Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   Изобретатель… Этот путь в книгах выбирается чаще в том же Средневековье, когда придумал колесо или там порох – и ты гений. В более-менее современности изобретателями обычно становились люди, имевшие доступ к информации: либо тот же ноутбук под мышкой, либо возможность иногда возвращаться в настоящее. Ну или с памятью, как у слона. Не пойдет.
   Это что же получается?! Ему весь остаток жизни быть крестьянином?! Нет! Нет!! Нет!!!
   Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   «Покричал?» – прорезался внутренний голос. Молодец, что хоть мысленно. А теперь скажи-ка, Сергей Аркадьевич, не обманывая хотя бы самого себя: а чего ты ожидал? Никаких особо ценных умений у тебя нет. Если уж в настоящем, где тебе известно все о жизни, пик твоей карьеры – старший помощник младшего менеджера по влажной уборке, то почему ты решил, что здесь, в прошлом, где ты не знаешь ничего, ты сможешь подняться выше. Здесь что, люди глупее? Вон Никитич быстренько тебя приватизировал в батраки, и оглянуться не успел. Так что здесь, где стартовые условия у тебя еще ниже, твоя карьера закончится на должности старшего батрака. И то лет через …надцать. Скажи, неправ?
   Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   Прав. Просто… Не хочу.
   Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   А придется, голуба. Придется учиться и траву косить, и лен жать, и самогон гнать. Жрать-то хочется каждый день. А дармоедов не терпят нигде. А уж при большевиках-то… Кем сказано: «Кто не работает, тот не ест»? А? То-то же.
   Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   Ладно, смирился Сергей, поживу пока тихонечко у Никитича, поработаю. Авось нагрянет какой-нибудь случай поудачнее, смогу придумать что-нибудь, ну или как-нибудь все само собой образуется.
   Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.
   Закончивший прокос Никитич оглянулся и увидел, что его работничек, глядя под ноги стеклянными глазами и мерно взмахивая косой, движется поперек луга по сложной траектории, оставляя извилистую полосу скошенной травы.
   «Да… – сдвинул кепку на затылок Никитич, – видать, рановато я Сярежу на работы выпустил. Он еще в сябя не пришел…»
* * *
   Позвольте нам немного вмешаться в нить повествования ради небольшого уточнения. Как стало известно из произведения «Азазель» гениального, не побоимся этого слова, автора, у каждого человека есть определенный талант. Важно только вовремя его раскрыть и взрастить, и тогда человек удивит окружающих своими успехами. Автор умолчал, что талант человека очень часто не ограничивается чем-то одним. Вот и в нашем герое дремали две искры, вовремя не раздутые. Как стало понятно после его вступления в клуб, он имел прирожденный талант к метанию ножей, который при должном его развитии мог сделать из него одаренного жонглера. Может быть, даже великого. Чего, к прискорбию, не произошло, поэтому Сергей и посчитал себя бесталанным. А ведь в нем спит, пожалуй, даже более значительный, чем дар жонглера, талант… Но тсс! Обо всем в свое время.
* * *
   Блямс! Сергей отлетел. Щека опухала, рот наполнялся кровью. Командир остался стоять, наблюдая, как Хриплый и Андрюха приближаются к жертве.
   – Ребята, погодите…
   Блямс! Искры из заплывающего глаза!
   Хэк! Кулак воткнулся в живот, Сергей скрючился…
   Бух! Сапог Хриплого ожидаемо ударил в грудь, отбросив к стене. Сергей сполз вниз, закрывая голову руками. Спина прижата к доскам стены, колени подгибаются к груди.
   Почки, почки беречь!
   Бац! Сапог ударил по ребрам, попал по голени.
   Бац! Бац! К Хриплому присоединился Андрюха.
   Бац! Бац! Бац! Руки, ноги, ноги, руки.
   Бац! Бац! Бац! Бац! Больно, больно…
   Не получилось тихонько пожить…
* * *
   Началось все хорошо. Никитич оказался хозяином невредным, не орал, не ругался, терпеливо принимал полное незнание «батраком» крестьянской работы. Сергей никогда и не подозревал такое разнообразие навыков, казалось бы, в простом труде. Тут тебе и косьба и резьба. Была, правда, у пасечника, некая странность: пару раз он пропадал куда-то на всю ночь, возвращался довольный, как кот. По молодкам он ходит, что ли? Или браконьерит тихонечко? Не будешь же спрашивать…
   Сильно портил понимание выговор Никитича, да и всех односельчан. Эти бесконечные яканья и цоканья да плюс еще куча незнакомых слов. Иногда казалось, что ты не в России, а где-то в Чехии. К тому же знакомые слова иногда ясности не добавляли. Вот что значит выражение: «Привести пестерок губ»? Оказывается: «Принести корзину грибов»! А «шум в избе пашет»? «Мусор в избе метет»! Это что русский язык?! Почему они не могут нормально говорить?
   Но тут, хочешь не хочешь, а придется понимать: пока ничего не подворачивалось, что помогло бы избавиться от деревенской трясины и добиться чего-то более существенного. Временами Сергей ловил себя на том, что ему вся эта тягомотная, скучная и тяжелая жизнь начинает нравиться. Совсем немного. Чуть-чуть.
   Сейчас они с Никитичем возвращались из лесу, куда хозяин возил ульи, поближе, так сказать, к местам медосбора. Сергей покачивался в телеге и размышлял о своем.
   – Анисим Никитич, а кто у власти в стране сейчас?
   Должен же он как-то замотивировать свое знание того, что у власти сейчас Сталин.
   – Известно кто. Большевики…
   Логично.
   – А кто у них там самый главный будет?
   Никитич почесал затылок:
   – Да ня помню я яго, беса. Раньше Уладимир Ильич был, а сейчас этот… как яго… еще водку его имянем называют…
   Жириновский, что ли? А Сталин где?
   – Не грузин?
   – Кто?
   – Ну этот, в честь которого водку называют?
   – Да не. Какой грузин? Русский он.
   Интересно… Сталин уже год как у власти, должны были начаться расстрелы, а Никитич о нем даже не слышал. Наверное, новости сюда доходят долго. Оно и правильно: радио нет, телефона нет, телевизора и Интернета тем более.
   Кстати, а куда так скачет хозяин? Сергей обратил внимание, что обычно флегматично сидевший на носу телеги Никитич сейчас нервно ерзает и периодически хлопает вожжами, подгоняя недовольно фыркавшего мерина.
   – Анисим Никитич, а куда торопимся?
   – Да в байню бы успеть попасть.
   – А-а…
   Стоп. В смысле? Баня-то не общественная с графиком работы «с часу до трех». Чай, своя, собственная.
   – Анисим Никитич, так что с баней-то случится? Не убежит…
   – Так тямнеет уже. Скоро и полуноць.
   – Свечку возьмем да и помоемся…
   Никитич даже развернулся:
   – Ты што? Или с луны свалился? А-а, да ты же сяктант. У вас и байнь поди не было. Нельзя в байне после полуноци мыться. Там же нина!
   Нина? Что еще за Нина после полуночи припрется мыться в нашу баню? Не было в Козьей Горе никаких Нин.
   – Какая Нина?
   – Ну, нина… – Никитич опасливо взглянул на краснеющий над верхушками ольхи закат. – Церт банный.
   Никитич быстро перекрестился.
   Церт? В смысле, черт? Правда, что ли?
   – Какой… – Да, к ночи всякую нечисть лучше не поминать. Не то что страшно приманить, а вот хозяин точно обозлится. – Какой он, этот нина?
   – У-у, нина… Нина он такой… В байне живет…
   В голове Сергея пробежал домовенок Кузя с криком: «Нафаня-а-а!»
   – Домовой, что ли?
   – Какой домовой? Говорю же тебе, в байне он живет, не в дому! Сам голый…
   Выглядит неизвестный нина, как небольшой голый старичок, весь облепленный листьями от банных веников.
   Симпатичный товарищ. Вспомнил. В некоторых романах (точно Сергей не знал, не любитель славянской фэнтези) встречалось такое описание. Правда, там именовалась нечисть не «нина», а «банник», но хрен редьки не слаще.
   – А где же она… в смысле он прячется?
   – А за пецкой. Или под полом. Ноцью доску поднимает и выходит мыться. А если кого застанет, то запарит насмерть. Или угара пустит да головой в каменку засунет…
   Блин, ни фига себе ужастик. И такая чертовня живет в бане? Теперь туда и днем-то страшно зайти будет… Погоди, Серега. Ладно, Никитич – человек темный, деревенский, но ты-то в чертей не веришь. Нет там на самом деле никакого нины! Или… Или есть?
   Никитич, может, в Интернете порыться и не сумеет (и то не факт), но на тупого не похож. Умный он, гад, и хитрый, так неужели в сказки верить будет?
   А что, если нина не сказка?
   Существование различной нечисти автоматически подразумевает наличие магии, колдовства и чародейства. Что тянет за собой возможность заклинаний, волшебных предметов и магических артефактов.
   И наоборот.
   Ведь он попал сюда с помощью как раз магического артефакта! Ну, если принять за аксиому, что это не розыгрыш. Значит, по крайней мере один такой здесь есть! А где один артефакт, там и целая куча. Навряд ли его подкинули инопланетяне. Судя по надписям на старославянском, его сделали здесь, в России, и, значит, одним не ограничились. Раз есть артефакты, существуют и те, кто их сделал, то бишь колдуны и маги. А раз есть они… То и нина вполне может жить под банным полом. Вот чер… в смысле, вот блин…
   Появилось желание схватить вожжи и поддать как следует ленивому мерину. Как-то сразу расхотелось проводить эксперименты с мытьем после полуночи. Благо, Никитич продолжал поторапливать лихого скакуна.
   Тут Сергея зацепило что-то в собственных рассуждениях. Так, так, так… Нина?
   Сергей вздрогнул и перекрестился. На глухой дороге, в темнеющем ольшанике, это смешным не казалось.
   Колдуны? Маги? Инопланетяне? Артефакт? Нет! Блин! Артефакты!
   Сергей с размаху ударил себя кулаками в лоб. Бом!
   – Цего ты, Сярежа? – оглянулся Никитич.
   Бом! Еще раз.
   – Мысль одна в голову пришла…
   – Так это инаце лецится, – хихикнул Никитич, – бяжишь в лясок, бярешь стяжок… говорят, из бярезы хорошо помогают… и с размаху по башке. Пока не пришибешь мыслю. Как прибьешь, бяри яё за хвост…
   – Ну тебя.
   – Так цего? Пойдешь лециться? Или разбежались мыслишки?
   – Разбежались…
   Мысль наконец-то ясно сформировалась.
   Кто сказал, что артефакт путешествий во времени только один?
   Ведь их может быть и несколько, а значит, можно не искать этот, закопанный невесть где. Нужно найти тех, кто знает, где находятся другие артефакты!
   Сложно? Конечно! Выполнимо? Вполне!
   Кто может знать об артефактах путешествий (надо же их как-то называть)? Для начала те, кто ими пользуется. Во-вторых, те, кто их сделал. В-третьих, те, кто их хранит. Каким словом можно назвать все три группы?
   МАГИ.
   Конечно, они надежно законспирировались, но если начать поиски, то найти их можно. Для начала нужно выйти на тех, кто знает, где эти самые маги могут прятаться. А кто это может знать? Близкие им по духу, то есть колдуны, ведьмаки и прочие экстрасенсы. Девяносто девять процентов из них ничего не знают о магах, но ведь есть еще один процент! А уж их-то найти гораздо проще: у нас объявлениями типа: «Снимаю порчу» завалены все газеты. Блин, это в двухтысячных! А сейчас, при большевиках? Наверняка разогнаны в рамках борьбы с суевериями. По крайней мере, объявлений точно не дают. И как их искать?
   «Как-как… – очнулся внутренний голос. – Путем опроса местных жителей. Спрашиваешь, где: мол, у вас колдуны или там ведьмы живут? А тебе и говорят: «Иди-ка ты, мил человек…» И называют адрес. Ничего не получится».
   А не пошел бы ты, уважаемый внутренний голос, в пешее эротическое путешествие. Так уж и пошлют. Вон сидит один местный житель, возьми да спроси, проведи эксперимент. Правда, откуда в деревнях колдуны? Стоп! То есть как это откуда? Да ведь все колдуны из деревень!
   – Анисим Никитич…
   – Ась?
   – А у вас в окрестностях колдуны есть?
   – Колдуны? В Козьей Горе?
   – Да нет, вообще в окрестностях…
   Никитич задумался:
   – Не-э, колдунов нет…
   Что и требовалось доказать.
   – Колдовка есть.
   Что?!
   – Колдунья?
   – Колдовка.
   – Где? В Козьей Горе?
   – Да нет, – усмехнулся Никитич, – в окрестностях. В Загорках то есть. Живет там одна… Аленой зовут.
   – И что, колдует?
   – Ну как… Иногда… Травами еще лечит, сглаз опять же снимает и так, по мелочам…
   Ничего себе! Под боком живет колдунья.
   – А она не шарлатанка… в смысле не жулик?
   – Какой жулик? Говорю же тябе, колдовка.
   – А можно к ней съездить?
   – А тебе зацем?
   – Да, так… Нужна она мне…
   – Так цего няльзя. Вон, в воскрясенье и иди.
   Вредный Никитич наверняка не отпустил бы работника в другой день, но в воскресенье-то сам бог велел отдохнуть. А уж если бестолковому Сяреже охота бить ноги – пусть идет. Может, Алена сделает с ним что-нибудь, чтоб стал понормальнее.
   – Только ты смотри, – хихикнул Кузьмич, – с Аленой осторожнее. А то приворожит – будешь под окнами у няе по ночам стоять…
   Юмор был непонятен, а в сгущающейся темноте становилось страшновато. Может, не ходить? Чер… в смысле кто ее знает эту старуху, еще действительно заколдует. Сходить к другой… А где ее найдешь? Может, эта Алена вообще последняя на всю округу… Сходить? Страшно… Или не ходить?..
   В баню они успели.
   Укладываясь спать, Сергей решил, что все будет зависеть от настроения. Захочет идти к колдунье – пойдет. Не захочет – останется дома.
* * *
   Следующее утро у Сергея началось очень даже удачно. Проклятые беспризорники сегодня не пришли, впервые за все время пребывания в прошлом Сергей не вскочил с криком, обливаясь потом, а проснулся под утро самостоятельно и даже выспавшимся. Настроение, правда, препаршивое: сон был хоть и не о беспризорниках, но все равно отвратный.
   Снился тот момент, когда он согласился стать батраком у Никитича. Вернее, как раз во сне он и не согласился, гордо отказался и ушел в сторону заката. Точнее, в Загорки. Потом, как это бывает в снах, он оказался на каком-то железнодорожном вокзале в обличье бомжа, спящим под лавкой в грязных и вонючих тряпках. Потянулся дрожащей рукой (с обломанными черными ногтями) к валявшейся рядом бутылке с мутно-белой бормотухой, отхлебнул… От мерзкого вкуса проснулся.
   Тихо. Ранее утро. Сергей спал на сеновале, на собственноручно скошенном, собранном и уложенном в сарай сене. Пахло одуряюще… Становилось понятно, почему крестьяне предпочитали любовь именно на сеновале. Правда, возникало подозрение, что после окончания сенокоса от одного запаха сена начнет тошнить.
   Где-то рядом заорал петух. Петух у Никитича был знатный: огромный, черный, с роскошной красной короной-гребешком. Его поддержали другие пернатые будильники. Эхма, пора вставать…
   Уже выползая из сарая, Сергей вспомнил, что работ пока не предвидится. Конечно, сено не стало бы ждать, но ночью прошел дождик, шуршал по крыше, а значит, по крайней мере до обеда скошенное должно высохнуть. Пчел по такой сырости везти к малине, наверное, бессмысленно.
