Константинов Андрей Дмитриевич. Экипаж. Команда

Андрей Константинов, Евгений Вышенков, Игорь Шушарин
 
Экипаж Команда
 
(Наружное наблюдение - 001)

   При упоминании слова «филер» в памяти всплывает образ человека в котелке, с тростью, осторожно выглядывающего из-за афишной тумбы. Отношение к филерам всегда было недоверчиво-брезгливым - как к людям, которые по роду своей деятельности занимаются чем-то неприличным. Человек по природе своей любопытен, а потому частенько подслушивает и подсматривает за другими, но терпеть не может, когда подглядывать начинают за ним. Особенно в случае, если за человеком водятся грешки, а наблюдение ведут филеры-профессионалы. Последние отнюдь не вымерли как мамонты, а лишь немного видоизменились. Потому что с древних времен лучшего (а главное, более простого) способа получить достоверную оперативную информацию так никто и не придумал…

Часть I
 
Экипаж
 
Пролог

   Машина наряда ОВО [1]Василеостровского РУВД медленно (километров сорок в час, не больше) двигалась по улице Беринга. Если нет тревоги или вызова, ОВО всегда едут медленно - так удобней приглядываться к прохожим. А приглядываться нужно - это их хлеб. И в прямом, и в переносном смысле. На бежевой, видавшей виды шестерке, еще издалека был виден широкий бортовой номер - «12 - 13».
   – Ветоль, притормози, - попросил водителя сержант Саша. Водителем в наряде вторую неделю работал Виталий, после техникума сбежавший в милицию от армии.
   – Торможу, - безразлично продублировал приказ Виталий. Время было раннее, утреннее, а потому предписанная должностными инструкциями бдительность пасовала перед однообразием смены, за которую даже гопники попадались редко. Один, правда, пытался укусить Сашу за лычку на погоне. Однако не сумел - получил в лоб термосом. И, пожалуй, за субботнюю смену это было самое интересное.
   – Сергей Васильевич, - обратился к старшему Александр. - Стремно отсвечивает «девятина», а?
   Сергей Васильевич был старшиной уже восемь лет. Он и пробудет в этом звании до самой пенсии, потому что свою службу он знал хорошо, а вот напрягаться и выслуживаться не любил и не собирался. Офицером стать не стремился - для удовлетворения личных амбиций ему вполне хватало собственной вотчины. Себя уважал. Молодых держал на расстоянии.
   Все посмотрели налево. В переулке, задом к улице, стояла темно-синяя «девятка» с народом внутри. Двигатель не работал. Внутри сидели неподвижно.
   – Для половины пятого странновато, - согласился Сергей Васильевич и, потянув к себе автомат, скомандовал: - Подрули осторожно.
   Виталий подъехал к «девятке» и встал сбоку и чуть сзади, метрах в четырех. Двигатель ОВО никогда не выключают. Первым вышел Саша и встал вполоборота к старшине, ожидая команды. Тотчас сидевшие в машине парни нажали на дверные кнопки, что сделало невозможным открыть двери снаружи. Это серьезно насторожило Сергея Васильевича, и он начал выбираться с заднего сиденья, но потом вдруг махнул свободной от автомата рукой и сказал: «Все нормально! Уезжаем».
   Когда старшина взгромоздился обратно, Виталий вопросительно обернулся к нему, а Саша удивленно глянул в полуоткрытое окно и спросил:
   – Не понял, Василии?
   – Уезжаем, я говорю, - повторил старшина.
   – Чего случилось-то? Ты их знаешь, что ли? - не удовлетворился его ответом Саша.
   – Никого я не знаю. Все о'кей… Нас здесь не ждали, - слегка раздражаясь, ответил старший наряда.
   – Давай проверим! - не унимался Саша.
   – Давай, проверь, Сашок, проверь, - ухмыльнулся Васильевич.
   Саша кивнул Виталию, и они резво подошли к,«девятке» с разных сторон. Внутри салона, помимо водителя, находилось еще три человека. Они не шевелились. Почувствовав неладное, Саша аккуратно вынул табельный «ПМ» и спрятал его за спину. Затем постучал в окно водителя. Окно приоткрылось.
   – Утро доброе. Документики, пожалуйста.
   В это время Виталий нагнулся с другой стороны и стал всматриваться в глубь салона. Странно, но двое на заднем сиденье головы к нему, что было бы естественным, не повернули. Обычно в подобной ситуации милиционерам приходилось видеть либо наглые, либо растерянные лица. Но сейчас их как будто бы просто не замечали.
   – А в чем дело? - услышал Саша вопрос.
   – Ни в чем. Формальность, - заученно ответил сержант.
   – А у формальности есть основания? - последовал еще один вопрос.
   – Найдутся. - огрызнулся Саша. Его это не раздражало, поскольку каждый третий в таких случаях пытался качать права. Однако он и не расслаблялся, охватывая взором всех сидящих.
   – Вот когда найдутся, тогда и заходи, - нагло ответил водитель, которому навскидку было лет тридцать. Лицо красивое, не бандитское, не глупое.
   – Выйдите из машины, - приказал сержант, чуть отойдя от двери водителя. - Произношу волшебное слово: ПО-ХО-РО-ШЕ-МУ!
   – Зачем?
   – Поговорить надо! - повысил голос Александр.
   – Вас же двое. Вот и разговаривайте между собой.
   Виталий распрямился, передернул затвор автомата и ткнул стволом в стекло с другой стороны: «Хорош базарить - на выход все!»
   – Беспощадно стрелять будете? - нисколько не испугавшись, ухмыльнулся водитель.
   – Выходишь или нет?!! - зло сказал Саша и вынул пистолет из-за спины. - Смотри, сейчас окно потеряешь!
   – Глянь на мандат, - услышал он в ответ. В чуть приоткрытое окно высунулась глянцевая бумажка, которую водила достал из-под козырька.
   Саша осторожно дотронулся до нее и прочитал: «СПЕЦТАЛОН». А далее: автомашина (марка такая-то, цвет - такой-то, номера - скользящие…) проверке и досмотру не подлежит. Подпись - начальник ГУВД… Гербовая печать… На талоне водяные государевы знаки.
   – Хорошая бумага, как у Йогана Вайса [2]! - ахнул Саша и взглянул на Виталия: «Глянь, деревня!» Кстати, деревней он частенько называл и самого себя.
   Офицер, засветивший сержантам «непроверяй-ку», понял, что парни - сопляки и им интересно, а потому суетиться не стал. Дал вчитаться.
   – Извините, - Саша выпустил «непроверяй-ку» из рук. - А чего сразу не сказали?
   – А ты «Когда деревья были большими» смотрел? - улыбнулся водитель.
   – С Никулиным? Смотрел, - недоуменно кивнул Саша.
   – Манера у нас такая… Ладно, пока, - окно закрылось.
   Саша и Виталий вернулись в свою «шестерку».
   – Ну, и кто такие? - с нескрываемой иронией спросил Сергей Васильевич.
   – Спецслужба какая-то! - с восторгом ответил Виталий.
   – Угу!!! Я бы сказал - спецслужба агентов национальной безопасности! Жертвы сериалов! - вздохнул старшина. - Запомнили раз и навсегда: это НАРУЖКА!
   – Какая норушка? - в один голос переспросили молодые милиционеры.
   – Слушайте, бандерлоги, - добродушно объяснил Сергей Васильевич. - Не норуШка в Смысле мышь, а НАРУЖКА от слова наружное наблюдение ГУВД. Если официально, то сотрудники оперативно-поискового управления ГУВД. То есть управления, которое в справочниках есть, а офицеров его почти никто не видит, и где они находятся почти никто не знает. Расшифровывать словосочетание «наружное наблюдение», надеюсь, не нужно?
   – Шпики, что ли? - сформулировал Виталий, прокручивая в голове внешности сидевших на заднем сиденьи («а ведь один - совсем пацан, как я»).
   – Можно сказать и так, только без котелков, как в кино, и извозчиков.
   – А'что они сразу не предъявились? - не унимался Саша, которого все-таки задело вежливое хамство представителей спецслужбы. (Кстати, физиономию водителя он запомнил. Чем-то она ему понравилась. Может быть, спокойной уверенностью?)
   – Да скучно им. Да и визитная карточка у них такая: «А чо? - А ни чо! Мы примуса починяем!» - ухмыльнулся старшина. - А потом, опера нас как называют?
   – Цветные, - ответил уже ставший понемногу въезжать в милицейский сленг Виталий.
   – Во-во. Мы, в свою очередь, гаишников за милицию не считаем. А наружка сторонится всех, даже оперативников. Они себя разведкой называют. В общем, у каждой службы - свои погремушки. А с этими лучше не связываться.
   Я сразу понял, когда увидел: «девятка» чистенькая, у заднего стекла сумки какие-то черные (там у них аппаратура, наверное)… Глаза, как у мертвецов, в нашу сторону не смотрят… антен-ка маленькая торчит… номера областные (у них этих номеров, как у нас в отделе пьяных и битых). Похоже, адрес какой-то на Беринга или Шевченко пасут - их тут не одна машина - я вас уверяю.
   Наряд ОВО уже медленно поворачивал с Малого проспекта на Гаванскую. По пустынной Наличной пронеслась модная красная иномарка.
   – Во! - вскинулся рукой старшина. - Этих погоняем! Молодежь хиппует - возможно, на коксе.
   «Шестерка» зарычала, включила мигалки и дернулась в погоню.

Глава первая ГУРЬЕВ

   …Если наблюдаемый начинает оглядываться, то филер должен определить, почему именно он начал оглядываться: потому ли, что намеревается посетить какое-либо конспиративное место, и боится чтобы его не заметили, или потому, что сам заметил наблюдение… (из Инструкции по организации филерского наблюдения)

   Водитель «девятки», от которой отъехали милиционеры, потянулся, разминая плечи. Потянулся со смаком, так, что сиденье под ним затрещало.
   – Вот работенка! Пятый час глядим в погасшие окна. Утром сменят - придешь к бабе и соврать нечего - мол, опасная и секретная у нас служба! - преодолевая зевоту, пробурчал Антон Гурьев.
   Гурьев был капитаном. Он отслужил в «НН» шесть лет, стал крепким профессионалом, однако в последнее время его взгляды на этот мир - мир погасших до пересменки окон, - менялись. Причем менялись с катастрофической быстротой. Нет, Гурьева перестала устраивать даже не зарплата, о которой можно (и лучше) не говорить. Его перестало устраивать то унизительное состояние, когда нормальные люди стараются двигаться, крутиться в меру своих запросов и характеров, а он, Гурьев, в это время должен стоять на незримых рубежах отчизны и следить. А если что - его нет. И не в тщеславии дело, а в том, что связей, контактов элементарных нет… этого нет… того нет.
   – Ни хуя нет! - вслух произнес Антон.
   – Так спит еще - рано, - не понял коллега, полагая, что Гурьев имеет в виду объект.
   – Потому что нормальный - вот и спит! А ебанутые на голову с ОВОшниками собачатся по ночам, - огрызнулся Гурьев.
   Ему ответили понимающим молчанием, хотя, если честно, двое из троих не поняли ничего. Старший смены, а на их языке бригадир, понял, но лаяться не стал. Он развернул плитку заморского шоколада, отломил кусок и протянул через плечо Гурьеву. Гурьев взял, нервно засунул весь кусок в рот, прожевал.
   – Вкусный, - с набитым ртом похвалил он.
   – Мне очень давно один летчик сказал, что быть бомбардировщиком - это часы скуки, перемежающиеся минутами ужаса, - успокоил его старший.
   Бригадиром в смене был Александр Нестеров. Мама Нестерова была легендой наружного наблюдения. Нестеров с детства слышал шуршание радиостанций. Он работал девятнадцатый год и сам стал легендой. Нестеров был болен наблюдениеманией (не путать с вуайеризмом!). Он плохо понимал, почему солнце постоянно исчезает с неба, но мог срисовать номер квартиры, в которую зашел объект, даже если того со всех сторон окружали телохранители. Когда Нестеров разговаривал, то наклонял голову к левому плечу. Эта привычка выработалась с годами от разговоров по радиостанции. Своего рода благоприобретенный миазит.
   – Ыщо есть! - улыбнулся молодой Лямин, перебирая фирменные упаковки с провизией. А получилось так: около 23.00 они таскали объект в Калининском районе, где последний заехал в универсам и набрал целую тележку снеди. Объект имел условное наименование - «Пингвин» (надо отметить, что наружка дает прозвища чрезвычайно точно). Когда объект выкатил покупки на автостоянку и стал перегружать их в багажник, кто-то позвонил ему на мобильник. Разговор был долгий, нервный, матерный. Объект дерганно пингвинил вокруг своей блестящей «Ауди», бил ластами по ушам и, наконец, прыгнув в авто, сорвался с места. Мало того, что сотрудники наружки слышали весь текст, так еще и, наблюдая за ним, заметили, что часть корзины с продуктами сиротливо осталась на стоянке. Первая машина стартанула за объектом, а на позывной сотрудника из второй - только что пришедшего работать в систему Вани Лямина, - поступил не терпящий возражений приказ: «Грузчик! [3]Что стоишь - клювом щелкаешь? Хватай товар - неси до базы!». Несколько секунд Ваня переваривал это сообщение, а затем схватил тележку и, пронесясь с чужим добром через проезжую часть, сумел практически на ходу закинуть оставшиеся продукты в свою машину. Больше всего в этот момент он напоминал чем-то напуганную, мечущуюся мамашу с малышом в коляске.
   Естественно, после такого случая настроение у находившихся внутри второй машины заметно поднялось, поскольку на подобные сорта пива у них денег не хватало, не говоря уже об остальных покупках. Однако и в первой машине сидели далеко не мальчики, и они тут же передали зашифрованным текстом: «Грузчики, не распаковывайте товар - мы видели накладные!» Что означало: мы видели, сколько и чего вы скоммуниздили - делим поровну.
   Объект довели до гостиницы «Прибалтийская», и здесь его, как самый молодой, потащил Лямин. Стоя у лифта в холле, погруженный в свои мысли объект вскользь зацепил взглядом… незнакомого парня (имя которому было Лямин), увлеченно пытавшегося вскрыть упаковку редкого французского сыра. В голове у объекта мелькнула мысль, что именно такой сыр он купил час назад. То, что это и был его сыр, объект, конечно же, не знал.
   Между тем юный разведчик привлек к себе внимание стоявшего неподалеку от него охранника. Тот уже собрался подойти к Лямину (и далеко не с гостеприимными намерениями), как вдруг у Вани предательски и как всегда не вовремя зашумела радиостанция. Сотрудник службы безопасности «все понял» и, глядя на коробку из-под сыра, подумал: «Контрразведка за каким-нибудь фирмачом… а в коробке, видать, видеокамера». А Ваня Лямин, в свое время приехавший в Питер из Костромы, до того как коробка не поддалась, и сам не знал, чего он такое вскрывает. Он так удивился! Он думая, что обнаружит в ней что-то страшно экзотическое… клешни португальского омара, к примеру… Ля-мин мечтал попробовать что-нибудь португальское… Почему именно португальское - он не знал. Может быть, потому, что совсем недавно в Португалии прошел очередной чемпионат Европы по футболу? И тут на тебе - такой облом. У них в Костроме сыра этого как на гуталиновой фабрике! А этот еще и испорченный - заплесневел видать, пока везли…
   Ну, а потом, пока торчали под адресом объекта, успели сожрать и все остальное.
   – Скоро перейдем на банальный ночной грабеж, - проворчал Гурьев, допивая из банки темное ирландское пиво. Потом он рыгнул и заявил: - За такие деньги мог бы ящик «Толстяка» купить.
   – Действительно! - откликнулся Нестеров, поворачиваясь к Лямину. - Лямка, чо не посоветовал этому тюленю педальному, пока в универсаме за ним крутился?
   – Я там рекламу по телеку глядел - Олейникова со Стояновым! - мечтательно произнес Лямин.
   – Замечательно! - крякнул Нестеров. Все заржали. Гурьев ажио прослезился.
   Около восьми утра пост сменили. Нестеров и компания добрались до конторы, после чего Гурьев покатил в гараж ставить на прикол оперативную машину, а остальные пехотинцы [4]вошли в незаметную дверь, рядом с которой красовалась вывеска: «Филиал № 2 фабрики игрушек». Любой прохожий, желая проявить свои аналитические способности, сделал бы глубокомысленный вывод, мол, если есть филиал фабрики № 2, значит где-то существует и филиал № 1. Данное умозаключение, в принципе, логично, однако на практике абсолютно неверно. С таким же успехом база «НН», которая на сленге ее обитателей зовется «кукушкой», могла бы именоваться и «Трест столовых № 37», и «СевЗапГлав-СнабФлотПрод». Одним словом, «Рога и копыта» - 2.
   Смена принялась отписывать сводку наблюдения. Вернее, так: Лямин, как самый молодой и к тому же обладающий красивым почерком, писал, а его бригадир, он же наставник Нестеров, стоял над душой, подгонял и, мягко говоря, ворчал, поучая:
   – Не гостиница «Прибалтийская», а гостиница «Прибалтийская», расположенная по такому-то адресу»… Не просто «дыр-дыр-дыр», а добавь чуть детектива. Заказчику [5]интересней - он же нас оценивать будет. Да и нашему руководству приятней… Но и не перебарщивай!… Мать твою, Лямка, чего ты городишь? -. «В течение часа объект пил пиво в баре «Корсар», периодически совершая проверочные действия». - Это он периодически в сортир бегал! Имеет право, между прочим, с четырех-то кружек…
   Лямин торопился, нервничал, выходил за поля не предусматривавшего приливы графомании казенного бланка и совершал орфографические ошибки при написании названий улиц и питейных заведений (толком изучить город он еще не успел).
   Причины торопиться у Нестерова были. И не только потому, что после ночной смены хочется как можно быстрее добраться до дома, перехватить кусок-другой чего-то съестного и отправиться давить подушку. Дело в том, что сменный наряд, к вящему неудовольствию его участников, не может работать как часы. Оно хорошо, конечно, когда восемь положенных по КЗОТу оттаскал объекта, а потом заводской гудок и всё: концерт окончен - скрипки в печку. А если сменщики опаздывают (пробки, инструктаж затянулся, на заправку по дороге заскочили)? А если объект за это время уже до государственной границы доехал? А если… Много всяких таких «если» бывает. Так что пока в контору вернешься, пока отпишешься - гля, еще пару часиков и натикало. Причем своих, законных, которые тебе, естественно, никто допол -. нительно оплачивать не станет. Ведь в конце концов не за деньги служим - Родине! А кроме того, есть такая старая «ОПУшная» мудрость: отработал - не светись. В смысле, без видимых причин по конторе не слоняйся. Иначе нарвешься на начальство, а у него, у начальства, всегда неразрешимая дилемма - кого-бы еще для массовости отправить на: пятикилометровый кросс, встречу с ветеранами, хозработы, оформление боевого листка (или просто - на хрен, ежели настроение располагает). И тогда пиши пропало:
   – Иди-ка сюда, голубь мой ненаглядный!
   – Дык, Пал Палыч, я ж только сдался. Я ж с ночи! Ни спамши, ни емши, ни срамши.
   – Все понимаю. А мне, думаешь, легко? (…виноватое молчание лучший способ доставить начальнику удовольствие.)
   – Вот видишь. А если не ты - укажи кто?…
   А на какого показывать? - Дурных нема. Заслышав грозные шаги командора, все уже давно по щелям, по углам разбежалися. И если ты один такой тормоз оказался, то винить, кроме себя самого, некого. Так что вперед - на мины.
   Естественно, всех этих премудростей молодой Лямин в полной мере пока не уловил, а потому каждый раз очень болезненно воспринимал неудовольствие наставника по поводу темпов сочинения им сводки «НН». И это при том, что сам Нестеров сводки писать не любил (насочинялся в свое время), предпочитая перекладывать это занятие на плечи подчиненных. Конструктивной помощи от него в этом процессе тоже ждать не приходилось. На вполне уместный вопрос: «А как вот это написать?», аксакал разведки, как правило, покровительственно похлопывал вопрошающего по плечу и ответствовал: «Как-как? Пиши хорошо. А плохо оно само получится».
   Когда к десяти утра Гурьев добрался домой, его очередная временная сожительница по имени Тома сонно встретила его вопросом: «Чего интересного случилось?» Тома была девушка любознательная и очень любила задавать вопросы. По большей части, глупые. Тем более, что в свое время Гурьев нагнал Томе пурги, рассказав, что работает по слежке (так ей было проще понять) за коррупционными депутатами и генералами. А вообще Антона всегда страшно раздражал приказ, согласно которому он не имел права что-либо рассказывать о своей работе в принципе. Никому, даже самым близким родственникам. Такая вот классика жанра - о драконах ни слова! Утешало одно - близких у Гурьева было лишь двое: мама да тетка в Луге, куда пару лет назад, выйдя на пенсию, мать и перебралась. А так круг его знакомств, в силу понятных причин, ограничивался ребятами из конторы плюс изредка возникающими на постельном горизонте барышнями. Что же касается Иглы, то бишь бывшею старшины второй статьи, а ныне вице-президента финансовой корпорации «Российский слиток» Игорехи Ладонина, то на него ведомственное информационное табу, естественно, не распространялось. - Том, тебе как на духу! Около пяти нуль-нуль стоим, глядим в окна объекта. Глаз, как обычно, отвести не можем, потому как нарушение присяги. Вдруг треск-грохот, стекла кусками наземь! А из окна вылетает мужик и с криком: «Государю-императору УРА!!!» как… - Гурьев сделал вид, что не хочет материться.
   – Разбился! - окончательно проснулась Тамара.
   – Не-а… Улетел куда-то, гаденыш! - безразлично ответил Антон и зашагал в душ.
   – Куда улетел?! - всплеснула руками Тома. Между прочим, трудилась Тамара при делопроизводстве. И не где-нибудь, а в самом (!) Законодательном собрании. Тамара очень дорожила этой должностью и частенько напоминала Антону, что ей о своей работе говорить не положено. Самое печальное, что говорила она это на полном серьезе.
   – Не разглядели, - включая воду, ответил Гурьев. - Сейчас этим региональный разведцентр ФСБ занимается.
   – Ну тебя! - дошло наконец до девушки. Настроение у Антона было самое паршивое.
   И хотя он понимал, что Тома близка к тому, чтобы обидеться, он уже не мог перестать издеваться. (Такая вот защитная реакция организма: одни мужики под плохое настроение бабу бьют, другие - смехуёчками ее доводят.)
   – Том! - позвал Гурьев из-за занавески в ванной. - Ты только никому не говори - информация секретная. Я подписку дал о неразглашении.
   – Какую подписку? - насторожилась Тамара. У ее первого мужа когда-то уже была подписка. О невыезде.
   – Ну… как тебе объяснить… я на Литейном случайно подслушал, в секторе контрразведки по внеземным агрессивным посещениям планеты. Короче, они подозревают, что это нечистая сила… Разработка получила кодовое название: «Последний прыжок Пингвина», - Гурьев увлеченно развивал тему, фыркая под водой от удовольствия. - Вроде, демоны завелись.
   – Ой, а я тут как раз по телевизору смотрела про «Храм судьбы»… - затараторила было Тамара, но Антон прервал ее более прозаическим:
   – А фрикадельки остались в холодильнике? Через некоторое время до Тамары наконец дошла ирония Антона и она, разозлившись, сказала: «Шутить над собой могут только…»
   – …Только состоявшиеся пингвины в Мариинском дворце, - закончил за нее фразу выходящий из ванны Антон. Тамара хотела сказать иначе, однако Гурьев уловил суть абсолютно верно, поэтому она просто надулась и промолчала.
   – Вот и правильно… Мы что? Так, шла собака по роялю… Чего, говоришь, у нас с фрикадельками-то?
   Фрикадельки внутри были холодными. Гурьев устало поглощал их и смотрел на Тамару. В отличие от героев известного детского стишка, Тамара была ему не парой. И он это знал. Девушка Тамара была из категории мопсов - с маленькой головой и такими же интересами. Самое большое, о чем она мечтала в этой жизни - это о ПРЕЗЕНТАЦИИ, на которой бы все ее узнавали. Идеалом для нее служили Андрей Данилко и мужчины из депутатского корпуса. Причем все без исключения. Однажды, когда Тамара с плохо скрываемым волнением рассказывала Гурьеву о том, как в день ее рождения сам главный депутат с рыбьими глазами и красивой цветочной фамилией подарил ей шоколадку, Антон, заметив знакомую поволоку в Тамариных глазах, всерьез испугался, что она сейчас вдруг возьмет да и кончит.
   Докатился! Каким женщинам он мстит Тамарами? Наверное тем, которые не смогли жить с ним. А почему? Да потому что еще пять лет назад он был совсем другим. Он был настоящим мужиком. Способным на поступок, способным, ну если не на подвиг, то хотя бы на рекорд. А сейчас? Сейчас - едва ли.
   Рекорд Гурьева в конторе помнили многие, а поставлен он был следующим образом: смена Антона таскала объект около станции метро «Площадь Восстания». Объект что-то почуял, потяжелел [6]и нырнул в метро. Пехота, соответственно, за ним. В вагоне сотрудник поставил радиостанцию в режим передачи и через несколько секунд в машине Гурьева раздался торжественный металлический голос: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Владимирская». Вектор был задан, и Антон рванул в этом направлении, ориентируясь по периодически объявляемым названиям станций. Половина седьмого вечера. Сколько транспорта на питерских дорогах в это время? Так вот, когда объект доехал и вышел на «Кировском заводе», машина Гурьева уже стояла на Стачек напротив станции метро. Уж многое повидал Нестеров, но тут ахнул: «Это рекорд!» Правда, прежде чем ахнуть, Нестеров промчался в машине с Гурьевым и во время этой, с позволения сказать, поездки так сжимал ногтями сумку с аппаратурой, что на ней навсегда остались следы от ногтей. И это при том, что в деле игнорирования правил дорожного движения наглее наружки никого нет, а в качестве пассажира оперативного транспорта Нестеров катался уже второй десяток лет.
   Рекорд Гурьева в ОПУ стал легендой. Начальник отдела Нечаев на совещании слезно попросил: «Парни, я знаю, что некоторые из вас народ до профессиональных мулек тщеславный. Но умоляю! Не старайтесь побить время Гурьева! Вы мне еще нужны живыми»…
   – Вот каким я был! - подумал Антон. - А сейчас?!. Фрикадельки!
   Уже примерно с год, как Гурьев собирался уходить. Все это время его мысли, так или иначе, сводились к одному: послать всех к чертовой матери и свалить из конторы, из системы (ну и от Томочки заодно - так уж, чтоб всё до кучи). Причем, не просто свалить, а напоследок по возможности еще и громко хлопнуть дверью. Антон частенько представлял себе, как однажды он сядет и напишет рапорт на имя министра внутренних дел (ни больше ни меньше!) примерно следующего содержания: