Страница:
– Извини, Жан. Я очень благодарен вам. Даже не знаю, как высказать это словами.
Жан, быстро подняв голову, впился взглядом в глаза своего господина и, что-то там увидев, удовлетворенно кивнул своим мыслям:
– Мы ваши, господин Андрэ, с головы до пяток ваши. Что сделано, то сделано, а что делать дальше – решать вам. Пойду я.
– Погоди. Раз уж так все срослось, то со стариной Абрамсом нужно что-то решать. Он может вывести на вас.
– Вы думаете…
– Концы нужно обрубать полностью.
– Так…
– Именно. Об этом раньше нужно было думать. Никого больше задействовать не будем. Готовь ребят, я с вами.
– Понял.
– И никому ни слова.
– Не дети, – лихо нахлобучив на голову треух, проговорил охотник и выскользнул из кабинета.
Андрей переступил порог общего зала и громко позвал хозяина, требуя горячего. Хозяин не замедлил явиться на зов и, едва увидел вошедших следом за Андреем охотников, метнул в Жана ненавидящий взгляд, впрочем, это было столь мимолетно, что, не следи за ним Андрей специально – ничего не заметил бы. Но этот взгляд лишний раз подтвердил подозрения о причастности Абрамса к разбойникам. Что же, зачищая концы, нелишне будет чувствовать, что все же совершаешь правосудие. Вот только у Абрамса жена, дочь и два сына, да еще и работник.
– А что, хозяин, как у тебя с ночлегом, не то темнеет уже… – Андрей говорил спокойно, хотя в душе у него полыхал пожар.
– Так у меня все комнаты свободны – хоть графскую дружину на постой приму. Сейчас время ярмарок, купцы в дорогу не больно-то спешат. Так что всех размещу, а желаете – так и каждому по отдельной комнате, – слащаво пел хозяин.
– Ага, и плату небось за каждую комнату потребуешь.
– Ну это как водится, – скромно потупив глазки, подтвердил Абрамс.
– Нет уж. Подготовь нам две комнаты. Мне отдельную, а они вчетвером переночуют.
– Как прикажете, – не скрывая своего разочарования, проговорил он. Не переигрывал хозяин, все в пределах роли: какой хозяин постоялого двора откажется заработать побольше, если есть такая возможность.
Двое, неся все пожитки, направились за старшим, лет тринадцати, сыном хозяина, которому отец приказал показать постояльцам комнаты. Дочь примерно пятнадцати лет торопливо расставляла на столе посуду. Жена деловито проследовала на кухню – быстренько сообразить что-нибудь, чтобы путники пока могли посидеть в ожидании ужина, да и ужин готовить нужно было. Вот только работника нет.
Жан со вторым охотником направились на выход, недвусмысленно поправляя штаны, при этом парень виновато развел руками – мол, ничего не поделаешь, природа требует свое. Хозяин лишь ухмыльнулся и направился на кухню.
В одиночестве прошло не больше двух минут. Двое парней спустились в общий зал, один из них легонько кивнул Андрею, сидящему за столом и потягивающему эль. Началось. Старшего сына уже убрали. Затем вернулись те, кто ходил на улицу, и Жан также подал сигнал, что работника нашли и тоже позаботились о нем.
Хозяйская дочь вновь появилась в зале и направилась на лестницу – видимо, ей что-то потребовалось в ее комнате, а может, родители за чем-то послали. Когда девушка уже не могла видеть, Андрей мотнул в ее сторону головой, и один из парней скользнул за девушкой – охотник был совершенно бесшумен, хотя под его ногами была не лесная земля, а половые доски.
Младший Абрамс, мальчик лет одиннадцати, ничего не заметил, шуруя кочергой в камине. Андрей, проклиная себя последними словами, скользнул к мальчишке и, схватив его за горло, тут же оторвал от пола, чтобы дергающийся пацан не поднял шума. Так он его и держал на вытянутых руках, пока паренек не затих. Он и сам не заметил, как из его глаз брызнули слезы, дыхание стало прерывистым, словно это его сейчас душили, по капле выдавливая из него жизнь. Когда парнишка затих, он бережно опустил его на пол и, сев рядом, тихо завыл, содрогнувшись тому, что только что совершил.
Вышедшие из кухни трое охотников так и застали его плачущим над телом мальчика. Тихо подвывая, он сотрясался всем телом от рыданий. Внутри не было ничего, а в голове вместе с тоской билась только одна мысль – о том, что он обязан был поступить именно так, иначе под угрозой были все те, кто стал ему за последнее время дорог. Он уже не рефлексировал на убийства людей, ему не раз приходилось делать это, но вот так хладнокровно убить ребенка, даже спасая других… Инквизиция дорого заплатит ему – ведь именно их тень толкнула его на это.
Спустился и тот, что направился за хозяйской дочкой, вид у него был мрачный, но решительный, в руке он сжимал кожаный мешочек. Жан быстро заглянул в него, взял щепотку находившегося внутри зелья и, понюхав его, вернул обратно.
– Не убивайтесь вы так, господин Андрэ. Да, мальчик, но только если дочь была в курсе дел родителей, то что уж говорить о парнишках. Это порошок из сон-травы, – протянув мешочек, сказал он Андрею. – Если бы мы остались здесь на ночь, то утра уже не увидели бы.
– Этот слишком мал, мог и не знать, – сквозь рыдания проговорил убийца. – Работник тоже мог быть невинным. Прости меня, Господи.
– Это так, но другого-то выхода не было: они нас видели, а инквизиция умеет спрашивать и делать правильные выводы.
Еще минут пять он переживал содеянное, но затем поднялся и начал раздавать указания. Охотники спешно начали их выполнять. Всех разнесли по комнатам, раздели и уложили в постели. Инквизиторы будут копаться со всем тщанием, а потому Андрей не хотел оставлять никакой зацепки – кто знает, насколько они профессиональны. Именно поэтому все были именно задушены, хотя было бы куда гуманнее сломать шею, ну хотя бы тому же мальцу, но предугадать, насколько тела пострадают в пожаре, он не мог: перелом шейных позвонков мог родить подозрения. Они даже вымыли и поставили на место посуду, которую успели использовать.
Уложив труп работника в его каморке, Жан поставил рядом с кроватью почти пустой кувшин вина и поджег лучину, уронив миску с водой, в которую должны были падать угольки от нее. Все выглядело так, словно напившийся работник забыл потушить лучину, да еще и уронил миску с водой. В общем, полное небрежение правилами противопожарной безопасности. Правда, на стену возле лучины плеснули немного масла, ну да это уже установить не смогли бы и в его мире, не то что здесь.
Они простояли на дороге в пределах видимости постоялого двора около часа, пока над постройками не начало подниматься зарево. Все это время, неприятно передергивая плечами, они слушали вой цепных волкодавов, почуявших смерть хозяев. Постоялые дворы никак не охранялись, если только на постой не становились купцы или отряд воинов, которые организовывали караульную службу. Если же на постое никого не было, то эту роль выполняли волкодавы, которых на каждом подворье было не меньше четырех.
– Андрэ, сын мой, нам нужно поговорить.
– Может, сначала пообедаем?
– Нет.
Понимая, что сейчас старику в глотку кусок не полезет, Андрей сделал приглашающий жест по направлению к кабинету. Одновременно он подал знак своей жене, что волноваться не о чем, и изобразил нечто, что должно было говорить, что у старика в голове появилась какая-то причуда, – благо у того на затылке не было глаз. Анна едва слышно пискнула, зажав рот, – настолько муж выглядел уморительно, кривляясь за спиной священника, – однако другой рукой она погрозила своему супругу кулачком, и тот, изобразив смирение, направился за падре.
Если бы только Анна знала, каких трудов стоило Андрею изображать безмятежность, да еще и по-скоморошьи кривляться! Он-то прекрасно знал, что произошло пару дней назад, и, несмотря на то что следов никаких не осталось, происшествие это могли связать с ним проще пареной репы: инквизиторы-то погибли по дороге к ним. Хотя живых свидетелей, которые могли бы указать на него или его людей, не было.
– Что случилось, падре? Вы так взволнованы…
– Есть причины, поверь мне, сын мой. Только что вернулся из Йорка приказчик Эндрю.
– Мы ждали его на днях, но…
– Не перебивай меня. Он сообщил, что в двух днях пути от нас на дороге обнаружены останки отряда инквизиторов.
– Кто-то посмел напасть на святую инквизицию?! – изобразил Андрей искреннее удивление. – Мне казалось, что это невозможно в принципе.
– Как видишь, это не так. Как сказал Роберт, на отряд инквизиторов, направлявшийся к нам, напали сначала разбойники, а потом стая голодных волков. Инквизиторы, конечно, стараются не распространяться на эту тему, но слухи ходят. Они вроде бы уже кого-то поймали из ватаги разбойников.
При этих словах Андрей отвернулся, чтобы падре не заметил, как изменилось выражение его лица. Наполнив две кружки вином и сумев справиться с охватившей его тревогой, он предложил святому отцу выпить. Окончательно подавить волнение ему не удалось, внутри набатом звучала тревога, но по меньшей мере внешне он сохранил спокойствие и даже сумел говорить без дрожи в голосе. Да-а, все же за прошедшие века святая инквизиция поднаторела-таки в раскрытии преступлений, здесь он оказался прав.
– Ну напали на них разбойники, а потом волки, мы-то тут при чем?
– А при том, что ты не слушаешь меня, сын мой. Они ехали К НАМ, понимаешь?
– Да у нас-то они что забыли?
– Не обижайся, но причина в тебе.
– Интересное дело. Чем же я мог привлечь внимание святой инквизиции?
– И это я слышу от того, кто вмешался в Божий суд и оставил святую инквизицию с носом!
– Падре, вы сами сказали, что я вмешался в Божий суд, и он свершился. Насколько мне известно, все приняли волю Господа нашего, выказанную на том суде.
– Так, да не так. Волю Господа они, конечно, приняли, но кто сказал, что это была однозначно воля Создателя?
– Все, я запутался. Так выказал свою волю Создатель на том поединке или нет?
– Борьба добра и зла, света и тьмы, Господа и сатаны начата в незапамятные времена и длится по сей день. Как считаешь, длилась бы она столь долго, если бы Господь мог так просто победить врага рода человеческого? Где-то побеждает Господь, где-то они приходят к равновесию, где-то Господь вынужден немного отступить, ибо борьба ведется между ними руками созданных Господом людей, среди нас, а потому сатана использует слабости людей и слабость духа, и именно поэтому Господь наш пока не одержал окончательного верха, потому что борьба идет в первую очередь за наши души.
– Вы хотите сказать, что бывали случаи, когда результаты Божьего суда признавались недействительными? Но ведь это абсурд.
– Инквизиция прибегает ко многим приемам, чтобы сохранить власть Церкви. Ты заметил, сын мой, насколько бедны наши храмы и сами священники. Но это все показное, ибо главное богатство, которое сосредоточено в руках святых отцов, – это власть. Простой священник может потребовать, заметь, ПОТРЕБОВАТЬ от барона или графа поступить тем или иным образом, ну, к примеру, помиловать приговоренного к казни, – и тот подчинится.
То, что дальше поведал падре, на многое открыло глаза Андрею. Оказывается, любой преступник мог найти приют в церкви, и если священник давал этот приют, то светские власти были попросту бессильны что-либо сделать, если только Церковь не решала выдать того. Именно таким образом и пополнялись ряды святого воинства. В этом мире не было распространенных в том, оставленном Андреем, мире орденов, вместо них пришел один-единственный, да и тот не был орденом как таковым, так как это была святая инквизиция. В это воинство поступали все преступники, военные или просто разбойники, над кем простерла свое благословение святая Церковь, отпустив их прежние прегрешения в обмен на службу Господу. Нет, были, конечно, и такие, кто шел в войско инквизиции по своей воле, искренне желая служить святому делу борьбы с сатаной и его порождениями, но их было мало. Были и те, кто направлялся служить в эти войска на определенный срок ради искупления грехов – такая своеобразная епитимья или индульгенция, это уж как кому.
Еще падре поведал Андрею о том, что все его новшества, которые, казалось бы, приносили облегчение людям, увеличивали производительность и как итог несли повышение благосостояния, на поверку оказывались происками сатаны, ибо Господь повелел чадам своим во искупление грехов добывать хлеб насущный в трудах тяжких, а все, что несет облегчение на этом свете, – это от лукавого. В эту же копилку падало и приобщение селян к чистоплотности, так как это указывало на чрезмерную заботу о плоти, а это также грех. Церковь вообще призывала ходить в рванье и никогда не мыться, ибо только так можно было очистить дух. Вшей и вовсе не считали паразитами, а даже называли «Божьими жемчужинами», указывающими на святость, – а тут такое попрание постулатов! Получение же высококачественной легированной стали в мире, где оружие из такого металла было величайшей редкостью и стоило баснословных денег, да еще использование в качестве изначального сырья самой плохой руды…
В общем, инквизиции, оказывается, было где разгуляться и обвинить Андрея во многих грехах, а вместе с ним и его людей, и увлекшегося новинками и слишком рано посчитавшего себя в безопасности падре. Дела были не просто плохими, а очень, очень плохими.
«Да-а, падре. Так ты решил воспротивиться системе, а система не любит, когда ей кто-либо противится, а уж своих-то смутьянов с потрохами сжирает. Нет ничего удивительного в том, что тебя объявили еретиком, а тут – я, весь такой белый и героический. Ведь решил же не высовываться – нет, выперся посреди площади с революционным транспарантом. Теперь понятно, почему Церковь так преследует все новое и на протяжении сотен лет тормозит процесс развития. Я-то, грешным делом, сразу припомнил фантастические романы о том, как потомки представителей высокотехнологичных обществ после какой-либо катастрофы регрессируют и скатываются до дикости. Здесь же, оказывается, все иначе. Ну утратились бы кое-какие навыки, но за такой срок люди все одно начали бы развиваться и уже дошли бы хоть до кремневых ружей и пара. Но Церковь, борясь за свою абсолютную власть, хотя и завуалированную, но единственно настоящую в этом мире людей, искусственно тормозит развитие общества, так как это повлечет за собой потерю их огромного влияния на паству. Подумать только, если папе станет неугоден какой-либо КОРОЛЬ, он может просто подтасовать факты, предать его анафеме и отлучить от церкви. Там, в моем мире, такие прецеденты имели место, но порой это оборачивалось головной болью для самих служителей Господа. Здесь это смертный приговор для монарха, так как народ, еще вчера восхвалявший его и искренне любивший своего сюзерена, после такого сам поволок бы его на костер, причем в прямом смысле этого слова. Даже если найдется часть верных сюзерену воинов, большинство выступит против него, науськиваемое Церковью. Что уж говорить обо мне. А как же Анна и наш ребенок? Нет, ну каковы подлецы! Как славно работают. Ну да я еще жив. Интриган, правда, из меня неважнецкий, но что-то придумать нужно. Подключайтесь, падре, без ваших мозгов мне не выкрутиться».
– Насколько плохи наши дела, падре?
– Очень плохи, – не стал обнадеживать его священник. – Я было понадеялся на свершившуюся волю Творца на том судилище, но совсем позабыл о том, что святая инквизиция никогда не отступается.
– И что, нет никакого выхода? Чем можно откупиться от инквизиции?
– Ничем. Они не берут штрафов. Деньги для них вообще ничего не значат. Беднее священников живут только церковные мыши. Это их плата за власть, это указывает пастве на их святость и на то, что они стоят выше любых сюзеренов, а потому имеют большее влияние.
– Так не бывает. Вы сами говорите, что они держатся за свою власть, а это уже корысть. Там же, где есть корысть, должна быть и цена. Их не интересуют деньги, но что-то их интересует? Как говорил один мой хороший знакомый, безвыходных ситуаций нет. Так что давайте думать.
Глава 2
Жан, быстро подняв голову, впился взглядом в глаза своего господина и, что-то там увидев, удовлетворенно кивнул своим мыслям:
– Мы ваши, господин Андрэ, с головы до пяток ваши. Что сделано, то сделано, а что делать дальше – решать вам. Пойду я.
– Погоди. Раз уж так все срослось, то со стариной Абрамсом нужно что-то решать. Он может вывести на вас.
– Вы думаете…
– Концы нужно обрубать полностью.
– Так…
– Именно. Об этом раньше нужно было думать. Никого больше задействовать не будем. Готовь ребят, я с вами.
– Понял.
– И никому ни слова.
– Не дети, – лихо нахлобучив на голову треух, проговорил охотник и выскользнул из кабинета.
* * *
Подворье Абрамса ничем не отличалось от остальных постоялых дворов, которые, казалось, все были изготовлены по шаблону. С другой стороны, незачем было придумывать что-либо: все они служили одной цели, а сложившийся образец всецело отвечал предъявляемым требованиям.Андрей переступил порог общего зала и громко позвал хозяина, требуя горячего. Хозяин не замедлил явиться на зов и, едва увидел вошедших следом за Андреем охотников, метнул в Жана ненавидящий взгляд, впрочем, это было столь мимолетно, что, не следи за ним Андрей специально – ничего не заметил бы. Но этот взгляд лишний раз подтвердил подозрения о причастности Абрамса к разбойникам. Что же, зачищая концы, нелишне будет чувствовать, что все же совершаешь правосудие. Вот только у Абрамса жена, дочь и два сына, да еще и работник.
– А что, хозяин, как у тебя с ночлегом, не то темнеет уже… – Андрей говорил спокойно, хотя в душе у него полыхал пожар.
– Так у меня все комнаты свободны – хоть графскую дружину на постой приму. Сейчас время ярмарок, купцы в дорогу не больно-то спешат. Так что всех размещу, а желаете – так и каждому по отдельной комнате, – слащаво пел хозяин.
– Ага, и плату небось за каждую комнату потребуешь.
– Ну это как водится, – скромно потупив глазки, подтвердил Абрамс.
– Нет уж. Подготовь нам две комнаты. Мне отдельную, а они вчетвером переночуют.
– Как прикажете, – не скрывая своего разочарования, проговорил он. Не переигрывал хозяин, все в пределах роли: какой хозяин постоялого двора откажется заработать побольше, если есть такая возможность.
Двое, неся все пожитки, направились за старшим, лет тринадцати, сыном хозяина, которому отец приказал показать постояльцам комнаты. Дочь примерно пятнадцати лет торопливо расставляла на столе посуду. Жена деловито проследовала на кухню – быстренько сообразить что-нибудь, чтобы путники пока могли посидеть в ожидании ужина, да и ужин готовить нужно было. Вот только работника нет.
Жан со вторым охотником направились на выход, недвусмысленно поправляя штаны, при этом парень виновато развел руками – мол, ничего не поделаешь, природа требует свое. Хозяин лишь ухмыльнулся и направился на кухню.
В одиночестве прошло не больше двух минут. Двое парней спустились в общий зал, один из них легонько кивнул Андрею, сидящему за столом и потягивающему эль. Началось. Старшего сына уже убрали. Затем вернулись те, кто ходил на улицу, и Жан также подал сигнал, что работника нашли и тоже позаботились о нем.
Хозяйская дочь вновь появилась в зале и направилась на лестницу – видимо, ей что-то потребовалось в ее комнате, а может, родители за чем-то послали. Когда девушка уже не могла видеть, Андрей мотнул в ее сторону головой, и один из парней скользнул за девушкой – охотник был совершенно бесшумен, хотя под его ногами была не лесная земля, а половые доски.
Младший Абрамс, мальчик лет одиннадцати, ничего не заметил, шуруя кочергой в камине. Андрей, проклиная себя последними словами, скользнул к мальчишке и, схватив его за горло, тут же оторвал от пола, чтобы дергающийся пацан не поднял шума. Так он его и держал на вытянутых руках, пока паренек не затих. Он и сам не заметил, как из его глаз брызнули слезы, дыхание стало прерывистым, словно это его сейчас душили, по капле выдавливая из него жизнь. Когда парнишка затих, он бережно опустил его на пол и, сев рядом, тихо завыл, содрогнувшись тому, что только что совершил.
Вышедшие из кухни трое охотников так и застали его плачущим над телом мальчика. Тихо подвывая, он сотрясался всем телом от рыданий. Внутри не было ничего, а в голове вместе с тоской билась только одна мысль – о том, что он обязан был поступить именно так, иначе под угрозой были все те, кто стал ему за последнее время дорог. Он уже не рефлексировал на убийства людей, ему не раз приходилось делать это, но вот так хладнокровно убить ребенка, даже спасая других… Инквизиция дорого заплатит ему – ведь именно их тень толкнула его на это.
Спустился и тот, что направился за хозяйской дочкой, вид у него был мрачный, но решительный, в руке он сжимал кожаный мешочек. Жан быстро заглянул в него, взял щепотку находившегося внутри зелья и, понюхав его, вернул обратно.
– Не убивайтесь вы так, господин Андрэ. Да, мальчик, но только если дочь была в курсе дел родителей, то что уж говорить о парнишках. Это порошок из сон-травы, – протянув мешочек, сказал он Андрею. – Если бы мы остались здесь на ночь, то утра уже не увидели бы.
– Этот слишком мал, мог и не знать, – сквозь рыдания проговорил убийца. – Работник тоже мог быть невинным. Прости меня, Господи.
– Это так, но другого-то выхода не было: они нас видели, а инквизиция умеет спрашивать и делать правильные выводы.
Еще минут пять он переживал содеянное, но затем поднялся и начал раздавать указания. Охотники спешно начали их выполнять. Всех разнесли по комнатам, раздели и уложили в постели. Инквизиторы будут копаться со всем тщанием, а потому Андрей не хотел оставлять никакой зацепки – кто знает, насколько они профессиональны. Именно поэтому все были именно задушены, хотя было бы куда гуманнее сломать шею, ну хотя бы тому же мальцу, но предугадать, насколько тела пострадают в пожаре, он не мог: перелом шейных позвонков мог родить подозрения. Они даже вымыли и поставили на место посуду, которую успели использовать.
Уложив труп работника в его каморке, Жан поставил рядом с кроватью почти пустой кувшин вина и поджег лучину, уронив миску с водой, в которую должны были падать угольки от нее. Все выглядело так, словно напившийся работник забыл потушить лучину, да еще и уронил миску с водой. В общем, полное небрежение правилами противопожарной безопасности. Правда, на стену возле лучины плеснули немного масла, ну да это уже установить не смогли бы и в его мире, не то что здесь.
Они простояли на дороге в пределах видимости постоялого двора около часа, пока над постройками не начало подниматься зарево. Все это время, неприятно передергивая плечами, они слушали вой цепных волкодавов, почуявших смерть хозяев. Постоялые дворы никак не охранялись, если только на постой не становились купцы или отряд воинов, которые организовывали караульную службу. Если же на постое никого не было, то эту роль выполняли волкодавы, которых на каждом подворье было не меньше четырех.
* * *
Через несколько дней к Андрею пришел падре Патрик. Нет, он, конечно, бывал у него практически каждый день, они частенько засиживались вечерами за шахматной доской, если Андрей не был занят в кузнице или не корпел над чертежами в кабинете, но в этот раз падре был взволнован и даже не пытался скрыть своего волнения.– Андрэ, сын мой, нам нужно поговорить.
– Может, сначала пообедаем?
– Нет.
Понимая, что сейчас старику в глотку кусок не полезет, Андрей сделал приглашающий жест по направлению к кабинету. Одновременно он подал знак своей жене, что волноваться не о чем, и изобразил нечто, что должно было говорить, что у старика в голове появилась какая-то причуда, – благо у того на затылке не было глаз. Анна едва слышно пискнула, зажав рот, – настолько муж выглядел уморительно, кривляясь за спиной священника, – однако другой рукой она погрозила своему супругу кулачком, и тот, изобразив смирение, направился за падре.
Если бы только Анна знала, каких трудов стоило Андрею изображать безмятежность, да еще и по-скоморошьи кривляться! Он-то прекрасно знал, что произошло пару дней назад, и, несмотря на то что следов никаких не осталось, происшествие это могли связать с ним проще пареной репы: инквизиторы-то погибли по дороге к ним. Хотя живых свидетелей, которые могли бы указать на него или его людей, не было.
– Что случилось, падре? Вы так взволнованы…
– Есть причины, поверь мне, сын мой. Только что вернулся из Йорка приказчик Эндрю.
– Мы ждали его на днях, но…
– Не перебивай меня. Он сообщил, что в двух днях пути от нас на дороге обнаружены останки отряда инквизиторов.
– Кто-то посмел напасть на святую инквизицию?! – изобразил Андрей искреннее удивление. – Мне казалось, что это невозможно в принципе.
– Как видишь, это не так. Как сказал Роберт, на отряд инквизиторов, направлявшийся к нам, напали сначала разбойники, а потом стая голодных волков. Инквизиторы, конечно, стараются не распространяться на эту тему, но слухи ходят. Они вроде бы уже кого-то поймали из ватаги разбойников.
При этих словах Андрей отвернулся, чтобы падре не заметил, как изменилось выражение его лица. Наполнив две кружки вином и сумев справиться с охватившей его тревогой, он предложил святому отцу выпить. Окончательно подавить волнение ему не удалось, внутри набатом звучала тревога, но по меньшей мере внешне он сохранил спокойствие и даже сумел говорить без дрожи в голосе. Да-а, все же за прошедшие века святая инквизиция поднаторела-таки в раскрытии преступлений, здесь он оказался прав.
– Ну напали на них разбойники, а потом волки, мы-то тут при чем?
– А при том, что ты не слушаешь меня, сын мой. Они ехали К НАМ, понимаешь?
– Да у нас-то они что забыли?
– Не обижайся, но причина в тебе.
– Интересное дело. Чем же я мог привлечь внимание святой инквизиции?
– И это я слышу от того, кто вмешался в Божий суд и оставил святую инквизицию с носом!
– Падре, вы сами сказали, что я вмешался в Божий суд, и он свершился. Насколько мне известно, все приняли волю Господа нашего, выказанную на том суде.
– Так, да не так. Волю Господа они, конечно, приняли, но кто сказал, что это была однозначно воля Создателя?
– Все, я запутался. Так выказал свою волю Создатель на том поединке или нет?
– Борьба добра и зла, света и тьмы, Господа и сатаны начата в незапамятные времена и длится по сей день. Как считаешь, длилась бы она столь долго, если бы Господь мог так просто победить врага рода человеческого? Где-то побеждает Господь, где-то они приходят к равновесию, где-то Господь вынужден немного отступить, ибо борьба ведется между ними руками созданных Господом людей, среди нас, а потому сатана использует слабости людей и слабость духа, и именно поэтому Господь наш пока не одержал окончательного верха, потому что борьба идет в первую очередь за наши души.
– Вы хотите сказать, что бывали случаи, когда результаты Божьего суда признавались недействительными? Но ведь это абсурд.
– Инквизиция прибегает ко многим приемам, чтобы сохранить власть Церкви. Ты заметил, сын мой, насколько бедны наши храмы и сами священники. Но это все показное, ибо главное богатство, которое сосредоточено в руках святых отцов, – это власть. Простой священник может потребовать, заметь, ПОТРЕБОВАТЬ от барона или графа поступить тем или иным образом, ну, к примеру, помиловать приговоренного к казни, – и тот подчинится.
То, что дальше поведал падре, на многое открыло глаза Андрею. Оказывается, любой преступник мог найти приют в церкви, и если священник давал этот приют, то светские власти были попросту бессильны что-либо сделать, если только Церковь не решала выдать того. Именно таким образом и пополнялись ряды святого воинства. В этом мире не было распространенных в том, оставленном Андреем, мире орденов, вместо них пришел один-единственный, да и тот не был орденом как таковым, так как это была святая инквизиция. В это воинство поступали все преступники, военные или просто разбойники, над кем простерла свое благословение святая Церковь, отпустив их прежние прегрешения в обмен на службу Господу. Нет, были, конечно, и такие, кто шел в войско инквизиции по своей воле, искренне желая служить святому делу борьбы с сатаной и его порождениями, но их было мало. Были и те, кто направлялся служить в эти войска на определенный срок ради искупления грехов – такая своеобразная епитимья или индульгенция, это уж как кому.
Еще падре поведал Андрею о том, что все его новшества, которые, казалось бы, приносили облегчение людям, увеличивали производительность и как итог несли повышение благосостояния, на поверку оказывались происками сатаны, ибо Господь повелел чадам своим во искупление грехов добывать хлеб насущный в трудах тяжких, а все, что несет облегчение на этом свете, – это от лукавого. В эту же копилку падало и приобщение селян к чистоплотности, так как это указывало на чрезмерную заботу о плоти, а это также грех. Церковь вообще призывала ходить в рванье и никогда не мыться, ибо только так можно было очистить дух. Вшей и вовсе не считали паразитами, а даже называли «Божьими жемчужинами», указывающими на святость, – а тут такое попрание постулатов! Получение же высококачественной легированной стали в мире, где оружие из такого металла было величайшей редкостью и стоило баснословных денег, да еще использование в качестве изначального сырья самой плохой руды…
В общем, инквизиции, оказывается, было где разгуляться и обвинить Андрея во многих грехах, а вместе с ним и его людей, и увлекшегося новинками и слишком рано посчитавшего себя в безопасности падре. Дела были не просто плохими, а очень, очень плохими.
«Да-а, падре. Так ты решил воспротивиться системе, а система не любит, когда ей кто-либо противится, а уж своих-то смутьянов с потрохами сжирает. Нет ничего удивительного в том, что тебя объявили еретиком, а тут – я, весь такой белый и героический. Ведь решил же не высовываться – нет, выперся посреди площади с революционным транспарантом. Теперь понятно, почему Церковь так преследует все новое и на протяжении сотен лет тормозит процесс развития. Я-то, грешным делом, сразу припомнил фантастические романы о том, как потомки представителей высокотехнологичных обществ после какой-либо катастрофы регрессируют и скатываются до дикости. Здесь же, оказывается, все иначе. Ну утратились бы кое-какие навыки, но за такой срок люди все одно начали бы развиваться и уже дошли бы хоть до кремневых ружей и пара. Но Церковь, борясь за свою абсолютную власть, хотя и завуалированную, но единственно настоящую в этом мире людей, искусственно тормозит развитие общества, так как это повлечет за собой потерю их огромного влияния на паству. Подумать только, если папе станет неугоден какой-либо КОРОЛЬ, он может просто подтасовать факты, предать его анафеме и отлучить от церкви. Там, в моем мире, такие прецеденты имели место, но порой это оборачивалось головной болью для самих служителей Господа. Здесь это смертный приговор для монарха, так как народ, еще вчера восхвалявший его и искренне любивший своего сюзерена, после такого сам поволок бы его на костер, причем в прямом смысле этого слова. Даже если найдется часть верных сюзерену воинов, большинство выступит против него, науськиваемое Церковью. Что уж говорить обо мне. А как же Анна и наш ребенок? Нет, ну каковы подлецы! Как славно работают. Ну да я еще жив. Интриган, правда, из меня неважнецкий, но что-то придумать нужно. Подключайтесь, падре, без ваших мозгов мне не выкрутиться».
– Насколько плохи наши дела, падре?
– Очень плохи, – не стал обнадеживать его священник. – Я было понадеялся на свершившуюся волю Творца на том судилище, но совсем позабыл о том, что святая инквизиция никогда не отступается.
– И что, нет никакого выхода? Чем можно откупиться от инквизиции?
– Ничем. Они не берут штрафов. Деньги для них вообще ничего не значат. Беднее священников живут только церковные мыши. Это их плата за власть, это указывает пастве на их святость и на то, что они стоят выше любых сюзеренов, а потому имеют большее влияние.
– Так не бывает. Вы сами говорите, что они держатся за свою власть, а это уже корысть. Там же, где есть корысть, должна быть и цена. Их не интересуют деньги, но что-то их интересует? Как говорил один мой хороший знакомый, безвыходных ситуаций нет. Так что давайте думать.
Глава 2
Пограничье
Жара. Солнце палило нещадно, взирая на этот мир с чистого лазурно-синего небосвода. Нет, еще месяц назад все было не так плохо. Конец весны, мягкое ласковое солнце, земля, отдающая прохладой после зимы, цветущая, сочно-зеленая степь. Хотя бескрайние просторы и навевали тоску своей однообразностью, по весне на это взирать было еще терпимо. Но сейчас, в конце июня, взгляд уже ничто не радовало. Желтая пожухлая трава, выжженная солнцем, подавляла своим видом. Казалось, что этот пейзаж был таким со времен сотворения мира. Подумать только, через каких-то две сотни километров от этого места возвышались горы, росли обширные вековые леса, зеленели луга – здесь же ничего этого не было, только иссушенная земля и ковыль до самого горизонта, куда дотягивается взгляд.
Андрей недовольно подвигал плечами, но помочь своему многострадальному телу не мог, так как для того, чтобы хотя бы почесаться, нужно было скинуть кольчугу и поддоспешник, но делать это в походе не рекомендовалось – опасно, знаете ли. Степь – она только кажется ровной как стол, на самом деле мест для укрытия целого войска в ней больше чем достаточно. Холмы, плавно перетекающие один в другой, балки, образуемые речками, многие из которых оживают только в сезон дождей и весной, а уже к началу лета пересыхающие без следа, даже дно этих рек зарастает травой, разве только несколько гуще, чем на склонах балок, да еще по дну высохших речек имеются островки кое-какой зелени. Так что вероятность внезапно напороться на отряд кочевников или отдельного стрелка была довольно высока.
Хотя желание снять доспехи и дать телу отдых было очень сильным, он решил не рисковать. А тут еще эти «Божьи жемчужины», проклятые вши в простонародье, которые, казалось, отрывались на нем за все те годы, что он обходился без них. Нет, ну чего плохого в том, чтобы регулярно мыться? Нельзя. Грех. От него сейчас несло как от давно не мытого, но регулярно использующегося унитаза, но поделать с этим он ничего не мог.
Небольшой отряд из двух десятков всадников на заморенных конях сейчас находился в балке. Андрей ожидал донесений от высланных на урез склона разведчиков – те едва угадывались, распластавшись наверху, хотя до них было не больше полутора сотен шагов. Все же покраска чехлов доспехов и одежды в песчаный цвет с вкраплениями коричневого прекрасно подошла к данной местности и хорошо маскировала. Не знай он о том, что воины находятся именно на этом месте, – скорее всего, и не заметил бы расположившихся на возвышении лазутчиков.
Он в очередной раз неприязненно повел плечами и оглянулся. В паре десятков шагов за спиной воинов расположились пять обозников, которые сейчас удерживали заводных коней. Хотя они также были облачены в кольчуги, упрятанные под камуфлированные чехлы, и надо заметить, кольчуги эти были ничуть не хуже тех, что были на воинах, из оружия у них имелись только боевые ножи и арбалеты. Впрочем, при ближайшем рассмотрении было видно, что обозники весьма молодого возраста, не старше четырнадцати лет, поэтому какое-либо более серьезное оружие им не под силу, но сжимаемые в руках арбалеты были силой весьма грозной. В случае опасности эти мальчишки могли достаточно эффективно поддержать своих старших товарищей, а пять болтов, пущенных умелой рукой, иной раз решали очень многое. В отряде их было всего шестеро, но шестой сейчас остался на хозяйстве в крепости: кто-то же должен присмотреть за имуществом отряда. Оно, конечно, в дальних гарнизонах воровство не процветало, но инциденты имели место, а экипировка у отряда была хорошей. Там же находился и кузнец, который решил отправиться вместе с отрядом, разумеется, за солидное вознаграждение, но больше все же по вассальной клятве. Без кузнеца воину никак нельзя: железо постоянно требует правки и ремонта, тем паче если походы нескончаемы.
Бросив взгляд влево от себя, Андрей посмотрел на падре Томаса, прикомандированного к его отряду святой инквизицией. Невысокого роста крепыш с кривыми ногами, кривизну которых не способна была спрятать даже ряса, весьма уверенно восседал на высоком скакуне, хотя и считалось, что более приличествует святому сану осел, ну в крайнем случае мул. Впрочем, при более внимательном рассмотрении инквизитора в глаза сам собой лез бывалый воин. Об этом говорило все – и осанка, и экономные выверенные движения, и уверенная посадка, и даже ряса, полы которой очень напоминали Новаку кавалерийские шинели, так как спереди и сзади имели длинные разрезы, что позволяло вполне комфортно чувствовать себя в седле, под рясой угадывались крепкие кожаные штаны. Одним словом, бывалый кавалерист да и только. Только глаза выдавали ярого фанатика – Андрей не взялся бы объяснять, чем взгляд фанатика отличается от взгляда обычного человека, но отличать их уже мог безошибочно: был в этом взгляде какой-то негасимый, все пожирающий огонь и неистовая вера.
То, что из святого отца во все щели пер воин-ветеран, как раз не было удивительным. Падре в свое время был великолепным кавалеристом, лучшим бойцом в конной дружине графа Форволка, а впоследствии и пограничья, но потом он вдруг проникся верой в Господа и решил, что может служить только ему. Церковь благосклонно приняла в свои объятия нового брата и, проведя с ним небольшой ликбез, направила нового служителя Господа на южные рубежи, – а как они еще могли использовать бывалого воина, на которого снизошла благодать Господня? – только в борьбе с порождениями сатаны.
Андрей был несказанно рад, что к ним приписали именно этого представителя святой инквизиции. Избежать назначения в отряд соглядатая не было никакой возможности, так как все кавалерийские отряды в крепостях на южных рубежах имели таковых, – Церковь объясняла это тем, что воинам, непрестанно находящимся на территории исчадий ада, необходим духовный отец, который бы сумел оберегать их от происков сатаны. Правда, были два момента, которые для Новака оставались загадкой. Почему это распространялось только на южные рубежи, когда в приграничных поселениях с лесными орками зачастую не было никаких священников, не говоря уж об инквизиторах? И почему этим священником был инквизитор? – уж кто-кто, а проповедники из них были еще те, они безгранично были преданы христианству, но нести свет этой веры были способны только посредством костров, в крайнем случае – епитимий, накладываемых на паству.
Но назначение именно падре Томаса он одобрял целиком и полностью. Падре оказался неисчерпаемым кладезем премудрости ведения кавалерийских боев, и в частности в степи. Именно благодаря ему за прошедшие два месяца отряд стал одним из лучших на границе. Впрочем, заслуга в этом была и Андрея, так как, понимая, что его жизнь напрямую связана с боевой эффективностью отряда и его самого, он каждую свободную минуту нещадно гонял своих бойцов и себя родного, повышая боевую подготовку. Нет, его бойцы конечно же были весьма неплохими пехотинцами и могли достойно встать в строй с другими воинами, но тут-то им предстояло служить совершенно в ином качестве, – Андрей предполагал, что такая епитимья ему и его людям была назначена с умыслом. Дело в том, что до семидесяти процентов потерь в гарнизонах пограничных крепостей несли именно патрульные конные отряды, а к Андрею у инквизиции был свой счет, хотя и негласный: спасенный практически из самого костра падре Патрик, и хотя не удалось доказать связи Новака с гибелью отряда инквизиторов, но и это ставилось ему в вину: направлялись-то они в село Новак.
Вскоре одна из фигур на вершине склона немного сползла вниз и, когда опасность быть замеченным миновала, поднялась и бодрой рысцой рванула к отряду.
– Что там, Джеф?
– Сэр Андрэ, как мы и предполагали, те два отряда нашли друг друга. Они сейчас на равнине гоняются друг за другом и мечут стрелы.
– Как успехи?
– Так себе, – разочарованно проговорил ветеран. – И те и другие опытные бойцы, так что потери пока вроде как равные и небольшие. Они оттягиваются от нас в сторону южных холмов.
– Ну что же, это уже радует: по меньшей мере, движутся они от нас, а не к нам.
– Как вы можете радоваться тому, что исчадия ада движутся от нас, а не к нам? Так они избегнут заслуженной кары от христианского оружия!
– Но мы ведь не собираемся оставлять их в покое, – поспешил заверить падре Андрей. – Мы только дадим возможность им самим немного уменьшить свое количество, а потом нанесем завершающий удар. – Нет, объяснять падре Томасу прописные истины, благодаря которым, кстати, они пока выходили победителями, он не собирался, тот и сам все прекрасно понимал. Мало того, большинство из того, что они применяли в бою, они приобрели именно благодаря инквизитору, но иногда его накрывало. Вот как сейчас.
Андрей недовольно подвигал плечами, но помочь своему многострадальному телу не мог, так как для того, чтобы хотя бы почесаться, нужно было скинуть кольчугу и поддоспешник, но делать это в походе не рекомендовалось – опасно, знаете ли. Степь – она только кажется ровной как стол, на самом деле мест для укрытия целого войска в ней больше чем достаточно. Холмы, плавно перетекающие один в другой, балки, образуемые речками, многие из которых оживают только в сезон дождей и весной, а уже к началу лета пересыхающие без следа, даже дно этих рек зарастает травой, разве только несколько гуще, чем на склонах балок, да еще по дну высохших речек имеются островки кое-какой зелени. Так что вероятность внезапно напороться на отряд кочевников или отдельного стрелка была довольно высока.
Хотя желание снять доспехи и дать телу отдых было очень сильным, он решил не рисковать. А тут еще эти «Божьи жемчужины», проклятые вши в простонародье, которые, казалось, отрывались на нем за все те годы, что он обходился без них. Нет, ну чего плохого в том, чтобы регулярно мыться? Нельзя. Грех. От него сейчас несло как от давно не мытого, но регулярно использующегося унитаза, но поделать с этим он ничего не мог.
Небольшой отряд из двух десятков всадников на заморенных конях сейчас находился в балке. Андрей ожидал донесений от высланных на урез склона разведчиков – те едва угадывались, распластавшись наверху, хотя до них было не больше полутора сотен шагов. Все же покраска чехлов доспехов и одежды в песчаный цвет с вкраплениями коричневого прекрасно подошла к данной местности и хорошо маскировала. Не знай он о том, что воины находятся именно на этом месте, – скорее всего, и не заметил бы расположившихся на возвышении лазутчиков.
Он в очередной раз неприязненно повел плечами и оглянулся. В паре десятков шагов за спиной воинов расположились пять обозников, которые сейчас удерживали заводных коней. Хотя они также были облачены в кольчуги, упрятанные под камуфлированные чехлы, и надо заметить, кольчуги эти были ничуть не хуже тех, что были на воинах, из оружия у них имелись только боевые ножи и арбалеты. Впрочем, при ближайшем рассмотрении было видно, что обозники весьма молодого возраста, не старше четырнадцати лет, поэтому какое-либо более серьезное оружие им не под силу, но сжимаемые в руках арбалеты были силой весьма грозной. В случае опасности эти мальчишки могли достаточно эффективно поддержать своих старших товарищей, а пять болтов, пущенных умелой рукой, иной раз решали очень многое. В отряде их было всего шестеро, но шестой сейчас остался на хозяйстве в крепости: кто-то же должен присмотреть за имуществом отряда. Оно, конечно, в дальних гарнизонах воровство не процветало, но инциденты имели место, а экипировка у отряда была хорошей. Там же находился и кузнец, который решил отправиться вместе с отрядом, разумеется, за солидное вознаграждение, но больше все же по вассальной клятве. Без кузнеца воину никак нельзя: железо постоянно требует правки и ремонта, тем паче если походы нескончаемы.
Бросив взгляд влево от себя, Андрей посмотрел на падре Томаса, прикомандированного к его отряду святой инквизицией. Невысокого роста крепыш с кривыми ногами, кривизну которых не способна была спрятать даже ряса, весьма уверенно восседал на высоком скакуне, хотя и считалось, что более приличествует святому сану осел, ну в крайнем случае мул. Впрочем, при более внимательном рассмотрении инквизитора в глаза сам собой лез бывалый воин. Об этом говорило все – и осанка, и экономные выверенные движения, и уверенная посадка, и даже ряса, полы которой очень напоминали Новаку кавалерийские шинели, так как спереди и сзади имели длинные разрезы, что позволяло вполне комфортно чувствовать себя в седле, под рясой угадывались крепкие кожаные штаны. Одним словом, бывалый кавалерист да и только. Только глаза выдавали ярого фанатика – Андрей не взялся бы объяснять, чем взгляд фанатика отличается от взгляда обычного человека, но отличать их уже мог безошибочно: был в этом взгляде какой-то негасимый, все пожирающий огонь и неистовая вера.
То, что из святого отца во все щели пер воин-ветеран, как раз не было удивительным. Падре в свое время был великолепным кавалеристом, лучшим бойцом в конной дружине графа Форволка, а впоследствии и пограничья, но потом он вдруг проникся верой в Господа и решил, что может служить только ему. Церковь благосклонно приняла в свои объятия нового брата и, проведя с ним небольшой ликбез, направила нового служителя Господа на южные рубежи, – а как они еще могли использовать бывалого воина, на которого снизошла благодать Господня? – только в борьбе с порождениями сатаны.
Андрей был несказанно рад, что к ним приписали именно этого представителя святой инквизиции. Избежать назначения в отряд соглядатая не было никакой возможности, так как все кавалерийские отряды в крепостях на южных рубежах имели таковых, – Церковь объясняла это тем, что воинам, непрестанно находящимся на территории исчадий ада, необходим духовный отец, который бы сумел оберегать их от происков сатаны. Правда, были два момента, которые для Новака оставались загадкой. Почему это распространялось только на южные рубежи, когда в приграничных поселениях с лесными орками зачастую не было никаких священников, не говоря уж об инквизиторах? И почему этим священником был инквизитор? – уж кто-кто, а проповедники из них были еще те, они безгранично были преданы христианству, но нести свет этой веры были способны только посредством костров, в крайнем случае – епитимий, накладываемых на паству.
Но назначение именно падре Томаса он одобрял целиком и полностью. Падре оказался неисчерпаемым кладезем премудрости ведения кавалерийских боев, и в частности в степи. Именно благодаря ему за прошедшие два месяца отряд стал одним из лучших на границе. Впрочем, заслуга в этом была и Андрея, так как, понимая, что его жизнь напрямую связана с боевой эффективностью отряда и его самого, он каждую свободную минуту нещадно гонял своих бойцов и себя родного, повышая боевую подготовку. Нет, его бойцы конечно же были весьма неплохими пехотинцами и могли достойно встать в строй с другими воинами, но тут-то им предстояло служить совершенно в ином качестве, – Андрей предполагал, что такая епитимья ему и его людям была назначена с умыслом. Дело в том, что до семидесяти процентов потерь в гарнизонах пограничных крепостей несли именно патрульные конные отряды, а к Андрею у инквизиции был свой счет, хотя и негласный: спасенный практически из самого костра падре Патрик, и хотя не удалось доказать связи Новака с гибелью отряда инквизиторов, но и это ставилось ему в вину: направлялись-то они в село Новак.
Вскоре одна из фигур на вершине склона немного сползла вниз и, когда опасность быть замеченным миновала, поднялась и бодрой рысцой рванула к отряду.
– Что там, Джеф?
– Сэр Андрэ, как мы и предполагали, те два отряда нашли друг друга. Они сейчас на равнине гоняются друг за другом и мечут стрелы.
– Как успехи?
– Так себе, – разочарованно проговорил ветеран. – И те и другие опытные бойцы, так что потери пока вроде как равные и небольшие. Они оттягиваются от нас в сторону южных холмов.
– Ну что же, это уже радует: по меньшей мере, движутся они от нас, а не к нам.
– Как вы можете радоваться тому, что исчадия ада движутся от нас, а не к нам? Так они избегнут заслуженной кары от христианского оружия!
– Но мы ведь не собираемся оставлять их в покое, – поспешил заверить падре Андрей. – Мы только дадим возможность им самим немного уменьшить свое количество, а потом нанесем завершающий удар. – Нет, объяснять падре Томасу прописные истины, благодаря которым, кстати, они пока выходили победителями, он не собирался, тот и сам все прекрасно понимал. Мало того, большинство из того, что они применяли в бою, они приобрели именно благодаря инквизитору, но иногда его накрывало. Вот как сейчас.