— …И я прекрасно понимаю, что пока преступники еще не пойманы — писать что-либо рано, но… Нарабатывать материал мне разрешил Василий Палыч Токарев…
   Тульский несколько растерялся от такого напора, тем более что с живой журналисткой (кстати, очень даже симпатичной) он общался впервые.
   Светлана, между тем, уверенно присела на стул у стола Тульского и начала расписывать райские перспективы, открывающиеся перед местным розыском и всем 16-м отделением вследствие ее вхождения в тему.
   Тульский почти ничего не понял из потока обрушившихся на него слов и промямлил:
   — Э-э-э… Светлана… м-м-м… Меня, кстати, Артуром зовут… Так вы говорите, что если статью грамотно написать — то нас и наградить могут?
   — Вполне! — уверенно кивнула Света.
   Тульский с сомнением почесал затылок:
   — Вообще-то, нас, в основном, орденом Святого Ебукентия награждают — с закруткой на спине.
   Теперь не поняла Светлана — но переспросить не успела, потому что на столе у Тульского зазвонил телефон. Артур одной рукой схватил трубку, а второй перевернул лежавшее перед ним заявление внучки Верейского — так, чтобы девушка смогла его прочитать. Света впилась глазами в прыгающие нервные строчки, а Тульский начал орать в телефон:
   — И что?! А кого?! Все ищут литературно-художественное наследие… Никого… Я… — я общаюсь с прессой. Серьезно. Фотографируют для фронтовой газеты на статью «Он не оробел перед двумя немецкими танками». Да нет, серьезно… Так ты выясни сначала, какой труп, может, он сам — того… Ой! Ай!.. Ну и что, что в коридоре?.. Да ты что… Огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил, да в коридорчике!.. Ладно, все. Будет криминал — будет разговор!
   Артур бросил трубку и посмотрел на девушку, взгляд его упорно съезжал с лица на круглые коленки:
   — Прочитали?
   — Прочитала… И как вы собираетесь… раскрывать?
   Света перезакинула ногу на ногу, Тульский моргнул и раскололся:
   — Да, собственно говоря… Мы, когда на квартиру Верейских приехали — там обнаружился гостивший у них племянник двенадцати лет, Гриня. Я с этим Гриней потолковал по душам и вот что выяснилось — пока дядя-злодей со взрослыми на кухне о высоком толковал, мальчик в прихожей залез в карман его пальто и вытащил оттуда фотографию «Полароид» с изображенной на ней девушкой, прямо скажем, без одежды. И вот на этой фотографии был написан некий телефон и красивое русское имя Маша. Фото Гриня не без внутренней борьбы (он, вообще, испугался и решил, что шум — по его поводу) отдал нам. Мы к Марии — а она: да, дескать, был такой, приходил, но мы, мол, плохо знакомы! Вот и вся недолга. Сейчас злодея ждут в ее хате, думаю, что к вечеру приведут. Никуда не денется, отдаст, подлец, достояние республики!
   — Так просто! — чуть разочарованно протянула Светлана. Артур хмыкнул:
   — Придется рассказать правду. На самом деле все происходило так: я шел по мокрому карнизу, держа в зубах пистолет Макарова, так как знал, что преступник дерзок и вооружен…
   — Артур, вы что, меня за дуру принимаете?
   — Виноват! Так, убираем Гриню и пишем: «в ходе глобальных оперативно следственных мероприятий при содействии сотрудников 7-го ГУВД…»
   — 7-е УВД… — это как? — не поняла Света.
   — Это «ноги», [2] — окончательно запутал ее Артур и продолжил:
   — …при поддержке сотрудников ГАИ и непосредственном курировании руководства главка…
   В этот момент дежурный по местному телефону передал Тульскому, чтобы он связался с Токаревым. Артур быстро набрал номер:
   — Тульский, Василий Павлович!
   — Здорово, Артур! Взяли этого черта! Приезжий, из Красноярска… и действительно там историк какой-то… с ума сойти! Будь на подхвате — сейчас тушку подвезут!
   — Есть! Журналистка вам нужна еще?
   — Какая журналистка?
   — Как какая… Светлана…
   — Ты о чем?
   Тульский мгновенно все понял и показал кулак Свете, начавшей медленно приподниматься со стула.
   — Да шучу я, Василий Павлович, подумал просто — а может, это событие в прессе осветить?
   — Артур, ты меня иногда пугаешь, — сказал после короткой паузы Токарев и повесил трубку.
   Тульский сложил губы бантиком и молча посмотрел на Свету, девушка вздохнула, оправила юбку (так, что она задралась еще выше) и закатила минуты на две речь, адекватную явке с повинной.
   — Чистосердечное признание смягчает вину, но увеличивает срок! — строго сказан в ответ Артур, а про себя подумал, что она просто молодец. Тем не менее он для блезиру выдал еще несколько строгих фраз о том, чем грозит нарушение режима секретности, и лишь потом сказал по-человечески:
   — Позвони мне вечером — расскажу, что смогу.
   Вечером Света позвонила — Тульский, кстати, неожиданно для себя даже дергался — а вдруг не позвонит? Услышав в трубке ее голос, Артур тут же обрел свое обычное уверенное нахальство:
   — Ну-с, раскололи голубчика. Интересная мелодия насвистывается. Хочешь узнать?
   — Хочу. Очень хочу, — несколько двусмысленно отозвалась Света.
   — Живешь одна?
   — Ну-у… можно сказать, что сейчас — одна!
   — Накрывай на стол!
   — Нет проблем!
   — Адрес?..
   …За стол они сели только глубокой ночью, так как не успели дойти до него, когда Тульский пришел в гости. Артур потом долго ломал голову — кто же кого трахнул — он ее или она его? Хотя, в общем-то, это не имело никакого значения… На следующее утро Тульский, конечно же, опоздал на службу..
   Так с той ночи и завертелось у них со Светланой не пойми что — и романом это нельзя было назвать, потому что обошлось без ухаживаний и вздохов, но, с другой стороны, не сводилось все и к простому перепихону. Сладко было Артуру со Светой, просто на удивление сладко. Может быть, так сладко и легко, как еще ни с кем не было. Она вытворяла в постели такое… Да и не только в постели, но и на столе, и в кресле, и просто стоя… И при этом так стонала своим детским голосочком, такое говорила в предоргазменном угаре, что Артур «улетал», терял голову, становился ненасытным. В нем просыпалась какая-то сексуальная жестокость, ему хотелось, чтобы она орала еще громче, и она, действительно, орала не стесняясь. А потом, опустошенный и обессиленный, он не испытывал желания побыстрее смыться куда-нибудь, наоборот, в нем просыпалась какая-то нехарактерная для него нежность, ему нравилось гладить ее и трогать, и прижиматься к ее заднице — до тех пор, пока желание снова не захлестывали его… При этом Артуру было со Светой еще и интересно разговаривать — ее начитанность удивляла и интриговала не очень-то жаловавшего книги опера. И вообще, ему было лестно, что она не кто-нибудь, а журналистка — в те времена к представителям этой профессии относились, можно сказать, с пиететом. Артур, конечно, внешне никакого почтения не высказывал, наоборот, покровительственно посмеивался над Светланой, но в глубине души… Бог его знает, может быть, сказывалась и разница в образовании — у Светы-то было высшее гуманитарное, а у Тульского — сомнительное среднее…
   И при всем при этом полностью в свою жизнь она его не пускала — у Светланы была масса каких-то встреч, каких-то непонятных дел, иногда она исчезала куда-то на несколько дней, ничего особо не объясняя и заставляя Артура испытывать (к его же собственному удивлению) нечто вроде уколов ревности… В общем, Тульский и сам не понимал, как он к ней относится. Но понимал, что как-то относится, потому что не было безразличия, и о новых, предстоящих встречах с ней он думал отнюдь не через силу… При этом он совсем не идеализировал свою пассию, трезво, по-оперски подмечал и ее женскую прагматичность (которую при подколках называл хитрожопостью), и взбалмошность, переходящую порой в капризность, и избалованность от привычного мужского внимания, и даже некоторую лживость… И все равно Артуру с ней было сладко…
   …Очнувшись от грез, Тульский протянул руку к телефону, чтобы набрать номер Светланы — но аппарат зазвонил сам, прежде чем он успел снять трубку. Звонила Света — но обрадоваться такому совпадению Артур не успел — она чуть ли не плача тараторила нечто непонятное и требовала спасти ее от бандитов. Морщась от крика, Тульский несколько раз пытался перебить ее и понять, что же, собственно, случилось…
   А случилась история действительно неприятная — один из Светиных ухажеров (часто изменявший ей со своей собственной женой) подарил ей на днях французские духи. Когда после ухода поклонника Светлана распечатала красивую коробочку, то унюхала совсем не парижские ароматы, а суровый запах польской контрабанды. Обманутая в лучших ожиданиях, журналистка Барышникова не постеснялась перезвонить ухажеру (нарвавшись сначала на жену) и выяснить, что духи были куплены за бешеные деньги в коммерческом магазине на Куйбышева. Света завелась и на следующий день нагрянула в модное кооперативное заведение. Вызвав хозяйку, она предъявила парфюм:
   — Как вам аромат?
   Света прыснула из флакончика себе на запястье и помахала ладошкой перед носом неприветливой женщины.
   — Никак! — нервно ответила хозяйка, дама в постбальзаковском возрасте, которую величали Маргаритой Павловной.
   — И это — «Магия»?
   Хозяйка посмотрела на журналистку, как царь на жида:
   — А вы, милочка, очевидно, постоянно пользуетесь французским парфюмом?
   — А что, по вашему — рожей не вышла?!
   — Ну, если вы настаиваете именно на роже…
   — Что?! Короче — деньги назад! Уму непостижимо!!!!
   — Оставьте, милочка, духи. Когда приедет поставщик, я ему покажу, и если он согласится…
   — Вы глумитесь?!
   — Я предлагаю… И не надо кричать, не в лесу!
   — Хорошо, посмотрим, — Светлана аккуратно запаковала духи и грохнула коробочкой о прилавок: — Дарю! Их хорошо использовать в туалете вместо освежителя воздуха!
   И журналистка Барышникова гордо вышла из магазина, показав свою независимость от стоимости товара. Через пару часов на адреналине, злости и своей неуемной энергии она набабахала заметку в номер — едкую, язвительную и разгромную по отношению к кооператорам вообще и к кооперативу на улице Куйбышева, в частности. По ярким и сочным метафорам чувствовалось глубокое погружение в тему. Редактор ржал над заметкой и даже поставил ее на первую полосу. Десять номеров газеты Светлана попросила водителя редакции завезти в магазин на Куйбышева, что он и сделал…
   Маргарита Павловна, прочитав заметку, сначала взялась рукой за большую, еще упругую грудь, а потом среагировала не совсем адекватно — схватила сразу пять номеров газеты и попыталась их разорвать, а когда это не получилось, начала при продавщице помогать себе зубами… Спустя некоторое время она позвонила своей бандитской «крыше» — неким господам Пластилину и Чуму. Ребятки получали с Маргариты, и совсем немало, при том, что свои проблемы, в основном, она решала сама. Просьбами Марго обременяла пацанов редко, но метко: последняя случилась месяца полтора назад. Тогда Маргарита вычитала в появившихся модных книжках по эзотерике, что можно напрямую запитываться энергией из земли на могилах и потребовала, чтобы Пластилин сопроводил ее на это таинство. Пласт позакатывал глаза, но поехал — бизнес есть бизнес. Потом он рассказывал пацанам в «Корчме», что ему самому стало жутковато, когда она начала вонзать фиолетовые ногти в могильный холмик и выгибать спину..
