Страница:
Андрей Константинов
Дело о беглом мичмане
Рассказывает Георгий Зудинцев
"Зудинцев Георгий Михайлович, корреспондент отдела расследований. До прихода в Агентство журналистских расследований служил в органах внутренних дел, подполковник милиции, уволился в запас по выслуге лет в 1998 году с должности начальника отдела уголовного розыска Правобережного РУВД.
В 1995 году заочно закончил юридический факультет СПбГУ.
Тяготея к творческой деятельности, реализовал себя в Агентстве, успешно сочетает навыки оперативно-розыскной работы и журналистики. Благодаря многочисленным связям в правоохранительных органах является ценным сотрудником АЖР. Работоспособен.
Качество текстов в последнее время заметно улучшилось.
По характеру целеустремлен.
Склонен отстаивать свою точку зрения, часто бывает резок и эмоционален в полемике. С трудом избавляется от многих чисто «ментовских» привычек".
Из служебной характеристики
Когда у тебя жена опер, о нормальной семейной жизни приходится только мечтать. Обнаружив, что Галка ни свет ни заря куда-то умчалась по своим неотложным милицейским делам, я поплелся на кухню жарить традиционную утреннюю яичницу. Традиционную для меня, ибо ничего другого я готовить так и не научился.
«Дочка, Наташка, скоро заневестится, — размышлял я, ставя на конфорку сковородку, — а ведь растет, если разобраться, почти без родительского присмотра. И возраст-то самый переломный — дискотеки, мальчики, шмотки… Не успеешь оглянуться, как окажется в плохой компании. Слава Богу, что хоть на лето отправили ее к моим старикам в Ялту…»
Я с трудом отогнал мысли о наркоте, наводнившей в последние годы Питер, и о том, что дочь при папе, бывшем менте, и матери, продолжающей служить в ОБЭП, может стать наркоманкой. Открыл холодильник, достал кусок колбасы и пару яиц.
Готовя немудреный завтрак, я включил стоящий на холодильнике портативный телевизор и глянул на часы: без десяти девять — по российскому каналу вот-вот начнутся питерские новости… При первом же сообщении я так и застыл со сковородкой в руке: "…Вчера вечером в парадной дома по набережной Адмирала Колчака тремя выстрелами из пистолета убит президент Северо-Западной нефтяной компании Илья Пупыш. Пистолет «вальтер» бельгийского производства убийца бросил на месте происшествия, что свидетельствует о заказном характере преступления…
Розыск преступника по «горячим следам» пока результатов не дал…"
Я потер лоб левой рукой, отставил сковородку с глазуньей и на несколько секунд задумался: «Это ж Правобережный район — моя земля, исхоженная вдоль и поперек. Так-так, Пупыш… Фамилия известная — один из богатейших людей города. Сволочь редкостная. Был…»
* * *
— Как вы думаете, Георгий Михайлович, чем вам придется заниматься? — Спозаранник посмотрел на меня сквозь очки.— Да я уж понял, Глеб Егорыч, что попал с этим Пупышем — не отвертеться! — усмехнулся я. — Мой район, куда ж я денусь?
— Я рад, что данное физическое лицо, а точнее, покойник, вам известно. Надеюсь, что с «убойщиками» в вашем родном РУВД у вас не будет никаких проблем? — Спозаранник пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, глянул на экран и повернулся ко мне.
— Конечно, Глеб Егорыч. Есть парочка парней, мои бывшие подчиненные. Они пацанами у меня начинали… Встречаемся теперь, правда, нечасто. — Я вытащил из кармана папиросы, но, вспомнив, что в кабинете Спозаранника не курят, повертел пачку и сунул обратно в карман. — Ну, с Днем милиции регулярно поздравляют.
— В общем, срочно свяжитесь с ними и получите подробнейшую информацию, — Глеб повернулся к монитору и быстро пощелкал клавишами. — Не мне вас учить, товарищ подполковник милиции.
— Бывший подполковник, — усмехнулся я.
— Мент всегда остается ментом, Георгий Михайлович. Разумеется, в лучшем смысле этого слова. Я имею в виду лично вас. — Спозаранник оторвал взгляд от экрана. — Так, вся имеющаяся архивная информация по Пупышу и его фирмам уже в вашей папке. Немного, правда, но чем богаты… Распечатайте, если нужно — и вперед. За орденами.
* * *
Мои отношения с Глебом Спозаранником складывались весьма непросто. Когда в 1998 году Андрей Обнорский привел меня в отдел расследований, первая фраза, которой меня встретил Спозаранник, была потрясающей: «Запомните, Георгий Михайлович, я — зверь!» Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в лицо этому щуплому очкарику… Ну, блин, напугал!Однако вскоре я понял, что Спозаранник в чем-то оправдывает свое прозвище «железный Глеб».
Ругались мы по-страшному! Это теперь мне ясно, что первые написанные мною тексты только в пьяном бреду можно было назвать журналистскими материалами.
Хоть я и корпел над каждой заметкой часами, журналистика там и не ночевала.
Сейчас я это понимаю… А в те дни — вскипал от злости, когда мой новоиспеченный «шеф» снисходительно выговаривал мне за мой протокольный язык и, сверкая очками, читал мне лекцию по азам журналистики. Он даже получал какое-то наслаждение от того, что елозил меня «мордой об стол». Мне хотелось бросить мальца в «обезьянник» и самого его поучить уму-разуму!
И если б только это. Спозаранник буквально задолбал меня своей «штабной культурой». Где справка о беседе с источником? — Вот вам справка, Глеб Егорыч… — Почему страницы не пронумерованы, где оглавление? Почему этот документ в папочку не подшит?…
Твою мать! Ну как ему было объяснить, интеллигенту хренову, что я как раз из-за этого идиотизма ментуру покинул…
Всю жизнь я боролся с написанием бумаг, сколько раз меня таскали на ковер, грозили увольнением… Если б не бумаги, не галочки в отчетах, не дурацкие эти цифры, я б продолжал пахать в своем РУВД, невзирая на грошовую зарплату. И вот — с чем боролся, на то и напоролся?
Как — то я не сдержался, злость из меня выплеснулась, и я выдал Глебу по первое число, все ему популярно объяснил — и про «штабную культуру», и про бюрократов, и про то, что яйца курицу не учат.
Спозаранник тогда очень внимательно меня выслушал, не перебивая. А потом сказал: «Я крайне благодарен вам, Георгий Михайлович, за критику моей манеры общения. Буду следить за собой. Я очень ценю ваш опыт оперативной работы. Но мы здесь занимаемся другим делом — журналистским расследованием. От штабной культуры отказываться мы не будем, и вот почему…» После этого он мне снова полчаса читал лекцию, и теперь уже я был вынужден слушать его, не перебивая.
Впрочем, все это в прошлом. В работу я давно втянулся, справедливость многих претензий Глеба ко мне осознал. Тексты вроде научился писать нормальные. С Глебом, кстати, мы давно уже не ругаемся. Но все же наши отношения теплыми никак не назовешь… Так — ровные, деловые.
С этими мыслями, наконец закурив папиросу, я направился в кабинет отдела расследований.
— Что, начальник, никак не можешь отвыкнуть от «беломора»? — съязвил встретившийся в коридоре Шаховский. — Горелыми портянками воняет!
— Эх, братан, — прищурился я, пожимая руку бывшему бандиту. — Знал бы ты, какие люди раньше у меня в кабинете в РУВД сидели! Только «честер» курили или «Мальборо». Теперь многие из них мне письма пишут, махры в зону просят прислать. Так-то…
Не дожидаясь ответной реплики Шаха, я шагнул в комнату нашего отдела.
— Здравия желаю, господин подполковник! — двухметровый Зураб Гвичия поднялся из-за стола. — Слышал новый анекдот? Армянское радио спрашивают…
— Погоди, Зурабик, со своим анекдотом. Ты, майор, разве забыл, что в армии и в милиции осталось прежнее уставное обращение — «товарищ»?
— Наше слово гордое «товарищ»… — стала напевать Нонна, не отрываясь от экрана.
Я сел за свой компьютер, нашел файл «СЗНК» — по названию основной фирмы Пупыша — и вывел его на принтер.
— Давай анекдот, Зураб. Только в темпе — мне уже пора выруливать в район.
Листая записную книжку, я вполуха слушал анекдот Зураба, смысл которого, как и многих предыдущих, сводился к тому, что самый хитрый и находчивый человек на свете — это грузин.
«Волка ноги кормят», — подумал я, услышав длинные гудки в телефонной трубке. Никого из убойного отдела на месте не оказалось.
* * *
— Антон, ради Бога, перестань дергаться. Ты что, первый день замужем? Никакой утечки не будет. — Мы сидели с Никулиным, бывшим моим подчиненным, в маленькой кафешке возле нашего РУВД и пили «эспрессо». — Более того, глядишь, и я тебе помогу советом, а то и поделюсь информацией. — Я смял картонный мундштук папиросы и в упор посмотрел на опера.— Михалыч, да у меня и мысли такой не было! Мы с Димкой всегда готовы тебе помочь. Но, клянусь, пока что нечем! Три выстрела в упор, контрольный — в голову. Умер Пупыш мгновенно. Нашли рядом ствол с самодельным глушителем, в обойме три патрона, калибр 7, 65. Свидетелей нет, выстрелов, понятное дело, никто не слышал… Прости, Михалыч. — Антон достал из кармана зазвонивший мобильник.
«Неплохо стали жить опера, — заметил я про себя. — Я вот даже пейджер позволить себе не мог. Подрабатывают ребята… Впрочем, грех их судить, жизнь сложна…»
— Там вроде ствол необычный? — спросил я, когда Никулин закончил разговор.
— Да, ствол редкий — бельгийский «вальтер» 1935 года.
— «Черные» следопыты?
— Нет, Михалыч, не похоже. Абсолютно новый пистолет, ни пятнышка ржавчины. Эксперты говорят, что такой ствол к ним попал впервые. Проконсультировались даже с одним дедом, ветераном криминалистики, он вспомнил, что такие трофейные «игрушки» у нас после войны появились — офицеры из Германии привозили.
— Ну а охрана где была?
— А-а! В том-то и дело, что Пупыш своих пацанов отпустил. Он в Зеленогорске был с небольшой мужской компанией — бильярд, сауна, девочки… Короче, культурный отдых. Вот и не захотел, видать, чтобы были лишние глаза.
И Антон рассказал, что Пупыш с друзьями развлекался в частном пансионате «Ривьера», но съездить туда у ребят пока нет времени, так как они опрашивают жильцов дома по набережной Колчака. Вдова нефтяного магната, Ольга Викентьевна, пребывает в стрессовом состоянии, и с ее допросом решили немного повременить. Он сказал также, что к оперативному обеспечению следствия подключились Вадим Резаков и Леонид Барсов из РУБОП, мои старые знакомые.
На «вальтере», кстати, обнаружили пальчики. Однако их хозяин в базе Управления не нашелся.
* * *
Уютный коттедж из красного кирпича спрятался среди сосен на берегу Финского залива. Туда мы и направились вместе с Антоном и Димой. Хозяйничали в коттедже отставной мичман Валера Воскобойников, мастер на все руки, и его жена, Нина Васильевна. «Корочкам» ребят морячок не удивился. Или не подал виду.Как мы и предполагали, об учредителях «Ривьеры» супруги даже не слышали…
Устроил их сюда давний приятель Валеры, который давно куда-то пропал.
— Валерий Сергеевич, кто же хозяин этого дома? — спросил я мичмана, когда мы устроились в беседке, сквозь ажурные стенки которой виднелось свинцовое море. — Может, этот человек? — И я протянул Валере фотографию Пупыша.
— Нет, не он, — мичман внимательно всмотрелся в изображение нефтяного магната, — хотя этот бывал здесь… Знаете, мое дело маленькое — подготовить сауну, бухалово, мангал для шашлыка. Потом меня отправляли — типа, займись своими делами, а будешь нужен — позовем. Конечно, видел я всех гостей и ихних девок — глаза-то мне не закроешь. Так вот, по моему разумению, главных здесь двое. Одного зовут Михаил Иванович, чернявый такой мужичок, жилистый… — Мичман задумался. — Все к фляжке кожаной присасывался, а ничего другого не пил. Серьезный, видать, человек. А охрана какая — громилы под два метра! Даже на флоте таких шкафов за всю службу не встречал…
Так — так, уже интересно… Неужели сам Лом сюда наведывался? Точно он, Михаил Иванович Ломакин, олигарх наш уважаемый. Впрочем, какой он, на хрен, олигарх? Скорее я буду танцевать в кордебалете Мариинского театра, чем бандит превратится в добропорядочного бизнесмена!
Не бывает бывших бандитов. Как и бывших ментов…
— Ну а второй кто? — достал я из пачки очередную «беломорину».
— Второй, можно сказать, барин. Полный такой мужик, представительный, бородатый. На старпома моего похож, царство ему небесное… Звали его, дай Бог памяти, имя-то редкое… — Валера вновь задумался и почесал затылок. — Кажись, Роберт. Или Рудольф. Ага, точно — Рудольф Евгеньич. Тоже к нему с большим почтением относились…
Валера улыбнулся, набил трубку и пустил ароматный дымок. Я удивился, увидев у него на предплечье необычную татуировку — пингвина. Вокруг птицы полукружьем было еще зачем-то вытатуировано слово пингвин. Для самых тупых, что ли…
— В Арктике плавали, Валерий Сергеич? — полюбопытствовал я.
Улыбка исчезла с его лица.
— Где я только не плавал, — буркнул мичман.
Глупый пингвин робко прячет…
Что — то меня резануло в его взгляде. Закуривая очередную «беломорину», я незаметно присмотрелся к Валере. Но он, хитрец, почуял — и тут же вернул своему лицу широкую улыбку. Не прост этот мичман, ох как не прост…
Осмотрев напоследок сауну, бильярдную, бар, мы откланялись. На прощание предупредили Валеру, чтобы никому о нашем визите не говорил.
* * *
— Вадим, брось темнить, что ты как не родной? — не выдержал я после получасовой беседы с Резаковым.Мы сидели в его кабинете, и я уже успел выкурить полпачки «беломора», но пока так ничего и не узнал от Вадика.
Резаков тяжело вздохнул.
— Жора, был бы ты опер…
— Вот те на! А кто ж я, по-твоему? — удивился я.
— Я тебя уважаю, Михалыч, ты же знаешь, — сказал Резаков после паузы. — И Обнорского, и других ваших ребят… Но, во-первых, есть у вас люди, с которыми я никогда даже на одном гектаре не сяду. Понимаешь, о ком я говорю? Верно, о Шаховском.
— Вадик! Но я-то не Шаховский.
— И еще один момент, — продолжил Резаков. — Сколько раз такое было — с вами поделишься, а потом, блин, к прокурору на ковер поволокут. Стоит только появиться вашей «Явке с повинной», сразу вопли — опять Резаков с Барсовым слились друзьям-журналюгам!
— Вот видишь, — подхватил я, — хоть сливайся, хоть нет — а все равно вопить будут! Так что давай, колись! По крайней мере, когда тебе вставят, будешь знать — есть за что…
— Нет, Михалыч… После некоторых ваших поступков — это исключено. Вот на хера, скажи, Макс Кононов в больницу к раненому Рустаму Голяку заявился интервью брать, да еще пузырь прихватил?
