Страница:
Сергей достал сигарету, закурил и прикрыл глаза. Странное дело, ему совсем не было страшно. Наоборот, пришло какое-то непонятное чувство облегчения. Такое чувство наступает обычно в конце трудного пути — хоть и не порадовала дорога наградой, а все ж кончилась, и то хорошо…
Когда машина свернула с основной трассы, Сергей узнал дорогу и понял, куда везет его Олег. В машине их было только двое, но у Челищева даже мысли не возникло бежать. Куда убежишь от себя?
У ворот фермы Олег посигналил и махнул рукой толстой тетке-смотрительнице. Она узнала Олега и торопливо загремела ржавыми цепями и засовами. «Форд» въехал во двор.
Званцев направился не к номерам, в один из которых Сергея когда-то приволокли дагестанцы, а к небольшому двухэтажному домику, который стоял впритык к воротам, как крепостная башня, во внутреннем периметре гостиницы. В домике был оборудован небольшой, но очень уютный бар-казино. Рулетку, правда, в этом месте запускали редко, — как правило, посетители предпочитали более простые и незатейливые карточные игры, если уж хотелось нервы пощекотать. Рассказывали, что однажды некий пацан по прозвищу Шмэн выиграл в этом баре у самого Ильдара тридцать пять тысяч долларов в очко. Ильдар расплатился со Шмэном по-честному, при свидетелях. Видно, просто совпало так, но через три дня Шмэна выловили из Невы с перерезанным горлом. Денег при нем не было, и куда они делись — никто не знал. Убийство это так и летает в ментовке глухарем, но Ильдару никто ничего предъявить не решился… Мало ли, может, и вправду совпадение было, и кто-то грохнул пацана случайно… Доказательств на Ильдара никаких не было.
Они молча зашли в бар. Невысокий бармен о чем-то болтал с официанткой и толстым крупье в малиновом жилете. Все трое, как по команде, повернули головы в сторону вошедших.
— Все вон, — угрюмо буркнул Олег и направился к дальнему столику в углу. Сергей шел за ним. Крупье и официанты без лишних слов встали и торопливо выскочили за дверь. Бармен, видимо, решил, что сказанное к нему не относится, и, зайдя за стойку, начал с деловым видом протирать и без того чистые стаканы.
— А тебя что, не касается? — рявкнул Олег и, словно большая тяжелая кошка, в одно движение подскочил к стойке. Бармен ответить не успел. Сакраментальное «За что?!» он провыл уже в полете, открывая дверь головой.
Олег и Сергей остались в баре одни. Званцев, словно растратив всю свою энергию на выбрасывание бармена, ссутулился и тяжело оперся на стойку. Челищев стоял рядом и смотрел куда-то поверх головы Олега. Тот обернулся, выбрал бутылку армянского коньяку, налил себе в стакан, отхлебнул. Подумал немного, взял второй стакан и налил Сергею:
— Пей.
Челищев пожал плечами, но стакан взял и коньяк выпил в два глотка.
Оба порозовели и начали потихоньку выходить из состояния заторможенной угрюмости. Олег сунул в рот сигарету, глубоко затянулся и наконец спросил:
— Ты что же, сука, наделал-то? На Сергея коньяк подействовал сразу, он словно смыл с него равнодушную оцепенелость, и Челищев неожиданно для себя вскинул голову с прежней силой:
— Выражения выбирай! Глаза Званцева помутнели.
— Выражения?! Я тебе сейчас эту бутылку в глотку заколочу!!
Сергей подвинул к себе стул и сел: коньяк ударил по ногам.
— Ну, допустим, заколотишь. Если сможешь… Званцев навис над ним, ловя взгляд. Дыхание его стало прерывистым.
— Ты… ты как посмел Катьку тронуть?! Сергей кивнул и достал сигарету. Закурил и ответил с демонстративным спокойствием:
— Катя мне жена.
От этих слов Олег даже отшатнулся, а потом затряс головой.
— Что?! Ты что, урод, спятил или прикидываешься?
Сергей невозмутимо курил, стряхивая пепел на пол.
— Катя мне жена.
Званцев грохнул кулаком по стойке и заорал во весь голос:
— Дурочку валяешь? Катя — моя жена, слышишь ты, урод, мо-я!!
Челищев покачал головой:
— Была. Она не любит тебя. Олег шумно выдохнул и сказал почти нормальным голосом:
— Все, ты — покойник. Я — не Пушкин, обойдусь без лирики. Ты, сука, всех продал — меня, ее, да и себя тоже… Сергей упрямо покачал головой:
— Она не любит тебя. Если б любила — не стал бы твой сын по бабкам мыкаться…
— Что?! — Вот этого Званцев никак не ожидал, поэтому растерялся и остановил руку, уже готовую вцепиться Челищеву в горло:
— Какой сын? Что ты мелешь?
— Твой сын, — ответил глухо Сергей. — Ему семь лет, живет у бабушки в Приморско-Ахтарске. В прошлом году в школу пошел. А родился он через девять месяцев после того, как ты в 84-ом в Москве Катьку изнасиловал… Тебе она про сына ничего не сказала, потому что не любила тебя, не верила… А мне сказала. Я… — договорить Челищев не успел. Званцев, зарычав, ударил ногой по стулу, на котором тот сидел. Сергей растянулся на полу.
— Все, пиздец тебе, урод!! Катька — моя жена, я ее не насиловал, слышишь ты!!
Рука Олега обхватила горлышко бутылки, но в этот момент снаружи послышался какой-то шум, и в бар ввалился толстый крупье с вытаращенными глазами:
— Менты! ОМОН! Облава!
Олег выругался и быстро оглянулся, потом подскочил к тумбе стойки бара, нащупал какую-то кнопку и сдвинул тумбу в сторону. На том месте, где она стояла, в полу открылась темная дыра. Званцев схватил Сергея за шиворот и буквально скинул его в эту дыру, а потом и сам прыгнул туда же, сделав крупье на прощание страшные глаза. Крупье, пыхтя от натуги, поставил тумбу на место, вытер рукавом выступивший на лбу пот и повернулся к дверям, пытаясь вылепить из непослушных губ некое подобие приветливой улыбки.
— На пол! На пол, сучара! — зарычали сразу несколько шкафообразных омоновцев в камуфляже, врываясь в уютный бар, и толстый крупье понял, что улыбался он зря.
Машина, в которой находился Антибиотик, проезжала мимо станции метро «Озерки», когда зазвонил радиотелефон. Виктор Палыч нахмурился и нажал кнопку приема:
— Ну?
Видимо, абонент рассказывал о чем-то неприятном, потому что лицо Антибиотика перекосилось и покраснело от гнева:
— А откуда они взялись?! С неба прилетели?! Откуда они узнали?! Блядство какое… Кумовского ищи, слышишь? Разорву подлюг…
Виктор Палыч в сердцах швырнул трубку на заднее сиденье и сказал с жутковатой ласковостью:
— Разворачиваемся, Васенька. Нельзя туда, мусора понаехали… Кто навел?! Что за блядство творится!
(Виктор Палыч напрасно подозревал обслуживающий персонал «свинарника» в стукачестве — по крайней мере, до облавы они были перед ним чисты, как олимпийский снег. Милицию на ферму навел Званцев, сам того не подозревая. После того как он вышел из «Крестов», за ним была пущена наружка, сработавшая на удивление грамотно и профессионально, хотя в последнее время в этой службе проколы были скорее закономерностью, нежели случайностью — не хватало людей, машин, бензина, да и средства связи были допотопными и все время выходили из строя.)
Антибиотик возвращался на свою конспиративную квартиру в самом мрачном расположении духа — у него всегда портилось настроение, когда что-то шло не так, как он задумывал, даже если дело касалось мелочей. Милицейский же налет на свинарник мелочью считать было нельзя — во-первых, придется искать там ментовского «барабана», а во-вторых, могла порушиться вся закрученная Виктором Палычем комбинация. Расчет на устранение одного из Адвокатов мог обернуться тем, что из игры выпадут оба…
У бармена «свинарника» Лени день выдался на редкость паскудным. Утром все заведение пришлось отмывать от ночной гулянки Сазона, два дня подряд отмечавшего какую-то «большую радость» вместе с десятком братков и немыслимым количеством блядей — чуть ли не по две на рыло из Питера привезли. Только все отмыли, прибрали, вздохнули спокойно — заявились на «форде» двое: один белобрысый, второй черненький, вернее — бывший черненький, седой наполовину. Белобрысого Леня с трудом узнал — видел его однажды, с полгода назад, когда только на это место устроился. Звали его Олегом-Адвокатом, говорили, что он очень крут, из «центровых». Второй по ухваткам тоже был не пряник — такого, судя по глазам, без большого количества масла просто так не съешь, подавишься. Очень не понравились Лене глаза гостей, предчувствие ворохнулось — добром вечер не кончится, разговор у этих двух, судя по всему, серьезный намечался: Адвокат Леню, как котенка, из бара вышвырнул, а потом там на очень высоких тонах заговорили… Леня лихорадочно соображал, что делать, а тут ОМОН как снег на голову свалился… Правду говорят, что два прихода ОМОНа — это все равно что один пожар: все побили, покрушили, морду набили на всякий случай. Все этих двух искали — куда, говорят, подевались? Машина на месте, а сами где? Хорошо, Саша-крупье выкрутился, сказал, что эти двое машину оставили, а сами в деревню ушли, где у них, мол, еще одна стояла. Менты часа три переворачивали гостиницу, уехали, забрав с собой зачем-то кочегара, охранника и Сашку-крупье. Только Леня успокоился — эти двое из тайника вылезли, но в бар, чтобы прибраться, не пустили, сидели, зыркая друг на друга, разговаривали о чем-то тихо.
Они шептались еще долго. Маленький бармен отчаялся дождаться, когда его позовут, и улегся спать в одном из номеров вместе с совершенно ошалевшей от событий дня официанткой. Однако спокойно поспать труженику стойки не удалось. Часа в два ночи Леню разбудил один из двух приехавших авторитетов, из-за которых и обрушились на ферму напасти. Тряс бармена за плечо не белобрысый, а второй, поменьше ростом и наполовину седой, которого звали Сергеем. От него несло коньяком, а глаза у него были совсем нехорошими.
— Эй, вставай, хватит спать, выходи, дело есть.
Голая официантка ойкнула, натягивая на себя одеяло, но Челищев не обратил на нее никакого внимания. Он сдернул бармена с постели и буквально приволок в бар. В электрическом свете Леня увидел, что руки у седого в крови, а когда разглядел на полу у стойки неподвижно скрючившуюся фигуру второго, белобрысого, — колени у него заходили ходуном.
— Тихо ты, не трясись, — сказал Сергей бармену. — Быстро тащи сюда какую-нибудь скатерть. Сейчас мы уедем, а ты — забудь, что видел, — Челищев кивнул на неподвижное тело Олега. — А не то — рядом положу. Понял?
Леня всегда соображал быстро — метнулся пулей и приволок две большие белые скатерти, в которые Сергей самолично замотал Олега. Потом Челищев, поднатужившись, взвалил спеленутое тело Званцева на плечо, донес его до «форда», загрузил в багажник, отдышался и закурил. Затем вернулся, умылся, выпил рюмку на посошок, глянул на бармена так, что Лене совсем плохо стало, сел в машину и уехал. А Леня два часа оттирал, всхлипывая и подвывая, следы крови на полу в баре, потом ойкнул, вспомнив важное, и рванулся к телефону — докладывать…
Между тем Сергей, успешно миновав пост ГАИ, въехал в Питер и по радиотелефону вызвонил на «работу» Вальтера. Николай Трофимович заявился на кладбище злой, как черт, — было около пяти утра.
— Что-то ты, Сережа, зачастил ко мне, понравилось, видать. Это дело такое, засасывает. Кого приволок-то?
Челищев, присев на корточки, отдернул край запачканной в крови скатерти и хрипло сказал:
— Олежку хоронить будем.
Вальтера удивить, а тем более испугать было очень трудно, тем не менее, когда он увидел в слабом свете фонаря, скрипевшего у часовни, вымазанное уже засохшей и побуревшей кровью лицо Званцева, побежали по хребту у Николая Трофимовича неприятные мурашки. Вальтер протянул было к телу руку, но Челищев вызверился на него, как припадочный:
— Убери грабли, Трофимыч, других обшаривать будешь! Только тронь Олежку — в ту же ямку ляжешь!
Заглянул Богомолов в глаза Челищеву и спорить не стал, пропало как-то сразу все желание. Забурел паренек, ох и забурел: совсем перестал смерти бояться — и чужой, и своей. Такие, правда, сами долго не живут, но пока их земля на себе держит, спорить с ними — а тем более один на один — могут только ненормальные, к которым Николай Трофимович себя не причислял.
— Ладно, ладно, Сереженька, не кипятись. Я все понимаю, не тупой. Похороним твоего кореша по высшему разряду. Сегодня как раз бабушку хорошую к нему подселим, старушка праведницей была, глядишь, и Олежкины грехи замолит.
Сергей взял завернутое в скатерть тело на руки и пошел по кладбищу за Вальтером. Тот привел его к пустой могиле, спрыгнул туда и быстрыми движениями лопаты за десять минут углубил ее почти на полметра. Потом вылез и отошел в сторону. Челищев осторожно опустил Олега в могилу, забрал у Вальтера лопату и присыпал неподвижный кокон землей.
— Во сколько бабку хоронить будешь?
— В одиннадцать, — Вальтеру было неприятно, что этот щегол заставил его отвечать чуть ли не подобострастно.
— Гляди, Трофимыч…
Челищев повернулся и ушел, а Вальтер, набожно перекрестившись, заспешил к себе в кабинет, к телефону. Набрав «экстренный» номер Антибиотика, Вальтер вытер пот со лба, сел на стул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На седьмом гудке Виктор Палыч снял трубку:
— Ну?
— Босс, — заторопился Вальтер, — посылку, про которую ты предупреждал, получил, правда, с небольшой задержкой. Только что запечатал в лучшем виде.
— Кто доставил? — в голосе Антибиотика, несмотря на поздний (а вернее, ранний) час, проклюнулся странный азарт.
— Черненький. Весь не в себе. Приехал, словно сдвинутый маленько, но доставил аккуратно, все в ажуре. С нервишками у него, видно, непорядок, на меня чуть было кидаться не вздумал.
— Ладно, — прервал его Виктор Палыч. — Это уже лирика. — И повесил трубку. Вальтер удовлетворенно кивнул, перекрестился и прилег на старенький диванчик покемарить перед началом нового трудового дня. С Антибиотика же на другом конце города слетел весь сон. Он бродил по огромной пустой квартире в роскошном шлафроке, что-то бормотал себе под нос, качал головой и улыбался…
Прошла неделя. Сергей вновь начал «работать». Антибиотик выказывал ему всяческое расположение, подарил даже вишневый «джип», на котором Челищев мотался по разным стрелкам и теркам. Его авторитет среди городской «братвы» прыгнул на немыслимую высоту — многие слышали о разборке с Олегом, поскольку причиной ее послужила женщина. Вокруг имени Челищева начал складываться некий романтично-героический ореол. Сам Сергей на легенды вокруг своей персоны внимания не обращал, выражение его лица было, как правило, угрюмым, и мало кто из братвы видел, как он улыбается.
Шел апрель 1993 года. Антибиотик, убедившись, что ему ничего реально не угрожает, вернулся на свое любимое место дислокации — в кабачок «У Степаныча», правда, проводил там не более трех часов в день и на всякий случай почти вдвое усилил свою охрану и службу контрнаблюдения.
Однажды Виктор Палыч вызвал к себе на обед Сергея и после трапезы за кофе сказал, хитро прищурившись:
— Ну что, Сережа, хватит тебе, я думаю, всякой ерундой заниматься, пора настоящую тему «запустить». Появилась одна тонкая работа, которая хоть и будет похожа на фокус, но с конкретными и приятными результатами.
Сергей кашлянул:
— Виктор Палыч, у меня два контракта на «Амаретто» еще до конца не отработаны — те, что через «Самоцвет» заключались, я…
— »Самоцвет» и «Амаретто» передавай спокойно Диме-Караулу — там ничего особо сложного уже не осталось, только груз встретить да долю снять. Тут особых мозгов не требуется. А у нас с тобой такая тема, что придется голову понапрягать. Но и перспективы шикарные. Помнишь, как Шаляпин пел: «Люди гибнут за металл». Мы гибнуть за него не будем, но постараемся сделать так, чтобы металла этого у нас стало много — и желательно, любимого цвета.
Антибиотик ухмыльнулся и постучал пальцем по золотой фиксе, блестевшей в левом углу его рта.
— И главное, — продолжил Виктор Палыч, подняв вверх указательный палец, — все будет практически законно. Ты же знаешь, сынок, я к криминалу отношусь отрицательно. Мы же не гопники, а деловые люди… Схема проста, как все гениальное. Ты алгебру еще не забыл?
Челищев пожал плечами:
— Ну, в общих чертах…
— Эта алгебра, считай, для начинающих. Из банка А в банк С направляется платежное поручение от одной дружественной нам чеченской фирмы — ты, Сережа ее хорошо знаешь, фирма называется «Вайнах». Помнится, Иса на тебя неплохое впечатление произвел, а?
— Серьезный мужик, — угрюмо кивнул Сергей.
— Ну и славно. Хоть поручение и идет от банка А, но деньги реально будут получены в банке С, куда из банка Б должно прийти подтверждение их наличия — соображаешь?
Челищев потер лоб пальцами:
— Я что-то слышал о такой «алгебре». Это тема с авизовками?
— Да, Сергуня, с ними, родными, — Антибиотик зажмурился, как довольный кот на солнышке. — Что такое авизовка? Тьфу, листок бумаги… Но этот листок дает нам деньги… А деньги — как сказал кто-то очень умный, «наши маленькие друзья, которые могут открыть любые двери». Соображаешь?
— Соображаю, — кивнул Челищев. — Только я ведь не факир, такие фокусы делать не умею. И даже не банкир. Кстати, а о каких банках идет речь?
Виктор Палыч дружески потрепал Сергея по плечу:
— Не скромничай. Скромность украшает только тех, у кого других украшений нет… Банк С — это хорошо тебе знакомый банк «Отечество», возглавляемый милым человеком Карлом Фридриховичем Филем. А остальные банки не так уж и важны, потому что денежки мы будем получать именно от «Отечества».
Сергей достал сигарету и, спросив разрешения, закурил. Сделав пару глубоких затяжек, он кивнул и спросил недоуменно:
— А моя-то функция какая? Антибиотик хитро прищурился и аж языком прищелкнул:
— У тебя, сынок, функция будет не только всем нам полезная, но и приятная. В банке «Отечество» работает операционисткой под счастливым номером семь хорошая девушка Лена Красильникова. Твоя задача — познакомиться с ней, подружиться и убедить ее принять нашу авизовочку.
Сергей недоверчиво усмехнулся:
— Да зачем же операционистке идти на такое — срок себе самой выписывать. Не будет она…
— Будет, еще как будет, — перебил Челищева Виктор Палыч. — Эту девушку из всех операционисток нам сам Карл Фридрихович порекомендовал. Сам он, правда, с ней никаких бесед не вел — положение не позволяет, но она почти готова… Мужа нет, дочке шесть лет, живет в коммуналке… А тут — реальная возможность за несколько недель изменить всю жизнь: получить собственный домик в Крыму, на побережье, там хорошо, ребенку — витамины опять же… Ты прикинь — из пяти миллиардов, которые должны через «Отечество» проскочить, два будут нашими, два уйдут мусорам, надзирающим за банками, а миллиард — целый миллиард — достанется нашим банковским друзьям. Естественно, девушку Лену никто обижать не собирается. В принципе всю тему можно и без нее прогнать, по более длинной цепочке, но зачем алгебру усложнять? Тогда больше народу будет в курсе, а Лена Красильникова на всю жизнь останется в коммуналке вместе с дочкой… Хорошо ли это будет? Нет, не хорошо. Старые люди, помню, всегда учили — живи и дай жить другим. В наше время, Сережа, можно украсть велосипед и все здоровье положить в тюрьме, а можно воровать вагонами и всегда быть на плаву. В России красть составы намного безопаснее, чем велосипеды. Это я тебе конкретно говорю. — И Антибиотик запил свою речь глотком красного вина.
«Ну вот, все уже по-простому, своими именами называется… Да и что ему меня стесняться… Кто я? Такой же вор, бандит и убийца, как и он…» — от этих невеселых мыслей Сергей вздохнул и опустил голову.
— Причем, что важно, — продолжил Виктор Палыч. — Ты, Сережа, когда-нибудь слышал, чтобы банкиры шли с заявлениями в милицию по поводу авизовок или кредитов левых?
— Нет, — ответил Сергей. — Не слышал.
— И не услышишь, потому что повар, который готовит блюдо, никогда не станет сам на себя писать акт об обвесе. Это противоестественно. А нет заявления — нет преступления. Ну, а если потом когда-то что-то и всплывет, то все к тому времени быльем порастет. Да и девушка Лена, на которой все стрелки сведутся, будет уже далеко и с другими документами… А ее дочка с новым ранцем и красивыми учебниками пойдет в хорошую школу. В России тему с авизовками еще несколько лет можно крутить, а набьют оскомину авизовки — другое что-нибудь придумаем. И мусора не будут мешать, они все уже потихоньку начинают разбираться, что к чему. Кроме некоторых фанатиков типа Степы Маркова. Ты ведь знал его когда-то?
Сергею стоило большого усилия воли справиться с нервами и не вздрогнуть. Каков старичок! Спросил-то как неожиданно, прямо как следак из важняков-асов. Челищев кашлянул и кивнул:
— Знал, и довольно неплохо. Но это все в прошлом.
— Может, есть смысл возобновить с ним знакомство? А то он и еще несколько таких же — прямо как кости в горле.
Челищев покачал головой:
— Это бессмысленно. Он разговаривать со мной не станет. Марков — правильный мент.
— Да? — спросил Антибиотик. — Ну и Бог с ним. Есть в конце концов и другие методы.
Сергей почувствовал, как взмокла рубашка на спине, а Виктор Палыч вернулся в основное русло беседы так же легко, как и отклонился от него:
— У меня, Сережа, на тебя особые надежды. Людей вокруг мало, одни кретины. Работать не с кем. Оттого и бардак в стране. Ты что, думаешь, в том беспределе, который сейчас по России гуляет, я виноват или Степаныч с Мухой?! Хуй в стакан! — Антибиотик вдруг разволновался, как будто заговорил о чем-то таком, что очень его трогало. — Это все от гнили наверху идет, от сытых толстых пидоров, которые никогда не знали, что такое — жить плохо и бедно. А я, Сережа, сам из сирот. Я жизнь знаю, людей… Придет время — и мы займем достойные места в городе… и не только в нем. Чем мы хуже этих толстых козлов, которые по телевизору учат жить народ? Конечно, это время придет не завтра, но готовиться к нему надо загодя…
Сергей мысленно присвистнул: «Масштабно мыслит Палыч… Если его не остановить, он ведь, пожалуй, может…»
Виктор Палыч пожевал губами и неохотно вернулся из грандиозного будущего к насущным проблемам:
— Ладно, Сережа… Обо всем этом у нас еще будет время поговорить. А сейчас — настраивайся на банк «Отечество» и девушку Лену. У нас сегодня пятница — значит, в понедельник Карл Фридрихович познакомит тебя с операционисткой 007. Ты — адвокат, юрисконсульт банка. Она будет тебя консультировать и вводить в курс дела, чтобы ты с «низов» посмотрел слабые места в банковских операциях, для предупреждения возможных исков от клиентов. Прикрытие отличное, а дальше не теряйся. Не растеряешься?
— Постараюсь. — Сергей кивнул и встал, поняв, что беседа закончена.
— Давай, сынок. Я в тебя верю, ты удачу с собой носишь… — Антибиотик под руку проводил Челищева до двери, что означало высшую степень расположения.
Выйдя из кабинета, Сергей сел в свой «джип» и рванул к набережной. Покрутившись вокруг Финляндского вокзала и убедившись, что хвоста за ним нет, Челищев переехал Литейный мост, свернул у «Большого дома» налево, припарковал машину напротив следственного управления и проходными дворами выскочил на улицу Чайковского. Постоянно оглядываясь, он с трудом нашел работающий телефон-автомат и набрал номер Степы Маркова. Трубку на другом конце снял, однако, кто-то другой.
— Слушаю!
— Маркова позовите, пожалуйста.
— Маркова… Он отошел ненадолго… У вас что-нибудь срочное?
— Да.
— Хорошо, сейчас я его поищу, — трубку в «Большом доме» положили на стол.
«Курить, наверное, выскочил», — подумал Сергей.
Весь пятнадцатый отдел — почти тридцать оперов — сидел «друг у друга на головах» в одном сорокаметровом кабинете. Поскольку стол начальника отдела, подполковника Кудасова, стоял тут же, у окна, в кабинете не курили, выходили в коридор. Кудасов, спавший по пять часов в сутки, почему-то был убежден, что самый большой вред здоровью наносит табачный дым.
— Слушаю, Марков, — раздался в телефонной трубке голос Степы. Челищев откашлялся и быстро заговорил:
— Степа, здравствуй, это Сергей. Я думаю, ты меня узнал. Ты, конечно, можешь бросить трубку, но у меня есть конкретное серьезное предложение. Оно может заинтересовать тебя.
— Какое предложение? — Степа был сух и деловит, никакого намека на неофициальную доверительность.
— Это — не телефонный разговор. Ты можешь прямо сейчас выйти на наше старое место? — Когда-то Степа и Сергей встречались у книжных — развалов на Финляндском вокзале. Сколько жизней назад это было?
— Нет, — твердо сказал Марков. — То место не подходит.
— Хорошо, — согласился Сергей. — Назови сам. Я даю тебе слово, что с моей стороны никаких неприятных сюрпризов не будет.
Степа помолчал секунд десять, размышляя, потом ответил:
— Через пятнадцать минут у «вождя», — и, не дожидаясь ответа и не прощаясь, повесил трубку.
Челищев усмехнулся: место у памятника Ленину на Финляндском Степа выбрал не случайно — там все хорошо просматривалось со всех сторон. Марков не доверял Сергею и не скрывал этого. Челищев быстрым шагом направился к Литейному, прыгнул в троллейбус, переехал мост, вышел, проверился еще раз и направился к месту встречи. Удивительно, но Степа приехал к «вождю» раньше — видимо, его кто-то подкинул на машине. Марков прогуливался вокруг памятника, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки.
Когда машина свернула с основной трассы, Сергей узнал дорогу и понял, куда везет его Олег. В машине их было только двое, но у Челищева даже мысли не возникло бежать. Куда убежишь от себя?
У ворот фермы Олег посигналил и махнул рукой толстой тетке-смотрительнице. Она узнала Олега и торопливо загремела ржавыми цепями и засовами. «Форд» въехал во двор.
Званцев направился не к номерам, в один из которых Сергея когда-то приволокли дагестанцы, а к небольшому двухэтажному домику, который стоял впритык к воротам, как крепостная башня, во внутреннем периметре гостиницы. В домике был оборудован небольшой, но очень уютный бар-казино. Рулетку, правда, в этом месте запускали редко, — как правило, посетители предпочитали более простые и незатейливые карточные игры, если уж хотелось нервы пощекотать. Рассказывали, что однажды некий пацан по прозвищу Шмэн выиграл в этом баре у самого Ильдара тридцать пять тысяч долларов в очко. Ильдар расплатился со Шмэном по-честному, при свидетелях. Видно, просто совпало так, но через три дня Шмэна выловили из Невы с перерезанным горлом. Денег при нем не было, и куда они делись — никто не знал. Убийство это так и летает в ментовке глухарем, но Ильдару никто ничего предъявить не решился… Мало ли, может, и вправду совпадение было, и кто-то грохнул пацана случайно… Доказательств на Ильдара никаких не было.
Они молча зашли в бар. Невысокий бармен о чем-то болтал с официанткой и толстым крупье в малиновом жилете. Все трое, как по команде, повернули головы в сторону вошедших.
— Все вон, — угрюмо буркнул Олег и направился к дальнему столику в углу. Сергей шел за ним. Крупье и официанты без лишних слов встали и торопливо выскочили за дверь. Бармен, видимо, решил, что сказанное к нему не относится, и, зайдя за стойку, начал с деловым видом протирать и без того чистые стаканы.
— А тебя что, не касается? — рявкнул Олег и, словно большая тяжелая кошка, в одно движение подскочил к стойке. Бармен ответить не успел. Сакраментальное «За что?!» он провыл уже в полете, открывая дверь головой.
Олег и Сергей остались в баре одни. Званцев, словно растратив всю свою энергию на выбрасывание бармена, ссутулился и тяжело оперся на стойку. Челищев стоял рядом и смотрел куда-то поверх головы Олега. Тот обернулся, выбрал бутылку армянского коньяку, налил себе в стакан, отхлебнул. Подумал немного, взял второй стакан и налил Сергею:
— Пей.
Челищев пожал плечами, но стакан взял и коньяк выпил в два глотка.
Оба порозовели и начали потихоньку выходить из состояния заторможенной угрюмости. Олег сунул в рот сигарету, глубоко затянулся и наконец спросил:
— Ты что же, сука, наделал-то? На Сергея коньяк подействовал сразу, он словно смыл с него равнодушную оцепенелость, и Челищев неожиданно для себя вскинул голову с прежней силой:
— Выражения выбирай! Глаза Званцева помутнели.
— Выражения?! Я тебе сейчас эту бутылку в глотку заколочу!!
Сергей подвинул к себе стул и сел: коньяк ударил по ногам.
— Ну, допустим, заколотишь. Если сможешь… Званцев навис над ним, ловя взгляд. Дыхание его стало прерывистым.
— Ты… ты как посмел Катьку тронуть?! Сергей кивнул и достал сигарету. Закурил и ответил с демонстративным спокойствием:
— Катя мне жена.
От этих слов Олег даже отшатнулся, а потом затряс головой.
— Что?! Ты что, урод, спятил или прикидываешься?
Сергей невозмутимо курил, стряхивая пепел на пол.
— Катя мне жена.
Званцев грохнул кулаком по стойке и заорал во весь голос:
— Дурочку валяешь? Катя — моя жена, слышишь ты, урод, мо-я!!
Челищев покачал головой:
— Была. Она не любит тебя. Олег шумно выдохнул и сказал почти нормальным голосом:
— Все, ты — покойник. Я — не Пушкин, обойдусь без лирики. Ты, сука, всех продал — меня, ее, да и себя тоже… Сергей упрямо покачал головой:
— Она не любит тебя. Если б любила — не стал бы твой сын по бабкам мыкаться…
— Что?! — Вот этого Званцев никак не ожидал, поэтому растерялся и остановил руку, уже готовую вцепиться Челищеву в горло:
— Какой сын? Что ты мелешь?
— Твой сын, — ответил глухо Сергей. — Ему семь лет, живет у бабушки в Приморско-Ахтарске. В прошлом году в школу пошел. А родился он через девять месяцев после того, как ты в 84-ом в Москве Катьку изнасиловал… Тебе она про сына ничего не сказала, потому что не любила тебя, не верила… А мне сказала. Я… — договорить Челищев не успел. Званцев, зарычав, ударил ногой по стулу, на котором тот сидел. Сергей растянулся на полу.
— Все, пиздец тебе, урод!! Катька — моя жена, я ее не насиловал, слышишь ты!!
Рука Олега обхватила горлышко бутылки, но в этот момент снаружи послышался какой-то шум, и в бар ввалился толстый крупье с вытаращенными глазами:
— Менты! ОМОН! Облава!
Олег выругался и быстро оглянулся, потом подскочил к тумбе стойки бара, нащупал какую-то кнопку и сдвинул тумбу в сторону. На том месте, где она стояла, в полу открылась темная дыра. Званцев схватил Сергея за шиворот и буквально скинул его в эту дыру, а потом и сам прыгнул туда же, сделав крупье на прощание страшные глаза. Крупье, пыхтя от натуги, поставил тумбу на место, вытер рукавом выступивший на лбу пот и повернулся к дверям, пытаясь вылепить из непослушных губ некое подобие приветливой улыбки.
— На пол! На пол, сучара! — зарычали сразу несколько шкафообразных омоновцев в камуфляже, врываясь в уютный бар, и толстый крупье понял, что улыбался он зря.
Машина, в которой находился Антибиотик, проезжала мимо станции метро «Озерки», когда зазвонил радиотелефон. Виктор Палыч нахмурился и нажал кнопку приема:
— Ну?
Видимо, абонент рассказывал о чем-то неприятном, потому что лицо Антибиотика перекосилось и покраснело от гнева:
— А откуда они взялись?! С неба прилетели?! Откуда они узнали?! Блядство какое… Кумовского ищи, слышишь? Разорву подлюг…
Виктор Палыч в сердцах швырнул трубку на заднее сиденье и сказал с жутковатой ласковостью:
— Разворачиваемся, Васенька. Нельзя туда, мусора понаехали… Кто навел?! Что за блядство творится!
(Виктор Палыч напрасно подозревал обслуживающий персонал «свинарника» в стукачестве — по крайней мере, до облавы они были перед ним чисты, как олимпийский снег. Милицию на ферму навел Званцев, сам того не подозревая. После того как он вышел из «Крестов», за ним была пущена наружка, сработавшая на удивление грамотно и профессионально, хотя в последнее время в этой службе проколы были скорее закономерностью, нежели случайностью — не хватало людей, машин, бензина, да и средства связи были допотопными и все время выходили из строя.)
Антибиотик возвращался на свою конспиративную квартиру в самом мрачном расположении духа — у него всегда портилось настроение, когда что-то шло не так, как он задумывал, даже если дело касалось мелочей. Милицейский же налет на свинарник мелочью считать было нельзя — во-первых, придется искать там ментовского «барабана», а во-вторых, могла порушиться вся закрученная Виктором Палычем комбинация. Расчет на устранение одного из Адвокатов мог обернуться тем, что из игры выпадут оба…
У бармена «свинарника» Лени день выдался на редкость паскудным. Утром все заведение пришлось отмывать от ночной гулянки Сазона, два дня подряд отмечавшего какую-то «большую радость» вместе с десятком братков и немыслимым количеством блядей — чуть ли не по две на рыло из Питера привезли. Только все отмыли, прибрали, вздохнули спокойно — заявились на «форде» двое: один белобрысый, второй черненький, вернее — бывший черненький, седой наполовину. Белобрысого Леня с трудом узнал — видел его однажды, с полгода назад, когда только на это место устроился. Звали его Олегом-Адвокатом, говорили, что он очень крут, из «центровых». Второй по ухваткам тоже был не пряник — такого, судя по глазам, без большого количества масла просто так не съешь, подавишься. Очень не понравились Лене глаза гостей, предчувствие ворохнулось — добром вечер не кончится, разговор у этих двух, судя по всему, серьезный намечался: Адвокат Леню, как котенка, из бара вышвырнул, а потом там на очень высоких тонах заговорили… Леня лихорадочно соображал, что делать, а тут ОМОН как снег на голову свалился… Правду говорят, что два прихода ОМОНа — это все равно что один пожар: все побили, покрушили, морду набили на всякий случай. Все этих двух искали — куда, говорят, подевались? Машина на месте, а сами где? Хорошо, Саша-крупье выкрутился, сказал, что эти двое машину оставили, а сами в деревню ушли, где у них, мол, еще одна стояла. Менты часа три переворачивали гостиницу, уехали, забрав с собой зачем-то кочегара, охранника и Сашку-крупье. Только Леня успокоился — эти двое из тайника вылезли, но в бар, чтобы прибраться, не пустили, сидели, зыркая друг на друга, разговаривали о чем-то тихо.
Они шептались еще долго. Маленький бармен отчаялся дождаться, когда его позовут, и улегся спать в одном из номеров вместе с совершенно ошалевшей от событий дня официанткой. Однако спокойно поспать труженику стойки не удалось. Часа в два ночи Леню разбудил один из двух приехавших авторитетов, из-за которых и обрушились на ферму напасти. Тряс бармена за плечо не белобрысый, а второй, поменьше ростом и наполовину седой, которого звали Сергеем. От него несло коньяком, а глаза у него были совсем нехорошими.
— Эй, вставай, хватит спать, выходи, дело есть.
Голая официантка ойкнула, натягивая на себя одеяло, но Челищев не обратил на нее никакого внимания. Он сдернул бармена с постели и буквально приволок в бар. В электрическом свете Леня увидел, что руки у седого в крови, а когда разглядел на полу у стойки неподвижно скрючившуюся фигуру второго, белобрысого, — колени у него заходили ходуном.
— Тихо ты, не трясись, — сказал Сергей бармену. — Быстро тащи сюда какую-нибудь скатерть. Сейчас мы уедем, а ты — забудь, что видел, — Челищев кивнул на неподвижное тело Олега. — А не то — рядом положу. Понял?
Леня всегда соображал быстро — метнулся пулей и приволок две большие белые скатерти, в которые Сергей самолично замотал Олега. Потом Челищев, поднатужившись, взвалил спеленутое тело Званцева на плечо, донес его до «форда», загрузил в багажник, отдышался и закурил. Затем вернулся, умылся, выпил рюмку на посошок, глянул на бармена так, что Лене совсем плохо стало, сел в машину и уехал. А Леня два часа оттирал, всхлипывая и подвывая, следы крови на полу в баре, потом ойкнул, вспомнив важное, и рванулся к телефону — докладывать…
Между тем Сергей, успешно миновав пост ГАИ, въехал в Питер и по радиотелефону вызвонил на «работу» Вальтера. Николай Трофимович заявился на кладбище злой, как черт, — было около пяти утра.
— Что-то ты, Сережа, зачастил ко мне, понравилось, видать. Это дело такое, засасывает. Кого приволок-то?
Челищев, присев на корточки, отдернул край запачканной в крови скатерти и хрипло сказал:
— Олежку хоронить будем.
Вальтера удивить, а тем более испугать было очень трудно, тем не менее, когда он увидел в слабом свете фонаря, скрипевшего у часовни, вымазанное уже засохшей и побуревшей кровью лицо Званцева, побежали по хребту у Николая Трофимовича неприятные мурашки. Вальтер протянул было к телу руку, но Челищев вызверился на него, как припадочный:
— Убери грабли, Трофимыч, других обшаривать будешь! Только тронь Олежку — в ту же ямку ляжешь!
Заглянул Богомолов в глаза Челищеву и спорить не стал, пропало как-то сразу все желание. Забурел паренек, ох и забурел: совсем перестал смерти бояться — и чужой, и своей. Такие, правда, сами долго не живут, но пока их земля на себе держит, спорить с ними — а тем более один на один — могут только ненормальные, к которым Николай Трофимович себя не причислял.
— Ладно, ладно, Сереженька, не кипятись. Я все понимаю, не тупой. Похороним твоего кореша по высшему разряду. Сегодня как раз бабушку хорошую к нему подселим, старушка праведницей была, глядишь, и Олежкины грехи замолит.
Сергей взял завернутое в скатерть тело на руки и пошел по кладбищу за Вальтером. Тот привел его к пустой могиле, спрыгнул туда и быстрыми движениями лопаты за десять минут углубил ее почти на полметра. Потом вылез и отошел в сторону. Челищев осторожно опустил Олега в могилу, забрал у Вальтера лопату и присыпал неподвижный кокон землей.
— Во сколько бабку хоронить будешь?
— В одиннадцать, — Вальтеру было неприятно, что этот щегол заставил его отвечать чуть ли не подобострастно.
— Гляди, Трофимыч…
Челищев повернулся и ушел, а Вальтер, набожно перекрестившись, заспешил к себе в кабинет, к телефону. Набрав «экстренный» номер Антибиотика, Вальтер вытер пот со лба, сел на стул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На седьмом гудке Виктор Палыч снял трубку:
— Ну?
— Босс, — заторопился Вальтер, — посылку, про которую ты предупреждал, получил, правда, с небольшой задержкой. Только что запечатал в лучшем виде.
— Кто доставил? — в голосе Антибиотика, несмотря на поздний (а вернее, ранний) час, проклюнулся странный азарт.
— Черненький. Весь не в себе. Приехал, словно сдвинутый маленько, но доставил аккуратно, все в ажуре. С нервишками у него, видно, непорядок, на меня чуть было кидаться не вздумал.
— Ладно, — прервал его Виктор Палыч. — Это уже лирика. — И повесил трубку. Вальтер удовлетворенно кивнул, перекрестился и прилег на старенький диванчик покемарить перед началом нового трудового дня. С Антибиотика же на другом конце города слетел весь сон. Он бродил по огромной пустой квартире в роскошном шлафроке, что-то бормотал себе под нос, качал головой и улыбался…
Прошла неделя. Сергей вновь начал «работать». Антибиотик выказывал ему всяческое расположение, подарил даже вишневый «джип», на котором Челищев мотался по разным стрелкам и теркам. Его авторитет среди городской «братвы» прыгнул на немыслимую высоту — многие слышали о разборке с Олегом, поскольку причиной ее послужила женщина. Вокруг имени Челищева начал складываться некий романтично-героический ореол. Сам Сергей на легенды вокруг своей персоны внимания не обращал, выражение его лица было, как правило, угрюмым, и мало кто из братвы видел, как он улыбается.
Шел апрель 1993 года. Антибиотик, убедившись, что ему ничего реально не угрожает, вернулся на свое любимое место дислокации — в кабачок «У Степаныча», правда, проводил там не более трех часов в день и на всякий случай почти вдвое усилил свою охрану и службу контрнаблюдения.
Однажды Виктор Палыч вызвал к себе на обед Сергея и после трапезы за кофе сказал, хитро прищурившись:
— Ну что, Сережа, хватит тебе, я думаю, всякой ерундой заниматься, пора настоящую тему «запустить». Появилась одна тонкая работа, которая хоть и будет похожа на фокус, но с конкретными и приятными результатами.
Сергей кашлянул:
— Виктор Палыч, у меня два контракта на «Амаретто» еще до конца не отработаны — те, что через «Самоцвет» заключались, я…
— »Самоцвет» и «Амаретто» передавай спокойно Диме-Караулу — там ничего особо сложного уже не осталось, только груз встретить да долю снять. Тут особых мозгов не требуется. А у нас с тобой такая тема, что придется голову понапрягать. Но и перспективы шикарные. Помнишь, как Шаляпин пел: «Люди гибнут за металл». Мы гибнуть за него не будем, но постараемся сделать так, чтобы металла этого у нас стало много — и желательно, любимого цвета.
Антибиотик ухмыльнулся и постучал пальцем по золотой фиксе, блестевшей в левом углу его рта.
— И главное, — продолжил Виктор Палыч, подняв вверх указательный палец, — все будет практически законно. Ты же знаешь, сынок, я к криминалу отношусь отрицательно. Мы же не гопники, а деловые люди… Схема проста, как все гениальное. Ты алгебру еще не забыл?
Челищев пожал плечами:
— Ну, в общих чертах…
— Эта алгебра, считай, для начинающих. Из банка А в банк С направляется платежное поручение от одной дружественной нам чеченской фирмы — ты, Сережа ее хорошо знаешь, фирма называется «Вайнах». Помнится, Иса на тебя неплохое впечатление произвел, а?
— Серьезный мужик, — угрюмо кивнул Сергей.
— Ну и славно. Хоть поручение и идет от банка А, но деньги реально будут получены в банке С, куда из банка Б должно прийти подтверждение их наличия — соображаешь?
Челищев потер лоб пальцами:
— Я что-то слышал о такой «алгебре». Это тема с авизовками?
— Да, Сергуня, с ними, родными, — Антибиотик зажмурился, как довольный кот на солнышке. — Что такое авизовка? Тьфу, листок бумаги… Но этот листок дает нам деньги… А деньги — как сказал кто-то очень умный, «наши маленькие друзья, которые могут открыть любые двери». Соображаешь?
— Соображаю, — кивнул Челищев. — Только я ведь не факир, такие фокусы делать не умею. И даже не банкир. Кстати, а о каких банках идет речь?
Виктор Палыч дружески потрепал Сергея по плечу:
— Не скромничай. Скромность украшает только тех, у кого других украшений нет… Банк С — это хорошо тебе знакомый банк «Отечество», возглавляемый милым человеком Карлом Фридриховичем Филем. А остальные банки не так уж и важны, потому что денежки мы будем получать именно от «Отечества».
Сергей достал сигарету и, спросив разрешения, закурил. Сделав пару глубоких затяжек, он кивнул и спросил недоуменно:
— А моя-то функция какая? Антибиотик хитро прищурился и аж языком прищелкнул:
— У тебя, сынок, функция будет не только всем нам полезная, но и приятная. В банке «Отечество» работает операционисткой под счастливым номером семь хорошая девушка Лена Красильникова. Твоя задача — познакомиться с ней, подружиться и убедить ее принять нашу авизовочку.
Сергей недоверчиво усмехнулся:
— Да зачем же операционистке идти на такое — срок себе самой выписывать. Не будет она…
— Будет, еще как будет, — перебил Челищева Виктор Палыч. — Эту девушку из всех операционисток нам сам Карл Фридрихович порекомендовал. Сам он, правда, с ней никаких бесед не вел — положение не позволяет, но она почти готова… Мужа нет, дочке шесть лет, живет в коммуналке… А тут — реальная возможность за несколько недель изменить всю жизнь: получить собственный домик в Крыму, на побережье, там хорошо, ребенку — витамины опять же… Ты прикинь — из пяти миллиардов, которые должны через «Отечество» проскочить, два будут нашими, два уйдут мусорам, надзирающим за банками, а миллиард — целый миллиард — достанется нашим банковским друзьям. Естественно, девушку Лену никто обижать не собирается. В принципе всю тему можно и без нее прогнать, по более длинной цепочке, но зачем алгебру усложнять? Тогда больше народу будет в курсе, а Лена Красильникова на всю жизнь останется в коммуналке вместе с дочкой… Хорошо ли это будет? Нет, не хорошо. Старые люди, помню, всегда учили — живи и дай жить другим. В наше время, Сережа, можно украсть велосипед и все здоровье положить в тюрьме, а можно воровать вагонами и всегда быть на плаву. В России красть составы намного безопаснее, чем велосипеды. Это я тебе конкретно говорю. — И Антибиотик запил свою речь глотком красного вина.
«Ну вот, все уже по-простому, своими именами называется… Да и что ему меня стесняться… Кто я? Такой же вор, бандит и убийца, как и он…» — от этих невеселых мыслей Сергей вздохнул и опустил голову.
— Причем, что важно, — продолжил Виктор Палыч. — Ты, Сережа, когда-нибудь слышал, чтобы банкиры шли с заявлениями в милицию по поводу авизовок или кредитов левых?
— Нет, — ответил Сергей. — Не слышал.
— И не услышишь, потому что повар, который готовит блюдо, никогда не станет сам на себя писать акт об обвесе. Это противоестественно. А нет заявления — нет преступления. Ну, а если потом когда-то что-то и всплывет, то все к тому времени быльем порастет. Да и девушка Лена, на которой все стрелки сведутся, будет уже далеко и с другими документами… А ее дочка с новым ранцем и красивыми учебниками пойдет в хорошую школу. В России тему с авизовками еще несколько лет можно крутить, а набьют оскомину авизовки — другое что-нибудь придумаем. И мусора не будут мешать, они все уже потихоньку начинают разбираться, что к чему. Кроме некоторых фанатиков типа Степы Маркова. Ты ведь знал его когда-то?
Сергею стоило большого усилия воли справиться с нервами и не вздрогнуть. Каков старичок! Спросил-то как неожиданно, прямо как следак из важняков-асов. Челищев кашлянул и кивнул:
— Знал, и довольно неплохо. Но это все в прошлом.
— Может, есть смысл возобновить с ним знакомство? А то он и еще несколько таких же — прямо как кости в горле.
Челищев покачал головой:
— Это бессмысленно. Он разговаривать со мной не станет. Марков — правильный мент.
— Да? — спросил Антибиотик. — Ну и Бог с ним. Есть в конце концов и другие методы.
Сергей почувствовал, как взмокла рубашка на спине, а Виктор Палыч вернулся в основное русло беседы так же легко, как и отклонился от него:
— У меня, Сережа, на тебя особые надежды. Людей вокруг мало, одни кретины. Работать не с кем. Оттого и бардак в стране. Ты что, думаешь, в том беспределе, который сейчас по России гуляет, я виноват или Степаныч с Мухой?! Хуй в стакан! — Антибиотик вдруг разволновался, как будто заговорил о чем-то таком, что очень его трогало. — Это все от гнили наверху идет, от сытых толстых пидоров, которые никогда не знали, что такое — жить плохо и бедно. А я, Сережа, сам из сирот. Я жизнь знаю, людей… Придет время — и мы займем достойные места в городе… и не только в нем. Чем мы хуже этих толстых козлов, которые по телевизору учат жить народ? Конечно, это время придет не завтра, но готовиться к нему надо загодя…
Сергей мысленно присвистнул: «Масштабно мыслит Палыч… Если его не остановить, он ведь, пожалуй, может…»
Виктор Палыч пожевал губами и неохотно вернулся из грандиозного будущего к насущным проблемам:
— Ладно, Сережа… Обо всем этом у нас еще будет время поговорить. А сейчас — настраивайся на банк «Отечество» и девушку Лену. У нас сегодня пятница — значит, в понедельник Карл Фридрихович познакомит тебя с операционисткой 007. Ты — адвокат, юрисконсульт банка. Она будет тебя консультировать и вводить в курс дела, чтобы ты с «низов» посмотрел слабые места в банковских операциях, для предупреждения возможных исков от клиентов. Прикрытие отличное, а дальше не теряйся. Не растеряешься?
— Постараюсь. — Сергей кивнул и встал, поняв, что беседа закончена.
— Давай, сынок. Я в тебя верю, ты удачу с собой носишь… — Антибиотик под руку проводил Челищева до двери, что означало высшую степень расположения.
Выйдя из кабинета, Сергей сел в свой «джип» и рванул к набережной. Покрутившись вокруг Финляндского вокзала и убедившись, что хвоста за ним нет, Челищев переехал Литейный мост, свернул у «Большого дома» налево, припарковал машину напротив следственного управления и проходными дворами выскочил на улицу Чайковского. Постоянно оглядываясь, он с трудом нашел работающий телефон-автомат и набрал номер Степы Маркова. Трубку на другом конце снял, однако, кто-то другой.
— Слушаю!
— Маркова позовите, пожалуйста.
— Маркова… Он отошел ненадолго… У вас что-нибудь срочное?
— Да.
— Хорошо, сейчас я его поищу, — трубку в «Большом доме» положили на стол.
«Курить, наверное, выскочил», — подумал Сергей.
Весь пятнадцатый отдел — почти тридцать оперов — сидел «друг у друга на головах» в одном сорокаметровом кабинете. Поскольку стол начальника отдела, подполковника Кудасова, стоял тут же, у окна, в кабинете не курили, выходили в коридор. Кудасов, спавший по пять часов в сутки, почему-то был убежден, что самый большой вред здоровью наносит табачный дым.
— Слушаю, Марков, — раздался в телефонной трубке голос Степы. Челищев откашлялся и быстро заговорил:
— Степа, здравствуй, это Сергей. Я думаю, ты меня узнал. Ты, конечно, можешь бросить трубку, но у меня есть конкретное серьезное предложение. Оно может заинтересовать тебя.
— Какое предложение? — Степа был сух и деловит, никакого намека на неофициальную доверительность.
— Это — не телефонный разговор. Ты можешь прямо сейчас выйти на наше старое место? — Когда-то Степа и Сергей встречались у книжных — развалов на Финляндском вокзале. Сколько жизней назад это было?
— Нет, — твердо сказал Марков. — То место не подходит.
— Хорошо, — согласился Сергей. — Назови сам. Я даю тебе слово, что с моей стороны никаких неприятных сюрпризов не будет.
Степа помолчал секунд десять, размышляя, потом ответил:
— Через пятнадцать минут у «вождя», — и, не дожидаясь ответа и не прощаясь, повесил трубку.
Челищев усмехнулся: место у памятника Ленину на Финляндском Степа выбрал не случайно — там все хорошо просматривалось со всех сторон. Марков не доверял Сергею и не скрывал этого. Челищев быстрым шагом направился к Литейному, прыгнул в троллейбус, переехал мост, вышел, проверился еще раз и направился к месту встречи. Удивительно, но Степа приехал к «вождю» раньше — видимо, его кто-то подкинул на машине. Марков прогуливался вокруг памятника, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки.