Страница:
* * * ----------------------------------------------------------------
Начальнику Управления кадров
ГУВД Леноблгорисполкомов
Полковнику милиции Матюшину А.Т.
Рапорт
Довожу до Вашего сведения, что 1.10.1976 года через заместителя начальника 7 отдела УУР Богуславского мною был вызван ст. оперуполномоченный 7 отдела уур капитан милиции Лавров Е.В. для проведения съемок его на доску почета ГУВД согласно Вашему распоряжению от 26.09.1976 года.
В разговоре со мной начальник 7 отдела УУР Богуславский заявил, что "постарается найти Лаврова и убедить его в необходимости участия в столь важном для работы карманного отдела мероприятии", (привожу дословно). Тон Богуславского был явно издевательский. Также тов. Богуславский заявил о невозможности прихода Лаврова в парадной форме в связи с полным отсутствием таковой.
2.10.1976 года оперуполномоченный Лавров не явился в указанное время, чем не исполнил Ваше указание.
5.10.1976 года около 20.00 сотрудник Лавров случайно увидел меня в ресторане "Корюшка", где я с коллегами по работе отмечал юбилей уголовного розыска. Я, поздравив его, сделал замечание о халатном отношении к обязанностям офицера милиции. Сотрудник Лавров театрально подошел к нашему столику, самолично налил себе рюмку водки, выпил ее со словами: "За здоровье Вашего превосходительства! Ротмистр Лавров!". После чего взял со стола бутылку коньяка и удалился. На наше возмущение он по-хамски ответил: "Кыш!". При этом сотрудник Лавров еле стоял на ногах.
Прошу Вас принять меры к оперуполномоченному 7 отдела УУР Лаврову за оскорбительное поведение по отношению к старшему по званию и должности, а также к заместителю начальника 7 отдела УУР Богуславскому за попустительскую политику в отношении подчиненного ему личного состава.
Зам.начальника
2 отдела УК ГУВД ЛО
Майор милиции
Чуриков Д.С.
6.10.1976 года ----------------------------------------------------------------
* * *
И Токарев-старший, и Богуславский, испытывая наркотическую зависимость от работы, патологически не желали правильно выстраивать карьеру и отношения с начальством. Оба, не разговаривая много на эту тему, полагали, что есть в жизни вещи намного более значимые. Постепенно Артем учился - нет, не понимать, а скорее чувствовать, - что они имели в виду.
...Однажды Богуславский притащил откуда-то протоколы допросов одиннадцати сотрудников Ленинградского НКВД, арестованных и расстрелянных в 1936-м за отказ выполнять секретное предписание о возможности применения мер физического воздействия к подследственным. Почти целую ночь Богуславский и Токарев читали вслух эти протоколы и пили "во помин", не чокаясь. Артему эта ночь дала больше, чем год уроков истории в школе...
Артем вынул из альбома одну фотографию с надломом и щелкнул ею, как игральной картой, по необъятному ореховому столу:
- Отец... А почему у них лица такие... землистые и непримиримые?
Токарев-старший встрепенулся, оторвался от рюмки, в которой что-то разглядывал, и улыбнулся сыну:
- Нет, просто снимки три на четыре, шесть на восемь - это ж на туаменты. Знал бы ты, как эти строгие человеки любили жизнь, как чудили...
- Чудили ли? - ухмыльнулся Богуславский. - Эти-то вот?
- Але, дети на проводе, - попытался отодвинуть тему Токарев.
- Где дети?!! - поперхнулся последними недопитыми десятью граммами Богуславский. - Нет, а где дети-то?!! Вот это? Это уже не дети, это уже нормальные сволочи... Вась, ты б лучше рассказал наследнику, как надысь с лавсаном материю у жулья подмели...
- Уймись ты, - добродушно налег на плечо друга Василий Павлович.
- Батя, колись! - Артем возликовал и, поддев край отцовского пиджака, игриво перещупывая пальцами материал, приготовился слушать очередную историю, совсем не похожую на "следствие ведут знатоки".
Отец отмахнулся, но Артем наседал:
- Дядя Андрей! - попросил. - Подмогни!
- Отставить! - прихлопнул ладонью по столу Токарев-старший. - Сгоняй-ка лучше... Да найди слезу, не как в прошлый раз - аж волосы потом болели. "Бэхи" - черти, только параграфы штампуют по кельям, а то, что народ левой водкой травят - им до фонаря!
Артем вздохнул - но с ироничным достоинством - и "подорвался" в магазин. Съезжая по перилам (самое главное было до первого этажа не коснуться ни разу ногой ступенек), он декламировал, словно пионерскую речевку выкрикивал:
- Впереди идет ОУР - вечно пьян и вечно хмур.
Следом движется ГАИ - всюду пьют не на свои.
Позади - БХСС, мягко спит и сыто ест.
А в конце - участковый уполномоченный - всеми...
Артем прервался, налетев на трещину в перилах. Проверил - не порвались ли штаны, потер задницу и со злостью рявкнул-договорил:
- ...Задроченный.
В магазин Артем бежал со всех ног, переживая, что без него взрослые начнут говорить про "самое интересное"...
А взрослые, пользуясь его отсутствием, заговорили как раз о нем:
- Слышь, Палыч, а Тема у тебя - успевай только раненых оттаскивать, - убежденно качал головой Богуславский.
- Да вижу, - с чуть деланной досадой согласился Токарев. Харей, конечно, не показываю, но... Дерзости природной - через край... Ну, да это годы поправят.
- Или вправят, - невесело усмехнулся Богуславский. - Тут либо одно - либо все остальное.
Помолчали. Потом Токарев-старший вздохнул и попытался перевести разговор на другой уровень.
- Знаешь, я иногда жалею, что когда Темка работать начнет, такие, как Женя-физик, Кое-как и Варшава - останутся, конечно, на линиях, но... Но в то же время их как бы уже и не будет.
- Не понял, но тему поддержать попробую, - Богуславский насупил брови, поразмышлял несколько секунд, "догнал" и обиделся за своих "крестников":
- Ишь, любимчики у него! А Шкварка, а Бултых?!. А... а Губоню - запамятовал?! Да Губоню в Сочи два поста наружки с четырьмя операми водили... Результат: пара срезанных кошельков! В оконцовке - хрен да лука мешок! Губоня за один перегон по два раза в сумки нырял!
Токарев странно покосился на друга и взял его за плечо:
- Да брось ты, Анд рюха... Успокойся... Ты, ты его взял...
- Да я не о том, - отмахнулся Богуславский и замолчал, давя в себе вроде бы давно уже перегоревшую обиду.
Сгустившуюся над столом горечь легко разогнал своим появлением Артем, принесший пару бутылок "Столичной". С сомнением посмотрев на старших, он с видимой неохотой выставил добычу на стол:
- Ежели этого не хватит - тогда не то что волосы потом - и ногти заболят.