У Рустама язык без костей, он хоть и при смерти лежал, но такого наговорил… А вы опубликовали, молодцы! Знаешь, как нас начальство после этой статьи дрючило?
Барсов чуть с инфарктом не слег.
— Так, — усмехнулся я. — А скажи мне, дорогой, куда ваш СОБР смотрел, который Голяка охранял?
— Нет, Жора, — сказал Вадим. — Извини… Ничего не скажу. То, что Ломакин с покойным Пупышем в «Ривьере» развлекались, — ты и сам знаешь. Мне ребята доложили, что вы туда вместе ездили.
О том, что Лом и Пупыш при всем том люто друг друга ненавидели, — весь город знал. Сколько они друг другу бензоколонок повзрывали, сколько раз налоговую друг на друга натравливали… А потом — взяли и помирились! Не верю я в это.
— А вдруг? — предположил я. — И потом, ведь были в той компании еще любопытные люди…
— Ты это о ком? — настороженно спросил Резаков.
— Рудольф Евгеньевич, например.
— Ох, Жора, — вздохнул Вадим. — Ну вот куда вы лезете? Неймется вам. Мы уже всей бригадой думаем, как его допросить, чтобы нас при этом начальство не взгрело.
— Да что он за птица такая? — удивился я.
— А ты не знаешь? Совсем, подполковник, от жизни отстал. Вице-губернатор это, Войнаровский его фамилия. В топливной компании Ломакина он город представляет. А заодно интересы Лома в правительстве лоббирует. Такой вот кадр…
Да ваш Спозаранник о нем столько уже понаписал — книгу издавать можно. В серии «Жизнь замечательных людей»…
* * *
Правильно говорит Спозаранник «шерше ля фам»! Правда, он почему-то считает, что от этих исчадий ада только зло одно. Однако ведь и польза бывает тоже.Как — то к нам в Агентство пришел молодой человек, назвавшийся Виктором.
Он чертовски напоминал бандита, старающегося казаться бизнесменом, что у него получалось довольно плохо. Как ни смешно, он пришел пожаловаться нам на своих конкурентов — сутенеров из Ставрополя, которые партиями завозят в наш город своих дешевых проституток и оставляют без работы наших девочек. Оказывается, весь Питер наводнен ставропольскими шлюхами. Мало того, что они дешевые, так еще и пренебрегают регулярным медицинским обследованием, отчего клиенты стали чаще подхватывать заразу. Короче, сутенер Виктор взывал к нашему патриотизму и надеялся, что мы поддержим питерских представительниц древнейшей профессии в их борьбе с заезжими «лимитчицами».
Спозаранник счел, что тема интересная. Гвичия с Модестовым под видом клиентов посетили целый ряд злачных мест для изучения рынка интимных услуг. Зураб при этом горячо убеждал Глеба Егорыча, что для написания статьи нужно эксперимент довести до конца и клянчил на это дело двести баксов. Нонна же заявила Модестову, что просто убьет его, если узнает подробности эксперимента…
Насколько далеко Зураб и Миша зашли в изучении предмета — история умалчивает. Но по крайней мере они стали главными специалистами по проституции в нашем Агентстве. И когда я спросил ребят, нельзя ли найти девочек, обслуживавших дом отдыха «Ривьера», Князь уже через пару дней торжественно вручил мне подробный список — с именами, фамилиями, паспортными данными и даже особыми приметами.
День я потратил на то, чтобы обзвонить девчат. На встречу согласилась лишь одна из них — Татьяна по прозвищу Мерилин Монро.
* * *
— Георгий Михайлович? — Я чуть не поперхнулся от неожиданности, когда длинноногая ухоженная блондинка внезапно оказалась у моего столика. — А я вас сразу узнала. — Татьяна, не дожидаясь приглашения, села рядом и достала из изящной сумочки плоскую коробочку сигарет «Вог». Вот только ее южнорусский акцент с этим всем никак не вязался…Пришлось взять шампанское. Здесь, в баре гостиницы «Москва», оно было, конечно, дороговато. Ничего, завтра потребую у Спозаранника компенсировать мои оперативные расходы.