   То есть можно было и отдохнуть, но спать совершенно не хотелось. Сказалась годами выработанная привычка вставать в пять утра, чтобы успеть на метро. Чер… проклятый (вот фобия появилась) начальник фирмочки «Купи-продай энд корпорейшн» требовал, чтобы работники появлялись точно к началу рабочего дня. То есть к восьми утра. Тирану-то что, он жил в двух шагах, а вот планктону приходилось просыпаться кому в пять, кому в шесть.
   Интересно, Никитич уже поднялся? Сергей проскрипел по ступенькам крыльца и бесшумно открыл дверь. Привычки стучаться здесь не было.
   Когда за ним закрылась дверь, из курятника высунулась жена Никитича. Обвела острым носиком двор. Пусто. Решила, что шаги ей послышались, Сергей, наверное, еще спит. Анисим просил не пускать его в дом…
   На кухне никого не было. А вот в горнице за занавеской слышались голоса. Откуда гости с утра пораньше? Знакомый только один: Никитича. Вот только незнакомые подобострастные интонации…
   – …не знаю я, господин хороший, уж простите старика. Не говорят мне таких вящей. Так, дружбу водят… Ну иногда помогают, но против присяги не пойдут, не смогу я уговорить…
   Как подчиненный на ковре у начальства. Интересно…
   Не подозревая плохого, Сергей откинул ткань.
   За столом сидели трое. Рядом маялся на ногах четвертый… Ба, знакомый! Андрюха из деревни. Что здесь за сходка?
   В красном углу – Никитич. Вот только хозяином он не смотрится – опущенные в стол глаза, улыбка приторная, как эта… сладкая тянучка… да, патока. Рядом с ним и напротив – двое незнакомцев.
   По левую руку, почти упираясь плечом в хозяина, сидел мужик лет сорока, в отличие от местных жителей – бритый. Правда, не до синевы, щетина проступала тенями на щеках и шее. Из-под черной кепки торчал крупноватый нос. То ли кавказец, то ли еврей…
   Напротив развернулся на табурете в сторону вошедшего второй, помоложе. Сергей взглянул в его лицо и понял – сейчас хозяин он. Подбородок, как броня у танка, плотно сжатые губы и взгляд… Как у Терминатора из первой части.
   – Это кто у нас тут? – прохрипел первый.
   Командир (да… судя по взгляду, именно командир) промолчал, разгладил большим пальцем усы, с интересом и даже с улыбкой рассматривая Сергея. Как биолог крысу…
   Молчал и Никитич. На лице за сладенькой улыбкой ясно читалось: «Ну и чего ты приперся?»
   – Сяктант… – злобно прошипел Андрюха.
   Похоже, встрял… Только во что?
   – А, сектант, – произнес Командир (они не представились, а надо же как-то идентифицировать). – Твой батрак, Анисим?
   – Плямянник… – обреченно промолвил Никитич. Судя по тому, что назвали его по имени, сейчас он на вторых ролях.
   Сергея бы это покоробило – он не любил, когда пренебрежительно относятся к людям, которых он уважает… Но не сейчас…
   – Племянник? – нарушил паузу Командир.
   – Врет. – Да с чего Андрюха-то смотрит волком? – Не плямянник это, нет у Никитича плямянников. Батрак это. Он его плямянником зовет, чтобы с Советами не ссориться…
   – Ай-а-ай, Анисим, как же так. Нехорошо власть обманывать. Тем более народную… – Голос Командира сорвался, в нем чувствовалась злость. – Самими же выбранную…
   Сергей стоял в проеме, как дурак на кастинге. Что это за братва? Может, Никитич связался с криминалом? Пообещал, теперь не может исполнить?
   Командир лениво мотнул головой. Хриплый встал, подобрал со стола… Вот блин! Только сейчас заметил, что на столе перед ним лежит… Револьвер!
   Ой-е-ей! Бандиты!
   Хриплый подошел к замершему Сергею, направил ствол ему в переносицу. От оружия пахло железом и смазкой. Мерзкий запах… В животе похолодело, противно обмякли ноги…
   – Запомни, сектант. Ты нас не видел, сюда никто не приходил, ты ничего не знаешь о нас…
   Какая-то глупая часть паникующего мозга отметила, что ни Хриплый, ни Командир не якают и не цокают. Значит, не местные. Вот только как это спасет от пули?
   – Ты меня понял?
   – Д-да, – судорожно закивал Сергей. Неужели пронесло, отпустят живым?
   Хриплый повел револьвером вправо, Сергей, как загипнотизированный, сдвинулся за дулом.
   – Ну что, – поднялся Командир, – хорошо у тебя, Анисим, но пора и честь знать. Заглянем к тебе еще разок дня чрез два, может быть, образумишься. Пойдем, – махнул он рукой Андрюхе.
   – Господин капитан, – внезапно заговорил тот, – дозволь сяктанту ребра пересцитать?
   Стойте! Погодите! За что?!
   Командир взглянул с недоумением:
   – Это еще зачем? Не замечал… Ах да… Ты же, помню, рассказывал. Ну давайте. Только быстро.
   Стойте! Стойте-стойте-стойте!
   Хриплый переложил револьвер в левую руку…
   Блямс! Сергей отлетел к стене…
* * *
   – Ох, Сярежа, Сярежа… – Жена Никитича промывала побитую, как пасхальное яйцо, физиономию Сергея, а неугомонный хозяин прохаживался туда-сюда, капая на и без того пострадавшие мозги.
   Сергей сидел на лавке. Слава богу, в зеркале его не было видно. И так понятно, что после такого массажа лицевых мышц выглядел он страшновато. Хватало ощущений и без этого. Левый глаз заплыл так, что даже не открывался. Распухла щека, кровоточили губы. Зубы, по странной случайности, не пострадали, зато из-за разодранной внутренней поверхности щеки во рту стоял противный вкус крови. Вытекшая изо рта кровь склеила бороду в некую дизайнерско-панковскую находку. Болели руки, ноги, на которых оставили следы сапоги Хриплого. Ныли ребра, по которым отпинал сволочной Андрюха. Да, Андрюха…
   – Ан… кхм Анишим Никитичш. – Дикция тоже пострадала. – Кхто это был?
   – Да это… А я говорил тябе, не заигрывай с Андрюхиной жаной. Злой он и рявнивый, как церт.
   – Такх он иж-жа жены?
   Вот блин… Сергей вспомнил немного тускловатую, заморенную, но стройную и очень даже ничевошную жену Андрюхи…
   В тот день (среда, кажется, была) Никитич послал его к одному из односельчан, отнести меда.
   По дороге Сергей встретил жену Андрюхи, немного поболтал с ней. Уж слишком девчонка выглядела заморенной, Сергей просто из человеколюбия попытался хоть немного ее развеселить. По крайней мере, улыбнулась… Видимо, кто-то донес Андрюхе…
   Вот же гад ревнивый… Постой-ка, Никитич. При чем здесь Андрюха? А кто это с ним был? Что-то хозяин как-то увернулся от ответа.
   – А кхто с ним был?
   Никитич, стоявший спиной, хмыкнул, крякнул и повернулся.
   А взгляд… Это был взгляд не пасечника, не крестьянина… Это глаза охотника… вернее, нет, не охотника. Так смотрят на тебя дула двустволки.
   – Господа это были. Бывшие.
   – Белые?
   – Ага, – хехекнул повернувшийся незнакомой стороной Никитич, – белее некуда. Все им неймется, все вернуть хочется…
   Погодите-ка. Или голову слишком сильно ударили, или Сергей что-то не понимает в происходящем.
   – Никитичш… Так ведь война уже давно жакончшилась…
   – Война-то законцилась, да люди остались. Или ты думаешь, что они в ангялочков прявратились? Не-эт, еще злее стали. – Никитича явно прорвало. – Озлобились на тружаников. Сами ницего, кромя как жилы тянуть да на готовом жить, не умеют, да и не науцаться. Как волка траву жевать не выучишь, так и их на крястьян да работников не пяряделаешь. Вот они из Эстонии к нам церез границу и лезут, пакости творят, сено жгут, зярно, большавиков… да и людей убивают…
   Взгляд Никитича все больше холодел, явно видел он перед собой сейчас не бревенчатую стену своей избы, а того самого Командира, и, скорее всего, через прорезь прицела.
   Ой, непростой ты мужик, Никитич…
   – Взрывают в городах это… разное… Ницего, дождетесь. Мы царя с шеи спихнули, господ да немцев с земли повыгнали, даст бог, час и до них доберемся. Тяррористы… Тьфу!
   Пасечник повернулся и вышел, видимо, покурить, успокоить расстроенные нервы, оставив Сергея приходить в себя.
   Если бы Никитич достал гитару и запел одну из песен Егора Летова, Сергей, может быть, удивился бы меньше. «Тяррористы»! Откуда в двадцатые годы могли взяться террористы? Да еще белогвардейцы? Террористы-белогвардейцы! Звучит как «хакеры-красноармейцы». Бред. Может быть, все вокруг – действительно бред? Сергей огляделся. Изба не изменилась, и деревянные стены не превратились в обитые мягким поролоном, ну или чем их там в психушках обивают. По-прежнему болело все тело, пахло травяными примочками жены Никитича (вспомнил, Татьяна ее зовут), немного дымком от печи, кашей, деревом от стены… Не похоже на бред-то.
   Правда, смутно вспомнилось, что террор – не изобретение бородатых ваххабитов. Был в свое время сериал, еще Хабенский в нем играл, там в дореволюционное время были террористы, вроде бы большевики, как раз взрывали всяких важных лиц. Но так то лиц! В городе! Даже чеченцы не носятся по деревням и не избивают ни в чем не повинных пришельцев из будущего! А уж малейшая информация о существовании белогвардейцев, которые пытаются вернуть власть, убивая большевиков по селам, в мозгах Сергея вообще отсутствовала. Тогда откуда они здесь взялись? Загадка. Не по пострадавшим мозгам. Отложим до выздоровления.
   Покачиваясь и постанывая (больше всего болели ноги, отбитые Андрюхой, как котлета), Сергей вышел на крыльцо. На завалинке сидел и размеренно пыхал дымом Никитич.
   Кстати, таинственная завалинка, смутно знакомая из детских книжек, на ней еще постоянно сидели и грелись на солнце, оказалась вовсе не лавочкой, а деревянным настилом вокруг избы, внутри которого насыпана сухая трава, опилки и прочий утеплитель. Сидеть на ней было удобно.
   – Хозяин, дай закурить.
   – Да какой я хозяин… – протянул мешочек с табаком Никитич. – Хозяин, скажешь тоже… Не видал ты настоящих хозяев, которые из тябя душу вынут и копейку заплатят…
   Сергей свернул самокрутку, щелкнул зажигалкой (самодельной, из винтовочной гильзы) и затянулся. Можно прикрыть глаза, расслабиться и на минутку поверить, что провал в прошлое, убийство беспризорников, работа крестьянином, сегодняшнее избиение – все это тебе приснилось, примерещилось. Сейчас докуришь, встанешь и пойдешь в офис, лазить в Интернете и отвечать на дурацкие звонки…
   – Солнце-то жаркое. Сено скоро подсушит. Пойдем в копны уложим.
   Размечтался. Даже право сидеть в офисе надо заслужить. В воскресенье пойдешь… поползешь в Загорки, найдешь там старуху-колдунью и вытрясешь из нее информацию о том, где можно найти магов или хотя бы их следы. Ниточка тонкая, а что делать. Или всю оставшуюся жизнь складывать сено в копны. Кстати, что это такое?
* * *
   Непонятные копны оказались всего-навсего кучами сена, точно такими же, какие они с Никитичем складывали на полях целую неделю. Сено нужно было укладывать по хитрой методике, переворачивая пласт и прижимая им предыдущий так, чтобы копна не развалилась, не разметалась ветром и не промокла насквозь.