   В нынешнем телефонном разговоре Марго верещала так, что Чум был вынужден держать телефонную трубку дальше от уха, чем обычно.
   — А где мы узнаем, кто она такая? — наконец понял смысл проблемы Чум. Визг в трубке перешел практически в ультразвук и полномочный представитель крыши отодвинул ее еще дальше и спокойно кивнул:
   — Понятно. А где газету взять и как в редакцию позвонить?
   — Не манает!!!! — Марго неожиданно с визга перешла на бас: — Это ваши проблемы, я за что вам плачу?!
   Чум еще некоторое время слушал короткие гудки в трубке, потом философски вздохнул и, искренне считая, что от точки А до точки В самое короткое расстояние по прямой, начал набирать номер справочной. Дозвонившись до редакции, он представился секретарше сотрудником Гостелерадио и попросил телефон Светланы Барышниковой — такая подпись, по словам Маргариты, стояла под заметкой (а Света, действительно, редко пользовалась псевдонимом. Ей льстило, что некоторые считали ее родственницей известного танцора, эмигрировавшего в Америку).
   Секретарша выдала номера, и рабочего и домашнего телефонов — как же можно отказать сотруднику Гостелерадио.
   Ближе к вечеру Чум позвонил Светлане:
   — Мадам, прежде чем удивлять мир статьями, вы бы с нами поговорили… Оно, глядишь, и не так накладно бы вышло…
   — С кем я разговариваю? — с вызовом спросила Света.
   — Со мной!
   — А ты кто такой?!
   Чум хмыкнул, посмотрел на сидевшего рядом Пластилина и других пацанов и ответил вежливо, но уже тоже перейдя на ты.
   — Деловой партнер магазина, который ты размазала как манную кашу по тарелке. И что теперь прикажешь с тобой делать?
   — А-а, крыша пожаловала! — Светлана возбудилась, решив, что на нее наезжают как на настоящего журналиста, мешающего мафии проделывать мафиозные грязные делишки. Эта мысль подняла девушку в ее собственных глазах.
   — Ну и что ты хочешь?
   Чум задумался. Марго требовала разобраться, а как с прессой надо разбираться — не объяснила. Он снова посмотрел на пацанов и неуверенно предложил:
   — Ну, напиши теперь про магазин что-нибудь хорошее.
   — Что?! — задохнулась Света — мафия хочет, чтобы она на нее работала — не на ту напали: — Слушай ты, козел безрогий…
   — Почему ж безрогий-то? — опешил Чум.
   — Потому что никто тебя не боится!
   — Так я еще и не пугал…
   — Ты, бандит, запомни — отсосешь вместе со своим магазином! Вот!!!!
   Чум вздохнул:
   — Так всем и передать?
   — Да!!!!
   Чум повесил трубку, почесал со скрипом бритую голову и пересказал свои впечатления от журналистки пацанам. Пацаны задумались. Пластилин быстро установил через знакомого мента по номеру телефона адрес Барышниковой и перезвонил Свете снова:
   — Это Седьмая линия, дом 26, квартира 3?
   — Ну?
   — Козлы беспокоят. Так нам приезжать?
   — Плевать я на вас хотела!
   — Ждите, скоро будем. Судя по номеру квартиры, ты живешь на первом этаже. Я бы на твоем месте так не горячился.
   Пласт повесил трубку, посмотрел на Чума и вздохнул. После короткого совещания они с Чумом решили действительно подъехать и на первый раз «застеклить», как они выражались, пару окон. А потом перезвонить еще раз — опыта работы с прессой у ребят действительно еще не было…
   Между тем, Светлана пометалась по квартире, испугалась наконец-то, бросилась к телефону, дозвонилась до Тульского и, отчаянно все перевирая, изложила ему суть эпической драмы. Артур начал задавать вопросы, выяснил быстро все нюансы про «козлов» (да плюс Света добавила еще кое-что, чего на самом деле не говорила — потому как «нас не запугаешь»), почувствовал опасность, взялся за голову и страшно разозлился от дурной бабской выходки. Он решил проучить подружку, чтобы помучилась:
   — Сама нарвалась! Зачем людей оскорблять, тем более — вспыльчивых! Извинись. Если не простят — тогда помогу!
   И положил трубку.
   — На самом деле он решил ехать немедленно — вытащил из сейфа ПМ и начал его снаряжать. Света снова пометалась по квартире и снова бросилась к телефону…Тульский уже выбегал из кабинета, когда к нему приперлась заявительница, причем, судя по замашкам, такая, которой не фиг делать завалить жалобами. Ему пришлось что-то врать и вкручивать минут двадцать, пока удалось ее отфутболить. Выбегая из отделения, Артур на всякий случай кинул Светкин адрес дежурному — мол, сгоняю, проверю нехороший сигнал «человека». «Человеками» в милиции называли агентов…
   … Минут через десять он уже колотил рукояткой пистолета в знакомую дверь:
   — Света, отзовись! Открой, не бойся, это я — Артур!!!! Света!!!
   Она открыла — увидев ее заплаканные испуганные глаза, Тульский прижал девушку к себе, мысленно назвав самого себя мудаком — за зверские способы «воспитания»:
   — Не дрейфь, Свет… Не в такие шагали дали! Ты мне честно скажи — ты ничего им не должна?
   — Что ты? — сквозь слезы тоненьким голоском ответила Светлана. — Это наоборот — они мне…
   — Это конечно! — не выдержал и рассмеялся Артур. — Вот и едут, торопятся отдать! Давай-ка погасим свет, сядем на кухоньке, подождем… Ты не бойся, разговаривать буду я…
   Они погасили свет. В темноте Светлана сразу прижалась к Артуру. Он почувствовал через халатике упругое тело и, забывшись, полез было рукой к мягким кружевам белья, но тут заскрежетал с улицы подоконник. Тульский отпрянул от Светы, схватил со стола ствол, подошел тихонько к окну и, чуть отодвинув занавеску, увидел в полутемном дворе каких-то парней — двое подсаживали третьего, чтобы он мог заглянуть в окно. Еще один болтался чуть поодаль.
   Артур вдохнул и выдохнул, а потом демонстративно постучал стволом по стеклу:
   — Э, братва — заходи через дверь, борщ вскипает!
   На улице его слова, судя по всему, полностью не расслышали, но ствол углядели.
   — Лихо, у них стволы! — донесся со двора приглушенный голос.
   — Веселый разговор…
   И в этот момент во двор тихонько заехала на холостом ходу тонированная «девятина» без заднего номера. В машине сидели Пластилин и Чум.
   — Гляди-ка — возле парадной движения, — гыкнул Пласт.
   Чум недоуменно всмотрелся, и предложил:
   — Давай-ка глянем для начала, что тут за действия разворачиваются… Вылезти всегда успеем…
   Между тем, в квартире Светланы Артур переместился в коридор — почти сразу же в дверь требовательно, долго позвонили, а потом уверенный голос с лестничной площадки произнес:
   — Эй, парни! Давайте без грохота! Включаем свет, выходим на лестницу и поговорим! А то — все характерные!
   Артур ощерился, чувствуя прилив адреналина, передернул затвор пистолета и крикнул в ответ:
   — Дверь открываю, заходит один без верхней одежды, остальные перекуривают!
   — А ты что, только что дембельнулся?! Командные нотки из голоса прибери!!! — заорал, судя по всему, второй с лестницы и сопроводил свою рекомендацию ударом ноги в дверь.
   — Отойти всем от двери, уголовный розыск!!! — заорал Тульский и два раза выстрелил через верхнюю часть двери, а потом распахнул ее:
   — Встали живо по стенам, чтоб руки видел!!!