— Татьяна, я прошу вашей помощи, — начал я. — Не общались ли вы в «Ривьере» с человеком по имени Рудольф Евгеньевич? Бородатый мужчина, полный, представительный… — Я показал ей фотографию Войнаровского.
— А если и да, то что из этого? — Татьяна мельком взглянула на фото и глотнула из бокала. — И вообще, Жора, ты не из ментовки случайно?
— Нет, Таня, я — журналист… Не знаю, правда, как тебе это доказать. Но, пойми, речь идет об убийстве крупного бизнесмена по фамилии Пупыш. — Я показал ей еще одну фотографию. — Он тоже бывал в «Ривьере», может быть, и с ним встречалась?
Татьяна фыркнула, услышав фамилию покойного бизнесмена.
— Нет, этого пупсика я не знаю. А что касается Рудольфа… Ладно, все равно я скоро уезжаю домой, надоело все. — Она повертела зажигалкой, подождала, пока я налью ей шампанского. — Рудика знаю, он жлоб и скупердяй. И так ему стань, и этак… Наклонись, повернись — порнухи, наверное, насмотрелся. Я-то, дура, губы развесила, думала, заплатит за свои дурацкие фантазии. Как бы не гак. — Она нервно вмяла дымящийся окурок в пепельницу. — Отстегнул, как нищий студент. Еще и возмущался при этом — много, мол, берешь, блядь провинциальная!
— Таня, — усмехнулся я. — Разделяю твое возмущение, но мне интересно другое. С кем он был в «Ривьере»?
— Сейчас вспомню… С мужиком, которого он называл Мишей. Брюнет, хорошо сложен, спортсмен, наверное. Глаза у него какие-то жуткие… Так вот, этот Миша уговаривал Рудика разобраться с каким-то Илюшей. Про тебя, говорил он, ни одна сука даже не подумает. Ты же высоко сидишь…
— Танька, вот этот, что ли, не заплатил? — Плотный «браток» навис над столом и сжал рукой мое плечо. — Гони бабки, козел!
— Не понял юмора, молодой человек, — попытался я встать.
— Че, урод, не врубился? — «Браток» убрал руку. — С бабой посидел — бабки гони!
— Игорь, оставь его в покое, — вмешалась Татьяна, — это мой знакомый. И ничего он не должен.
— Это тебе, Танька, не должен. — Накачанный «бычок» сверлил меня глазами и дышал перегаром. — А мне такие, как он, по жизни должны…
Я пожалел, что нет со мной, как раньше, милицейской ксивы, наручников и «Макарова» в наплечной кобуре.
— Может, мирно разойдемся, а? — Как назло, вокруг никого из моих бывших коллег-ментов не было. Только бармен, почувствовав назревающий конфликт, молча смотрел на нас.
— Не, мужик, здесь наша территория, — «бычок» с трудом выговорил последнее слово, — надо платить! — Он схватил правой рукой мою рубашку на груди.
Отработанным движением я мгновенно завернул запястье его руки за спину, провел болевой прием — раздался поросячий визг Игоря. Нанес удар коленкой в пах — визг перешел в глухой вой. «Бычок» упал на колени, схватившись за яйца…
Я оглянулся — Татьяны уже не было, люди вокруг застыли, бармен лихорадочно набирал номер телефона. Но внезапно мощный удар в висок вырубил меня, ускользающим сознанием я ухватил последний кадр: менты нацепляют мне на руки «браслеты»…
Где ж вы были раньше, ребята?
* * *
— Считаю, что Зудинцев поступил правильно, — подвел итог дискуссии на «летучке» Андрей Обнорский. — Эти мудаки другого языка не понимают.Я осторожно повел головой. М-да, легкое сотрясение имелось. А вдобавок мы еще в «дежурке» с ребятами накатили по двести граммов за знакомство… Я не хотел об этом рассказывать в Агентстве, но замначальника РУВД сам утром позвонил Обнорскому, извинился за своих ребят, которые меня вчера повязали.
