Страница:
Так оно и было на самом деле.
Накануне Палыч, на свою беду, предложил Грине сходить с острогами на щуку, которая вот-вот должна была начать нереститься. Гриня не стал его отговаривать и пообещал, что в ближайшую субботу они обязательно отправляется на промысел. А сам на следующее же утро поспешил в верховья озера. Углядев вышедшую на мель щуку, он очень долго подкрадывался к ней на верный удар и сумел пронзить ржавыми зубьями старой остроги рыбье тело.
Первое время Гриня уверял себя, что был вынужден действовать именно так, что, вонзая острогу в щучью спину, а значит, и в спину Палыча, он спасал свою жизнь. Но шли дни, и он начал задумываться, можно ли было поступить иначе. Что, к примеру, мешало ему отговорить Палыча от этой затеи или хотя бы самому отказаться идти с острогой за щукой?
Конечно же, он боялся. Он давно стал бояться всех людей, видя в них своих возможных убийц: ведь любой из тех, с кем он встречался, мог взять в руку удочку, поймать щуку и тогда… Каждое утро просыпался он в страхе, что кто-то, помимо него, узнал тайну щучьего племени, разобрался, что к чему, и в любую минуту готов использовать эту тайну в своих целях.
Чем больше Гриня размышлял об этом, тем сильнее мучился. Снова и снова вспоминал он, как ударяет палкой по щучьим головам, и представлял, как падают с разбитыми затылками баба Маня и Сашка Будимов, как убирает в рюкзак щуку, и как задыхается Андрюха, как держится за разорванное горло Женька Симагин, как сгорают в кабине грузовика его Любашенька и обезглавленный Игорь Мартусюк, как погибает Палыч.
Летне-осенний сезон заканчивался, но ни один рыбак так и не посетил Раево. Гриня ждал зимы, того дня, когда мороз скует льдом проклятое озеро. Он был уверен, что кто-нибудь обязательно приедет сюда порыбачить. Он решил, что подойдет и заговорит с ним после того, как тот начнет ловлю. О чем? Может быть, попросит уйти с озера и, если рыбак не поймет его, расскажет, какими смертями умирали в Раево люди на протяжении последних двух с половиной лет, а может быть, просто поздоровается и вернется домой.
Наконец-то, этот день наступил, но на лед приехали двое…
Славу жерлицы не интересовали. Рыба бесперебойно брала на мормышку, и это его вполне устраивало. Не отвлекавшийся, в отличие от Виктора, на поиск живца, он успел до половины наполнить окунем свой рыболовный ящик.
Сейчас клев немного поутих, и рыбаки решили перекусить. Расположившись у одного из мостков для полоскания белья, они достали бутерброды, соленые огурцы, термос с горячим бульоном и бутылку водки. Первый тост Виктор произнес за удачно складывающуюся рыбалку. Он с аппетитом выпил и протянул руку за огурчиком, когда Слава, только поднесший стакан ко рту, кивнул в сторону жерлиц и спокойно доложил: «Горит».
– Первая щука – моя! – обернувшись, закричал Виктор и, откусив пол-огурца, устремился к самой дальней жерлице, на выстрелившей пружине которой лениво раскачивался красный флажок. Слава же, всегда предпочитавший водку посмаковать и закусывать неторопливо, и сейчас не изменил своей привычке. Он всего пару раз откусил бутерброд с сыром, когда его друг ловко выхватил из лунки килограммовую щуку. Хищница глубоко заглотила живца, и Виктору пришлось с силой рвануть леску, чтобы извлечь из зубастой пасти окровавленный тройник.
Увидев это издалека, Виктор загоготал на весь водоем, думая, что друг всего-навсего поскользнулся. Однако Славе было совсем не до смеха. Кое-как поднявшись, он снова уселся на ящик, плохо соображая, почему и что с ним такое произошло.
– Ты, небось, упал в обморок от зависти, что я такую злодеищу хапнул? – весело спросил Виктор, подходя и небрежно бросая щуку на лед. Но, заметив, как побледневший Слава скривился, словно от боли, забеспокоился. – Славик, да что с тобой? Водка плохо пошла?
– Ага, – прохрипел Слава, вытирая рот дрожащей рукой. – Наверное, несвежая.
– Не может быть, – не поверил Виктор. – Она же «Кристалловская». – Налив себе полстакана, он подозрительно понюхал бесцветную жидкость. – Я выпил и до сих пор нормально себя чувствую. Ты чем закусывал?
– Вон, сыром, – Слава брезгливо покосился на недоеденный бутерброд.
– Все. Эту отраву больше не едим. – Виктор взял кусок черного хлеба с тремя узкими ломтиками сала и, зажмурившись, одним махом опорожнил стакан. – Отличная водка, – сказал он, поморщившись и тряхнув головой. – Рекомендую, Славик, выпей – полегчает.
– Не, я – пас.
– Зря, так быстрей бы оклемался.
– Пойду-ка я к дяде Грине, прилягу там, – сказал Слава, вставая.
– Тебе что, действительно так плохо?
– Да, что-то совсем невмоготу.
– Ну… смотри, – сказал Виктор, растерянно соображая, чем помочь другу. – Тогда хоть бутылку с собой прихвати. И дядьку угостишь, и сам, может, подлечишься. Только я себе плескану еще немного.
– Ладно. Убери щуку в ящик, чтобы никто ее не увидел. – Взяв бутылку, Слава медленно побрел к дому дяди.
Слава, без стука вошедший в комнату, снял шапку, выставил бутылку на стол и присел рядом с дядей на диван.
– Что, дядя Гринь, все свой любимый «Юрай Хип» слушаешь? – кивнул он на пластинку, крутящуюся на проигрывателе.
– А что, тебе не нравится?
– Нравится. Только, не до музыки мне сейчас. Представляешь, пять минут назад впервые за последние несколько лет я харч метанул.
– Проблевался, что ли?
– Ну! Все вроде бы нормально было. Потом выпил стакан, стал закусывать, и тут меня словно наизнанку вывернуло, даже кровь горлом пошла. Да так больно было!
– И после этого ты водку мне принес, – усмехнулся Гриня.
– Дело не в водке. У меня было такое ощущение появилось, словно изнутри что-то выдергивают. – Слава потер ушибленную руку. – А выпить я предлагаю вместе.
– Тогда – наливай. Стаканы возьми в буфете. – Гриня вышел на террасу за закуской. – Много окуней-то наловили? – крикнул он оттуда, складывая в глубокую тарелку яйца, кусок дешевой копченой колбасы и хлеб.
– На уху хватит. – Слава выставил на стол два стакана и тоже вышел на террасу. – Душновато у тебя в комнате. Дай-ка водички попить.
Гриня зачерпнул эмалированной кружкой воды из доверху наполненного ведра, передал ее Славе и прошел мимо него к столу.
– Ты говорил, что щуки в озере не осталось, а Витька не успел жерлицы расставить, сразу поймал, – с упреком сказал Слава и приложился к кружке. Он не видел, как резко остановился и обернулся к нему дядя, как затряслись у него руки, как переменился он в лице. И еще не мог он видеть, как в это самое время Виктор заносит тяжелую пешню над лежащей на льду щукой…
…Подошедший к окну Слава, сделал несколько глотков холодной колодезной водички и оторвался от кружки, чтобы перевести дух, и тут Гриня увидел, как на затылке у племянника появились две глубокие раны. Слава выронил кружку, обхватил голову руками, и тоненькие струйки яркой крови окрасили его пальцы.
– За что, дядя? – прохрипел он и рухнул сначала на колени, а затем лицом в пол.
Гриня смотрел на умирающего, часто-часто щипал себя за кончик носа и даже не пытался хоть чем-то помочь ему, понимая, что Слава обречен так же, как и щука, выловленная его другом. Он знал, «за что»!
Когда Слава затих, Гриня взял со стола бутылку и из горлышка медленно, совсем не чувствуя вкуса, выпил оставшуюся водку. Без шапки, с пустой бутылкой в руках, он вышел на улицу и спустился к проклятому озеру, где Виктор с увлечением ловил окуня.
– Убил, значит, щучку-то? – спросил Гриня, подходя к рыбаку.
– Пришлось, – как бы притворно вздохнул Виктор, догадавшись, что Славик, конечно же, рассказал дядя о его успехе.
– А мог бы и не убивать.
– Да она, злодейка, так и норовила обратно в лунку ускользнуть
– Вот и отпустил бы ее подобру-поздорову.
– Как же, отпустить, – усмехнулся Виктор. – Попробуйте-ка ее сначала поймать, а потом отпускайте.
– Да… – тяжело вздохнул Гриня. Он открыл, было, рот, чтобы рассказать о случившемся, и тут увидел «загоревшийся» красный флажок.
– Гляди-ка, опять та же самая сработала? – радостно крикнул Виктор и, отбросив удочку, помчался к жерлице.
– Постой, парень, – прошептал Гриня, но рыбак не остановился бы, даже если бы услышал его.
– Вот и все, щучье племя, – только и сказал Гриня, чувствуя, что это действительно «ВСЕ!» Он покидал озеро, опустив седую голову, а перед его глазами была валявшаяся на зеленой травке голова застреленной Либохой «маманьки».
На этот раз подсеченная щука сопротивлялась долго. Она делала резкие рывки, вынуждая рыбака метр за метром сдавать леску, становилась поперек лунки и, как бы передохнув, снова неумолимо тянула в глубину. Виктор растерялся вначале, когда почувствовал на леске непривычную тяжесть, но вскоре успокоился, вспомнил вычитанные в многочисленных пособиях по рыбной ловли правила вываживания крупного хищника и в дальнейшем действовал четко, даже получая удовольствие от затянувшейся борьбы. В конце концов, он сумел завести щучью голову в лунку, ухватил ее за глаза и с натугой вытащил на лед.
Рыба казалась огромной. Виктор даже удивился, как такое бревно смогло пролезть лунку.
– Повезло, так повезло, – радовался он. – Представляю, что скажет Славик! А дядька-то его каков! Отговаривал нас на жерлицы ловить. Да я теперь каждую субботу буду сюда приезжать! А пока надо, не мешкая, вновь зарядить жерлицу. Вдруг еще клюнет?
Но из плотно сомкнутой пасти рыбы извлечь тройник оказалось не так-то просто. Виктор потратил на это занятие несколько минут, пока не поранил пальцы об острые зубы.
– Вот, щучье племя! – Он в сердцах поднял рыбину и шмякнул ее об лед. – Придется действовать проверенным способом. – И Виктор торопливо заскользил по льду, чтобы снова воспользоваться Славиной пешней, которой совсем недавно уже прикончил одну зубастую хищницу.
Часть вторая
Накануне Палыч, на свою беду, предложил Грине сходить с острогами на щуку, которая вот-вот должна была начать нереститься. Гриня не стал его отговаривать и пообещал, что в ближайшую субботу они обязательно отправляется на промысел. А сам на следующее же утро поспешил в верховья озера. Углядев вышедшую на мель щуку, он очень долго подкрадывался к ней на верный удар и сумел пронзить ржавыми зубьями старой остроги рыбье тело.
Первое время Гриня уверял себя, что был вынужден действовать именно так, что, вонзая острогу в щучью спину, а значит, и в спину Палыча, он спасал свою жизнь. Но шли дни, и он начал задумываться, можно ли было поступить иначе. Что, к примеру, мешало ему отговорить Палыча от этой затеи или хотя бы самому отказаться идти с острогой за щукой?
Конечно же, он боялся. Он давно стал бояться всех людей, видя в них своих возможных убийц: ведь любой из тех, с кем он встречался, мог взять в руку удочку, поймать щуку и тогда… Каждое утро просыпался он в страхе, что кто-то, помимо него, узнал тайну щучьего племени, разобрался, что к чему, и в любую минуту готов использовать эту тайну в своих целях.
Чем больше Гриня размышлял об этом, тем сильнее мучился. Снова и снова вспоминал он, как ударяет палкой по щучьим головам, и представлял, как падают с разбитыми затылками баба Маня и Сашка Будимов, как убирает в рюкзак щуку, и как задыхается Андрюха, как держится за разорванное горло Женька Симагин, как сгорают в кабине грузовика его Любашенька и обезглавленный Игорь Мартусюк, как погибает Палыч.
Летне-осенний сезон заканчивался, но ни один рыбак так и не посетил Раево. Гриня ждал зимы, того дня, когда мороз скует льдом проклятое озеро. Он был уверен, что кто-нибудь обязательно приедет сюда порыбачить. Он решил, что подойдет и заговорит с ним после того, как тот начнет ловлю. О чем? Может быть, попросит уйти с озера и, если рыбак не поймет его, расскажет, какими смертями умирали в Раево люди на протяжении последних двух с половиной лет, а может быть, просто поздоровается и вернется домой.
Наконец-то, этот день наступил, но на лед приехали двое…
* * *
Виктор поймал трех маленьких окуньков и нацепил их на крючки жерлиц, которые расставил в наугад выбранных лунках. На успех он особенно не рассчитывал. Место было незнакомое, тем более, Славин дядя утверждал, что щука здесь вся перевелась. Тем не менее, оставалась надежда, что живца может схватить крупный окунь.Славу жерлицы не интересовали. Рыба бесперебойно брала на мормышку, и это его вполне устраивало. Не отвлекавшийся, в отличие от Виктора, на поиск живца, он успел до половины наполнить окунем свой рыболовный ящик.
Сейчас клев немного поутих, и рыбаки решили перекусить. Расположившись у одного из мостков для полоскания белья, они достали бутерброды, соленые огурцы, термос с горячим бульоном и бутылку водки. Первый тост Виктор произнес за удачно складывающуюся рыбалку. Он с аппетитом выпил и протянул руку за огурчиком, когда Слава, только поднесший стакан ко рту, кивнул в сторону жерлиц и спокойно доложил: «Горит».
– Первая щука – моя! – обернувшись, закричал Виктор и, откусив пол-огурца, устремился к самой дальней жерлице, на выстрелившей пружине которой лениво раскачивался красный флажок. Слава же, всегда предпочитавший водку посмаковать и закусывать неторопливо, и сейчас не изменил своей привычке. Он всего пару раз откусил бутерброд с сыром, когда его друг ловко выхватил из лунки килограммовую щуку. Хищница глубоко заглотила живца, и Виктору пришлось с силой рвануть леску, чтобы извлечь из зубастой пасти окровавленный тройник.
* * *
Славе стало нехорошо. Только что все было так прекрасно, но вот уже тошнота подступила к горлу, закружилась голова, а через секунду его очень болезненно вырвало кровью. Слава едва успел развернуться, чтобы не забрызгать разложенную закуску. При этом потерял равновесие и завалился с ящика лед, сильно ударившись левой кистью о край мостка.Увидев это издалека, Виктор загоготал на весь водоем, думая, что друг всего-навсего поскользнулся. Однако Славе было совсем не до смеха. Кое-как поднявшись, он снова уселся на ящик, плохо соображая, почему и что с ним такое произошло.
– Ты, небось, упал в обморок от зависти, что я такую злодеищу хапнул? – весело спросил Виктор, подходя и небрежно бросая щуку на лед. Но, заметив, как побледневший Слава скривился, словно от боли, забеспокоился. – Славик, да что с тобой? Водка плохо пошла?
– Ага, – прохрипел Слава, вытирая рот дрожащей рукой. – Наверное, несвежая.
– Не может быть, – не поверил Виктор. – Она же «Кристалловская». – Налив себе полстакана, он подозрительно понюхал бесцветную жидкость. – Я выпил и до сих пор нормально себя чувствую. Ты чем закусывал?
– Вон, сыром, – Слава брезгливо покосился на недоеденный бутерброд.
– Все. Эту отраву больше не едим. – Виктор взял кусок черного хлеба с тремя узкими ломтиками сала и, зажмурившись, одним махом опорожнил стакан. – Отличная водка, – сказал он, поморщившись и тряхнув головой. – Рекомендую, Славик, выпей – полегчает.
– Не, я – пас.
– Зря, так быстрей бы оклемался.
– Пойду-ка я к дяде Грине, прилягу там, – сказал Слава, вставая.
– Тебе что, действительно так плохо?
– Да, что-то совсем невмоготу.
– Ну… смотри, – сказал Виктор, растерянно соображая, чем помочь другу. – Тогда хоть бутылку с собой прихвати. И дядьку угостишь, и сам, может, подлечишься. Только я себе плескану еще немного.
– Ладно. Убери щуку в ящик, чтобы никто ее не увидел. – Взяв бутылку, Слава медленно побрел к дому дяди.
* * *
– Наловился? – хмуро встретил племянника Гриня.Слава, без стука вошедший в комнату, снял шапку, выставил бутылку на стол и присел рядом с дядей на диван.
– Что, дядя Гринь, все свой любимый «Юрай Хип» слушаешь? – кивнул он на пластинку, крутящуюся на проигрывателе.
– А что, тебе не нравится?
– Нравится. Только, не до музыки мне сейчас. Представляешь, пять минут назад впервые за последние несколько лет я харч метанул.
– Проблевался, что ли?
– Ну! Все вроде бы нормально было. Потом выпил стакан, стал закусывать, и тут меня словно наизнанку вывернуло, даже кровь горлом пошла. Да так больно было!
– И после этого ты водку мне принес, – усмехнулся Гриня.
– Дело не в водке. У меня было такое ощущение появилось, словно изнутри что-то выдергивают. – Слава потер ушибленную руку. – А выпить я предлагаю вместе.
– Тогда – наливай. Стаканы возьми в буфете. – Гриня вышел на террасу за закуской. – Много окуней-то наловили? – крикнул он оттуда, складывая в глубокую тарелку яйца, кусок дешевой копченой колбасы и хлеб.
– На уху хватит. – Слава выставил на стол два стакана и тоже вышел на террасу. – Душновато у тебя в комнате. Дай-ка водички попить.
Гриня зачерпнул эмалированной кружкой воды из доверху наполненного ведра, передал ее Славе и прошел мимо него к столу.
– Ты говорил, что щуки в озере не осталось, а Витька не успел жерлицы расставить, сразу поймал, – с упреком сказал Слава и приложился к кружке. Он не видел, как резко остановился и обернулся к нему дядя, как затряслись у него руки, как переменился он в лице. И еще не мог он видеть, как в это самое время Виктор заносит тяжелую пешню над лежащей на льду щукой…
* * *
После того, Слава ушел с озера, его друг не торопился убирать щуку в ящик. Приятно был поглядывать на пойманную красивую рыбину. Щука же то начинала подпрыгивать, ударяя хвостом по льду, то, извиваясь змеей, приближалась к лункам, от которых Виктор отпихивал ее ногой подальше – из опасения, что она скользнет в одну из них и вернется в родную стихию. Но скоро ему надоело отвлекаться от ловли. Виктор пару раз тюкнул щуку по голове острием пешни и запихнул трофей в ящик.…Подошедший к окну Слава, сделал несколько глотков холодной колодезной водички и оторвался от кружки, чтобы перевести дух, и тут Гриня увидел, как на затылке у племянника появились две глубокие раны. Слава выронил кружку, обхватил голову руками, и тоненькие струйки яркой крови окрасили его пальцы.
– За что, дядя? – прохрипел он и рухнул сначала на колени, а затем лицом в пол.
Гриня смотрел на умирающего, часто-часто щипал себя за кончик носа и даже не пытался хоть чем-то помочь ему, понимая, что Слава обречен так же, как и щука, выловленная его другом. Он знал, «за что»!
Когда Слава затих, Гриня взял со стола бутылку и из горлышка медленно, совсем не чувствуя вкуса, выпил оставшуюся водку. Без шапки, с пустой бутылкой в руках, он вышел на улицу и спустился к проклятому озеру, где Виктор с увлечением ловил окуня.
– Убил, значит, щучку-то? – спросил Гриня, подходя к рыбаку.
– Пришлось, – как бы притворно вздохнул Виктор, догадавшись, что Славик, конечно же, рассказал дядя о его успехе.
– А мог бы и не убивать.
– Да она, злодейка, так и норовила обратно в лунку ускользнуть
– Вот и отпустил бы ее подобру-поздорову.
– Как же, отпустить, – усмехнулся Виктор. – Попробуйте-ка ее сначала поймать, а потом отпускайте.
– Да… – тяжело вздохнул Гриня. Он открыл, было, рот, чтобы рассказать о случившемся, и тут увидел «загоревшийся» красный флажок.
– Гляди-ка, опять та же самая сработала? – радостно крикнул Виктор и, отбросив удочку, помчался к жерлице.
– Постой, парень, – прошептал Гриня, но рыбак не остановился бы, даже если бы услышал его.
– Вот и все, щучье племя, – только и сказал Гриня, чувствуя, что это действительно «ВСЕ!» Он покидал озеро, опустив седую голову, а перед его глазами была валявшаяся на зеленой травке голова застреленной Либохой «маманьки».
На этот раз подсеченная щука сопротивлялась долго. Она делала резкие рывки, вынуждая рыбака метр за метром сдавать леску, становилась поперек лунки и, как бы передохнув, снова неумолимо тянула в глубину. Виктор растерялся вначале, когда почувствовал на леске непривычную тяжесть, но вскоре успокоился, вспомнил вычитанные в многочисленных пособиях по рыбной ловли правила вываживания крупного хищника и в дальнейшем действовал четко, даже получая удовольствие от затянувшейся борьбы. В конце концов, он сумел завести щучью голову в лунку, ухватил ее за глаза и с натугой вытащил на лед.
Рыба казалась огромной. Виктор даже удивился, как такое бревно смогло пролезть лунку.
– Повезло, так повезло, – радовался он. – Представляю, что скажет Славик! А дядька-то его каков! Отговаривал нас на жерлицы ловить. Да я теперь каждую субботу буду сюда приезжать! А пока надо, не мешкая, вновь зарядить жерлицу. Вдруг еще клюнет?
Но из плотно сомкнутой пасти рыбы извлечь тройник оказалось не так-то просто. Виктор потратил на это занятие несколько минут, пока не поранил пальцы об острые зубы.
– Вот, щучье племя! – Он в сердцах поднял рыбину и шмякнул ее об лед. – Придется действовать проверенным способом. – И Виктор торопливо заскользил по льду, чтобы снова воспользоваться Славиной пешней, которой совсем недавно уже прикончил одну зубастую хищницу.
Часть вторая
Раевская тишина
– Садитесь, Виктор Алексеевич, – капитан Крымов указал вошедшему на стул, после чего кивнул сержанту. Тот поднес ладонь к козырьку фуражки и вышел за дверь. В кабинете следователя районного УВД их осталось двое: Крымов и подозреваемый в совершении двух убийств гражданин Пряхин.
За последние четыре дня они встречались уже в третий раз, и в каждую из этих встреч следователь видел перед собой совершенно другого человека. Во время предварительного допроса Пряхин, не переставая, твердил, что никого не убивал, ничего не знает, и что они не имеют права его обвинять и здесь держать. На месте ему не сиделось, он стучал себя в грудь, вскакивал со стула и даже выбежал из кабинета, но его догнали в коридоре, скрутили и отправили в камеру предварительного заключения.
На следующем допросе из Пряхина нельзя было вытянуть и двух слов. Он сидел на стуле, сжав пальцами виски, уставившись в пол, и словно ничего не слышал.
Сейчас подследственный выглядел не возбужденным и не апатичным, а каким-то растерянным, даже напуганным. Крымов позволил себе выдержать паузу, и это, казалось, еще сильнее обеспокоило Пряхина. Он вертел головой, заглядывал под стул, на котором сидел, и широко открытыми глазам, разглядывал свои ладони. Несколько раз, встречаясь со следователем взглядом, он открывал, было, рот, но сказать что-либо не решался.
– Ну что ж, – наконец нарушил молчание Крымов, – надеюсь, сегодня мы с вами нормально, по-человечески, поговорим.
Ему было очень важно, чтобы разговор состоялся. Первое дело, порученное на новом месте службы, могло стать по-настоящему громким. Если, конечно, догадки, возникшие у него в последние двое суток, хотя бы частично окажутся верными. Поэтому Крымову было просто необходимо добиться от Пряхина полного откровения.
С подследственным они были ровесниками – обоим по тридцать. Пряхин был холост, жил в Москве, где работал в телеателье, не прочь был выпить, любил веселую компанию и… рыбалку. Именно с этим словом – «рыбалка» были связаны возникшие у следователя вопросы. С рыбалки Крымов и собирался начать разговор.
– Кстати, Виктор Алексеевич… может быть, вы сами поведаете мне что-нибудь новенькое? Расскажите, например, какой в Раевском озеру в тот день был клев, кто из вас с Вячеславом Филипповым больше рыбы поймал. А, может быть, кроме вас там еще кто-нибудь ловил, а?
– Нет, мы одни там были. То есть, ловили вдвоем со Славиком, – уточнил Пряхин, – а дядя его просто так приходил и уходил…
– Так, – следователь взял карандаш и тихонько постучал им по чистому бланку протокола допроса, лежащему на столе. Писать он не собирался, да это было и не к чему – в верхнем ящике стола лежал включенный магнитофон. Бумага была так – отвлекающая деталь. – Ну, а если обо всем поподробней?
– Поподробней… – Виктор Пряхин вздохнул и вновь внимательно поглядел на свои ладони. О чем он мог сейчас рассказать? Вернее, о чем именно рассказать!?
О том, как в прошлую субботу ловил вместе со Славой Филипповым рыбу и пил водку, а после обнаружил своего друга и его дядю лежащими в лужах крови. Или о другом… О том, как он высоко-высоко, поднимает пешню и ее острием два раза бьет Славику точно по затылку, а после точно так же расправляется и с седовласым Гриней!
Он знал, что не делал этого и в то же время зрением своей памяти восстанавливал сцены убийства, чувствовал тяжесть пешни, видел брызнувшую на свои руки Славину кровь, слышал хрип дяди Грини и его последнее: «Эть, щучье племя…»
С той субботы прошло несколько дней, и с каждым сном, даже с каждым закрытием глаз Виктор видел это все отчетливей, и все больше эти сновидения превращались для него в настоящие воспоминания.
Виктор сто раз повторял, что не убивал, и он, в самом деле, не убивал, ему это всего-навсего приснилось. Он готов был рассказать о своих снах и даже очень хотел рассказать, но молчал, хорошо понимая, что для следователя это послужит поводом для обвинения…
Судмедэксперт установил, что смерть наступила двумя днями раньше и что орудием убийства послужил острый металлический предмет. Никто из немногочисленных жителей деревни, да и сам Иван Дурандин, заглянувший во время обеда к Филиппову узнать, когда же тот починит на ферме проводку, и обнаруживший трупы, по существу дела ничего вразумительного сказать не смогли. Крымову показалось, что местные отнеслись к этому страшному событию как-то равнодушно. Но Павелко пояснил, что для них узнавать об убийстве в родной деревне – дело привычное.
С занесенного снегом озера старший лейтенант принес оставленные кем-то рыболовный ящик и пешню. Почти полутораметровая разборная пешня состояла из двух частей – деревянной и стальной, заканчивающейся закругленной острой лопаточкой, на которой были заметны пятна бурого цвета, вовсе не похожие на ржавчину. Она вполне могла оказаться тем самым орудием убийства.
Ящик и пешня, скорее всего, принадлежали убитому Вячеславу Филиппову. Что он приехал в Раево порыбачить, было видно и по одежде, и по найденной в кармане ватника пенопластовой коробочке с замерзшим мотылем. А по следам, оставленным в доме и на озере, было ясно, что на рыбалку он приехал не один…
Разузнать, кто мог быть его напарником, Крымов поручил Павелко, и тот справился с заданием без особых проблем. Первым делом он выяснил домашний адрес и номер телефона Вячеслава Филиппова. На телефонный звонок ответила его жена, то есть, теперь уже вдова. Обеспокоенная отсутствием мужа, она успела обзвонить всех его друзей-рыболовов. Двое из них утверждали, что Слава собирался на рыбалку с Виктором Пряхиным, но как раз до него-то дозвониться она не смогла – к телефону никто не подходил. Уже через час старший лейтенант Павелко стоял на пороге квартиры Пряхина.
– Я никого не убивал! – было первое, что сказал Виктор Пряхин, открыв дверь и увидев человека в милицейской форме. Дальнейший разговор, а вернее допрос, состоялся уже в милиции. И хотя Пряхин кричал, что ничего не знает, имелось немало доказательств, указывающих на его причастность к преступлению.
Дело казалось простым. Был подозреваемый, было орудие убийства с его отпечатками пальцев, и был факт его бегства с места преступления. Оставалось выяснить мотивы убийства и добиться от подозреваемого признания.
– За признанием дело не станет, – убежденно сказал Павелко, когда Крымов зашел к нему в кабинет после второго допроса и рассказал о поведении подозреваемого. – Ты, главное, как говориться, пельменьки не перебирай. И Пряхина этого подраскрути как следует. Но в то же время особо не торопись – может на нем еще смертушки висят. Там в округе в году по два-три убийства происходит, и кровищи каждый раз – по щиколотку. Я в Раево, знаешь, сколько уже мотался! Эта деревня мне в последнее время даже сниться стала, представляешь?
– Интересно, – Крымов потер глаза. Ему не понравилось, что старший лейтенант разговаривал с ним на «ты». Знакомы они были всего ничего, и, по его мнению, служебную субординацию следовало бы соблюдать. Но он сам виноват – надо было официально вызвать Павелко к себе в кабинет для беседы, а получилось, что он как бы по-дружески обратился к нему за советом и даже за помощью.
– Ну и что там, в этой деревне, такого, что она вам сниться начала? – спросил он хмуро.
– Да, ничего особенного, Игорь Викторович, – сразу сменил тон Павелко. – Я же не следователь, а всего лишь опер. Но, понимаете, у меня такое ощущение сложилось, что во всех раевских делах какая-то недосказанность присутствует.
– Что значит – недосказанность?
– Многовато что-то жмуриков для одной деревни, – чуть подумав, сказал старший лейтенант, и Крымову показалось, что эта мысль пришла Павелко в голову только что.
– А посадили мы только одного… некоего Либохина, – припомнил Павелко. – Он тоже сначала в несознанку играл. Зато потом с такими подробностями, с такими деталями расписал, как собственной женушке заряд дроби в спину всадил, что любой романист позавидовал бы. А еще один раевский садюга, самогонщик, отпирался-отпирался, а после того, как во всем сознался и обо всем так же преподробно рассказал, в тот же день в камере от инфаркта помер.
– Интересно… – снова сказал Крымов.
– Да уж, куда интересней…
– Ну, с остальными, как вы говорите – смертушками, какие нюансы?
– Нюансы! – усмехнулся Павелко. – Нюансы такие, что за последнее время чуть ли не каждый второй житель деревни Раево богу душеньку отдал. И все эти, так сказать, летальные исходы были с какими-то… подвывертами, что ли. Как-то не совсем обычно люди умирали. А два нераскрытых убийства так на нашей конторе и зависли. Так что Пряхина этого раскручивать и раскручивать…
Всего папок с «Раевскими» делами было семь. Читать пришлось много: протоколы допросов обвиняемых, свидетельские показания, заключения судмедэкспертов… Чего-то уж такого особенного в них Крымов и в самом деле не видел. Хотя «нюансики» имелись. К примеру, следственной группой так и не был найден рыболовный багорик, послуживший гражданину Воробьеву (тому самому, который впоследствии скончался от инфаркта в камере предварительного заключения) орудием убийства. Были и другие неясности, но следователя заинтриговали не они.
Перелистывая бумаги, Крымов вдруг поймал себя на мысли, что уже несколько раз внутренне «поморщился». Он вернулся к первому по времени убийству, потом вновь бегло просмотрел все дела и, наконец, понял, что морщиться его заставляет слово «рыбалка».
Игорь Викторович Крымов терпеть не мог рыбную ловлю. Всех, кто увлекался этим, по его собственным словам, «бездумным убиванием времени», он считал лентяями, вралями и, к тому же, губителями природы. Правда, вслух эту свою точку зрения никогда не высказывал. Многие его знакомые и сослуживцы считали себя заядлыми рыбаками, и спорить с ними Крымову не хотелось.
В изучаемых им материалах бросалась в глаза косвенная причастность почти ко всем раевским трагедиям заядлого рыбака Григория Филиппова. Погибали его знакомые, друзья, жена. И вот теперь погиб он сам, а вместе с ним и его родной племянник, приехавший с другом порыбачить на Раевское озеро…
– Это все материалы о гибели людей в деревне Раево и ее окрестностях, – погладил он папки и, будто не заметив, как сжались плечи подозреваемого, продолжил. – Материалы об убийствах раскрытых и нераскрытых…
– Я никого не убивал, – еле слышно произнес Пряхин.
– Возможно, – подхватил следователь. – Но, повтори вы эту фразу еще хоть тысячу раз, все равно улики останутся уликами. А чтобы их опровергнуть, вы, Виктор Алексеевич, должны с самого начала и до конца рассказать, как все было. Там, на озере…
– Да рыбу мы ловили на озере, рыбу! От тишины тамошней офигевали, хорошему клеву радовались, водку пили, а потом Славику плохо стало, а потом… – Виктор замолчал.
– Нам с вами очень важно выяснить, что было потом, – Крымов старался говорить как можно доверительней. – Все эти смерти можно выстроить, в некую цепочку. И она получается длинная, но разорванная. Вы несколько звеньев в цепочку добавили, еще ее удлинили, но пока так и не связали, понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Хорошо. Возможно, вы ничего не понимаете. Но кое-что знаете, ведь, правда? В дом Филипповых вы заходили, трупы видели, возможно, видели и убийцу. Ведь если убили не вы, значит кто-то другой. Или другие? Или, к примеру, вашего друга ударил пешней по затылку его дядя, а вы ему отомстили…
– Нет! – закричал Виктор, вскочив со стула. – Никого я не видел и никого не убивал, – потом посмотрел на свои ладони и тихо добавил, – кроме двух щук.
Войдя в ванную, он первым делом посмотрел в зеркало. Левая скула припухла, и, похоже, было, что завтра опухоль станет еще заметней, да и синяк наверняка появится. Ребра тоже болели – майор Панцелютин бить умел профессионально.
О том, что произошло, его начальник, конечно, никому не скажет, хотя по службе обязательно начнет прижимать. Но мужики-то в конторе, да и здесь в общаге, все равно увидят и опухоль, и синяк, начнут расспрашивать, шутить, подтрунивать. Павелко потрогал языком зубы, один из которых, вроде бы, шатался, и почувствовал слабый привкус крови. Потом набрал в рот воды и сплюнул розовую слюну.
– Добро, майорушка, я тебе этого не забуду, – произнес он вслух и начал умываться…
Василий Павелко придирчиво относился к своей внешности, всегда был аккуратен, следил за прической, ежедневно подбривал тонкие черные усики. В компаниях он считался первым красавцем и очень ревновал, если кто-то вдруг пытался составить ему конкуренцию.
Родом он был из-под Брянска. После неудачной попытки поступить в юридический институт, отслужил срочную службу в подмосковном городке, где, уволившись в запас, устроился в районное УВД постовым милиционером. Заочно закончив среднюю школу милиции и получив офицерское звание, он вот уже третий год служил оперуполномоченным уголовного розыска. Делать карьеру Павелко особо не стремился, но в то же время с болезненной завистью относился к сослуживцам, на погонах у которых звездочек было больше, чем у него. И все же гораздо интереснее карьеры для него были женщины. Сегодняшний инцидент тоже произошел из-за женщины.
За последние четыре дня они встречались уже в третий раз, и в каждую из этих встреч следователь видел перед собой совершенно другого человека. Во время предварительного допроса Пряхин, не переставая, твердил, что никого не убивал, ничего не знает, и что они не имеют права его обвинять и здесь держать. На месте ему не сиделось, он стучал себя в грудь, вскакивал со стула и даже выбежал из кабинета, но его догнали в коридоре, скрутили и отправили в камеру предварительного заключения.
На следующем допросе из Пряхина нельзя было вытянуть и двух слов. Он сидел на стуле, сжав пальцами виски, уставившись в пол, и словно ничего не слышал.
Сейчас подследственный выглядел не возбужденным и не апатичным, а каким-то растерянным, даже напуганным. Крымов позволил себе выдержать паузу, и это, казалось, еще сильнее обеспокоило Пряхина. Он вертел головой, заглядывал под стул, на котором сидел, и широко открытыми глазам, разглядывал свои ладони. Несколько раз, встречаясь со следователем взглядом, он открывал, было, рот, но сказать что-либо не решался.
– Ну что ж, – наконец нарушил молчание Крымов, – надеюсь, сегодня мы с вами нормально, по-человечески, поговорим.
Ему было очень важно, чтобы разговор состоялся. Первое дело, порученное на новом месте службы, могло стать по-настоящему громким. Если, конечно, догадки, возникшие у него в последние двое суток, хотя бы частично окажутся верными. Поэтому Крымову было просто необходимо добиться от Пряхина полного откровения.
С подследственным они были ровесниками – обоим по тридцать. Пряхин был холост, жил в Москве, где работал в телеателье, не прочь был выпить, любил веселую компанию и… рыбалку. Именно с этим словом – «рыбалка» были связаны возникшие у следователя вопросы. С рыбалки Крымов и собирался начать разговор.
– Кстати, Виктор Алексеевич… может быть, вы сами поведаете мне что-нибудь новенькое? Расскажите, например, какой в Раевском озеру в тот день был клев, кто из вас с Вячеславом Филипповым больше рыбы поймал. А, может быть, кроме вас там еще кто-нибудь ловил, а?
– Нет, мы одни там были. То есть, ловили вдвоем со Славиком, – уточнил Пряхин, – а дядя его просто так приходил и уходил…
– Так, – следователь взял карандаш и тихонько постучал им по чистому бланку протокола допроса, лежащему на столе. Писать он не собирался, да это было и не к чему – в верхнем ящике стола лежал включенный магнитофон. Бумага была так – отвлекающая деталь. – Ну, а если обо всем поподробней?
– Поподробней… – Виктор Пряхин вздохнул и вновь внимательно поглядел на свои ладони. О чем он мог сейчас рассказать? Вернее, о чем именно рассказать!?
О том, как в прошлую субботу ловил вместе со Славой Филипповым рыбу и пил водку, а после обнаружил своего друга и его дядю лежащими в лужах крови. Или о другом… О том, как он высоко-высоко, поднимает пешню и ее острием два раза бьет Славику точно по затылку, а после точно так же расправляется и с седовласым Гриней!
Он знал, что не делал этого и в то же время зрением своей памяти восстанавливал сцены убийства, чувствовал тяжесть пешни, видел брызнувшую на свои руки Славину кровь, слышал хрип дяди Грини и его последнее: «Эть, щучье племя…»
С той субботы прошло несколько дней, и с каждым сном, даже с каждым закрытием глаз Виктор видел это все отчетливей, и все больше эти сновидения превращались для него в настоящие воспоминания.
Виктор сто раз повторял, что не убивал, и он, в самом деле, не убивал, ему это всего-навсего приснилось. Он готов был рассказать о своих снах и даже очень хотел рассказать, но молчал, хорошо понимая, что для следователя это послужит поводом для обвинения…
* * *
Хлопот с арестом Пряхина не было. Ровно неделю назад, в понедельник в районное управление милиции позвонил житель деревни Богачево Иван Дурандин и сообщил, что в соседнем Раево убили двух человек: Григория Филиппова и его племяша Славика. На место преступление выехала оперативно-следственная группа. Следователь Крымов был назначен старшим, а помогал ему оперуполномоченный старший лейтенант Василий Павелко, который по долгу службы бывал в Раево уже не раз.Судмедэксперт установил, что смерть наступила двумя днями раньше и что орудием убийства послужил острый металлический предмет. Никто из немногочисленных жителей деревни, да и сам Иван Дурандин, заглянувший во время обеда к Филиппову узнать, когда же тот починит на ферме проводку, и обнаруживший трупы, по существу дела ничего вразумительного сказать не смогли. Крымову показалось, что местные отнеслись к этому страшному событию как-то равнодушно. Но Павелко пояснил, что для них узнавать об убийстве в родной деревне – дело привычное.
С занесенного снегом озера старший лейтенант принес оставленные кем-то рыболовный ящик и пешню. Почти полутораметровая разборная пешня состояла из двух частей – деревянной и стальной, заканчивающейся закругленной острой лопаточкой, на которой были заметны пятна бурого цвета, вовсе не похожие на ржавчину. Она вполне могла оказаться тем самым орудием убийства.
Ящик и пешня, скорее всего, принадлежали убитому Вячеславу Филиппову. Что он приехал в Раево порыбачить, было видно и по одежде, и по найденной в кармане ватника пенопластовой коробочке с замерзшим мотылем. А по следам, оставленным в доме и на озере, было ясно, что на рыбалку он приехал не один…
Разузнать, кто мог быть его напарником, Крымов поручил Павелко, и тот справился с заданием без особых проблем. Первым делом он выяснил домашний адрес и номер телефона Вячеслава Филиппова. На телефонный звонок ответила его жена, то есть, теперь уже вдова. Обеспокоенная отсутствием мужа, она успела обзвонить всех его друзей-рыболовов. Двое из них утверждали, что Слава собирался на рыбалку с Виктором Пряхиным, но как раз до него-то дозвониться она не смогла – к телефону никто не подходил. Уже через час старший лейтенант Павелко стоял на пороге квартиры Пряхина.
– Я никого не убивал! – было первое, что сказал Виктор Пряхин, открыв дверь и увидев человека в милицейской форме. Дальнейший разговор, а вернее допрос, состоялся уже в милиции. И хотя Пряхин кричал, что ничего не знает, имелось немало доказательств, указывающих на его причастность к преступлению.
Дело казалось простым. Был подозреваемый, было орудие убийства с его отпечатками пальцев, и был факт его бегства с места преступления. Оставалось выяснить мотивы убийства и добиться от подозреваемого признания.
– За признанием дело не станет, – убежденно сказал Павелко, когда Крымов зашел к нему в кабинет после второго допроса и рассказал о поведении подозреваемого. – Ты, главное, как говориться, пельменьки не перебирай. И Пряхина этого подраскрути как следует. Но в то же время особо не торопись – может на нем еще смертушки висят. Там в округе в году по два-три убийства происходит, и кровищи каждый раз – по щиколотку. Я в Раево, знаешь, сколько уже мотался! Эта деревня мне в последнее время даже сниться стала, представляешь?
– Интересно, – Крымов потер глаза. Ему не понравилось, что старший лейтенант разговаривал с ним на «ты». Знакомы они были всего ничего, и, по его мнению, служебную субординацию следовало бы соблюдать. Но он сам виноват – надо было официально вызвать Павелко к себе в кабинет для беседы, а получилось, что он как бы по-дружески обратился к нему за советом и даже за помощью.
– Ну и что там, в этой деревне, такого, что она вам сниться начала? – спросил он хмуро.
– Да, ничего особенного, Игорь Викторович, – сразу сменил тон Павелко. – Я же не следователь, а всего лишь опер. Но, понимаете, у меня такое ощущение сложилось, что во всех раевских делах какая-то недосказанность присутствует.
– Что значит – недосказанность?
– Многовато что-то жмуриков для одной деревни, – чуть подумав, сказал старший лейтенант, и Крымову показалось, что эта мысль пришла Павелко в голову только что.
– А посадили мы только одного… некоего Либохина, – припомнил Павелко. – Он тоже сначала в несознанку играл. Зато потом с такими подробностями, с такими деталями расписал, как собственной женушке заряд дроби в спину всадил, что любой романист позавидовал бы. А еще один раевский садюга, самогонщик, отпирался-отпирался, а после того, как во всем сознался и обо всем так же преподробно рассказал, в тот же день в камере от инфаркта помер.
– Интересно… – снова сказал Крымов.
– Да уж, куда интересней…
– Ну, с остальными, как вы говорите – смертушками, какие нюансы?
– Нюансы! – усмехнулся Павелко. – Нюансы такие, что за последнее время чуть ли не каждый второй житель деревни Раево богу душеньку отдал. И все эти, так сказать, летальные исходы были с какими-то… подвывертами, что ли. Как-то не совсем обычно люди умирали. А два нераскрытых убийства так на нашей конторе и зависли. Так что Пряхина этого раскручивать и раскручивать…
* * *
Сразу после разговора с Павелко Крымов отправился в архив, чтобы ознакомиться со всеми делами, связанными с происшествиями в деревне Раево. В предполагаемую необычность этих дел ему не верилось. Скорее всего, старлей наводил тень на плетень. Но причастность Пряхина к предыдущим убийствам была вполне возможна, и выяснить все детали следователь был просто обязан.Всего папок с «Раевскими» делами было семь. Читать пришлось много: протоколы допросов обвиняемых, свидетельские показания, заключения судмедэкспертов… Чего-то уж такого особенного в них Крымов и в самом деле не видел. Хотя «нюансики» имелись. К примеру, следственной группой так и не был найден рыболовный багорик, послуживший гражданину Воробьеву (тому самому, который впоследствии скончался от инфаркта в камере предварительного заключения) орудием убийства. Были и другие неясности, но следователя заинтриговали не они.
Перелистывая бумаги, Крымов вдруг поймал себя на мысли, что уже несколько раз внутренне «поморщился». Он вернулся к первому по времени убийству, потом вновь бегло просмотрел все дела и, наконец, понял, что морщиться его заставляет слово «рыбалка».
Игорь Викторович Крымов терпеть не мог рыбную ловлю. Всех, кто увлекался этим, по его собственным словам, «бездумным убиванием времени», он считал лентяями, вралями и, к тому же, губителями природы. Правда, вслух эту свою точку зрения никогда не высказывал. Многие его знакомые и сослуживцы считали себя заядлыми рыбаками, и спорить с ними Крымову не хотелось.
В изучаемых им материалах бросалась в глаза косвенная причастность почти ко всем раевским трагедиям заядлого рыбака Григория Филиппова. Погибали его знакомые, друзья, жена. И вот теперь погиб он сам, а вместе с ним и его родной племянник, приехавший с другом порыбачить на Раевское озеро…
* * *
– Итак, – вздохнул Игорь Викторович, – если вы не знаете, с чего начать, то начну я. – Он открыл верхний ящик стола и достал оттуда несколько пухлых картонных папок.– Это все материалы о гибели людей в деревне Раево и ее окрестностях, – погладил он папки и, будто не заметив, как сжались плечи подозреваемого, продолжил. – Материалы об убийствах раскрытых и нераскрытых…
– Я никого не убивал, – еле слышно произнес Пряхин.
– Возможно, – подхватил следователь. – Но, повтори вы эту фразу еще хоть тысячу раз, все равно улики останутся уликами. А чтобы их опровергнуть, вы, Виктор Алексеевич, должны с самого начала и до конца рассказать, как все было. Там, на озере…
– Да рыбу мы ловили на озере, рыбу! От тишины тамошней офигевали, хорошему клеву радовались, водку пили, а потом Славику плохо стало, а потом… – Виктор замолчал.
– Нам с вами очень важно выяснить, что было потом, – Крымов старался говорить как можно доверительней. – Все эти смерти можно выстроить, в некую цепочку. И она получается длинная, но разорванная. Вы несколько звеньев в цепочку добавили, еще ее удлинили, но пока так и не связали, понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Хорошо. Возможно, вы ничего не понимаете. Но кое-что знаете, ведь, правда? В дом Филипповых вы заходили, трупы видели, возможно, видели и убийцу. Ведь если убили не вы, значит кто-то другой. Или другие? Или, к примеру, вашего друга ударил пешней по затылку его дядя, а вы ему отомстили…
– Нет! – закричал Виктор, вскочив со стула. – Никого я не видел и никого не убивал, – потом посмотрел на свои ладони и тихо добавил, – кроме двух щук.
* * *
Оперуполномоченный Василий Павелко как всегда остановил свою красную «Ниву» прямо напротив подъезда общежития. Надеясь, что по дороге не встретит никого из знакомых, он выскочил из машины, хлопнул дверцей и, прикрывая щеку рукой, быстро вошел в дом. Он был прописан здесь, в общежитии квартирного типа, и занимал небольшую комнатку со всеми удобствами. Жилье ему было предоставлено, как перспективному работнику милиции.Войдя в ванную, он первым делом посмотрел в зеркало. Левая скула припухла, и, похоже, было, что завтра опухоль станет еще заметней, да и синяк наверняка появится. Ребра тоже болели – майор Панцелютин бить умел профессионально.
О том, что произошло, его начальник, конечно, никому не скажет, хотя по службе обязательно начнет прижимать. Но мужики-то в конторе, да и здесь в общаге, все равно увидят и опухоль, и синяк, начнут расспрашивать, шутить, подтрунивать. Павелко потрогал языком зубы, один из которых, вроде бы, шатался, и почувствовал слабый привкус крови. Потом набрал в рот воды и сплюнул розовую слюну.
– Добро, майорушка, я тебе этого не забуду, – произнес он вслух и начал умываться…
Василий Павелко придирчиво относился к своей внешности, всегда был аккуратен, следил за прической, ежедневно подбривал тонкие черные усики. В компаниях он считался первым красавцем и очень ревновал, если кто-то вдруг пытался составить ему конкуренцию.
Родом он был из-под Брянска. После неудачной попытки поступить в юридический институт, отслужил срочную службу в подмосковном городке, где, уволившись в запас, устроился в районное УВД постовым милиционером. Заочно закончив среднюю школу милиции и получив офицерское звание, он вот уже третий год служил оперуполномоченным уголовного розыска. Делать карьеру Павелко особо не стремился, но в то же время с болезненной завистью относился к сослуживцам, на погонах у которых звездочек было больше, чем у него. И все же гораздо интереснее карьеры для него были женщины. Сегодняшний инцидент тоже произошел из-за женщины.