Начальник шумно вздохнул:
- Почти что исключено. Но если нет другого объяснения... А в общем, хватит возиться с этой шарадой. Поехали!
- Ты езжай, Лукич, а я тут кое-что посмотрю.
- Что ты здесь еще не видел?
- Хочу проверить кое-что.
- Ну как знаешь. - Начальник поднялся к машине, и через минуту его "козлик" скрылся из глаз.
Тогда Крайнов притушил папиросу и, взяв молоток, начал копаться в Максимкиной "выработке". Наконец он сел на кучу земли и снова закурил.
- Н-да, задал ты задачу!
- Так разве я знал...
- А теперь знаешь, почему все так всполошились?
- Теперь начинаю немного понимать.
- Немного? А надо, чтобы хорошо понял. Ты слышал, конечно, что всю историю Земли геологи делят на периоды - кембрийский, силурийский и так далее?
- Это мы проходили.
- Отлично! Значит, ты представляешь, что мы с тобой живем в четвертичном периоде, а до этого был третичный?
Максимка кивнул.
- Так вот, все, что лежит над этим обрывом, ну хотя бы пески, на которых построен кордон, образовалось в наше четвертичное время. А те глины, что выходят на берегу озера, стало быть, ниже обрыва, они уже третичные.
- А как же сам обрыв, третичный или четвертичный?
- С самим обрывом сложнее. Весь этот береговой уступ, точнее породы, из которых он состоит, возникли в астийскую эпоху - время, как бы пограничное между третичным и четвертичным. Поэтому геологи до сих пор не договорились, куда его лучше отнести. А время это было интересное. Именно тогда обрушилось на Землю первое великое оледенение. И было это около двух миллионов лет назад...
- А вы точно определили, обрыв астийский?
- Только что получены результаты из лаборатории абсолютного возраста. Но если б и ошиблись немного... Ведь самые древние останки первобытного человека - питекантропа - до сих пор встречены лишь в слоях каких-нибудь семисот-восьмисот тысяч лет давности. Да и было у него всего богатства палка да камень. Вот и посуди, можно ли поверить твоей находке?
- Да, видно, она действительно в трещину завалилась.
- Кто знает... Никаких следов трещины я не нашел. Да и не это главное. Я, правда, не видел шестерни собственными глазами. Но если верить нашим техникам и приборам... Понимаешь, нет у нас таких металлов. Нет! Вот что самое непонятное. Можно, конечно, допустить, что это какой-то сверхновый сплав. Но я говорил вчера по телефону со специалистами - те тоже не сталкивались с такими явлениями. Словом, загадочная история. А раньше тебе не приходилось видеть что-нибудь в этом роде?
- Раньше? Нет...
4
В этот поход Максимка собирался давно. Еще в прошлом году он обошел всех охотников на кордоне и в Отрадном, расспрашивая об озере, что лежало за Лысой гривой. Знали о нем все. Но ходили туда редко. Не любили почему-то охотники тех мест. Даже говорили о них с неохотой. Что-то, по их словам, было там "нечисто". Что именно "нечисто", никто сказать толком не мог. Но по тому, как неохотно говорили об этом озере, было ясно, что с озером действительно связана какая-то тайна.
Добраться до озера вроде бы нетрудно. Сразу за сопкой, что возвышалась над Вормалеем, лежала Гнилая падь, за ней еще одна сопка, чуть пониже, а от нее уж рукой подать до Лысой гривы. Так что за неделю, самое большее - десять дней, можно было, пожалуй, покрыть оба конца, особенно к исходу лета, когда падь немного просыхает. Все, с кем приходилось говорить Максимке, считали, что места эти в общем-то проходимые. По восточному склону сопки идет даже заметная тропинка, часто попадаются гари, а от сопки до Лысой гривы можно дойти по руслу небольшого ручья. Словом, заблудиться Максимка не боялся. И он отправился в путь...
Он отошел от кордона не так далеко, когда погода резко изменилась, тучи сгустились и налетела настоящая буря. Тонкие деревья гнулись до земли, а великаны кедры, как бешеные, размахивали всеми своими ветвями. Но больше всего Максимка боялся молний. Они вспыхивали одна за одной, вонзаясь все время в одно и тоже место.
Буря продолжалась долго. Потом дождь прекратился. Тучи ушли за сопку. Выглянуло солнце. Ветер сразу стих. Максимка, прятавшийся на кедре, спустился на раскисшую землю и с тоской посмотрел на обступившие его завалы. Теперь их стало еще больше. Вернуться? Но ведь он дал себе слово стать настоящим человеком!
Максим собрал рюкзак, в последний раз осмотрел свой приют. Огромный кедр казался спокойным, мудрым. Редкие тяжелые капли время от времени срывались еще с его ветвей. Но сейчас, когда так ярко светило солнце, сама эта капель звучала веселой, бодрой музыкой. Итак, опять в путь!
Только почему все-таки молнии били все время в одно место? Пойти взглянуть? Не беда, что немного в сторону. Он перебрался через несколько завалов и остановился перед крутой глубокой рытвиной. Кажется, где-то здесь...
По обоим краям промоины тянулись две глухих стены из елей. Направо, чуть выше по склону, маячил просвет. Максимка направился туда и вскоре увидел большую круговину, лежащую по обе стороны рытвины. Земля здесь была черной, твердой, почти каменистой. Он не без опаски вступил на плотную, кое-где потрескавшуюся почву. Местами она вспучилась пузырчатыми стекловидными буграми. И ни кустика, ни травинки! Видно, не один десяток лет били в этот пятачок молнии.
Но почему именно сюда, в самую рытвину? Он подошел к ней ближе. Рытвина была широкой - не перепрыгнешь. И в глубину гораздо больше человеческого роста - настоящий овраг! В стенках ее виднелся тот же песок и гравий, что и в Вормалеевском обрыве. По дну текла вода, видимо, после недавнего дождя.
Как же перебраться через этот овраг? Максимка прошел немного дальше и увидел, что неподалеку поперек рытвины лежат несколько поваленных лесин. Он поспешил к ним. Настоящий мост! Три толстых бревна были плотно уложены одно к другому, даже закреплены по концам кольями.
Кому понадобилось строить такой мост? Максимка перебрался через рытвину и сразу увидел, что дальше в лес тянется заметная прогалина. Тропинка! Та самая тропинка, которую он так долго и безуспешно искал. Вот удача! Теперь шагать и шагать!
Часа через два тропинка резко свернула вниз и вышла к долине небольшого ручья. Максимка совсем повеселел. Все было так, как говорили охотники. А к вечеру ручей вывел его к подножию Лысой гривы. Он узнал ее сразу. Грива оказалась невысокой известковой грядой, внизу поросшей леском, а сверху почти голой, за что, видимо, и получила свое название.
Максимка прикинул время. Солнце едва коснулось верхушек деревьев. До ночи можно было подняться на вершину гряды. И он снова двинулся вперед. Однако склон гривы оказался крутым, поросшим густым кедровником, поэтому подъем дался Максимке с трудом - он уже здорово устал и пожалел, что не заночевал внизу. Зато, преодолев последний уступ и выбравшись на плоскую вершину, он так и замер, пораженный открывшейся картиной.
Сразу за гривой лежала котловина, имевшая правильную форму огромной воронки. Склоны ее были покрыты частым ельником, а внизу блестело озеро, то самое озеро, одно упоминание о котором заставляло мрачнеть бывалых охотников. Оно открылось неожиданно, всей своей гладью и оказалось совсем не таким, каким представлял его Максимка. Перед ним разливалось море света. Небо здесь, над Лысой гривой, словно приподнялось, горизонт раздвинулся, а озерная чаша пылала в лучах заходящего солнца. Зрелище освещенной котловины было фантастическим. Солнце только что коснулось дальних сопок, и громадная чаша переливалась всеми оттенками желтого и красного: наверху деревья отливали металлической бронзой, ниже они были медно-красными, еще ниже - оранжевыми, а самая середина озера пламенела чистым пурпуром. Максимка стоял как зачарованный, вознагражденный этим зрелищем за все тяготы пути.
Но вот краски погасли. В котловине начали сгущаться сумерки. Пора было снова думать о ночлеге. Больших деревьев на гриве не было, зато ветер гулял здесь свободно, и поэтому ночь обещала быть прохладной. Максимка провел разведку сначала в одну сторону, потом в другую и вдруг заметил глубокую расселину. Две глыбы известняка сходились почти вплотную, но между ними мог свободно пройти человек. Как раз то, что надо Максимке. Осталось загородить одну сторону расселины сучьями, набросать сверху веток, и шалаш готов. Костра на ночь можно не разводить. Комарье на вершине гривы не держалось. А от холода лучше поглубже закопаться в хвое. Так он и сделал. И сразу же крепко заснул.
Проснулся Максимка ночью, но не от холода и не от мошкары. Сначала он вообще не мог понять, где он, что с ним происходит. Потом вспомнил, что это расселина на Лысой гриве. Что же разбудило его? Этот зуд за ухом, которое он, видно, снова надсадил? Нет, что-то другое... Что же? Да вот, вот оно! Он ясно услышал необычные звуки. В тот же миг знакомый горьковатый запах пахнул ему в лицо.
Музыка здесь, на Лысой гриве?! Максимка высунул голову из-под плаща и прислушался. Не показалось ли? Нет. Мягкая светлая мелодия, не прерываясь, лилась со стороны озера. Неясная тревога заставила Максимку выбраться наружу. Тьма была непроницаемой, воздух недвижим. Лишь в черном как тушь небе подрагивали холодные звезды. Здесь, на Лысой гриве, они казались особенно яркими и близкими. И никогда еще свет их не был так притягателен, как в эту ночь, наполненную музыкой и запахом неведомых цветов. Вначале Максимка решил, что все это идет оттуда, из самых глубин звездного неба, но скоро ему стало понятно, что музыка доносилась со стороны озера. Он обернулся к невидимой во тьме котловине и больше уж не мог оторвать от нее глаз.
Там, внизу, в чернильной темноте ночи, сияло аквамариновое туманное кольцо света. Вот оно поблекло, на миг распалось на отдельные светящиеся пятна. Но тут же вспыхнуло с новой силой уже зеленым цветом. Зеленое сияние незаметно для глаз сменилось желтым, потом оранжевым, алым. А в следующее мгновение вся гамма красных, оранжевых, пурпурных цветов закружилась в стремительном хороводе, следуя тончайшему узору таинственной музыки.
Максимка забыл о том, где он находится. Он весь слился с этими звуками и этими красками, с чудесным ароматом, с мерцанием звезд, окружающей его тьмой...
Краски начали бледнеть все больше, больше, будто погружаясь в глубину вод, а вместе с ними замирали и звуки. Все погрузилось в темноту, тишина окутала окрестности. Лишь волны необычного аромата какое-то время еще реяли в воздухе. Потом исчезли и они. С севера потянуло холодом. Максимка вернулся к своей расселине. Разжег костер. Сна не было и в помине. Что все это значило? Откуда эта музыка? Значит, продолжается та давняя история на Вормалеевском озере? Он думал, думал, но так и не мог найти разумного объяснения происходившему на его глазах... Бросил в костер несколько толстых сучьев и, забравшись на свое ложе, накрылся с головой плащом.
Когда он проснулся, то увидел, что, хотя солнце стояло высоко, в котловине клубился туман, а клочья его запутались в лесах на вершинах сопок. Небольшое облачко тумана висело и над восточной окраиной озера, но поверхность его, похожая на огромную каплю ртути, была чиста.
Перекусив всухомятку, Максимка уложил вещи, осмотрел ружье, прикинул, где ему лучше спуститься к озеру. Рюкзак решил не брать, спрятал в расселине, мало ли что могло произойти там, внизу. Не взял и плащ. Просто сунул в карман кусок хлеба, несколько патронов, заткнул за ремень топор и, отметив по компасу азимут, начал спускаться вниз по склону.
Лес, по которому он шел, был чистым, не слишком густым, да и склоны котловины достаточно пологими. Но глубина ее оказалась много больше, чем он думал. Идти пришлось довольно долго, прежде чем деревья расступились и перед ним открылась водная гладь. Но это ли озеро он видел сверху? Оттуда оно казалось маленьким, стиснутым тайгой, вблизи же оказалось огромным противоположного берега почти не было видно, вдоль всего берега шла широкая полоса песчаного пляжа.
Максимка осторожно спустился к прозрачной воде. Стайка рыб метнулась в сторону. Он вскинул ружье и выстрелил в воздух. Лавинный грохот заполнил котловину. Салют! Максимка перезарядил ружье и выстрелил еще раз. И каждый раз тайга отвечала громовым эхом.
Вот она, разгадка ночного концерта: котловина действовала как гигантский естественный рупор, стократно усиливая любой звук, рожденный на поверхности озера. Но надо было найти разгадку до конца. Где источник звуков, которые он слышал ночью? Максимка снова обвел глазами просторную и неподвижную гладь озера. Ничего особенного. Тогда он двинулся вдоль по берегу, стараясь найти хоть какие-нибудь следы на песке. Но и пляж был абсолютно гладким, словно укатанный катком.
Долго бродил Максимка по берегу, потом решил вернуться наверх. Не прошел он и сотни шагов, как за спиной раздался всплеск, потом что-то свистнуло, тугой волной воздуха заложило уши, и огромная тень пронеслась у него над головой. Ну, это уж не галлюцинация!
