— Сейчас, сейчас, милый мой, я тебя освобожу, и мы будем вместе. Вместе до конца жизни, и ничто не разлучит нас! Никакие мерзкие особи женского пола не прервут нашего счастья!
Господи, про что это он? Ну и попал я, что называется, из огня да в полымя. Он что, решил, что я должен быть до конца жизни вместе с ним? Если это так, то пусть уж лучше вернутся Танька с толстяком и меня зарежут!
Вдруг где-то, совсем рядом, раздался резкий звонок.
— Выключите будильник, а то он проснется! крикнул кому-то Каширин.
— Переключатель сломался! — раздалось в ответ из темноты.
Резкий звон не прекращался. Что-то подбросило меня вверх, и я очнулся на своем диванчике у себя дома. Несколько секунд я дико оглядывался по сторонам, но потом пришел в себя. Какое счастье, что это всего лишь сон! Просунув ноги в тапочки, я добрался до ванной комнаты, пустил воду и залез в ванну. Никогда в жизни я не принимал контрастный душ, столь рекомендуемый врачами, но в то утро я воспользовался их советом и минут пять мучил себя потоками то очень горячей воды, то, наоборот, ледяной. Потом начал бриться, но, взглянув на себя в зеркало, испытал страшное удивление: на правом ухе горела кривая царапина. Если меня резали во сне, то почему царапина появилась наяву? Может, к врачу обратиться? Кстати, у Завгородней ведь подруга есть, как раз вроде по этому профилю, Васька. Но, подумав, я решил с Завгородней не связываться. После окончания нашего романа она хоть и делала вид, что относится ко мне дружески, но я чувствовал, что сохранять лицо ей не так-то просто. Какая-то натянутость в наших отношениях сохранялась. В общем, к Светке я за помощью обращаться не хотел. Подумав, решил, что днем с работы позвоню кому-нибудь из знакомых, кто сможет посоветовать мне хорошего психиатра.
Я закончил бритье, оделся и отправился на кухню чего-нибудь поесть. Обычно в моей квартире ночевала какая-нибудь очередная дама, которая и кормила меня утром, но вчера мне в этом плане не повезло. В холодильнике были только три куриных яйца и палка копченой колбасы. Поставив ковшик с яйцами на огонь, я открыл форточку и взял сигарету.
Интересно, а к чему снятся такие сны? Понятно, что Танька приснилась, потому что она мне нравится. Каширин, придурок, мне и так постоянно снится — ни на работе, ни дома от него покоя нет, а вот откуда взялся толстяк Глинич? Черт его знает. А Таньке я сегодня выскажу по поводу вчерашнего.
Обязательно выскажу!
Вчера у нас в конторе отмечалось ее, конторы, пятилетие. Пришло много гостей, ментов, чиновников и журналистов других изданий. Танька тоже была в числе приглашенных. Я ее целый месяц не видел и очень обрадовался встрече. Она, как мне показалось, тоже. Мы танцевали, пили вино и время от времени уединялись в темном конце коридора, но в целом вели себя очень прилично, даже не целовались. А потом она сама попросила, чтобы я ее проводил, и я, естественно, согласился. Короче говоря, все шло в масть. Ушли с праздника мы одними из первых. Я был «под мухой», поэтому поехали не на моей машине, а поймали такси. Я назвал водителю мой домашний адрес (она ведь не уточнила, куда именно я ее должен провожать?), и мы поехали. И только я собрался поцеловать ее в щечку, честное слово, только в щечку, как зазвонил ее мобильник. Кто звонил, я не знаю, но звали его Сергей. Она явно обрадовалась, что именно он нас побеспокоил, это было слышно по ее голосу. Минуты две она с ним мило ворковала, а потом пообещала, что к нему сейчас приедет.
Закончила разговор, положила мобильник в сумочку, а потом сказала замечательные слова: «Извини, Витя, мне позвонил один человек, с которым я очень давно не виделась, поэтому я поеду к нему. А ты, если хочешь, позвони мне завтра. Ага? Ты только не обижайся, ладно? Ты же добрый!»
Да, я добрый. Поэтому, даже не спросив у нее, в одну ли нам сторону теперь ехать, я дал таксисту сотню, чтобы она не платила сама, попросил остановиться, вышел и поймал другую машину. А дома, потягивая пиво прямо из горлышка бутылки, долго сидел в темноте, обдумывая произошедшее. Почему мне так не везет? Эта Таня была действительно той самой единственной, с которой я готов был связать свою жизнь навсегда. Но после такого случая я уже никогда не смогу относиться к ней так, как раньше…
Яйца сварились, я позавтракал и пошел на работу. Машина вчера осталась под окнами нашего офиса, поэтому до улицы Росси пришлось добираться на метро.
Придя на работу, я показался Соболину и пошел шататься по Агентству. Войдя в кабинет расследователей, я сразу же понял, что происходит что-то интересное. Спозаранник сидел и гипнотизирующим взглядом, не мигая, смотрел на Каширина, который что-то строчил шариковой ручкой на листке бумаги. Зудинцев беззвучно трясся от смеха, закрыв лицо руками, а Гвичия, как всегда, танцевал лезгинку.
— Что случилось? — поинтересовался я у Спозаранника.
— А, — махнул тот рукой, — лучше не спрашивай.
— А все-таки? — настаивал я, мое любопытство после его отмашки только увеличилось.
Гвичия прекратил свои ритуальные пляски и объяснил:
— Ты видел в коридоре велосипед, на котором наш охранник на работу ездит? Так вот, представляешь, Родик сегодня утром решил на нем покататься по коридорам Агентства. Джигитом себя почувствовал. И поехал с ветерком!
Наездник, блин! А там Ксюха нашему шефу на подносе из буфета кофе и апельсиновый сок тащила. А сам Обнорский из своего кабинета выплыл ей навстречу зачем-то. И в том месте, где наши два коридора пересекаются, они все трое и встретились. Встреча такая, понимаешь, на Эльбе. Каширин, конечно, на тормоза нажал, а они, естественно, отказали. Короче, Родька наехал на Ксюшу, а та, в свою очередь, не удержала поднос и обварила шефа кофе, а потом для гармонии еще и полила классика апельсиновым соком. Что потом было, не рассказать, видеть надо. Обнорский топал ногами, размахивал руками, кричал, что это спланированная акция против него, которую давно готовили. Теперь вот Каширин и Ксюша объяснительные пишут, Лукошкина шефу штаны отпаривает, а он сам в одних трусах у себя в кабинете интервью шведам дает.
— В одних трусах? — удивился я.
— Да, в трусах, — подтвердил Зудинцев, прекратив смеяться, — он же за столом сидит, и его до пояса не видно.
У шведов времени очень мало, самолет скоро, они ждать не могут.
— Я не понял, а почему Ксюша объяснительную пишет? Она же тоже пострадавшая сторона, на нее велосипедом наехали! — удивился я.
— Ты же знаешь нашего шефа, он решил, что это заговор, а если ему что-нибудь в голову втемяшилось, то это серьезно, — объяснил Спозаранник, который из-за своей ефрейторской должности вынужден общаться с Обнорским чаще других и знает, что если у шефа с утра настроение плохое, то виноваты будут все.
Мне все произошедшее смешным не показалось. Опять Каширин попал в историю. Надо же быть таким невезучим!
Я уверен, что тормоза на велосипеде были в исправном состоянии до того, как на него сел Родик, и после него так же будут работать нормально. Отказывают они, лишь когда Каширин на нем катается. Родион и техника — вещи несовместимые. А недавно он пошел на водительские права учиться и, не дай Бог, их получит! Когда Каширин будет ездить по нашему городу за рулем транспортного средства, я продам свою машину, перестану пользоваться услугами такси и буду передвигаться исключительно на подземном транспорте, так как жить хочу. — Спозаранник взял написанную велогонщиком объяснительную и принялся ее изучать.
— Ты что, Шумахер, здесь написал?
Что значит «несанкционированно появилась на опасном перекрестке коридоров»? Переписывай! — возмущенно заявил он своему подчиненному.
Тяжело вздохнув, Родион принялся писать новую объяснительную. А я пошел в свой отдел — надо же иногда и работать.
Часа через два, когда я отписал пару заметок в ленту новостей и даже успел договориться о встрече с адвокатом Панкиным, на моем столе зазвонил внутренний телефон.
— Это тебя, — сказала Ксюша, — только он почему-то не представился. Соединять?
— Соединяй, — согласился я.
Вообще у нас в Агентстве не принято соединять с людьми, которые не представляются, — можно запросто нарваться на какого-нибудь сумасшедшего с рассказом о тарелочках или о преследовании его агентами Моссада. Но Ксюша таких различает, так что вряд ли это был псих.
— Слушаю, — сказал я.
— Это я. Узнаешь?
— Если честно, нет. Кто вы?
— Брюква. Теперь вспомнил?
Я замешкался с ответом. Услышать голос из прошлого мне было не очень приятно. Я искренне надеялся, что больше никогда не увижусь и не буду разговаривать даже по телефону с этим человеком.
— Чего ты хочешь? Зачем звонишь? — спросил я таким тоном, чтобы он сразу понял мое к нему отношение.
— Дело есть.
— Ну и что? Я делами больше не занимаюсь!
— Подожди, не вскипай. Не чайник со свистком. Базар у меня старый. Перетрещать надо об одном дельце, трехлетней давности. Деньгами пахнет, понял? Так что не понти, Шах, трещать все равно будем, а если в бега пойдешь, найду…
— Сам много не трещи, Брюква! — остановил его я. — И сам в бега смотри не уйди! Что за деньги ты имеешь в виду? — На самом деле, я уже понял, о чем речь, и начинал понемногу заводиться.
— А вот встретимся, тогда и поговорим, — ответил Брюква.
— Хрен с тобой, ладно, но только учти, я человек занятой, больше пяти минут уделить тебе не смогу. Где, когда?
— А давай через час на нашем старом месте. Устроит?
— Хорошо, давай на старом месте! — согласился я и положил трубку.
— Проблемы? — поинтересовался Зудинцев, с которым мы разговаривали в тот момент, когда зазвонил телефон.
Мы с ним вроде как помирились, хотя в ссоре, на самом деле, и не были.
Просто искренне не понимали друг друга, потому что имели совершенно разное прошлое. Он был опером, а я, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом.
Но оказалось, что пропасти между нами нет. А сейчас мы с ним вместе по заданию руководства свидетеля одного очень важного ищем. Вот Зудинцев и проявил участие, по моему тону догадавшись, что звонок не из приятных. Но я отказался от его помощи, рассудив, что и сам справлюсь. Тем более что у Зудинцева через три часа самолет в Болгарию. Якобы тот самый свидетель в этой стране спрятался, на берегу теплого моря. Везет ему, на курорт едет!
Ровно через час я сидел в кафе на набережной канала Грибоедова, дожидаясь Брюкву. Как всегда, он не был пунктуальным и опоздал на десять минут. Появился в сопровождении двух быков мерзкого вида. Они сели за соседний столик, а он подсел за мой. Руки он мне не протянул, справедливо опасаясь, что я ему не отвечу, и он окажется перед своим эскортом в глупом положении.
— Извини, пробки крутом, еле проехали, — сказал он. "
— У тебя всегда пробки, особенно в голове, — ответил я. — Говори, зачем позвал?
— А ты не догадываешься? Деньги, Шах, деньги. Помнишь нашу последнюю «делюгу»?
— Ну и что?
— Как это — ну и что? Деньги вернуть надо. Там же полтинник баксов был. Десять «девяток» купить можно было.
— Ну и возвращай! Я тут при чем? — удивился я. — Человек исчез, и думаю, что его уже давно на земле нет.
А тех, кто за ним стоял, ни мне, ни тебе не достать. Все, я пошел, мне некогда.
Я встал и хотел уже направиться к выходу, но он меня остановил:
— Подожди, ты меня не понял. Я не собираюсь никого искать, я уже нашел человека, который взял наши деньги. Ты не хочешь меня спросить, кто он?
— Ну и кто?
— Ты.
— Не понял! Думай башкой, что говоришь, Брюква!
— А я думаю. Много думаю. Ты хитро тогда сделал. Даже «мере» свой взорвал, чтобы все очень правдоподобно было! Только в одном ты просчитался. И знаешь, в чем?
Он смотрел мне прямо в глаза и предъявлял очень серьезные обвинения.
В том мире, в котором жил он, так просто подобными словами не бросаются.
— Хорошо, Брюква, я согласен выслушать твои доказательства, если они, конечно, у тебя есть. Но если их нет…
Смотри, Брюква.
— Отлично, тогда сядь на стульчик, послушай. Начну сначала. Кто из нас первым познакомился с Шаймиевым? Ты!
— Ну и что? Идея сделать такую предоплату была не моя. И когда решали — давать деньги вперед или нет, — ЮЗ все, и ты в том числе, высказались «за», — ответил я.
— Слушай дальше. Кто последний встречался с Шаймиевым? Опять ты!
А теперь главное! У меня есть его предсмертное письмо, где он подробно описывает, как вы с ним провернули все дело. Почерк его, это даже без экспертизы видно. Факты, которые он описывает, подтверждаются на все сто процентов и даже больше. Ну, что замолчал?
Я понимаю, пятьдесят тысяч долларов возвращать не хочется! Но у меня есть встречный ход. Нас было четверо, значит, четвертая часть твоя, ее возвращать не надо. Одного из нас нет, его убили.
Еще есть Гаврош, но я тебе обещаю, что если ты расплатишься со мной, то он ничего не узнает. А вот если ты быковать начнешь, не захочешь мне мои деньги вернуть, то тогда извини, мне придется с ним против тебя «кентоваться». Итого, остается одна моя доля, тринадцать тысяч. Ты отдаешь ее мне и пятерку сверху за давность. Идет? — Брюква говорил очень уверенно, и мне показалось, что он сам верит собственным словам.
— Покажи письмо! — потребовал я.
— Пожалуйста, — сказал он и достал лист бумаги. — Это копия. Подлинник я тебе на всякий случай в руки не дам, сам понимаешь, мало ли что.
Я развернул вчетверо сложенный листок бумаги и начал читать. Почерк был шаймиевский или очень хорошо подделанный. Итак, Шаймиев писал, что мы с ним договорились кинуть наших корефанов на хорошие деньги, а потом он почувствовал угрозу с моей стороны и испугался, что я его могу убить. Тогда он, мол, и написал это письмо.
— А еще у меня есть аудиозапись этого же письма. Там его голос, это и Гаврош подтвердит, если ему дать прослушать, — торжествующе сказал Брюква. — Так будешь деньги возвращать, или мне к Гаврошу пойти? Кстати, могу войти в твое положение и снизить сумму, которую хочу с тебя получить, до пяти тысяч. Идет?
— Ты это… не к Гаврошу иди, а знаешь, куда?
— Куда?
— На хер!
Я встал из-за стола и, не попрощавшись, вышел на улицу. Фальсификатор хренов. Подделал голос и почерк Шаймиева и теперь пытается с меня деньги сбить. Урод!
Все, о чем мы говорили с моим бывшим компаньоном, для меня уже было глубоко в прошлом. В начале девяностых мы немножко баловались с разными кооператорами, бизнесменами, потом подкопили капитал и начали вкладывать его в бизнес. А потом один из тех, с кем был связан наш бизнес, скрылся с нашими деньгами, которые мы ему дали в качестве предоплаты. Начали, конечно, его искать, но не нашли.
Один из наших, который вроде бы вышел на его след, погиб, а у меня взорвали машину. Мой «мере» взлетел на воздух за несколько секунд до того, как я собирался в него сесть. Тогда мне все на свете надоело, я пошел работать в «Золотую пулю» и стал журналистом.
В определенных кругах города это очень долго обсуждали и решили, что я заболел. Психически. Брюква исчез из города на пару лет, но потом вернулся и начал в буквальном смысле слова побираться. Рвал по крохам в разных местах, не брезговал даже мелкими разводками всяких лохов. На Московском вокзале держал десяток проституток самого низкого качества. А тут, гляди ты, пришел предъяви делать, да еще и с охраной.
Может, он теперь в авторитете, а я не знаю ничего? Надо будет поспрошать о нем у бывших коллег по бизнесу.
Посмотрев на часы, я решил не откладывать это дело в долгий ящик и прозвониться прямо сейчас. До встречи с адвокатом оставалось еще около часа, и я пошел к метро. Проговорив минут двадцать и узнав все, что мне было надо, я поехал на встречу с Палкиным.
Разговор с пацанами меня успокоил.
Брюква как был дешевкой, так ей и остался. Хотя в последнее время и стал немного приподниматься, деньги у него откуда-то появились. Даже кое-кому из среднего звена криминалитета некие услуги оказывал. А вот Гаврош с тех пор, как я ушел из бизнеса, поднялся и «держал» сейчас чуть ли не все Колпино. Но у него своих проблем хватает, и слушать вымыслы Брюквы он не станет. А если станет, то можно будет намекнуть бывшему соратнику о некоторых его заморочках с Ижорскими заводами. Эти материалы попали ко мне уже в то время, когда я работал в Агентстве, но хода им я пока не давал, оставив до лучших времен. В общем, я выкинул Брюкву из головы и поехал на встречу с Палкиным.
Адвокат уже ждал меня в кафе «Идеальная чашка» на Марата. Мы заказали по кофе и несколько минут говорили о деле, которое Палкин в настоящее время вел в Дзержинском суде. Дело было громкое. В свое время рухнуло одно из старейших в городе агентств недвижимости «Интер Орхидея». Хозяин разорившейся фирмы, гражданин США
Джон Борборан, укравший у своих клиентов почти два миллиона долларов, уехал в Штаты. Следствие велось через пень-колоду и наконец дошло до суда.
Но перспективы, на мой взгляд, вернуть украденные деньги у пострадавших не было. Впрочем, Палкин был уверен, что надежда есть — если удастся притянуть в качестве соответчика банк, через который осуществлялись махинации.
Быстренько ознакомившись с документами и задав пару уточняющих вопросов, я решил перейти к делу, которое интересовало лично меня.
— Андрей, у тебя случайно нет на примете хорошего психиатра? — осторожно начал я.
— А что случилось? — сразу заинтересовался Палкин.
— Да пока ничего особого, но проконсультироваться надо.
— Конечно, есть, — кивнул адвокат. — Мы же постоянно сталкиваемся с психиатрическими экспертизами и на судах, и на следствии. Иногда приходится добиваться повторной экспертизы подзащитных. Черт, — хлопнул он себя по лбу, — я ведь как раз хотел поговорить с тобой о психиатрах. Это дело как раз для вашего Агентства! — с энтузиазмом начал он.
— Подожди, — попытался остановить я адвоката, — давай сначала с моим делом разберемся. А потом можно будет и к твоему вернуться.
Палкин несколько секунд подумал, потом кивнул, соглашаясь, и достал визитницу.
— Вот, — нашел он нужную, — Алексей Замыш. Кстати, у него кабинет в пяти минутах ходьбы отсюда. Сейчас я с ним договорюсь, — сказал адвокат, доставая мобильник.
Через пару минут мы уже были в частной клинике, где практиковал Замыш. Очереди к нему не было, и мы сразу прошли в кабинет. Палкин представил меня психиатру, потом сказал, что подождет меня в коридоре, и вышел. Я обратил внимание, как вздрогнул врач, услышав место моей работы. Тщательно изучив мою визитку, он встал и закрыл дверь на ключ.
— Я вас слушаю, — выжидающе уставился он на меня. Взгляд у него был напряженным. Чего он так нервничает?
Может, у него были какие-то проблемы с прессой?
Немного поколебавшись, я рассказал Замышу свой сон. Психиатр слушал сначала очень внимательно, но по мере моего рассказа все более и более расслаблялся. Когда я закончил, он откинулся на спинку кресла и с облегчением, как мне показалось, вздохнул. Потом встал, уверенно подошел ко мне, осмотрел ухо и стал дотошно расспрашивать, как я провел день, предшествующий сну. Причем он потребовал, чтобы я рассказывал ему не только о тех событиях, которые со мной происходили, но и о мыслях, меня посещавших.
— Что же, — наконец заявил психиатр, — окончательный диагноз ставить, конечно, рано. Надо провести ряд анализов, тестов. Но уже сейчас могу вам сказать, что никакой мистики тут нет.
Сны — это отражение того, что творится у вас в голове. Во время бодрствования ваша голова занята текущими проблемами, а во сне мозг раскрепощается и подает вам сигналы. Именно поэтому всякие колдуны и ведьмы придают особое значение снам. Ну а у вас причина кошмара, на мой взгляд, и совсем просто объясняется. Раньше вы вели весьма активную половую жизнь, а в последнее время случился перерыв. Вот и стали сниться кошмары. Ну и, конечно, сыграло свою роль то, что вчера вечером девушка нарушила ваши планы. В общем, я думаю, что пока причин для беспокойства нет. Хотя появление во сне вашего друга, да еще со столь сомнительным предложением, заставляет задуматься. Скажите, а у вас в детстве…
— Погодите, доктор, — прервал я его.
Еще не хватало, чтобы он заподозрил меня в скрытой форме гомосексуализма. — А как же царапина?
— Скорее всего, поцарапались вы накануне вечером, после того, как выпили, — не стал останавливаться на теме моей гипотетической голубизны Замыш. — Но тогда вы были возбуждены, рассчитывали на романтическое продолжение и не обратили на такую мелочь, как царапина, никакого внимания. А потом просто забыли, где и как получили царапину. С людьми э-э… — замешкался Замыш. — С людьми выпивающими это часто случается.
— Но раньше я пил намного больше и никогда ничего не забывал, — возразил я.
— То — раньше, когда вы были моложе. Да и потом, я вам еще раз повторяю, что эпизод с царапиной оказался для вас столь незначительным, что просто выпал у вас из памяти. Вы ведь не сможете сейчас дословно повторить все, о чем вы со всеми разговаривали на вечеринке?
— Не смогу, — подумав, согласился я. — И все-таки мне не нравится этот провал в памяти.
— Я вам советую внимательно осмотреть одежду, в которой вы были вчера, — с уверенностью заявил Замыш. — В конце концов, вы забываете, что я не просто в мозгах копаться умею, я еще и общую хирургию изучал. А поэтому с большой долей уверенности могу сказать, что повреждение вы получили не сегодня утром и не ночью, а вечером. Во время сна вы просто неудачно повернулись и содрали корочку, которая уже успела образоваться на ранке. Нет, если вы хотите, я вам могу устроить комплексное обследование, полежите пару недель в хорошей клинике…
— Спасибо, доктор, — поспешил отказаться я, — я вам верю.
У меня действительно отлегло от сердца. Надо будет осмотреть рубашку, которая вчера была на мне. Но у меня уже сейчас была уверенность, что Замыш прав. Я долго жал ему руку, а когда намекнул на оплату счета, тот замахал руками:
— Ну что вы, какая оплата? Да и потом, вполне возможно, что когда-нибудь мне придется к вам обратиться и попросить написать статью. С прессой надо дружить, — широко заулыбался Замыш.
Я не любил оставаться обязанным кому-либо и решил, что в ближайшее время куплю бутылку хорошего коньяку и занесу врачу. Еще раз поблагодарив Замыша, я вышел в коридор, где меня дожидался Палкин.
Мы с адвокатом вышли из клиники и поехали в китайский ресторан, находившийся неподалеку. После того, как Замыш снял с моей груди камень, я почувствовал благодарность и решил выслушать Палкина. Мы взяли по пиву, заказали мясо и лапшу с креветками, и адвокат стал рассказывать. По мере того как он говорил, мне все меньше и меньше хотелось есть.
К Панкину обратилась мать погибшей девушки. Причем суд над убийцей уже состоялся. Подсудимого, некоего Андрея Демина, признали невменяемым и определили на принудительное лечение. По словам Панкина, Демин в лучшем случае проведет в спецклинике тюремного типа года три-четыре, потом его переведут в клинику щадящего режима, а еще года через два могут вообще признать излечившимся и отпустить восвояси. Мать с решением суда не согласилась. Да и кто бы на ее месте согласился! Демин познакомился с девушкой на дискотеке, предложил проводить до дома. Девушка его предложение приняла, но когда вышли из клуба, оказалось, что у парня кончились деньги. Он предложил зайти к нему за деньгами, сообщил, что дома у него мать.
Но дома никого не оказалось. Демин прямо на пороге набросился на девушку, попытался сорвать одежду. Та начала сопротивляться, и этот козел избил ее, потом связал и отнес на кровать. Но изнасиловать девушку у него не получилось: то ли был сильно пьян, то ли импотент. Демин всю ночь пил водку, периодически избивая связанную девушку. В конце концов он нанес девушке около двадцати ударов молотком по голове. А потом вынес ее в подвал и спрятал.
Но Демина заметила соседка… В тот же день менты обнаружили труп, прошерстили весь дом, по следам крови вычислили Демина и «раскололи» его.
Во время следствия психиатрическая экспертиза признала Демина вменяемым, и ему грозил весьма приличный срок. А что случается на зоне с насильниками — известно. Но во время суда адвокату Демина — некоему Афонину — удалось добиться повторной экспертизы.
— Я скопировал направление на экспертизу из материалов дела, — сообщил Палкин и протянул мне бумажку:
— Вот, смотри.
— Ну и что? — не понял я, прочитав поручение.
— Тебе ничего не кажется здесь странным? — прищурился адвокат. Я покачал головой. — А мне непонятна вот эта фраза: «Поручить внештатным психиатрам Самуэлю Моисеевичу Лаваху, Игорю Михайловичу Лепкину и Резо Робертовичу Барнадзе провести всестороннее…» Дальше не интересно. Ну, и они вынесли свое резюме, что Демин чистый псих и нуждается в лечении. Мать убитой пыталась протестовать, да куда ей тягаться с Афоней! Но вот ты мне скажи, что это за «внештатные психиатры»?
Я действительно не слышал о таких.
— Думаю, что Демин-старший просто купил сыночку эту экспертизу, — заявил Палкин. — Ведь выгода очевидна — вместо лет пятнадцати на зоне, откуда его сыночек вернется пидором, каких-то пяток лет в больнице. Пусть даже и тюремного типа.
Мне не очень верилось, что судья мог закрыть глаза на явную подтасовку и не прислушаться к требованиям потерпевших. Хотя вполне возможно, что и судью подмазали. Даже если это так, то доказать ничего не получится. Но чувствуя себя обязанным Палкину, я решил покрутить это дело. А вдруг окажется, что эти врачи и не врачи вовсе?
Господи, про что это он? Ну и попал я, что называется, из огня да в полымя. Он что, решил, что я должен быть до конца жизни вместе с ним? Если это так, то пусть уж лучше вернутся Танька с толстяком и меня зарежут!
Вдруг где-то, совсем рядом, раздался резкий звонок.
— Выключите будильник, а то он проснется! крикнул кому-то Каширин.
— Переключатель сломался! — раздалось в ответ из темноты.
Резкий звон не прекращался. Что-то подбросило меня вверх, и я очнулся на своем диванчике у себя дома. Несколько секунд я дико оглядывался по сторонам, но потом пришел в себя. Какое счастье, что это всего лишь сон! Просунув ноги в тапочки, я добрался до ванной комнаты, пустил воду и залез в ванну. Никогда в жизни я не принимал контрастный душ, столь рекомендуемый врачами, но в то утро я воспользовался их советом и минут пять мучил себя потоками то очень горячей воды, то, наоборот, ледяной. Потом начал бриться, но, взглянув на себя в зеркало, испытал страшное удивление: на правом ухе горела кривая царапина. Если меня резали во сне, то почему царапина появилась наяву? Может, к врачу обратиться? Кстати, у Завгородней ведь подруга есть, как раз вроде по этому профилю, Васька. Но, подумав, я решил с Завгородней не связываться. После окончания нашего романа она хоть и делала вид, что относится ко мне дружески, но я чувствовал, что сохранять лицо ей не так-то просто. Какая-то натянутость в наших отношениях сохранялась. В общем, к Светке я за помощью обращаться не хотел. Подумав, решил, что днем с работы позвоню кому-нибудь из знакомых, кто сможет посоветовать мне хорошего психиатра.
Я закончил бритье, оделся и отправился на кухню чего-нибудь поесть. Обычно в моей квартире ночевала какая-нибудь очередная дама, которая и кормила меня утром, но вчера мне в этом плане не повезло. В холодильнике были только три куриных яйца и палка копченой колбасы. Поставив ковшик с яйцами на огонь, я открыл форточку и взял сигарету.
Интересно, а к чему снятся такие сны? Понятно, что Танька приснилась, потому что она мне нравится. Каширин, придурок, мне и так постоянно снится — ни на работе, ни дома от него покоя нет, а вот откуда взялся толстяк Глинич? Черт его знает. А Таньке я сегодня выскажу по поводу вчерашнего.
Обязательно выскажу!
Вчера у нас в конторе отмечалось ее, конторы, пятилетие. Пришло много гостей, ментов, чиновников и журналистов других изданий. Танька тоже была в числе приглашенных. Я ее целый месяц не видел и очень обрадовался встрече. Она, как мне показалось, тоже. Мы танцевали, пили вино и время от времени уединялись в темном конце коридора, но в целом вели себя очень прилично, даже не целовались. А потом она сама попросила, чтобы я ее проводил, и я, естественно, согласился. Короче говоря, все шло в масть. Ушли с праздника мы одними из первых. Я был «под мухой», поэтому поехали не на моей машине, а поймали такси. Я назвал водителю мой домашний адрес (она ведь не уточнила, куда именно я ее должен провожать?), и мы поехали. И только я собрался поцеловать ее в щечку, честное слово, только в щечку, как зазвонил ее мобильник. Кто звонил, я не знаю, но звали его Сергей. Она явно обрадовалась, что именно он нас побеспокоил, это было слышно по ее голосу. Минуты две она с ним мило ворковала, а потом пообещала, что к нему сейчас приедет.
Закончила разговор, положила мобильник в сумочку, а потом сказала замечательные слова: «Извини, Витя, мне позвонил один человек, с которым я очень давно не виделась, поэтому я поеду к нему. А ты, если хочешь, позвони мне завтра. Ага? Ты только не обижайся, ладно? Ты же добрый!»
Да, я добрый. Поэтому, даже не спросив у нее, в одну ли нам сторону теперь ехать, я дал таксисту сотню, чтобы она не платила сама, попросил остановиться, вышел и поймал другую машину. А дома, потягивая пиво прямо из горлышка бутылки, долго сидел в темноте, обдумывая произошедшее. Почему мне так не везет? Эта Таня была действительно той самой единственной, с которой я готов был связать свою жизнь навсегда. Но после такого случая я уже никогда не смогу относиться к ней так, как раньше…
Яйца сварились, я позавтракал и пошел на работу. Машина вчера осталась под окнами нашего офиса, поэтому до улицы Росси пришлось добираться на метро.
2
Придя на работу, я показался Соболину и пошел шататься по Агентству. Войдя в кабинет расследователей, я сразу же понял, что происходит что-то интересное. Спозаранник сидел и гипнотизирующим взглядом, не мигая, смотрел на Каширина, который что-то строчил шариковой ручкой на листке бумаги. Зудинцев беззвучно трясся от смеха, закрыв лицо руками, а Гвичия, как всегда, танцевал лезгинку.
— Что случилось? — поинтересовался я у Спозаранника.
— А, — махнул тот рукой, — лучше не спрашивай.
— А все-таки? — настаивал я, мое любопытство после его отмашки только увеличилось.
Гвичия прекратил свои ритуальные пляски и объяснил:
— Ты видел в коридоре велосипед, на котором наш охранник на работу ездит? Так вот, представляешь, Родик сегодня утром решил на нем покататься по коридорам Агентства. Джигитом себя почувствовал. И поехал с ветерком!
Наездник, блин! А там Ксюха нашему шефу на подносе из буфета кофе и апельсиновый сок тащила. А сам Обнорский из своего кабинета выплыл ей навстречу зачем-то. И в том месте, где наши два коридора пересекаются, они все трое и встретились. Встреча такая, понимаешь, на Эльбе. Каширин, конечно, на тормоза нажал, а они, естественно, отказали. Короче, Родька наехал на Ксюшу, а та, в свою очередь, не удержала поднос и обварила шефа кофе, а потом для гармонии еще и полила классика апельсиновым соком. Что потом было, не рассказать, видеть надо. Обнорский топал ногами, размахивал руками, кричал, что это спланированная акция против него, которую давно готовили. Теперь вот Каширин и Ксюша объяснительные пишут, Лукошкина шефу штаны отпаривает, а он сам в одних трусах у себя в кабинете интервью шведам дает.
— В одних трусах? — удивился я.
— Да, в трусах, — подтвердил Зудинцев, прекратив смеяться, — он же за столом сидит, и его до пояса не видно.
У шведов времени очень мало, самолет скоро, они ждать не могут.
— Я не понял, а почему Ксюша объяснительную пишет? Она же тоже пострадавшая сторона, на нее велосипедом наехали! — удивился я.
— Ты же знаешь нашего шефа, он решил, что это заговор, а если ему что-нибудь в голову втемяшилось, то это серьезно, — объяснил Спозаранник, который из-за своей ефрейторской должности вынужден общаться с Обнорским чаще других и знает, что если у шефа с утра настроение плохое, то виноваты будут все.
Мне все произошедшее смешным не показалось. Опять Каширин попал в историю. Надо же быть таким невезучим!
Я уверен, что тормоза на велосипеде были в исправном состоянии до того, как на него сел Родик, и после него так же будут работать нормально. Отказывают они, лишь когда Каширин на нем катается. Родион и техника — вещи несовместимые. А недавно он пошел на водительские права учиться и, не дай Бог, их получит! Когда Каширин будет ездить по нашему городу за рулем транспортного средства, я продам свою машину, перестану пользоваться услугами такси и буду передвигаться исключительно на подземном транспорте, так как жить хочу. — Спозаранник взял написанную велогонщиком объяснительную и принялся ее изучать.
— Ты что, Шумахер, здесь написал?
Что значит «несанкционированно появилась на опасном перекрестке коридоров»? Переписывай! — возмущенно заявил он своему подчиненному.
Тяжело вздохнув, Родион принялся писать новую объяснительную. А я пошел в свой отдел — надо же иногда и работать.
Часа через два, когда я отписал пару заметок в ленту новостей и даже успел договориться о встрече с адвокатом Панкиным, на моем столе зазвонил внутренний телефон.
— Это тебя, — сказала Ксюша, — только он почему-то не представился. Соединять?
— Соединяй, — согласился я.
Вообще у нас в Агентстве не принято соединять с людьми, которые не представляются, — можно запросто нарваться на какого-нибудь сумасшедшего с рассказом о тарелочках или о преследовании его агентами Моссада. Но Ксюша таких различает, так что вряд ли это был псих.
— Слушаю, — сказал я.
— Это я. Узнаешь?
— Если честно, нет. Кто вы?
— Брюква. Теперь вспомнил?
Я замешкался с ответом. Услышать голос из прошлого мне было не очень приятно. Я искренне надеялся, что больше никогда не увижусь и не буду разговаривать даже по телефону с этим человеком.
— Чего ты хочешь? Зачем звонишь? — спросил я таким тоном, чтобы он сразу понял мое к нему отношение.
— Дело есть.
— Ну и что? Я делами больше не занимаюсь!
— Подожди, не вскипай. Не чайник со свистком. Базар у меня старый. Перетрещать надо об одном дельце, трехлетней давности. Деньгами пахнет, понял? Так что не понти, Шах, трещать все равно будем, а если в бега пойдешь, найду…
— Сам много не трещи, Брюква! — остановил его я. — И сам в бега смотри не уйди! Что за деньги ты имеешь в виду? — На самом деле, я уже понял, о чем речь, и начинал понемногу заводиться.
— А вот встретимся, тогда и поговорим, — ответил Брюква.
— Хрен с тобой, ладно, но только учти, я человек занятой, больше пяти минут уделить тебе не смогу. Где, когда?
— А давай через час на нашем старом месте. Устроит?
— Хорошо, давай на старом месте! — согласился я и положил трубку.
— Проблемы? — поинтересовался Зудинцев, с которым мы разговаривали в тот момент, когда зазвонил телефон.
Мы с ним вроде как помирились, хотя в ссоре, на самом деле, и не были.
Просто искренне не понимали друг друга, потому что имели совершенно разное прошлое. Он был опером, а я, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом.
Но оказалось, что пропасти между нами нет. А сейчас мы с ним вместе по заданию руководства свидетеля одного очень важного ищем. Вот Зудинцев и проявил участие, по моему тону догадавшись, что звонок не из приятных. Но я отказался от его помощи, рассудив, что и сам справлюсь. Тем более что у Зудинцева через три часа самолет в Болгарию. Якобы тот самый свидетель в этой стране спрятался, на берегу теплого моря. Везет ему, на курорт едет!
3
Ровно через час я сидел в кафе на набережной канала Грибоедова, дожидаясь Брюкву. Как всегда, он не был пунктуальным и опоздал на десять минут. Появился в сопровождении двух быков мерзкого вида. Они сели за соседний столик, а он подсел за мой. Руки он мне не протянул, справедливо опасаясь, что я ему не отвечу, и он окажется перед своим эскортом в глупом положении.
— Извини, пробки крутом, еле проехали, — сказал он. "
— У тебя всегда пробки, особенно в голове, — ответил я. — Говори, зачем позвал?
— А ты не догадываешься? Деньги, Шах, деньги. Помнишь нашу последнюю «делюгу»?
— Ну и что?
— Как это — ну и что? Деньги вернуть надо. Там же полтинник баксов был. Десять «девяток» купить можно было.
— Ну и возвращай! Я тут при чем? — удивился я. — Человек исчез, и думаю, что его уже давно на земле нет.
А тех, кто за ним стоял, ни мне, ни тебе не достать. Все, я пошел, мне некогда.
Я встал и хотел уже направиться к выходу, но он меня остановил:
— Подожди, ты меня не понял. Я не собираюсь никого искать, я уже нашел человека, который взял наши деньги. Ты не хочешь меня спросить, кто он?
— Ну и кто?
— Ты.
— Не понял! Думай башкой, что говоришь, Брюква!
— А я думаю. Много думаю. Ты хитро тогда сделал. Даже «мере» свой взорвал, чтобы все очень правдоподобно было! Только в одном ты просчитался. И знаешь, в чем?
Он смотрел мне прямо в глаза и предъявлял очень серьезные обвинения.
В том мире, в котором жил он, так просто подобными словами не бросаются.
— Хорошо, Брюква, я согласен выслушать твои доказательства, если они, конечно, у тебя есть. Но если их нет…
Смотри, Брюква.
— Отлично, тогда сядь на стульчик, послушай. Начну сначала. Кто из нас первым познакомился с Шаймиевым? Ты!
— Ну и что? Идея сделать такую предоплату была не моя. И когда решали — давать деньги вперед или нет, — ЮЗ все, и ты в том числе, высказались «за», — ответил я.
— Слушай дальше. Кто последний встречался с Шаймиевым? Опять ты!
А теперь главное! У меня есть его предсмертное письмо, где он подробно описывает, как вы с ним провернули все дело. Почерк его, это даже без экспертизы видно. Факты, которые он описывает, подтверждаются на все сто процентов и даже больше. Ну, что замолчал?
Я понимаю, пятьдесят тысяч долларов возвращать не хочется! Но у меня есть встречный ход. Нас было четверо, значит, четвертая часть твоя, ее возвращать не надо. Одного из нас нет, его убили.
Еще есть Гаврош, но я тебе обещаю, что если ты расплатишься со мной, то он ничего не узнает. А вот если ты быковать начнешь, не захочешь мне мои деньги вернуть, то тогда извини, мне придется с ним против тебя «кентоваться». Итого, остается одна моя доля, тринадцать тысяч. Ты отдаешь ее мне и пятерку сверху за давность. Идет? — Брюква говорил очень уверенно, и мне показалось, что он сам верит собственным словам.
— Покажи письмо! — потребовал я.
— Пожалуйста, — сказал он и достал лист бумаги. — Это копия. Подлинник я тебе на всякий случай в руки не дам, сам понимаешь, мало ли что.
Я развернул вчетверо сложенный листок бумаги и начал читать. Почерк был шаймиевский или очень хорошо подделанный. Итак, Шаймиев писал, что мы с ним договорились кинуть наших корефанов на хорошие деньги, а потом он почувствовал угрозу с моей стороны и испугался, что я его могу убить. Тогда он, мол, и написал это письмо.
— А еще у меня есть аудиозапись этого же письма. Там его голос, это и Гаврош подтвердит, если ему дать прослушать, — торжествующе сказал Брюква. — Так будешь деньги возвращать, или мне к Гаврошу пойти? Кстати, могу войти в твое положение и снизить сумму, которую хочу с тебя получить, до пяти тысяч. Идет?
— Ты это… не к Гаврошу иди, а знаешь, куда?
— Куда?
— На хер!
Я встал из-за стола и, не попрощавшись, вышел на улицу. Фальсификатор хренов. Подделал голос и почерк Шаймиева и теперь пытается с меня деньги сбить. Урод!
4
Все, о чем мы говорили с моим бывшим компаньоном, для меня уже было глубоко в прошлом. В начале девяностых мы немножко баловались с разными кооператорами, бизнесменами, потом подкопили капитал и начали вкладывать его в бизнес. А потом один из тех, с кем был связан наш бизнес, скрылся с нашими деньгами, которые мы ему дали в качестве предоплаты. Начали, конечно, его искать, но не нашли.
Один из наших, который вроде бы вышел на его след, погиб, а у меня взорвали машину. Мой «мере» взлетел на воздух за несколько секунд до того, как я собирался в него сесть. Тогда мне все на свете надоело, я пошел работать в «Золотую пулю» и стал журналистом.
В определенных кругах города это очень долго обсуждали и решили, что я заболел. Психически. Брюква исчез из города на пару лет, но потом вернулся и начал в буквальном смысле слова побираться. Рвал по крохам в разных местах, не брезговал даже мелкими разводками всяких лохов. На Московском вокзале держал десяток проституток самого низкого качества. А тут, гляди ты, пришел предъяви делать, да еще и с охраной.
Может, он теперь в авторитете, а я не знаю ничего? Надо будет поспрошать о нем у бывших коллег по бизнесу.
Посмотрев на часы, я решил не откладывать это дело в долгий ящик и прозвониться прямо сейчас. До встречи с адвокатом оставалось еще около часа, и я пошел к метро. Проговорив минут двадцать и узнав все, что мне было надо, я поехал на встречу с Палкиным.
Разговор с пацанами меня успокоил.
Брюква как был дешевкой, так ей и остался. Хотя в последнее время и стал немного приподниматься, деньги у него откуда-то появились. Даже кое-кому из среднего звена криминалитета некие услуги оказывал. А вот Гаврош с тех пор, как я ушел из бизнеса, поднялся и «держал» сейчас чуть ли не все Колпино. Но у него своих проблем хватает, и слушать вымыслы Брюквы он не станет. А если станет, то можно будет намекнуть бывшему соратнику о некоторых его заморочках с Ижорскими заводами. Эти материалы попали ко мне уже в то время, когда я работал в Агентстве, но хода им я пока не давал, оставив до лучших времен. В общем, я выкинул Брюкву из головы и поехал на встречу с Палкиным.
Адвокат уже ждал меня в кафе «Идеальная чашка» на Марата. Мы заказали по кофе и несколько минут говорили о деле, которое Палкин в настоящее время вел в Дзержинском суде. Дело было громкое. В свое время рухнуло одно из старейших в городе агентств недвижимости «Интер Орхидея». Хозяин разорившейся фирмы, гражданин США
Джон Борборан, укравший у своих клиентов почти два миллиона долларов, уехал в Штаты. Следствие велось через пень-колоду и наконец дошло до суда.
Но перспективы, на мой взгляд, вернуть украденные деньги у пострадавших не было. Впрочем, Палкин был уверен, что надежда есть — если удастся притянуть в качестве соответчика банк, через который осуществлялись махинации.
Быстренько ознакомившись с документами и задав пару уточняющих вопросов, я решил перейти к делу, которое интересовало лично меня.
— Андрей, у тебя случайно нет на примете хорошего психиатра? — осторожно начал я.
— А что случилось? — сразу заинтересовался Палкин.
— Да пока ничего особого, но проконсультироваться надо.
— Конечно, есть, — кивнул адвокат. — Мы же постоянно сталкиваемся с психиатрическими экспертизами и на судах, и на следствии. Иногда приходится добиваться повторной экспертизы подзащитных. Черт, — хлопнул он себя по лбу, — я ведь как раз хотел поговорить с тобой о психиатрах. Это дело как раз для вашего Агентства! — с энтузиазмом начал он.
— Подожди, — попытался остановить я адвоката, — давай сначала с моим делом разберемся. А потом можно будет и к твоему вернуться.
Палкин несколько секунд подумал, потом кивнул, соглашаясь, и достал визитницу.
— Вот, — нашел он нужную, — Алексей Замыш. Кстати, у него кабинет в пяти минутах ходьбы отсюда. Сейчас я с ним договорюсь, — сказал адвокат, доставая мобильник.
Через пару минут мы уже были в частной клинике, где практиковал Замыш. Очереди к нему не было, и мы сразу прошли в кабинет. Палкин представил меня психиатру, потом сказал, что подождет меня в коридоре, и вышел. Я обратил внимание, как вздрогнул врач, услышав место моей работы. Тщательно изучив мою визитку, он встал и закрыл дверь на ключ.
— Я вас слушаю, — выжидающе уставился он на меня. Взгляд у него был напряженным. Чего он так нервничает?
Может, у него были какие-то проблемы с прессой?
Немного поколебавшись, я рассказал Замышу свой сон. Психиатр слушал сначала очень внимательно, но по мере моего рассказа все более и более расслаблялся. Когда я закончил, он откинулся на спинку кресла и с облегчением, как мне показалось, вздохнул. Потом встал, уверенно подошел ко мне, осмотрел ухо и стал дотошно расспрашивать, как я провел день, предшествующий сну. Причем он потребовал, чтобы я рассказывал ему не только о тех событиях, которые со мной происходили, но и о мыслях, меня посещавших.
— Что же, — наконец заявил психиатр, — окончательный диагноз ставить, конечно, рано. Надо провести ряд анализов, тестов. Но уже сейчас могу вам сказать, что никакой мистики тут нет.
Сны — это отражение того, что творится у вас в голове. Во время бодрствования ваша голова занята текущими проблемами, а во сне мозг раскрепощается и подает вам сигналы. Именно поэтому всякие колдуны и ведьмы придают особое значение снам. Ну а у вас причина кошмара, на мой взгляд, и совсем просто объясняется. Раньше вы вели весьма активную половую жизнь, а в последнее время случился перерыв. Вот и стали сниться кошмары. Ну и, конечно, сыграло свою роль то, что вчера вечером девушка нарушила ваши планы. В общем, я думаю, что пока причин для беспокойства нет. Хотя появление во сне вашего друга, да еще со столь сомнительным предложением, заставляет задуматься. Скажите, а у вас в детстве…
— Погодите, доктор, — прервал я его.
Еще не хватало, чтобы он заподозрил меня в скрытой форме гомосексуализма. — А как же царапина?
— Скорее всего, поцарапались вы накануне вечером, после того, как выпили, — не стал останавливаться на теме моей гипотетической голубизны Замыш. — Но тогда вы были возбуждены, рассчитывали на романтическое продолжение и не обратили на такую мелочь, как царапина, никакого внимания. А потом просто забыли, где и как получили царапину. С людьми э-э… — замешкался Замыш. — С людьми выпивающими это часто случается.
— Но раньше я пил намного больше и никогда ничего не забывал, — возразил я.
— То — раньше, когда вы были моложе. Да и потом, я вам еще раз повторяю, что эпизод с царапиной оказался для вас столь незначительным, что просто выпал у вас из памяти. Вы ведь не сможете сейчас дословно повторить все, о чем вы со всеми разговаривали на вечеринке?
— Не смогу, — подумав, согласился я. — И все-таки мне не нравится этот провал в памяти.
— Я вам советую внимательно осмотреть одежду, в которой вы были вчера, — с уверенностью заявил Замыш. — В конце концов, вы забываете, что я не просто в мозгах копаться умею, я еще и общую хирургию изучал. А поэтому с большой долей уверенности могу сказать, что повреждение вы получили не сегодня утром и не ночью, а вечером. Во время сна вы просто неудачно повернулись и содрали корочку, которая уже успела образоваться на ранке. Нет, если вы хотите, я вам могу устроить комплексное обследование, полежите пару недель в хорошей клинике…
— Спасибо, доктор, — поспешил отказаться я, — я вам верю.
У меня действительно отлегло от сердца. Надо будет осмотреть рубашку, которая вчера была на мне. Но у меня уже сейчас была уверенность, что Замыш прав. Я долго жал ему руку, а когда намекнул на оплату счета, тот замахал руками:
— Ну что вы, какая оплата? Да и потом, вполне возможно, что когда-нибудь мне придется к вам обратиться и попросить написать статью. С прессой надо дружить, — широко заулыбался Замыш.
Я не любил оставаться обязанным кому-либо и решил, что в ближайшее время куплю бутылку хорошего коньяку и занесу врачу. Еще раз поблагодарив Замыша, я вышел в коридор, где меня дожидался Палкин.
5
Мы с адвокатом вышли из клиники и поехали в китайский ресторан, находившийся неподалеку. После того, как Замыш снял с моей груди камень, я почувствовал благодарность и решил выслушать Палкина. Мы взяли по пиву, заказали мясо и лапшу с креветками, и адвокат стал рассказывать. По мере того как он говорил, мне все меньше и меньше хотелось есть.
К Панкину обратилась мать погибшей девушки. Причем суд над убийцей уже состоялся. Подсудимого, некоего Андрея Демина, признали невменяемым и определили на принудительное лечение. По словам Панкина, Демин в лучшем случае проведет в спецклинике тюремного типа года три-четыре, потом его переведут в клинику щадящего режима, а еще года через два могут вообще признать излечившимся и отпустить восвояси. Мать с решением суда не согласилась. Да и кто бы на ее месте согласился! Демин познакомился с девушкой на дискотеке, предложил проводить до дома. Девушка его предложение приняла, но когда вышли из клуба, оказалось, что у парня кончились деньги. Он предложил зайти к нему за деньгами, сообщил, что дома у него мать.
Но дома никого не оказалось. Демин прямо на пороге набросился на девушку, попытался сорвать одежду. Та начала сопротивляться, и этот козел избил ее, потом связал и отнес на кровать. Но изнасиловать девушку у него не получилось: то ли был сильно пьян, то ли импотент. Демин всю ночь пил водку, периодически избивая связанную девушку. В конце концов он нанес девушке около двадцати ударов молотком по голове. А потом вынес ее в подвал и спрятал.
Но Демина заметила соседка… В тот же день менты обнаружили труп, прошерстили весь дом, по следам крови вычислили Демина и «раскололи» его.
Во время следствия психиатрическая экспертиза признала Демина вменяемым, и ему грозил весьма приличный срок. А что случается на зоне с насильниками — известно. Но во время суда адвокату Демина — некоему Афонину — удалось добиться повторной экспертизы.
— Я скопировал направление на экспертизу из материалов дела, — сообщил Палкин и протянул мне бумажку:
— Вот, смотри.
— Ну и что? — не понял я, прочитав поручение.
— Тебе ничего не кажется здесь странным? — прищурился адвокат. Я покачал головой. — А мне непонятна вот эта фраза: «Поручить внештатным психиатрам Самуэлю Моисеевичу Лаваху, Игорю Михайловичу Лепкину и Резо Робертовичу Барнадзе провести всестороннее…» Дальше не интересно. Ну, и они вынесли свое резюме, что Демин чистый псих и нуждается в лечении. Мать убитой пыталась протестовать, да куда ей тягаться с Афоней! Но вот ты мне скажи, что это за «внештатные психиатры»?
Я действительно не слышал о таких.
— Думаю, что Демин-старший просто купил сыночку эту экспертизу, — заявил Палкин. — Ведь выгода очевидна — вместо лет пятнадцати на зоне, откуда его сыночек вернется пидором, каких-то пяток лет в больнице. Пусть даже и тюремного типа.
Мне не очень верилось, что судья мог закрыть глаза на явную подтасовку и не прислушаться к требованиям потерпевших. Хотя вполне возможно, что и судью подмазали. Даже если это так, то доказать ничего не получится. Но чувствуя себя обязанным Палкину, я решил покрутить это дело. А вдруг окажется, что эти врачи и не врачи вовсе?