- И без сопливых склизко, - Токарев-старший не упустил возможность добродушно щелкнуть сына по носу. - Сбегал - и уже герой? Не по шерстке провели - так уже и взрослых строить? Ты характер-то попридержи, перед людьми неловко - что подумают-то...
- Ничего-ничего, - великодушно прощая Артему лишь намек на раздражение, махнул рукой Богуславский (словно поп из старого кино - грехи отпустил). - Я тоже начинал с "разрешите бегом?") и тоже не всегда с радостью. Потом оценил. Для самого Черняховского бегал... Это тебе, брат, не кот чихнул.
- А кто это? - спросил Артем, залезая с ногами в старинное кресло. Щеку он подпер ладонью - чтобы слушать было удобнее.
- Черняховский? У-у, брат... Он - такая глыбища. Еще в НКВД начинал работать. Гениальный мужик. Ге-ни-аль-ный. Расскажу потом как-нибудь. Про него по трезвости рассказывать надо. Вот у кого тебе поучиться бы, отец Артээмий.
* * * ----------------------------------------------------------------
...Выдержка из автобиографии Черняховского Георгия Ивановича, написанной в 1983 году по просьбе сотрудников Музея милиции:
"...родился я в голодном 1923 году в Калуге, день и месяц потом уточняли, потому что вышла путаница.
...в 1945 году благополучно (легкое ранение) вернулся с фронта...
...До войны мечтал поступить на юридический факультет ЛГУ им. А.А.Жданова. Мечту в окопах не потерял. Успешно сдал экзамены в 1946 году. Как и многие - учился, работал.
...На третьем курсе по вульгарному доносу подонка Манова И.Ю. (ныне юрист крупного предприятия "Спектр" - не могу не уточнить) был арестован по ст.58-10 (за язык), осужден на 6 лет и отправлен в колонию.
Восемь месяцев и двадцать четыре дня провел за решеткой. Из них почти семь шел этапом в Нагаево и обратно - удивительно, но разобрались, извинились, реабилитировали, восстановили.
...на бесконечных пересылках и в трюмах, чуть ли не участвовал в сучьей войне... иногда думалось - легче вновь от Луги до Кенигсберга, чем...
...В 1952 окончил университет, попросился в, НКВД. Снова, к моему изумлению, приняли на должность оперуполномоченного Куйбышевского райотдела. Еще силен был закал фронтовика, думал: многое могу исправить...
...В 1954 перевелся в уголовный розыск... ----------------------------------------------------------------
* * *
Артем хмыкнул:
- А я и так - если научусь половине вашего - генералом буду. Как Черняховский. Он же генерал?
- Кто? - удивился вместо того, чтобы закусить, Богуславский.
- Видишь ли, сын, - Токарев-старший также проигнорировал закуску и сильно втянул в себя воздух ноздрями. - Работенка наша и вышитые звезды - вещи почему-то не очень совместимые.
- Генералом?! - дошло наконец и до Андрея Дмитриевича, моментально осерчавшего. - Ты, эта, помочь, винти на территорию, там раздуга-дуга.
Выпили еще, успокаиваясь.
Токарев-старший закинул руки за голову, блаженно прищурился в потолок, будто вспоминал что-то очень приятное:
- Нет, даже жаль, что Варшава в лагерях. Куражу стало не хватать... И угорел ведь по-человечьи... Помнишь, как он мне тогда в Гостином коленом промеж ног?.. Убил бы тогда... У тебя из куртки выпорхнул и у нас же упер ее через пару дней из отдела... Вот ведь... Черт - жулье вагонное!
- Пап, да ты ведь им восхищаешься?! - подал голос из кресла затихший было Артем.
Богуславский нашелся раньше Токарева и по-профессорски отрезал:
- Своего героя надо любить, голубчик.
Артем хмыкнул со всезнанием молодости:
- Кто герой? Варшава-то?
Андрей Дмитриевич покрутил головой:
- Да не он герой... А жулик для сыщика должен быть героем, чукча! Не будешь его любить - как повадки узнаешь, как брать будешь, как доказывать - без нахаловки? Э-эх, что говорить...
- Да ладно, - инстинктивно встал на защиту сына Василий Павлович. - Ему четырнадцать - тебе нет, дотумкает.
- Дотумкает? Тогда переводи ему: ворвался законный вор в барак и семь сук топором зарубил! Давай!
- Вас, блатных, не поймешь! - Артем соскочил с кресла, радуясь, что понемногу начинает говорить на этом странном и таком красивом языке избранных, что уже чувствует уместность и органичность фраз, их внутренний смысл. Артем вышел в коридор, неплотно прикрыл за собой дверь. Из комнаты доносились обрывки былинных разговоров: "...корки... барабан... яма... по низу...". Подслушав, было трудно понять, о чем спорят эти два красивых человека.
На кухне его встретила старушка-соседка - Дарья Ивановна Панаева, про которую говорили, что она "еще из бывших". Как-то раз Артем заглянул к ней в гости в комнату, и пока Дарь-Ванна уходила на кухню ставить чайник - успел прочитать страничку в старой тетрадке, лежавшей открытой на столе. Артем почти ничего не понял, но с тех пор почему-то слегка побаивался старушку. Токарев-старший и Богуславский считали ее "сурьезным человеком".
* * * ----------------------------------------------------------------
"Из записной книжки Панаевой.
У русских точно по несколько жизней, раз они так легко ее отдают за царство нескольких сотен мерзавцев. Может, не у русских, но у советских? Все же у русских - куда денешь девятьсот пятый, оба семнадцатых.
14 декабря, 1941 год - я на год старше. Вокруг головы злющий нимб.
131 год назад на Сенатской ожиревшим от безделья не удалось разворовать империю.
Вошла в мир, когда уже миллионы нравственно самых здоровых мужиков резали друг дружку во имя процветания кафешантанов в трех-четырех столицах.
В двадцать лет только обрадовалась - полоумный Николаев попал-таки в плебейский затылок "нашего Мироныча"!
А-а-а - не долго... У них не поухмыляешься!
Кажется, навечно в Кокчетавской области, пгт.Кзылту. Доросла до учительницы младших классов.
- Молоденькие казахи, почему надо обожать старого грузина?
Дико.
"КОКЧЕТАВПГТКЗЫЛТУ" - оно! Козлячье комиссарское арго. ----------------------------------------------------------------
* * *
- Господа офицеры гуляют? - светски поинтересовалась Дарья Ивановна. Артем молча кивнул, стесняясь, но совсем чуть-чуть.
- Ну что же, - старушка поправила очки. - Тогда будем пить чай. Полагаю, что это надолго.
