Константинов Андрей Дмитриевич. Дело о «Тихом хуторе»

   — Слушай, майор, не надо гнать пургу! — ухмыльнулся я.
   Сивоголовко схватил меня за грудки, я тут же надавил ему на костяшки рук, но ослабить стальную хватку рубоповца оказалось нелегко.
   — Миша, проблемы? — полюбопытствовал крепыш в камуфляже.
   — Все в порядке, — процедил сквозь зубы Сивоголовко и отпустил меня.
   — Так вот, уважаемый, — продолжил я. — Комментариев ты можешь не давать, но объясняться с начальством после нашей публикации тебе придется! Расскажешь, как с хозяйки кафе бабки тряс…
   — Ты что, Зинкин «пахарь», что ли? — криво усмехнулся майор.
   — Ну, «пахарь», и что дальше?
   — Зинка осталась нам должна…
   — Если должна — так сядем, бумаги посмотрим и разберемся, кто кому должен! Думаю, что ты ей…
   — Миша, давай быстро! — раздался крик из автобуса, куда запрыгивали бойцы с автоматами.
   — В общем, так, — бросил мне Сивоголовко. — В среду в «Тихом хуторе» — в три часа. Если найдем общий язык — кое-что интересное подкину.
   — Только без «маски-шоу»! — предупредил я. Сивоголовко еще раз усмехнулся и исчез в автобусе, который тут же сорвался с места.
 

* * *

   Зинаида жила совсем рядом с агентством; только Фонтанку перейдешь — и ты уже на работе.
   — Спозаранник встал спозаранку! — поприветствовал я Глеба. — «Не уходи, пожалуйста!» — взмолилась румынская разведчица Позаранку. Но Спозаранника ждали великие дела…
   — Что-то, Максим Викторович, из вас пошлятина лезет, — поморщился Спозаранник. — И между прочим, уже одиннадцать часов. Понимаю, для вас это — «спозаранку». Судя по вашему виду, вы всю ночь развлекались с девушками вместо того, чтобы спать…
   — Глеб Егорович! — воскликнул я. — Давно известно: нет лучше влагалища, чем жопа товарища!
   Спозаранник опасливо посмотрел на. меня и на всякий случай отстранился.
   — Кстати, как дела с рубоповцем-вымогателем? — спросил Глеб.
   Этот простой вопрос застал меня врасплох. Я ведь так и не решил, что мне делать — то ли писать статью про Сивоголовко, то ли перетереть с ним и с Зинкой на предмет финансов… Если перетрешь — то писать уже нельзя. А если он «маски-шоу» устроит — то тем более будет не до писаний. Вот ведь попал…
   — Завтра — разберусь окончательно! — заверил я Глеба. И тут же решил посоветоваться с Кашириным и Шахом по поводу своей «стрелки» с майором Сивоголовко. В «курилке» я популярно обрисовал им ситуацию, не забыв упомянуть о своих отношениях с Зинкой.
   — Во дает! — захохотал Шах. — У меня такой же случай был. Здесь самое главное — не болтать лишнего во время встречи. Этот твой майор наверняка будет увешан микрофонами. И не ставь ему никаких условий — иначе под чистое «вымогалово» тебя подведут…
   — Бесполезно, — махнул рукой Родион. — Если они задумали тебя «закрыть» — все равно «закроют», даже если ты будешь молчать. Агентство подставишь — мы все потом не отмоемся. Лучше не ходи на «стрелку».
   — Не, ну как это — не ходи? Это уже западло! Раз бабе пообещал помочь, о стрелке сам договорился — отступать некуда! — возразил Шах. — Давай так — мы тебя завтра прикроем в кафе, свою «прослушку» установим и посидим рядом — все-таки два лишних свидетеля не помешают…
   Каширин без особого энтузиазма согласился.
 

* * *

   В кабинете у Зинаиды было спрятано аж два диктофона, а за стенкой в зале сидели за бутылкой водки Шах с Родионом. Народу почему-то набежало немерено. Музон ревел, как пробитый глушитель. Местная гопота, в дрезину пьяная, подпевала хором:

 
— Крошка моя, я по тебе скучаю,
Ты далеко, и я в кулак кончаю!..
 

   Было уже шесть вечера, Шах с Родионом приговорили второй пузырь водки — а майор Сивоголовко так и не появился.
   — Видать, не судьба! — весело попрощался Шах. Смурной Каширин оловянно смотрел в пол. Поддерживая друг друга, они удалились. Сладкая парочка — мент с бандюганом.
   — Вот что, Зинаида, отдохнем где-нибудь в приличном месте! — заявил я.
   — Ой, — обиделась Зинка, — а здесь, значит, не приличное!
   — Давай, давай! — подтолкнул я ее. — Не все ж тебе в своих стенах торчать — посмотришь, как другие люди досуг организуют.
   Через час мы уже сидели с ней в клубе злых гурманов «Хули-гули», среди обнаженных официанток, суетившихся вокруг нас с подносами. Известный шоумен Мотя-Адмирал вытаскивал посетителей на сцену — принять участие в конкурсе любительского стриптиза, а в паузах читал стишки:

 
— Лежит хомяк, на нем — хомяк,
Хуяк-хуяк — еще хомяк! ^[1]
 

   Зинаида фыркнула и в приступе беззвучного хохота упала на стол. Но в этот момент ментовская дубинка опустилась рядом с ее головой, фужер разлетелся вдребезги, и десяток камуфляжных бойцов с автоматами ворвались в зал.
   — На пол! Всем на пол! — орал один из них в мегафон. — Что, сука, не понял?
   Зацепив взглядом того, кто огрел меня дубинкой по почкам, я все искал среди бойцов Мишаню Сивоголовко. В том, что это «маски-шоу» устроили из-за нас с Зинаидой, я не сомневался.
   — Приготовить документы! Оружие и наркотики сдать добровольно!
   Лежа, я увидел, как Моте-Адмиралу, который собрался отползти со сцены, дали ногой под дых. Сквозь истеричные женские крики, матерщину и звон посуды я услышал вдруг знакомый голос.
   — Вадим, ты что, охуел? — крикнул я самому главному из «камуфляжных», который, вскочив на стул, отдавал распоряжения бойцам.
   Тот уставился на меня и вдруг сорвал маску с кучерявой головы.
   — Тьфу, черт! Как ты здесь оказался, Макс?
   — Зашел на ваше «маски-шоу» посмотреть! — съехидничал я.
   Вадим Резаков, замначальника одного из отделов РУБОП, отвел нас с Зинаидой в фойе.
   — Что за праздник-то у вас такой, Вадим?
   — Да, понимаешь, подстрелили сегодня одного нашего сотрудника. Начальство в бешенстве — распорядилось рейд устроить по всем элитным местам, чтобы бандюки немного со страху потряслись.
   — Вадим Романович, еще один «ствол» нашли! — подбежал к Резакову боец.
   — Вадик, — вгляделся я в бойца, — эта сволочь мне чуть почки не отбила! Можно, я ему по ебальнику дам?
   — Но-но! — завопил боец. — У нас «Вихрь-антитеррор», имеем право!
   — Сучонок ты, а не «Вихрь»!
   — Брейк! — крикнул Вадим и отправил бойца обратно. — Извини, Макс, сам должен все понять…
   — Да я-то понимаю. Скажи лучше, кого из ваших грохнули?
   — Михаила Сивоголовко из 8-го отдела.
   — Ой! — вскрикнула Зинаида.
   — Что это с ней? — удивился Резаков.
   Я озадаченно молчал.
   — Вадим, а за что его убрали, как думаешь?
   — Врать не буду, не знаю, — вздохнул Вадим. — Но разговоры про него ходили разные… Если совсем откровенно, между нами — тварь редкостная. Помнишь историю с фальшивыми векселями «Шмакойла»?
   Естественно, я помнил — Спозаранник расследовал это дело уже который месяц и чуть ли не каждую неделю встречался с президентом компании господином Шмаковым. Группа мошенников предъявила «Шмакойлу» фальшивые векселя, получила дизельного топлива на полмиллиона и успела его реализовать. Исполнителей сумели найти, но ничего от них не добились — они быстро вышли на свободу, дело зависло.
   — Так вот, — продолжил Вадим, — мы работали по «Шмакойлу» вместе с УБЭПом. Там наш Сивоголовко в полный рост нарисовался — как самый главный организатор аферы. Потому мы от этого дела и отошли — некорректно своих разрабатывать, пусть «гестапо» работает.
   «Гестапо» называли отдел собственной безопасности в РУБОП.
   — Вадим Романович, — раздался радостный крик. — Марихуану нашли!
   — Извини, старик, — попрощался Резаков. — Лучше вам отсюда уйти. И в ближайшую неделю вообще не советую шляться по ресторанам — на наших нарветесь.
 

* * *

   — Жалко Мишаню, — вздохнула Зинаида, выйдя из ванной в желтом махровом халате. Я курил, развалясь на диване перед телевизором.
   — Не пойму, Зин, он тебя в дойную корову превратил, а ты его жалеешь!..
   — Все равно жаль, он же не всегда таким был, мы ж в школе вместе учились, в Черновцах, до десятого класса. Хочешь фотки посмотреть?
   Зинаида порылась в серванте и достала большой фотоальбом.
   — Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда?
   Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида…
   — Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый?
   — Та ж Леша это, Незовибатько.
   Так-так-так…
   — Ну а это что за улыбчивый шкет такой?
   — Та ж Колюня, Голобородько…
   Я со стоном рухнул на диван.
   — Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите!
   Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла.
   Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства.
   — Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали?
   — Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько?
   — Голобородько! Как их фамилии?
   — Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько…
   — Может, Незовибатько и Сивоголовко?
   — Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!..
   — Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул. Зинаида с тревогой наблюдала за мной.
 

