Константинов Евгений. Тайна нефритового голубя

   – Да что ты ко мне пристал? – не выдержал, в конце концов, Андрей. – Если хочешь, пойдем сейчас со мной. Танцы уже начались. Сам все увидишь и кого хочешь закадришь.
   – Пойдем. Только… – Шурик слегка замялся. – Мне переодеться надо.
   – А смысл? Кто там на тебя смотреть будет?
   – Нет, Андрюха, я так не могу. Я в этой рубашке сегодня за грибами ходил, а теперь – на танцы?
   – О, Господи! Пока ты переодеваться будешь, десять раз все закончится!
   – Да я быстро. Шесть секунд! – взмолился Шурик. – Ну, я тебя прошу!
   – Ладно, – смилостивился Андрей. – Только ни секундой дольше.

* * *

   Они подошли к танцплощадке, когда музыканты объявили десятиминутный перерыв. Помятуя вчерашний неудачный опыт перелезания через ограду, Андрей решил купить билеты. Но у самых касс, увидел Таню. Вместе с Ириной и маленького роста очень серьезной с виду девушкой она быстро прошла мимо в сторону обрыва по над рекой.
   – Это Таня, справа от нее Ирина, а коротышку я в первый раз вижу, – указал Андрей на девушек.
   Они медленно пошли за ними. Сначала по дорожке, потом, прячась за кустами, пока не приблизились к обрыву. Оставаясь незамеченными, Андрей и Шурик подкрались совсем близко к девушкам, курившим сигареты.
   – Слушай, Шурик, – зашептал Андрей, – если Таня останется одна, я постараюсь с ней познакомиться. Ты тогда свали куда-нибудь. А то у меня смелости не хватит к ней подойти, если еще кто-то будет рядом торчать.
   – Все понял, – тихо сказал Шурик. Он не отрывал руку от горла, прикрывая белоснежный воротничок рубашки, надетой под темно-синий джемпер. За эту рубашку Андрей не преминул пару раз назвать его пижоном и еще сказал, что в темноте она, как фонарик светиться будет, а «демаск» им вовсе ни к чему.
   – Этот Теря губастый задрючил меня вчера, – услышали они голос Тани.
   – Но ведь не вздрючил? – спросила Ирина.
   – Еще чего не хватало! Чтобы потом по всей Истре трепотня его пошла! Просто обслюнявил всю, пока домой провожал.
   – Ох, Танюшка, посмотри лучше на мои губки, – сказала Ирина томно. – Знаешь, какие они сладенькие!
   Сквозь ветки кустов ребята увидели, как Ирина, щелчком отбросив сигарету, неожиданно обхватила ладонями Танины щеки и прильнула губами к ее губам. Андрей непроизвольно подался вперед, но Шурик крепко ухватил его за плечо, не пуская. Таня же, замотав головой и уперевшись руками подружке в грудь, отпихнула ее от себя.
   – Ты совсем что ли свихнулась! – крикнула она. Вытерев рот ладонью, точно также, как вытирала вчера после поцелуев Терехи, и выразительно крутанув пальцем у виска, Таня быстрым шагом направилась к танцплощадке. Андрей, подмигнул брату, бесшумно отступил назад и скрылся в темноте.
   Шурик с места не двинулся.
   – Вот дура-то, – услышал он голос Ирины.
   – И в самом деле дура, – сказала молчавшая до этого девушка. – Ее целуют, а она еще выпендривается. Ставит из себя невесть что.
   – А что, Коротышка, ты бы хотела со мной поцеловаться? – удивилась Ирина.
   – Попробовать можно, – ответила девушка.
   Тогда Ирина обняла маленькую подружку за талию и притянула к себе. Та запрокинула голову, и Ирина, склонившись над ней, широко раскрытым ртом, накрыла ее губы.
   Внутри Шурика родилось незнакомое щемящее чувство. Ему очень захотелось одновременно оказаться на месте каждой из них. Чтобы вот также целовать самому, и чтобы также целовали его. Он завидовал им обеим и очень хотел наблюдать за девушками как можно дольше.
   Тут он увидел, как рука Коротышки скользнула в задний карман джинсов подружки и потом отбросила какой-то предмет через куст прямо к его ногам. Шурик не пошевелился и даже не посмотрел, что там упало. Он не хотел пропускать ни мгновения никогда ранее не виданного зрелища. Когда же девушки отстранились друг от друга, и Ирина сказала жеманно: «Если тебе понравилось, можем продолжить», а Коротышка согласно кивнула, Шурик и вовсе забыл про все на свете, горя лишь желанием присутствовать при этом продолжении.
   Девушки поцеловались еще раз и, обнявши друг друга за талии, пошли по тропинке в темную глубину парка. Он подождал немного и хотел, было последовать за ними, но вдруг Ирина остановилась и обернулась. Она не вертела головой по сторонам, но пристально вглядывалась именно в куст, за которым он прятался.
   Шурику почудилось, что она его видит. Он застыл и даже перестал дышать. В то же время ему мучительно захотелось выйти из укрытия, подойти к Ирине и ее подружке, признаться, что подглядывал за ними и просить за это прощения. Но он нашел силы даже не шелохнуться, а Ирина, как ему показалось, усмехнувшись, отвернулась.
   «Ну не должна она была меня заметить, не должна! Темно здесь. А она ведь не кошка, чтобы ночью видеть», – думал Шурик. Он долго не двигался с места. Потом опомнился. Побежал по тропинке, по которой ушли девушки, до ее пересечения с освещенной аллеей и не увидел их там. На следующей аллее Ирины и Коротышки тоже не было. Раздосадованный, он побежал дальше до Самолета – памятника Отечественной войны, потом обратно, мимо детского городка с каруселями, качелями и маленькими деревянными домиками. На выходе из парка наткнулся на трех пьяных мужиков. Один схватил его за плечо и потребовал закурить. Шурик, не говоря ни слова, вывернулся и побежал назад.
   Он вернулся к танцплощадке, обошел ее два раза, но так и не увидел среди танцующих ни брата, ни девушек, которых искал. Обкусывая ногти на руках, Шурик побрел к обрыву, к кустам, за которыми недавно прятался вместе с Андреем.
   «Интересно, что за вещицу бросила Коротышка? – размышлял он. – Она вытащила ее из кармана подружки, когда та ее целовала. Другими словами – украла! Что же такое там может быть?»
   На месте его недавнего укрытия было темно. Это, конечно, хорошо для маскировки, но только не для поисков. Ладно бы хоть спички были. Андрей всегда носил с собой зажигалку, а Шурик, сколько себе ни напоминал, постоянно забывал положить в карман спичечный коробок.
   Он долго там топтался, всматриваясь под ноги, пока не наступил на какой-то твердый предмет. Подняв его и выйдя из кустов на свет он увидел, что держит в руках довольно толстый бумажник. Шурик открыл его, и вместе с цветной фотографией улыбающейся Ирины, позирующей в купальном костюме на краю бассейна с голубой водой, в руках у него оказалась пачка десятирублевых купюр…

* * *

   Андрей мчался по пустынным истринским улицам. Он должен был успеть и знал, что успеет опередить Таню и встретить ее при подходе к дому. Только бы кто-нибудь другой не встретил ее! Тогда ничто не помешает ему подойти к ней и заговорить, и познакомиться.
   Как и вчера ночью он следил за Таней от самой танцплощадки. Она возвращалась домой с Ольгой, которую повстречала у дома Культуры и – к большой радости Андрея – кавалеров с ними не было. Ольга жила на два квартала ближе Тани и, значит, если она не вздумает сначала проводить подружку домой, то на несколько минут его русалочка должна остаться одна.
   Андрей бежал и молил бога, чтобы так и случилось. Он сделал приличный крюк, и, оказавшись на улице, где надеялся встретить Таню, перешел на шаг. Он еле успел отдышаться, когда увидел ее. Глядя себе под ноги, чуть сутулясь, обхватив себя руками за плечи, будто озябнув, девушка шла ему навстречу.
   – Извините, – сказал Андрей, когда между ними осталось шагов пять. Таня, вздрогнув от неожиданности, остановилась. – Вы не подскажете, который час?
   – Двадцать минут двенадцатого, – ответила она, посмотрев на часы. Андрей понял, что Таня немного испугана.
   – А вы далеко живете? Разрешите, я вас провожу? – он постарался придать голосу самую нежную интонацию.
   – Проводите.
   Они пошли рядом. Они познакомились. Их локти иногда соприкасались. Они подошли к Таниному дому. Андрей попросил ее не уходить, погулять еще немного, и она согласилась!
   Андрей ликовал. Он говорил без умолку. Он рассказывал Тане про себя и про своих друзей разные смешные истории. Она смеялась, а он наслаждался смехом возлюбленной!
   Июльское звездное небо висело на ними, и Андрей говорил, что хотел бы взмыть в это небо и улететь к этим звездам, а Таня говорила, что с удовольствием улетела бы с ним вместе…

4 июля 1977 года. Ирина

   Ирина проснулась в прекрасном настроении. Сегодня ночью она наконец-то открыла счет. Катька-Коротышка конечно неумеха. Вела себя скованно, стеснялась, по первому-то разу, боялась, что в домик на детском городке, куда они забрались, кто-нибудь вдруг заглянет. И все же они, как любила говорить Ирина – «чик-чирикнулись».
   Коротышке даже понравилось. Сказала, что с удовольствием бы все повторила. Можно будет и повторить. Ирина сладко потянулась. Оказывается и в Истре жить можно совсем не скучно. Даже интересно.
   Мать сняла здесь комнату на все лето, чтобы Ирина после выпускных экзаменов могла спокойно готовиться к поступлению в полиграфический техникум. Она мечтала, чтобы единственная дочь получила специальность фототехника и потом работала где-нибудь в фотосалоне или ателье. Ирина не возражала против поступления в техникум и даже могла позубрить химию, тем более что фотографировать ей нравилось. Но два с лишним месяца прозябать в каком-то подмосковном городишке, было не в ее натуре.
   – Какая же может быть дача в городе? – возмущалась она, узнав о решении матери. – Где тишина? Где свежий воздух? Где солнце?
   Но мать, памятуя прошлогоднюю скандальную историю в спортивном лагере, когда всем стали известны похождения дочери, и слышать ничего не хотела.
   – Если чем-то недовольна и будешь еще выступать, то ни копейки денег не получишь. И вообще – отправишься к тетке в деревню учиться коров доить! – пригрозила она.
   Деревня была где-то под Смоленском, и Ирина посчитала, что жить в шестидесяти километрах от Москвы все же лучше. Тем более, знала Ирина, что мать будет приезжать к ней не чаще двух раз в неделю, а, может, и реже: каждая ночь, проведенная с клиентом, приносила той от пятидесяти рублей до сотни, а терять денежки она не собиралась.
   Наверное, Ирина пошла в мать. В прошлом году, прежде чем быть изгнанной из спортивного лагеря, она переспала с тремя вожатыми и еще с девочкой из своего отряда Машенькой Павловой. С ней-то в постели и застукал их, неожиданно заглянувший в номер, директор лагеря. Как сказала потом при всех на комсомольском собрании Машенька: «Этот лох, с дуру ума, кипеш поднял, вместо того, чтобы присоединиться и покувыркаться на троих». Ирина хотела отмолчаться, но когда все без исключения начали стыдить Машеньку, встала и с невинным выражением лица призналась, что успела чик-чирикнуться пока только с тремя вожатыми и, не моргнув глазом, назвала их фамилии.
   Скандал, конечно, был жуткий…
   – В Истре, слава Богу, вожатых нет, и развращать тебя будет некому, – сказала мать, когда они переехали. Она договорилась с соседями, которые держали двух коров и продавали дачникам молоко, чтобы они через день оставляли для Ирины полтора литра и доверительно попросила их присматривать за шаловливой дочерью. С той же просьбой обратилась она и к хозяину дома, где они сняли комнату, хотя это и выглядело немного бестактно – деду Панкратычу перевалило за семьдесят, и он был слепой.
   На следующий же вечер, придя к соседям за молоком, Ирина познакомилась с их дочерью Таней, которая оказалась ее ровесницей. Весь день Ирина просидела с привезенным из Москвы учебником химии в руках и теперь, угостив Таню дорогой сигаретой, сразу стала сетовать, что, мол, скукотища здесь, в Истре – нет ни развлечений, ни отдыха нормального.
   Таня поспешила ее в этом разуверить. Был в городе и кинотеатр, были и танцы по субботам и воскресеньям, были у нее и подружки-одноклассницы, с которыми не соскучишься, да и парней знакомых хватало.
   В тот же вечер она познакомила Ирину с Ольгой по прозвищу Греческий профиль и с Катюшей-Коротышкой. Девчонки и в самом деле оказались веселыми и компанейскими. Все курили, и никто не отказался распить за знакомство бутылку кислого «Алиготе», привезенную Ириной из Москвы.
   Катюше – востроносенькой симпатюшке с серыми глазами и скуластым лицом на первый взгляд можно было дать не больше тринадцати лет, хотя она, как и ее подружки, закончила в этом году десятый класс. Ольга Греческий профиль, наоборот, выглядела гораздо старше своих семнадцати.
   Таня по секрету рассказала своей новой знакомой, что Ольга зимой чуть ли не каждый вечер бегала в АТП-2 к шоферне, где своим ртом зарабатывала трешники, но потом прилипла к недавно вернувшемуся из «мест не столь отдаленных» Сереге Петляеву и теперь ведет себя тише воды, больше всего боясь, что он узнает про ее похождения.
   «Значит и в Истре далеко не ангелочки живут, – сказала себе Ирина. – Если выработать правильную тактику, можно будет с каждой из них дамский вальс протанцевать, а потом и за хахалей их приняться. Но в первые дни нужно вести себя скромно, за рога никого не брать – впереди целых два месяца».
   Ирина купила маленькую, но дорогую записную книжку с обложкой под «Палех», в которую переписала на первую страницу имена и фамилии своих новых истринских знакомых. У нее был карманный фотоаппарат «Киев» с малоформатной пленкой на семьдесят два кадра, и в дальнейшем Ирина собиралась вклеить в записную книжку фотографии тех, кого удастся совратить и составить на них своеобразное досье.
   Сейчас пленка была отснята примерно на одну треть. Один кадр должен был получиться очень интересным – Ирина успела сфотографировать Таню на пляже в тот момент, когда с нее упало полотенце и девушка предстала перед объективом совсем голенькая.
   Таня нравилась ей больше всех. Она была первой, кого Ирина желала обольстить, и ей казалось, что сделать это будет несложно.
   В общем, жизнь в Истре обещала быть достаточно занимательной. Единственное, что смущало Ирину, так это близкое соседство с хозяином дома, в котором она жила, слепым дедом Панкратычем. Вечерами, ложась спать, она слышала через стенку его тяжелые шаги и порой чересчур громкие бормотания. Он казался ей уж слишком старым, чуть ли не выходцем из прошлого века. От него пахло какой-то сыростью, но когда Ирина сказала об этом матери, приехавшей ее навестить, та обозвала дочь мнительной дурой.
   По-настоящему Андрей Панкратович напугал ее позавчера, в субботу, когда неожиданно ворвался к ней в комнату. Ирина все еще нежилась в постели, хотя шел уже двенадцатый час дня. Она в испуге вскочила на пол, прикрывшись одеялом, но потом сообразила, что из-за серой повязки на глазах дед все равно ее не видит и отбросила одеяло, оставшись перед ним в одних трусиках.
   – Послушай меня, девушка! – торопливо заговорил дед. – Слушай внимательно, и я прошу тебя – верить моим словам. Вот деньги, – он шагнул к Ирине и протянул ей пачку десяток, перетянутую обычной черной резинкой. – Если только выполнишь мою просьбу – получишь еще очень много денег!
   Ирина машинально взяла пачку, прикинув, что в ней не меньше двухсот рублей. Дед коснулся длинными сухими дрожащими пальцами ее лица и быстро-быстро стал ощупывать ее лоб, веки, нос, щеки, губы.
   «Уж не мечтает ли старый хрыч, чтобы я ему отдалась?» – подумала она. Пальцы Анлрея Панкратовича торопливо погладили ее шею, опустились ниже, дотронулись до обнаженной груди.
   – Нет! Деньги не главное! – вдруг крикнул он, отпрянув. – Я посвящу тебя в тайну летящего голубя! Зная ее, ты сможешь добиться очень многого! Ты станешь тем, кем захочешь стать! Но ты должна помочь мне. – Андрей Панкратович полез за ворот своей рубашки, достал висящий на длинной черной веревке мешочек и торопливо развязав, вытащил из него две почерневшие от времени металлические прямоугольные пластинки, поместившиеся на ладони.
   – Вот! Это иконка, – он протянул одну пластинку Ирине. – Она поможет тебе отыскать человека. Мужчину или женщину. Я не знаю кого. Но ты узнаешь. Надобно держать иконку в руке, и когда этот грешный окажется рядом, она станет очень теплой. Теплее, чем сейчас! Запомни того человека. Иди за ним, проследи, где он живет.
   – Но, как… – попробовала возразить Ирина, однако Андрей Панкратович не дал ей досказать.
   – Человек этот имеет при себе такую же иконку. Если их соединить они подойдут друг к другу. Та, что у него, необходима мне как жизнь. Я все отдам за нее, все! Сейчас человек должен находиться в монастыре. Я молю Исуса, чтобы ты успела застать его там. Поспеши к монастырю. Жди его у выхода. Ты обязательно узнаешь его.
   – Я ничего не понимаю, – фыркнула Ирина. – Объясните, для чего все это…
   – Для твоего счастья это нужно, глупая девчонка! Для твоей красоты, для богатства, для власти над всеми! Я расскажу тебе обо всем, но не сейчас. Сейчас некогда!
   Вдруг Андрей Панкратович опустился перед Ириной на колени, и, протягивая ей иконку, закричал:
   – Поторопись, заклинаю тебя. Потом ты все узнаешь. А сейчас сделай, что я прошу! Найди того человека! Узри его! Узри!!
   Ни в какие тайны выжившего из ума старика Ирина верить не собиралась. Однако сколь ни нелепой показалась ей просьба Панкратыча, она все же решила выполнить ее. Тем более что не за бесплатно.
   Она взяла иконку, которая действительно оказалась на ощупь теплой, словно лежала на протопленной печке или на батарее центрального отопления, убрала ее в протянутый Андреем Панкратовичем мешочек и пообещала сделать все, что в ее силах. Старик, наверное, в первый раз за все время их знакомства изобразил на лице подобие улыбки и, прижимая к груди оставшуюся иконку, покинул комнату.
   Ирина же наспех оделась, засунула мешочек в карман джинсов и, прихватив «Киев», выскочила на улицу. Там она встретила Таню и Ольгу Греческий профиль, направлявшихся на речку. Угостив подруг сигаретами, Ирина уговорила их заглянуть с нею на полчасика в монастырь. По дороге девушки зашли в магазин, где Ирина купила бутылку шампанского.
   Она, как и просил ее дед, честно простояла у выхода из монастыря. Правда, всего минут десять. За это время мимо прошли только две-три старушки и несколько рабочих, видимо спешивших до закрытия на обед попасть в магазин. Иконку Ирина держала в руке, но теплее она так и не стала.
   Потом Ирина вошла на территорию монастыря и даже затащила девчат по винтовой лестнице на крепостную стену, где сфотографировала их, по очереди пьющих шампанское из горлышка бутылки. Потом они фотографировались парами на фоне реставрирующегося Воскресенского собора. Перед закрытыми воротами, ведущими в собор, где на земле стоял стопудовый колокол, чудом сохранившийся после падения с взорванной фашистами колокольни, Ирина, позируя, обняла Танюшу и, как бы ненароком, прихватила ее за маленькую, но упругую грудь. Та мгновенно царапнула ее по кисти своими длиннющими ногтями. Хорошо хоть не до крови!
   – Что окрысилась-то? – сказала Ирина. – Дотронуться нельзя?
   – А чего ты лапишь? – смутилась Таня.
   – Ну, извини. Не знала, что ты такая недотрога…
   Вчера у танцплощадки, после попытки поцеловать ее взасос, Таня вообще психанула и убежала. Зато Катюшка-Коротышка – молодец, сразу смекнула, что к чему. Ничего, и с Танькой, дурехой смазливой все должно получиться.
   Ирина снова потянулась и замурлыкала по-кошачьи. В субботу вечером приезжала мать. Привезла продуктов, подбросила деньжат. В воскресенье после обеда укатила обратно в Москву. На «промысел».
   Андрей Панкратович уже два дня не показывался. Идиотское его поручение Ирина не выполнила, да и черт с ним. В крайнем случае, вернет деньги и дело с концом. Слепой, может, и пересчитывать их не станет.
   Она протянула руку к джинсам, висящим на стуле, чтобы пересчитать деньги. Но бумажника в кармане не оказалось. Ирина посмотрела под стулом, спрыгнула с кровати, заглянула под нее, осмотрела всю комнату и только тогда поняла, что умудрилась потерять почти двести рублей. Не успела она придумать, что же теперь скажет деду Панкратычу, как услышала его тяжелые шаги.
   – Впусти меня, девушка, – сказал дед, остановившись за дверью. Накинув футболку, она подошла к двери, открыла ее и, как всегда при виде деда, ощутила дуновение старости-сырости.
   – Все нормально, Андрей Панкратыч, – сказала она, стараясь придать голосу уверенность. – Я этого парня видела и в лицо очень хорошо запомнила. Только, где он живет, не узнала потому, что он уехал. На мотоцикле уехал.
   Андрей Панкратович ухватился за косяк двери, и Ирина поспешила его успокоить:
   – Но он истринский. Это точно. Я его раньше на танцах видела.
   – А как… – хотел что-то спросить дед, но Ирина перебила его, решив, что если уж начала врать, то надо продолжать в том же духе. Побольше напустить тумана, обнадежить старика и уж потом что-нибудь придумать, чтобы выкрутиться.
   – Я теперь каждый раз на танцы ходить буду, – затараторила она, – и в кинотеатр, и по магазинам, и в монастырь, если надо. Где-нибудь он обязательно появится, и уж тогда-то я его не упущу.
   – Молодец, девушка, – дрогнувшим голосом сказал Андрей Панкратович. – А как ты узнала, что он тот самый?
   – Так иконка-то горячей стала – сил нет, – нашлась Ирина. – Я ее чуть из рук не выронила. А парень этот молодой, лет семнадцати, невысокого роста, симпатичный такой. А мотоцикл у него – Ява. Номер я, правда, запомнить не успела, но он не московский, это точно, а подмосковный. Первая буква – «Ю».
   – Молодец, молодец, – не переставая, твердил дед. – Все я тебе расскажу, все. И тайну открою. Пойдем, девушка, со мной – когда узнаешь все, то и отыскать его быстрей сможешь, – и он поманил Ирину, как бы приглашая последовать за собой.

Год 1666

   Речка была неглубокая, вода в ней холоднющая, а течение такое быстрое, что Андрею приходилось упираться ногами в песок и всем туловищем наклоняться вперед, чтобы не сносило. В руках он держал корзинку без ручки, сплетенную из ивовых прутьев. Подходя к длинным колышущимся пуклям зеленых водорослей, Андрей опускал корзинку в воду, и, загребая под ними, одним махом выхватывал ее на поверхность. Вода вместе с совсем маленькими рыбешками мгновенно просачивалась сквозь неплотно подогнанные прутья, и на дне корзины оставались лишь скользящие змейками плоские серо-желтые вьюны да пузатые, длиной больше ладони, длинноусые пескари.