   На лестнице началось легкое замешательство. А во дворе, в «девятке», Пласт, услышав выстрелы, даже подпрыгнул:
   — Ой! Странные тут какие-то журналисты… У меня есть конкретное предложение — валим отсюда!
   — Согласен — поперхнулся Чум. — Скажем Марго, что разобрались в лучшем виде, и даже без стрельбы не обошлось…
   И бандитская «девятка» также тихо, как въехала во двор, вырулила обратно на линию — подальше от греха…
   Артур выглянул на лестницу и оглядел отряд «осаждающих» — лицо одного из прижавшихся к стене парней в неверном свете слабенькой лампочки показалось ему очень знакомым…
   — Бля-ядь… Токарев? Ты, что ли?
   Парень недоуменно повел головой и отлепился от стены — пользуясь этим, двое из его команды скатились вниз по лестнице и начали всматриваться в происходящее в парадной уже со двора…
   — Тульский? Вот так встреча — кино и немцы… Ты наган-то отпусти… зашибешь ненароком.
   Артур машинально опустил ствол, по-прежнему ничего не понимая:
   — Так это ты — крыша?
   Артем так же непонимающе потряс головой:
   — Какая крыша? Меня… нас Света позвала…
   — Зачем? — спросил Тульский и тут же понял идиотизм своего вопроса.
   Впрочем, Токарев все же ответил:
   — Помочь… Крышу какую-то отогнать…
   Стоявший рядом с Токаревым крепкий стриженый парень с перебитым по-боксерки носом вдруг загоготал, но тут же осекся, натолкнувшись на бешеный взгляд Артура. Тульский обернулся и заорал вглубь квартиры:
   — Света!!!
   Кутаясь в халатик, с глазами, как у лемура, в прихожую выплыла Светлана.
   — Это кто?! — спросил Артур, тыча стволом в Токарева.
   Журналистка Барышникова замялась на мгновение, но ответила:
   — А… Артем…
   — Ты его звала?!
   — Но ты же мне сказал — выпутывайся сама. Стоявший рядом с Токаревым боксер сполз по стене на корточки и буркнул себе в колени:
   — Ну, дура…
   Артем глянул на него и попросил:
   — Лихо, ты подожди меня здесь чуток, я быстро…
   Лихо, не глядя на него, кивнул, продолжая что-то бормотать, а Токарев обогнул Тульского и зашел в квартиру…
   …На кухне молодые люди в две глотки набросились на девушку — орали минут пять, не повторяясь, причем самым ласковым обращением было «идиотка» и «истеричка». Света хлопала глазами, переводила взгляд с одного на другого и мудро молчала, чем довела Артура до белого каления — он даже трепанул ее пару раз за шиворот халата. Токарев руки не распускал, но недопитый чай из чашки выплеснул в сердцах на стенку..
   Когда первая волна криков начала стихать, в квартиру заглянул Лихо:
   — Там это… Соседи, кажись, под стрельбу ментов вызвали… Вы тут все, я смотрю, не чужие друг дружке… Уголовный розыск, опять же… Сами с мусорами и разбирайтесь… А мы поехали…
   Ребята одновременно посмотрели на него — Артур извиняющимся жестом развел руки, одной из которых продолжал сжимать ствол, а Артем промямлил нечто невнятное:
   — Слушай, ты там пацанам объясни как-нибудь… Я потом… Лады?..
   В этот момент Света тоненьким голосочком сказала:
   — Спасибо.
   Лучше бы она этого не говорила — Тульский и Токарев снова начали орать как резаные. Лихо покрутил головой, махнул рукой и, матерясь, выскочил из подъезда к ничего толком не понимающим приятелем — они еле успели разминуться с прибывшим нарядом милиции из 16-го отделения. Дежурный сопоставил адрес, оставленный Тульским, с заявкой соседей Светланы о стрельбе и быстро принял командирское решение — не только направил в адрес наряд, но и отзвонился Токареву-старшему.
   Василий Павлович встретил в 16-м вернувшийся наряд вместе с Тульским и своим сыном и, естественно, захотел разобраться в обстоятельствах применения Артуром табельного оружия…
   Несмотря на невразумительное мямленье обоих, Токарев-старший, обладавший колоссальным опытом, все понял достаточно быстро. Когда до него дошло — он сначала хрюкнул, а потом начал орать, топать ногами и брызгать слюной. В заключительной части своего эмоционального выступления Василий Павлович сказал:
   — Так, хорошие мои… Ну, с Артемом я отдельно, дома… поработаю… А ты, Артур, в этом году в выходные и государственные праздники никогда не спрашивай, кто дежурит по району от розыска 16-го. Потому что дежурить будешь ты. Графики на стенке у Ткачевского — для других написаны… Вопросы есть?
   Тульский кивнул:
   — А в религиозные праздники? Начальник розыска ласково улыбнулся:
   — Ну, мы ж не звери… В крестный ход дежуришь не ты, ты на Смоленском кладбище бдишь с молодняком — чтоб религиозной розни не разжигали… А теперь — письменные объяснения мне!!! Оба!!!!
   Артур с Артемом пошли гуськом в кабинет к Тульскому, а Василий Павлович в журнале учета информации 16-го отделения по поводу заявки соседей Светланы лично написал: «Разбор на месте. Профбеседа»…
   В кабинете же у Тульского пошел напряженный разговор:
   — Артем, между нами… а ты давно со Светкой… давно ее знаешь?
   Токарев-младший пожал плечами:
   — Ну, с полгода где-то… Случайно познакомились. Я из метро выходил, натолкнулся на Ар-кашу из нашего клуба — он куда-то очень торопился, выручай, говорит, проводи девушку. Ну, какие проблемы… Пошел провожать. Доходим до подъезда — на меня выскакивает какой-то мужик с цветами и в галстуке и как даст мне в морду… Я говорю, товарищ, вы немножко не так оцениваете ситуацию, а он кидается и все… Рубашку мне порвал… Пришлось его… того… выключить ненадолго. А Светка предложила рубашку зашить. То да се, бараньи яйца… Аркаша потом узнал — даже не обиделся, ржал только… Ну и понеслось…
   Артур скрипнул зубами, Токарев вздохнул и продолжил:
   — А тут она звонит, плачет, караул, говорит, убивают… Я — пацанов в охапку и на Седьмую… Спрашиваю еще: кто, мол, в курсе — что за грядка с коммерческого на Куйбышева получает? Лихо говорит: «Соседи, рядом же с Петропавловкой… В харю узнаем. А нет — так купим им билет на рейс без обратной брони…» Ну и… Вот и купили… А ты-то как там нарисовался? Тульский махнул рукой:
   — Примерно так же, как и ты… Ну, сука… Мы ж друг дружку там покалечить запросто могли! Артем кивнул:
   — Запросто. Слава богу еще, когда ты шмалять через дверь начал — рикошетом никого не зацепило… Перед пацанами неудобно…
   Помолчали. Потом Артур, продолжая внутренне кипеть, спросил, запинаясь:
   — А ты с ней… Тебе с ней хорошо было? Артем дернул углом рта:
   — Не жаловался… А тебе? Слушай, ты меня спрашиваешь, прямо как муж. А я, сдается мне, еще до тебя с ней познакомился.
   — Ну, тварь…
   Долго договаривались, что писать в объяснительных, поглядывая друг на друга раздраженно, но без враждебной злости. Наконец отписались.
   — Ты куда сейчас? — спросил Артур. Артем пожал плечами:
   — Да хочу к Светлане заглянуть, разговор договорить… А ты?
   — У дураков мысли сходятся, — буркнул Тульский, испытывая и злость, и ревность, и досаду на самого себя и не желая уступить право «первой разборки» Артему. — За такие косяки воспитывать надо…