* * *

   Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам. Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу». Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре. По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился.
   Такую редкую удачу надо было обмыть!
   Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но самого Глеба я так и не видел.
   И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос:
   — Дэчен, дэче-е-ен…
   Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню,
   — Как дела, Глеб?
   — Дела херовые…
   Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос.
   — Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать?
   Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор.
   — Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит!
   Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет.
 

* * *

   Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол.
   — Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы — Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что «Мишаню» надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько — заказали Сивоголовко. Тьфу, черт, голова идет крутом… Что же нам со всем этим делать?
   — Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как «обул» со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек!
   — Мудро, — резюмировал Спозаранник.
   По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода.
   — И что дальше? — спросил Глеб.
   — Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек. И никакая Пафнутьева нас не остановит.
   — Мудро, — заметил Спозаранник.
   Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу и, судя по всему, надолго.
   — И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет.
   — Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет.
   — Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра.
   — Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я.
   — А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной.
 

* * *

   Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько.
   Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно.
   Моя многострадальная статья была уже подписана нашим юристом Аней Лукошкиной, я последний раз вычитывал завтрашнюю полосу «Явки с повинной», но тут в кабинет ворвался, как ошпаренный, Спозаранник.
   — Все пропало! — причитал он. — В приемной сидит Пафнутьева и ждет Обнорского. У нее одна цель — снять из номера твою статью! А это «гвоздь» номера!
   — Успокойся, Глеб! Почему ты думаешь, что Обнорский пойдет ей навстречу?
   — Он не станет ссориться с прокуратурой! — в отчаянии крикнул Глеб и выскочил.
   Но через минуту вбежал снова.
   — Максим Викторович! Ответственное поручение! Обнорский сейчас на пресс-конференции в Домжуре, труба у него отключена. Бегите туда и сделайте все, чтобы задержать шефа на полчаса. Пафнутьева дольше ждать не станет — у нее прямой эфир с прокурором, а потом газета уже уйдет в типографию, и мы будем спасены!
   Я развел руками. Что ж, наверное, Глеб и прав. Но я бы не стал так уж волноваться из-за какой-то публикации. Не выйдет — и хрен с ней…
   Зеленый зал Домжура был переполнен. Сразу три телекамеры были обращены в президиум, где рядом с дамой из пресс-центра сидели наш шеф и кинорежиссер Худокормов — они рассказывали о премьере телесериала по романам Обнорского. Усатый Худокормов, посмеиваясь, травил киношные байки. Пресс-конференция, похоже, заканчивалась.
   — Леха, — подкатил я к Скрипке, стоявшему в дверях. — Как сделать, чтобы Обнорский остался здесь как можно дольше?
   — Сейчас организуем! — уверенно заявил Скрипка и поманил к себе пальцем сидевшую неподалеку с диктофоном большеглазую девочку. Шептался он с ней минуты две. — Смотри, что сейчас будет! — подмигнул Скрипка.
   — Итак, последний вопрос! — осмотрела зал ведущая.
   С места робко поднялась большеглазая девочка.
   — Недавно у нас в городе произошло еще одно заказное убийство — майора Сивоголовко, — пролепетала она. — Согласны ли вы с тем, что Петербург является криминальной столицей России?
   Глухой ропот раздался в зале. Обнорский выдержал паузу, набрал воздуху и гневно начал:
   — Давайте разберемся, кому это выгодно — приклеить к нашему городу такой ярлык…
   — Все, — потер руки Скрипка. — Это минут на сорок, не меньше!
   — Гениально! — восхитился я. — С меня пиво, пошли в буфет.
   Заболтавшись со знакомым журналистом из «Нового Петербурга» и выпив по три пива, мы спустились из буфета часа через полтора. Дверь в зеленую гостиную была по-прежнему открыта, оттуда доносился возмущенный бас Обнорского:
   — Обзывать наш город криминальной столицей — самая большая подлость со стороны москвичей. Где больше всего крутится денег? Где совершаются самые громкие политические убийства? Конечно, в Москве…
   Зал был пуст, лишь большеглазая девочка с диктофоном, раскрыв рот, восторженно внимала каждому слову Обнорского. Андрей оборвал себя на полуслове и подошел к нам.
   — Что-то я заболтался, — усмехнулся он и включил свой мобильник.
   — Тебя Пафнутьева очень долго ждала, что-то хотела, — сообщил ему я.
   — Значит, не судьба была нам встретиться, — сказал Обнорский, думая о чем-то своем.
   — Андрей Викторович, можно я еще у вас спрошу, — подошла к нам, робко улыбаясь, большеглазая девочка с диктофоном.
   — Завтра, солнце мое, завтра, — Обнорский устало погладил ее по головке.
   — А тебе, Макс, за отличное расследование про «Шмакойл» надо будет выписать премию… И вообще, — Обнорский критически посмотрел на меня, — пора бы тебе подстричься!
   — Идея хорошая! — воскликнул я. — Может, дашь баксов двадцать до зарплаты?
   Теперь у меня появился повод вновь заявиться в парикмахерскую к Юльке.