Дарья Ивановна была человеком опытным, на жизнь смотрела трезво-философски и ошибалась редко. Не ошиблась она и в этот раз: "господа офицеры" еще раз сбегали, потом добили соседскую наливку, потом добрались до спиртовой заначки, которую не стали бодяжить водой. Ближе к ночи к ним за стол воткнулся еще один сосед - Пал Палыч, мудрый каторжанин, трудившийся последние восемь лет водителем трамвая, потерявший в свое время в тайге все зубы, но не жизненную энергию. Прозвище Пал Палыча - Рафинад хорошо сочеталось со вставными железными зубами. Когда через некоторое время Пал Палыч побрел в туалет, то из одежды на нем были только застиранные "в ноль" синие треники и новенький капитанский китель Токарева. Два мента и бывший зэк долго еще что-то азартно бубнили друг другу, а закончилось все лирично-разудалым хоровым пением: "Па-а тундре, па-а железной дороге, где мчит курьерский "Ва-арр-ркута - Ленинград"!
К этому времени на кухню вышел еще один жилец коммуналки начинающий профсоюзный работник товарищ Смоленков. Он возмущенно сопел, кривил губы, однако громко высказываться не решался - в прошлый раз уже высказался, ох и не под настроение попал...
Дарья Ивановна, видя его переживания, попыталась успокоить вслух (скорее себя, чем соседское невысказанное возмущение):
- Потерпи, партия и правительство, скоро уже угомонятся, по тексту определяю.
К финалу Богуславский, выходя из туалета, вышиб дверь вместе с защелкой, сам понял, что перебор, тут же обнял старушку и начал подлизываться:
- Елки-моталки, Дарья Ванна, не серчай, я с премиальных весь твой оконный укроп скуплю... А?..
- Позволю заметить Вашему Высокоблагородию, что Ваше Высокоблагородие несколько пьяны-с, - строго, по-учительски отрезала Панаева, но тут же, помягчав, добавила: - Завтра очухаетесь - гриб между окнами... Буденовцы...
- Имперский сыск! Не! Похмеляется! - рявкнул, как на баррикаде, Богуславский и нагнулся над раковиной, завертев в обе стороны медный краник. Холодная вода полилась ему на голову, он фыркал, как тюлень, и головой расшвыривал брызги по всей кухне. Освежающая процедура родила очередные ассоциации, и Андрей Дмитриевич затянул, не вынимая голову из-под крепкой струи:
- "Дождь нам капа-ал на рыла! И на дуло нага-ана!.."
Смоленков не выдержал наконец, по-дуэлянтски шагнул вперед левой ногой, взгорбил грудную клетку и пискнул:
- Товарищ Богуславский! Оправьтесь, вы же майор...
Богуславский затих. Секунды на две - столько понадобилось, чтобы завернуть кран.
- Перхоть штабная, - ласково сказал Андрей Дмитриевич и вдруг, растопырив жульмански пальцы и ссутулившись, попер на соседа: - "му-усора окружили - Руки в гору! - крича-ат..."
Смоленков мгновенно забился в расщелину между шкафчиками, зачем-то схватив полотенце и инстинктивно им загораживаясь:
- Дарья Ивановна, ну вы-то хоть скажите... ему!
Панаева презрительно сморщила носик. Ее социально далекие глаза не выражали никакого сочувствия к репрессируемой партийно-хозяйственной номенклатуре. Травлю и глумление пресек вовремя появившийся Токарев-старший. Он ловко, будто и не пил вовсе, развернул друга лицом к коридору и потащил в комнату:
- Неправильный подход к снаряду! Все. Исчезаем. Мадам Даша па-ардонте-с...
Богуславский не сопротивлялся, но по дороге в комнату начал горячим шепотом объяснять свое антиобщественное поведение:
- Нет, Вася, ну кто бы носом шмыгал?! Мне - красному командиру?! То-ва-арищ...
И у самых дверей комнаты вдруг заорал в голос - чтобы на кухне услышали:
- Да такие товарищи лошадь в овраге доедают! Укутайся в резолюцию, регламент!
А в комнате их поджидал сюрприз. Бывший зэк, а ныне вагоновожатый сидел на корточках на широком подоконнике, утонув в милицейском френче и заложив руки на затылок.
- Сильно, - сказал без особого, впрочем, удивления Токарев-старший. - Ты, Пал Палыч, хорошо бы смотрелся голым - но в пулеметных лентах. Окабанел, что ли?
- Слышь, вертухай, орать будешь - завалю! - по-совиному буркнул Рафинад.
- Ну все, приплыли, - вздохнул Токарев, удерживая одной рукой обмякшего Богуславского. - Занавес, граждане - товарищи и господа!
Вскоре коммуналка затихла.
Артем долго не мог уснуть, ворочался, потом встал, подошел осторожно к столу и вынул из висевшего на стуле отцовского пиджака красное удостоверение - в свете уличного фонаря оно казалось темно-бордовым. Он считал годы, когда ему дадут такое же, с каллиграфически выведенной тушью должностью "оперуполномоченный уголовного розыска". Годы не торопились, и пока что Артем, стесняясь, тайком перечитывал отцовское удостоверение. Ему так хотелось быть таким же, как отец, что он даже досадовал на свою внешность, в которой было больше от матери: карие глаза и темные волосы и нос с легкой горбинкой против веселой отцовской зеленоглазой курносости - разве же это внешность для будущего опера? Впрочем, эта разница в чертах лица съедалась забавной идентичностью походок и вообще манеры двигаться, так что окружающие часто лили Артему бальзам на сердце: "Копия отца, ну просто копия..." Токарев-старший тоже балдел от таких утверждений.
Артем любил рассказывать одноклассницам услышанные от отца и Богуславского истории об удалых налетчиках - про Юнкера, про Два нагана, любил показывать им в трамваях и троллейбусах щипачей... Когда его недослушивали, он страшно обижался, хотя и не показывал виду. Впрочем, однажды парень из старшего класса, услышав обрывок очередной байки, попытался съязвить по поводу отца. Красный, как пожарная машина, Артем сбил левой боковой сваей обидчика с ног, и тот несколько дней не показывался в школе. (Токарев-старший привел сына, когда ему исполнилось двенадцать, к Юрию Евгеньевичу - хорошему тренеру по боксу, и удар у Артема был поставлен правильно...)
Артем положил удостоверение обратно в пиджак, поправил одеяло на разметавшемся во сне на узкой кровати отце и вернулся на свой диван. Улыбаясь от воспоминаний минувшего вечера, он не заметил, как заснул...
Тульский
Март 1978 г.
Ленинград, Васильевский остров.
