Страница:
Я откинулся в кресле «тойоты», прикрыл глаза. Время тянулось медленно. В дорожной сумке на заднем сиденье лежал миллион долларов США. Костин сказал: подлинные. Пусть проверяет сколько хочет.
К таксисту на «четверке» подошли две молодые женщины. Обе вызывающе накрашенные, обе на высоченных каблуках. Одна наклонилась к водителю, до меня доносились обрывки разговора: «…В Хельсинки…» — «А хоть в Стокгольм!.. Не, дорого. Давай половину натурой, минетом…» — «На хрен нужно, максай бабки…» — «Дорого…» — «Раха максетти[3] Усекла?..» — «Ну, скинь маленько…» и т. д. Я не слушал.
Через минуту обе девки сели в «четверку». Машина задним ходом выкатилась со стоянки, уехала. А на ее место лихо встала ржавая, дребезжащая «копейка». В водительском кресле сидел здоровый амбал с ломаными борцовскими ушами. Рядом — лейтенант Смирнов. Чистенький. В белой рубашке с мятым галстуком. Вот ведь как облагораживают человека большие деньги!
…«Лейтенант Смирнов» кивнул «господину Хайрату» и поманил пальцем. «Господин Хайрат» ухмыльнулся… Я подхватил сумку с миллионом баксов — тяжеленькая! — и вышел из машины. Было очень душно. Два мужика в «копейке» смотрели на сумку внимательными глазами. ЖАДНЫМИ глазами. Я нажал кнопку на брелке сигнализации. «Тойота» мигнула габаритами.
— Принесли, господин Хайрат? — спросил «лейтенант», когда я плюхнулся на заднее сиденье «жигулей».
— А вы? — спросил я.
— Сначала бабки… Сначала пощупаем бабки. — Смирнов облизнул губы. Если бы я не знал, что меня прикрывают не менее двух десятков хорошо обученных сотрудников ФСБ, мне, наверно, было бы не очень уютно. Миллион долларов — большие деньги. Очень большие деньги.
— Бабки, господин лейтенант, в сумке. Садитесь ко мне, смотрите, щупайте. И — без глупостей.
Зазвонил телефон. Я снял с пояса «Эриксон», услышал голос Костина и сказал в трубку:
— Але… да. Двое. «Копейка» белого цвета. Госномер… Второй — лет тридцать, светлые волосы, бывший борец. Джинсовая рубашка, белые шорты. …Да, с нами Аллах, Фарид. Следуй за нами на дистанции двадцать метров. Если что — кончай всех, обо мне не думай. Аллах отведет от меня пули.
Мой монолог явно произвел впечатление на моих деловых партнеров.
— Ты что же, полк мусульманский за собой притащил? — спросил, ощерясь, лейтенант Смирнов.
— Не ссы, лейтенант, — подмигнул я. — Ты что же думал, что я привезу миллион зеленых один, без страховки? Дураков нет, брат.
— Ладно, господин Хайрат, — сказал «брат». — Или грудь в крестах, или голова в кустах… Сейчас я возьму тысячу баксов. Выборочно, не подряд. И мы их проверим в валютнике. Если все путняком — через час мы привезем контейнер. Возьмешь свою пробу.
«Лейтенант» пересел ко мне на заднее сиденье. Сумка стояла между нами. Кожаные бока матово отсвечивали.
— Ну, — сказал Смирнов.
— Что ну? Открывай. Смотри, считай, щупай.
Он посмотрел на меня растерянно. На лбу выступили бисеринки пота.
— Давай, давай, — подбодрил я, — они не кусаются, лейтенант.
Он неуверенно взялся за язычок молнии. Облизнул губы… молния вжикнула. Пачки баксов лежали ровно, плотно, как патроны в обойме. Капля пота сорвалась со лба «лейтенанта Смирнова», упала на банковскую бандероль. Она как бы поставила точку под сомнениями «лейтенанта». Он схватил пачку, разорвал бандероль и вытащил стодолларовую купюру. Вторая пачка… третья… четвертая… У водителя с ломаными ушами побагровел затылок… пятая, шестая… десятая. Обрывки бандеролей летели под ноги.
— В валютник, Вадя, — сказал Смирнов.
— А считать не будешь? — спросил Вадя.
— Потом… потом… не здесь, — ответил Смирнов и дернул узел галстука.
— Да не волнуйтесь вы так, господин лейтенант, — сказал я.
— А?
— Не волнуйтесь, говорю. Все будет о'кей.
Заскрежетав передачей, «копейка» тронулась. Через несколько секунд она уже катила по неровному булыжнику привокзальной площади. Вслед ей пристроилась «девятка» со смуглым черноволосым мужчиной за рулем. Видимо, он и есть Фарид. Наш борец-водитель все время поглядывал в зеркала. Он нервничал. Впрочем, и я нервничал будь здоров.
…Пока «лейтенант Смирнов» проверял купюры в обменном пункте, мы с борцом сидели в душном салоне «копейки». Сумка с девятьюстами девяносто девятью тысячами долларов лежала у меня на коленях. Перед глазами маячила багровая шея Вадика… Интересно, есть у них оружие?
Из дверей валютника вышел потный Смирнов, упал на заднее сиденье.
— Порядок, — сказал он, — баксы настоящие.
— А ты думал по-другому? — спросил я.
— Шутки Дьявола бывают ужасны… Значит, слушай, Хайрат, сейчас мы тебя вернем обратно на вокзал, понял?
— Господин.
— Что?
— Господин Хайрат, — сказал я.
— А?.. Ну, господин. А через час встречаемся возле «Харакири».
— Где-где?
— Кабак такой — «Харакири» называется. Знаешь — где?
— Нет, — ответил я, хотя отлично знал, где это самое «Харакири».
Смирнов подробно объяснил.
— Значит, через час. Вы, господин Хайрат, помните: меня тоже прикрывают. Спецназ МВД. Так что… без глупостей.
— Да ладно. Все будет о'кей.
…Хорошее название — «Харакири». Оптимистичное.
Куллюна фи йад-улла[4] … Или — уранового Сатаны?
Белесое выгоревшее небо над Финским заливом начало темнеть. Там, у горизонта, клубились черные облака. Я остановился у стоянки возле «Харакири»… Хорошее название, оптимистическое. Метрах в пятнадцати от меня встала «девятка» Фарида. Фарид невозмутимо курил сигарету. Было очень душно, липла к телу сорочка… Черные тучи клубились, как живые. Надвигались. Часы показывали 13.15, «копейки» с моими партнерами все еще не было. На площадке возле ресторанчика стояли моя «тойота», «девятка» Фарида, «пежо» с финскими номерами и микроавтобус с немецкими. Четверо молодых немцев лениво гоняли футбольный мяч… И охота им в такую духоту? Удары по мячу гулко разносились в воздухе. Немцы были здоровые, румяные и беспечные. Немка лет двадцати снимала их видеокамерой. Над фиордом парили чайки.
«Копейка» вкатилась на площадку в 13.22. Она была основательно заляпана грязью. Видимо, мои партнеры катались по грунтовке, по лужам. Наружка в этой поездке их не сопровождала — боялись вспугнуть.
Духота сделалась совсем невыносимой. Уже половина неба над заливом была затянута тучами. Лейтенант Смирнов вылез из машины. Левая штанина оказалась испачканной серой глиной… Гулко звучали удары по мячу. На плече Смирнова висела спортивная сумка. Оглядываясь по сторонам, из салона вылез Вадик… Один из немцев отпустил пошлую шуточку в адрес девицы. Немка фыркнула и назвала его свиньей. Остальные заржали. Слова зависали в тяжелом воздухе. Я слышал их, но не воспринимал. Они проходили мимо сознания.
Смирнов показал глазами на багажник «копейки». Я медленно подошел к ней. Колотилось сердце.
— Открывай, Вадя, — сказал Смирнов глухо. На лбу у него блестела испарина. Борец вставил ключ в замок багажника.
Футбольный мяч свечой взмыл вверх и обрушился на крышу «копейки»… отскочил в сторону, запрыгал.
— Entschuldigen Sie mir bitte![5] — весело сказал губастый немец.
— Урод, — сказал Вадик, — недоносок фрицевский.
Немец довольно покивал головой, заулыбался белозубо.
— Открывай, — сказал я.
В черных тучах на западе сверкнуло.
Вадик повернул ключ, и крышка багажника медленно поползла наверх. Смирнов промокнул лоб несвежим носовым платком и опустил его в сумку… Крышка багажника поднялась. Измазанный в глине, внутри стоял похожий на кастрюлю-скороварку контейнер.
— Ну, — хрипло произнес Смирнов, озираясь.
— Да, — ответил я. — Сейчас, сейчас.
Почему, черт возьми, так душно? Я поднял руку и потянул вниз узел галстука… И мгновенно все пришло в движение: молодые немцы, Фарид и средних лет поджарый финн около щеголеватого «пежо». Прогрохотал гром вдали.
— Стоять! — закричал по-русски губастый немец. Лейтенант Смирнов окаменел. Зато борец Вадик вдруг подобрался, метнулся в сторону. Губастый немец прыгнул ему навстречу, ловко сбил с ног, заломил руку. Двое других тут же подскочили, сели сверху, надели наручники.
Фарид и финн подошли к «лейтенанту Смирнову». Он так и стоял возле открытого багажника — бледный, потный, с рукой, опущенной в сумку.
— Руки, гражданин Козырев, — сказал Фарид.
— А? Что?
— Руки, говорю… вы задержаны, Козырев.
Смирнов-Козырев вдруг улыбнулся, поднял вверх левую руку как бы в нацистском приветствии. Правая оставалась в сумке. Было очень тихо. И в этой тишине из сумки раздался отчетливый металлический щелчок… Звук был знакомый. Очень хорошо знакомый… Я узнал его, но не смог сразу вспомнить, что он означает.
— Мудак! — выкрикнул Фарид и стремительно сорвал сумку с плеча Смирнова-Козырева. Сатанист смотрел на него безумными глазами. Фарид размахнулся и швырнул сумку через дорогу, в воду… Я наконец вспомнил, что означает этот звук, этот четкий металлический щелчок… А сумка медленно-медленно летела над черной водой. Все замерли. Смеялся Смирнов-Козырев, кричали чайки.
Через две секунды сумка упала в воду, еще через какой-то промежуток времени вода вздыбилась, поднялась столбом. Казалось, столб хочет дорасти до черного клубящегося неба… Прошелестел водяной вихрь, просвистели осколки. И — тишина.
Фарид застегнул на прапорщике наручники. Немка снимала все происходящее видеокамерой. По воде расходилась волна.
Губастый немец рывком поставил Вадика на ноги.
— А ты говорил: недоносок фрицевский… говорил: урод, — сказал он Вадику. — Нехорошо это. Грубо.
Поджарый финн подошел к немке:
— Самое главное, Вера, в багажнике… сними крупным планом.
Вера кивнула, не отрываясь от камеры, подошла к машине.
Я полностью распустил узел галстука и прислонился к грязному боку «жигулей». Операция «Журналист» завершилась.
Так, по крайней мере, я тогда думал…
К таксисту на «четверке» подошли две молодые женщины. Обе вызывающе накрашенные, обе на высоченных каблуках. Одна наклонилась к водителю, до меня доносились обрывки разговора: «…В Хельсинки…» — «А хоть в Стокгольм!.. Не, дорого. Давай половину натурой, минетом…» — «На хрен нужно, максай бабки…» — «Дорого…» — «Раха максетти[3] Усекла?..» — «Ну, скинь маленько…» и т. д. Я не слушал.
Через минуту обе девки сели в «четверку». Машина задним ходом выкатилась со стоянки, уехала. А на ее место лихо встала ржавая, дребезжащая «копейка». В водительском кресле сидел здоровый амбал с ломаными борцовскими ушами. Рядом — лейтенант Смирнов. Чистенький. В белой рубашке с мятым галстуком. Вот ведь как облагораживают человека большие деньги!
…«Лейтенант Смирнов» кивнул «господину Хайрату» и поманил пальцем. «Господин Хайрат» ухмыльнулся… Я подхватил сумку с миллионом баксов — тяжеленькая! — и вышел из машины. Было очень душно. Два мужика в «копейке» смотрели на сумку внимательными глазами. ЖАДНЫМИ глазами. Я нажал кнопку на брелке сигнализации. «Тойота» мигнула габаритами.
— Принесли, господин Хайрат? — спросил «лейтенант», когда я плюхнулся на заднее сиденье «жигулей».
— А вы? — спросил я.
— Сначала бабки… Сначала пощупаем бабки. — Смирнов облизнул губы. Если бы я не знал, что меня прикрывают не менее двух десятков хорошо обученных сотрудников ФСБ, мне, наверно, было бы не очень уютно. Миллион долларов — большие деньги. Очень большие деньги.
— Бабки, господин лейтенант, в сумке. Садитесь ко мне, смотрите, щупайте. И — без глупостей.
Зазвонил телефон. Я снял с пояса «Эриксон», услышал голос Костина и сказал в трубку:
— Але… да. Двое. «Копейка» белого цвета. Госномер… Второй — лет тридцать, светлые волосы, бывший борец. Джинсовая рубашка, белые шорты. …Да, с нами Аллах, Фарид. Следуй за нами на дистанции двадцать метров. Если что — кончай всех, обо мне не думай. Аллах отведет от меня пули.
Мой монолог явно произвел впечатление на моих деловых партнеров.
— Ты что же, полк мусульманский за собой притащил? — спросил, ощерясь, лейтенант Смирнов.
— Не ссы, лейтенант, — подмигнул я. — Ты что же думал, что я привезу миллион зеленых один, без страховки? Дураков нет, брат.
— Ладно, господин Хайрат, — сказал «брат». — Или грудь в крестах, или голова в кустах… Сейчас я возьму тысячу баксов. Выборочно, не подряд. И мы их проверим в валютнике. Если все путняком — через час мы привезем контейнер. Возьмешь свою пробу.
«Лейтенант» пересел ко мне на заднее сиденье. Сумка стояла между нами. Кожаные бока матово отсвечивали.
— Ну, — сказал Смирнов.
— Что ну? Открывай. Смотри, считай, щупай.
Он посмотрел на меня растерянно. На лбу выступили бисеринки пота.
— Давай, давай, — подбодрил я, — они не кусаются, лейтенант.
Он неуверенно взялся за язычок молнии. Облизнул губы… молния вжикнула. Пачки баксов лежали ровно, плотно, как патроны в обойме. Капля пота сорвалась со лба «лейтенанта Смирнова», упала на банковскую бандероль. Она как бы поставила точку под сомнениями «лейтенанта». Он схватил пачку, разорвал бандероль и вытащил стодолларовую купюру. Вторая пачка… третья… четвертая… У водителя с ломаными ушами побагровел затылок… пятая, шестая… десятая. Обрывки бандеролей летели под ноги.
— В валютник, Вадя, — сказал Смирнов.
— А считать не будешь? — спросил Вадя.
— Потом… потом… не здесь, — ответил Смирнов и дернул узел галстука.
— Да не волнуйтесь вы так, господин лейтенант, — сказал я.
— А?
— Не волнуйтесь, говорю. Все будет о'кей.
Заскрежетав передачей, «копейка» тронулась. Через несколько секунд она уже катила по неровному булыжнику привокзальной площади. Вслед ей пристроилась «девятка» со смуглым черноволосым мужчиной за рулем. Видимо, он и есть Фарид. Наш борец-водитель все время поглядывал в зеркала. Он нервничал. Впрочем, и я нервничал будь здоров.
…Пока «лейтенант Смирнов» проверял купюры в обменном пункте, мы с борцом сидели в душном салоне «копейки». Сумка с девятьюстами девяносто девятью тысячами долларов лежала у меня на коленях. Перед глазами маячила багровая шея Вадика… Интересно, есть у них оружие?
Из дверей валютника вышел потный Смирнов, упал на заднее сиденье.
— Порядок, — сказал он, — баксы настоящие.
— А ты думал по-другому? — спросил я.
— Шутки Дьявола бывают ужасны… Значит, слушай, Хайрат, сейчас мы тебя вернем обратно на вокзал, понял?
— Господин.
— Что?
— Господин Хайрат, — сказал я.
— А?.. Ну, господин. А через час встречаемся возле «Харакири».
— Где-где?
— Кабак такой — «Харакири» называется. Знаешь — где?
— Нет, — ответил я, хотя отлично знал, где это самое «Харакири».
Смирнов подробно объяснил.
— Значит, через час. Вы, господин Хайрат, помните: меня тоже прикрывают. Спецназ МВД. Так что… без глупостей.
— Да ладно. Все будет о'кей.
…Хорошее название — «Харакири». Оптимистичное.
Куллюна фи йад-улла[4] … Или — уранового Сатаны?
* * *
Воздух был густой и липкий. Время тоже было густым, липким и тягучим. Я проехал мимо Рыночной площади с Круглой башней, с толпой торговцев… мимо старинного Выборгского замка… по мосту над фиордом с неподвижной водой и валунами. Камни казались горбами чудовищ, дремлющих на дне. Я проехал мимо останков укреплений «Анненкрон»… теперь здесь теннисные корты.Белесое выгоревшее небо над Финским заливом начало темнеть. Там, у горизонта, клубились черные облака. Я остановился у стоянки возле «Харакири»… Хорошее название, оптимистическое. Метрах в пятнадцати от меня встала «девятка» Фарида. Фарид невозмутимо курил сигарету. Было очень душно, липла к телу сорочка… Черные тучи клубились, как живые. Надвигались. Часы показывали 13.15, «копейки» с моими партнерами все еще не было. На площадке возле ресторанчика стояли моя «тойота», «девятка» Фарида, «пежо» с финскими номерами и микроавтобус с немецкими. Четверо молодых немцев лениво гоняли футбольный мяч… И охота им в такую духоту? Удары по мячу гулко разносились в воздухе. Немцы были здоровые, румяные и беспечные. Немка лет двадцати снимала их видеокамерой. Над фиордом парили чайки.
«Копейка» вкатилась на площадку в 13.22. Она была основательно заляпана грязью. Видимо, мои партнеры катались по грунтовке, по лужам. Наружка в этой поездке их не сопровождала — боялись вспугнуть.
Духота сделалась совсем невыносимой. Уже половина неба над заливом была затянута тучами. Лейтенант Смирнов вылез из машины. Левая штанина оказалась испачканной серой глиной… Гулко звучали удары по мячу. На плече Смирнова висела спортивная сумка. Оглядываясь по сторонам, из салона вылез Вадик… Один из немцев отпустил пошлую шуточку в адрес девицы. Немка фыркнула и назвала его свиньей. Остальные заржали. Слова зависали в тяжелом воздухе. Я слышал их, но не воспринимал. Они проходили мимо сознания.
Смирнов показал глазами на багажник «копейки». Я медленно подошел к ней. Колотилось сердце.
— Открывай, Вадя, — сказал Смирнов глухо. На лбу у него блестела испарина. Борец вставил ключ в замок багажника.
Футбольный мяч свечой взмыл вверх и обрушился на крышу «копейки»… отскочил в сторону, запрыгал.
— Entschuldigen Sie mir bitte![5] — весело сказал губастый немец.
— Урод, — сказал Вадик, — недоносок фрицевский.
Немец довольно покивал головой, заулыбался белозубо.
— Открывай, — сказал я.
В черных тучах на западе сверкнуло.
Вадик повернул ключ, и крышка багажника медленно поползла наверх. Смирнов промокнул лоб несвежим носовым платком и опустил его в сумку… Крышка багажника поднялась. Измазанный в глине, внутри стоял похожий на кастрюлю-скороварку контейнер.
— Ну, — хрипло произнес Смирнов, озираясь.
— Да, — ответил я. — Сейчас, сейчас.
Почему, черт возьми, так душно? Я поднял руку и потянул вниз узел галстука… И мгновенно все пришло в движение: молодые немцы, Фарид и средних лет поджарый финн около щеголеватого «пежо». Прогрохотал гром вдали.
— Стоять! — закричал по-русски губастый немец. Лейтенант Смирнов окаменел. Зато борец Вадик вдруг подобрался, метнулся в сторону. Губастый немец прыгнул ему навстречу, ловко сбил с ног, заломил руку. Двое других тут же подскочили, сели сверху, надели наручники.
Фарид и финн подошли к «лейтенанту Смирнову». Он так и стоял возле открытого багажника — бледный, потный, с рукой, опущенной в сумку.
— Руки, гражданин Козырев, — сказал Фарид.
— А? Что?
— Руки, говорю… вы задержаны, Козырев.
Смирнов-Козырев вдруг улыбнулся, поднял вверх левую руку как бы в нацистском приветствии. Правая оставалась в сумке. Было очень тихо. И в этой тишине из сумки раздался отчетливый металлический щелчок… Звук был знакомый. Очень хорошо знакомый… Я узнал его, но не смог сразу вспомнить, что он означает.
— Мудак! — выкрикнул Фарид и стремительно сорвал сумку с плеча Смирнова-Козырева. Сатанист смотрел на него безумными глазами. Фарид размахнулся и швырнул сумку через дорогу, в воду… Я наконец вспомнил, что означает этот звук, этот четкий металлический щелчок… А сумка медленно-медленно летела над черной водой. Все замерли. Смеялся Смирнов-Козырев, кричали чайки.
Через две секунды сумка упала в воду, еще через какой-то промежуток времени вода вздыбилась, поднялась столбом. Казалось, столб хочет дорасти до черного клубящегося неба… Прошелестел водяной вихрь, просвистели осколки. И — тишина.
Фарид застегнул на прапорщике наручники. Немка снимала все происходящее видеокамерой. По воде расходилась волна.
Губастый немец рывком поставил Вадика на ноги.
— А ты говорил: недоносок фрицевский… говорил: урод, — сказал он Вадику. — Нехорошо это. Грубо.
Поджарый финн подошел к немке:
— Самое главное, Вера, в багажнике… сними крупным планом.
Вера кивнула, не отрываясь от камеры, подошла к машине.
Я полностью распустил узел галстука и прислонился к грязному боку «жигулей». Операция «Журналист» завершилась.
Так, по крайней мере, я тогда думал…