Страница:
Строительство печи должно было забрать изрядное количество времени, и, казалось бы, есть вещи куда более важные. Но это как посмотреть. Ее постройка подразумевала под собой изготовление кирпичей, а значит, наработку необходимых навыков на небольшом количестве. Сам процесс более или менее ему знаком. Недалеко от озера имелся кирпичный завод, который, как и все после развала Союза, пришел в упадок. Печи запустить там уже не могли, причина ему была непонятна, но если директор не мог наладить производства, то она наверняка была, и серьезная. Однако продукцию они выдавали, правда, немного. Рабочие складывали из кирпичей эдакие пирамиды, оставляя внутри что-то наподобие топки, куда подводились газовые горелки, которые горели около суток. Вот только не меньше трети уходило в отходы – это и те кирпичи, которые образовывали внешний слой, и процент брака был довольно высок.
Однако Дмитрия это вполне устраивало. Он не собирался налаживать производство кирпича. Обожженный кирпич ему нужен был только для печных труб, которые будут находиться снаружи и как результат подвергаться воздействию осадков. Сами печи он собирался сложить из сырца, этого вполне достаточно – огня он не боится, мало того, в местах воздействия огня произойдет спекание глины, нахождение же под крышей исключит воздействие осадков. К тому же печи будут иметь дополнительную защиту в виде обмазки все из той же глины, которую при необходимости можно и подновить.
Трудности дали о себе знать практически тут же. Встал вопрос с изготовлением формы. Гвоздей у него не было, а если бы и были, то тратить драгоценное железо на это баловство он не собирался. Ага, он уже начал думать о многолетней перспективе. А что прикажете делать, коли уж так карта выпала? Они, конечно, время от времени предпринимали походы к месту их выброса, испытывая зыбкую надежду на то, что увидят знакомое марево, которое приведет их домой, но не сказать что он на это сильно надеялся. Так что эти походы обычно совпадали с их выходами на охоту, а это происходило не так чтобы и часто. Каждый расстрелянный патрон отдавался зубной болью, поэтому основой их рациона была все же рыба.
Довольно просто, используя небольшое возвышение, он сумел устроить коптильню, процесс подготовки которой занял едва ли полдня. Еще бы с этим возникли трудности у того, кто столько лет провел на разведении рыбы. Однако добиться достаточно долгого хранения мяса таким методом не получалось: все же нужна была соль. А вот с этим имелись большие трудности. Во время инвентаризации в багажнике машины нашлась еще одна початая пачка, но этого все одно было очень мало, и Лариса расходовала ее очень экономно. Так что основа рациона в виде рыбы была просто предопределена.
Инвентаризация принесла и неожиданные результаты. В различных укромных уголках авто Дмитрием было обнаружено настоящее богатство, разумеется, если думать о многолетней перспективе. А как прикажете думать в сложившейся ситуации? Дело в том, что он не просто был бригадиром, но нередко и помогал своим рыбакам, что выражалось и в том, чтобы доставить им домой пару-тройку мешков с зерном. Эта тара, как известно, зачастую имеет дырочки или в процессе перевозки получает таковые от соприкосновения с различными острыми углами. Так вот, им было обнаружено сорок шесть зерен ячменя, двадцать семь – пшеницы, десяток – кукурузы, а также три семечки подсолнечника. Мало? Разумеется, мало. Но это опять-таки смотря в какой перспективе рассматривать.
Дощечки для формы он выстругал с помощью топора, а вот скреплять ее решил нагелями. В дальнейшем они должны были стать основным видом крепежа, заменив собой гвозди. Не сказать что это панацея, но во многом снимало проблему, только для их использования предварительно требовалось проделать отверстия. В этот раз он обошелся, применив для этого заточенную отвертку. Даже для восьми отверстий ему пришлось изрядно попотеть, так что нужно будет обзавестись коловоротом, причем со сменными сверлами, для сверления отверстий различных диаметров. Да и другим столярным инструментом. Наличие топора, ножовки и ножа радовало, но этого было как бы слишком мало.
Уже приготовившись к формовке, он с тоской понял, что слишком торопится и для начала нужно бы озаботиться навесом, причем немаленьким, – имеющегося было явно недостаточно. Кирпичу нужно высыхать на свежем воздухе никак не меньше трех, а то и четырех недель, чтобы превратиться в сырец. Придется устраивать поход на камышовую плантацию.
Не менее остро стоял и вопрос с одеждой. В настоящее время на работах они пока обходились тем рваньем, что нашлось в его УАЗе, а ходить предпочитали босиком, приберегая обувь для походов в лес. У Виктора была смена из камуфляжа и спортивного костюма, Лариса имела два спортивных костюма, шорты, пару футболок и сарафан. Из обуви – по паре кроссовок, тапочек, две пары резиновых сапог, разумеется, на мужскую ногу, а еще прорезиненная офицерская плащ-накидка – вот, пожалуй, и весь запас.
Все сводилось к тому, что придется использовать шкуры, но их нужно уметь выделывать. Об этом Дмитрий не имел даже поверхностного представления, но выхода не было, нужно что-то думать. Ведь справлялись же с этим как-то их предки.
Однако неожиданно для него этим вопросом занялась Лариса. Правда, ее знания в вопросе выделки шкур сводилась к тому, что она где-то что-то слышала об этом. По ее просьбе он изготовил ей некий верстак, или как его еще назвать. Обрезок ошкуренного толстого бревна, один из концов которого покоился на пеньке высотой около метра, а второй упирался в землю. На этом бревне она расстилала замоченную в проточной воде ручья шкуру, а потом скребла деревянным скребком полукруглой формы, под овал бревна, изготовленным Дмитрием же. После очередного скобления процесс повторялся.
По ее словам, вскоре в дело должна была вступить кора дуба, которую они вместе собрали в неприлично большом количестве. В настоящее время неподалеку от ручья был уже готов бассейн, дно которого выстелили имевшейся у них толстой клеенкой: она должна была препятствовать просачиванию полученного настоя в землю. Впоследствии он планировал изготовить деревянную бадью достаточных размеров – сейчас на это просто недоставало времени. Но если задумка получится… Да чего уж там. Выбора все одно нет, так что бадью он сделает в любом случае, а там уж будут экспериментировать. Одежда, конечно, серьезный вопрос, но за недостатком времени пока справятся, а там видно будет.
Так в заботах проходили день за днем. Людям буквально некогда было поднять голову и осмотреться. Сделано было уже немало, но стоило только им задуматься над тем, сколько еще предстоит, как тут же хотелось все бросить и сложить руки. Каждое утро приходилось делать над собой усилия, чтобы вновь приняться за дело. Радовало только то, что постепенно начали проявляться результаты. Лариса пару раз устраивала истерики, и Дмитрию стоило большого труда успокоить ее.
За день уставали так, что ночью едва доволакивали ноги до постели. Отдых полноценным не получался. На закате ложился отдыхать Дмитрий, она же несла дежурство. Через пару часов, уже по заведенной традиции, Лариса будила его и укладывалась сама. Его дежурство длилось до утра, а потом они еще и работали до обеда, после которого он вновь перехватывал часа три. Поначалу было тяжело, но постепенно втянулись в ритм.
Конечно, человек ко всему привыкает, но это в общем, а в частности такое дано далеко не всем. Те, у кого психика не выдерживает, способны сорваться, и хорошо если это выльется в истерику. Дмитрий уже смирился с тем, что время от времени у Ларисы таковые случаются. К слову сказать, эти эмоциональные взрывы были им как нельзя на руку. Дело в том, что в тот момент, когда принимался успокаивать девушку, он сам наполнялся решимостью стоять до конца, не сдаваться ни при каком раскладе, ответственность за ее судьбу придавала ему сил – как физических, так и эмоциональных. Но однажды она напугала его настолько сильно, что он понял: необходимо что-то предпринимать, и срочно.
В тот день он начал выдавать первую партию самана, из которого планировал построить хатку. А что? В изготовлении он не так сложен, при должном уходе дом из него способен простоять сотню лет, зимой тепло, летом прохладно. Главное же – весь потребный материал под рукой. Правда, вместо соломы пришлось использовать камыш, что не очень удобно, но где ту солому взять. Пришлось обуваться в резиновые сапоги, чтобы месить массу, а то эдак можно все ноги изрезать в хлам. Процесс замеса сразу растянулся чуть не вдвое в сравнении с тем, когда он готовил материал для кирпичей. Все же глина не так сильно липнет к ногам, а на сапогах образовывались такие комья, что на помощь Ларисы было глупо надеяться, если уж Дмитрий с большим трудом ворочал конечностями.
Вот получится у них взрастить тот семенной фонд, что так удачно нашелся, – тогда уж будет и солома. Однако скорее всего уже будет поздно: ну сколько им потребно тех построек… Зато продовольственный вопрос решится, и рацион станет разнообразнее. Признаться, мясорыбная диета уже успела приесться, а как представишь, сколько еще предстоит так прожить, – зубами заскрежещешь так, что все окрест услышат.
До обеда еще было далеко, как и до полуденного пекла, но Дмитрию отчего-то очень захотелось лечь в холодный ручей, как обычно делал в конце трудового дня. Ручью было все едино, когда ты в него залезешь, – вода в нем была всегда холодной и бодрящей. Ляжешь в проточную воду и буквально физически ощущаешь, как усталость покидает тело вместе с омывающими тебя струями. Лариса не раз высказывалась по этому поводу, говоря, что эдак и заболеть недолго, – сама она проводила омовения в озере, где вода была куда теплее, но Дмитрий предпочитал ручей.
Раз в неделю они устраивали настоящую баню. Ну как настоящую – настолько, насколько позволяли условия. Для этого они использовали самую маленькую палатку и раскаленные на костре камни. Закатываешь такой булыжник в палатку, закрываешься наглухо и обдаешь его водичкой. Получается вполне неплохо, правда, иной раз и ошпаришься, но это если совсем уж перестараться, а так поры открываются вполне себе исправно, и тело начинает дышать. Жалко, правда, нет холодного кваса, но Лариса варила настой из собираемых ею трав, получался терпкий напиток, которому совсем не помешал бы сахар, но основательно остуженный в ручье, он вполне мог претендовать на питие после баньки. Разумеется, при отсутствии иной альтернативы.
Продолжай Дмитрий ладить блоки самана – ничего и не заметил бы. Он, конечно, взял себе за правило держаться все время поблизости от Ларисы, но ведь и так недалеко – и сотни метров нет, – так что, считай, все время на виду. Он занимается одним, она другим, к тому же научилась удить рыбу, что по местным условиям не было сложным, а потому спускалась со снастью к озеру, опять же помыться, привести себя в порядок – не делать же это на виду у постороннего мужчины. А чего вы хотите? Все именно так, они просто товарищи по несчастью, вот и все.
Когда он нашел ее взглядом, кстати заметить, специально не искал, так, по заведенной привычке, не более, она уже стояла на пенечке с петлей из палаточной расчалки на шее и с выражением полного отчаяния смотрела в голубое небо, ничего не замечая вокруг. Скорее всего, даже закричи он, она и не услышала бы, а может, и наоборот, дернулась бы – и тогда точно повисла на этом проклятом шнуре.
Его словно ледяной водой обдали, причем немалое количество залили и вовнутрь, отчего все сжалось и опустилось. Не проронив ни звука, он рванул вперед – куда там олимпийским спринтерам. Нож сам собой скакнул из ножен в руку, с ним он не расставался никогда, как и с ружьем, которое тут же брякнулось оземь.
Она все же его заметила, грустно улыбнулась и дернула ногами, чтобы опрокинуть чурбак. Хорошо хоть она выбрала тот, который он собирался использовать под установку наковальни, а потому подобрал самый массивный, – пока они использовали его под рубку мяса, не до кузницы. Колода только качнулась, но устояла, не упала. Девушка с недоумением глянула себе под ноги, потом разозлилась и толкнула сильнее.
Все это Дмитрий наблюдал как в замедленной съемке, видя и отмечая каждую деталь, каждое движение. Он словно видел самого себя, бегущего со всех ног с зажатым в руке ножом, как будто душа покинула тело и следила за происходящим со стороны. Еще мгновение, еще самая малость – и ее ноги соскользнут с колоды и задергаются, не дотягиваясь до земли.
Он успел. Обхватив Ларису за ноги, удержал, не давая веревке натянуться, а потом, дотянувшись ножом до ярко-желтого шнура, перерезал его одним махом. Только убедившись, он опустил девушку и посмотрел в ее глаза:
– Ты что творишь, Ларчик? Девочка моя, ты что вытворяешь?
Нет, он не кричал. Он настолько испугался, что просто не мог кричать, он едва выталкивал слова сквозь сковавший горло твердый комок, это был скорее даже шепот, исторгаемый трясущимися губами.
– Дим, зачем ты это сделал?
Если бы она кричала, билась в истерике, он воспринял бы это легче, чем этот спокойный, практически замогильный голос, полный разочарования от того, что ей помешали, и в то же время равнодушный ко всему вокруг.
– Глупая. Ну ушла бы ты. А как же я? Мне тогда зачем жить?
– А давай вместе.
– Что вместе?
– Ну вместе…
– Ларчик, и думать больше не смей. Мы выкарабкаемся. Обязательно выкарабкаемся. Если есть дверь в одну сторону, то непременно есть и в другую. Только нужно подождать немного, верить и искать.
– Дим, ты дурак? Ну сколько прошло с того момента, как мы провалились в тот дурацкий портал? Минуты три или пять, а когда глянули, его и след простыл. Может, он всего минуту держится, а может, и несколько секунд, да еще и в несколько лет раз. А может, еще и открывается не в одном и том же месте, а в разных. Ну сколько раз мы были на том месте за последнее время, три, четыре, а сколько мы уже здесь. Нет, Дима, мы получили билет в один конец, и это навсегда. Понимаешь? Навсегда.
Она говорила абсолютно спокойно, рассудительно и в то же время как-то отстраненно, что было страшнее всего. Дмитрий воочию увидел человека, который просто потерял смысл жизни, не знал причины, зачем ему следует продолжать бренное существование, человека, дошедшего до последней черты, за которой только пустота. Нет, она прошла эту черту и сама стала пустой оболочкой. Ну не знал он, как это объяснить, вот чувствовал – и все тут.
– Ларчик, глупенькая, я ведь тебя люблю, люблю так, что ни за что не отпущу от себя.
– Ты меня любишь?
– С первого дня, как только увидел. Но Семен мой друг, а потом и ты любишь его, вот я и таился.
Конечно, он врал. Врал настолько самозабвенно, что готов был сам поверить в свою ложь. Нет, не все было ложью. Она ему нравилась, и бывало такое, что, несмотря на то что она жена его друга, его порой посещали нехорошие мысли, но это было просто влечением, не чем иным. Да, оказавшись здесь, он все чаще задумывался над тем парадоксом, что они здесь вдвоем, ситуация очень подходящая, но он ничего не предпринимает.
Поначалу он ни на минуту не забывал, чья она женщина. Потом, когда пришло осознание сложившейся ситуации, было просто не до того, потому как они за день изрядно выматывались, тут уж не до грез. Даже во время ночных дежурств эти мысли не возвращались, лишь налетали легким ветерком, когда он видел, как она вытирается после купания, а футболка или платьице соблазнительно облегают ее тело. В особенности если это происходило на фоне солнечного света, просвечивающего ее легкое одеяние, соблазнительно выставляя напоказ фигуру. Но это было простым влечением мужчины к женщине.
Да, он врал. А что ему еще оставалось делать? Он не психолог и понятия не имеет, как бороться с тем состоянием, которое ее охватило. Он отчетливо понимал только одно: нужно как-то вернуть ее обратно за черту, заставить вдохнуть жизнь полной грудью. Найти в себе силы, чтобы жить дальше, вновь обрести смысл.
Плохо представляя, что нужно предпринять, он неожиданно для самого себя потянулся к ее губам и поцеловал, едва их касаясь. Она не дернулась и даже не попыталась отстраниться. Просто стояла, внимательно глядя ему в глаза. Губы плотно сжаты, тверды и сухи. Несмотря на то что она не отстранилась, от нее веяло холодом и равнодушием.
– Что, очень хочется?
– …
Он только и смог, что нервно сглотнуть, да только твердый ком никак не хотел покидать горло, и даже наоборот, казалось, стал тверже и больше, напрочь лишая возможности говорить, а по телу прошла дрожь. Лариса все так же спокойно стянула с шеи обрывок шнура и грустно улыбнулась:
– Ну если хочется, то не стоит сдерживать своих желаний.
Как ни равнодушна она была, однако после долгих стараний ему удалось распалить ее, заставить чувствовать. Он приложил все свои старания и умения. Потом вдруг ощутил, что его самого охватил такой восторг, что, попытайся она сейчас его остановить, он не станет слушать, хотя теперь это будет самым настоящим насилием. Но она не остановила, мало того – загорелась сама.
Потом она плакала, но не отвернувшись от него, а, наоборот, прижавшись к его груди, словно маленькая испуганная девочка. Он же боялся пошевелиться, чтобы, не дай бог, не помешать. Она возвращалась. Он чувствовал это, и от этого его грудь расправлялась. Нет, он не ощущал себя мегамужиком, который сумел своими талантами заставить девушку вновь распробовать вкус жизни. Он просто понял, что вот сейчас он сам вновь обрел смысл в жизни, а ее он любил. Вот эта девушка, рыдающая на его груди, – именно она его смысл, и не потому, что он ее любит, нет. Она была единственной, ради кого он должен был жить, потому что без него ей верный конец. Удайся ее попытка – и он, скорее всего, повис бы рядом, на том же суку. Так что он радовался не только ее возрождению, но и своему. Жизнь, как она ни трудна, чертовски хорошая штука.
То, что он уснул, до него дошло сразу, потому как, поначалу лениво открыв глаза, он тут же рывком сел на матраце, ошалело осматриваясь по сторонам. После произошедшего он отнес уснувшую Ларису в палатку и устроил на ее постели, однако и мысли не допускал, чтобы оставить девушку.
Вместо этого Дмитрий пристроился рядом и предавался размышлениям об их бытии, о том, не права ли она и не стоит ли бросить все эти трепыхания, которые ведут в никуда. Ведь она была где-то права, и если они и вправду хотят вернуться, то им следует обосноваться именно на том пятачке, где они появились в этом мире. Да только то место значительно проигрывало этому, а ожидание могло продлиться долгие годы. И опять же портал и впрямь мог открыться где угодно, так что им оставалось только надеяться на случай, на тот самый случай, который вырвал их из привычной среды.
Как он уснул, он и сам не заметил. А теперь вот проснулся. Причем он не сидел, а лежал, и лежал один. Нет, не один. Испугавшись, что опять потерял ее из виду, а возможно, потерял вообще, он не сразу заметил, что она сидит в углу полутемной палатки, на том же матраце, и внимательно смотрит на него.
– Хи-хи. Испугался?
– Есть такое дело.
– Ну что, Ромео, помнишь, что говорил, или это так, в порыве страсти?
– Почему же, помню и под каждым словом готов подписаться и сейчас.
– Не надо. Лишнее. Я знаю, что это неправда. Неужели ты думаешь, что женщина не почувствует, как к ней относится мужчина? Спасибо тебе за все, что ты делаешь для меня. А за то, что вынул меня из петли… Посмотрим, может, придет то время, когда я поблагодарю тебя и за это. Ну что, будем ужинать? Я наловила рыбы. Или ты не против вкусить чего иного?
– Ларчик, я… – начал было он растерянно, однако она не дала ему договорить:
– А вот я бы не против.
Девушка подалась вперед и, приблизившись к его лицу, поцеловала в губы, и на этот раз ее губы оказались не твердыми, а мягкими, податливыми и влажными. После этого она облизнулась, прямо как хитрюга, тихонько умявшая банку варенья. При этом так озорно улыбнулась, что он тут же весь вздыбился. К тому же на ней в этот момент не было никакой одежды. Да какой, к чертям собачьим, ужин!
– Погоди. Погоди, Димочка.
– Что? Что не так?
– Все так, глупенький. Только я хочу сразу тебе сказать. Ни о каких детях не может быть и речи. Мало того что тут нет никаких роддомов, так еще и нет никакого будущего.
– Лариса…
– Все. Хватит разговоров. Иди сюда.
Надо ли говорить, что о дежурстве сегодня забыли? Хорошо хоть у закона подлости, так же как и у них, выходной выдался, и за ночь ничего не случилось. И это с учетом того, что никто из них даже не вспомнил о том, чтобы забаррикадировать вход в их клетку. Правда, ужину, который должен был перейти в завтрак, повезло меньше. Местная братия без зазрения совести добралась до него, и от четырех рыбин остались только разбросанные кости да изгрызенные головы.
Лариса с улыбкой наблюдала за этим погромом, прислушиваясь к недовольному урчанию живота. И куда было спешить, когда можно чин чином поесть, а потом уж… Ладно, нужно идти опять ловить рыбу, на этот раз уже на завтрак. Стоп. Никуда идти не надо. Вон он, добытчик, уже сходил на охоту, несет на плече косулю. Значит, на завтрак свежатина будет.
– Ларчик, поздравь.
– С чем?
– Обошелся без патронов. Помнишь, как ты смеялась, когда я метал в вязанку камыша копье? Ага, зря ты так. Вот и экономия получилась.
Копье он сладил уже давно, примотав в качестве наконечника один из своих метательных ножей, и каждый день бросал его в цель с маниакальным упорством, захватывая для этого последние отблески уходящего дня. И впрямь не зря. Каждый сэкономленный патрон – он куда дороже золота. Хотя золото… Вот уж бесполезный металл. С другой стороны, из него можно что-нибудь смастерить для хозяйства. Все в этом мире относительно, вот и золото это.
– Поздравляю. Только мы собирались на охоту завтра. Опять же пошел охотиться, а меня не взял. Непорядок.
– Жалко было будить. А охота… Сухой паек из жареного мяса – он куда лучше, чем рыбный.
– Сухой паек?
– Ну да. Хватит сидеть затворниками. Прогуляемся окрест. Поднимемся вон на ту гору: с ее вершины должен открываться вид на сотни километров вокруг. А то сидим тут как бирюки, света белого не видим.
– Решил меня развлечь, психиатр доморощенный? – благодарно улыбнулась она, на что он только смущенно пожал плечами. – Спасибо тебе, Дима. Только давай с этим погодим. Я ведь, как и любая баба, хочу дома и уюта, а ты хочешь все бросить, так и не начав.
– Ничего подобного. Вернемся – продолжим.
– А сколько времени займет подготовка самана?
– Думаю, за пару недель управлюсь. Потом, пока подготовлю фундамент, как раз поспеет. Выведем стены – подойдет время обжига кирпича.
– У тебя сроки прямо как у Стаханова.
– Если каждый раз смотреть и думать о том, сколько еще впереди, да еще частенько чесать в затылке, то и за два года ничего не сделаешь.
– Так, может, сначала закончим со строительством? Ведь дел невпроворот, можем и не успеть.
– Это не обсуждается. Шкуры развесим в клетке – и айда. Дел у нас на всю жизнь, так что можем не разгибаясь провозиться весь остаток дней, наматывая на кулак жилы.
– А по горам скакать – это как на море съездить, там мы конечно же не умаемся?
– Как сказал один мудрец, перемена работы есть отдых. Ларчик, я и так замордовал тебя, чуть не потерял. Ты, может, и сама сейчас веришь в то, что говоришь, и скорее всего это именно так, но отвлечься тебе просто необходимо. Да и мне тоже. Так что вперед, заре навстречу.
– Ну тогда, может, хотя бы сутки обождем. Отдохнем, расслабимся.
– Ты это о чем, бесстыдница?
– И об этом тоже, – смущенно улыбнулась девушка. – А еще о том, что успеем закоптить мясо, – так оно куда дольше сохранится.
– Хм. Хозяйственная.
– А ты как думал.
Глава 3
Однако Дмитрия это вполне устраивало. Он не собирался налаживать производство кирпича. Обожженный кирпич ему нужен был только для печных труб, которые будут находиться снаружи и как результат подвергаться воздействию осадков. Сами печи он собирался сложить из сырца, этого вполне достаточно – огня он не боится, мало того, в местах воздействия огня произойдет спекание глины, нахождение же под крышей исключит воздействие осадков. К тому же печи будут иметь дополнительную защиту в виде обмазки все из той же глины, которую при необходимости можно и подновить.
Трудности дали о себе знать практически тут же. Встал вопрос с изготовлением формы. Гвоздей у него не было, а если бы и были, то тратить драгоценное железо на это баловство он не собирался. Ага, он уже начал думать о многолетней перспективе. А что прикажете делать, коли уж так карта выпала? Они, конечно, время от времени предпринимали походы к месту их выброса, испытывая зыбкую надежду на то, что увидят знакомое марево, которое приведет их домой, но не сказать что он на это сильно надеялся. Так что эти походы обычно совпадали с их выходами на охоту, а это происходило не так чтобы и часто. Каждый расстрелянный патрон отдавался зубной болью, поэтому основой их рациона была все же рыба.
Довольно просто, используя небольшое возвышение, он сумел устроить коптильню, процесс подготовки которой занял едва ли полдня. Еще бы с этим возникли трудности у того, кто столько лет провел на разведении рыбы. Однако добиться достаточно долгого хранения мяса таким методом не получалось: все же нужна была соль. А вот с этим имелись большие трудности. Во время инвентаризации в багажнике машины нашлась еще одна початая пачка, но этого все одно было очень мало, и Лариса расходовала ее очень экономно. Так что основа рациона в виде рыбы была просто предопределена.
Инвентаризация принесла и неожиданные результаты. В различных укромных уголках авто Дмитрием было обнаружено настоящее богатство, разумеется, если думать о многолетней перспективе. А как прикажете думать в сложившейся ситуации? Дело в том, что он не просто был бригадиром, но нередко и помогал своим рыбакам, что выражалось и в том, чтобы доставить им домой пару-тройку мешков с зерном. Эта тара, как известно, зачастую имеет дырочки или в процессе перевозки получает таковые от соприкосновения с различными острыми углами. Так вот, им было обнаружено сорок шесть зерен ячменя, двадцать семь – пшеницы, десяток – кукурузы, а также три семечки подсолнечника. Мало? Разумеется, мало. Но это опять-таки смотря в какой перспективе рассматривать.
Дощечки для формы он выстругал с помощью топора, а вот скреплять ее решил нагелями. В дальнейшем они должны были стать основным видом крепежа, заменив собой гвозди. Не сказать что это панацея, но во многом снимало проблему, только для их использования предварительно требовалось проделать отверстия. В этот раз он обошелся, применив для этого заточенную отвертку. Даже для восьми отверстий ему пришлось изрядно попотеть, так что нужно будет обзавестись коловоротом, причем со сменными сверлами, для сверления отверстий различных диаметров. Да и другим столярным инструментом. Наличие топора, ножовки и ножа радовало, но этого было как бы слишком мало.
Уже приготовившись к формовке, он с тоской понял, что слишком торопится и для начала нужно бы озаботиться навесом, причем немаленьким, – имеющегося было явно недостаточно. Кирпичу нужно высыхать на свежем воздухе никак не меньше трех, а то и четырех недель, чтобы превратиться в сырец. Придется устраивать поход на камышовую плантацию.
Не менее остро стоял и вопрос с одеждой. В настоящее время на работах они пока обходились тем рваньем, что нашлось в его УАЗе, а ходить предпочитали босиком, приберегая обувь для походов в лес. У Виктора была смена из камуфляжа и спортивного костюма, Лариса имела два спортивных костюма, шорты, пару футболок и сарафан. Из обуви – по паре кроссовок, тапочек, две пары резиновых сапог, разумеется, на мужскую ногу, а еще прорезиненная офицерская плащ-накидка – вот, пожалуй, и весь запас.
Все сводилось к тому, что придется использовать шкуры, но их нужно уметь выделывать. Об этом Дмитрий не имел даже поверхностного представления, но выхода не было, нужно что-то думать. Ведь справлялись же с этим как-то их предки.
Однако неожиданно для него этим вопросом занялась Лариса. Правда, ее знания в вопросе выделки шкур сводилась к тому, что она где-то что-то слышала об этом. По ее просьбе он изготовил ей некий верстак, или как его еще назвать. Обрезок ошкуренного толстого бревна, один из концов которого покоился на пеньке высотой около метра, а второй упирался в землю. На этом бревне она расстилала замоченную в проточной воде ручья шкуру, а потом скребла деревянным скребком полукруглой формы, под овал бревна, изготовленным Дмитрием же. После очередного скобления процесс повторялся.
По ее словам, вскоре в дело должна была вступить кора дуба, которую они вместе собрали в неприлично большом количестве. В настоящее время неподалеку от ручья был уже готов бассейн, дно которого выстелили имевшейся у них толстой клеенкой: она должна была препятствовать просачиванию полученного настоя в землю. Впоследствии он планировал изготовить деревянную бадью достаточных размеров – сейчас на это просто недоставало времени. Но если задумка получится… Да чего уж там. Выбора все одно нет, так что бадью он сделает в любом случае, а там уж будут экспериментировать. Одежда, конечно, серьезный вопрос, но за недостатком времени пока справятся, а там видно будет.
Так в заботах проходили день за днем. Людям буквально некогда было поднять голову и осмотреться. Сделано было уже немало, но стоило только им задуматься над тем, сколько еще предстоит, как тут же хотелось все бросить и сложить руки. Каждое утро приходилось делать над собой усилия, чтобы вновь приняться за дело. Радовало только то, что постепенно начали проявляться результаты. Лариса пару раз устраивала истерики, и Дмитрию стоило большого труда успокоить ее.
За день уставали так, что ночью едва доволакивали ноги до постели. Отдых полноценным не получался. На закате ложился отдыхать Дмитрий, она же несла дежурство. Через пару часов, уже по заведенной традиции, Лариса будила его и укладывалась сама. Его дежурство длилось до утра, а потом они еще и работали до обеда, после которого он вновь перехватывал часа три. Поначалу было тяжело, но постепенно втянулись в ритм.
Конечно, человек ко всему привыкает, но это в общем, а в частности такое дано далеко не всем. Те, у кого психика не выдерживает, способны сорваться, и хорошо если это выльется в истерику. Дмитрий уже смирился с тем, что время от времени у Ларисы таковые случаются. К слову сказать, эти эмоциональные взрывы были им как нельзя на руку. Дело в том, что в тот момент, когда принимался успокаивать девушку, он сам наполнялся решимостью стоять до конца, не сдаваться ни при каком раскладе, ответственность за ее судьбу придавала ему сил – как физических, так и эмоциональных. Но однажды она напугала его настолько сильно, что он понял: необходимо что-то предпринимать, и срочно.
В тот день он начал выдавать первую партию самана, из которого планировал построить хатку. А что? В изготовлении он не так сложен, при должном уходе дом из него способен простоять сотню лет, зимой тепло, летом прохладно. Главное же – весь потребный материал под рукой. Правда, вместо соломы пришлось использовать камыш, что не очень удобно, но где ту солому взять. Пришлось обуваться в резиновые сапоги, чтобы месить массу, а то эдак можно все ноги изрезать в хлам. Процесс замеса сразу растянулся чуть не вдвое в сравнении с тем, когда он готовил материал для кирпичей. Все же глина не так сильно липнет к ногам, а на сапогах образовывались такие комья, что на помощь Ларисы было глупо надеяться, если уж Дмитрий с большим трудом ворочал конечностями.
Вот получится у них взрастить тот семенной фонд, что так удачно нашелся, – тогда уж будет и солома. Однако скорее всего уже будет поздно: ну сколько им потребно тех построек… Зато продовольственный вопрос решится, и рацион станет разнообразнее. Признаться, мясорыбная диета уже успела приесться, а как представишь, сколько еще предстоит так прожить, – зубами заскрежещешь так, что все окрест услышат.
До обеда еще было далеко, как и до полуденного пекла, но Дмитрию отчего-то очень захотелось лечь в холодный ручей, как обычно делал в конце трудового дня. Ручью было все едино, когда ты в него залезешь, – вода в нем была всегда холодной и бодрящей. Ляжешь в проточную воду и буквально физически ощущаешь, как усталость покидает тело вместе с омывающими тебя струями. Лариса не раз высказывалась по этому поводу, говоря, что эдак и заболеть недолго, – сама она проводила омовения в озере, где вода была куда теплее, но Дмитрий предпочитал ручей.
Раз в неделю они устраивали настоящую баню. Ну как настоящую – настолько, насколько позволяли условия. Для этого они использовали самую маленькую палатку и раскаленные на костре камни. Закатываешь такой булыжник в палатку, закрываешься наглухо и обдаешь его водичкой. Получается вполне неплохо, правда, иной раз и ошпаришься, но это если совсем уж перестараться, а так поры открываются вполне себе исправно, и тело начинает дышать. Жалко, правда, нет холодного кваса, но Лариса варила настой из собираемых ею трав, получался терпкий напиток, которому совсем не помешал бы сахар, но основательно остуженный в ручье, он вполне мог претендовать на питие после баньки. Разумеется, при отсутствии иной альтернативы.
Продолжай Дмитрий ладить блоки самана – ничего и не заметил бы. Он, конечно, взял себе за правило держаться все время поблизости от Ларисы, но ведь и так недалеко – и сотни метров нет, – так что, считай, все время на виду. Он занимается одним, она другим, к тому же научилась удить рыбу, что по местным условиям не было сложным, а потому спускалась со снастью к озеру, опять же помыться, привести себя в порядок – не делать же это на виду у постороннего мужчины. А чего вы хотите? Все именно так, они просто товарищи по несчастью, вот и все.
Когда он нашел ее взглядом, кстати заметить, специально не искал, так, по заведенной привычке, не более, она уже стояла на пенечке с петлей из палаточной расчалки на шее и с выражением полного отчаяния смотрела в голубое небо, ничего не замечая вокруг. Скорее всего, даже закричи он, она и не услышала бы, а может, и наоборот, дернулась бы – и тогда точно повисла на этом проклятом шнуре.
Его словно ледяной водой обдали, причем немалое количество залили и вовнутрь, отчего все сжалось и опустилось. Не проронив ни звука, он рванул вперед – куда там олимпийским спринтерам. Нож сам собой скакнул из ножен в руку, с ним он не расставался никогда, как и с ружьем, которое тут же брякнулось оземь.
Она все же его заметила, грустно улыбнулась и дернула ногами, чтобы опрокинуть чурбак. Хорошо хоть она выбрала тот, который он собирался использовать под установку наковальни, а потому подобрал самый массивный, – пока они использовали его под рубку мяса, не до кузницы. Колода только качнулась, но устояла, не упала. Девушка с недоумением глянула себе под ноги, потом разозлилась и толкнула сильнее.
Все это Дмитрий наблюдал как в замедленной съемке, видя и отмечая каждую деталь, каждое движение. Он словно видел самого себя, бегущего со всех ног с зажатым в руке ножом, как будто душа покинула тело и следила за происходящим со стороны. Еще мгновение, еще самая малость – и ее ноги соскользнут с колоды и задергаются, не дотягиваясь до земли.
Он успел. Обхватив Ларису за ноги, удержал, не давая веревке натянуться, а потом, дотянувшись ножом до ярко-желтого шнура, перерезал его одним махом. Только убедившись, он опустил девушку и посмотрел в ее глаза:
– Ты что творишь, Ларчик? Девочка моя, ты что вытворяешь?
Нет, он не кричал. Он настолько испугался, что просто не мог кричать, он едва выталкивал слова сквозь сковавший горло твердый комок, это был скорее даже шепот, исторгаемый трясущимися губами.
– Дим, зачем ты это сделал?
Если бы она кричала, билась в истерике, он воспринял бы это легче, чем этот спокойный, практически замогильный голос, полный разочарования от того, что ей помешали, и в то же время равнодушный ко всему вокруг.
– Глупая. Ну ушла бы ты. А как же я? Мне тогда зачем жить?
– А давай вместе.
– Что вместе?
– Ну вместе…
– Ларчик, и думать больше не смей. Мы выкарабкаемся. Обязательно выкарабкаемся. Если есть дверь в одну сторону, то непременно есть и в другую. Только нужно подождать немного, верить и искать.
– Дим, ты дурак? Ну сколько прошло с того момента, как мы провалились в тот дурацкий портал? Минуты три или пять, а когда глянули, его и след простыл. Может, он всего минуту держится, а может, и несколько секунд, да еще и в несколько лет раз. А может, еще и открывается не в одном и том же месте, а в разных. Ну сколько раз мы были на том месте за последнее время, три, четыре, а сколько мы уже здесь. Нет, Дима, мы получили билет в один конец, и это навсегда. Понимаешь? Навсегда.
Она говорила абсолютно спокойно, рассудительно и в то же время как-то отстраненно, что было страшнее всего. Дмитрий воочию увидел человека, который просто потерял смысл жизни, не знал причины, зачем ему следует продолжать бренное существование, человека, дошедшего до последней черты, за которой только пустота. Нет, она прошла эту черту и сама стала пустой оболочкой. Ну не знал он, как это объяснить, вот чувствовал – и все тут.
– Ларчик, глупенькая, я ведь тебя люблю, люблю так, что ни за что не отпущу от себя.
– Ты меня любишь?
– С первого дня, как только увидел. Но Семен мой друг, а потом и ты любишь его, вот я и таился.
Конечно, он врал. Врал настолько самозабвенно, что готов был сам поверить в свою ложь. Нет, не все было ложью. Она ему нравилась, и бывало такое, что, несмотря на то что она жена его друга, его порой посещали нехорошие мысли, но это было просто влечением, не чем иным. Да, оказавшись здесь, он все чаще задумывался над тем парадоксом, что они здесь вдвоем, ситуация очень подходящая, но он ничего не предпринимает.
Поначалу он ни на минуту не забывал, чья она женщина. Потом, когда пришло осознание сложившейся ситуации, было просто не до того, потому как они за день изрядно выматывались, тут уж не до грез. Даже во время ночных дежурств эти мысли не возвращались, лишь налетали легким ветерком, когда он видел, как она вытирается после купания, а футболка или платьице соблазнительно облегают ее тело. В особенности если это происходило на фоне солнечного света, просвечивающего ее легкое одеяние, соблазнительно выставляя напоказ фигуру. Но это было простым влечением мужчины к женщине.
Да, он врал. А что ему еще оставалось делать? Он не психолог и понятия не имеет, как бороться с тем состоянием, которое ее охватило. Он отчетливо понимал только одно: нужно как-то вернуть ее обратно за черту, заставить вдохнуть жизнь полной грудью. Найти в себе силы, чтобы жить дальше, вновь обрести смысл.
Плохо представляя, что нужно предпринять, он неожиданно для самого себя потянулся к ее губам и поцеловал, едва их касаясь. Она не дернулась и даже не попыталась отстраниться. Просто стояла, внимательно глядя ему в глаза. Губы плотно сжаты, тверды и сухи. Несмотря на то что она не отстранилась, от нее веяло холодом и равнодушием.
– Что, очень хочется?
– …
Он только и смог, что нервно сглотнуть, да только твердый ком никак не хотел покидать горло, и даже наоборот, казалось, стал тверже и больше, напрочь лишая возможности говорить, а по телу прошла дрожь. Лариса все так же спокойно стянула с шеи обрывок шнура и грустно улыбнулась:
– Ну если хочется, то не стоит сдерживать своих желаний.
Как ни равнодушна она была, однако после долгих стараний ему удалось распалить ее, заставить чувствовать. Он приложил все свои старания и умения. Потом вдруг ощутил, что его самого охватил такой восторг, что, попытайся она сейчас его остановить, он не станет слушать, хотя теперь это будет самым настоящим насилием. Но она не остановила, мало того – загорелась сама.
Потом она плакала, но не отвернувшись от него, а, наоборот, прижавшись к его груди, словно маленькая испуганная девочка. Он же боялся пошевелиться, чтобы, не дай бог, не помешать. Она возвращалась. Он чувствовал это, и от этого его грудь расправлялась. Нет, он не ощущал себя мегамужиком, который сумел своими талантами заставить девушку вновь распробовать вкус жизни. Он просто понял, что вот сейчас он сам вновь обрел смысл в жизни, а ее он любил. Вот эта девушка, рыдающая на его груди, – именно она его смысл, и не потому, что он ее любит, нет. Она была единственной, ради кого он должен был жить, потому что без него ей верный конец. Удайся ее попытка – и он, скорее всего, повис бы рядом, на том же суку. Так что он радовался не только ее возрождению, но и своему. Жизнь, как она ни трудна, чертовски хорошая штука.
То, что он уснул, до него дошло сразу, потому как, поначалу лениво открыв глаза, он тут же рывком сел на матраце, ошалело осматриваясь по сторонам. После произошедшего он отнес уснувшую Ларису в палатку и устроил на ее постели, однако и мысли не допускал, чтобы оставить девушку.
Вместо этого Дмитрий пристроился рядом и предавался размышлениям об их бытии, о том, не права ли она и не стоит ли бросить все эти трепыхания, которые ведут в никуда. Ведь она была где-то права, и если они и вправду хотят вернуться, то им следует обосноваться именно на том пятачке, где они появились в этом мире. Да только то место значительно проигрывало этому, а ожидание могло продлиться долгие годы. И опять же портал и впрямь мог открыться где угодно, так что им оставалось только надеяться на случай, на тот самый случай, который вырвал их из привычной среды.
Как он уснул, он и сам не заметил. А теперь вот проснулся. Причем он не сидел, а лежал, и лежал один. Нет, не один. Испугавшись, что опять потерял ее из виду, а возможно, потерял вообще, он не сразу заметил, что она сидит в углу полутемной палатки, на том же матраце, и внимательно смотрит на него.
– Хи-хи. Испугался?
– Есть такое дело.
– Ну что, Ромео, помнишь, что говорил, или это так, в порыве страсти?
– Почему же, помню и под каждым словом готов подписаться и сейчас.
– Не надо. Лишнее. Я знаю, что это неправда. Неужели ты думаешь, что женщина не почувствует, как к ней относится мужчина? Спасибо тебе за все, что ты делаешь для меня. А за то, что вынул меня из петли… Посмотрим, может, придет то время, когда я поблагодарю тебя и за это. Ну что, будем ужинать? Я наловила рыбы. Или ты не против вкусить чего иного?
– Ларчик, я… – начал было он растерянно, однако она не дала ему договорить:
– А вот я бы не против.
Девушка подалась вперед и, приблизившись к его лицу, поцеловала в губы, и на этот раз ее губы оказались не твердыми, а мягкими, податливыми и влажными. После этого она облизнулась, прямо как хитрюга, тихонько умявшая банку варенья. При этом так озорно улыбнулась, что он тут же весь вздыбился. К тому же на ней в этот момент не было никакой одежды. Да какой, к чертям собачьим, ужин!
– Погоди. Погоди, Димочка.
– Что? Что не так?
– Все так, глупенький. Только я хочу сразу тебе сказать. Ни о каких детях не может быть и речи. Мало того что тут нет никаких роддомов, так еще и нет никакого будущего.
– Лариса…
– Все. Хватит разговоров. Иди сюда.
Надо ли говорить, что о дежурстве сегодня забыли? Хорошо хоть у закона подлости, так же как и у них, выходной выдался, и за ночь ничего не случилось. И это с учетом того, что никто из них даже не вспомнил о том, чтобы забаррикадировать вход в их клетку. Правда, ужину, который должен был перейти в завтрак, повезло меньше. Местная братия без зазрения совести добралась до него, и от четырех рыбин остались только разбросанные кости да изгрызенные головы.
Лариса с улыбкой наблюдала за этим погромом, прислушиваясь к недовольному урчанию живота. И куда было спешить, когда можно чин чином поесть, а потом уж… Ладно, нужно идти опять ловить рыбу, на этот раз уже на завтрак. Стоп. Никуда идти не надо. Вон он, добытчик, уже сходил на охоту, несет на плече косулю. Значит, на завтрак свежатина будет.
– Ларчик, поздравь.
– С чем?
– Обошелся без патронов. Помнишь, как ты смеялась, когда я метал в вязанку камыша копье? Ага, зря ты так. Вот и экономия получилась.
Копье он сладил уже давно, примотав в качестве наконечника один из своих метательных ножей, и каждый день бросал его в цель с маниакальным упорством, захватывая для этого последние отблески уходящего дня. И впрямь не зря. Каждый сэкономленный патрон – он куда дороже золота. Хотя золото… Вот уж бесполезный металл. С другой стороны, из него можно что-нибудь смастерить для хозяйства. Все в этом мире относительно, вот и золото это.
– Поздравляю. Только мы собирались на охоту завтра. Опять же пошел охотиться, а меня не взял. Непорядок.
– Жалко было будить. А охота… Сухой паек из жареного мяса – он куда лучше, чем рыбный.
– Сухой паек?
– Ну да. Хватит сидеть затворниками. Прогуляемся окрест. Поднимемся вон на ту гору: с ее вершины должен открываться вид на сотни километров вокруг. А то сидим тут как бирюки, света белого не видим.
– Решил меня развлечь, психиатр доморощенный? – благодарно улыбнулась она, на что он только смущенно пожал плечами. – Спасибо тебе, Дима. Только давай с этим погодим. Я ведь, как и любая баба, хочу дома и уюта, а ты хочешь все бросить, так и не начав.
– Ничего подобного. Вернемся – продолжим.
– А сколько времени займет подготовка самана?
– Думаю, за пару недель управлюсь. Потом, пока подготовлю фундамент, как раз поспеет. Выведем стены – подойдет время обжига кирпича.
– У тебя сроки прямо как у Стаханова.
– Если каждый раз смотреть и думать о том, сколько еще впереди, да еще частенько чесать в затылке, то и за два года ничего не сделаешь.
– Так, может, сначала закончим со строительством? Ведь дел невпроворот, можем и не успеть.
– Это не обсуждается. Шкуры развесим в клетке – и айда. Дел у нас на всю жизнь, так что можем не разгибаясь провозиться весь остаток дней, наматывая на кулак жилы.
– А по горам скакать – это как на море съездить, там мы конечно же не умаемся?
– Как сказал один мудрец, перемена работы есть отдых. Ларчик, я и так замордовал тебя, чуть не потерял. Ты, может, и сама сейчас веришь в то, что говоришь, и скорее всего это именно так, но отвлечься тебе просто необходимо. Да и мне тоже. Так что вперед, заре навстречу.
– Ну тогда, может, хотя бы сутки обождем. Отдохнем, расслабимся.
– Ты это о чем, бесстыдница?
– И об этом тоже, – смущенно улыбнулась девушка. – А еще о том, что успеем закоптить мясо, – так оно куда дольше сохранится.
– Хм. Хозяйственная.
– А ты как думал.
Глава 3
Поход
Оставлять без присмотра все свое имущество им, конечно, не хотелось. Воров тут вроде бояться нечего, но ведь оставались еще и мелкие шкоды, которые вполне научились сосуществовать с внезапно вторгшимися в их жизнь людьми. Быстро уяснив, на каком расстоянии эти двуногие не представляют для них опасности, они безбоязненно соседствовали с ними, а как только те отвлекались и ослабляли контроль, то могли совершить и вылазку. Порой им удавалось чем-нибудь подкрепиться, стащив у зазевавшихся хозяев вкусный кусок, или просто попробовать на зуб такое интересное и новое, странно шуршавшее под лапками и столь же странное на вкус.
С другой стороны, не тащить же все это с собой. Просто нереально. Собираясь отсутствовать примерно неделю, они снесли в машину все имущество. Разумеется, предварительно убедившись, что никакая хитрюга, с коготками и острыми зубками, не забралась в святая святых. Дмитрий не поленился разобрать и уложить даже палатку. Зачем рисковать хорошей вещью, когда можно обойтись без риска.
Наконец все взаперти. Шли налегке, прихватив только пару одеял, надувные подушки, по одному ножу, оружие, к коему можно было отнести и копье Дмитрия, по сотне патронов, топор и буксировочный трос. Сухой паек и вода в двух полуторалитровых пластиковых бутылках, еще одна, поменьше – у Ларисы в кармане, пара алюминиевых кружек. Ну и армейский котелок, обнаружившийся в закромах авто, – погнутый и грязный до невозможности, он был приведен в порядок и занял свое место в числе снаряжения путешественников. Лариса настояла на том, чтобы прихватить и походную аптечку, которую укомплектовала, используя борсетку Дмитрия, благо в документах надобности не было, и повесила ему на пояс.
С другой стороны, не тащить же все это с собой. Просто нереально. Собираясь отсутствовать примерно неделю, они снесли в машину все имущество. Разумеется, предварительно убедившись, что никакая хитрюга, с коготками и острыми зубками, не забралась в святая святых. Дмитрий не поленился разобрать и уложить даже палатку. Зачем рисковать хорошей вещью, когда можно обойтись без риска.
Наконец все взаперти. Шли налегке, прихватив только пару одеял, надувные подушки, по одному ножу, оружие, к коему можно было отнести и копье Дмитрия, по сотне патронов, топор и буксировочный трос. Сухой паек и вода в двух полуторалитровых пластиковых бутылках, еще одна, поменьше – у Ларисы в кармане, пара алюминиевых кружек. Ну и армейский котелок, обнаружившийся в закромах авто, – погнутый и грязный до невозможности, он был приведен в порядок и занял свое место в числе снаряжения путешественников. Лариса настояла на том, чтобы прихватить и походную аптечку, которую укомплектовала, используя борсетку Дмитрия, благо в документах надобности не было, и повесила ему на пояс.