здесь и не стояло – люди разобрали бы всех детей по семьям, невзирая на отсутствие родства, – но барон отчего-то воспротивился этому. Больше сотни детей жили под его кровом и его опекой. Еще странность: распространялось это только на мальчиков – девочек-сироток тоже всячески привечали, да только в приюте ни одной не было, всех разбирали по семьям. Ну и в семинарии девочки не учились – худо-бедно приходские священники обучали их грамоте и Святому Писанию, на том их учеба и заканчивалась. С каждым караваном прибывали или один, или сразу несколько мальчиков, постоянно увеличивая численность приюта.
Сам сирота, Сэмюэль приглядывал за этим ревностно, правда, повлиять он никак не мог, но следил пристально, однако ничего предосудительного не видел. Всякий раз на праздники сам барон со всей семьей приезжал сюда, и хотя здесь обучался и его старший сын – в этом году минул первый год его обучения, – больше всего внимания он уделял именно сиротам, всячески стараясь выказать свою заботу. О баронессе и говорить нечего – она им всем вместо матери была, бывая здесь гораздо чаще, а не только в праздники, причем объяснить это желанием повидать сына было нельзя, так как подобным же образом она себя вела и до его появления в семинарии.
А вот от того, чему учили в этой семинарии, у него поначалу даже волосы на голове зашевелились. В этом месте был самый настоящий рассадник ереси. Ну, во всяком случае, вначале он все именно так и воспринял. В селах священники тоже вели непонятные разговоры, да только там они действовали как-то исподволь, аккуратно подводя уже взрослых, сформировавшихся людей к тем выводам, о которых открыто и без утайки вели беседы со своими учениками в семинарии.
Впервые попав на подобное занятие, брат Сэмюэль едва сдержался, чтобы не отправить пространное донесение архиепископу, вернее, он-то это сделал бы непременно, но его остановили. Падре Патрик остановил, который вне баронства считался простым приходским священником в селе Новак да духовным пастырем семейства барона, а на деле держал в своих руках еще и все приходы в баронстве, и даже настоятель монастыря относился к нему с почтением, подобающим епископу, никак не меньше. Население баронства росло год от года, а вернее, чуть не ежедневно. Подумать только, в баронстве проживало уже больше пятнадцати тысяч человек, а люди все прибывали. Так вот, до людей медленно, осторожно, но неуклонно доводили тот факт, что орки – вовсе не порождения сатаны, а простые язычники, коих стоит вырвать из плена язычества и привести в лоно Церкви, что делать это нужно не огнем и мечом, а терпением и убеждением. То, что они отличаются от людей, объясняли все тем же язычеством, во мраке которого они-де живут уже многие века, еще до появления здесь паствы Господней. Что Господь, в мудрости своей, направил сюда людей, дабы они несли этим народам свет истинной веры, ибо каждая тварь на земле – творение Господа нашего.
Но люди позабыли о своем предназначении, позабыли, для чего в свое время, многие века назад, предки их направили стопы свои в Иерусалим, и просто решили, что Господь даровал им землю обетованную, новое Царство Небесное. Однако Господь в мудрости своей свел людей с орками, не ведающими истинной веры, люди же, позабыв о своем предназначении, восприняли их как врагов рода человеческого, и началась нескончаемая война, которая длилась уже не один век. Нет, они не призывали увидеть в орках братьев во Христе, ибо те не торопились встать под знамена истинной веры, но подводили к мысли, что сатана тут ни при чем. Вернее, происки сатаны-то как раз были повсюду, ибо он, одурманив разум служителей Господа нашего, поселил в их сердцах ненависть к древним жителям земли этой. Ослепленные ненавистью, они даже не пытались увидеть, насколько разны орки. В доказательство этому в каждом селе было по нескольку семей с южного пограничья, которые не таясь рассказывали о том, чему сами были свидетелями в пограничье и насколько разнятся повадки степных орков от повадок орков лесных.
Сказать, что брат Сэмюэль был в шоке, – это не сказать ничего. Но многие беседы с падре и братом Адамом, представленные факты, документы в виде древних рукописей, в том числе и рукописи самого святого Иоанна – уж как они-то сюда попали? – постепенно убедили молодого и горячего инквизитора в правдивости всего этого. Тем более что сомнению предавалось не Писание и не вера в Господа, а именно отношение к оркам.
Не один и не два месяца минуло после его появления в Кроусмарше, прежде чем его решились отпустить в другие земли. Но теперь он знал и верил в то, что ничего сатанинского в орках нет, что они просто другие, вот и все.
Понял он и то, что безжалостное преследование инквизицией всего нового несет с собой большой вред. Вот доставленный им крестьянин Бон: чего в его делах сатанинского, если он, отбирая семена от самых лучших злаков, за многие годы добился того, что зерно из его семян выходило в полтора раза больше, чем у других? А его за это чуть на костер не спровадили: едва успели его умыкнуть вместе с семьей, причем против его воли, – он-то, не зная за собой грехов, хотел честно предстать перед судом. Здесь же с богатого урожая прошлого года все село Новак обеспечили необычными семенами, так что на будущий год барон планирует обеспечить семенами этого зерна уже все села баронства.
Или взять дочь старухи Арии. За что ее-то на костер, если она долг лекарский и христианский исполняла, помогая больному и ближнему? Откуда ей было знать, что тот обвинялся в ереси? Но долго разбираться не стали – вознесли на костер. А как же иначе, ведь и сама мать ее подтвердила, что дочка с нечистым водилась! А у старухи-то и выхода иного не было.
На многое теперь брат Сэмюэль смотрел иначе, многое увидел совсем в другом свете. Теперь судьба его была в том, чтобы помочь людям сберечь знания, которые люди в муках обретали, а иной раз в озарении, освященные волей Божьей. И свой долг он исполнял честно, а чаще и бесчестно – это уж как получалось.
Телега, проскрипев давно не смазываемыми колесами, втянулась во двор монастыря, и ворота за ним закрылись. Все. Теперь дома. Теперь можно говорить, не следя за каждым своим словом и не опасаясь доносов и, как следствие, ареста.
– С возвращением, брат Сэмюэль.
– Спасибо. А что, аббат Адам в монастыре?
– Вчера еще вернулся из Йорка. Все тебя выспрашивал. У себя он.
Поблагодарив монаха-привратника, инквизитор прямиком направился к своему начальнику. Оно конечно, главой всему здесь был настоятель монастыря, но только на инквизиторов он смотрел снисходительно, прощая им их обхождение, так как они только жили здесь, да и то нечасто, в основном все время проводя в разъездах, обряженные обычными людьми, и рясы не носили, так как по роду деятельности не должны были привлекать к себе внимание. Всего их было десять человек, и старшим у них был аббат Адам, которого возвел в это звание год назад архиепископ Йоркский.
– Ну наконец-то. Я уж думал, не случилось ли чего, – встретил его радостной улыбкой аббат.
Поднявшись из-за письменного стола, за которым он работал, – новшество внесенное бароном, так было работать куда сподручнее, чем за секретером, а уж тем, у кого были проблемы с ногами, так и подавно, – он подошел к Сэмюэлю и тепло его обнял. Не было в этом ни тени наигранности, а только искренние чувства. Сэмюэль не обманывал Арию, когда рассказывал о том, что его воспитывал этот человек, воспитывал своеобразно, но все же был как отец родной – а кем у него отец-то был? – вот то-то и оно. Убийца – достойная замена лихому разбойнику, это еще разобраться нужно, кто больше жизней загубил.
– Господь миловал. Все хорошо.
– Все удалось?
– Я же говорю: все хорошо.
– Так, донесение падре потом напишешь, да смотри там не забудь, поаккуратней, незачем ему все знать. А сейчас расскажи, как все прошло, да тут уж без утайки.
– Переговорить со старухой я не успел, – пожав плечами, словно говоря, «как аббат скажет, так и будет», начал он. – Когда я прибыл, в селе несчастье случилось: во время родов преставилась невестка старосты, и тот распылялся на все село – мол, это старуха погубила и дите нерожденное, и невестку. Хотя на самом деле ей не дали спасти девку, сами и загубили, дурни. Раз уж так случилось, то я решил воспользоваться ситуацией. Мы ведь сразу думали, что она не согласится переезжать.
– Да. Странно, но при всей неприязни к лекарям они не спешат уходить с насиженных мест.
– Может, думают, что везде одинаково и не стоит искать лучшего, если есть хорошее.
– Ну, хорошим такое положение не назовешь. Но возможно, ты и прав. Продолжай.
– Дело едва не испортил местный приходский священник. Он в свое время был при смерти, и старуха вместе с дочерью вернули его буквально с того света. Дочери он помочь не смог: там вмешалась инквизиция, и он был бессилен, а вот старухе пожелал помочь и образумить селян. Но это не входило в мои планы. Я представился ему, сказав, что здесь проездом, и выказал ему удовольствие, что в их селе столь ревностно борются с ересью.
– Священник начал науськивать крестьян?
– Нет. Он просто промолчал. Вообще не сказал ни слова. Но крестьяне поняли его так, как им было выгодно.
– Понятно. Ее исчезновение с тобой не свяжут?
– Нет. Я покинул село задолго до темноты, а потом дождался, пока стемнеет, отсидевшись в лесу. К старухе приходила какая-то крестьянка, уже после моего отбытия, так что ее исчезновение со мной не свяжут. Честно признаться, мне не нравятся методы, которыми мы действуем. Я привел сюда уже четверых, и только один пошел своей волей. Вернее, пошли-то они сами, да вот только мои действия вынудили их к этому. Можно ли творить добро подобным образом?
– Важен результат. Просто помни о том, что было бы с этими людьми, доберись до них наши братья по ордену, а потом вспомни о том, как эти люди живут теперь. Волю Господа можно нести разными путями. Святая инквизиция сжигает людей на кострах и тоже считает, что несет свет веры. Ария не догадалась?
– Нет. Но, честно признаться, жаль, что мы опоздали на три года. Ее дочь сильно превзошла свою мать.
– У старухи есть внучка – она ее обучит, и знание не будет утрачено. Кстати, старуха-то как, крепкая еще?
– Крепкая, да только и внучке-то всего шесть.
– А вот тут мы ничего поделать не можем. Иди, отдыхай. Даю тебе три дня, а потом снова в путь. Не смотри на меня как обиженный ребенок, сам знаешь – времени у нас не так много. Нужно торопиться.
– Мы прямо Ноев ковчег какой-то.
– Может, и Ковчег. Иди.
Аббат Адам проводил взглядом своего бывшего ученика и тяжко вздохнул. Какой талант пропадает даром. Обучая его ремеслу убийцы, он поражался его успехам: паренек все схватывал на лету и совсем скоро начинал делать то, чему его учил Стилет, гораздо лучше, чище и виртуознее. Выйди он на улицы городов в той ипостаси, к которой готовил его лучший мастер мокрых дел, – и он затмил бы своего учителя. Но не судьба. Стилет совершил ошибку гораздо раньше. А потом был епископ Патрик, и карьера молодого человека завершилась, так и не успев начаться, потому что он без оглядки последовал за своим наставником.
После распространения различных вещиц, которые явно указывали на существование Империи, он получил новое задание от архиепископа Йоркского. Дело в том, что брат Горонфло, надзиравший в свое время за селением Новак, никак не хотел успокаиваться. Вернее, он-то притих, когда барон Кроусмарш убыл в свои владения, ожидая вестей о гибели как самого барона, так и тех, кто последовал за ним. По убеждению инквизитора, они все были заражены ересью, и такая судьба была бы только закономерной. Но вышло невероятное: даже будучи преданным наемниками, сэр Андрэ сумел вывернуться и остаться в живых, мало того – он спас своих людей и сберег от набега как свое баронство, так и земли Йорка. Нападение было внезапным, и маркграфство просто не было готово к набегу. Теперь имя барона Кроусмарша было на слуху у всего маркграфства и прилегающих земель. Это никоим образом не могло порадовать брата Горонфло, который начал усиленно заваливать архиепископа прошениями о дозволении проведения дознания на территории баронства.
А вот это уже никак не входило в планы Игнатия, но и оставить без внимания настоятельные требования о проведении дознания, так чтобы не привлечь к себе внимания, он тоже не мог. Однако помня о том, что он со своим сообщником архиепископом Баттером – а как его еще назвать – дали молчаливое благословение барону Кроусмаршу, он не направил туда брата Горонфло. Вообще-то это было бы просто идеально, но только в том случае, если бы брат Горонфло был в числе посвященных, но это было не так. Связываться в этом деле с фанатиком? Ну уж нет, Игнатий еще не выжил из ума.
Вместо него он направил туда брата Адама, благо тот был в курсе всего и отношения у него с сэром Андрэ были натянутыми. Вот только он не учел одной особенности брата Адама: тот весьма своеобразно относился к тем, кто ему нравился, например, мог попытаться его убить, просто чтобы выяснить, какова будет реакция. А реакция барона ему понравилась, хотя все могло закончиться для самого инквизитора плачевно.
Оказавшись в Кроусмарше, брат Адам в первую очередь посетил падре Патрика, и так уж случилось, что повстречал у него и сэра Андрэ. Казалось, что та встреча, что была в «Бойцовом петухе», просто продолжилась.
Он без утайки рассказал им обо всем, что приключилось с ним за то время, пока они не виделись. Рассказал и о фальшивом караване, и о плене, и о рабстве, и о побеге, сильно удивившись реакции сэра Андрэ по поводу найденного инквизитором в камышах каравана, рассказал и о том, что начали предпринимать два архиепископа. Правда, с Баттером он не встречался, и напрямую о его участии Игнатий не говорил, но дознаватель сумел сложить два и два и получить правильный результат.
Однако та встреча вновь едва не закончилась плачевно. Все дело в бароне. Он ни на фартинг не доверял инквизитору при первой встрече, не изменил своего отношения и теперь. Глядя прямо в глаза брату Адаму, он, не скрывая своего презрения и злости, проговорил, цедя слова сквозь зубы:
– Ты в свое время уже предал падре. Только не нужно говорить, что это не так. Я долго беседовал с падре, я вижу тебя насквозь, как рентген. Не смотри на меня такими глазами.
– А что это такое? Рентген? – искренне удивился Адам.
– Кто о чем, а вшивый – о бане.
– При чем тут вши?
– Да ни при чем. Хочешь сказать, что я лгу?
– Нет. Донос был написан мною, – признал инквизитор, понимая, что либо между ними будет полное доверие, либо они попросту не смогут договориться.
– Успокойся, сын мой. – Падре положил руку на плечо сэра Андрэ, охлаждая его пыл. – Я не так уж и глуп и всегда знал, кто написал тот донос. – Эти слова заставили удивиться обоих его собеседников. – Но это не было предательством. Я привел Стилета в лоно Церкви и сделал его ревностным ее служителем. Как он мог реагировать на мои высказывания, последовавшие позднее? Он просто выполнял свой долг, вот и все. И когда он пытался организовать мой побег, он был столь же искренен и довел бы задуманное до конца. Вот только тогда чувства у него возобладали над разумом, и он просто позабыл, на что по-настоящему способна Святая инквизиция, когда она поистине хочет найти того, кто им нужен. Я же об этом не забывал и понимал, что вместе со мной погибнет и он. Я решил просто довериться воле Господа нашего, и Он выказал ее, послав тебя, сын мой. И чем дольше я нахожусь подле тебя, тем больше убеждаюсь в мудрости Его и безграничной силе. Оставь эти мысли. Брат Адам никогда не предавал меня.
Тогда сэр Андрэ поверил падре или сделал вид, что поверил, не суть важно. Он стал подробно расспрашивать Адама о всех деталях произошедшего с ним. После двухчасовой беседы он отчего-то взбодрился. Это обстоятельство несколько удивило его собеседников.
– Извини, сын мой. Но не подскажешь ли, что тебя так вдохновило в рассказе Адама, что ты так воспрянул?
– А разве вы еще не поняли? Господи, да все просто как день. Ну вот смотрите. Есть император Гирдган, которому до зарезу нужно без проблем пройти сквозь степи кочевников, он готов заплатить кочевникам, если они пойдут ему навстречу, и готов заплатить, много, по-императорски, не скупясь.
– И чего в этом хорошего? – удивился брат Адам. – Они возьмут дары – и войско беспрепятственно пройдет к нам.
– Э-э, не-эт. Не все так просто. Степняки имеют общего вождя?
– Нет, – ответил инквизитор.
– Значит, императору нужно будет договариваться сразу с несколькими вождями и ублажать их всех, а это может оказаться очень дорого. Но против императора выступают его же подданные – не открыто, но они всячески будут мешать ему. Во-первых, это работорговцы, подобные тому, у которого ты был, и обычные торговцы живым товаром. Во-вторых, это торговцы, которые крепко завязаны на торговле со степняками: у них тоже немалую долю дохода составляет торговля рабами из людей – если не большую, при таких-то ценах. В-третьих, сами степняки, которые тоже имеют большую прибыль от торговли людьми. А император хочет в одночасье порушить уже веками устоявшиеся отношения.
– Ты хочешь сказать, что Империя не придет и степь все так же стоит заслоном между нами и нею?
– Нет, падре. Империя все равно придет. Вот только произойдет это не на следующий год и даже не через год. Я думаю, что года два у нас есть точно. Если только императору не надоест эта мышиная возня и он не набросится на степняков, чтобы проломиться к нам. Но тогда мы об этом узнаем. Но и в этом случае у нас будет как минимум еще год. В зиму, конечно, можно выйти в поход, да вот только зимы здесь настолько суровы, что вряд ли он отважится на подобный поход в отрыве от своих баз снабжения. – Поняв, что вновь сказал нечто непонятное, он отмахнулся от немых вопросов: – Не обращайте внимания. Вы ведь поняли, что я хотел сказать? Вот и прекрасно.
– И что ты намерен делать, сын мой?
– То, чего от меня и хотят архиепископы Йоркский и Саутгемптонский. Готовиться к войне и ковать оружие. Но только, коли уж у меня появилась фора по времени, делать я это буду более основательно, чем задумывал раньше. Ваша же задача, брат Адам, состоит в том, чтобы Святая инквизиция как можно дольше не совала сюда нос, потому как далеко не многие знают о том, что происходит на самом деле.
– С чего вы взяли, что можете отдавать мне приказы? – возмутился дознаватель.
– А я и не пытаюсь вам приказывать, – пожал плечами сэр Андрэ. – Либо мы делаем одно дело, либо не делаем. Вот и все. Я лишь предлагаю равноценный союз. С одной стороны – я, моя задача – в подготовке войска и его снабжения. С другой стороны – падре, он должен будет позаботиться о крепости духа паствы и доведении до них настоящего положения дел, так чтобы не поднялся бунт и нас всех не вознесли на костер в праведном гневе. И с третьей – вы, ваша задача состоит в том, чтобы инквизиция не совала свой нос в наши дела и не порушила наших начинаний. Вот как-то так, а иначе и пытаться нечего.
– Вы настолько уверены в своих словах?
– Хорошо, давайте посмотрим на это иначе. То, что задумали архиепископы, внесет смущение в умы паствы, умные люди сделают правильные выводы, но чем это закончится, если Церковь останется в стороне от этих начинаний? Кострами. Будет много, много костров – и еще больший страх в сердцах людей. Все. Иного такими методами они не добьются. Да, люди будут перешептываться, поползут различные слухи, но священники, которые должны сказать свое веское слово, станут либо отмалчиваться, либо с завидным упорством талдычить о том, что все это происки нечистого и его слуг орков.
– И что же предлагаете вы?
– Я предлагаю закрыться в Кроусмарше, всех впускать и никого не выпускать отсюда. Я уж позабочусь, чтобы людям здесь жилось лучше, чем там, откуда они придут, – настолько лучше, что они сами не захотят отсюда уходить. Торговлей займется мой друг, других торговцев я сюда просто не пущу. Это будет выглядеть нормально, учитывая то, что он едва не разорился, поддерживая меня в моем начинании, теперь же, чтобы отплатить ему, я замкну всю торговлю на нем: хотят торговать нашим товаром – пусть покупают у него и кусают локти, раз оказались столь недальновидными. Полная изоляция. И в условиях такой изоляции – работа священников: уверен, что у падре найдутся единомышленники, в особенности из тех, кто знает об Империи. Некоторые уже прибыли, а скоро прибудет и тот, кто станет настоятелем монастыря Святого Иоанна. А вот безопасность – уже ваша епархия, и как этого добиться – решать вам.
В тот раз брат Адам сумел найти в себе силы поверить сэру Андрэ. Он систематически отправлял с голубиной почтой донесения в епархию, упирая на то, что ничего предосудительного, за исключением дозволенного, в Кроусмарше выявить не удается. Иногда, примерно раз в месяц, он лично выезжал в Йорк, чтобы встретиться с архиепископом и в личной беседе сообщить то, чего не мог доверить бумаге. Конечно, он сообщал только то, что не могло возбудить в Игнатии подозрений по поводу того, что в Кроусмарше помимо дозволенной вольницы происходит еще что-то. Именно с благословения архиепископа брат Адам полностью закрыл баронство для посещения посторонними, так как будоражащие слухи, да еще и сильно приукрашенные, поползли бы по стране, а это было нежелательно.
Памятуя о трудностях, с которыми столкнулся брат Горонфло, а также о том, что полностью изолировать баронство сложно, Адам испросил помощи, и ему было дозволено набрать пять помощников.
Однако хитрый Игнатий вовсе не собирался полностью доверять дознавателю, а потому направил в Кроусмарш под видом переселенцев еще двоих своих людей. Оба прижились и затихли до поры до времени. Они не должны были присылать донесений – это им надлежало сделать только в том случае, если бы они заметили что-то не укладывающееся в рамки дозволенного. Ну и раз в полгода они должны были слать вести, чтобы Игнатий просто знал, что они живы. Разумная предосторожность, да вот только и брат Адам, дознаватель с большим стажем, чего-то да стоил. Оба соглядатая были у него под колпаком, а вернее, под арестом в подземелье Кроусмарша, потому что оснований для поднятия тревоги у них имелось более чем достаточно.
Уже через год такой совместной деятельности барон высказал инквизитору свое намерение дать приют тем, кто не укладывался в нормальные рамки общества. Он предложил брату Адаму заняться кроме обеспечения безопасности спасением тех, кто являлся носителями каких-либо новых знаний.
– Только не надо говорить о том, что все новое – это происки сатаны, – оборвал он попытавшегося было возразить инквизитора. – Возьмем то оружие, которое я нашел на орочьей стороне. Не будь его – и орки огнем и мечом прошлись бы по маркграфству, а теперь эта опасность больше просто не существует. Сыграло в этом свою роль и то оружие, которое создал небезызвестный кузнец Грэг, а ведь им в свое время очень сильно заинтересовалась инквизиция. А мой смерд старик Тони – ведь его фактически приговорили к сожжению, только мое вмешательство спасло его. А чего плохого он сделал? Разгадал секрет, как можно получить хорошую оружейную сталь из плохого железа, а ведь именно это сберегло жизни многим моим воинам, и мне в том числе. – Он не стал указывать на тот факт, что это было не так, жизнь ему не раз спасал титан, но суть-то была верной. – И так во многих вопросах. К примеру, из-за негативного отношения к лекарям и слишком частого сравнения их с колдунами их не так-то и много, а смертей от болезней не так уж и мало, но людей попросту некому спасать. Там, где есть приличный лекарь или лекарка, смертность гораздо ниже, люди воспринимают это как данность и, только сами же уничтожив того, кто нес им исцеление, понимают, что лишились чего-то значимого.