...Варшава стоял, прижавшись спиной к стене дома на углу 12-й линии и Среднего проспекта и дожигал последней затяжкой окурок. Пять лет последней отсидки мало что изменили в его внешности и повадках - стороннему наблюдателю могло показаться, что нестарый сухощавый мужчина просто праздно щурится на слабое еще мартовское солнышко, а вор между тем лихорадочно просчитывал варианты помощи бывшему сокамернику. Сокамерника прозывали Кое-Как, и его только что с поличным взяли опера "на кошельке". Возможность помощи стремилась к нулю. Откуда-то слева под локоть Варшаве вывернулся Артур и, ожидая от вора хотя бы легкой тревоги, выдохнул:
- Тепло!
- Из носа потекло, - прокомментировал внешне спокойно ситуацию Варшава. Ловить было нечего. Артур повел взглядом: зажатый операми Кое-Как "уводил себя из весны", отчаянно сохраняя достоинство. Вариант был один - рвануться и попробовать на характере передышать сотрудников в проходняках. Но тут из рыбного магазина выскочил третий опер, довольно улыбаясь, а четвертый уверенно вел под локоть женщину, которая растерянно и громко объясняла неизвестно кому, что она пережила и перечувствовала за последние десять минут. Оперативник, в котором Варшава с тоской узнал Витю Андреева, потерпевшую, разумеется, не слушал, но поддакивал и настойчиво вел под руку в нужном направлении.
Взгляд Кое-Как пометался и начал гаснуть, видно было, что заняли его мысли приземленные, как коврик у двери: сколько денег в кармане, дадут ли позвонить до КПЗ, как скоро кореши передадут сидор в изолятор. Дорога привычная, но все равно - тоскливая, и солнышко - не в настроение.
Несколько секунд поджавшийся Артур напряженно смотрел на происходящее, наконец спросил, как выдохнул:
- Отобьем?
- Себе ребра, - по-товарищески сокрушенно вздохнул Варшава. Безнадежная решимость Артура его обрадовала, но она была тем малым хорошим, что всегда есть в большом плохом.
Артур несогласно мотнул головой.
- Не бывает так... ну, чтобы ничего. Варшава хмыкнул и посоветовал без злости, а лишь с ироничной умудренностью взрослого:
- Вот про енто и распишешь к майским в школьном сочинении как бороться и искать, как найти и не сдаваться...
Артур промолчал, внутри него нарастала куражливая дрожь так копится энергия для поступка. Варшава чувствовал изменяющуюся энергетику, но молчал.
Из ниоткуда вдруг возник и стал протискиваться специально между ними балагур и драчун Гоша:
- И что вы между мною вертитесь? - специально по-одесски весело поприветствовал он знакомых.
- Гога, пару слов! - жесткой интонацией Артур мгновенно погасил игривый настрой приятеля. Георгий посерьезнел:
- Где что не так, где маленьких обидели? Тульский мотнул головой:
- Огрызнуться и пару зубов выплюнуть - есть настроение?
- Александровские, что ли, опять напутали? - "догадался" Гоша. Артур быстро развернул его за плечи в нужном направлении и зашептал торопливо:
- Сфокусируй - Кое-Как с ментами... Въехал? Без рукопашной. Обгоняем. Ты - немой. Делаешь, как я. Тереть некогда.
Гога кивнул, не думая:
- Ну, Тульский, будем тонуть - без тебя не захлебнусь. Поперло!!!
И вдвоем они с места рванули через проходные.
До оставшегося на углу вора долетели обрывки выдохнутых на бегу фраз:
- Если тонуть, Гаврюша, то лучшая позиция - рыбья. За группу - больше дают.
- Не учи моченого!
- Не тявкай.
Варшава задумчиво посмотрел им вслед, вздохнул и побрел на 5-ю линию к знакомому банщику, в прошлом имевшему прозвище Есаул - из-за кавалерийской осанки и постоянно снисходительного тона.
Жизненный опыт показывал Варшаве, что в лучшем случае он увидит ребят к вечеру - в синь избитых.
- Ничего, - сказал вслух вор, давя в себе переживания, мусора в грунт втопчут, но ведь не покалечат...
Между тем Артур и Гоша, промчавшись по лабиринту проходных дворов (на Васильевском надо родиться, чтобы не блуждать в проходняках), осторожно выглянули из подворотни метрах в пятидесяти перед оперативниками.
Артур чуть шатнулся назад за смятую постоянными пинками молодежи водосточную трубу и выровнял дыхание.
- Все, Гога, не дыши.
Чинно и благородно они вдвоем не спеша вырулили на улицу.
...Кое-Как, уже приняв свершившееся за факт, не особо сопротивлялся, но куражился вовсю, смущая и сбивая с панталыку интеллигентски-рефлексирующую потерпевшую:
- Дамочка, вы обратите внимание - получается-то как: кошель якобы я взял, а топорщится он почему-то в левом кармане гражданина начальника!
Витя Андреев действительно подобрал скинутый кошелек за сиденьем в трамвае и сунул себе в брючный карман, и тот купеческой мошной обвис чуть выше колена. Если бы Кое-Как резанул сумку у рыночной торговки - она бы нашлась, как ответить, но сейчас Андреев придерживал за локоток особу воспитанную и думающую, работать с такими потерпевшими было и проще, и сложнее - нравственность, она штука тонкая.
- Игорек, у-го-мо-нись, - по слогам выговаривал Витя Андреев, но Кое-Как угомониться не желал:
- Не надо! Я, может, желаю гимн Родины... Граж... - Тычок под ребра заставил его поперхнуться.
Оперативник Жаринов без злости, с одним лишь только мудрым провидением негромко предупредил:
- В камере с махрой - остро, не скули потом. Кое-Как не внял и снова заблажил:
- Гражданочка, нет, вы заметьте: как придем, вы - писать, чего не видели, а деньги ваши выкрошат из меня. Вы, я вижу, университет... Ах ты ж!.. - Кое-как согнуло от боли в вывернутом указательном пальце. Жаринов укоризненно покачал головой.
Потерпевшая между тем смущенно думала о том, что кошелек действительно украл вот этот вот мазурик, хотя она и впрямь ничего не видела. Запомнила лишь давку и потом - рубашку сотрудника, выскочившую из брюк, когда тот ползал между сиденьями и искал кошелек. Потерпевшей было неловко, все эти люди вокруг и опера, и карманник были явно беднее и неустроеннее ее. Она бы с удовольствием отодвинулась ото всей этой ситуации в сторону, но как оскорбить защитников? Из-за нее ведь старались...
Артур и Гоша, скроив лица начинающих пионервожатых, вплотную приблизились к живописной группе.
- Ага, доблатовался! - обрадовано воскликнул Артур и, поняв, что употребил не очень комсомольское выражение, тут же повернулся к Гоше: - Михаил, я же тебе говорил - ворюга - а ты: просто тряхнуло, кошелек сам вывалился...
Гоша неопределенно кивнул.
- Ну вот, Игорек, - мгновенно среагировал Андреев, торжествуя от удачи. - Случайно и свидетели наклевываются!
Начальнику Управления кадров
ГУВД Леноблгорисполкомов
Полковнику милиции Матюшину А.Т.
Рапорт
Довожу до Вашего сведения, что 1.10.1976 года через заместителя начальника 7 отдела УУР Богуславского мною был вызван ст. оперуполномоченный 7 отдела уур капитан милиции Лавров Е.В. для проведения съемок его на доску почета ГУВД согласно Вашему распоряжению от 26.09.1976 года.
В разговоре со мной начальник 7 отдела УУР Богуславский заявил, что "постарается найти Лаврова и убедить его в необходимости участия в столь важном для работы карманного отдела мероприятии", (привожу дословно). Тон Богуславского был явно издевательский. Также тов. Богуславский заявил о невозможности прихода Лаврова в парадной форме в связи с полным отсутствием таковой.
2.10.1976 года оперуполномоченный Лавров не явился в указанное время, чем не исполнил Ваше указание.
5.10.1976 года около 20.00 сотрудник Лавров случайно увидел меня в ресторане "Корюшка", где я с коллегами по работе отмечал юбилей уголовного розыска. Я, поздравив его, сделал замечание о халатном отношении к обязанностям офицера милиции. Сотрудник Лавров театрально подошел к нашему столику, самолично налил себе рюмку водки, выпил ее со словами: "За здоровье Вашего превосходительства! Ротмистр Лавров!". После чего взял со стола бутылку коньяка и удалился. На наше возмущение он по-хамски ответил: "Кыш!". При этом сотрудник Лавров еле стоял на ногах.
Прошу Вас принять меры к оперуполномоченному 7 отдела УУР Лаврову за оскорбительное поведение по отношению к старшему по званию и должности, а также к заместителю начальника 7 отдела УУР Богуславскому за попустительскую политику в отношении подчиненного ему личного состава.
Зам.начальника
2 отдела УК ГУВД ЛО
Майор милиции
Чуриков Д.С.
6.10.1976 года ----------------------------------------------------------------
* * *
И Токарев-старший, и Богуславский, испытывая наркотическую зависимость от работы, патологически не желали правильно выстраивать карьеру и отношения с начальством. Оба, не разговаривая много на эту тему, полагали, что есть в жизни вещи намного более значимые. Постепенно Артем учился - нет, не понимать, а скорее чувствовать, - что они имели в виду.
...Однажды Богуславский притащил откуда-то протоколы допросов одиннадцати сотрудников Ленинградского НКВД, арестованных и расстрелянных в 1936-м за отказ выполнять секретное предписание о возможности применения мер физического воздействия к подследственным. Почти целую ночь Богуславский и Токарев читали вслух эти протоколы и пили "во помин", не чокаясь. Артему эта ночь дала больше, чем год уроков истории в школе...
Артем вынул из альбома одну фотографию с надломом и щелкнул ею, как игральной картой, по необъятному ореховому столу:
- Отец... А почему у них лица такие... землистые и непримиримые?
Токарев-старший встрепенулся, оторвался от рюмки, в которой что-то разглядывал, и улыбнулся сыну:
- Нет, просто снимки три на четыре, шесть на восемь - это ж на туаменты. Знал бы ты, как эти строгие человеки любили жизнь, как чудили...
- Чудили ли? - ухмыльнулся Богуславский. - Эти-то вот?
- Але, дети на проводе, - попытался отодвинуть тему Токарев.
- Где дети?!! - поперхнулся последними недопитыми десятью граммами Богуславский. - Нет, а где дети-то?!! Вот это? Это уже не дети, это уже нормальные сволочи... Вась, ты б лучше рассказал наследнику, как надысь с лавсаном материю у жулья подмели...
- Уймись ты, - добродушно налег на плечо друга Василий Павлович.
- Батя, колись! - Артем возликовал и, поддев край отцовского пиджака, игриво перещупывая пальцами материал, приготовился слушать очередную историю, совсем не похожую на "следствие ведут знатоки".
Отец отмахнулся, но Артем наседал:
- Дядя Андрей! - попросил. - Подмогни!
- Отставить! - прихлопнул ладонью по столу Токарев-старший. - Сгоняй-ка лучше... Да найди слезу, не как в прошлый раз - аж волосы потом болели. "Бэхи" - черти, только параграфы штампуют по кельям, а то, что народ левой водкой травят - им до фонаря!
Артем вздохнул - но с ироничным достоинством - и "подорвался" в магазин. Съезжая по перилам (самое главное было до первого этажа не коснуться ни разу ногой ступенек), он декламировал, словно пионерскую речевку выкрикивал:
- Впереди идет ОУР - вечно пьян и вечно хмур.
Следом движется ГАИ - всюду пьют не на свои.
Позади - БХСС, мягко спит и сыто ест.
А в конце - участковый уполномоченный - всеми...
Артем прервался, налетев на трещину в перилах. Проверил - не порвались ли штаны, потер задницу и со злостью рявкнул-договорил:
- ...Задроченный.
В магазин Артем бежал со всех ног, переживая, что без него взрослые начнут говорить про "самое интересное"...
А взрослые, пользуясь его отсутствием, заговорили как раз о нем:
- Слышь, Палыч, а Тема у тебя - успевай только раненых оттаскивать, - убежденно качал головой Богуславский.
- Да вижу, - с чуть деланной досадой согласился Токарев. Харей, конечно, не показываю, но... Дерзости природной - через край... Ну, да это годы поправят.
- Или вправят, - невесело усмехнулся Богуславский. - Тут либо одно - либо все остальное.
Помолчали. Потом Токарев-старший вздохнул и попытался перевести разговор на другой уровень.
- Знаешь, я иногда жалею, что когда Темка работать начнет, такие, как Женя-физик, Кое-как и Варшава - останутся, конечно, на линиях, но... Но в то же время их как бы уже и не будет.
- Не понял, но тему поддержать попробую, - Богуславский насупил брови, поразмышлял несколько секунд, "догнал" и обиделся за своих "крестников":
- Ишь, любимчики у него! А Шкварка, а Бултых?!. А... а Губоню - запамятовал?! Да Губоню в Сочи два поста наружки с четырьмя операми водили... Результат: пара срезанных кошельков! В оконцовке - хрен да лука мешок! Губоня за один перегон по два раза в сумки нырял!
Токарев странно покосился на друга и взял его за плечо:
- Да брось ты, Анд рюха... Успокойся... Ты, ты его взял...
- Да я не о том, - отмахнулся Богуславский и замолчал, давя в себе вроде бы давно уже перегоревшую обиду.
Сгустившуюся над столом горечь легко разогнал своим появлением Артем, принесший пару бутылок "Столичной". С сомнением посмотрев на старших, он с видимой неохотой выставил добычу на стол:
- Ежели этого не хватит - тогда не то что волосы потом - и ногти заболят.
- И без сопливых склизко, - Токарев-старший не упустил возможность добродушно щелкнуть сына по носу. - Сбегал - и уже герой? Не по шерстке провели - так уже и взрослых строить? Ты характер-то попридержи, перед людьми неловко - что подумают-то...
- Ничего-ничего, - великодушно прощая Артему лишь намек на раздражение, махнул рукой Богуславский (словно поп из старого кино - грехи отпустил). - Я тоже начинал с "разрешите бегом?") и тоже не всегда с радостью. Потом оценил. Для самого Черняховского бегал... Это тебе, брат, не кот чихнул.
- А кто это? - спросил Артем, залезая с ногами в старинное кресло. Щеку он подпер ладонью - чтобы слушать было удобнее.
- Черняховский? У-у, брат... Он - такая глыбища. Еще в НКВД начинал работать. Гениальный мужик. Ге-ни-аль-ный. Расскажу потом как-нибудь. Про него по трезвости рассказывать надо. Вот у кого тебе поучиться бы, отец Артээмий.
* * * ----------------------------------------------------------------
...Выдержка из автобиографии Черняховского Георгия Ивановича, написанной в 1983 году по просьбе сотрудников Музея милиции:
"...родился я в голодном 1923 году в Калуге, день и месяц потом уточняли, потому что вышла путаница.
...в 1945 году благополучно (легкое ранение) вернулся с фронта...
...До войны мечтал поступить на юридический факультет ЛГУ им. А.А.Жданова. Мечту в окопах не потерял. Успешно сдал экзамены в 1946 году. Как и многие - учился, работал.
...На третьем курсе по вульгарному доносу подонка Манова И.Ю. (ныне юрист крупного предприятия "Спектр" - не могу не уточнить) был арестован по ст.58-10 (за язык), осужден на 6 лет и отправлен в колонию.
Восемь месяцев и двадцать четыре дня провел за решеткой. Из них почти семь шел этапом в Нагаево и обратно - удивительно, но разобрались, извинились, реабилитировали, восстановили.
...на бесконечных пересылках и в трюмах, чуть ли не участвовал в сучьей войне... иногда думалось - легче вновь от Луги до Кенигсберга, чем...
...В 1952 окончил университет, попросился в, НКВД. Снова, к моему изумлению, приняли на должность оперуполномоченного Куйбышевского райотдела. Еще силен был закал фронтовика, думал: многое могу исправить...
...В 1954 перевелся в уголовный розыск... ----------------------------------------------------------------
* * *
Артем хмыкнул:
- А я и так - если научусь половине вашего - генералом буду. Как Черняховский. Он же генерал?
- Кто? - удивился вместо того, чтобы закусить, Богуславский.
- Видишь ли, сын, - Токарев-старший также проигнорировал закуску и сильно втянул в себя воздух ноздрями. - Работенка наша и вышитые звезды - вещи почему-то не очень совместимые.
- Генералом?! - дошло наконец и до Андрея Дмитриевича, моментально осерчавшего. - Ты, эта, помочь, винти на территорию, там раздуга-дуга.
Выпили еще, успокаиваясь.
Токарев-старший закинул руки за голову, блаженно прищурился в потолок, будто вспоминал что-то очень приятное:
- Нет, даже жаль, что Варшава в лагерях. Куражу стало не хватать... И угорел ведь по-человечьи... Помнишь, как он мне тогда в Гостином коленом промеж ног?.. Убил бы тогда... У тебя из куртки выпорхнул и у нас же упер ее через пару дней из отдела... Вот ведь... Черт - жулье вагонное!
- Пап, да ты ведь им восхищаешься?! - подал голос из кресла затихший было Артем.
Богуславский нашелся раньше Токарева и по-профессорски отрезал:
- Своего героя надо любить, голубчик.
Артем хмыкнул со всезнанием молодости:
- Кто герой? Варшава-то?
Андрей Дмитриевич покрутил головой:
- Да не он герой... А жулик для сыщика должен быть героем, чукча! Не будешь его любить - как повадки узнаешь, как брать будешь, как доказывать - без нахаловки? Э-эх, что говорить...
- Да ладно, - инстинктивно встал на защиту сына Василий Павлович. - Ему четырнадцать - тебе нет, дотумкает.
- Дотумкает? Тогда переводи ему: ворвался законный вор в барак и семь сук топором зарубил! Давай!
- Вас, блатных, не поймешь! - Артем соскочил с кресла, радуясь, что понемногу начинает говорить на этом странном и таком красивом языке избранных, что уже чувствует уместность и органичность фраз, их внутренний смысл. Артем вышел в коридор, неплотно прикрыл за собой дверь. Из комнаты доносились обрывки былинных разговоров: "...корки... барабан... яма... по низу...". Подслушав, было трудно понять, о чем спорят эти два красивых человека.
На кухне его встретила старушка-соседка - Дарья Ивановна Панаева, про которую говорили, что она "еще из бывших". Как-то раз Артем заглянул к ней в гости в комнату, и пока Дарь-Ванна уходила на кухню ставить чайник - успел прочитать страничку в старой тетрадке, лежавшей открытой на столе. Артем почти ничего не понял, но с тех пор почему-то слегка побаивался старушку. Токарев-старший и Богуславский считали ее "сурьезным человеком".
* * * ----------------------------------------------------------------
"Из записной книжки Панаевой.
У русских точно по несколько жизней, раз они так легко ее отдают за царство нескольких сотен мерзавцев. Может, не у русских, но у советских? Все же у русских - куда денешь девятьсот пятый, оба семнадцатых.
14 декабря, 1941 год - я на год старше. Вокруг головы злющий нимб.
131 год назад на Сенатской ожиревшим от безделья не удалось разворовать империю.
Вошла в мир, когда уже миллионы нравственно самых здоровых мужиков резали друг дружку во имя процветания кафешантанов в трех-четырех столицах.
В двадцать лет только обрадовалась - полоумный Николаев попал-таки в плебейский затылок "нашего Мироныча"!
А-а-а - не долго... У них не поухмыляешься!
Кажется, навечно в Кокчетавской области, пгт.Кзылту. Доросла до учительницы младших классов.
- Молоденькие казахи, почему надо обожать старого грузина?
Дико.
"КОКЧЕТАВПГТКЗЫЛТУ" - оно! Козлячье комиссарское арго. ----------------------------------------------------------------
* * *
- Господа офицеры гуляют? - светски поинтересовалась Дарья Ивановна. Артем молча кивнул, стесняясь, но совсем чуть-чуть.
- Ну что же, - старушка поправила очки. - Тогда будем пить чай. Полагаю, что это надолго.
Дарья Ивановна была человеком опытным, на жизнь смотрела трезво-философски и ошибалась редко. Не ошиблась она и в этот раз: "господа офицеры" еще раз сбегали, потом добили соседскую наливку, потом добрались до спиртовой заначки, которую не стали бодяжить водой. Ближе к ночи к ним за стол воткнулся еще один сосед - Пал Палыч, мудрый каторжанин, трудившийся последние восемь лет водителем трамвая, потерявший в свое время в тайге все зубы, но не жизненную энергию. Прозвище Пал Палыча - Рафинад хорошо сочеталось со вставными железными зубами. Когда через некоторое время Пал Палыч побрел в туалет, то из одежды на нем были только застиранные "в ноль" синие треники и новенький капитанский китель Токарева. Два мента и бывший зэк долго еще что-то азартно бубнили друг другу, а закончилось все лирично-разудалым хоровым пением: "Па-а тундре, па-а железной дороге, где мчит курьерский "Ва-арр-ркута - Ленинград"!
К этому времени на кухню вышел еще один жилец коммуналки начинающий профсоюзный работник товарищ Смоленков. Он возмущенно сопел, кривил губы, однако громко высказываться не решался - в прошлый раз уже высказался, ох и не под настроение попал...
Дарья Ивановна, видя его переживания, попыталась успокоить вслух (скорее себя, чем соседское невысказанное возмущение):
- Потерпи, партия и правительство, скоро уже угомонятся, по тексту определяю.
К финалу Богуславский, выходя из туалета, вышиб дверь вместе с защелкой, сам понял, что перебор, тут же обнял старушку и начал подлизываться:
- Елки-моталки, Дарья Ванна, не серчай, я с премиальных весь твой оконный укроп скуплю... А?..
- Позволю заметить Вашему Высокоблагородию, что Ваше Высокоблагородие несколько пьяны-с, - строго, по-учительски отрезала Панаева, но тут же, помягчав, добавила: - Завтра очухаетесь - гриб между окнами... Буденовцы...
- Имперский сыск! Не! Похмеляется! - рявкнул, как на баррикаде, Богуславский и нагнулся над раковиной, завертев в обе стороны медный краник. Холодная вода полилась ему на голову, он фыркал, как тюлень, и головой расшвыривал брызги по всей кухне. Освежающая процедура родила очередные ассоциации, и Андрей Дмитриевич затянул, не вынимая голову из-под крепкой струи:
- "Дождь нам капа-ал на рыла! И на дуло нага-ана!.."
Смоленков не выдержал наконец, по-дуэлянтски шагнул вперед левой ногой, взгорбил грудную клетку и пискнул:
- Товарищ Богуславский! Оправьтесь, вы же майор...
Богуславский затих. Секунды на две - столько понадобилось, чтобы завернуть кран.
- Перхоть штабная, - ласково сказал Андрей Дмитриевич и вдруг, растопырив жульмански пальцы и ссутулившись, попер на соседа: - "му-усора окружили - Руки в гору! - крича-ат..."
Смоленков мгновенно забился в расщелину между шкафчиками, зачем-то схватив полотенце и инстинктивно им загораживаясь:
- Дарья Ивановна, ну вы-то хоть скажите... ему!
Панаева презрительно сморщила носик. Ее социально далекие глаза не выражали никакого сочувствия к репрессируемой партийно-хозяйственной номенклатуре. Травлю и глумление пресек вовремя появившийся Токарев-старший. Он ловко, будто и не пил вовсе, развернул друга лицом к коридору и потащил в комнату:
- Неправильный подход к снаряду! Все. Исчезаем. Мадам Даша па-ардонте-с...
Богуславский не сопротивлялся, но по дороге в комнату начал горячим шепотом объяснять свое антиобщественное поведение:
- Нет, Вася, ну кто бы носом шмыгал?! Мне - красному командиру?! То-ва-арищ...
И у самых дверей комнаты вдруг заорал в голос - чтобы на кухне услышали:
- Да такие товарищи лошадь в овраге доедают! Укутайся в резолюцию, регламент!
А в комнате их поджидал сюрприз. Бывший зэк, а ныне вагоновожатый сидел на корточках на широком подоконнике, утонув в милицейском френче и заложив руки на затылок.
- Сильно, - сказал без особого, впрочем, удивления Токарев-старший. - Ты, Пал Палыч, хорошо бы смотрелся голым - но в пулеметных лентах. Окабанел, что ли?
- Слышь, вертухай, орать будешь - завалю! - по-совиному буркнул Рафинад.
- Ну все, приплыли, - вздохнул Токарев, удерживая одной рукой обмякшего Богуславского. - Занавес, граждане - товарищи и господа!
Вскоре коммуналка затихла.
Артем долго не мог уснуть, ворочался, потом встал, подошел осторожно к столу и вынул из висевшего на стуле отцовского пиджака красное удостоверение - в свете уличного фонаря оно казалось темно-бордовым. Он считал годы, когда ему дадут такое же, с каллиграфически выведенной тушью должностью "оперуполномоченный уголовного розыска". Годы не торопились, и пока что Артем, стесняясь, тайком перечитывал отцовское удостоверение. Ему так хотелось быть таким же, как отец, что он даже досадовал на свою внешность, в которой было больше от матери: карие глаза и темные волосы и нос с легкой горбинкой против веселой отцовской зеленоглазой курносости - разве же это внешность для будущего опера? Впрочем, эта разница в чертах лица съедалась забавной идентичностью походок и вообще манеры двигаться, так что окружающие часто лили Артему бальзам на сердце: "Копия отца, ну просто копия..." Токарев-старший тоже балдел от таких утверждений.
Артем любил рассказывать одноклассницам услышанные от отца и Богуславского истории об удалых налетчиках - про Юнкера, про Два нагана, любил показывать им в трамваях и троллейбусах щипачей... Когда его недослушивали, он страшно обижался, хотя и не показывал виду. Впрочем, однажды парень из старшего класса, услышав обрывок очередной байки, попытался съязвить по поводу отца. Красный, как пожарная машина, Артем сбил левой боковой сваей обидчика с ног, и тот несколько дней не показывался в школе. (Токарев-старший привел сына, когда ему исполнилось двенадцать, к Юрию Евгеньевичу - хорошему тренеру по боксу, и удар у Артема был поставлен правильно...)
Артем положил удостоверение обратно в пиджак, поправил одеяло на разметавшемся во сне на узкой кровати отце и вернулся на свой диван. Улыбаясь от воспоминаний минувшего вечера, он не заметил, как заснул...
Тульский
Март 1978 г.
Ленинград, Васильевский остров.
...Варшава стоял, прижавшись спиной к стене дома на углу 12-й линии и Среднего проспекта и дожигал последней затяжкой окурок. Пять лет последней отсидки мало что изменили в его внешности и повадках - стороннему наблюдателю могло показаться, что нестарый сухощавый мужчина просто праздно щурится на слабое еще мартовское солнышко, а вор между тем лихорадочно просчитывал варианты помощи бывшему сокамернику. Сокамерника прозывали Кое-Как, и его только что с поличным взяли опера "на кошельке". Возможность помощи стремилась к нулю. Откуда-то слева под локоть Варшаве вывернулся Артур и, ожидая от вора хотя бы легкой тревоги, выдохнул:
- Тепло!
- Из носа потекло, - прокомментировал внешне спокойно ситуацию Варшава. Ловить было нечего. Артур повел взглядом: зажатый операми Кое-Как "уводил себя из весны", отчаянно сохраняя достоинство. Вариант был один - рвануться и попробовать на характере передышать сотрудников в проходняках. Но тут из рыбного магазина выскочил третий опер, довольно улыбаясь, а четвертый уверенно вел под локоть женщину, которая растерянно и громко объясняла неизвестно кому, что она пережила и перечувствовала за последние десять минут. Оперативник, в котором Варшава с тоской узнал Витю Андреева, потерпевшую, разумеется, не слушал, но поддакивал и настойчиво вел под руку в нужном направлении.
Взгляд Кое-Как пометался и начал гаснуть, видно было, что заняли его мысли приземленные, как коврик у двери: сколько денег в кармане, дадут ли позвонить до КПЗ, как скоро кореши передадут сидор в изолятор. Дорога привычная, но все равно - тоскливая, и солнышко - не в настроение.
Несколько секунд поджавшийся Артур напряженно смотрел на происходящее, наконец спросил, как выдохнул:
- Отобьем?
- Себе ребра, - по-товарищески сокрушенно вздохнул Варшава. Безнадежная решимость Артура его обрадовала, но она была тем малым хорошим, что всегда есть в большом плохом.
Артур несогласно мотнул головой.
- Не бывает так... ну, чтобы ничего. Варшава хмыкнул и посоветовал без злости, а лишь с ироничной умудренностью взрослого:
- Вот про енто и распишешь к майским в школьном сочинении как бороться и искать, как найти и не сдаваться...
Артур промолчал, внутри него нарастала куражливая дрожь так копится энергия для поступка. Варшава чувствовал изменяющуюся энергетику, но молчал.
Из ниоткуда вдруг возник и стал протискиваться специально между ними балагур и драчун Гоша:
- И что вы между мною вертитесь? - специально по-одесски весело поприветствовал он знакомых.
- Гога, пару слов! - жесткой интонацией Артур мгновенно погасил игривый настрой приятеля. Георгий посерьезнел:
- Где что не так, где маленьких обидели? Тульский мотнул головой:
- Огрызнуться и пару зубов выплюнуть - есть настроение?
- Александровские, что ли, опять напутали? - "догадался" Гоша. Артур быстро развернул его за плечи в нужном направлении и зашептал торопливо:
- Сфокусируй - Кое-Как с ментами... Въехал? Без рукопашной. Обгоняем. Ты - немой. Делаешь, как я. Тереть некогда.
Гога кивнул, не думая:
- Ну, Тульский, будем тонуть - без тебя не захлебнусь. Поперло!!!
И вдвоем они с места рванули через проходные.
До оставшегося на углу вора долетели обрывки выдохнутых на бегу фраз:
- Если тонуть, Гаврюша, то лучшая позиция - рыбья. За группу - больше дают.
- Не учи моченого!
- Не тявкай.
Варшава задумчиво посмотрел им вслед, вздохнул и побрел на 5-ю линию к знакомому банщику, в прошлом имевшему прозвище Есаул - из-за кавалерийской осанки и постоянно снисходительного тона.
Жизненный опыт показывал Варшаве, что в лучшем случае он увидит ребят к вечеру - в синь избитых.
- Ничего, - сказал вслух вор, давя в себе переживания, мусора в грунт втопчут, но ведь не покалечат...
Между тем Артур и Гоша, промчавшись по лабиринту проходных дворов (на Васильевском надо родиться, чтобы не блуждать в проходняках), осторожно выглянули из подворотни метрах в пятидесяти перед оперативниками.
Артур чуть шатнулся назад за смятую постоянными пинками молодежи водосточную трубу и выровнял дыхание.
- Все, Гога, не дыши.
Чинно и благородно они вдвоем не спеша вырулили на улицу.
...Кое-Как, уже приняв свершившееся за факт, не особо сопротивлялся, но куражился вовсю, смущая и сбивая с панталыку интеллигентски-рефлексирующую потерпевшую:
- Дамочка, вы обратите внимание - получается-то как: кошель якобы я взял, а топорщится он почему-то в левом кармане гражданина начальника!
Витя Андреев действительно подобрал скинутый кошелек за сиденьем в трамвае и сунул себе в брючный карман, и тот купеческой мошной обвис чуть выше колена. Если бы Кое-Как резанул сумку у рыночной торговки - она бы нашлась, как ответить, но сейчас Андреев придерживал за локоток особу воспитанную и думающую, работать с такими потерпевшими было и проще, и сложнее - нравственность, она штука тонкая.
- Игорек, у-го-мо-нись, - по слогам выговаривал Витя Андреев, но Кое-Как угомониться не желал:
- Не надо! Я, может, желаю гимн Родины... Граж... - Тычок под ребра заставил его поперхнуться.
Оперативник Жаринов без злости, с одним лишь только мудрым провидением негромко предупредил:
- В камере с махрой - остро, не скули потом. Кое-Как не внял и снова заблажил:
- Гражданочка, нет, вы заметьте: как придем, вы - писать, чего не видели, а деньги ваши выкрошат из меня. Вы, я вижу, университет... Ах ты ж!.. - Кое-как согнуло от боли в вывернутом указательном пальце. Жаринов укоризненно покачал головой.
Потерпевшая между тем смущенно думала о том, что кошелек действительно украл вот этот вот мазурик, хотя она и впрямь ничего не видела. Запомнила лишь давку и потом - рубашку сотрудника, выскочившую из брюк, когда тот ползал между сиденьями и искал кошелек. Потерпевшей было неловко, все эти люди вокруг и опера, и карманник были явно беднее и неустроеннее ее. Она бы с удовольствием отодвинулась ото всей этой ситуации в сторону, но как оскорбить защитников? Из-за нее ведь старались...
Артур и Гоша, скроив лица начинающих пионервожатых, вплотную приблизились к живописной группе.
- Ага, доблатовался! - обрадовано воскликнул Артур и, поняв, что употребил не очень комсомольское выражение, тут же повернулся к Гоше: - Михаил, я же тебе говорил - ворюга - а ты: просто тряхнуло, кошелек сам вывалился...
Гоша неопределенно кивнул.
- Ну вот, Игорек, - мгновенно среагировал Андреев, торжествуя от удачи. - Случайно и свидетели наклевываются!