Обнорский зажег сигарету, посмотрел на присутствовавших поверх очков, задумался…
— Полагаю, что есть необходимость пройти всем сотрудникам Агентства курс боевого самбо. Исключение пока делаю только для Нонны Железняк.
— Андрей Викторович, — подняла руку Агеева, — я понимаю, что Нонне это противопоказано. Но в моем возрасте…
— Марина Борисовна, — перебил ее Обнорский. — Знание нескольких приемов в любом возрасте полезно. Будете себя чувствовать уверенней, заходя в свой темный подъезд… — Андрей посмотрел на меня. — Георгию Зудинцеву за правильные действия при выполнении задания объявляю благодарность.
* * *
…После «летучки» мы долго обсуждали с Глебом Спозаранником, что делать с убийством Пупыша. Ну, допустим, были они вместе в сауне с вице-губернатором Войнаровским и бандитом-олигархом Ломакиным. Ну, слышала одна шлюха в бане, как Войнаровский просил Лома разобраться с каким-то Илюшей. И что? У оперов и журналистов, как я всегда говорил, результат один и тот же — статья. Так вот, наша информация не то что на уголовную статью — даже на скромную статеечку в газете не тянет.— Обратите внимание, Георгий Михайлович, — рассуждал Спозаранник, посверкивая очками, — что устранение Пупыша все же на руку обоим — и Ломакину, и Войнаровскому. Теперь наш вице-губернатор сможет без особых проблем лоббировать интересы ломакинской компании, гарантировать ее победу в тендерах. И никто его не будет в этом публично обвинять… И гонорары его возрастут.
— Да уж, конечно, его гонорары журналистам не снились, — усмехнулся я.
— Кто ж говорил, что будет легко, Георгий Михайлович? — задумчиво произнес Спозаранник. — И все же, я думаю, вы согласитесь, что продвинулись вы маловато. Более того, если не считать набитой морды гостиничного сутенера, то похвастаться вам особо нечем.
Я вспылил.
— Вы, Глеб Егорыч, просто не знаете, что такое с преступником лицом к лицу встречаться. Когда не светские беседы с ним ведешь, как вы с Васей Пензенским, а колешь его, гада…
— Георгий Михайлович, — внимательно посмотрел на меня Спозаранник. — Я всегда говорил, что ценю ваш опыт оперативной работы. Однако статья нужна в наш номер «Явки с повинной» через неделю. Вопросы есть? Прошу прощения, я собираюсь ввести в организм пищу, — приподнялся Глеб с кресла.
Я вышел, резко махнув рукой. Спорить? Бесполезняк. Но по большому счету он прав — нужна ведь статья-то…
* * *
— Михалыч, к тебе гости, — заглянул в кабинет охранник, — Ольга Викентьевна Пупыш.Я вышел в коридор и увидел симпатичную женщину средних лет в светлом брючном костюме.
— Проходите, присаживайтесь. — Я пропустил вдову нефтяного магната в кабинет. — Чай, кофе?
— Георгий Михайлович, — посетительница посмотрела на сидящих за своими компьютерами Нонну и Зураба, — я хотела с вами поговорить наедине. Прошу извинить, для меня это крайне важно.
Зураб понимающе глянул на меня, пошептался с Нонной — и они удалились.
— Если можно, стаканчик воды, — вдова присела и поправила прическу. — Я прошу прощения, что резко с вами говорила по телефону, когда вы мне позвонили…
— Геша, будь добр, принеси из буфета сок, — крикнул я охраннику. — Извините, Ольга Викентьевна. Это вы должны меня простить за бестактность. Вы не против, если я закурю?
— Ради Бога…
Ухоженная дама, минимум косметики, душноватый запах дорогих французских духов, глаза… Глаза какие-то отсутствующие. И очень неспокойные руки. То поправляет брюки на колене, то открывает и закрывает сумочку. Волнуется.