Он сорвал с плеча ружье и бросился назад. По поверхности озера, примерно от середины его к берегам, бежали высокие волны. Они с шумом обрушились на берег, слизывая оставленные Максимкой следы. Он взглянул наверх - в небе не было видно ничего, кроме сгущающихся облаков. Озеро постепенно успокаивалось. Вот последняя волна схлынула с берега, и снова тишина. Песок был чист и блестел по-прежнему.
Максимке стало страшно. Он читал в журналах статьи о том, что в некоторых таежных озерах до сих пор обитают древние ископаемые ящеры. А что, если и здесь живет какое-нибудь летающее чудовище? Он инстинктивно отпрянул за дерево и, не оглядываясь, почти бегом начал взбираться вверх по склону.
Идти наверх совсем не то же самое, что спускаться. Только к вечеру, усталый и голодный, выбрался Максимка на вершину Лысой гривы. Выбрался к самой своей расселине. Что за зрелище открылось перед ним? Ветви, закрывающие вход, разбросаны, хвоя внутри переворочена, плащ разодран в клочья, рюкзак исчез! Снова и снова переворошил Максимка всю хвою. Выскочил наружу, осмотрел кусты, камни. Увидел следы... Слишком знакомые следы... Медведь! Значит, рюкзака не вернуть. А там и продукты и патроны. И это сейчас, когда его уже тошнит от голода, а впереди целых три дня пути. Что делать? Можно пойти, конечно, по медвежьим следам. Патронов зверь не съест, разбросает, можно будет их подобрать. Но оказаться один на один с матерым шатуном - а это наверняка он потрудился, - когда в ружье последний заряд...
Нет, лучше не рисковать, не тратить время. Максимка подобрал обрывки плаща, подтянул ремень на брюках и, даже не взглянув на озеро, начал спускаться вниз по другому склону гряды.
Весь следующий день он шел по охотничьей тропе. Шел быстро, не останавливаясь для отдыха, даже ягоды рвал на ходу. Однако ночь снова застала его в самой чащобе. Падь была, видно, много дальше. Пришлось второй раз ложиться спать на пустой желудок и снова дрожать от ночной сырости.
На следующий день погода испортилась. Утро было холодным, хмурым. Крепкий ветер подул со стороны сопки, серые космы облаков, казалось, накрыли тайгу, цепляясь за верхушки деревьев. Максимка спрыгнул с настила на дереве, где провел ночь, и тут же ухватился за ствол - закружилась голова, на правую ногу трудно было ступать. Пришлось выломить сук и идти, опираясь на палку.
А на третий день он совсем выбился из сил. И когда понял, что не может дальше сделать ни шагу, услышал далекий стрекот. Сначала Максимка принял его за шум приближающегося ливня. Но звук нарастал стремительно, становясь все ближе и ближе. Огромная зеленая стрекоза зависла над головой. Вертолет! Скорей, скорей! Максимка судорожно шарил по карманам. Вот спички в резиновом мешочке. Вот сухой лист бумаги и носовой платок. Скорее, скорее! Не беда, что сырая хвоя не дает пламени, побольше бы дыму! Он изо всех сил дул на нехотя разгоравшийся костер. Плотный столб дыма поднялся к небу. Вертолет начал снижаться. Максимка встал на колени, замахал руками. Колеса вертолета коснулись верхушек деревьев, гибкая лесенка упала в двух шагах от Максимки. Он метнулся к ней, ухватился за скользкую перекладину. Сорвался. Схватился снова, просунул ногу в петлю, прижался всем телом к вибрирующим тросам. Сверху из кабины показалось лицо пилота. Он что-то кричал и махал рукой, видимо, призывая Максимку лезть вверх. Но Максимка знал, что разжимать ладоней ему нельзя.
Лестница ползла вверх, пока Максимка мешком не свалился на пол кабины. Над ним склонилось веселое, совсем еще молодое лицо пилота:
- Везучий ты, парень. Мы ведь на профилактику погнали машину, недели на две, не меньше. А тут эта радиограмма. Пришлось сделать крюк. Так что каких-нибудь три-четыре часа, и поминай как звали! Никто бы к тебе не прилетел. А ты, похоже, и в самом деле чуть не дал дуба.
- Нога... - ответил Максимка. - Совсем нельзя ступить. И потом... поесть бы чего.
- Давно не ел?
- Третьи сутки пошли.
- Подходяще! Откуда же ты столько времени топаешь?
- С Лысой гривы.
- Эге! Тут можно нагулять аппетит. На вот пока. - Летчик подал Максимке кусочек шоколада. - Больше ничего с собой нет. Ну да ничего! Через полчасика будем на базе.
- Какой базе?
- Как какой? На вашей, в Отрадном. Представляю, что там творится! Шуточное ли дело, человек чуть не погиб. Антонина таким голосом радировала...
- Какая Антонина?
- Антонина - радистка ваша! Немедленно, говорит, следуйте в квадрат семьдесят три. Да, послушай, у тебя рация, что ли, была?
- Нет.
- Как же ты сообщил им свои координаты?
- А я... ничего не сообщал.
- Как не сообщал? Откуда же им было знать? Вот, смотри. - Он показал радиограмму. - В пяти километрах от вершины, азимут восемьдесят шесть...
- Ничего я не сообщал, - повторил Максимка, и вдруг страшная мысль обожгла его. - Так это... Так это о ком-то другом вам радировали. Давайте скорее обратно!
- Ну дела! Слышишь, Алексей, - обратился пилот ко второму летчику, сидящему за штурвалом.
- Черт знает что! - выругался тот, не оборачиваясь. - Свяжись-ка с Антониной, пусть уточнит, что и как.
Григорий поправил шлем, покрутил ручку настройки.
- Антонина! Что там у вас случилось в квадрате семьдесят три, кто терпит бедствие? Как никто? Постой, постой, ты же только что радировала... Ну не ты, кто-то там у вас. Никто не подходил к аппарату? Ну как же... Ничего не понимаю! Значит, у вас все в порядке? Слышишь, Алексей?
- А, вечно у них так, сам черт не разберет. Идем на базу, там видно будет.
5
На следующее лето Максимка устроился рабочим в геологическую партию. Рыл шурфы, отбирал образцы, мыл шлиховые пробы. Многое узнал, многому научился. А главное - познакомился с интересными людьми, среди которых самым интересным был уже ему известный Петр Андреевич Крайнов.
Старший геолог Отрадненской партии был человеком, что называется, в возрасте. За двадцать лет, отданных разведке сибирских алмазов, он исходил и изъездил столько дорог, что, если сложить их вместе, они могли несколько раз опоясать земной шар. Ему было что рассказать Максимке. Жизнь геолога бывает богаче приключениями, чем иной приключенческий роман. Но самым замечательным было то, что он раскрыл перед Максимкой совершенно неведомый ему мир - удивительный мир камня. Максимка, который прежде думал, что в тех местах, где он родился и вырос, нет ничего другого, кроме непроходимых лесов, болот и диких зверей, теперь понял, что под его ногами скрыты настоящие клады, понял, что поиски этих кладов можно сделать целью всей жизни. Ни о чем другом ему теперь не хотелось и мечтать. К концу сезона он решил бросить школу и навсегда остаться в геологической партии. Но Крайнов остановил его и убедил, что если он действительно хочет стать настоящим геологом, то должен обязательно кончить десятилетку, а потом поступить в геологический институт.
Максимка в школе остался, но теперь не мог дождаться выходного. Наступало воскресенье, и Максимка брал геологический молоток, лопату, лоток для промывки шлихов и спускался в долину Студеной на "собственную разведку", овладевал навыками геолога.
Так пролетели сентябрь, первая половина октября. Стало холодно, пошли дожди. Пора было закрывать полевой сезон. И сегодня Максимка решил в последний раз покопаться на Студеной. Но погода закапризничала с самого утра. Сначала пошел дождь. Потом посыпал снег. Снизу от оврага задул порывистый ветер.
Максимка с досадой бросил лопату. Снег быстро покрывал только что сделанную расчистку, припудрил лоток с пробой. Видно, придется кончать. Он подул на застывшие руки и, взяв лоток, спустился к речке. Вода жадно слизнула заснеженный верх пробы, подхватила тонкую муть. Привычным движением Максимка начал смывать легкие песчинки. Больше, больше... Вот уже темная каемка шлиха обозначилась в лотке. Вдруг что-то блеснуло. Неужели алмаз?
Максимка запустил руку в лоток. Большой, с двухкопеечную монету кристалл, совершенно чистый и прозрачный, лежал у него на ладони, отсвечивая чуть приметной голубизной. Максимка выхватил из кармана обломок корунда, который всегда теперь носил с собой, и царапнул по кристаллу. Твердое острие скользнуло по камню, как грифель по стеклу. Алмаз! Максимка стиснул его в кулаке и, забыв о брошенных инструментах, припустил со всех ног в Отрадное.
Старший геолог был в конторе один. Он сидел над картой фактического материала, просматривая пикетажки начальников отрядов. Максимка без стука влетел к нему в комнату:
- Петр Андреевич, алмаз!
Крайнов отодвинул бумаги, взялся за пачку с папиросами:
- В шлихе?
- Вот, смотрите! - Максимка разжал кулак.
- Это?! - Крайнов вскочил со стула, выронив нераскуренную папиросу, и бережно взял сверкающий кристалл. Казалось, он священнодействует - даже твердость камешка он проверял как-то по-особенному, чутко прислушиваясь к звуку, который издавал минерал.
- Ну что, алмаз? Алмаз, да? - нетерпеливо спрашивал Максимка, стараясь заглянуть через плечо геолога. Но тот долго ничего не отвечал. Наконец поднял голову:
- Где ты взял его?
- Там, на Студеной... Алмаз? Верно, Петр Андреевич?
- Алмаз-то алмаз, только... - Геолог снова склонился над камнем.
- Что только?
- Да огранка вот... Не бывает такой огранки у естественных алмазов.
- Но я же его только что отмыл. Прямо из обрыва.
- Прямо из обрыва, говоришь. На какой высоте от воды?
- Метров десять-двенадцать.
- Та-ак... Значит, опять в астийских слоях.
- Да, там же примерно, где я выкопал шестерню. Ну что шестерня! Правильно тогда смеялись надо мной. А тут алмаз!
- Алмаз! Не просто алмаз, а бриллиант - алмаз, обработанный рукой человека.
- Как человека? Ведь вы сами говорили, что в то время не только людей...
Крайнов как-то странно усмехнулся:
- Все говорят, что так, но... - Он достал лупу и снова склонился над камнем. Максимка следил за каждым его движением. Он услышал, как геолог пробормотал:
- Ничего не понимаю...
- А что? Что вы там видите, Петр Андреевич?
- Что-что! Или я брежу, или... Вот взгляни.
Максим взял лупу и направил ее на то место, куда указал Крайнов:
- Картинка какая-то...
- Картинка! Это гемма. Понимаешь, гемма! В астийских-то слоях! А главное, что здесь изображено!
Максимка снова взглянул через лупу:
- Похоже, цветок...
- Нет! Ниже, ниже. На большой грани.
- А здесь человек и вроде... обезьяна. Да, человек протягивает руку обезьяне. И внизу какие-то значки...
- Вот именно. Или буквы, или математические символы. Словом, то, что мог сделать лишь вполне цивилизованный человек.
- Значит, и эта вещь когда-то провалилась в трещину?
- Какой черт в трещину! Алмаз в сотню карат! Кто выпустит из рук такое сокровище? Тут что-то совсем другое. Камень надо сейчас же отправить специалистам. Нет, постой! - Геолог забарабанил пальцами по столу. Отправил я однажды кое-что, до сих пор не могу простить себе... Что же нам с ним делать?.. Сначала, конечно, сфотографируем. Вот так. - Он поместил кристалл на черный лист бумаги и полез в шкаф за фотоаппаратом. Максим отошел в сторону.
Вдруг камень засветился. Все ярче, ярче... Максим дернул геолога за рукав.
- Петр Андреевич, он... Ой, Петр Андреич!!! - Больше Максим не успел ничего ни сказать, ни сделать. Кристалл вспыхнул ярким пламенем и... исчез.
Геолог бросился было к столу, но тут же без сил опустился на стул.
- Что с вами, Петр Андреич?
- Ничего со мной не случилось. Камень! Где камень?!
- Значит, это вовсе не алмаз?
- Алмаз! Алмаз чистейшей воды! Только алмаз и мог сгореть так вот, без остатка. Но почему? Почему? Восемьсот градусов надо, чтобы алмаз начал гореть. А тут...
- Петр Андреич, пойдемте завтра снова туда. Снег перестал. А там, наверное, этих камней...
- А, глупости! Такие находки не повторяются.
- Найдем, Петр Андреич, обязательно найдем. Если такой геолог, как вы...
Крайнов усмехнулся:
- Такой геолог... Пойми, дружок, это ювелирное изделие, а не геологический объект. И, стало быть, не геологи, а археологи должны теперь заняться Вормалеем. Описать этот случай и опубликовать? Нет, хватит с меня. Отписался! Да и какие у нас доказательства?
- Как какие? А алмаз?
- Алмаз! Где он, алмаз? Кто поверит, что мы видели его? Я сам себе не поверил бы, если б не это пятно. - Он указал на след, оставшийся на столе. - Бриллиантовая гемма из астийских слоев... Мистика! Наваждение! Бред сумасшедшего! Каждый здравомыслящий человек назовет нас просто шарлатанами. И правильно сделает.
Максим посмотрел прямо ему в глаза.
- Что же, значит, все так и бросить? Никому ничего не говорить?
Крайнов поднялся с места и долго ходил по комнате, покусывая тонкие губы. Наконец подошел к Максиму, бережно взял его за вихры.
- Почти что исключено. Но если нет другого объяснения... А в общем, хватит возиться с этой шарадой. Поехали!
- Ты езжай, Лукич, а я тут кое-что посмотрю.
- Что ты здесь еще не видел?
- Хочу проверить кое-что.
- Ну как знаешь. - Начальник поднялся к машине, и через минуту его "козлик" скрылся из глаз.
Тогда Крайнов притушил папиросу и, взяв молоток, начал копаться в Максимкиной "выработке". Наконец он сел на кучу земли и снова закурил.
- Н-да, задал ты задачу!
- Так разве я знал...
- А теперь знаешь, почему все так всполошились?
- Теперь начинаю немного понимать.
- Немного? А надо, чтобы хорошо понял. Ты слышал, конечно, что всю историю Земли геологи делят на периоды - кембрийский, силурийский и так далее?
- Это мы проходили.
- Отлично! Значит, ты представляешь, что мы с тобой живем в четвертичном периоде, а до этого был третичный?
Максимка кивнул.
- Так вот, все, что лежит над этим обрывом, ну хотя бы пески, на которых построен кордон, образовалось в наше четвертичное время. А те глины, что выходят на берегу озера, стало быть, ниже обрыва, они уже третичные.
- А как же сам обрыв, третичный или четвертичный?
- С самим обрывом сложнее. Весь этот береговой уступ, точнее породы, из которых он состоит, возникли в астийскую эпоху - время, как бы пограничное между третичным и четвертичным. Поэтому геологи до сих пор не договорились, куда его лучше отнести. А время это было интересное. Именно тогда обрушилось на Землю первое великое оледенение. И было это около двух миллионов лет назад...
- А вы точно определили, обрыв астийский?
- Только что получены результаты из лаборатории абсолютного возраста. Но если б и ошиблись немного... Ведь самые древние останки первобытного человека - питекантропа - до сих пор встречены лишь в слоях каких-нибудь семисот-восьмисот тысяч лет давности. Да и было у него всего богатства палка да камень. Вот и посуди, можно ли поверить твоей находке?
- Да, видно, она действительно в трещину завалилась.
- Кто знает... Никаких следов трещины я не нашел. Да и не это главное. Я, правда, не видел шестерни собственными глазами. Но если верить нашим техникам и приборам... Понимаешь, нет у нас таких металлов. Нет! Вот что самое непонятное. Можно, конечно, допустить, что это какой-то сверхновый сплав. Но я говорил вчера по телефону со специалистами - те тоже не сталкивались с такими явлениями. Словом, загадочная история. А раньше тебе не приходилось видеть что-нибудь в этом роде?
- Раньше? Нет...
4
В этот поход Максимка собирался давно. Еще в прошлом году он обошел всех охотников на кордоне и в Отрадном, расспрашивая об озере, что лежало за Лысой гривой. Знали о нем все. Но ходили туда редко. Не любили почему-то охотники тех мест. Даже говорили о них с неохотой. Что-то, по их словам, было там "нечисто". Что именно "нечисто", никто сказать толком не мог. Но по тому, как неохотно говорили об этом озере, было ясно, что с озером действительно связана какая-то тайна.
Добраться до озера вроде бы нетрудно. Сразу за сопкой, что возвышалась над Вормалеем, лежала Гнилая падь, за ней еще одна сопка, чуть пониже, а от нее уж рукой подать до Лысой гривы. Так что за неделю, самое большее - десять дней, можно было, пожалуй, покрыть оба конца, особенно к исходу лета, когда падь немного просыхает. Все, с кем приходилось говорить Максимке, считали, что места эти в общем-то проходимые. По восточному склону сопки идет даже заметная тропинка, часто попадаются гари, а от сопки до Лысой гривы можно дойти по руслу небольшого ручья. Словом, заблудиться Максимка не боялся. И он отправился в путь...
Он отошел от кордона не так далеко, когда погода резко изменилась, тучи сгустились и налетела настоящая буря. Тонкие деревья гнулись до земли, а великаны кедры, как бешеные, размахивали всеми своими ветвями. Но больше всего Максимка боялся молний. Они вспыхивали одна за одной, вонзаясь все время в одно и тоже место.
Буря продолжалась долго. Потом дождь прекратился. Тучи ушли за сопку. Выглянуло солнце. Ветер сразу стих. Максимка, прятавшийся на кедре, спустился на раскисшую землю и с тоской посмотрел на обступившие его завалы. Теперь их стало еще больше. Вернуться? Но ведь он дал себе слово стать настоящим человеком!
Максим собрал рюкзак, в последний раз осмотрел свой приют. Огромный кедр казался спокойным, мудрым. Редкие тяжелые капли время от времени срывались еще с его ветвей. Но сейчас, когда так ярко светило солнце, сама эта капель звучала веселой, бодрой музыкой. Итак, опять в путь!
Только почему все-таки молнии били все время в одно место? Пойти взглянуть? Не беда, что немного в сторону. Он перебрался через несколько завалов и остановился перед крутой глубокой рытвиной. Кажется, где-то здесь...
По обоим краям промоины тянулись две глухих стены из елей. Направо, чуть выше по склону, маячил просвет. Максимка направился туда и вскоре увидел большую круговину, лежащую по обе стороны рытвины. Земля здесь была черной, твердой, почти каменистой. Он не без опаски вступил на плотную, кое-где потрескавшуюся почву. Местами она вспучилась пузырчатыми стекловидными буграми. И ни кустика, ни травинки! Видно, не один десяток лет били в этот пятачок молнии.
Но почему именно сюда, в самую рытвину? Он подошел к ней ближе. Рытвина была широкой - не перепрыгнешь. И в глубину гораздо больше человеческого роста - настоящий овраг! В стенках ее виднелся тот же песок и гравий, что и в Вормалеевском обрыве. По дну текла вода, видимо, после недавнего дождя.
Как же перебраться через этот овраг? Максимка прошел немного дальше и увидел, что неподалеку поперек рытвины лежат несколько поваленных лесин. Он поспешил к ним. Настоящий мост! Три толстых бревна были плотно уложены одно к другому, даже закреплены по концам кольями.
Кому понадобилось строить такой мост? Максимка перебрался через рытвину и сразу увидел, что дальше в лес тянется заметная прогалина. Тропинка! Та самая тропинка, которую он так долго и безуспешно искал. Вот удача! Теперь шагать и шагать!
Часа через два тропинка резко свернула вниз и вышла к долине небольшого ручья. Максимка совсем повеселел. Все было так, как говорили охотники. А к вечеру ручей вывел его к подножию Лысой гривы. Он узнал ее сразу. Грива оказалась невысокой известковой грядой, внизу поросшей леском, а сверху почти голой, за что, видимо, и получила свое название.
Максимка прикинул время. Солнце едва коснулось верхушек деревьев. До ночи можно было подняться на вершину гряды. И он снова двинулся вперед. Однако склон гривы оказался крутым, поросшим густым кедровником, поэтому подъем дался Максимке с трудом - он уже здорово устал и пожалел, что не заночевал внизу. Зато, преодолев последний уступ и выбравшись на плоскую вершину, он так и замер, пораженный открывшейся картиной.
Сразу за гривой лежала котловина, имевшая правильную форму огромной воронки. Склоны ее были покрыты частым ельником, а внизу блестело озеро, то самое озеро, одно упоминание о котором заставляло мрачнеть бывалых охотников. Оно открылось неожиданно, всей своей гладью и оказалось совсем не таким, каким представлял его Максимка. Перед ним разливалось море света. Небо здесь, над Лысой гривой, словно приподнялось, горизонт раздвинулся, а озерная чаша пылала в лучах заходящего солнца. Зрелище освещенной котловины было фантастическим. Солнце только что коснулось дальних сопок, и громадная чаша переливалась всеми оттенками желтого и красного: наверху деревья отливали металлической бронзой, ниже они были медно-красными, еще ниже - оранжевыми, а самая середина озера пламенела чистым пурпуром. Максимка стоял как зачарованный, вознагражденный этим зрелищем за все тяготы пути.
Но вот краски погасли. В котловине начали сгущаться сумерки. Пора было снова думать о ночлеге. Больших деревьев на гриве не было, зато ветер гулял здесь свободно, и поэтому ночь обещала быть прохладной. Максимка провел разведку сначала в одну сторону, потом в другую и вдруг заметил глубокую расселину. Две глыбы известняка сходились почти вплотную, но между ними мог свободно пройти человек. Как раз то, что надо Максимке. Осталось загородить одну сторону расселины сучьями, набросать сверху веток, и шалаш готов. Костра на ночь можно не разводить. Комарье на вершине гривы не держалось. А от холода лучше поглубже закопаться в хвое. Так он и сделал. И сразу же крепко заснул.
Проснулся Максимка ночью, но не от холода и не от мошкары. Сначала он вообще не мог понять, где он, что с ним происходит. Потом вспомнил, что это расселина на Лысой гриве. Что же разбудило его? Этот зуд за ухом, которое он, видно, снова надсадил? Нет, что-то другое... Что же? Да вот, вот оно! Он ясно услышал необычные звуки. В тот же миг знакомый горьковатый запах пахнул ему в лицо.
Музыка здесь, на Лысой гриве?! Максимка высунул голову из-под плаща и прислушался. Не показалось ли? Нет. Мягкая светлая мелодия, не прерываясь, лилась со стороны озера. Неясная тревога заставила Максимку выбраться наружу. Тьма была непроницаемой, воздух недвижим. Лишь в черном как тушь небе подрагивали холодные звезды. Здесь, на Лысой гриве, они казались особенно яркими и близкими. И никогда еще свет их не был так притягателен, как в эту ночь, наполненную музыкой и запахом неведомых цветов. Вначале Максимка решил, что все это идет оттуда, из самых глубин звездного неба, но скоро ему стало понятно, что музыка доносилась со стороны озера. Он обернулся к невидимой во тьме котловине и больше уж не мог оторвать от нее глаз.
Там, внизу, в чернильной темноте ночи, сияло аквамариновое туманное кольцо света. Вот оно поблекло, на миг распалось на отдельные светящиеся пятна. Но тут же вспыхнуло с новой силой уже зеленым цветом. Зеленое сияние незаметно для глаз сменилось желтым, потом оранжевым, алым. А в следующее мгновение вся гамма красных, оранжевых, пурпурных цветов закружилась в стремительном хороводе, следуя тончайшему узору таинственной музыки.
Максимка забыл о том, где он находится. Он весь слился с этими звуками и этими красками, с чудесным ароматом, с мерцанием звезд, окружающей его тьмой...
Краски начали бледнеть все больше, больше, будто погружаясь в глубину вод, а вместе с ними замирали и звуки. Все погрузилось в темноту, тишина окутала окрестности. Лишь волны необычного аромата какое-то время еще реяли в воздухе. Потом исчезли и они. С севера потянуло холодом. Максимка вернулся к своей расселине. Разжег костер. Сна не было и в помине. Что все это значило? Откуда эта музыка? Значит, продолжается та давняя история на Вормалеевском озере? Он думал, думал, но так и не мог найти разумного объяснения происходившему на его глазах... Бросил в костер несколько толстых сучьев и, забравшись на свое ложе, накрылся с головой плащом.
Когда он проснулся, то увидел, что, хотя солнце стояло высоко, в котловине клубился туман, а клочья его запутались в лесах на вершинах сопок. Небольшое облачко тумана висело и над восточной окраиной озера, но поверхность его, похожая на огромную каплю ртути, была чиста.
Перекусив всухомятку, Максимка уложил вещи, осмотрел ружье, прикинул, где ему лучше спуститься к озеру. Рюкзак решил не брать, спрятал в расселине, мало ли что могло произойти там, внизу. Не взял и плащ. Просто сунул в карман кусок хлеба, несколько патронов, заткнул за ремень топор и, отметив по компасу азимут, начал спускаться вниз по склону.
Лес, по которому он шел, был чистым, не слишком густым, да и склоны котловины достаточно пологими. Но глубина ее оказалась много больше, чем он думал. Идти пришлось довольно долго, прежде чем деревья расступились и перед ним открылась водная гладь. Но это ли озеро он видел сверху? Оттуда оно казалось маленьким, стиснутым тайгой, вблизи же оказалось огромным противоположного берега почти не было видно, вдоль всего берега шла широкая полоса песчаного пляжа.
Максимка осторожно спустился к прозрачной воде. Стайка рыб метнулась в сторону. Он вскинул ружье и выстрелил в воздух. Лавинный грохот заполнил котловину. Салют! Максимка перезарядил ружье и выстрелил еще раз. И каждый раз тайга отвечала громовым эхом.
Вот она, разгадка ночного концерта: котловина действовала как гигантский естественный рупор, стократно усиливая любой звук, рожденный на поверхности озера. Но надо было найти разгадку до конца. Где источник звуков, которые он слышал ночью? Максимка снова обвел глазами просторную и неподвижную гладь озера. Ничего особенного. Тогда он двинулся вдоль по берегу, стараясь найти хоть какие-нибудь следы на песке. Но и пляж был абсолютно гладким, словно укатанный катком.
Долго бродил Максимка по берегу, потом решил вернуться наверх. Не прошел он и сотни шагов, как за спиной раздался всплеск, потом что-то свистнуло, тугой волной воздуха заложило уши, и огромная тень пронеслась у него над головой. Ну, это уж не галлюцинация!
Он сорвал с плеча ружье и бросился назад. По поверхности озера, примерно от середины его к берегам, бежали высокие волны. Они с шумом обрушились на берег, слизывая оставленные Максимкой следы. Он взглянул наверх - в небе не было видно ничего, кроме сгущающихся облаков. Озеро постепенно успокаивалось. Вот последняя волна схлынула с берега, и снова тишина. Песок был чист и блестел по-прежнему.
Максимке стало страшно. Он читал в журналах статьи о том, что в некоторых таежных озерах до сих пор обитают древние ископаемые ящеры. А что, если и здесь живет какое-нибудь летающее чудовище? Он инстинктивно отпрянул за дерево и, не оглядываясь, почти бегом начал взбираться вверх по склону.
Идти наверх совсем не то же самое, что спускаться. Только к вечеру, усталый и голодный, выбрался Максимка на вершину Лысой гривы. Выбрался к самой своей расселине. Что за зрелище открылось перед ним? Ветви, закрывающие вход, разбросаны, хвоя внутри переворочена, плащ разодран в клочья, рюкзак исчез! Снова и снова переворошил Максимка всю хвою. Выскочил наружу, осмотрел кусты, камни. Увидел следы... Слишком знакомые следы... Медведь! Значит, рюкзака не вернуть. А там и продукты и патроны. И это сейчас, когда его уже тошнит от голода, а впереди целых три дня пути. Что делать? Можно пойти, конечно, по медвежьим следам. Патронов зверь не съест, разбросает, можно будет их подобрать. Но оказаться один на один с матерым шатуном - а это наверняка он потрудился, - когда в ружье последний заряд...
Нет, лучше не рисковать, не тратить время. Максимка подобрал обрывки плаща, подтянул ремень на брюках и, даже не взглянув на озеро, начал спускаться вниз по другому склону гряды.
Весь следующий день он шел по охотничьей тропе. Шел быстро, не останавливаясь для отдыха, даже ягоды рвал на ходу. Однако ночь снова застала его в самой чащобе. Падь была, видно, много дальше. Пришлось второй раз ложиться спать на пустой желудок и снова дрожать от ночной сырости.
На следующий день погода испортилась. Утро было холодным, хмурым. Крепкий ветер подул со стороны сопки, серые космы облаков, казалось, накрыли тайгу, цепляясь за верхушки деревьев. Максимка спрыгнул с настила на дереве, где провел ночь, и тут же ухватился за ствол - закружилась голова, на правую ногу трудно было ступать. Пришлось выломить сук и идти, опираясь на палку.
А на третий день он совсем выбился из сил. И когда понял, что не может дальше сделать ни шагу, услышал далекий стрекот. Сначала Максимка принял его за шум приближающегося ливня. Но звук нарастал стремительно, становясь все ближе и ближе. Огромная зеленая стрекоза зависла над головой. Вертолет! Скорей, скорей! Максимка судорожно шарил по карманам. Вот спички в резиновом мешочке. Вот сухой лист бумаги и носовой платок. Скорее, скорее! Не беда, что сырая хвоя не дает пламени, побольше бы дыму! Он изо всех сил дул на нехотя разгоравшийся костер. Плотный столб дыма поднялся к небу. Вертолет начал снижаться. Максимка встал на колени, замахал руками. Колеса вертолета коснулись верхушек деревьев, гибкая лесенка упала в двух шагах от Максимки. Он метнулся к ней, ухватился за скользкую перекладину. Сорвался. Схватился снова, просунул ногу в петлю, прижался всем телом к вибрирующим тросам. Сверху из кабины показалось лицо пилота. Он что-то кричал и махал рукой, видимо, призывая Максимку лезть вверх. Но Максимка знал, что разжимать ладоней ему нельзя.
Лестница ползла вверх, пока Максимка мешком не свалился на пол кабины. Над ним склонилось веселое, совсем еще молодое лицо пилота:
- Везучий ты, парень. Мы ведь на профилактику погнали машину, недели на две, не меньше. А тут эта радиограмма. Пришлось сделать крюк. Так что каких-нибудь три-четыре часа, и поминай как звали! Никто бы к тебе не прилетел. А ты, похоже, и в самом деле чуть не дал дуба.
- Нога... - ответил Максимка. - Совсем нельзя ступить. И потом... поесть бы чего.
- Давно не ел?
- Третьи сутки пошли.
- Подходяще! Откуда же ты столько времени топаешь?
- С Лысой гривы.
- Эге! Тут можно нагулять аппетит. На вот пока. - Летчик подал Максимке кусочек шоколада. - Больше ничего с собой нет. Ну да ничего! Через полчасика будем на базе.
- Какой базе?
- Как какой? На вашей, в Отрадном. Представляю, что там творится! Шуточное ли дело, человек чуть не погиб. Антонина таким голосом радировала...
- Какая Антонина?
- Антонина - радистка ваша! Немедленно, говорит, следуйте в квадрат семьдесят три. Да, послушай, у тебя рация, что ли, была?
- Нет.
- Как же ты сообщил им свои координаты?
- А я... ничего не сообщал.
- Как не сообщал? Откуда же им было знать? Вот, смотри. - Он показал радиограмму. - В пяти километрах от вершины, азимут восемьдесят шесть...
- Ничего я не сообщал, - повторил Максимка, и вдруг страшная мысль обожгла его. - Так это... Так это о ком-то другом вам радировали. Давайте скорее обратно!
- Ну дела! Слышишь, Алексей, - обратился пилот ко второму летчику, сидящему за штурвалом.
- Черт знает что! - выругался тот, не оборачиваясь. - Свяжись-ка с Антониной, пусть уточнит, что и как.
Григорий поправил шлем, покрутил ручку настройки.
- Антонина! Что там у вас случилось в квадрате семьдесят три, кто терпит бедствие? Как никто? Постой, постой, ты же только что радировала... Ну не ты, кто-то там у вас. Никто не подходил к аппарату? Ну как же... Ничего не понимаю! Значит, у вас все в порядке? Слышишь, Алексей?
- А, вечно у них так, сам черт не разберет. Идем на базу, там видно будет.
5
На следующее лето Максимка устроился рабочим в геологическую партию. Рыл шурфы, отбирал образцы, мыл шлиховые пробы. Многое узнал, многому научился. А главное - познакомился с интересными людьми, среди которых самым интересным был уже ему известный Петр Андреевич Крайнов.
Старший геолог Отрадненской партии был человеком, что называется, в возрасте. За двадцать лет, отданных разведке сибирских алмазов, он исходил и изъездил столько дорог, что, если сложить их вместе, они могли несколько раз опоясать земной шар. Ему было что рассказать Максимке. Жизнь геолога бывает богаче приключениями, чем иной приключенческий роман. Но самым замечательным было то, что он раскрыл перед Максимкой совершенно неведомый ему мир - удивительный мир камня. Максимка, который прежде думал, что в тех местах, где он родился и вырос, нет ничего другого, кроме непроходимых лесов, болот и диких зверей, теперь понял, что под его ногами скрыты настоящие клады, понял, что поиски этих кладов можно сделать целью всей жизни. Ни о чем другом ему теперь не хотелось и мечтать. К концу сезона он решил бросить школу и навсегда остаться в геологической партии. Но Крайнов остановил его и убедил, что если он действительно хочет стать настоящим геологом, то должен обязательно кончить десятилетку, а потом поступить в геологический институт.
Максимка в школе остался, но теперь не мог дождаться выходного. Наступало воскресенье, и Максимка брал геологический молоток, лопату, лоток для промывки шлихов и спускался в долину Студеной на "собственную разведку", овладевал навыками геолога.
Так пролетели сентябрь, первая половина октября. Стало холодно, пошли дожди. Пора было закрывать полевой сезон. И сегодня Максимка решил в последний раз покопаться на Студеной. Но погода закапризничала с самого утра. Сначала пошел дождь. Потом посыпал снег. Снизу от оврага задул порывистый ветер.
Максимка с досадой бросил лопату. Снег быстро покрывал только что сделанную расчистку, припудрил лоток с пробой. Видно, придется кончать. Он подул на застывшие руки и, взяв лоток, спустился к речке. Вода жадно слизнула заснеженный верх пробы, подхватила тонкую муть. Привычным движением Максимка начал смывать легкие песчинки. Больше, больше... Вот уже темная каемка шлиха обозначилась в лотке. Вдруг что-то блеснуло. Неужели алмаз?
Максимка запустил руку в лоток. Большой, с двухкопеечную монету кристалл, совершенно чистый и прозрачный, лежал у него на ладони, отсвечивая чуть приметной голубизной. Максимка выхватил из кармана обломок корунда, который всегда теперь носил с собой, и царапнул по кристаллу. Твердое острие скользнуло по камню, как грифель по стеклу. Алмаз! Максимка стиснул его в кулаке и, забыв о брошенных инструментах, припустил со всех ног в Отрадное.
Старший геолог был в конторе один. Он сидел над картой фактического материала, просматривая пикетажки начальников отрядов. Максимка без стука влетел к нему в комнату:
- Петр Андреевич, алмаз!
Крайнов отодвинул бумаги, взялся за пачку с папиросами:
- В шлихе?
- Вот, смотрите! - Максимка разжал кулак.
- Это?! - Крайнов вскочил со стула, выронив нераскуренную папиросу, и бережно взял сверкающий кристалл. Казалось, он священнодействует - даже твердость камешка он проверял как-то по-особенному, чутко прислушиваясь к звуку, который издавал минерал.
- Ну что, алмаз? Алмаз, да? - нетерпеливо спрашивал Максимка, стараясь заглянуть через плечо геолога. Но тот долго ничего не отвечал. Наконец поднял голову:
- Где ты взял его?
- Там, на Студеной... Алмаз? Верно, Петр Андреевич?
- Алмаз-то алмаз, только... - Геолог снова склонился над камнем.
- Что только?
- Да огранка вот... Не бывает такой огранки у естественных алмазов.
- Но я же его только что отмыл. Прямо из обрыва.
- Прямо из обрыва, говоришь. На какой высоте от воды?
- Метров десять-двенадцать.
- Та-ак... Значит, опять в астийских слоях.
- Да, там же примерно, где я выкопал шестерню. Ну что шестерня! Правильно тогда смеялись надо мной. А тут алмаз!
- Алмаз! Не просто алмаз, а бриллиант - алмаз, обработанный рукой человека.
- Как человека? Ведь вы сами говорили, что в то время не только людей...
Крайнов как-то странно усмехнулся:
- Все говорят, что так, но... - Он достал лупу и снова склонился над камнем. Максимка следил за каждым его движением. Он услышал, как геолог пробормотал:
- Ничего не понимаю...
- А что? Что вы там видите, Петр Андреевич?
- Что-что! Или я брежу, или... Вот взгляни.
Максим взял лупу и направил ее на то место, куда указал Крайнов:
- Картинка какая-то...
- Картинка! Это гемма. Понимаешь, гемма! В астийских-то слоях! А главное, что здесь изображено!
Максимка снова взглянул через лупу:
- Похоже, цветок...
- Нет! Ниже, ниже. На большой грани.
- А здесь человек и вроде... обезьяна. Да, человек протягивает руку обезьяне. И внизу какие-то значки...
- Вот именно. Или буквы, или математические символы. Словом, то, что мог сделать лишь вполне цивилизованный человек.
- Значит, и эта вещь когда-то провалилась в трещину?
- Какой черт в трещину! Алмаз в сотню карат! Кто выпустит из рук такое сокровище? Тут что-то совсем другое. Камень надо сейчас же отправить специалистам. Нет, постой! - Геолог забарабанил пальцами по столу. Отправил я однажды кое-что, до сих пор не могу простить себе... Что же нам с ним делать?.. Сначала, конечно, сфотографируем. Вот так. - Он поместил кристалл на черный лист бумаги и полез в шкаф за фотоаппаратом. Максим отошел в сторону.
Вдруг камень засветился. Все ярче, ярче... Максим дернул геолога за рукав.
- Петр Андреевич, он... Ой, Петр Андреич!!! - Больше Максим не успел ничего ни сказать, ни сделать. Кристалл вспыхнул ярким пламенем и... исчез.
Геолог бросился было к столу, но тут же без сил опустился на стул.
- Что с вами, Петр Андреич?
- Ничего со мной не случилось. Камень! Где камень?!
- Значит, это вовсе не алмаз?
- Алмаз! Алмаз чистейшей воды! Только алмаз и мог сгореть так вот, без остатка. Но почему? Почему? Восемьсот градусов надо, чтобы алмаз начал гореть. А тут...
- Петр Андреич, пойдемте завтра снова туда. Снег перестал. А там, наверное, этих камней...
- А, глупости! Такие находки не повторяются.
- Найдем, Петр Андреич, обязательно найдем. Если такой геолог, как вы...
Крайнов усмехнулся:
- Такой геолог... Пойми, дружок, это ювелирное изделие, а не геологический объект. И, стало быть, не геологи, а археологи должны теперь заняться Вормалеем. Описать этот случай и опубликовать? Нет, хватит с меня. Отписался! Да и какие у нас доказательства?
- Как какие? А алмаз?
- Алмаз! Где он, алмаз? Кто поверит, что мы видели его? Я сам себе не поверил бы, если б не это пятно. - Он указал на след, оставшийся на столе. - Бриллиантовая гемма из астийских слоев... Мистика! Наваждение! Бред сумасшедшего! Каждый здравомыслящий человек назовет нас просто шарлатанами. И правильно сделает.
Максим посмотрел прямо ему в глаза.
- Что же, значит, все так и бросить? Никому ничего не говорить?
Крайнов поднялся с места и долго ходил по комнате, покусывая тонкие губы. Наконец подошел к Максиму, бережно взял его за вихры.