- Потом я узнал, - продолжил священник, - что он в Ленинграде. Я поехал сюда. А он меня как будто не признает. А потом я узнал, что он умер.
- Так вы за ним следили?
- Да, я думал, что если буду ему постоянным укором, его совесть проснется.
- Вы были в день смерти профессора у его дома?
- Я ночевал неподалеку от его дома на скамеечке. Утром проснулся. Подошел к его парадной. Стал ждать, когда он выйдет. А он упал...
- А кто-нибудь входил в подъезд?
- Я не очень внимательно смотрел, но несколько человек заходило. Машина какая-то стояла. Потом уехала. Но я не был очень внимательным. Да и зрение у меня не лучшее.
- А что вы хотите от нас?
- Я просто хотел рассказать вам, какой нехороший человек был этот Заслонов...
* 15 *
Обнорский созвал Зудинцева, Горностаеву и меня на очередное совещание по делу выброшенного из окна профессора.
- Докладывайте, - сказал шеф.
- Докладываю, - сказал я. - Дочка говорит, что ничего про дела папы не знает - и, по-моему, не врет. У профессора - который, видимо, никакой не профессор - был конфликт с мужем дочки из-за какого-то пакета, который профессор прятал у них в квартире. Пакет этот кто-то украл, а профессор был расстроен. Кроме того, объявился священник, который говорит, что профессор утащил деньги у его монастыря. Священник в утро убийства находился рядом с домом Заслонова. Кроме того, до этого священник пытался зарубить профессора топориком. А в остальном священник оказался очень даже симпатичным человеком, только от него плохо пахнет, потому что он уже три недели не мылся и ночует где придется.
- Это еще почему,- спросил Обнорский.
- А у него денег нет. Я ему дал пятьдесят рублей из общественных денег, чтобы он чего-нибудь съел. Даже если он убийца, все равно ему есть хочется. В общем, пожалел я его.
Зудинцев был краток. У милиции ничего нового нет. И вообще они, по его мнению, этим делом не слишком усердно занимаются. Зудинцев выяснил, что учредителями "Техлесимпорта" - той фирмы, где директорствовал профессор были сам Заслонов и некое ТОО "Орбита", зарегистрированное в Новосибирске. Документов этой самой "Орбиты" найти пока не удалось.
- Я тоже вас не утешу, - сказала Горностаева. - Пришла монография Заслонова из Киева. Я отдавала ее на экспертизу специалистам. Получила ответ: ничего там секретного или суперинтересного нет. Да и устарело все давно.
- А что с профессорством Заслонова? - спросил я.
- Наверное, все-таки профессор он липовый, - ответила Горностаева. - Я обзвонила уже все государственные и частные вузы в Питере - не было у них такого. Но городов в России много...
- Негусто, - подытожил Обнорский. - У меня тоже, кстати, ничего нового нет. Про израильскую разведку добавить мне нечего. Итак, какие у нас версии? У нас такие версии. Первая - профессора убили конкуренты, нам неведомые. Вторая - профессора убили агенты израильской разведки, что кажется просто бредом. Третья - профессора убил священник. О его визите, кстати, Алексей, обратился Обнорский ко мне, - надо сообщить в милицию. Четвертая версия профессора грохнул его зять. Из-за папки, которую профессор зачем-то прятал в квартире дочери.
Обнорский задумался. Все молчали. Я сказал:
- Один мой знакомый, яхтсмен, поплыл через Атлантический океан на своей яхте. В общем, плыл он, плыл, а берега все нет и нет. "Где Америка?" кричит он. А в ответ тишина. Плыл он, плыл, а земли опять-таки все нету и нету. И тогда он говорит: "Все, еще два дня плыву, а потом поворачиваю обратно".
- Это кому он говорит,- спросил меня серьезный человек и бывший оперативный работник Зудинцев.
- Это он говорит Атлантическому океану, - обрадовался я тому, что меня так внимательно слушают. - Потому что больше говорить ему некому, это ж одиночное плавание. Ну вот, и что вы думаете, земля тут же появилась на горизонте. В общем, я предлагаю сказать самим себе, что мы уже заканчиваем расследовать дело профессора.
- Да, - сказал Обнорский. - Занимаемся этим делом последнюю неделю. На Зудинцеве - милиция и священник. Выясните, кто он, правду ли говорит? На Горностаевой - это профессорское лесное предприятие. А на Скрипке родственники. Выясни, где прежняя жена, что делает?
* 16 *
Ближе к вечеру мне позвонила вдова профессора по имени Инна и сказала, что она помнит о своем обещании попытаться познакомить меня со знакомыми ее мужа. И приглашает меня в клуб "У дона Педро", в котором они с мужем периодически бывали.
- О, дон Педро, - сказал я, - я оденусь как настоящая обезьяна. Выберу цепь помощнее и причешу свой ежик покруглее.
- Оденьтесь строго, - оборвала она меня, - костюм, галстук.
Инна была в черном брючном костюме. Я сразу же поцеловал ее в щечку. А потом в ушко. Она не стала демонстрировать отвращение. Мы выпили по "Маргарите", потом еще по две, и я перешел на джин с тоником, а она на кампари с оранжем.
- Ну что, - спросил я, - где знакомые профессора?
- Сегодня никого не видно. А как ваше расследование?
- Наше расследование замечательно. Зачем ваш муж ограбил монастырь?
- Да вы что, Леша, - сказала вдова, - Витя был верующим человеком, он бы никогда такого не сделал.
- А зачем он сотрудничал с евреями?
- С какими евреями?
- Да такими. Шпионы-евреи. Кто не знает, что каждый еврей - шпион, а каждый шпион - еврей?
- У Вити, кажется, были контакты с какими-то израильскими фирмами. Но вряд ли они занимались шпионажем.
- А что он прятал в квартире дочери?
- А что он прятал?
- Не знаю. Так кто же все-таки убил моего мужа? Что думает милиция? Вы не знаете, Леша? спросила она меня.
- Да ничего она не думает. Она даже не знает того, что я вам сейчас рассказал - ни про священника, ни про пакет. Они, по-моему, вообще дело готовы закрыть.
Потом я расплачивался с официантом за наши джины, кампари и "Маргариты". Денег на такси уже не хватило. Но Инна сказала, что у нее есть. Она отвезла меня домой. А сама поехала дальше - наверное, к себе домой.
* 17 *
Утром я был как огурчик. И подумал: а почему я так спокойно отношусь к смерти профессора: флиртую с его женой, то есть вдовой, мучаю расспросами дочку. И хотя профессор погиб почти у меня на глазах, я не вижу его мертвого лица в ночных кошмарах. Наверное, потому, решил я, что я с ним был очень мало знаком и воспринимаю его как некий абстрактный персонаж некой истории с убийством. Но почему тогда так спокойна его вдова Инночка? Да и дочка вроде бы не очень-то убивается. То ли они все вместе его укокошили, то ли профессор был настолько дрянным человеком, что жалеть его некому и не за что. Но они и могли убить его как раз потому, что он был плохим человеком. Собрались все вместе - дочка с мужем, Инночка, бывшая жена, священник - и выкинули из окна, стерев затем все отпечатки пальцев и аккуратно закрыв дверь.
В общем, решил я, пора завязывать с профессором. Еще один такой поход к "Дону Педро", и я сам выброшусь из окна, предварительно объявив себя банкротом.
* 18 *
Я спокойно сидел дома и смотрел ток-шоу "Про это", когда позвонил Спозаранник. Я очень удивился, потому что в такое время Спозаранник уже должен был спать, потому что иначе как он тогда встанет спозаранку?
Спозаранник спросил, видел ли я сегодняшнюю телепрограмму "Мгновения" Ивана Петропавловского.
Я сказал, что смотрю только приличные каналы, только приличные программы и только приличных ведущих. В общем, не видел я ее.
- Очень жаль, - сказал Спозаранник. - Господин Петропавловский показал в прямом эфире выступление Валерия Колякина, который перед телекамерой признался в том, что он в состоянии аффекта убил Виктора Заслонова, после чего выбросил его тело из окна.
- А кто такой Валерий Колякин? - не понял я.
- Валерий Колякин, - сказал Спозаранник, - это муж дочери Заслонова.
- И что еще он сказал?
- Еще он сказал, что ссора произошла из-за того, что Заслонов считал, что он плохо относится к его дочери. Сделать это признание его заставила совесть или неспокойная душа - не помню точно, как он выразился. Все, больше он ничего не сказал. Выступление было очень коротким.
- А что сказал Петропавловский?
- Петропавловский, предваряя выступление, сказал, что Колякин решил сделать признание в его программе. И он, как настоящий журналист, не мог препятствовать тому, чтобы население знало правду.
- И это все?
- Да, все.
* 19 *
Я позвонил утром Петропавловскому и попросил его рассказать, как было дело. Он не был расположен со мною говорить:
- Все, что надо, сказано в передаче. Больше мне добавить нечего. До свидания.
Наконец к обеду пришел Зудинцев.
- Кое-что узнал. Но новости нерадостные, - сказал он. - Валерий Колякин умер.
- Как умер?
- Так умер. Сегодня утром выбросился из того же окна той же квартиры, из которой выкинули профессора.
- И что?
- Я уже был на месте. Со всеми побеседовал. Милиция считает, что это самоубийство. Может, они и правы. Хотя им так удобнее считать: убийца признался, а потом покончил с собой.
- Какие-нибудь подробности?
- Да нет никаких подробностей. Никто не видел, как Колякин вошел в квартиру, но ключ у него был, его нашли в кармане брюк. Никакого беспорядка в квартире. На теле никаких следов борьбы. Конечно, окончательно это должна сказать экспертиза.
- А что с признанием?
- Тут все смешнее. Никакого прямого эфира на самом деле не было. Кто-то привез или подкинул кассету с записью признания Колякина Петропавловскому. И Петропавловский тут же запихнул ее в эфир.
- То есть никто не знает, сделано ли признание добровольно?
- Никто не знает.
- А кто привез кассету?
- Петропавловский молчит. Вернее, он выдал уже три разные версии. Сейчас он говорит, что ему позвонили неизвестно кто и сообщили, что на вахту принесут пакет, в пакете будет запись признательных показаний убийцы известного профессора Заслонова. Через десять минут после звонка какой-то подросток принес пакет. Вот, собственно, и все. Да, сейчас кассета на экспертизе.
- А что говорит дочь профессора?
- Дочь говорит, что не видела своего мужа с утра предыдущего дня, но абсолютно не волновалась, потому что такое и раньше бывало.
* 20 *
Я позвонил Светлане Заслоновой. Она была дома, плакала, говорить со мной отказалась.
Я позвонил Инне Заслоновой. Она была дома, не плакала, но говорить со мной тоже отказалась.
Кому еще звонить, я не знал.
Обнорский позвал всех занятых в этом деле.
- Тебе, Леша, - выговор, - начал он с меня. - Тебя видели в ресторане с подозреваемой по делу.
- С какой такой подозреваемой?
- С женой профессора.
- А, с его вдовой. Так я проводил оперативную работу.
- Проводя оперативную работу, вы, Алексей Алексеевич, были пьяны и кричали там чего-то про милицию и про агентство.
Я решил, что лучше молчать и не припоминать Обнорскому его прежние подвиги.
- Ладно, - сказал шеф. - Появился еще один труп. Рассказывайте, чего знаете.
Я не знал ничего. Зудинцев рассказал то, что уже излагал мне. А вот Горностаева, оказывается, проявила инициативу.
- Я выяснила, - сказала она, - кое-что любопытное про отношения профессора и его новой жены.
- А чего это вы, госпожа Горностаева, полезли не в свой огород? возмутился я. - Родные и близкие покойного - это мой профиль. Вам поручили заниматься его коммерческими делами.
- Андрей, - обратилась Горностаева к Обнорскому, - а нельзя ли задвинуть Скрипку обратно в завхозы?
- В главные завхозы, - поправил я ее.
- Продолжай, - сказал Горностаевой шеф.
- Развод и новая женитьба произошли очень неожиданно. Я нашла бывшую жену Заслонова. Она сейчас работает в Хабаровске. Она говорит, что уверена, у ее бывшего мужа не было до развода никаких романтических увлечений.
- На чем основано это утверждение? - спросил я.
- Ни на чем. Она просто уверена. Муж сказал ей, что он делает это ради блага семьи. Кроме того, свадьбы не справляли. Никто никогда не видел, чтобы молодые жили вместе. В общем, по-моему, это был фиктивный брак.
- Ты что, хочешь сказать, что его силой заставили жениться?
- Ну, примерно так.
- И зачем?
- Я думаю, схема примерно такая: фирма Заслонова и год, и даже полгода назад была достаточно мощным конкурентом на рынке импорта леса. У профессора была рука в областном правительстве, хорошие контакты с партнерами в Скандинавии. В общем, кто-то захотел прибрать ее к рукам. И сделал это, не устраняя профессора, а введя в качестве контролирующего фактора жену.
- По-моему, бред это. Есть более простые способы установления контроля над фирмой, - сказал я.
- Может, это новое слово в криминальной практике, - ответила Горностаева.
* 21 *
На следующий день Зудинцев принес мне посмотреть видеокассету, на которой было записано признание зятя профессора. Потом сказал:
- Слушай, тут у меня есть новости, которые вообще все запутывают. Я проверил твоего священника.
- Знаешь, - ответил я, - эти священники мне уже по ночам снятся. С топорами в руках. Одному моему приятелю тоже как-то снились священники. Ну, на самом деле не совсем священники, а что-то в рясах и с крыльями. Может, ангелы. Или серафимы. Так вот, он, вместо того чтобы стать еще большим праведником, напился, устроил грандиозную драку в доме архитектора. И в итоге получил год условно за хулиганство. Так что сны - они тоже вещие бывают.
- Проверил я твоего священника, - повторил Зудинцев. - Действительно, есть монастырь. Есть подворье. Есть отец Николай. У них на самом деле была какая-то неприятная история с деньгами. Но денег там было немного, поэтому они очень удивились, что мы из Питера по этому поводу их беспокоим. Так, несколько тысяч рублей. Но самое интересное, что примерно в это же время там из храма пропала икона - она-то и стоит каких-то немереных денег. Конечно, никто ее не оценивал, но это какой-то там мохнатый век и оклад из золота. Хотя золото-то тут особо ни при чем. Главное, что вещь древняя, антикварная.
- А что милиция тамошняя?
- Заведено уголовное дело. Разосланы ориентировки. Но подозрений никаких. Потому что они там, в монастыре, даже не знают, когда она пропала то ли в сентябре, то ли в ноябре.
- Так они моего священника подозревают?
- Да в общем-то нет. Они всех подозревают. То есть никого.
* 22 *
Мы опять собрались у Обнорского. Я сказал:
- Один мой приятель как-то сообщил своим знакомым, в том числе и мне, что не прочь был бы завести кошечку или котика. А дело было перед Новым годом. И вот на Новый год ему подарили двух кошечек. И одного котика. Только я ему кошку не дарил, потому что знал, что до добра это не доведет. Потом эти кошки как-то на удивление быстро выросли. И - что вы думаете - стали плодиться и размножаться. А он человек добрый и не может с ними не по-христиански...
- Алексей, давай по делу, - сказал мне Обнорский.
- Так я исключительно по делу. Убийцы у нас плодятся прямо на глазах. Уже имеется три железные версии. Первая: убийца профессора - его зять, и все, что сказано им на пленке, - правда. Мотив - личные неприязненные отношения, усиленные нехваткой денег и пропажей какого-то пакета.
- Версия вторая, - продолжал я, - профессора убила его новая фиктивная жена, которую подослали к профессору некие криминальные элементы. А убила она его потому, что он стал уже не нужен. К тому же и дела его фирмы стали в последнее время идти хуже. Конечно, убивала, наверное, не она сама, а кто-то другой, но сути дела это не меняет.
- Версия третья, - закончил я. - Священник. Он вместе с профессором стащил из монастыря жутко дорогую икону. Икона, кстати, по размерам небольшая. Затем профессор обманул священника, взял икону и скрылся в Петербурге. Икону он положил в пакет и спрятал в квартире своей дочери. Но священник профессора нашел - и убил. И теперь душа отца Николая попадет в ад. У меня все. Теперь нужны руководящие указания - что делать дальше.
Обнорский задумался.
- Указания, - сказал он через некоторое время, - будут следующие. Мы прекращаем заниматься расследованием этого дела. Два трупа уже есть. Личности по этому делу оказываются все какие-то малоприятные. И я не хочу, чтобы трупы появились среди наших ребят. В общем, дело закрываем. Все пишут отчеты. Скрипка сводит их в один. Потом один экземпляр отдадим следователю, который ведет дело об убийстве профессора. Один экземпляр пошлем финнам, которые интересовались смертью Заслонова. Если отчет их заинтересует, они нам что-нибудь заплатят. Если нет - значит, нет. Да, Зудинцев пусть продолжает контакты с оперативниками, которые работают по этому делу, чтобы мы просто были в курсе. А всем остальным профессорского дела больше не касаться.
* 23 *
Это была сумасшедшая неделя. У Спозаранника из-за какого-то вируса полетела вся информация на компьютере, и он доводил меня до исступления своими криками о том, что потеряно все наработанное им за два года честным непосильным трудом. Горностаева категорически отказывалась курить в положенных местах и мыть за собой чашки после кофе. Кресло Обнорского окончательно сломалось. Его пришлось отдать в ремонт. Теперь Обнорский сидел на простом деревянном стуле, и, наверное, от этого все его решения несли отрицательную энергию. Он требовал от всех заполнять какие-то бессчетные отчеты, карточки учета, бланки и справки. Ощущение было такое, что мы все работники образцово-показательного паспортного стола. В довершение всего Соболин разбил редакционную машину. При этом не как-то по-умному, а как кретин - просто вляпался в стенку. Видимо, пытался изобразить из себя крутого парня, но стенка оказалась круче. Ремонт грозил обойтись в тысячу долларов. Соболин кричал, что все отдаст из зарплаты, и одновременно просил длительной рассрочки. В общем, поехал отдавать машину в ремонт я, потому что понял, что уже никому и ничего больше доверить не могу.
Именно там и тогда - в ремонтном боксе во время замены левого крыла и переднего бампера нашей шестерки - я и раскрыл дело профессора Заслонова. Откровение пришло ко мне совершенно неожиданно. Я сказал ремонтникам, что заберу машину завтра, и поехал в Озерки.
Светлана Заслонова была дома.
- Здравствуйте, - сказал я ей. - Помните, меня зовут Скрипка. Но не потому, что я скриплю. Вот у меня был приятель, так у него была фамилия Визг. Совершенно уникальная фамилия. И, что удивительно, он на самом деле имел очень тонкий, визгливый голос. А когда вступай в спор - а он постоянно с кем-то спорил, - так просто визжал как автомобиль при экстренном торможении. Но к моей фамилии это не имеет никакого отношения. Она очень музыкальная.
Дочь профессора была, по-моему, несколько ошарашена и моим визитом, и моим рассказом. Видимо, поэтому она сказала:
- Проходите.
Я прошел.
- А ремонт в квартире вы давно делали, - сказал я.
- Вообще не делали, - удивленно сказала она. - Как въехали сюда, так и живем. А что?
- Да вот я обратил внимание на пятно вон на той стене, возле которой у вас ничего не стоит. Оно такой странной формы, напоминает Южную Америку, в которую уже седьмой год мечтает уехать моя знакомая...
- Да, это мы с Валерой как-то поссорились, и я бросила в него ручку со стола. Попала в стену. Ручка оказалась чернильная. Мы собирались пятно чем-то заклеить, но у нас подходящих обоев не было.
- А почему вы такая напряженная? - спросил я тихо.
- Почему я напряженная?
- Наверное потому, что вы вспомнили, что именно у этой стенки снимали признание вашего мужа в убийстве вашего отца. У вас же есть видеокамера?
- Есть.
- Вот. Вы убили вашего отца. Наверное, это не было запланированное убийство. Просто он уличил вас в краже. И вы ударили его пепельницей. А потом выбросили папу из окна.
- Вы несете чушь.
- Вас видели выходящей из подъезда его дома в утро убийства.
- Кто?
- Свидетельница. Потом о вашем поступке - вернее, проступке - узнал ваш муж. И вы уговорили его взять убийство на себя. Вы записали на пленку его заявление. Наверное, вы хотели передать эту пленку в милицию, но потом решили, что если ее показать по телевизору, будет надежнее. Позвонили Петропавловскому. Попросили мальчишку занести пленку в студию. Мы нашли этого подростка. Он опознал вас.
- Вы сошли с ума. Зачем мне было записывать эту пленку?
- Я не сошел с ума. Я думаю, что вы сказали мужу, что видеозапись нужна только на самый крайний случай, если вас будут подозревать в убийстве. Потом вы договорились с мужем встретиться в квартире отца. Попросили его открыть окно, заглянуть вниз. Под каким предлогом - не знаю. И выбросили его из окна. И вас опять-таки видели. Вас видел священник - тот самый, который порубил вам топором вешалку. Помните?
Светлана молчала. Я подумал, что ее сопротивление уже сломлено. И продолжил:
- Да, забыл сказать, все это произошло из-за того, что вы украли спрятанную отцом икону в золотом окладе. Он сначала заподозрил вашего мужа, потом вас. И оказался прав.
- Уходите.
- Не уйду. Признайтесь, Светлана.
- Я вызову милицию.
- Вызывайте. Им-то вы все и расскажете.
Она не вызывала милицию. И не признавалась. Ситуация становилась тупиковой. Хуже того - она становилась дурацкой. Но закончилось все еще хуже. Светлана Заслонова вдруг сказала:
- Если вы не уходите, уйду я.
И ушла. Я остался. Осмотрел квартиру...
Потом тоже вышел, захлопнув дверь, и поехал к Обнорскому.
* 24 *
Обнорский мрачно сидел на простом деревянном стуле и ничего не говорил. Я ему уже почти все рассказал.
- Понимаешь, это она убила. И я подумал, что смогу ее расколоть. Я понял, что это она, когда вспомнил, что пятно, которое заметно на пленке, я видел в ее квартире.
- Откуда ты взял показания свидетелей? - наконец спросил Обнорский.
- Они были. Почти. Старушка из дома профессора говорила, что видела какую-то женщину в день убийства.
- А священник?
- Священник не говорил. Но он мог видеть. Он же одно время ночевал рядом с этим домом.
- А подросток?
- Подростка я придумал для большей убедительности.
Обнорский замолчал очень надолго. Я думал, навсегда.
- Значит так, Алексей. Ты отстраняешься от всех дел, кроме хозяйственных. Тебе пока строгий выговор. А там посмотрим. И сейчас же вместе с Зудинцевым поезжайте к следователю, который ведет это дело.
* 25 *
Самое удивительное, что я был прав. Светлану Заслонову задержали в аэропорту. Через день она созналась. Вот только в том пакете была не икона, а векселя одного очень известного банка на очень приличную сумму.
Все оказалось, конечно, не так уж и загадочно. У дочери профессора был приятель. Очень близкий. Настолько близкий, что непонятно, почему она вышла замуж не за него, а за Валерия.
И этот приятель задолжал каким-то своим приятелям большие деньги. Светлана решила помочь. Просила у отца. Тот отказал. Тогда она стащила векселя. Профессор в конце концов выяснил, кто предъявил векселя к оплате. Прошел по цепочке. И вышел на дочь. Тут произошла сцена, в результате которой профессора не стало.
Что еще рассказать об этой истории?
Отец Николай так больше и не объявился. Ни у нас, ни в милиции. А практически всю лесозаготовительную отрасль на Северо-Западе контролирует сейчас группировка Рушана.
Горностаева по-прежнему страдает недостатком культуры, выражающимся в демонстративном неисполнении требований к личному составу.
А с меня выговор сняли. Искупил дальнейшей непорочной службой.
ДЕЛО О ПРОПАВШИХ БРЮКАХ
Рассказывает Михаил Модестов
"Бывший виолончелист оркестра Мариинского театра.
Бесконфликтен. Исполнителен.
Вежлив.
...Недостатки: рассеян, физически не развит, близорук.
Слишком мягок при общении с источниками.
Рекомендации к использованию: поскольку общественнозначимые криминальные события в области культуры происходят нечасто, предлагается постепенно перепрофилировать, поручить Модестову расследование в другой сфере".
Из служебной характеристики
Еле слышное гудение процессора и полное одиночество (редкое в обычном шатании народа по коридорам и отделам агентства) вызывали вообще-то свойственный мне, но всячески подавляемый мною же прилив вдохновения.
Нынешний приступ был отчасти связан с тем, что, во-первых, герой моих разоблачающих материалов наконец-то перестал быть лишь совокупностью сведений о нем и обрел реальные очертания. А во-вторых, на носу была очередная аттестация, то есть сопоставление всех "за" и "против" моего пребывания в агентстве. Естественно, я был "за". Мое пребывание в Мариинке и все последующие события, с ней связанные, теперь казались мне небытием. О прошлых временах напоминали лишь многочисленные знакомые, с которыми я предпочел бы сейчас быть незнакомым вовсе. Однако этих встреч было не избежать - в агентстве я считался специалистом-расследователем в области культуры.
В принципе, мое настоящее меня совершенно не смущало. Переквалификация из виолончелиста в журналисты - не самый крутой поворот событий. Другое дело - из пожарных в премьер-министры.
"Придуманная Сухаревым схема очень проста", - писал я. Пальцы, еще не отвыкшие от виолончели, довольно сносно скользили по клавиатуре.
- Доброе утро, коллега. Михаил, ты случайно мою кружку не брал? спросила рыжеволосая сотрудница нашего отдела Валентина Горностаева.
У меня уже давно создалось впечатление, что ежеутренние оперативно-розыскные мероприятия по обнаружению чашки, которые организовывала Горностаева сразу же после прихода на работу, - способ приводить коллег в замешательство.
Я абсолютно точно знал, что горностаевской чашки не касался с того момента, когда впервые был уличен в невольной экспроприации этого сосуда. Однако сейчас, под испытующим взглядом Валентины, стал лихорадочно соображать... Наконец, разозлившись на собственную слабость и горностаевскую напористость, выдавил:
- Так вы за ним следили?
- Да, я думал, что если буду ему постоянным укором, его совесть проснется.
- Вы были в день смерти профессора у его дома?
- Я ночевал неподалеку от его дома на скамеечке. Утром проснулся. Подошел к его парадной. Стал ждать, когда он выйдет. А он упал...
- А кто-нибудь входил в подъезд?
- Я не очень внимательно смотрел, но несколько человек заходило. Машина какая-то стояла. Потом уехала. Но я не был очень внимательным. Да и зрение у меня не лучшее.
- А что вы хотите от нас?
- Я просто хотел рассказать вам, какой нехороший человек был этот Заслонов...
* 15 *
Обнорский созвал Зудинцева, Горностаеву и меня на очередное совещание по делу выброшенного из окна профессора.
- Докладывайте, - сказал шеф.
- Докладываю, - сказал я. - Дочка говорит, что ничего про дела папы не знает - и, по-моему, не врет. У профессора - который, видимо, никакой не профессор - был конфликт с мужем дочки из-за какого-то пакета, который профессор прятал у них в квартире. Пакет этот кто-то украл, а профессор был расстроен. Кроме того, объявился священник, который говорит, что профессор утащил деньги у его монастыря. Священник в утро убийства находился рядом с домом Заслонова. Кроме того, до этого священник пытался зарубить профессора топориком. А в остальном священник оказался очень даже симпатичным человеком, только от него плохо пахнет, потому что он уже три недели не мылся и ночует где придется.
- Это еще почему,- спросил Обнорский.
- А у него денег нет. Я ему дал пятьдесят рублей из общественных денег, чтобы он чего-нибудь съел. Даже если он убийца, все равно ему есть хочется. В общем, пожалел я его.
Зудинцев был краток. У милиции ничего нового нет. И вообще они, по его мнению, этим делом не слишком усердно занимаются. Зудинцев выяснил, что учредителями "Техлесимпорта" - той фирмы, где директорствовал профессор были сам Заслонов и некое ТОО "Орбита", зарегистрированное в Новосибирске. Документов этой самой "Орбиты" найти пока не удалось.
- Я тоже вас не утешу, - сказала Горностаева. - Пришла монография Заслонова из Киева. Я отдавала ее на экспертизу специалистам. Получила ответ: ничего там секретного или суперинтересного нет. Да и устарело все давно.
- А что с профессорством Заслонова? - спросил я.
- Наверное, все-таки профессор он липовый, - ответила Горностаева. - Я обзвонила уже все государственные и частные вузы в Питере - не было у них такого. Но городов в России много...
- Негусто, - подытожил Обнорский. - У меня тоже, кстати, ничего нового нет. Про израильскую разведку добавить мне нечего. Итак, какие у нас версии? У нас такие версии. Первая - профессора убили конкуренты, нам неведомые. Вторая - профессора убили агенты израильской разведки, что кажется просто бредом. Третья - профессора убил священник. О его визите, кстати, Алексей, обратился Обнорский ко мне, - надо сообщить в милицию. Четвертая версия профессора грохнул его зять. Из-за папки, которую профессор зачем-то прятал в квартире дочери.
Обнорский задумался. Все молчали. Я сказал:
- Один мой знакомый, яхтсмен, поплыл через Атлантический океан на своей яхте. В общем, плыл он, плыл, а берега все нет и нет. "Где Америка?" кричит он. А в ответ тишина. Плыл он, плыл, а земли опять-таки все нету и нету. И тогда он говорит: "Все, еще два дня плыву, а потом поворачиваю обратно".
- Это кому он говорит,- спросил меня серьезный человек и бывший оперативный работник Зудинцев.
- Это он говорит Атлантическому океану, - обрадовался я тому, что меня так внимательно слушают. - Потому что больше говорить ему некому, это ж одиночное плавание. Ну вот, и что вы думаете, земля тут же появилась на горизонте. В общем, я предлагаю сказать самим себе, что мы уже заканчиваем расследовать дело профессора.
- Да, - сказал Обнорский. - Занимаемся этим делом последнюю неделю. На Зудинцеве - милиция и священник. Выясните, кто он, правду ли говорит? На Горностаевой - это профессорское лесное предприятие. А на Скрипке родственники. Выясни, где прежняя жена, что делает?
* 16 *
Ближе к вечеру мне позвонила вдова профессора по имени Инна и сказала, что она помнит о своем обещании попытаться познакомить меня со знакомыми ее мужа. И приглашает меня в клуб "У дона Педро", в котором они с мужем периодически бывали.
- О, дон Педро, - сказал я, - я оденусь как настоящая обезьяна. Выберу цепь помощнее и причешу свой ежик покруглее.
- Оденьтесь строго, - оборвала она меня, - костюм, галстук.
Инна была в черном брючном костюме. Я сразу же поцеловал ее в щечку. А потом в ушко. Она не стала демонстрировать отвращение. Мы выпили по "Маргарите", потом еще по две, и я перешел на джин с тоником, а она на кампари с оранжем.
- Ну что, - спросил я, - где знакомые профессора?
- Сегодня никого не видно. А как ваше расследование?
- Наше расследование замечательно. Зачем ваш муж ограбил монастырь?
- Да вы что, Леша, - сказала вдова, - Витя был верующим человеком, он бы никогда такого не сделал.
- А зачем он сотрудничал с евреями?
- С какими евреями?
- Да такими. Шпионы-евреи. Кто не знает, что каждый еврей - шпион, а каждый шпион - еврей?
- У Вити, кажется, были контакты с какими-то израильскими фирмами. Но вряд ли они занимались шпионажем.
- А что он прятал в квартире дочери?
- А что он прятал?
- Не знаю. Так кто же все-таки убил моего мужа? Что думает милиция? Вы не знаете, Леша? спросила она меня.
- Да ничего она не думает. Она даже не знает того, что я вам сейчас рассказал - ни про священника, ни про пакет. Они, по-моему, вообще дело готовы закрыть.
Потом я расплачивался с официантом за наши джины, кампари и "Маргариты". Денег на такси уже не хватило. Но Инна сказала, что у нее есть. Она отвезла меня домой. А сама поехала дальше - наверное, к себе домой.
* 17 *
Утром я был как огурчик. И подумал: а почему я так спокойно отношусь к смерти профессора: флиртую с его женой, то есть вдовой, мучаю расспросами дочку. И хотя профессор погиб почти у меня на глазах, я не вижу его мертвого лица в ночных кошмарах. Наверное, потому, решил я, что я с ним был очень мало знаком и воспринимаю его как некий абстрактный персонаж некой истории с убийством. Но почему тогда так спокойна его вдова Инночка? Да и дочка вроде бы не очень-то убивается. То ли они все вместе его укокошили, то ли профессор был настолько дрянным человеком, что жалеть его некому и не за что. Но они и могли убить его как раз потому, что он был плохим человеком. Собрались все вместе - дочка с мужем, Инночка, бывшая жена, священник - и выкинули из окна, стерев затем все отпечатки пальцев и аккуратно закрыв дверь.
В общем, решил я, пора завязывать с профессором. Еще один такой поход к "Дону Педро", и я сам выброшусь из окна, предварительно объявив себя банкротом.
* 18 *
Я спокойно сидел дома и смотрел ток-шоу "Про это", когда позвонил Спозаранник. Я очень удивился, потому что в такое время Спозаранник уже должен был спать, потому что иначе как он тогда встанет спозаранку?
Спозаранник спросил, видел ли я сегодняшнюю телепрограмму "Мгновения" Ивана Петропавловского.
Я сказал, что смотрю только приличные каналы, только приличные программы и только приличных ведущих. В общем, не видел я ее.
- Очень жаль, - сказал Спозаранник. - Господин Петропавловский показал в прямом эфире выступление Валерия Колякина, который перед телекамерой признался в том, что он в состоянии аффекта убил Виктора Заслонова, после чего выбросил его тело из окна.
- А кто такой Валерий Колякин? - не понял я.
- Валерий Колякин, - сказал Спозаранник, - это муж дочери Заслонова.
- И что еще он сказал?
- Еще он сказал, что ссора произошла из-за того, что Заслонов считал, что он плохо относится к его дочери. Сделать это признание его заставила совесть или неспокойная душа - не помню точно, как он выразился. Все, больше он ничего не сказал. Выступление было очень коротким.
- А что сказал Петропавловский?
- Петропавловский, предваряя выступление, сказал, что Колякин решил сделать признание в его программе. И он, как настоящий журналист, не мог препятствовать тому, чтобы население знало правду.
- И это все?
- Да, все.
* 19 *
Я позвонил утром Петропавловскому и попросил его рассказать, как было дело. Он не был расположен со мною говорить:
- Все, что надо, сказано в передаче. Больше мне добавить нечего. До свидания.
Наконец к обеду пришел Зудинцев.
- Кое-что узнал. Но новости нерадостные, - сказал он. - Валерий Колякин умер.
- Как умер?
- Так умер. Сегодня утром выбросился из того же окна той же квартиры, из которой выкинули профессора.
- И что?
- Я уже был на месте. Со всеми побеседовал. Милиция считает, что это самоубийство. Может, они и правы. Хотя им так удобнее считать: убийца признался, а потом покончил с собой.
- Какие-нибудь подробности?
- Да нет никаких подробностей. Никто не видел, как Колякин вошел в квартиру, но ключ у него был, его нашли в кармане брюк. Никакого беспорядка в квартире. На теле никаких следов борьбы. Конечно, окончательно это должна сказать экспертиза.
- А что с признанием?
- Тут все смешнее. Никакого прямого эфира на самом деле не было. Кто-то привез или подкинул кассету с записью признания Колякина Петропавловскому. И Петропавловский тут же запихнул ее в эфир.
- То есть никто не знает, сделано ли признание добровольно?
- Никто не знает.
- А кто привез кассету?
- Петропавловский молчит. Вернее, он выдал уже три разные версии. Сейчас он говорит, что ему позвонили неизвестно кто и сообщили, что на вахту принесут пакет, в пакете будет запись признательных показаний убийцы известного профессора Заслонова. Через десять минут после звонка какой-то подросток принес пакет. Вот, собственно, и все. Да, сейчас кассета на экспертизе.
- А что говорит дочь профессора?
- Дочь говорит, что не видела своего мужа с утра предыдущего дня, но абсолютно не волновалась, потому что такое и раньше бывало.
* 20 *
Я позвонил Светлане Заслоновой. Она была дома, плакала, говорить со мной отказалась.
Я позвонил Инне Заслоновой. Она была дома, не плакала, но говорить со мной тоже отказалась.
Кому еще звонить, я не знал.
Обнорский позвал всех занятых в этом деле.
- Тебе, Леша, - выговор, - начал он с меня. - Тебя видели в ресторане с подозреваемой по делу.
- С какой такой подозреваемой?
- С женой профессора.
- А, с его вдовой. Так я проводил оперативную работу.
- Проводя оперативную работу, вы, Алексей Алексеевич, были пьяны и кричали там чего-то про милицию и про агентство.
Я решил, что лучше молчать и не припоминать Обнорскому его прежние подвиги.
- Ладно, - сказал шеф. - Появился еще один труп. Рассказывайте, чего знаете.
Я не знал ничего. Зудинцев рассказал то, что уже излагал мне. А вот Горностаева, оказывается, проявила инициативу.
- Я выяснила, - сказала она, - кое-что любопытное про отношения профессора и его новой жены.
- А чего это вы, госпожа Горностаева, полезли не в свой огород? возмутился я. - Родные и близкие покойного - это мой профиль. Вам поручили заниматься его коммерческими делами.
- Андрей, - обратилась Горностаева к Обнорскому, - а нельзя ли задвинуть Скрипку обратно в завхозы?
- В главные завхозы, - поправил я ее.
- Продолжай, - сказал Горностаевой шеф.
- Развод и новая женитьба произошли очень неожиданно. Я нашла бывшую жену Заслонова. Она сейчас работает в Хабаровске. Она говорит, что уверена, у ее бывшего мужа не было до развода никаких романтических увлечений.
- На чем основано это утверждение? - спросил я.
- Ни на чем. Она просто уверена. Муж сказал ей, что он делает это ради блага семьи. Кроме того, свадьбы не справляли. Никто никогда не видел, чтобы молодые жили вместе. В общем, по-моему, это был фиктивный брак.
- Ты что, хочешь сказать, что его силой заставили жениться?
- Ну, примерно так.
- И зачем?
- Я думаю, схема примерно такая: фирма Заслонова и год, и даже полгода назад была достаточно мощным конкурентом на рынке импорта леса. У профессора была рука в областном правительстве, хорошие контакты с партнерами в Скандинавии. В общем, кто-то захотел прибрать ее к рукам. И сделал это, не устраняя профессора, а введя в качестве контролирующего фактора жену.
- По-моему, бред это. Есть более простые способы установления контроля над фирмой, - сказал я.
- Может, это новое слово в криминальной практике, - ответила Горностаева.
* 21 *
На следующий день Зудинцев принес мне посмотреть видеокассету, на которой было записано признание зятя профессора. Потом сказал:
- Слушай, тут у меня есть новости, которые вообще все запутывают. Я проверил твоего священника.
- Знаешь, - ответил я, - эти священники мне уже по ночам снятся. С топорами в руках. Одному моему приятелю тоже как-то снились священники. Ну, на самом деле не совсем священники, а что-то в рясах и с крыльями. Может, ангелы. Или серафимы. Так вот, он, вместо того чтобы стать еще большим праведником, напился, устроил грандиозную драку в доме архитектора. И в итоге получил год условно за хулиганство. Так что сны - они тоже вещие бывают.
- Проверил я твоего священника, - повторил Зудинцев. - Действительно, есть монастырь. Есть подворье. Есть отец Николай. У них на самом деле была какая-то неприятная история с деньгами. Но денег там было немного, поэтому они очень удивились, что мы из Питера по этому поводу их беспокоим. Так, несколько тысяч рублей. Но самое интересное, что примерно в это же время там из храма пропала икона - она-то и стоит каких-то немереных денег. Конечно, никто ее не оценивал, но это какой-то там мохнатый век и оклад из золота. Хотя золото-то тут особо ни при чем. Главное, что вещь древняя, антикварная.
- А что милиция тамошняя?
- Заведено уголовное дело. Разосланы ориентировки. Но подозрений никаких. Потому что они там, в монастыре, даже не знают, когда она пропала то ли в сентябре, то ли в ноябре.
- Так они моего священника подозревают?
- Да в общем-то нет. Они всех подозревают. То есть никого.
* 22 *
Мы опять собрались у Обнорского. Я сказал:
- Один мой приятель как-то сообщил своим знакомым, в том числе и мне, что не прочь был бы завести кошечку или котика. А дело было перед Новым годом. И вот на Новый год ему подарили двух кошечек. И одного котика. Только я ему кошку не дарил, потому что знал, что до добра это не доведет. Потом эти кошки как-то на удивление быстро выросли. И - что вы думаете - стали плодиться и размножаться. А он человек добрый и не может с ними не по-христиански...
- Алексей, давай по делу, - сказал мне Обнорский.
- Так я исключительно по делу. Убийцы у нас плодятся прямо на глазах. Уже имеется три железные версии. Первая: убийца профессора - его зять, и все, что сказано им на пленке, - правда. Мотив - личные неприязненные отношения, усиленные нехваткой денег и пропажей какого-то пакета.
- Версия вторая, - продолжал я, - профессора убила его новая фиктивная жена, которую подослали к профессору некие криминальные элементы. А убила она его потому, что он стал уже не нужен. К тому же и дела его фирмы стали в последнее время идти хуже. Конечно, убивала, наверное, не она сама, а кто-то другой, но сути дела это не меняет.
- Версия третья, - закончил я. - Священник. Он вместе с профессором стащил из монастыря жутко дорогую икону. Икона, кстати, по размерам небольшая. Затем профессор обманул священника, взял икону и скрылся в Петербурге. Икону он положил в пакет и спрятал в квартире своей дочери. Но священник профессора нашел - и убил. И теперь душа отца Николая попадет в ад. У меня все. Теперь нужны руководящие указания - что делать дальше.
Обнорский задумался.
- Указания, - сказал он через некоторое время, - будут следующие. Мы прекращаем заниматься расследованием этого дела. Два трупа уже есть. Личности по этому делу оказываются все какие-то малоприятные. И я не хочу, чтобы трупы появились среди наших ребят. В общем, дело закрываем. Все пишут отчеты. Скрипка сводит их в один. Потом один экземпляр отдадим следователю, который ведет дело об убийстве профессора. Один экземпляр пошлем финнам, которые интересовались смертью Заслонова. Если отчет их заинтересует, они нам что-нибудь заплатят. Если нет - значит, нет. Да, Зудинцев пусть продолжает контакты с оперативниками, которые работают по этому делу, чтобы мы просто были в курсе. А всем остальным профессорского дела больше не касаться.
* 23 *
Это была сумасшедшая неделя. У Спозаранника из-за какого-то вируса полетела вся информация на компьютере, и он доводил меня до исступления своими криками о том, что потеряно все наработанное им за два года честным непосильным трудом. Горностаева категорически отказывалась курить в положенных местах и мыть за собой чашки после кофе. Кресло Обнорского окончательно сломалось. Его пришлось отдать в ремонт. Теперь Обнорский сидел на простом деревянном стуле, и, наверное, от этого все его решения несли отрицательную энергию. Он требовал от всех заполнять какие-то бессчетные отчеты, карточки учета, бланки и справки. Ощущение было такое, что мы все работники образцово-показательного паспортного стола. В довершение всего Соболин разбил редакционную машину. При этом не как-то по-умному, а как кретин - просто вляпался в стенку. Видимо, пытался изобразить из себя крутого парня, но стенка оказалась круче. Ремонт грозил обойтись в тысячу долларов. Соболин кричал, что все отдаст из зарплаты, и одновременно просил длительной рассрочки. В общем, поехал отдавать машину в ремонт я, потому что понял, что уже никому и ничего больше доверить не могу.
Именно там и тогда - в ремонтном боксе во время замены левого крыла и переднего бампера нашей шестерки - я и раскрыл дело профессора Заслонова. Откровение пришло ко мне совершенно неожиданно. Я сказал ремонтникам, что заберу машину завтра, и поехал в Озерки.
Светлана Заслонова была дома.
- Здравствуйте, - сказал я ей. - Помните, меня зовут Скрипка. Но не потому, что я скриплю. Вот у меня был приятель, так у него была фамилия Визг. Совершенно уникальная фамилия. И, что удивительно, он на самом деле имел очень тонкий, визгливый голос. А когда вступай в спор - а он постоянно с кем-то спорил, - так просто визжал как автомобиль при экстренном торможении. Но к моей фамилии это не имеет никакого отношения. Она очень музыкальная.
Дочь профессора была, по-моему, несколько ошарашена и моим визитом, и моим рассказом. Видимо, поэтому она сказала:
- Проходите.
Я прошел.
- А ремонт в квартире вы давно делали, - сказал я.
- Вообще не делали, - удивленно сказала она. - Как въехали сюда, так и живем. А что?
- Да вот я обратил внимание на пятно вон на той стене, возле которой у вас ничего не стоит. Оно такой странной формы, напоминает Южную Америку, в которую уже седьмой год мечтает уехать моя знакомая...
- Да, это мы с Валерой как-то поссорились, и я бросила в него ручку со стола. Попала в стену. Ручка оказалась чернильная. Мы собирались пятно чем-то заклеить, но у нас подходящих обоев не было.
- А почему вы такая напряженная? - спросил я тихо.
- Почему я напряженная?
- Наверное потому, что вы вспомнили, что именно у этой стенки снимали признание вашего мужа в убийстве вашего отца. У вас же есть видеокамера?
- Есть.
- Вот. Вы убили вашего отца. Наверное, это не было запланированное убийство. Просто он уличил вас в краже. И вы ударили его пепельницей. А потом выбросили папу из окна.
- Вы несете чушь.
- Вас видели выходящей из подъезда его дома в утро убийства.
- Кто?
- Свидетельница. Потом о вашем поступке - вернее, проступке - узнал ваш муж. И вы уговорили его взять убийство на себя. Вы записали на пленку его заявление. Наверное, вы хотели передать эту пленку в милицию, но потом решили, что если ее показать по телевизору, будет надежнее. Позвонили Петропавловскому. Попросили мальчишку занести пленку в студию. Мы нашли этого подростка. Он опознал вас.
- Вы сошли с ума. Зачем мне было записывать эту пленку?
- Я не сошел с ума. Я думаю, что вы сказали мужу, что видеозапись нужна только на самый крайний случай, если вас будут подозревать в убийстве. Потом вы договорились с мужем встретиться в квартире отца. Попросили его открыть окно, заглянуть вниз. Под каким предлогом - не знаю. И выбросили его из окна. И вас опять-таки видели. Вас видел священник - тот самый, который порубил вам топором вешалку. Помните?
Светлана молчала. Я подумал, что ее сопротивление уже сломлено. И продолжил:
- Да, забыл сказать, все это произошло из-за того, что вы украли спрятанную отцом икону в золотом окладе. Он сначала заподозрил вашего мужа, потом вас. И оказался прав.
- Уходите.
- Не уйду. Признайтесь, Светлана.
- Я вызову милицию.
- Вызывайте. Им-то вы все и расскажете.
Она не вызывала милицию. И не признавалась. Ситуация становилась тупиковой. Хуже того - она становилась дурацкой. Но закончилось все еще хуже. Светлана Заслонова вдруг сказала:
- Если вы не уходите, уйду я.
И ушла. Я остался. Осмотрел квартиру...
Потом тоже вышел, захлопнув дверь, и поехал к Обнорскому.
* 24 *
Обнорский мрачно сидел на простом деревянном стуле и ничего не говорил. Я ему уже почти все рассказал.
- Понимаешь, это она убила. И я подумал, что смогу ее расколоть. Я понял, что это она, когда вспомнил, что пятно, которое заметно на пленке, я видел в ее квартире.
- Откуда ты взял показания свидетелей? - наконец спросил Обнорский.
- Они были. Почти. Старушка из дома профессора говорила, что видела какую-то женщину в день убийства.
- А священник?
- Священник не говорил. Но он мог видеть. Он же одно время ночевал рядом с этим домом.
- А подросток?
- Подростка я придумал для большей убедительности.
Обнорский замолчал очень надолго. Я думал, навсегда.
- Значит так, Алексей. Ты отстраняешься от всех дел, кроме хозяйственных. Тебе пока строгий выговор. А там посмотрим. И сейчас же вместе с Зудинцевым поезжайте к следователю, который ведет это дело.
* 25 *
Самое удивительное, что я был прав. Светлану Заслонову задержали в аэропорту. Через день она созналась. Вот только в том пакете была не икона, а векселя одного очень известного банка на очень приличную сумму.
Все оказалось, конечно, не так уж и загадочно. У дочери профессора был приятель. Очень близкий. Настолько близкий, что непонятно, почему она вышла замуж не за него, а за Валерия.
И этот приятель задолжал каким-то своим приятелям большие деньги. Светлана решила помочь. Просила у отца. Тот отказал. Тогда она стащила векселя. Профессор в конце концов выяснил, кто предъявил векселя к оплате. Прошел по цепочке. И вышел на дочь. Тут произошла сцена, в результате которой профессора не стало.
Что еще рассказать об этой истории?
Отец Николай так больше и не объявился. Ни у нас, ни в милиции. А практически всю лесозаготовительную отрасль на Северо-Западе контролирует сейчас группировка Рушана.
Горностаева по-прежнему страдает недостатком культуры, выражающимся в демонстративном неисполнении требований к личному составу.
А с меня выговор сняли. Искупил дальнейшей непорочной службой.
ДЕЛО О ПРОПАВШИХ БРЮКАХ
Рассказывает Михаил Модестов
"Бывший виолончелист оркестра Мариинского театра.
Бесконфликтен. Исполнителен.
Вежлив.
...Недостатки: рассеян, физически не развит, близорук.
Слишком мягок при общении с источниками.
Рекомендации к использованию: поскольку общественнозначимые криминальные события в области культуры происходят нечасто, предлагается постепенно перепрофилировать, поручить Модестову расследование в другой сфере".
Из служебной характеристики
Еле слышное гудение процессора и полное одиночество (редкое в обычном шатании народа по коридорам и отделам агентства) вызывали вообще-то свойственный мне, но всячески подавляемый мною же прилив вдохновения.
Нынешний приступ был отчасти связан с тем, что, во-первых, герой моих разоблачающих материалов наконец-то перестал быть лишь совокупностью сведений о нем и обрел реальные очертания. А во-вторых, на носу была очередная аттестация, то есть сопоставление всех "за" и "против" моего пребывания в агентстве. Естественно, я был "за". Мое пребывание в Мариинке и все последующие события, с ней связанные, теперь казались мне небытием. О прошлых временах напоминали лишь многочисленные знакомые, с которыми я предпочел бы сейчас быть незнакомым вовсе. Однако этих встреч было не избежать - в агентстве я считался специалистом-расследователем в области культуры.
В принципе, мое настоящее меня совершенно не смущало. Переквалификация из виолончелиста в журналисты - не самый крутой поворот событий. Другое дело - из пожарных в премьер-министры.
"Придуманная Сухаревым схема очень проста", - писал я. Пальцы, еще не отвыкшие от виолончели, довольно сносно скользили по клавиатуре.
- Доброе утро, коллега. Михаил, ты случайно мою кружку не брал? спросила рыжеволосая сотрудница нашего отдела Валентина Горностаева.
У меня уже давно создалось впечатление, что ежеутренние оперативно-розыскные мероприятия по обнаружению чашки, которые организовывала Горностаева сразу же после прихода на работу, - способ приводить коллег в замешательство.
Я абсолютно точно знал, что горностаевской чашки не касался с того момента, когда впервые был уличен в невольной экспроприации этого сосуда. Однако сейчас, под испытующим взглядом Валентины, стал лихорадочно соображать... Наконец, разозлившись на собственную слабость и горностаевскую напористость, выдавил: